355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гексаниэль » Танцевальная арена (СИ) » Текст книги (страница 12)
Танцевальная арена (СИ)
  • Текст добавлен: 1 августа 2018, 22:00

Текст книги "Танцевальная арена (СИ)"


Автор книги: Гексаниэль



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Вспоминаю тяжелое золотое кольцо у него на руке. На правой, так никто не носит… он не женат? Интересно, почему. Разведен? Вдовец?

Изменял ли он? Прощал ли измены? Или в его сердце нет и не было места человеческим слабостям – и не было снисхождения к чужим ошибкам?

Впрочем, этого мне уже никогда не узнать.

А что бы сказали Рене и Чарли?.. Хотя… мама, пожалуй, поняла бы.

Мой маленький кладезь житейской мудрости, она прошла все то, что сейчас прохожу я… В ее жизни был высокий широкоплечий бейсболист Фил Дуайер.

Случайное знакомство в Порт-Анджелесе – городке недалеко от нас, несколько больше Форкса, – куда Рене ездила за детской одеждой. Наш небольшой торговый центр ее в этом смысле совершенно не устраивал… судя по словам Чарли, меня должно было окружать только самое лучшее из возможного. Лучшие одежки, лучшие игрушки… маленькая Изабелла была самой настоящей принцессой.

И вот, в поисках очередного наряда для Ее Высочества, мама встретила этого Фила.

У них закрутился роман. Рене буквально сорвало крышу, она сбегала из дома под любым предлогом – и с одержимостью сумасшедшей ждала каждой встречи. Красавец-спортсмен был для нее глотком свежего воздуха, с ним можно было отдохнуть от домашней рутины. Но когда встал выбор между жизнью с Филом – в разъездах по всей стране, развлечениях и богатстве, – и жизнью с Чарли – в нашем дождливом городке, вечных хлопотах, тоскливом ожидании у телефона и с меньшим достатком, – она осталась с папой. Потому что боялась оставить меня, совсем кроху, с отцом, для которого каждое дежурство может стать последним. И боялась, что, если заберет меня, Чарли не сможет долго возвращаться в пустой дом. Сорвется, начнет искать утешения в бутылке.

А Фил Дуайер остался прекрасным ярким воспоминанием. И нашим большим-большим женским секретом, о котором никто больше не знает.

Сейчас мне как никогда интересно – как он выглядел? Какие у него были волосы, глаза, улыбка? И – если бы меня не было, или будь я чуть старше, – кого бы все-таки выбрала Рене?..

Размышления прерывает звонок в дверь. Робкий, неуверенный… Все-таки смотрю на часы – половина шестого.

Дориан.

Кто еще может явиться в такую рань?

Все-таки приходится встать и включить свет. Запахиваюсь в халат и медленно – ноги как свинцом налились – иду открывать.

Перед дверью медлю. Нет сил поднять руку и повернуть простенький замок. Боюсь.

Но нужно открыть. Он все поймет, если я не открою…

Руки дрожат.

Открываю и отхожу на шаг.

– Белла?.. – это он, мой Дориан, принц, вернувшийся из плена. Плохо промытые волосы, отросшие ниже плеч, плохо выбритое лицо с клочками щетины, царапинами на щеках и подбородке. И в глазах – глухое отчаяние. Как у собаки, вернувшейся к дому, где когда-то жили ее хозяева.

Стоит, держась за стену, не решаясь войти…

Конечно, он понимает, что полгода большой срок. За это время я могла влюбиться, выйти замуж. Не ждать калеку, который может и не вернуться.

– Ну что же ты? Укажи мне на дверь, скажи, что любишь другого, – красиво очерченные губы судорожно кривятся.

– Нет, нет!

Молча бросаюсь к нему на шею, вдыхаю его тепло. Вдыхаю запах грязных волос и – чуть заметный – дешевого хозяйственного мыла. И еще какой-то незнакомый – сладковатый, тошнотворный, похожий на запах гнилого мяса… Все будет хорошо, родной мой. Мы живы, мы вместе. Не смотри на меня так безнадежно, не бойся переступить порог. Это ведь наш общий дом. Я никогда тебя не прогоню, слышишь?

Слова сейчас не к месту. Нужно другое. Горячая ванна, чистая одежда, вкусная домашняя еда, свежезаваренный чай. Домашние хлопоты, такие простые освященные временем ритуалы.

Весь день мы проводим вместе. Дориан, то тяжело, отдыхая после каждого слова, то быстро, перебивая сам себя, рассказывает, как прожил эти ужасные полгода. Я слушаю молча. Просто смотрю. Просто сжимаю его руки.

Где-то в половине третьего звонит телефон.

Эдвард.

Сбрасываю.

Мне это не нужно.

Он красив, умен, нежен, он… потрясающий. И вчера я отдалась бы ему без остатка.

Но я не одна. Уже несколько часов – не одна. Если сейчас променять Дориана на эту вспышку страсти, он просто сбросится с моста. И значит, эти полгода неизвестности, “Ватханария”, мой прыжок… все это было зря?..

С первыми сумерками мой принц засыпает, прижимая меня к себе, точно любимую игрушку. Устал… радость – это тоже стресс.

Осторожно выпутываюсь из его объятий и, взяв ручку и чистый лист бумаги, устраиваюсь за кухонным столом.

“Художественному руководителю театра N.

Заявление об увольнении.

Я, Изабелла Мари Свон, прошу уволить меня с занимаемой должности, по собственному желанию.

Дата, подпись.”

Как ни странно, в этот раз мне не приходится изводить несколько листов на черновики. Заявление сразу получается безупречным. Значит, я все делаю правильно.

*

Эдвард так и не смог заснуть. Было стыдно за себя, за свой внезапный порыв…

В какой-то момент пришла мысль позвонить и извиниться. Но Белла сбросила вызов, а время уже приближалось к трем. “Значит, судьба”. Может, ей тоже неловко. А может, обиделась…

В баре никого не было. Горели все светильники, обычно задрапированные темной материей, безжалостно высвечивая убогую обстановку. Пахло пылью и немного – сушеными цветами.

Таня репетировала – без микрофона, без музыки, в своих обычных джинсах и глухом темном свитере. Без макияжа, с волосами, собранными в простой хвост.

И даже сейчас она была потрясающе прекрасна.

– You and I moving in the dark,

Bodies close but souls apart,

Shadowed smiles, secrets unrevealed,

I need to know the way you feel…

Она пела, закрыв глаза, не замечая ничего вокруг. Каллен осторожно прошел к стене, уселся на старый бархатный диван. По себе знал, как неприятно, когда прерывают репетицию.

– I can’t go on burning from the past

Love has torn away this mask

And all’s like clouds, like rain

I’m drowning and I blame it all on you

I’ve lost. God, save me!

I’ll give you everything I am and

Everything I want to be… – прервалась, закашлявшись. И только сейчас заметила Эдварда.

– Ну, здравствуй.

– Привет, – умолк, потупившись, собираясь с мыслями. И выпалил на одном дыхании:

– Таня… я не могу так. Я не могу жить с женщиной, которой не доверяю… Ты потрясающая, красивая, умная, но…

– …но я тебе не верю, – спокойно перебила Денали. – Даже нанимаю частного детектива, чтобы следить за тобой.

Эдвард захлебнулся воздухом, вниз по позвоночнику прошел холодок. Он помнил тот звонок из агентства, загадочную смерть Баннера… как будто бы от естественных причин… А женщина продолжала, даже не изменившись в лице:

– В горе и в радости, в болезни и здравии, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас… Ты никогда не задумывался об этих словах, милый? Пока смерть не разлучит нас. Думаешь, пережиток феодального прошлого? Ошибаешься, – бледно-голубые глаза, обжигающе холодные, иглами впились в его лицо. А Каллен смотрел на нее – острые скулы, твердый подбородок, прямые светлые волосы.

У Беллы глаза теплые, карие, взгляд – доверчивый и открытый, точно у газели. Мягкие полудетские черты лица, длинные каштановые локоны…

“Ее мальчик – инвалид. Хочешь выбить у человека последнюю землю из-под ног?”

Ее мальчик… не мужчина – мальчик. Да и сама она – совсем еще юная девушка.

Ей нужно танцевать, делать карьеру, вписывать свое имя – выступление за выступлением – в историю мирового балета. А не гнить в маленьком странном театре, скрытом туманами Лондона.

А он, Эдвард, не станет портить девчонке жизнь. Рядом с ним – Таня, красивая, точно северное сияние. Та, что была рядом в горе и в радости, в болезни и здравии, в богатстве… но, к счастью, бедности познать им не пришлось. Не стоит гнаться за наваждением, имя которому – Белла Свон.

– Таня… я оступился, прости… и я все еще хочу быть с тобой. Но хочу знать о тебе все. Расскажи…

– Зачем? – она пожала плечами, тряхнула головой, точно норовистая лошадь. – Быть со мной трудно, Эдвард. Ты не сможешь более жить, как добропорядочные граждане, попав в беду, не обратишься в полицию или к частным детективам. Потеряешь право целоваться с молоденькими балеринами по раздевалкам… – она усмехалась, но отводила взгляд. – Будешь ограничен сводом жестких правил, порой абсурдных, но обязательных к исполнению. Прыжок на месте – попытка улететь. И уйти можно только в мир иной… на черта тебе все это?

– Потому что… – “Господи, помоги мне!” – потому что я люблю тебя.

– Что? Повтори! – женщина вскинула ресницы, и Эдвард опешил, глядя ей в глаза, светлые и нежные, как полевые цветы. Ей хотелось верить, боже… как ей хотелось верить…

Как часто в своей окровавленной искалеченной жизни она слышала эти слова? От кого? А сколько раз хотела услышать?

– Я люблю тебя, Таня Денали.

– Сирена, – прошептала она, всем телом прижимаясь к хореографу, – моя кличка в банде – Сирена.

Комментарий к Глава 36. God, save me.

И злобный автор жестоко всех обломал, растоптав последнюю надежду… Уважаемые читатели, я обещала пейринг Эдвард/Белла – я описала их взаимное влечение и глубокую симпатию друг к другу, помноженные на обстоятельства. Однако нигде и никогда я не говорила, что они будут вместе.

========== Глава 37. Новый раунд. ==========

Впервые за долгие годы котерия собралась в доме Драконов. Впервые в полном составе – за общим столом сегодня присутствовали все живые, даже подмастерья, обычно игнорировавшие собрания: Джеймса и Викторию никто в дела не посвящал, да они и сами не стремились попадаться боссу на глаза, предпочитая сидеть дома с детьми; Лана же тем более не горела желанием встречаться с Каракуртом.

Сегодня, когда старый паук наконец отправился в ад, она впервые сидела за общим столом.

Сегодня стоило собраться всем. Хотя бы для того, чтобы почтить память Кайдан, погибшей на операции.

Она была мастером котерии десять лет – много, очень много, критический возраст… Эли случайно нашел это существо – в равной степени женщину и мужчину, а по сути, ни то, ни другое, – условно женщину с потрясающими способностями и темным прошлым, готовую убивать за деньги. Случайно же скрасил последние годы ее жизни, поручив опеку над опасной сумасшедшей, из которой можно было вырастить идеальное чудовище. Вирджиния была не против: сама будучи монстром, она неплохо относилась к себе подобным, даже к исключительным экземплярам вроде босса. Но, привязавшись к ученице, испугалась, что может потерять ее… Немало боевых товарищей проводила Кайдан в последний путь за десять лет, часто видела горе во всех его проявлениях. Не только у молодежи – им простительно оставаться людьми, – но даже у Ланы Сильвер в глазах блестели слезы, когда очередная урна с прахом опускалась в яму. Сам Дракон, бывало, стоял на коленях перед свежей могилой.

Невольно Вирджиния задумывалась, должно быть, что же почувствует она сама, увидев Сэм мертвой. И боялась… и, чтобы не испытывать судьбу, согласилась участвовать в заговоре против Каракурта.

Может, если бы осталась в стороне, прожила бы еще пару месяцев… А может, не прожила бы.

Призрак сидела молча, неестественно прямо, невидяще глядя перед собой. До собрания она успела разрисовать почти все лицо черными узорами – вдруг да сработает закон подлости, – но слезы почему-то не спешили превратить готический макияж в грязные разводы. И не было сил крушить все вокруг, и не хотелось орать и ругаться. Оставалось сидеть и ждать, пока боль сама как-нибудь утихнет.

– Если все собрались, предлагаю начать, – Сильвер с трудом сел, оперся локтями на стол, специально для него перенесенный сюда и пододвинутый к кровати. Вчера после выступления он рухнул в обморок и пришел в себя только пару часов назад; и, хотя никто не смел заикнуться о дурном исходе вслух, многие опасались, что самый старший из мастеров уже не очнется. – Кто готов признать меня руководителем котерии отныне и до моей смерти либо до утраты сил?

Мрачно переглянувшись, присутствующие один за другим подняли руки. Можно подумать, у них был выбор…

– Единогласно, – едва слышно проговорил новый лидер. – Вчера мы потеряли боевого товарища, мастера, известного как Вирджиния Чайлд… возможно, некоторым из нас она пожелала открыть и свое настоящее имя. Ушел блестящий маг и исключительно умный человек. К моему сожалению, я не могу назвать ее своим близким другом, но здесь есть люди, связанные с Кайдан узами дружбы, любви и верности. Пусть на Высшем Суде ей простятся ее преступления.

Помолчали минуту, опустив глаза.

– Мой предшественник не утруждал себя такими формальностями, – наконец прервал молчание верховный мастер, – но я считаю, что они необходимы. И сделаю все возможное, чтобы как можно дольше нам не пришлось начинать собрания с поминальных речей. Похороны Вирджинии состоятся через неделю на нашем кладбище в полдень; прощание – в девять утра в церкви рядом с театром. Возможно, придет кто-то из театральных, поэтому всем, кроме Сэм, Лорана и Ирины, на прощании появляться крайне нежелательно.

– Да кто к ней придет… Она… нарочно… вела себя как сука…

– Как и мы все, но к Гаррету и Кейт лишний человек все-таки явился. Кто захочет, может приехать на похороны… С этим пока все. Теперь я готов выслушать ваши вопросы и ответить на них.

– Котерию интересует, – начала Драконесса, – будет ли она существовать.

Да, этот вопрос интересовал многих. По разным причинам. Работа наемных убийц, пусть уникальных и почти неуловимых, требовала полной отдачи и готовности рисковать. Здорово было бы взмахом руки закрыть лавочку, уйти на покой и начать новую жизнь, но… так бывает только в сказках.

Кроме Лэнса и Ланы Сильвер, за годы службы заработавших себе репутацию, железные нервы и неплохие состояния, – они-то могли позволить себе уйти, никто бы слова поперек не сказал, – кроме Лорана, всего год работавшего мастером и уже доведенного почти до пули в висок, за общим столом сидел Дрейк, умевший только убивать – и ничего кроме. Не складывалась у него мирная жизнь, хоть тресни. И Сэм, у которой нормальной жизни толком не было: когда другие дети учились выводить буквы, ее уже привязывали к кровати; когда другие девушки выбирали платья для выпускного бала, ее еще лечили электрошоком. Ее ненависть, подкрепленная болью потери, угаснет еще нескоро, и лучше эту ненависть направлять на тех, кто заслуживает смерти, чем отпустить на волю – пусть гибнут первые, кто под руку подвернется. Здесь же сидели сестры Денали, которым хотелось жить под защитой котерии, с ее довольно странным, но все же жестким моральным кодексом, жить, не опасаясь при новых хозяевах оказаться на панели. Куда их всех?

Был театр, де-факто живущий исключительно на деньги котерии. Магазин аудио-и видеоматериалов, дающий работу не только Сэм и Джеймсу, которые не в деньгах нуждались, а в легенде, но и еще четверым лишенным дара дефективным. Бар, где вечерами собирается весь квартал, чтобы послушать дивное пение Тани. Было, между прочим, небольшое кладбище за городом, не отмеченное ни на одной карте. Дань памяти, сентиментальная благотворительность, собственные неосуществленные мечты. Интересно, с каких доходов все эти объекты будут существовать, если придут новые хозяева? Как вообще изменится облик района при новом режиме?

А еще были Владимир и Стефан Батори и обязательства перед ними. Мало устранить их главных конкурентов, нужно еще укрепить их власть и заручиться их поддержкой. И деньгами, между прочим.

Лэнс все это понимал.

– Мы продолжаем работу и по-прежнему держим все, что принадлежит нам. Но с некоторыми кадровыми перестановками, – слушатели напряглись, настороженно переглядываясь; только Призрак осталась безучастна. – Лоран. Я не могу отстранить тебя совсем. Поэтому остаешься на работе, но только в качестве подмастерья.

– Уверен? Я могу остаться, если нужно… – юноша нахмурился; перспектива порвать наконец с убийствами, безусловно, была очень заманчива. Однако выходило, что котерия теряет троих мастеров… если не пятерых.

– Уверен. Я собираюсь искать новых мастеров, но пока мы можем взять небольшую передышку с благословения господ Батори. Думаю, они убедились в том, что нас стоит холить и лелеять… – он умолк, переводя дыхание. – Дальше. Дрейк. Считай, у тебя испытательный срок – если хоть раз за этот год замечу тебя пьяным или услышу про какую-либо самодеятельность…

Карие глаза полыхнули злобой:

– Тогда увольняй сразу. Тебе прекрасно известно, что такое спускать нельзя; для меня дело чести найти и убить тех подонков.

– Найдешь и убьешь, кто же спорит? – верховный мастер едва заметно усмехнулся: – Точнее, казнишь, когда тебе их выдадут. И называться это будет по-другому: не личная месть, а наказание за серьезные ошибки.

Это прозвучало как обещание спровоцировать на серьезный просчет; бывший солдат улыбнулся, представляя, что сделает с тварями, запытавшими до смерти невинного человека.

– Кстати, об ошибках, – подняла руку Ирина, – ты ведь в курсе, что у нашей новой крыши в числе прочего есть несколько борделей?

– Благодаря вам, миледи, в курсе. Будут строиться на нашей территории – будем серьезно разговаривать. Все, что за ее пределами, нас не касается. В принципе, о нашей позиции по этому пункту Владимир и Стефан осведомлены, если не захотят портить с нами отношения, глупостей не наделают. Дальше… Джеймс, меня все устраивало в твоей работе, пока ты был одним из трех прогнозистов котерии. Но сейчас ты единственный. И семьдесят шесть процентов точности – это слишком мало. Мне нужно как минимум девяносто, лучше – девяносто пять.

Спутник при этих словах заметно сник. Он крайне болезненно относился к замечаниям подобного рода: поставленный еще в детстве диагноз до сих пор не давал ему покоя, переродившись странным образом в комплекс неполноценности и перфекционизм. А между тем, ни в лени, ни в тупости молодого человека нельзя было упрекнуть: в течение шести лет он упорно работал над собой, стремясь оправдать доверие отца. И если в семнадцать лет знал от силы сорок слов, то в двадцать три – владел двумя языками, весьма прилично прогнозировал ситуации и наизусть знал карту Лондона, воскрешая в голове панораму любой улицы по желанию.

– Не обижайся. Я не упрекаю, а обозначаю фронт работ, – бледно улыбнулся Сильвер. – Придется, однако, заниматься самостоятельно. И продолжай развивать панорамное зрение. Школу Печати советую временно отложить, либо тоже занимайся сам, – раньше Визердейл учился базовым техникам Печати у Призрака. Но сейчас никто не был уверен, что самый молодой мастер в принципе в состоянии работать. – И последнее – Сэм…

Девушка медленно повернула голову к верховному мастеру:

– Я готова к работе. Не беспокойся.

– Я не это хотел сказать. Ты знаешь, что у Вирджинии были обязанности в том числе по нашим объектам: она была совладелицей магазина, где ты работаешь, и после смерти Эли я обещал отдать ей театр… – сумасшедшая дернулась, как от удара током, сцепила руки в замок; ее наставница в далекой юности мечтала стать актрисой – и маленький театр, где последние годы работала, любила больше, чем кого-либо из людей. Она, должно быть, была бы счастлива стать его единоличной владелицей… – Теперь это все твое, как и деньги Вирджинии. Как распорядиться этим имуществом и ответственностью за него, решать тебе.

– Мое, значит, мое. Но у меня хреново с менеджментом и прочей дрянью, – честно сказала Сэм, подперев лоб сцепленными руками. – Даже считать меня Джинни научила.

– Значит, будешь учиться. Мы тоже не сразу все умели, но сейчас вполне можем поделиться знаниями и опытом. Какая бы помощь тебе ни понадобилась – ты ее получишь.

Призрак оглядела товарищей, словно ища хоть отголосок фальши в их лицах, и не нашла. Попыталась что-то сказать, но смогла выдавить лишь слабый писк. И – разрыдалась, громко, подвывая; скрученное болью хрупкое тело дернулось в сторону, рухнуло на сидящего рядом Дрейка; тот пошатнулся, но удержал равновесие – и обнял девчонку, крепче прижав к себе.

Хозяйка дома тихонько встала, двинулась к двери, поманив остальных. Остались еще вопросы без ответов, но их можно было решить и без участия мастеров.

Джеймс отделился ненадолго, затерявшись в недрах пятикомнатного логова Драконов.

– Ушел амулеты снимать?

Виктория отрицательно качнула головой:

– Контур, – каменные контуры на полу были безопаснее амулетов, но использовались ограниченно из-за недостатка мобильности. И их тоже нежелательно было держать долго.

– Кстати, о контурах, – бросила Драконесса, не оборачиваясь, – в театре не осталось ни одного целого. Зайди туда на неделе; оценишь объем работы и можешь сразу приступать к реставрации.

– Хорошо.

На кухне, временно лишившейся стола и оттого непривычно пустой, чуть подумав, достали спиртное: как бы там ни было, стоило отметить окончание операции. Да и Кайдан помянуть не мешало.

– Всем как обычно? – уточнила Ирина, взявшая на себя обязанности бармена. Каа, Сирена и погибшая Кайдан алкоголь употребляли только в из ряду вон выходящих случаях, поэтому им обычно не наливали; Лэнс не пил вообще, его подруга – редко и исключительно абсент. Все остальные особых предпочтений не имели…

– Мне не наливать…

Гарпия резко обернулась, уставившись на рыжую:

– Да ладно… ты что – снова?

Ведьма кивнула. Спиртным она не брезговала… обычно.

Гример хлебнула белого полусладкого прямо из горлышка:

– За это точно надо выпить… – и продолжила разливать. Сестрам Денали стоило забыть о возможной беременности, по крайней мере, еще на пару лет – а если точнее, до тех пор, пока верховный мастер не даст добро. Дракон же не мог пока позволить котерии лишиться даже одного информатора; все это понимали. Оставалось смириться и ждать.

Лана рассеянно смотрела на молодых женщин, мелкими глотками цедила абсент. И Тане очень хотелось узнать, о чем она думает.

========== Эпилог. Тысяча фунтов. ==========

В смешении воды и высоты

Идешь спокойно, медленно, не кроясь,

И кажется, раз улицы чисты -

Чисты у всех у нас душа и совесть.

Дмитрий Харатьян, “Первый дождь”

Прошло две недели. Так странно изменился облик театра…

Умерла Вирджиния Чайлд; на ее место, кажется, пришла какая-то малолетка. Хореограф видел ее мельком – драные джинсы, длинные лохматые волосы, невообразимо огромная майка… какой она завлит?! Даже смешно… Пару раз ее встречал какой-то высокий невзрачный тип; возможно, бойфренд или телохранитель.

Зачастила в театр рыжая торговка амулетами Виктория; ходила по всему зданию, что-то высматривала, что-то записывала в блокнот. Репетициям не мешала – и на том спасибо.

– Ваши люди? – как-то раз спросил он, придя домой.

Сирена ответила утвердительно, но тему развивать не стала.

Белла со своим Дорианом уехала в Америку. Эдвард передал ей через Ирину письмо для художественного руководителя American Ballet; с такими рекомендациями ей почти гарантировано было место в труппе, и хореограф был уверен, что его воспитанница на прослушивании покажет себя с лучшей стороны.

Все газеты писали об автокатастрофе, что унесла жизнь миллиардера Чарльза Мейсена; при этом театр, да и собственно зловещая пьеса, непостижимым образом проскользнули мимо внимания прессы. К этому, должно быть, стоило просто привыкнуть.

Но что-то не давало покоя, что-то царапало память… возможно, он и не вспомнил бы, что именно, если бы не наткнулся на скомканную бумажку в кармане куртки. На тонкой длинной бумажной полоске едва умещались телефонный номер и имя – Лэнс Сильвер.

Экстрасенс снял трубку сразу, словно ждал звонка:

– Мистер Каллен? Чем обязан?

– Мы могли бы с вами встретиться? Сегодня.

Маг назвал время – пять часов, – ресторан в двух кварталах от театра. И отключился.

Эдвард явился в ресторан чуть раньше назначенного времени, однако его уже ждали. Именно так, во множественном числе, – Лэнс почему-то пришел на встречу в сопровождении эффектной длинноволосой блондинки с ужасающе неровными плечами.

– Моя жена, – кивнул Сильвер на спутницу, и Каллен, следуя этикету, коснулся губами белых пальцев женщины, омерзительно длинных и тонких, как паучьи лапы. “И зачем при таких руках она носит перчатки без пальцев? Только подчеркивает их уродство…” – невольно пронеслось в голове.

И появилось странное чувство дежавю, словно он уже видел эту женщину раньше. Большие до странности светлые глаза на пергаментно-тонкой коже, твердый подбородок и непропорционально длинные пальцы. Где-то это уже было, но где – он сказать не мог.

– Простите, мы с вами раньше не встречались?

Женщина чуть приподняла редкие бесцветные брови:

– Сомневаюсь – я бы вас запомнила.

– Так зачем вы нас пригласили? Вам еще нужны мои услуги? – бледные губы альбиноса искривила неприятная усмешка.

– Нет, к счастью, – и хорошо бы никогда больше не пользоваться такого рода услугами… Эдвард, как и многие артисты, был суеверен – и ни за что не обратился бы к оккультистам по собственной воле. – Я только хотел отблагодарить вас…

– Не стоит. Я с избытком вознагражден наслаждением, которое испытал во время работы.

– И все-таки, мне бы хотелось вас отблагодарить, – с нажимом повторил хореограф и положил на стол конверт. – Чарльз Мейсен умер и никому уже не вернет долгов; я сделаю это за него. Здесь тысяча фунтов стерлингов – ведь именно столько он вам задолжал?

Он отчасти потому настаивал, что очень хотел им заплатить. Мало ли, что придет в голову этому Сильверу, еще припомнит, что как-то раз за спасение жизни девушки не получил ни пенни – и тут уж жди беды… Эдвард уже убедился, что имеет дело с человеком крайне опасным, и надеялся таким образом оградить себя и Беллу от возможных козней. Конечно, она вернулась в Америку, но все-таки… говорят, можно даже на расстоянии наложить порчу, по фотографии, например…

Супруги обменялись странными взглядами, и Каллен вдруг – в который уже раз рядом с этими людьми – почувствовал себя несмышленышем, не понимающим самых простых вещей.

– Оставьте. Ваши деньги мне ни к чему. Прошу прощения, но нам пора, – Сильвер поднялся с места, подал жене пальто, быстро оделся сам. – Прощайте.

*

Лэнс Сильвер, получивший при рождении имя Нуада О’Галлехор, пришел к Эли, уже в то время состоявшемуся бизнесмену, совсем мальчишкой, умирая от голода. Был он не первым и далеко не самым сильным в котерии, но – совершенно точно – самым удачливым: в среднем его товарищи жили пять-шесть лет, немногие дотягивали до десяти, он же служил боссу целых тридцать. И возненавидел его всем сердцем за тех, к кому успел привязаться и кого прежде времени похоронил.

Пока старому пауку не изменяли силы, поймать его врасплох было так же просто, как задушить голыми руками каймана. Лэнс понимал, что у него только один шанс, и не был готов бесславно потратить его, зря отдав свою жизнь: он был слишком нужен котерии. Долгие годы пришлось ждать, прятаться, выискивая слабые места в обороне Эли, расплачиваясь за промедление чужими жизнями. А высохший каракурт был очень силен, лишь в последние пару лет заметно ослабел: старость брала свое.

Терпение Сильвера к тому времени истончилось почти в паутину, а необходимость ввести кого-то из детей в дело, чтобы не потерять всю семью, разорвала бы и стальной канат. И тут – подарок судьбы, “Ватханария”, Кольдингамова печать, зашифрованная в танце столь искусно, что даже Эли, с его феноменальной эрудицией, не сразу распознал подвох – грех было бы упустить такой шанс.

План сложился сразу же после пророчества Кайдан – по точности прогнозов она не уступала даже Эли. Если уж она сказала, что постановки не избежать, почему бы это не использовать? Да еще на своей территории, где можно беспрепятственно творить что душе угодно… Мысль о том, что старый паук и его “господин”, желая потешиться зрелищем чужой смерти, найдут свою, согревала сердце.

Тысяча фунтов стерлингов… о боги, работа Сильвера хорошо оплачивалась, а сам он не имел привычки к бессмысленной роскоши – и за тридцать лет скопил много больше, хватило бы на несколько жизней. И, конечно, Мейсен никогда не просил в долг у подчиненного своего телохранителя, которого даже не видел ни разу.

Просто у мага была традиция: каждый год приезжать на маленькое загородное кладбище, проведать соратников. Всегда с букетом белых роз, чтобы положить хоть по одному цветку к каждому надгробию. Букеты все росли… Недавно Лэнсу пришло в голову посчитать, сколько он потратил на цветы за все эти годы, – оказалось, около тысячи фунтов.

Этот долг он хотел получить только от Эли и его хозяев, любителей человеческой корриды. Только кровью. Но далеко не всем следовало об этом знать.

Лана, безусловно, знала – у них не было друг от друга секретов. Знала и поддерживала. Преданность и доверие во всем скрепляли их союз двадцать шесть лет.

Пошел мокрый снег; женщина чуть запрокинула голову, подставляя ему лицо. Снежинки таяли на тонкой белой коже, длинных пушистых ресницах; шелковые волосы чуть потемнели от воды. Лэнс смотрел на нее и не видел ни искривленной спины, ни уродливых рук – только нежное до прозрачности лицо и глаза, светящиеся в тусклом свете фонарей.

Они медленно шли под руку по вечернему городу и молчали о недавних событиях:

“Ты не поверишь… мне, кажется, стало легче дышать.”

“Мне тоже.”

Им давно не нужно было слов, чтобы понимать друг друга.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache