Текст книги "По собственному желанию...(СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Все! Пусть Андрей хоть увольняет меня, хоть к награде приставляет, а я никогда больше не буду… Додумать я не успела, двери моего чулана распахнулись и на пороге возникла Кю.

– Катенька, я хотела бы с тобой поговорить, если ты не возражаешь.

– Слушаю вас, Кира Юрьевна, – я украдкой вытерла слезы.

– Катенька, мы обе с вами женщины, ведь так? И должны помогать друг другу. Правда же?

– Я не понимаю вас, Кира Юрьевна.

– Катя, я знаю, что тебя на работу принимал Андрей Павлович, а не я. Но… мне нужна твоя помощь.

– Конечно, если это в моих силах, то я помогу.

– Я знаю, что Андрей оставил тебе свой органайзер, ведь так?

– Это, действительно, так. Органайзер, записная книжка и все контактные телефоны Андрея Павловича находятся у меня. А что такое?

– Катя, дайте мне их?

– Что дать? – вот честное слово, я даже не сразу поняла о чем она говорит.

– Ну, органайзер, записную книжку и все остальное.

– Кира Юрьевна, я не могу этого сделать.

– Что значит, не могу? Ты что? Ты забыла, с кем ты разговариваешь? – куда только подевалась ее приторная вежливость? Со мной говорила хамка.

– Нет, я помню, Кира Юрьевна. Но дать вам личные вещи Андрея Павловича без его разрешения я не могу.

– Ты хочешь, чтобы я тебя уволила?

– Нет, я совершенно не хочу, чтобы меня уволили.

– Тогда давай органайзер, – Кю уже почти рычала, а мне вдруг стало спокойно и смешно.

Неужели это я еще несколько минут назад переживала о чувствах Лариной? Такой же вот, как Кю, наглой, тупой, считающей себя хозяйкой жизни. А за какие заслуги? За то, что им посчастливилось родиться у богатеньких папочек? Или за то, что им посчастливилось родиться с длинными ногами и смазливыми лицами? Спасибо, Кю, за урок! Мне вас всех больше не жалко!

– Сейчас, Кира Юрьевна, я только позвоню Андрею Павловичу и спрошу у него, могу ли я нарушить его распоряжение. Если он скажет, что могу, то я с удовольствием отдам вам все, вместе с контактными телефонами, – я широко улыбнулась Кю.

– Ты никому не будешь звонить!

– Почему? – моя улыбка стала еще шире.

– Потому, что ты уволена! Не трудись передавать дела Клочковой. Отдай ей только органайзер и записную книжку.

– Тогда мне тем более придется позвонить Андрею Павловичу и объяснить ему за что вы меня уволили.

– Ты что? Ты решила объявить мне войну? Помериться со мною силами?

– Да вы что, Кира Юрьевна? Никогда. Солдат ребенка, а врач больного не обидит!

Я понимала, что моя работа в «Зималетто» завершена, так хоть выскажу ей все на прощание…

========== Часть 26 ==========

POV Катя Пушкарева…

По лицу Кю словно судорога прошла. Она побледнела и закусила губу. Везет мне сегодня на меняющих цвет лица дамочек. Одна краснеет пятнами, другая бледнеет вся и сразу.

– Врач больного не обидит? Ты это о чем? Что ты знаешь? Кто тебе рассказал?

– О чем вы, Кира Юрьевна, я не понимаю?

– Все ты прекрасно понимаешь, дрянь. Причем тут врач и больной?

– Дрянь, говорите? Была бы дрянью – отдала бы вам органайзер Андрея Павловича и не наживала бы себе неприятностей.

– Причем тут врач и больной?

– А причем тут солдат и ребенок? Так говорят. Просто так говорят, но, судя по вашей реакции на мою невинную поговорку… я даже не знаю, что и думать.

– А думать не твое дело, твое дело работать.

– Бездумно? Очень интересно. Я не умею бездумно, это же не тряпкой махать. Хотя и тряпкой махать бездумно тоже не стоит.

– А ты хамка. Дерзкая хамка.

– Очень интересно. Вы называете меня дрянью за то, что я честно выполняю свои обязанности, а хамка я.

– Я имею право называть тебя, как хочу, а вот ты не смеешь и рта раскрывать, потому что перед тобой акционер, начальник отдела продаж и невеста президента.

– Вы не имеете права называть меня, как вам заблагорассудится, я не ваша раба, что же касается начальника отдела продаж и акционера… Так вы же меня уволили, с какой стати мне сохранять лояльность по отношению к вам? А что касается невесты президента, – я зажмурилась, но решила идти до конца, – бедный Андрей Павлович.

Она задышала так, словно ей в легкие вдруг почти перестал попадать воздух, однако, меня уже было не остановить. Дрянь, значит, дрянь.

– Даю вам слово, Кира Юрьевна, я найду способ рассказать о нашем разговоре Андрею Павловичу. У меня для этого есть все возможности. Вы считаете, что вместе с моим исчезновением из компании исчезнут и все ваши проблемы? Вы заблуждаетесь. Уверяю вас, ваши проблемы с этого момента только начинаются. До свидания.

Я быстренько побросала в сумку свои вещи, заодно незаметно прихватив органайзер и личную записную книжку Андрея, и собралась выйти из чулана, но Кю меня остановила.

– Катя, поверь мне. Мне очень не хочется тебя увольнять. Но мы здесь одна команда, а ты отказываешься работать по нашим правилам. Еще не поздно все изменить. Ведь ты же не хочешь потерять это место?

– Нет, не хочу. Но и работать с вами я тоже не хочу. Потому что играть по вашим правилам – это значит стать дрянью.

– Катенька, ты ведь умная девушка. Ты должна понимать, что для того, чтобы работать в коллективе, мало иметь образование и знать языки. Для работы важно уметь находить общий язык с важными тебе людьми.

– Важными? Или нужными, Кира Юрьевна?

– Важными, Катя. Неужели я предлагаю тебе что-то неприличное? Ты же женщина, и должна понимать, что за мужчинами нужен глаз да глаз. Мне нужна информация об Андрее Павловиче, только и всего. Если ты будешь дружить со мной, то я сделаю все возможное, чтобы ты могла здесь не только долго и счастливо работать, но и получать за это достойную зарплату. Если я задаю тебе какой-то вопрос, то на него нужно честно ответить. А если я тебя о чем-то прошу, то ты просто должна выполнить эту просьбу.

– Дружить? Кира Юрьевна, Вы меня простите, но дружбу я по-другому понимаю. А моя зарплата меня вполне устраивает, а если бы и не устраивала, я все равно не стала бы дрянью и не приняла бы ваше «приличное» предложение, – я ее презирала, и скрывать свое презрение не посчитала нужным.

– А у тебя уже нет никакой зарплаты. И работы у тебя тоже нет.

– Зато у меня есть совесть, в отличие от вас и вам подобным, – я кивнула ей, повернулась и вышла за дверь.

– Я ошиблась, назвав тебя женщиной, ты не женщина, ты пародия на нее, – понеслось мне вслед, но я даже не обернулась, потому что прямо передо мной стоял Андрей Павлович, сложив руки на груди и слегка перекатываясь с пятки на носок. Я достала из сумки его вещи и молча подала ему, он помотал головой.

– Не нужно, Катенька, ступайте на свое рабочее место. Кирюша, пойдем в твой кабинет, нам нужно поговорить.

Кю стала не просто белой, а какой-то даже зеленой, но беспрекословно последовала за Андреем.

POV Андрей Жданов…

Однако, как вовремя, как удачно я вернулся с обеда, ничего нового о Кире я не узнал из услышанного разговора между ней и Катей, разве что вскрылось еще одно пренеприятное обстоятельство – Кира пытается вербовать доносчиков, одной Клочковой ей мало. Зато о Катерине я узнал очень много нового.

Девушка, как оказалась, имела несгибаемый внутренний стержень, имела свой кодекс чести и умела за себя постоять. Это радовало. Видно, помощница мне досталась, что надо.

Войдя в Кирин кабинет, я без слов снял с крючка ее плащ и подал ей.

– Мы куда-то идем? – встревоженно спросила Кирюша.

– Едем. К Нине Алексеевне едем. И это не обсуждается.

– Подожди, Андрей! Вначале ты должен уволить Пушкареву.

– Я ничего не должен, и Пушкареву я увольнять не собираюсь. За что мне ее увольнять? За ее порядочность и честность?

– А что у тебя в этом органайзере, раз ты его от меня так усердно прячешь?

– Хороший вопрос. И ты должна была его задать мне, если тебя интересует содержимое моего органайзера. Мне, а не Катерине. Неужели такие прописные истины нужно объяснять? Неужели ты не понимаешь, что унизила не Катю, а меня и себя?

– Ты должен уволить Пушкареву. Она мне хамила и вела себя вызывающе! А просьбу дать мне твой органайзер она и вовсе проигнорировала!

– Я приказал ей никому не давать мои личные вещи. Она выполняла мой приказ.

– Она должна уважать меня, Андрей! Потому что я не уборщица, а акционер, твоя невеста и начальник отдела продаж! – Кира уже кричала.

Но все ее крики и скандалы – это даже неплохо. Чем сильнее у нее сейчас будет срыв, тем проще будет Нине Алексеевне резко купировать ее рецидив. Сразу вкатив ей ударную дозу, а потом только поддерживая медикаментозно. О! Я уже мог защищать диссертацию по Кирюшиной болезни!

– Девочка моя, а тебе не кажется, что уважать человека можно только за поступки, а не за должности? И, кстати, иная уборщица заслуживает уважения гораздо больше, чем иной акционер. Теперь пойдем дальше. Ты ошибаешься. Кем бы ты не была, если я отдал Катерине приказ, она должна его выполнить во что бы то ни стало. Ты не имеешь никакого права отменять мои приказы. А так же у тебя нет никакого права не только увольнять людей, но и угрожать им увольнением! Это понятно? Все, собирайся, поехали к Нине Алексеевне. Ты обещала мне, что поедешь.

– Я поеду, Андрюша, только дай мне слово, что не оставишь меня в клинике. Дай мне слово!

– Я даю тебе слово, что мы выполним все рекомендации врача. Даже если она скажет пройти электрошок! Я хочу, чтобы моя невеста поправилась, чтобы у нее периоды ремиссии были как можно дольше, чтобы мы с тобой смогли создать нормальную семью и быть всегда вместе.

Я врал, я беззастенчиво врал, но она меня достала, достала до мозжечка…

========== Часть 27 ==========

POV Андрей Жданов…

Полтора месяца затишья и полного счастья. Полтора месяца свободы… Ради этого стоило и Кирину истерику в клинике пережить, и все упреки Нины Алексеевны, мол, отчего не пришли раньше, тоже.

Как бы там ни было, но я оставил «невесту» в клинике, ее лечат, а я могу спокойно и жить и работать, ежедневно навещая ее. Согласитесь, что час общения в день – это не такая большая цена за двадцать три часа ежедневной свободы. И даже попытки Клочковой устроить за мной слежку раздражали не более назойливой мухи.

Катя стала мне незаменимым помощником в работе, не говоря уж о том, что я был ей очень благодарен и за Ларину и за то, что она готова была быть уволенной, но не предала меня. В тот день я не успел ей даже спасибо сказать, зато назавтра, когда она пришла на работу у нее на столе стоял букет альстромерий, а в нем записка: «Спасибо за помощь».

Она тут же вышла из своего чулана, поблагодарила меня сухим кивком головы и куда-то унеслась. Ну, очень странная девушка. Впрочем не мое это дело, работает она хорошо, даже очень, а значит, и заморачиваться на ее счет не стоит. По крайней мере пока. Почему пока? Да потому, что она задела Кирюшу за живое, преподнеся ей урок порядочности. Кажется это становится Кириной новой обсессией. Представьте себе, каждый день она меня встречает одним и тем же вопросом:

– Ты уволил Пушкареву?

– Нет! – неизменно отвечаю я.

– Ты меня не любишь и не уважаешь.

Что будет, когда Киру выпишут и она вернется на работу, я просто представить себе не могу. Через две недели, когда новая мания Киры довела меня до белого каления, мне пришлось побеседовать с Ниной Алексеевной. Я рассказал ей всю историю Кирюшиной неприязни к невзрачной, серенькой секретарше.

– Андрей, даже не вздумайте идти на поводу у Воропаевой. Это уже не ее болезнь, это ее отвратительный характер, желание настоять на своем и твердая убежденность, что всегда должно быть так, как ее правая задняя нога захотела. И еще, Кира спрашивала у меня о симптоматике параноидальной шизофрении. Я ей не сказала ничего определенного, но вы же понимаете, что в век интернета никакого труда не составит добыть нужную информацию.

– А зачем ей это нужно?

– Не знаю, но судя по тому, что ее уже трижды навещал брат, причина ее интереса кроется именно в его посещениях. Скорее всего Кира опасается, что он хочет изменить ее диагноз и признать ее недееспособной. А может она хочет вас запугать, что ее диагноз может смениться и тогда Александр станет ее опекуном.

– Господи, как я устал! Нина Алексеевна, скажите, пожалуйста, сколько еще времени Кире нужен будет стационар?

– Ну, еще с месяц мы ее тут подержим.

– Понятно!

Я обрадовался, еще целый месяц почти без петли на шее… Как все-таки жаль, что все на свете имеет конец, и мои каникулы тоже.

Накануне Кириной выписки я вызвал бригаду уборщиц к себе на квартиру, мне очень не хотелось, чтобы даже запах какой-нибудь из бабочек, проведших ночь в моей квартире, смог стать поводом к новым скандалам и рецидиву, не говоря уж о какой-нибудь кружевной вещице, забытой где-то под кроватью или в хлебнице. Правда, я не любил, когда Кира посещала мой дом, ее всегда было тяжело потом выпроваживать, ну так и норовила остаться на лишний часик, на день, на неделю, на всю жизнь. Поэтому я и предпочитал сам заезжать в ее дом, откуда и старался слинять как можно быстрее.

В вечер выписки Кирюши я в полной мере ощутил себя и секс-машиной, и психиатром, и актером разговорного жанра, да и заключенным – тоже. Хорошо еще, что мне удалось сделать вид, что я не расслышал, когда Кира изъявила желание поехать прямо ко мне и привез ее под окна ее же дома.

– Андрюша, а почему ты не пожелал забрать меня к себе? – Кирюша надула губки.

– Я думал, что тебе захочется поскорее оказаться дома, тем более, что тебя там ждет сюрприз.

Сюрпризы Кирочка очень любила, поэтому на какое-то время мне удалось отвлечь ее внимание от обид и скандала. Как маленькая девочка она побежала через две ступеньки вверх по лестнице, а когда я поднялся вслед за ней в ее квартиру, Кира тут же бросилась мне на шею.

– Спасибо! Это так красиво! Теперь я верю, что ты меня любишь. Ты ведь любишь меня?

– Люблю, – дежурно согласился я, мысленно возблагодарив Ромку за идею приволочь в Кирино жилье несколько корзин с цветами, чтобы у той и малейших поводов скандалить не появилось.

Жаль только, что никаких идей, как заменить меня мальчиком по вызову, ни у меня, ни у Романа не появилось. Поэтому мне самому пришлось ублажать дражайшую Киру Юрьевну, делая вид, что я соскучился и весь горю от нетерпения и страсти. А когда она и насытилась, и пресытилась, и лежала на ненавистной фиолетовой шелковой простыне разбросав руки и ноги в стороны и, совершенно непонятно для чего, демонстрировала мне не только свою плоскую грудь, но и все остальное, я поцеловал ее красивый, гладкий живот и попытался уйди восвояси, но не тут-то было.

– Кирюша, ты сегодня была бесподобна. Я бы очень хотел остаться, но я устал и хочу спать, а рядом с тобой этого сделать мне не удастся. Я просто не могу спать, когда ты рядом. Ты же знаешь, что завтра будет тяжелый день на работе, и выспаться мне просто необходимо.

Ага… С таким же успехом я мог бы просить палача о помиловании! Ей приспичило поговорить, поэтому она обвила меня, как лиана, и начала пытку.

– Я тебя ужасно люблю. А когда любишь, теряешь голову. Я с ума схожу от одной мысли, что у тебя может быть другая женщина. Я так боюсь тебя потерять, потому и прошу уволить Пушкареву.

– Кирочка, ты, кажется, уже сошла с ума. И я говорю не о твоей болезни. Ты что? Ревнуешь меня к Кате?

– Что? Как ты мог подумать такое? Кто она, а кто я! Ревновать к этой уродине – это себя не уважать!

В этот момент мне в голову пришла мысль, что непривлекательная снаружи Катя, куда как красивее душой, чем моя невеста. И если бы на всей планете последними остались только эти две женщины, то я, без сомнения, выбрал бы Пушкареву.

– Кира, но тогда я вообще ничего не понимаю.

– Она меня ненавидит и не уважает, она будет тебе помогать скрывать все твои похождения. Вот чего я боюсь.

– Значит, ты заранее уверена, что я буду тебе изменять? Кирочка, да как ты не понимаешь, что именно от такого к себе отношения мужчины и бегают налево, даже от тех, кого любят.

– Милый, прости, я неправа. Но если бы ты уволил Пушкареву, я сразу бы успокоилась. Сделай это ради меня, пожалуйста, – вот и повод сбежать появился.

– Я не уволю Катерину, она прекрасный работник. Ты намерена всю ночь есть мой мозг чайной ложечкой? Не стоит! Я ухожу, встретимся завтра на работе.

Не давая ей даже секунды, чтобы открыть рот, я вскочил, оделся и вышел за дверь, даже не предполагая, что теперь у Киры возник новый повод ненавидеть Катю. Ну, а как же? Ведь это она, Пушкарева, разлучает ее со мной. Вот, я даже ушел, рассердившись из-за нее, проклятой секретарши, на свою невесту… Именно эту фразу Кира мне скажет впоследствии.

А на следующий день начался ад. Причем не только для меня.

Комментарий к

Хочу предупредить своих читателей, что ближайшие две недели продолжения будут выходить по мере возможности. Ко мне прилетает подруга и я буду отдыхать.

========== Часть 28 ==========

POV Роман Малиновкий…

Это не было любовью. Нет! Тогда еще не было. Была острая, какая-то щемящая жалость, помноженная на восхищение. Я прекрасно видел, что девчонка недоедает, что у нее скорее всего, анемия, что вещи, которые она носит, это даже не second hand, а нечто перешитое и перелицованное своими (ну, или мамиными) руками. При этом Пушкарева была яркой, незаурядной личностью, а уж о ее уме и вовсе можно было слагать легенды.

Пожалуй, мой интерес к Катюше изначально был вызван тем равнодушием и пренебрежением к ней, которое демонстрировал Палыч. Я никогда раньше не видел, чтобы он так откровенно пользовался людьми и при этом обращался с ними так жестко, а временами даже жестоко. Казалось, что он нарочно отыгрывается на самом уязвимом и беззлобном человеке за то, что другие пытаются скрутить его в бараний рог. Или, может быть, он устал от того, что ему всегда было кого-нибудь жалко, и именно с Кати он решил начать по-другому относиться к людям, начать игнорировать чужую боль. Не знаю. Знаю только одно – Андрей сам рыл свою могилу, по дороге утаскивая в нее тех, кто заслуживал не просто жизни, а жизни счастливой. Не помню, кто это сказал: «воистину, кто милостив к жестоким, в конце-концов станет жесток к милостивым», но это точно сказано о Палыче.

Катя была удивительно похожа на маму, на мою маму в последний год ее жизни. Может поэтому я и видел в Катюше под внешней маской уродства ее неброскую, нежную красоту? Иногда я мысленно снимал с нее очки и брекеты, подкрашивал ей глаза и переодевал в яркие, красивые наряды. И перед моим внутренним зрением появлялась молоденькая, хрупкая, нежная и красивая девушка. В такие минуты мне страшно хотелось помочь ей найти себя. Но я не знал, как это сделать, чтобы не обидеть ее. Ведь, ко всему прочему, Катя была невероятно, болезненно горда.

Я не мог ей ни предложить деньги, ни подарить наряды, ни даже просто покормить ее, она оскорбилась бы до глубины души. Я вообще не знал, как себя с ней вести. А поэтому какое-то время, первые две-три недели ее работы в «Зималетто», просто держался от нее подальше. Так было вплоть до того дня, когда я влетел в ее чулан с какими-то документами, забыв постучать. Она очень тихо и горько плакала.

– Катенька, что случилось?

– Ничего, просто соринка попала в глаз, – она вскочила, сняла очки и стала усиленно тереть глаз, чтобы у меня и сомнения не возникло, что всему виною соринка. Без очков она казалась беззащитной и уязвимой, со взглядом обиженного ребенка.

– Андрей кричал?

– Нет, что вы, Андрей Павлович тут не при чем.

– А кто вас обидел?

– Меня никто не обидел, я сама умею обижать, – она попыталась улыбнуться, – это просто соринка…

– Соринка, говорите? Ну, давайте будем извлекать несуществующую соринку.

Я подошел к ней поближе, приподнял за подбородок ее лицо к люстре, заглянул ей в глаза. И все…

Понятия не имею, как со мной могла случиться эта беда, но она случилась. Я влюбился. До сумасшествия, до спазма в горле каждый раз, когда мы оставались наедине, до головокружения при одном только упоминании ее имени, вот как влюбился. Это было бедой! Такой бедой, что хоть в петлю, и вовсе не потому, что она была не просто некрасива, а даже отталкивающе некрасива, я-то знал, что она красива. Беда была в том, что так же, как я любил ее, она любила другого, которому до нее не было никакого дела. Иногда я благодарил за это Бога, понимая, что так у меня все же остается какой-то шанс, пусть не сейчас, пусть в будущем, добиться взаимности. Иногда ненавидел того, другого, за то что он ее не замечал и тем самым делал несчастной.

Ка-те-ри-на… Катенька. Я увидел ее нежную, ранимую душу в самой глубине ее карих глаз и пропал.

– Точно, соринка, вернее, ресничка попала, – соврал я, и оттянув ее нижнее веко, аккуратно провел языком по ее глазу, а затем сделал вид, что снял с языка ее ресничку. – Ну, вот и все.

– Спасибо за помощь, Роман Дмитриевич.

– Э нет, Катюша, одним спасибо вы не отделаетесь. Вы просто не знаете, какой я корыстный. Я за каждое маленькое доброе дело, обязательно, требую в ответ большое одолжение.

– И чем я могу отплатить вам за вашу доброту?

– Катя, спасайте! Я умираю, как хочу есть, а Палыча нет.

– Заказать вам обед? Я не очень понимаю, что я должна сделать.

– Прекрасная мысль. Закажите мне, пожалуйста, обед на две персоны. Ненавижу есть в одиночестве. Закажите всего много и вкусного, на ваш вкус.

– Это не очень хорошая идея. Во-первых, я не знаю названий блюд, во-вторых, я не знаю вашего вкуса, Роман Дмитриевич, а на мой и вовсе нельзя полагаться. Я всеядна. Может вам к Клочковой обратиться с этой просьбой? Она лучше меня понимает в выборе блюд.

– Скажите еще, что она может мне составить компанию и пообедать вместе со мной.

– А почему бы и нет, Роман Дмитриевич?

– Смерти моей хотите, Катенька? За что? Что я вам плохого сделал? Не хотите помочь, так хоть не убивайте. Ладно, мы с вами вот что сделаем. Я сам закажу еду, а вы со мной отобедаете. Хорошо?

– Спасибо, но нет.

– Почему? – я думал, что она начнет выкручиваться, но она была честна и это тоже поразило меня.

– У меня нет средств заказывать ресторанную еду, а обедать за чужой счет я не считаю для себя возможным.

– Я был бы с вами согласен, но я, правда, ненавижу есть в одиночестве. И потом, я считаю, что это нечестно и глупо – счеты между друзьями.

– А когда мы стали друзьями, Роман Дмитриевич?

– Пять минут назад. Я не полез бы в глаза к постороннему человеку. Давайте дружить, Катюша.

– Давайте, – улыбнулась она.

Так началась наша дружба, которую никто не мог ни понять, ни принять, но нам, если говорить честно, было плевать на это. Катюша раскрывалась очень осторожно, почти не рассказывая о себе. Сказала только, что она единственный ребенок в семье, что отцу нужно делать операцию, что ее мама очень вкусно готовит и что с ними живет сын бывшего папиного сослуживца.

Иногда, когда Катюша засиживалась допоздна, она разрешала подвести ее до дома, но никогда не приглашала меня зайти. Много позже я понял почему. Много позже…

Все изменилось в день моего рождения, когда Катя влетела ко мне в кабинет сияя, как рождественская елка.

– С Днем Рождения, Ромка! – да, да, мы давно перешли на «ты». А почему бы и нет? Я не ее начальник, мы друзья, что нам мешает быть на «ты»?

Катя протянула мне два пакета. Из одного божественно пахло выпечкой, и я сразу засунул в него свой нос. Так и есть – это были малюсенькие пирожки с яблоками и корицей. Один я съел сразу и даже зажмурился от удовольствия, потому что это было волшебно вкусно. Во втором пакете был длиннющий мягкий, теплый пушистый шарф, которым она и обмотала мою шею.

Катя давно ушла в свою каморку, а я медленно поедал пирожки, гладил шарф и мне до ужаса хотелось плакать. Я больше не мог с ней «дружить». Я хотел ее! Всю и навсегда! Чтобы она сначала вязала мне длинные-длинные шарфы, а потом обматывала ими мою шею, а я прижимал бы ее к себе и никуда не выпускал из своих объятий часами. Чтобы она пекла свои вкусные пирожки на моей кухне, а я мешал бы ей, целуя ее руки в муке и она пачкала бы меня этим белым любовным порошком.

А самое главное, чтобы она никогда больше не плакала, оттого, что Жданов снова был с ней жесток…

========== Часть 29 ==========

POV Катя Пушкарева…

Сегодня Кю вышла на работу после почти полутора месяцев болезни. Девчонки уже просветили меня, что она лежала в больнице. Говорят, что у нее с головой не все в порядке. Теперь хотя бы понятно, отчего она на меня так окрысилась, когда я сказала про врача и больного. Ладно, постараюсь обходить ее стороной, раз моя персона так ее раздражает.

И все-таки я благодарна этой ненормальной. Если бы не она, у меня не появился бы такой интересный и верный друг, как Ромка. Если бы она не довела меня тогда до слез, а он не бросился бы меня утешать, то мне бы и в голову не пришло, что у него, этого «бабочника и юбочника», как называет его наш модельер Милко, такое большое и доброе сердце. Он единственный человек во всем управленческом аппарате «Зималетто», который относится ко мне не только без презрения и пренебрежения, но еще и с большой теплотой, и с уважением.

Правда, после дня его рождения что-то неуловимо переменилось в наших отношениях, он стал немного сторониться меня, может обиделся, что я не пошла с ним ресторан? Но он же должен понимать, что мне просто-напросто не в чем идти. И обижаться на это глупо. Ну да ничего, я с ним как-нибудь поговорю по душам, и объясню, что никак не хотела его обидеть.

– Катя, – раздалось из кабинета шефа. Сердце подпрыгнуло куда-то под горло, я досчитала до десяти, глубоко вздохнула и вышла из чулана.

– Вы что-то хотели, Андрей Павлович?

– Проходите, присаживайтесь, Екатерина Валерьевна. Завтра у нас Совет директоров, после которого я официально стану президентом компании «Зималетто». Или не я, это уж как повезет. Но прежде нам с вами нужно будет сделать кое-что. Совет, видите ли, требует детальный отчет о состоянии фирмы. Поэтому пригласите всех начальников отделов в конференц-зал и приходите туда тоже. Я отдам распоряжение, чтобы все данные по отделам стекались именно к вам, а вы все размножите и сложите в папки по количеству членов Совета. Если все понятно, то собирайте людей.

Я быстренько обзвонила всех начальников отделов, кроме Кю, ей я не стала звонить напрямую, вдруг ее хватит удар, оповестила Амуру, ее секретаршу, взяла блокнот и пошла в конференц-зал. Андрей уже говорил речь и мне не хотелось никому мешать. Все стулья были заняты, я встала позади Андрея, Романа и Кю и начала записывать все, что мне казалось важным.

– Завтра у нас совет директоров, на котором мы узнаем, кто станет президентом. Коллеги, акционеры требуют от нас отчет о состоянии компании «Зималетто». Чтобы понимать в каком состоянии мне передают дела. Ну, или не мне. Что, конечно маловероятно, но все может быть. Ярослав, финансовый отчет.

– Да, конечно, Андрей Павлович, – ответил финансовый директор.

– Роман, маркетинговые исследования.

– Так точно, – Ромка приложил руку к непокрытой голове, и я улыбнулась.

– Кира, данные по продажам. Пусть Амура поможет тебе. – Андрей раздавал задания всем по очереди. Наконец, он решил подвести итог. – Все отчеты сдайте, пожалуйста, Кате. Она их обработает. А где, кстати, Катя. Катя! – взревел он.

– Я здесь, – ответила я из-за спины.

– Катя, ну сядьте куда-нибудь, что вы раздражаете. Вот хоть на пол.

Ромка вскочил, увидев, что я стою и уступил мне свое место. А потом, глядя прямо Андрею в глаза, медленно опустился на пол рядом с ним. Андрей густо покраснел и быстренько закончил совещание. Роман встал с пола, отряхнулся, схватил меня за руку и потащил в свой кабинет.

– Почему ты позволяешь так с собой обращаться? Почему?

– Потому что мне нужна работа!

– Да ведь не любой же ценой!

– Рома, ты же ничего не знаешь! Ничего!

Вся в слезах я вылетела из его кабинета и понеслась к себе, а через несколько минут я услышала, как на повышенных тонах разговаривают два лучших друга.

– Андрей, ты что, не понимаешь, что ведешь себя, как жлобина? Не по-мужски. Мужик уступил бы Кате свое место, а не предлагал ей сесть на пол.

– Согласен, я не прав. Но ты-то зачем на этом внимание сакцентировал? Тебе хотелось прилюдно поставить меня на место?

– Да! Ты же прилюдно Катюшу унизил. Почему же ты ждешь тихих кулуарных замечаний.

– Вот как? Катюшу? Это что-то новое.

– Мы с Катей друзья. Об этом знает последняя уборщица в «Зималетто», но не ты. Что тебе за дело до лучшего друга и до личной помощницы? Ты же у нас один единственный такой несчастный, такой заслуживающий внимания. – Раздался стук двери, очень сильный и какой-то злой, видно, Ромка уходя хлопнул дверью со всей дури.

Прошло еще минут десять и в косяк моей каморки постучали.

– Да, да, войдите.

– Катя, это я. Я могу войти? – впервые в голосе Андрея были какие-то человеческие нотки.

– Конечно. Чем я могу помочь?

– Простите меня, Катерина. Мне очень стыдно, правда. – я только кивнула, говорить я не могла, очень боялась расплакаться. – Ну, что, мир? – Андрей протянул мне руку, я снова кивнула и протянула свою в ответ.

Лучше бы этого не было, лучше бы он вообще не извинялся, чем коснулся рукою моей руки. Мне моментально стало жарко, сердце начало отплясывать в темпе prestissimo, а ноги стали ватными. Хорошо, что он ничего не заметил, только улыбнулся и быстро исчез за дверью.

Я не сразу пришла в себя, а только когда мне начали приносить отчеты по отделам. Кю не соизволила снизойти до моей каморки, передала свой отчет с Романом.

– Ром, не сердись на меня. Ладно? Вот увидишь, я никогда и никому не позволю больше меня обижать.

– Кать, да я не на тебя рассердился, а на себя. Давным давно нужно было Андрея на место поставить.

– Спасибо тебе, Ромка. За все, за все!

Я обняла его за шею и поцеловала в щеку, как делала это всегда, когда благодарила Кольку. Того, что произошло в следующее мгновение, я никак не могла ожидать. Ромка резко меня отодвинул и почти зло прошипел.

– Никогда больше так не делай. Ни-ко-гда!

Я все поняла, поняла сразу. И ему неприятно мое прикосновение. Конечно, разве может такой урод, как я, целовать мальчика-эстета, пусть и по-дружески, в щеку? Ох, Пушкарева, Пушкарева, ничему тебя жизнь не учит. Вот потеряешь сейчас друга, что тогда делать будешь? И я, испугавшись потерять Ромку, начала ему быстро рассказывать о своем плане свести все отчеты по отделам в один, а в конце вывести графики для наглядности, так будет понятнее и проще.

– Как тебе моя идея?

– Очень хорошая идея, работай, – рассеяно сказал Ромка и вышел из моего «кабинета».

Я расстроилась. Ну, что за день такой идиотский? Вначале Андрей унизил, потом единственного друга в «Зималетто» потеряла. Я твердо решила поговорить с Романом, постараться исправить то, что испортила своим слюнявым поцелуйчиком. Однако, часа через полтора он сам прибежал ко мне.