Текст книги "Танцевальная арена (СИ)"
Автор книги: Гексаниэль
Жанры:
Современные любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Чарльз Мейсен, конечно, платил не только людям Эли: он прекрасно знал, что в некоторых случаях куда полезнее обычные боевики. Старому пауку, скорее всего, было наплевать, лично он был незаменим и получал за это деньги, а потому порой легко отдавал на растерзание “соседнему сектору” ребят из своего; кое-кто в команде даже подозревал, что старик из своих же рук подкармливает и ненавистных всем соседей. В лицо их не знали (к счастью для них), но заочно проклинали; было за что.
– Мы у Дрейка. Двигай сюда, расскажешь, – в трубке послышались короткие гудки. – Исчез один парень, – быстро пояснил он, глядя на встревоженных друзей. – Не наш. Живет с девчонкой из театральных, так вот, его подружке позвонили от лица Мейсена насчет того самого балета.
– Ин-те-ресный оборот… Может, Лэнса вызовем? Он очень заинтересовался…
– Он за городом. Доберется аккурат к концу рассказа, – возразила девушка. – Ты все равно домой ночевать поедешь… Дома и доложишь обстановку. А пока я за портвейном. Как раз успею, – подхватила с дверной ручки бесформенный мешок, служивший ей сумкой, и вышла из разгромленной квартиры. Джеймс пожал плечами и все же решил позвонить отцу: Ирина все-таки профессиональный рассказчик, а он может что-нибудь упустить.
Растянувшись на побитой жизнью софе, Ирина мертвым голосом докладывала обстановку. Сэм сидела на подоконнике, курила в открытое окно и изредка плевала на листья старого каштана, росшего под окном, почти не вслушиваясь в слова. Ей было неинтересно. Мужчины расселись на полу, слушая и раздумывая.
А думалось невесело; все из головы не шло, что эти ребята младше даже Сэм, самого юного мастера котерии, что мальчик еще и калека. Что по-хорошему, за такие дела и четвертовать маловато будет.
К концу рассказа бутылка стараниями Дрейка опустела; сам он, уперев в руки вихрастую русую голову, пытался унять подступившую к горлу ненависть. Не вышло, прорвалась в слова и голос:
– Сволочи, уже и детей не щадят…
– А что, когда-то было иначе? – в ответ раздалось злобное шипение; брошенный в пустоту вопрос задел открытую рану. Последнее порученное Инглэнду задание касалось именно убийства ребенка. – Прости.
– Ничего, сам виноват. Надо было соглашаться.
Лоран горько улыбнулся в ответ:
– Да прям… Ну согласился бы, а потом в омут головой? Тут даже когда со взрослым и знаешь, что покойник слова доброго не стоил, и то, – он запнулся, подбирая слова, – приходит, шипит… руки тянет…
– Ты просто в этом недавно. Потом легче. А вообще неплохо держишься, конечно.
– Спасибо на добром слове, – ответ из-под сложенных рук прозвучал невнятно. Инглэнду скоро тридцать, в котерию пришел из спецназа – кому, как не ему, знать такие вещи… но все равно тошно.
Джеймс склонил голову на плечо костюмера. “Хорошо, что я вызвался в мастера,” – в очередной раз подумал Лоран. Пролив первую кровь, можно и крышей двинуться, особенно если она без того держится на честном слове… Джею бы точно башку снесло, а у него ведь семья, дети…
Все снова упирается в детей. И в семью. Должно же оставаться и в их жизни хоть что-то святое. С другой стороны, тем страшнее это святое потерять. На Дрейка, точнее, на то, что от него осталось, смотреть страшно…
Морган Инглэнд не был замешан в дела котерии; более того, он даже не подозревал о ее существовании – и, конечно, понятия не имел, чем занялся после армии младший брат. Занимался себе наукой, посылая подальше всех, кто к нему с нечистыми предложениями совался – а, несомненно, к обладателю таких мозгов совались многие. Без пяти минут гений. Идеалист и гордец, каких поискать. Был.
За свою гордыню и пострадал в итоге. За свою и чужую совесть… Он бы, пожалуй, такой смертью гордился. Только Дрейку от этого не легче.
Вот уж кто лучше всех здесь понимал ту несчастную балерину, не понаслышке зная, как это – ждать, пытаясь отогнать от себя дурные мысли, вернется ли к тебе родной человек. И если вернется, то… как.
– Говоришь, пока парнишка жив? – нарушил молчание бывший солдат.
– Вроде как да. Я не знаю, лично с ним не говорила.
– Вот именно, – подала голос Призрак с подоконника, отняв сигарету от бескровных губ. – Его уже сто раз могли… того, – она выразительно чиркнула пальцем поперек шеи.
– Зачем им его убивать, если они хотят чего-то добиться от девчонки?
– Ммм… – она выдержала паузу, затянувшись. – Будь я Эли… или Мейсеном… короче, жутко алчным уродом… я бы убила. Девчонка все равно умрет на сцене. Возвращать заложника будет некому. А мне все время до постановки за ним следить. За квартиру платить. Охрану нанимать. Кормить. Ухаживать. Лечить, если заболеет. Смысл?
В этом была своя логика. Годы в лечебнице превратили Сэм в чудовище; может, поэтому ее измышления выглядели так… похоже на возможный ход мыслей Эли.
– Да уж, верить старому пауку – как рассчитывать на твое милосердие, – философски заметил Джеймс. – Но доносить эту мысль до вашей балерины нерационально. Если ее парень действительно мертв, она ему не поможет; если жив – может выкинуть глупость и приблизить его кончину…
– …что нам совершенно не надо, – Лэнс бесшумно прошел в комнату; он давно научился появляться неожиданно, а также, не издав ни звука, открывать любые двери без помощи рук. – Я не слышал вашего разговора целиком, поэтому, пожалуйста, введите меня в курс дела.
Комментарий к Глава 14. Семейные дела.
*В Англии вообще-то не принято взрослым детям жить с родителями, но у Джеймса и Виктории есть причины не съезжать.
**Доброе утро – добрый день.
На самом деле, разговор братьев полностью идет на гаэльском, но, чтобы не захламлять текст большими иноязычными вставками, я перевожу только короткие словосочетания.
_______
***Если всмотреться в текст (и вспомнить предыдущие главы), видно, что, рассказывая боссу о котерии, Ирина солгала три раза.))
========== Глава 15. Гвардейцы кардинала. ==========
Синяя птица принесла на хвосте хорошие новости.
Во-первых, Каллен подсказал девчонке попросить отсрочки, хотя бы на неделю – и Каракурт дал добро, видно, был в хорошем настроении. Похоже, за семь дней хореограф планировал тряхнуть связями; на всякий случай Таня и Лана взяли его на карандаш, чтобы глупостей не наделал.
Во-вторых, все той же синей птице удалось под благовидным предлогом – попросив у мисс Свон денег в долг – утянуть из ее бумажника фотографию объекта, что делало возможной небольшую аферу, которую дружно сочли небесполезной.
Спустя два дня все те же, кроме Лэнса и Ирины, снова собрались в квартире Инглэнда. Джеймс сидел перед расстеленной на столе картой Лондона, запрокинув голову, закрыв глаза, поглаживая пальцами левой руки фотографию очаровательного юноши; в правой, расслабленной, лежал остро заточенный карандаш. Все присутствующие хранили напряженное молчание.
Через некоторое время карандаш пришел в движение – сперва неуверенно, затем все быстрее и четче прорисовывался маршрут. Видит. Нашел.
– Твою мать, Ист-Энд, – выдохнул Лоран.
– Вот этот дом, – карандаш судорожно обводил прямоугольник на карте, – третья парадная, третий этаж, квартира тридцать пять.
Призрак и Каа обменялись жалобными взглядами: тащиться на задворки мироздания и работать до мигрени, тратя свой законный выходной, им не хотелось. Если бы речь шла только о едва знакомой девушке, Сэм пальцем бы не шевельнула, да и Лоран подумал раз тридцать, стоит ли распыляться неведомо на кого… Но Лэнс сказал – надо. А раз он велел, какие разговоры? Самый старший из живых, он не щадил себя, но берег людей, до пены у рта ругался с Эли, когда тот назначал кого-либо, кроме него, на “задание повышенного риска”, – и иногда даже выходил из словесных боев победителем. За это его обожали и слушались беспрекословно.
– Смотрите на это с другой стороны, – непривычно вменяемый Дрейк приобнял своих альтернативно одаренных коллег, – в вашем возрасте ни одна тренировка лишней не окажется. Особенно в поле. К тому же, по воскресеньям меньше пробок, съездим быстро.
Лэнс высказался предельно ясно: никакой самодеятельности, никакого геройства, только убедиться, что мальчишка жив-здоров. Во-первых, сработав грубо, можно было огрести и подставить под удар других членов котерии. Во-вторых, сам Лэнс из каких-то своих соображений не хотел освобождения заложника; из каких – поделиться не пожелал, лишь пообещал объяснить все позднее.
Сейчас особых проблем не ждали. По договоренности, Дрейк и Сэм должны были обезвредить видеонаблюдение, Лоран брал на себя охранников и самого Дориана в случае, если тот не захочет разговаривать по-хорошему.
– Да не захочет. К гадалке не ходи, – комментировала девушка с заднего сиденья. – Сейчас для него все враги. Никому верить нельзя. Я знаю, о чем говорю.
– Ты вон лучше к работе готовься, юное дарование, – костюмер передал ей фотокарточку, изображающую блондина средних лет. – Это личный врач господина Мейсена, сечешь?
– А как же, – она повертела фотографию. – Красивый мужчина… Оденем его в серый деловой костюм. С белой рубашкой. Ему пойдет.
– Галстук нацепим?
– Не, перебор. Он не на прием к королеве собрался, – Лоран кивнул и умолк, прикрыв глаза: готовился к работе.
Машина затормозила около трехэтажного скучного здания, украшенного вывеской продуктового магазина; только вывеска от него и осталась: на дверях красовался амбарный замок, витрины были наглухо заколочены изнутри.
– Вход со двора, я отъеду за пару улиц.
– О’кей, босс, – Дрейк лихо отсалютовал и первым вылез из машины.
Пожилой консьерж не успел обернуться, когда на его голову с силой опустилась ладонь в кожаной перчатке.
– Жить будет? – деловито спросила девушка, усаживаясь перед мониторами.
– Оклемается через пару часов. В его возрасте инсульты не редкость… о! – на одном из мониторов появилась оранжево-черная фигура Лорана. – Запускай врача.
Прищуренные темно-серые глаза впились в экран. Изображение моргнуло на долю секунды. Драные джинсы и яркая куртка сменились строгим костюмом, длинные косы – аккуратной стрижкой.
Изменить свой образ в глазах охранника оказалось непросто – силен был мужик, ничего не скажешь, и сломить его волю было не легче, чем завязать в узел стальную кочергу. “Пропусти меня,” – снова и снова приказывал африканец, глядя прямо в глаза охраннику и стараясь не моргать. – “Отойди от двери. Сделай три шага в сторону. Отойди. Я врач твоего босса, ты знаешь, что я должен прийти. Ты сам меня вызвал. Увидел, что объекту плохо, и позвонил. Поэтому я здесь. Открой мне дверь и отойди.”
Наконец гора мышц сдалась и сдвинулась, открывая путь в заветную квартиру.
Парень лежал на кровати, зарывшись лицом в подушку; услышав шаги, он резко вскинул голову, затравленно глядя на посетителя.
У Лорана сжалось сердце. Таким же взглядом, полным ужаса и бессильной злобы, не так давно встретила его юная пациентка психиатрической клиники, которая сейчас внушала галлюцинации машине…
Впрочем, Сэм сразу его раскусила – и злобно усмехалась: “Не пытайтесь. Со мной ваши штучки не работают”. А лицо этого мальчика разгладилось совсем скоро, оказалось достаточно недолгой работы лица и глаз. Африканец перевел дух и включил видеокамеру.
– Эта Белла должна увидеть своего парня живым и по возможности невредимым; увидит, что ей не наврали, и укрепится в своем желании танцевать. Диктофонная запись лично мне доверия бы не внушила, поэтому сделаешь видео. Сильно не воздействуй, только расположи к себе; постарайся оставить хотя бы какую-то эмоциональную окраску, чтобы выглядело достовернее, – наставлял его отец накануне.
– Почему мы не можем изготовить кассету сами? Сэм уже очень неплохо владеет школой Печати, Вирджиния – тем более…
– Да потому что они этого Дориана в глаза не видели, и его мимику, жесты и интонации будут подбирать с потолка; сто к одному, что промахнутся и смастерят такую “зловещую долину”* – сами не обрадуемся. К тому же, техника Печати слишком узнаваема; сделанные ею пленки – как пальцы без отпечатков… Так что не ленись и сделай запись.
– Как ты себя чувствуешь? – камера бесстрастно записывала почти неслышный мертвый голос:
– Мне очень страшно… И нога болит…
– Почему? Тебя били?
– Да. Ударили по колену, когда только схватили, – голос юноши был все так же тих и невыразителен, но на глаза навернулись слезы. – И еще один раз по лицу, когда попытался позвать на помощь.
– То есть, сейчас ты совсем не можешь ходить, даже с палкой?
– Не знаю… палку отобрали. Приходится ползать, – вот гады, надо ж было додуматься… Лоран сжал зубы, проглатывая ругательства, сознание застилала ледяная тяжелая злоба. Вдох-выдох, расслабить руки, не то можно и камеру сломать…
– Почему отобрали?
– Пытался обороняться.
Вдох-выдох-выдох-выдох.
– Тебе говорили, почему привезли сюда?
– Нет. Со мной вообще никто не разговаривает… Наверное, хотят получить выкуп, – он вздохнул. – Только никто не заплатит. Дед меня ненавидит, а у нас с Беллой больших денег нет…
– Понятно, – “так, парень, давай лучше о приятном, не то я тут сорвусь к чертовой матери”. – Что мне передать Белле от твоего имени?
Бледное лицо калеки озарила слабая улыбка:
– Передайте, что я люблю ее…
Все. Достаточно. Можно выключить камеру, выдохнуть и приступить к самому простому:
– Посмотри на меня внимательно и опиши.
– Вы негр. Длинные волосы, оранжевая куртка…
– Неправильно. Я блондин с голубыми глазами. Волосы коротко подстрижены, зачесаны назад. В сером костюме. Понятно?
– Да…
– Я врач; меня позвали, потому что ты с утра жаловался на плохое самочувствие. Ты действительно болен. Жар удалось сбить, но слабость будет еще неделю. Я оставлю здесь лекарство, – Каа вложил бумажный кулечек с таблетками в ладонь пленника. – Каждый день будешь принимать по одной таблетке утром и вечером. Охране таблетки не показывай. Все понял?
– Да.
– Умница. Когда хлопнет входная дверь, ты придешь в себя, но будешь помнить, что я к тебе приходил. Негра в оранжевой куртке не вспомнишь – его нет, и ты никогда его не видел.
Гипнотизер вышел из квартиры на подгибающихся ногах. Не ожидал он от себя такого взрыва эмоций… нельзя так. Быстрее вниз, пока охранник не очнулся.
Дрейк, видимо, в последнее время поддавал всегда и везде, даже в машине у него постоянно хранилась бутылка. И сейчас это пришлось как нельзя кстати – Лорану и Сэм, вымотанным до предела, жизненно необходимо было выпить.
– А лучше нажраться до бесчувствия… Иди к чертям, – отмахнулся он в ответ на укоризненный взгляд Джеймса. – Сейчас мне все можно.
Девушка уперлась лбом в переднее сиденье и протянула бутылку соседу:
– Допивай. Там прилично осталось. Полегчает. Кстати, болезнь ты ему внушил?
– Прописал нитроглицерин. Судя по цвету кожи, у парня и так с давлением проблемы, пока будет принимать – железно встать не сможет, вот тебе и болезнь.
Джеймс с водительского места одобрительно ухмыльнулся.
– Мы хреновы мушкетеры, – тихо прокомментировал он через некоторое время, когда усталость и коньяк сделали свое дело. – Пойди туда – не знаю куда, сделай то – не знаю что, укради, убей, умри, если надо, и все во имя высокой цели.
– Нет, – Дрейк оглянулся на спящих, – мушкетеры типа положительные, они попытались бы спасти мальчишку. А мы – гребаные гвардейцы кардинала.
Комментарий к Глава 15. Гвардейцы кардинала.
*Эффект «зловещей долины» (англ. uncanny valley) – гипотеза, по которой робот или другой объект, выглядящий или действующий примерно как человек (но не точно так, как настоящий), вызывает неприязнь и отвращение у людей-наблюдателей.
========== Глава 16. Одной крови. ==========
Плотные шторы, закрепленные на карнизе крупными деревянными кольцами, не пропускали в комнату ни единого лучика. Таня работала допоздна, часто возвращалась домой после полуночи и, вполне естественно, любила поспать подольше; спасаясь от солнца, по утрам заливавшего сиянием обращенную на восток квартиру, она украсила все окна тяжелой плотной тканью. При задернутых шторах комнаты погружались в густой почти черный сумрак. Даже в самый ясный летний день по велению хозяйки здесь царила вечная ночь.
Эдвард, не желая ее будить, зажег светильники – темное стекло приглушало свет, окрашивая его в фиолетовый, изумрудный, винно-красный. Встал, стараясь не шуметь.
– Куда ты?
Чертовы простыни. Таня всегда крахмалит их так, что они хрустят, как проклятые, при малейшем движении.
В ее квартире слишком много звуков. Она не любит ковры, приглушающие шаги. Кольца штор скользят по карнизам с душераздирающим скрипом. Свист чайника режет уши. А уж дверной замок щелкает, как кастаньеты.
Каллену казалось, что все это – следствие страха. Она должна слышать все, что происходит в ее квартире, она просто боится пропустить хоть один звук.
Певица села на кровати, недовольно глядя на любовника, ожидая ответа.
– Я обещал Белле съездить с ней к частному детективу. Не хочу оставлять ее одну сейчас.
– О, как мило, – холодно улыбнулась женщина; разноцветные отблески скользили по бежевому шелку ее сорочки, каким-то дьявольским светом озаряли лицо. – Ей что, восемь лет?
– Почему восемь? Восемнадцать.
– Тогда почему бы ей не съездить в агентство одной? Сегодня воскресенье, Эд, – она шагнула на холодный пол, прильнула к хореографу всем телом, – мы ведь не так часто уделяем время друг другу… Я выразилась резковато, прости, но пойми и меня. Не одна только мисс Белла заслуживает твоего внимания и заботы. Я так мечтала провести это воскресенье с тобой…
– И ты меня пойми, если сможешь. Сейчас рядом с ней нет никого из взрослых, кто мог бы помочь и поддержать. Ты не представляешь, как много может дать человеку вовремя подставленное плечо и добрый совет, данный в нужную минуту… – Эдвард ходил по краю, не желая обижать свою женщину, но и не оставляя ей возможности для маневра. Он знал – крыть Тане нечем.
Все-таки обиделась. Вздрогнув, разомкнула объятия; бледные глаза странно блеснули:
– Хорошо, поступай, как считаешь нужным. Но ты хотя бы вернешься не очень поздно?
– Не очень. Там всего пять остановок, если подземкой. Возможно, к чаю я уже буду дома.
Он постарался побыстрее одеться и выйти из комнаты: Таня свернулась калачиком у стены, с головой накрывшись одеялом. Обижена, расстроена… Он не хотел, и обязательно преподнесет свои извинения вечером вместе с подарком – кажется, во время последнего совместного похода по магазинам ей понравились духи с апельсином и зеленым чаем – но сейчас извиняться нет времени. Нужно ехать.
*
Позавчера звонила мама. Наврала ей с три короба, что у Дориана обострились проблемы с позвоночником, он сейчас в больнице – и поэтому не может подойти… Рене, конечно, перепугалась – им с Чарли Дориан как родной… задала тысячу и один вопрос насчет госпитализации, не возникло ли у нас сложностей с медицинской страховкой, а я несколько раз ловила себя на мысли, что отключаюсь. Ох, мама, если бы наши проблемы действительно ограничивались такими мелочами…
Вчера Эдвард сопровождал меня в частное детективное агентство. Детектив мне не понравился – скользкий какой-то, зализанный, с мутными бегающими глазками и какими-то чересчур плавными движениями. Да еще высокий и худой, самая настоящая пиявка. Бр-р.
А сегодня с утренней почтой пришла кассета, завернутая в полиэтилен. С запиской: “Посмотри и убедись – твой парень жив-здоров. Но помни, это очень легко исправить. Его жизнь – в твоих руках. Будь умницей.” Внизу число – вчерашнее…
На этой неделе Эдвард освободил меня от работы, распределив мои партии между Эмили и Леа. Можно посмотреть кассету, никуда не торопясь.
…Дориан лежит на кровати, приподнявшись на локте; я помню эту его позу, исполненную небрежной грации, и не узнаю ее сейчас. Как будто марионетку не очень аккуратно положили в коробку, да так и оставили лежать, не обратив внимания, как неустойчиво, неудобно ее тело опирается на руку… Не узнаю его лицо, обычно такое выразительное. Бледное и застывшее, как восковая маска… Не узнаю голос – тихий, невыразительный, почти как у той девицы из музыкального магазина. Прекрасный принц никогда так не разговаривал.
Кто с ним беседует – непонятно; этот человек, скорее всего, держит камеру, потому и не попадает в кадр. По-видимому, с пленкой потом работали – второй голос затерт начисто; между ответами Дориана повисает глухая тишина. В принципе, и так понятно, о чем именно спрашивают.
Это уже не принц. Он не лжет – в кои-то веки. А ведь даже в больнице умудрялся врать, успокаивая меня… и, стоит признать, был довольно убедителен. Я живу с лицемером, который врет как дышит и сам же первый верит в свои небылицы… Впервые вижу его без маски, и это ужасно. Без своей блестящей легенды мнимого благополучия и довольства жизнью этот завзятый лжец выглядит так, словно с него содрали кожу.
А еще… верхняя пуговица на рубашке расстегнута и видно, что ворот грязный.
Снова начинаю реветь. Не отсутствие притворства меня добило, даже не сами слова, а именно несвежая рубашка.
Ноги сами несут меня в театр. Я не считаю Эмили, Леа и Ирину особенно близкими подругами, но других все равно нет. А мне очень нужно излить душу.
Не останавливает даже присутствие Розали в столь ранний час; впрочем, она так зла и так сосредоточенно красится, что вряд ли ей есть дело до окружающих. И, пока я рассказываю, она действительно не прерывает своего занятия; Ирина же вся обратилась во внимание, даже очередную книгу отложила.
– Как считаешь, может, отнести эту кассету в полицию?
Гример фыркает, словно я сказала несусветную глупость:
– В полицию? Я тебя умоляю, что они могут? Как они преступления раскрывают, так я в опере пою. Ведущие партии сопрано.
– Ты себя недооцениваешь. В подвалах некоторых театров развелось столько крыс, что только мощь твоего голоса может их оттуда выгнать, – надо же, оказывается, она все-таки слушала… – Впрочем, ты заодно побьешь все люстры и все стаканы в буфете, Денали, так что даже не знаю, что лучше…
– Заткнись, – миролюбиво советует Ирина. Розали поворачивается к нам, сверкая левым глазом – правый заплыл так, что веки не разлепляются, и даже сквозь толстый слой грима еще проглядывает синева. – Вижу, Ройс уже успел сказать тебе, как же его достает твоя болтовня?
Безупречная холодная леди совершенно не аристократическим жестом показывает Гарпии средний палец, не удостаивая ее взглядом; ее яркий фиалковый взор устремлен только на меня:
– Не слушай ее. В полиции, даже в нашей, местной, есть хорошие специалисты. Тот же Эмметт Маккарти – он еще молод, но уже…
– То, что ты с ним кувыркаешься, Кинг, не делает его хорошим копом.
– То, что никто не нашел парня, размазавшего по асфальту твою сестрицу и ее обкуренного бойфренда, Денали, не делает всех копов плохими; может, твои родственнички сами виноваты – под кайфом были, или, к примеру, сперва посмотрели налево*, – невозмутимо парирует красавица; Ирину начинает трясти, как вентилятор со сломанной лопастью, по лицу разливается сероватая бледность, глаза из голубых становятся серо-стальными. Сейчас прольется чья-то кровь… ой-ой, как бы она на меня не кинулась – я-то ближе сижу…
– Что здесь происходит?
– Эдвард! – облегченно-радостно выдыхаю я, томно мурлычет Розали, шипит сквозь зубы Гарпия. Он целует руку миссис Кинг (та сразу расцветает улыбкой), чуть сжимает губы, кивая Ирине, садится подле меня, обнимая за плечи.
– Я звонил тебе домой, но ты не снимала трубку, – краснею, вспомнив, что и мобильный телефон оставила дома. – Хорошо, вспомнил твою привычку здесь сидеть, а то, право, не знал бы, что и думать. Так что у вас случилось?
Рассказываю. Наставник внимательно слушает, хмурится. Под конец медленно кивает:
– Да, думаю, обратиться в полицию на всякий случай стоит.
– Похоже, я одна внимательно слушала рассказ Беллы, – замечает Ирина.
– Ты о чем?
– Да о том, что, как только вы обратились к детективу, эти люди – кто бы они ни были – немедленно среагировали, прислав кассету. Это предупреждение, неужели непонятно? Мол, не рыпайся лишний раз, и все будет хорошо…
– Либо ее прислали, чтобы напугать нас и лишить возможности действовать. Сама посуди – допустим, мы будем рассуждать, как ты, и будем сидеть сложа руки, боясь, как бы чего не случилось. Пройдет неделя, и старый паук припрет нас к стенке, так что нам останется лишь соглашаться на все да кусать локти от осознания, что не все возможности были испробованы…
– Уже не неделя, – тихонько напоминаю я. – Три дня, исключая сегодняшний.
– Ирина, молчи, – поднимает руки Каллен, видя, что гример намерена что-то сказать. – Я все понимаю, но в данном случае – умерь свой пыл. Человеческие жизни важнее ваших мелких интриг, ясно?
Денали возмущенно фыркает и утыкается в книгу, Розали, удовлетворенно улыбаясь, снова принимается наводить красоту.
– Зачем ты с ней так? – спрашиваю я, выходя вместе с Эдвардом из театра.
– Видишь ли, я понимаю, что это Таня ее накручивает. Они очень любят друг друга, несмотря на то, что очень разные… Таня ревнует, ей не нравится, что я так много времени провожу с тобой, и наверняка она делится с сестрой своими переживаниями. А Ирина… двуличная лицемерка. Знаешь, есть такая категория людей, которые интригуют как дышат.
– Знаю… мой парень так же врал… а я знала, что он врет, и не останавливала, – вздыхаю, смаргивая слезы.
– Зря. Таких людей надо осаждать. Я вообще за честность во всем.
И я, наверное, тоже… хотя… странно, мне не нравится лицемерие Лорана, мелочность Ирины, страсть Эмили и Леа к интригам, а вот Дориану я готова тысячу раз прощать любую ложь. Может, это и есть любовь – видеть недостатки и прощать их? А может, мы все одной крови – и я такая же лгунья и мелкая интриганка? Просто с Дорианом нас связывает слишком много, и в нем, как и в себе, я вижу пороки не так отчетливо…
Неприятная мысль, но она не покидает меня даже в участке.
Эмметт Маккарти – высокий молодой мужчина с телом боксера – внимательно слушает нас, внимательно смотрит. Глаза у него голубые, как ясное небо, живые и острые; взгляд – открытый и смелый. Славный человек, лучше многих. Мне почему-то стыдно смотреть ему в глаза.
*
Ирина Денали курила на клетке черной лестницы. Она бросила было, начав встречаться с Лораном – из сочувствия к его болезни, да еще Каа однажды обмолвился насчет поцелуев с пепельницей, – но сейчас Гарпия забыла даже о нем. Она была в бешенстве.
Если бы не эта дура Кинг и не Каллен – кой черт его дернул явиться в гримерную?! – девчонка не подумала бы обратиться в полицию. Слишком молода, слишком неопытна, слишком напугана… Да кому бы вообще в голову пришло идти к копам за защитой от всемогущих богачей?! Самой Ирине – точно нет… ах да, она же дочь бандита. И женщина убийцы. И сама по себе – Гарпия, младшая сестра Сирены и Горгоны, воровка, шпионка и шантажистка. Ей вообще в участок никогда не надо.
Маленькой идиотке Свон тем более в участок не надо, если она хочет жить. Еще не хватало грамотных копов, работающих по делу похищения искалеченного парня. Котерии без этого проблем хватает.
После третьей затяжки стало легче, ушло ощущение, что еще немного – и из ушей повалит серный дым, а из глаз посыплются искры. Пальцы немного тряслись, набирая знакомый номер, но хотя бы попадали по клавишам.
– Лана?
– Tá mé ag éisteacht le,* – почти сразу раздался в трубке нежный голос.
– Можно по-английски? – раздраженно выплюнула Денали и тут же спохватилась: – Если ты не дома, конечно.
Она понимала этот язык примерно через слово и сама на нем еще не говорила. Разгадывать ребусы сейчас было бы выше ее сил.
– Я на работе, – Лана, в отличие от некоторых других представителей старой гвардии, никогда не обращала внимания на неподобающий тон. Или делала вид, что не обращает.
– У нас проблемы. Свон решила на всякий случай обратиться еще и к копам; я хотела ее отговорить, но Розали приперлась на работу раньше обычного и – как думаешь, кого порекомендовала? Неутомимого карьериста Маккарти.
– О, можно было не уточнять, – женщина тихо рассмеялась, – кого же еще может порекомендовать миссис Кинг, как не своего племенного жеребца… Но неужели ты, дорогая моя, не справилась с пылкой влюбленной?
– Клянусь, я попыталась! Но… там еще был Эдвард. Взвинченный и злой.
– Я знаю, Таня уже сообщила о своем провале. Там все чисто – я выложила перед детективом, нанятым Калленом, его годовой оклад. И предупредила, что поведу разговор по-другому, если рыпнется.
– От Маккарти мы не отделаемся деньгами… Да и на шантаж он вряд ли купится.
– Мы от него просто избавимся, – тихий голос звучал по-другому – не шелест шелка, но лязг стали. – Дело, вероятнее всего, перепоручат Уитлоку, а с ним несложно договориться. Но в целом – я вами недовольна. Я не обязана исправлять ваш брак. Или берете себя в руки и работаете как следует… или я в вас обеих разочаруюсь. В тебе – особенно.
– Я поняла. Прости меня, это не повторится.
– Надеюсь, – холодно бросила Лана, прежде чем отключиться.
Странное дело, именно расположением Драконессы Ирина в особенности дорожила. Задолго до того, как обратила внимание на ее сына, выделила из всей старой гвардии невероятно хрупкую блондинку, похожую на фарфоровую куклу. Гарпия уважала интеллект Вирджинии, преклонялась перед внутренним благородством Лэнса, не вытравленным, но закаленным годами, при всей ненависти к Эли, не могла не отмечать его проницательности и силы воли. Но самой ценной похвалой для себя считала одобрение, порой вспыхивающее в мерцающих светлых глазах Ланы. Да и дознавательница вроде как благоволила к сестрам Денали…
– Возможно, дело в том, что мы одной крови, – как-то раз уронила она, томно развалившись на бархатном диване и рассеянно оглядывая полутемный зал бара; атмосфера вечеринки “только для своих” и пара бокалов абсента располагали к откровенности. – Мы единственные выросли среди всей этой грязи.
Тонкая рука изящным жестом обвела зал; сверкнули золотом недлинные ногти. Пояснений не требовалось: мать Тани, Кейт и Ирины была призом, за который насмерть дрались видные люди темного мира; мать Ланы Сильвер торговала собой за дозу крэка – “ей, должно быть, уже плевать было, с кем, – фыркала блондинка, оплетая паучьими пальцами бокал. – Никак иначе объяснить свое зачатие я не могу”.
Она сама не знала и не хотела знать, что там было сорок с лишним лет назад, а спросить было не у кого – мать она никогда не видела, общение с отцом ограничивала смс-сообщениями в духе “задание получено, сделано, не сделано”. Как бы там ни было, дочь криминального авторитета в юном возрасте вдохнула запах смерти и порока, чтобы потом всю жизнь дышать этим отравленным воздухом. Так же, как и сестры Денали. Других ломала жизнь – или же приходилось ломать себя, переступая черту, отделяющую человека от монстра; четверым женщинам долгое время и в голову не приходило, что эта грань вообще существует.
