Текст книги "Танцевальная арена (СИ)"
Автор книги: Гексаниэль
Жанры:
Современные любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Тем легче им было понять друг друга. И тем важнее – оправдывать доверие.
Комментарий к Глава 16. Одной крови.
*В СК левостороннее движение.
**Я слушаю (гаэл.)
____________
Ирина с самого начала использовала в театре свою официальную кличку, ибо не считает нужным париться.
========== Глава 17. Протез. ==========
Джаспер Уитлок, в прошлом бандит, а ныне – честный страж порядка, с неприкрытой злобой уставился на посетительницу, эффектную блондинку неопределенного возраста. Лицо ее благодаря неустанному уходу и умелым рукам хирургов осталось таким же юным и нежным, как семнадцать лет назад, когда она сидела перед ним, связанным, и задавала вопросы, ответы на которые очень хотел знать ее босс. Так же, как в воспоминаниях, она предпочитала всем другим нарядам винтажные платья с длинными пышными юбками и корсетами, а всем другим запахам – аромат горькой полыни. Вот только руки и шея едва заметно постарели вопреки всем ухищрениям, убеждая, что это не сон и не воспоминание.
– Я по делу, – невозмутимо начала женщина, поигрывая складным ножом. – Мне тут стало известно, что у вас прибавилось работы…
– Какого черта, Лана? – зашипел Уитлок, ненавидяще глядя на нее. – Ты забыла, что мы не под вами ходим?
Он бы давным-давно засадил эту тварь, если бы было за что. К несчастью, Лана, во-первых, не принадлежала к его сектору, во-вторых, была далеко не мелкой воровкой… а в-третьих, увы, не было никаких доказательств, что она причастна к жестоким истязаниям, после которых люди порой сходили с ума. Ни одна экспертиза не нашла бы крови жертв на ее любимом ноже, отпечатков ее омерзительно длинных пальцев на одежде или коже потерпевших. Она ведь к этим людям, в конце концов, даже не приближалась ближе, чем на три метра… Всего лишь проецировала на своих жертв порезы, которые сама себе наносила. Всего лишь неглубокие порезы, никаких серьезных повреждений… и настоящая, не фантомная, боль, и ощущение собственной теплой крови, стекающей по лицу и рукам, и страх, и непонимание, как, черт возьми, она это делает?!.. А хрупкая фарфоровая куколка сидела, закинув ногу на ногу, и улыбалась, словно не чувствуя боли. Ждала.
И хотелось, намотав на кулак белые шелковые волосы, разбить ее идеальное личико о бетонный пол, сломать эту поразительную красоту – тем более поразительную, что Лана Сильвер ослепляла своим изяществом, оставаясь уродом почти шести футов ростом,* с искривленной спиной и по-мужски длинными ступнями. И еще сильнее хотелось убить ее – за то, что при одном взгляде на ее безобразие кровь приливала к паху…
Блондинка нетерпеливо щелкнула пальцами, выдергивая Джаспера из тяжелых воспоминаний.
– Я помню, под кем ты ходишь, – светлые глаза за стеклами очков холодно поблескивали. – Но к вам в участок попало наше внутреннее дело; чьи-либо телодвижения вокруг нам совершенно не нужны.
– Да пошла ты…
– Не заставляй меня применять силу, – паучьи пальцы сжались на инкрустированной золотом рукояти ножа, привычным жестом раскрыли. “Самое длинное лезвие”, – услужливо подсказала память… Женщина задумчиво провела острием по ладони, легко, без нажима, и Уитлок поморщился от прикосновения холодной стали. – Кроме того, ты мне должен. Не напомнишь, с чьей легкой руки в медицинской карте твоей подружки написали “практически здорова”, тем самым перечеркнув все надежды Эли? Впрочем, я слышала, Аро Вольтури тоже не прочь набрать команду мастеров…
Дикая ярость затопила сознание мужчины, руки сами собой сжались в кулаки. С каким удовольствием он свернул бы ее длинную тонкую шею! Но, черт возьми, их разделял стол и метр пустого пространства сверх того, – а Драконесса, к тому же, отличалась проворством, которого немногие ждали от мешка костей. Годами тренировалась, гадина…
– Я не собираюсь трогать твою Элис, успокойся. Ее настоящий диагноз умрет вместе со мной. Просто верни мне долг, и я отстану.
Соблазнительно, черт возьми. Лана, конечно, сука, но – Уитлок даже не сомневался – слово свое сдержит. Под пытками не выдаст его девчонку – слишком дорожит своей репутацией надежного человека… И не стала бы такая, как она, просто так напоминать о возвращении долгов, стало быть, дело серьезное. Не стоит ее обижать.
– Какое, говоришь, дело?
Да он и сам догадывался. Дело, за которое убили Маккарти. Славный был парень, стоил сотни тварей вроде Драконессы. И вот она, как ее только земля носит, стоит здесь, сияя красотой и свежестью, а Эмметт лежит в морге. Внезапная сердечная смерть – бывает у спортсменов, а он как раз мастер спорта по боксу.
Ему было всего тридцать два. Его огромное чистое сердце никогда его не беспокоило, никогда не пропускало удары – может, разве что, во время свиданий. Он мечтал, как вырвет свою Розали из лап деспота-мужа, который бьет ее и видит в ней лишь предмет роскоши, а не человека. Он хотел сделать себе имя и состояние – и потому брался за любые дела и работал качественно, на совесть… За это его и убили. В тот же вечер, когда он получил свое последнее дело.
Уитлок ни секунды не сомневался, что сердце Маккарти остановили силой – эти ребята могут такое, что не каждому наркоману в глюках привидится.
– Белла Свон. Заявление о пропаже сожителя и все связанное. Твоя задача – сделать так, чтобы это дело как можно скорее повисло.
– Как мне объяснять свою низкую активность?
– Ты уже не мальчик, – равнодушно повела плечом блондинка. Из-за сколиоза правое плечо у нее было почти на дюйм выше левого, и этот жест разрыв только увеличивал. – Если умеешь стрелять людям в голову, значит, и врать научился. В конце концов, отговорка “у меня тысяча своих дел” еще работает.
Сделка была заключена, и Лана сдержала свое обещание – закрыла дверь с той стороны.
К спинке стула прилип длинный платиновый волос; Джаспер брезгливо, как мерзкого червя, снял его двумя пальцами и поднес зажигалку. Настежь открыл окно, изгоняя запах горьких трав. Жаль, нельзя так же избавиться от ночных кошмаров…
Из полицейского участка Лана Сильвер отправилась в больницу – проведать прикованного к постели друга. Они с мужем приезжали сюда примерно раз в месяц – не стоит забывать боевого товарища, пусть даже сам он вряд ли отличает их лица от десятков других лиц вокруг. Возможно, легче было бы просто перечислять деньги на счет больницы и не утруждать себя поездками. Но так было бы не по-человечески.
И – хоть Драконесса никогда не призналась бы себе в этом – она любила это место. Как тело подмастерья за годы жестоких тренировок стало почти нечувствительным к боли, так за годы работы окаменела ее душа. Здесь же, глядя в выцветшие глаза, которые несколько лет назад сияли жизнью, она снова чувствовала боль, пробивающую ледяной панцирь. Ждала ее и принимала почти с радостью.
Эли, должно быть, был бы счастлив превратить своих подчиненных в безвольных кукол, во всем покорных его воле. Но не мог позволить себе такой роскоши: в таком случае он остался бы без работы. Как можно сломить чужую волю, не имея собственной?.. Перед глазами у старика живым примером стояла Лана, проявившая себя как псионик – притом мощнейший – лишь после того, как вышла замуж и свела к минимуму контакты с деспотичным отцом. Нет, Каракурт не повторял своих ошибок.
Кроме того, ему было мало иметь просто псиоников: он хотел набрать команду магов. Заставлял их читать с утра до ночи, расширяя кругозор, поощрял занятия боевыми искусствами, способные гармонично усилить дух и тело… Да, скелет котерии, ее старую гвардию, составляли именно маги. Умные, исключительно образованные люди, знающие себе цену, умеющие отбросить мораль, если нужно.
Таких тяжело держать за горло, заставляя подчиняться, но… оставаясь людьми, они тянулись друг к другу, по-человечески желая душевного тепла; котерию всегда пронизывали тонкие нити любви, дружбы и верности. Grá, Dilseacht, agus Cairdeas, как на старинных кольцах.* Цепляли, конечно, не всех, и не каждого с каждым связывали – кто-то с кем-то не сблизился за годы работы, некоторых, ушедших почти сразу, не успели узнать как следует… но большинство увязло в невидимых глазу сетях. Эли не препятствовал. Просто порой накручивал эту паутину на кулак и резко дергал – так, что нити натягивались и лопались, вырывая из сердца куски кровавого мяса. Убить на задании могут каждого, от несчастных случаев никто не застрахован – с этим можно было примириться. Свыклись же Ирина и Таня с потерей любимой сестры… А мерзкий паук это делал еще и для демонстрации своей власти. В качестве наказания непокорным. Или просто – чужой потехи ради.
Как с Хави.
Сидя у его постели, Лана привычно вглядывалась в когда-то красивое, теперь лишенное мысли обмякшее лицо; паучьи пальцы рассеянно поглаживали безвольную руку. Она ни на что не надеялась: Лэнс не видел шансов на улучшение, ни раньше, ни сейчас. А он мастер.
Ее муж и старший сын – мастера. В любой момент их могут послать на смерть, стравить, как пауков в банке, чтобы вызвать улыбку на застывшем лице Маркуса Вольтури…
Свою ненависть к боссу и его покровителям Лана уже не ощущала. Просто жила с ней, как живут с протезами клапанов сердца, помня о перенесенной операции, но как будто не чувствуя в себе инородного тела.
Если за таким клапаном правильно ухаживать, легко избежать грозных осложнений.
Так же и Драконесса не давала себе расслабиться, сознательно создавая ледяную стену. Она не питала иллюзий на свой счет – и когда-то добровольно легла на операционный стол, чтобы раз и навсегда лишить себя возможности стать матерью. Нечего поддаваться соблазнам, не стоит дарить жизнь, чтобы потом ее искалечить. Меньше уродов закоптит небо. Меньше грехов будет на совести. И меньше ниточек в кулаке Эли.
Хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах, с горечью думала женщина. Появились же изголодавшиеся по любви больные дети, с благодарностью принимавшие то немногое, что Лэнс и Лана, сами никогда никем не любимые, могли им дать. Впрочем, в пересчете на материальный эквивалент… лечение, крыша над головой, возможность есть досыта и вести более или менее приличную жизнь – это, действительно, не так уж мало.
Тогда она еще могла себе лгать. Или, хм, добросовестно заблуждаться.
Когда Джеймс, еще не умея толком говорить, с какого-то лысого дьявола именно ей пытался рассказать о своей любви к подруге по несчастью – нашел, кому исповедаться, – а заодно и о том, что он думает по поводу окружающего мира, Драконесса подолгу слушала эти ужасающие своей безграмотностью монологи, не выказывая усталости или недовольства. Хотя уставала на самом деле чертовски… но, в конце концов, это ее работа – слушать и вычленять нужную информацию. Кроме того, общаться с умственно отсталыми ей ранее не приходилось, и чисто профессиональный интерес в данном случае был вполне оправдан.
Когда Виктория, напуганная первым залетом до полусмерти, – милосердие Сильверов не безгранично, а ну как не захотят кормить еще один рот? – умоляла не отправлять ее на аборт, Лана еще полагала, что ее это не касается. И разрешение оставить ребенка – не для дурочки малолетней, а для себя: без того руки в крови не то что по локоть – по плечи, не хватало только детоубийства. Мысль о том, что ей просто жаль хрупкую рыжую девчонку, была загнана в угол сознания поганой метлой.
А на створках клапана между тем росли тромбы, чтобы оторваться в самый неподходящий момент.
Первое же задание едва не стало для Лорана последним – среди альтернативно одаренных такое бывает. Можно, не рассчитав силы, истратить слишком много. Обычно на вскрытии в таких случаях выявляют нарушения мозгового кровообращения. За двадцать лет Лана до тошноты насмотрелась на эти инсульты; она, врач-реаниматолог высшей категории, мастер телесной проекции, знала, как одинаково бесполезны бывают дефибриллятор и сверхразум. И всю ночь просидела у постели сына, соединив две дефектные системы кровообращения в одну – почти идеальную. Темнело в глазах от напряжения и ненависти.
Отрыв тромбов. Тромбоэмболии. Инсульт.
Ближе к рассвету, почти теряя сознание, она впервые пожелала Эли гореть в аду.
Комментарий к Глава 17. Протез.
*5 футов 11 дюймов, то есть 180 см. Для своей болезни Лана еще сравнительно невысокого роста.
**”Любовь, верность и дружба”(гаэл.)
========== Глава 18. Шестой день. ==========
Известие о гибели офицера Маккарти настигло Розали Кинг около полудня, когда она, не до конца проснувшись, нежилась в постели. Позвонил Уитлок, сослуживец Эмметта.
Внезапная сердечная смерть… но он же… был совсем здоров!
Господи, как же это… зачем, за что? Почему он?
Молодая женщина была в таком шоке, что даже плакать не могла. Впрочем, это даже к лучшему – в доме мужа за каждым ее шагом следили видеокамеры и желающая прибавку к жалованию прислуга.
Розали встала и направилась в душ. Проигнорировала принесенный завтрак – просто не заметила, что в комнату зашла домработница с подносом, что-то там оставила… Начала одеваться, хватая первые подвернувшиеся под руку вещи, даже не замечая, что с плохо высушенных волос на одежду капает вода. Затем уселась на диван, положила на колени какой-то журнал – читать не хотелось, но машина, отвозящая ее на работу, еще не подъехала, а просто сидеть и пялиться на часы нельзя – выглядит слишком странно.
Она была бы рада приходить на работу одновременно с Денали или даже раньше – только бы скорее убежать из дома. Но нельзя – Ройс четко установил, в какое время она должна появляться в театре, во сколько – возвращаться домой.
Розали завидовала Лорен, одинокой и свободной, как птица в полете. Завидовала Ирине с ее служебным романом – это классно, черт побери, когда можно жить и работать вместе и при этом не чувствовать себя солдатом на гауптвахте. Сама Роуз, если бы ей пришлось еще и на рабочем месте видеть лакированную физиономию благоверного, наверное, давно бы повесилась. Она и в театр-то пошла, чтобы его не видеть.
Мать, наверное, в гробу переворачивается, глядя, как любимая дочурка не кофе приносит своему мужу и боссу в одном лице, чтобы подкрепить его силы перед важным совещанием, а портит руки ядовитым гримом.
А, плевать. Главное, Ройс не был связан с театром и не мог ограничивать ее перемещения в рабочее время. Попытался, конечно, приставить к ней охранника, но тут взбунтовался едва ли не весь персонал, от едва закончившей школу Ирины и уборщицы Кармен до завлита. Мол, не нужны нам здесь лишние люди, и не пойти ли вам с такими предложениями сами знаете куда. Как впоследствии поняла Роуз, за театром стоял некто настолько могущественный, что театральные могли делать что угодно и лепить правду-матку, невзирая на лица и состояние банковских счетов.
Кинг понял это сразу. Потому и промолчал, когда ему было сказано, что театр согласен принять на работу его жену, но без дополнений в виде охраны. Пару раз лично заявился в гримерную, но встретил жесткий отпор со стороны ее обитательниц и более не появлялся.
Впрочем, если бы появлялся… или все-таки нанял охранника, она бы не потеряла голову от обретенной свободы… не встретила Эмметта и не влюбилась. Сейчас бы не горевала.
Наконец, мучительное ожидание кончилось. Она не помнила дороги, не помнила, как вышла из салона дорогой машины у служебного входа. Не помнила, как оказалась в гримерной.
На диване ворковали о чем-то Денали и Ревин… вот что за несправедливость, подумала Розали, глядя на негра. Почему ты, чертов сердечник, живешь и живешь, а мой Эмметт, здоровый как бык, умер? Разве это правильно?
– На тебе лица нет. Что случилось?
– Эмметт умер…
Парочка замерла, осознавая. Из глаз Розали хлынули слезы.
– Внезапная сердечная смерть… Т-твоими молитвами, да, Гарпия? – очень тихо спросила миссис Кинг. – Ты всех копов ненавидела… всегда, еще до Кейт… его тоже, да? За компанию? Тебя аж… перекашивало, когда он приходил… я видела…
– Осторожнее с такими обвинениями, Розали, – предупредил Лоран, шагнув к ней.
– А ты вообще заткнись! Ты должен был умереть, а не Эмметт! Весь театр знает, что ты болен, весь! Сдохни уже наконец, освободи землю! Почему он? Почему не ты?!!
– Хватит, – отнюдь не немощная рука схватила ее за волосы, резко дернула, заставляя запрокинуть голову. – Я не бью женщин, но лучше не нарывайся.
Было больно затылку и шее, тяжело дышать. И получить в здоровый глаз очень не хотелось.
– Мне… извиниться, да?
– Было бы неплохо. Посмотри мне в глаза и скажи, что берешь свои слова обратно, – хватка слегка ослабла, позволяя выпрямить шею и нормально вдохнуть. Женщина подняла взгляд.
И как будто из мира исчезло все, кроме завораживающе красивых темных глаз, кроме взгляда, проникающего прямо в душу…
Утром следующего дня Розали Кинг нашли сидящей верхом на изрубленной плоти, в которой немногие могли бы признать ее красавца-мужа. Она не сопротивлялась полиции, позволив забрать огромный нож для разделки мяса; спокойно дала вывести себя из квартиры и увезти в участок. Лицо ее, покрытое кровавыми брызгами и зеленеющими кровоподтеками, лишенное какой бы то ни было мысли, походило на физиономию зомби из фильмов ужасов. Впоследствии экспертиза насчитала на трупе Ройса Кинга более пятидесяти ножевых ранений.
*
Вчера мы с Эдвардом ездили к его адвокату – вдруг да получится оспорить контракт… Честно, не знаю, что нам это даст, пока мой Дориан у Мейсена в лапах – я первая откажусь от своих показаний, если что, – но делать хоть что-то сейчас лучше, чем сидеть и ждать у моря погоды.
Адвокат нас разочаровал – к документу придраться невозможно, составлял его ас юриспруденции. Просто-таки шедевр, а не документ. А хотя чему я удивляюсь – денег у господина Мейсена столько, что он может купить кого угодно…
Не знаю, можно ли еще что-то сделать. Частный детектив молчит, точно воды в рот набрал; надеюсь на Эмметта – он так внимательно слушал, так дотошно вникал во все обстоятельства, – но понимаю, что я у него не одна. И все мы, потерпевшие, ждем от него помощи, и надеемся, что она все-таки придет вовремя. А офицер Маккарти – один.
Надеюсь, он хоть что-то смог узнать… Пожалуйста, пусть он позвонит сегодня! Ведь срок, милостиво отпущенный мне на раздумья, истекает завтра в полдень.
Сижу у телефона, напоминая самой себе Рене – она так же ждет отца с дежурств.
Звонок. Наконец-то!
– Мисс Свон? – в трубке незнакомый мужской голос.
– Да, это я…
– Мое имя Джаспер Уитлок, я из полиции. Эмметт Маккарти мертв, и ваше дело передали мне.
Мертв… нет… не может быть…
Он же должен был жить! Должен был мне помочь…
А может, его потому и убили, что он что-то узнал?
Может, мне и звонит сейчас не полицейский, а бандит, убивший Маккарти? А почему нет? Стоит над трупом и глумится, разговаривает со мной…
– Почему я должна вам верить?
– Не должны, – соглашается Уитлок. – Но вы можете встретиться со мной в полицейском участке; на всякий случай припомните еще раз обстоятельства похищения мистера Грея.
– Разве мистер Маккарти не записывал мои показания?
– Записывал, но я предпочту услышать все еще раз из первых рук. К тому же, – он вздыхает, – у Маккарти ужасный почерк… был.
И такая искренняя боль звучит в его голосе.
– Конечно, мистер Уитлок. Я буду у вас через полчаса…
Снова вздох:
– Мисс, у меня свидетели по другому делу. И, если вчера вы не были на работе, вы мне здесь не нужны.
– Н-нет, не была… – волосы липнут к взмокшей шее. – Что-то случилось?
– Случилось, – следователь невесело хмыкает. – Розали Кинг зарезала своего мужа.
О Господи…
Конечно, я иду в участок. Сразу после звонка собираюсь и вылетаю из дома. Розали… поверить не могу… то есть, мы друг друга почти не знаем, но… боже мой, как же так? Неужели она мстила за любимого? Подумала, что муж все узнал и расправился с соперником, вот и…
Следователя Джаспера Уитлока нахожу без труда – он допрашивает одну из свидетельниц. Тембр Ирины просто невозможно спутать с чьим-то другим, как и легкость, с которой ее голос проникает через закрытые фанерные двери и тонкие стены.
– …да боже мой, я более чем уверена, что это была самозащита, сэр! Вы видели эту гематому на пол-лица? Это же не в первый раз! За шесть лет, что я работаю в театре, постоянно видела Розали в синяках, а иногда даже с резаными ранами. Спросите у кого угодно, да хоть у нашей медсестры. Мисс Мэллори тоже подтвердит.
Лорен Мэллори сидит здесь же, кстати. Глубокий вырез ее перламутрово-розовой блузки красиво оттеняет молочно-белую кожу и подчеркивает пышность груди. В ушах розовые жемчужины, на губах перламутровый блеск. Ослепительно. Лорен двадцать восемь, она самая старшая среди красавиц-гримеров и – единственная – живет одна. Наверняка рассчитывает познакомиться с симпатичным полицейским… У нее война войной, а обед по расписанию. Не имею права осуждать, но неприятно находиться с ней рядом.
– …нет, мы не дружили. Я ей не нравилась, она мне не нравилась…
– …ну какая вам разница, почему! Мелкие дрязги, ничего серьезного.
– …да все будут на ее стороне. Потому что такую падаль, как Ройс Кинг, следовало убить еще до рождения через отгрызание его отцу всего, что болтается ниже пояса!
От такой изысканной конструкции я подавилась воздухом. Ирина никогда особо не стеснялась в выражениях, но чтобы настолько… Лорен выразительно приподнимает брови и пожимает плечами.
– …не терплю мужиков, которые бьют женщин, знаете ли.
Гарпия развоевалась не на шутку, и, по-моему, она вполне искренна. Закончив, она вылетает из кабинета, куда немедленно вплывает Мэллори, и усаживается рядом со мной, чтобы перевести дух – растрепанная, красная.
– Тебя тоже вызвали как свидетеля?
– Да нет… теперь Уитлок ведет и мое дело.
Она кивает. Дрожащими пальцами вытаскивает сигареты, нервно мнет в пальцах и все-таки запихивает обратно в сумку.
– Что случилось?
– Мерзавец получил по заслугам, – даже сочувствие изображать не пытается. – Роуз вообще вчера была не в себе из-за гибели Маккарти, наговорила нам всякой дряни… потом вроде пришла в себя, но, знаешь, ее муженек вполне мог сделать или сказать что-то, что послужило детонатором. Вел бы себя тихо – остался бы в живых, а так… Потом пришла в себя, сообразила, в чем дело, была в глубоком шоке. Вот и все, что я знаю.
Мне жаль Розали. До чего надо довести человека, чтобы он схватился за нож… Жаль Эмметта, умершего из-за меня. Даже немного жаль мистера Кинга – он ведь тоже живой человек… был…
Мы молчим. Наконец Лорен вылетает из кабинета – как обычно, очень не в духе – и уходит, грохоча каблуками.
“У кого-то опять облом,” – отмечаю я, заходя в кабинет. И думаю, что зря сюда пришла, на самом деле.
Джаспер Уитлок – блондин с землистым лицом и глазами загнанного зверя. С виду лет пятидесяти с хвостиком… нет, с хвостом. Большим. Хотя, когда он протягивает мне свои документы, обнаруживаю, что ему всего сорок один.
Добросовестно пересказываю все подробности тех злополучных выходных, хотя чувствую, что впустую теряю время. Уитлок не справится до завтра, не потому что он плохой коп – этого я не могу знать – а просто потому что у него нет сил. Наверняка после смерти Маккарти ему передали не только мое дело, а тут еще убийство Ройса Кинга, и как все это чертовски не ко времени…
Прихожу домой измученная и разочарованная. Эмметта Маккарти убили из-за меня. Розали сошла с ума от горя и убила своего мужа – тоже из-за меня, если разбираться. Дориана могут убить из-за меня…
До звонка Эли остается пятнадцать часов.
Я буду танцевать “Ватханарию”. Мой принц уже не увидит меня на сцене… но, по крайней мере, он будет жить.
Не раздеваясь, забираюсь в постель, накрываюсь одеялом с головой и долго плачу. Как же мне страшно…
========== Глава 19. Е2-Е4. ==========
На следующий день давали одноактную “Шехерезаду”. Загримировав танцоров и спровадив их на сцену, Лорен гордо удалилась по своим делам, Ирина же поспешила к костюмерам – ей следовало подготовиться к аудиенции у босса.
– Заходи, – ответили ей на условный стук.
В небольшой комнате, заваленной тканями, увешанной пачками и костюмами, куда обычно не заходили без приглашения, сейчас по-королевски расселась сестра Лорана; огненно-рыжие волосы, перехваченные черным платком, казались еще ярче. Тори никогда не разрешала приходить за амулетами к ней домой, полагая, что в доме, где живут дети, деловые встречи проводить нельзя. Ей было спокойнее самой явиться в условленное место. Женщины сердечно расцеловались; сам Каа, почти незаметный за волнами белой органзы, на секунду отвлекся от шитья, махнул рукой в знак приветствия – мол, вижу, но не до вас. Остальных работников на месте не было; вряд ли на них пришлось затратить много сил, убеждая уйти домой пораньше.
– Лэнс вам ничего не уточнял про… ну, вы поняли? – в хриплом шепоте Гарпии слышалась надежда. Как же она устала… каким облегчением было бы знать, когда окончатся эти мучительные аудиенции… Виктория только пожала плечами – с ней, для ее же блага, никто информацией особо не делился:
– Да то же самое: либо в декабре, либо никогда. Ну, либо… совсем скоро, – она многозначительно подняла глаза к небу.
– Сплюнь, дура, – донесся раздраженный голос из-за рабочего стола. Тори покаянно опустила голову – уж кому-кому, а ей точно не следовало швыряться такими прогнозами… Ибо в дремучем средневековье ее сожгли бы на костре как ведьму – и правильно сделали. Ирина вздохнула:
– Ладно, включай свою гляделку…
Эли не был бы собой, если бы его, основателя и верховного мастера котерии, было так легко провести. Он мог не знать точно, насколько в действительности сильны “дети” Сильвера – ему вполне хватало знать, что сила решает не всегда. Сама Виктория была для него почти бесполезна… она, но не камни, побывавшие в ее руках.
Эли не был бы собой, если бы доверял своим информаторам. Особенно – невестке Лэнса Сильвера, зная, как тот его ненавидит. Он проверял, каждый раз обязательно искал камни, способные ослабить его влияние. Однако, к счастью, поиски проводил выборочно; во всяком случае, до сих пор ничего не нашел. Ибо Эли не был бы собой, если бы не поддался своей страсти к лицедейству, не пытался создать для окружающих видимость, что происходит нечто пусть непростительное, но вполне понятное. Например, обмен любезностями между старым богачом и его любовницей, которая вполне могла бы быть внучкой своему покровителю. Легенда удобная, но не всегда располагающая к полному обыску. К тому же, он весь был сосредоточен на поиске непосредственной опасности – и, когда, видя относительно чистый горизонт, не слишком тревожился, позволял себе чуть расслабиться.
А Ведьма этим пользовалась, шестым чувством угадывая, куда можно спрятать украшение.
Иногда можно было просто вплести нитку бус в прическу или подложить оберег в туфлю. Порой приходилось подшивать изнутри к белью – и тогда Ирина с трудом сдерживалась, чтобы не закричать от боли под пристальным взором босса. Но ни разу не сорвалась.
– Раздевайся, – сочувственно вздохнула рыжая. – Сегодня будет плохо. Совсем.
– Ох, твою ж мать…
Гример покорно расстегнула молнию, почти без труда закинув руки за спину, – хорошо, что у этой тряпочки такой низкий вырез, – спустила платье до бедер. Сегодня предстояло носить под одеждой “пояс верности” – длинную нитку камней как раз в обхват талии.
Как же она устала. Как же надоело терпеть боль от раскаленных камней, врать в лицо боссу и бояться, что уличат во лжи. И стараться, чтобы все выглядело правдоподобно – и слова, и голос… Не работала бы на два фронта, осталась бы верна Эли, – могла бы покорно погружаться в транс и говорить правду, как раньше.
Вот только Ирина сыта была по горло диктатурой старого каракурта. Насмотрелась.
К тому же, как всякой женщине, ей хотелось простого семейного счастья – жить с любимым мужчиной, не боясь за его жизнь и рассудок, родить ему ребенка… преклоняясь перед Ланой, когда-то лишившей себя возможности к деторождению, чтобы не плодить уродов, она вдвойне восхищалась Викторией, не испугавшейся подарить жизнь уже двоим. Первый раз, допустим, был по дури, но второй-то… Конечно, дочь самих Сильверов могла до поры до времени чувствовать себя в безопасности. И все же – позволить Эли спрятать в рукав такой козырь, как жизнь малыша? Гарпия бы скорее застрелилась.
– Ты, главное, ври уверенно, – привычно наставляла Ведьма, помогая ей застегнуться. Ирина в ответ недовольно фыркнула. – Не обижайся, я же шучу. Хорошо, что ты теперь с нами.
Кому хорошо, а кому…
– Как твоя мелкая? – немного неуклюже сменила тему Денали. Рыжая грустно улыбнулась:
– Хорошо… Сняли ей повязки, теперь балдеет, что ручки свободны, хватается за все подряд. Да крепко так, попробуй отцепи… И шрамы незаметны совсем, так что, может, обойдется.
– Ну да, на маленьких все быстро заживает.
В так называемом специализированном интернате лишние пальцы самой Виктории никого не волновали, там и детей с более тяжелыми патологиями лечили через пень-колоду. Лана, правда, предложила оплатить операцию – она сама ложилась под нож черт знает сколько раз, – но к семнадцати годам девочка вполне научилась владеть своими руками, включая дополнительные пальцы, и их отсутствие означало бы необходимость осваивать многие навыки заново, да и хирургическое вмешательство на уже сформировавшихся кистях было бы куда сложнее, чем в раннем детстве.
К тому же, осознание своего уродства ей обычно не мешало – круг общения Тори ограничивался котерией, где, кроме Дрейка и сестер Денали, здоровых не было, да и эти ребята всякого навидались и ко всему привыкли. Но вот детям своим она не хотела оставлять лишние пальцы. Точнее, нет, не так – она была, в общем, не против; на операции настаивал Джеймс. Знал, что вероятность наследования – пятьдесят процентов, и решил заранее: пусть выглядят нормальными людьми. Даже если окажутся альтернативно одаренными – рано говорить об этом, когда одному четыре, а другой года нет, но статистика неумолима: среди детей с врожденными аномалиями псиоником оказывается каждый пятый, – есть шанс, что уроды вроде Эли ими не заинтересуются, обманувшись отсутствием внешних дефектов. Гипотеза была довольно наивна – существуют на свете умельцы, с первого взгляда распознающие своих, – но попробовать все равно имело смысл.
– Спокойно, девочки, – вдруг поднял голову Лоран. – Эдвард уже наш с потрохами. Вступит в игру как миленький, да еще нам спасибо скажет.
Глаза его сияли. “Девочки” неуверенно улыбнулись в ответ.
Главное – дожить до декабря.
*
Эдвард сидел в пустом зале для репетиций прямо на полу, бессмысленно пялясь на свое отражение в огромном зеркале. Прекрасно. Время вышло, а результат – нулевой. Теперь уже Белла, давясь рыданиями, умоляет ставить проклятую “Невесту дракона”, а точнее – решиться на убийство. На ее убийство. Каллен не привык врать себе; жизнь девушки для него значила куда больше, чем жизнь беспомощного калеки, с которым он даже не знаком, если подумать. Видел однажды, вот и все. Беллу же он успел узнать, успел привыкнуть к ней; более того, она ему нравилась…
