Текст книги "По собственному желанию...(СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Это можно пропустить.

– Хорошо. Кира, вы должны будете лечь в стационар, нам нужно подобрать вам правильное медикаментозное лечение, это во-первых. Во-вторых, вы должны будете пройти курс бесед с психологом, в-третьих, не меньше шести-семи сеансов гипноза. И, наконец, если все это не будет давать того эффекта, на который я рассчитываю, думаю, что вам придется пройти двенадцать сеансов электросудорожной терапии, а по-простому – электошоков. Результаты этой терапии, как правило, превосходят все ожидания при лечении вашего заболевания. Проводят процедуру под внутривенным наркозом, но… есть и побочные эффекты – значительный риск потери памяти. Я очень надеюсь, что мы сумеем справиться с вашей болезнью и без применения таких кардинальных мер.

– Кирюша, ты согласна лечь в стационар? – я очень надеялся, что она согласится.

– А ты будешь ко мне приходить?

– Конечно.

– Каждый день?

– Ну, конечно.

– Ты должен мне дать слово, что будешь навещать меня ежедневно.

– Я даю тебе слово.

– Нина Алексеевна, а на окнах будут решетки? – голос Киры зазвенел.

– Зачем, деточка? Это же тебе нужна наша помощь, а не наоборот. И наша клиника – не тюрьма. Захочешь уйти, никто держать не будет. Двери открываются в обе стороны.

– Я согласна.

Кира осталась в клинике, и это было замечательно! Прости меня, Господи, за эту радость чужой беде. Но ведь, если посмотреть с другой стороны, то беда случилась намного раньше, а Кирюшино пребывание в клинике, должно было, наоборот, избавить нас всех от беды. Да и подустал я что-то от всей этой истории, очень хотелось отдохнуть и расслабиться. И развязанные, хотя бы на время, руки были мне необходимы.

В семь часов вечера я подъехал в контору Марка Львовича, а уже в пятнадцать минут восьмого стал полноправным акционером «Зималетто» и членом Совета директоров с правом голоса. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло…

Из нотариальной конторы я поехал прямо к Ромке праздновать пусть и временную, но все же свободу, да и свой новый статус нужно было обмыть. И мы обмыли! Так обмыли, что я и думать забыл о неприятностях последних дней в объятиях длинноногой и златовласой нимфы. Недаром Роман девочек зарядил, действительно, конфетки.

А под утро меня разбудил телефонный звонок…

– Андрей, срочно приезжай.

– Куда? Кто это?

– Это папа.

– Мама? Что с мамой? – не помню, кричал я или шептал, помню только, что ноги стали ватными.

– Успокойся, с мамой все в порядке. Воропаевы погибли.

– Все?

Мне очень, очень стыдно сознаваться, но я поклялся, как на Божьем суде, говорить правду и только правду. Вот она правда – в ту секунду я испытал облегчение, близкое к эйфории. Теперь я был абсолютно свободен! Правда недолго, ибо вместе с папиными дальнейшими словами я испытал глубокое чувство стыда, разочарования и осознания, что теперь петля затягивается туже, одновременно.

– Нет, Андрей. Ольга с Юрием погибли.

– О, Господи! И как это случилось?

– Ты лучше найди Романа и приезжайте, многое нужно обсудить.

А чего мне было искать Ромку? Он в соседней комнате колобродил. Оттуда раздавались стоны и сдавленный смех. Ужасно не хотелось обламывать другу кайф, поэтому я дождался финального аккорда, который всегда раздавался, возвещая всему миру, а заодно и всем, кто поближе, что Малиновский получил свою порцию разрядки. Ромка трубил финальную победу всегда одинаково – коротким, исконно русским словом в пять букв, начинающимся на «б».

Я постучал в дверь, прекрасно зная, что должен спешить, иначе он может начать следующий раунд борьбы.

– Чего тебе? – Роман высунул голову.

– Сворачивай игрища, отец звонил.

– Андрюха, через полчасика, я только еще один тур вальса станцую и я весь твой, – но, видно, что-то его напрягло в моем лице. – А что случилось?

– Воропаевы-старшие приказали долго жить.

– Твою мать! – Ромка выскочил ко мне, забыв если не одеться, то хотя бы прикрыть свой срам. – И чего теперь делать?

– Для начала натянуть труселя.

– Ой, ё! – Ромка исчез за дверью. – Ты же не думаешь, что я пытался тебя совратить?

– Нет, не думаю. Ты же не дурак, правда? Понимаешь, что я не Милко. И твои прелести меня соблазнить не смогут.

Мы дурачились, балагурили и шутили, потому что, не знаю, как Ромке, а мне было очень страшно, что это мой отец причастен к гибели Воропаевых, вот я и старался за шутками-прибаутками спрятать свой страх.

Оставив девочек отдыхать от трудов праведных мы совсем уж было собрались выехать, как снова позвонил папа.

– Андрей, сиди дома, мы сами едем к тебе. Ромку нашел?

– Он со мной.

– Очень хорошо. Ждите нас.

– Андрюша, купите там чего-нибудь поесть, – вклинилась мама, – и не пейте, нам нужны ваши трезвые головы.

Стало совсем не по себе. И не только мне, судя по тому, как затараторил Ромка, каким он вдруг сделался деятельным, я понял, что и Роман несколько, как бы это помягче… обескуражен.

Родители приехали только к семи утра, уставшие и осунувшиеся, а у отца еще и глаза ввалились, видно от бессонной ночи. Мне было очень важно задать отцу вопрос. Всего один. Но после него я должен был потерять отца навсегда, при этом ответ не имел принципиального значения. Ну, скажет отец «Да, это я заказал Воропаевых», смогу я и дальше с этим жить и считать отцом папу? Скажет он «Нет! Как ты посмел подумать, что это я?», и что тогда? Тогда он смертельно на меня обидится. И будет прав, тысячу раз прав. Спасла ситуацию, как всегда, мама.

– Андрюша, я сейчас сварю кофе и приготовлю завтрак, а вы с папой поговорите пока. Я думаю, что ты хочешь знать, что же случилось.

– Конечно хочу, мам.

– Я позвонил Юрию, потребовал созыва Совета директоров на завтра. Он засмеялся, мол куда ты так спешишь, мы запланировали поездку в Тулу, давай соберем совет как и собирались, осталось каких-то шесть дней. Я сказал, что не дам ему ни одного дня для нашего уничтожения. Он снова засмеялся и положил трубку. А около часа ночи нам позвонили из Серпухова, спросили знаем ли мы Воропаевых. В общем, Ольга сразу насмерть, а Юрка успел продиктовать мой телефон и попросил передать, что он меня все-таки обыграл. Это все, что мы знаем….

========== Часть 15 ==========

POV Маргарита Жданова…

Господи, ну почему мужчины так упрямы? Я ведь просила Пашу не устраивать всех этих Советов директоров и разборок, просила сразу идти в милицию, со всеми нашими материалами, со всем, что мы раскопали. Господи, я же еще до своего юбилея просила его. Не послушал… А может просто не услышал меня. А Андрюша? Это же просто уму не постижимо. Взвалил на себя такой груз, который и увезти-то невозможно, не то что унести. И теперь? Что же будет теперь, когда этот груз стал тяжелее вдвое? Бедные мои мальчики. Совещаются, решают, что делать… А что тут сделаешь, после драки-то? Охо-хо, грехи наши тяжкие.

– Он, действительно, обыграл меня, Андрюша. Ситуация вышла из-под контроля. Из бизнеса я выгнать его не успел, в милицию обращаться бесполезно, за отсутствием обвиняемого. Все, что нам остается, сделать хорошую мину при плохой игре и ждать оглашения завещания. А пока делать вид, что никто никого не собирался разоблачать, что у нас погибли лучшие друзья и быть готовыми оказывать помощь детям погибших… И с похоронами тоже.

– Папа, а ведь Сашка в тысячу раз хуже своего папаши.

– Да, Андрей, хуже. Много хуже, но и много глупее. А значит у нас есть шанс.

– Шанс на что, Павел Олегович? – спросил Роман.

– Шанс на то, что компания не будет разграблена и разделена.

– Паша, – я попыталась достучаться, – ты же не знаешь, что и как собирался делать Юра и насколько Александр осведомлен о его планах. Возможно, то, что нам придется иметь дело с Сашкой, в тысячу раз хуже, чем если бы это был его отец.

– Сашка неумен, Марго.

– Не помню, кто сказал, что лучше с умным потерять, чем с дураком найти.

– Маргарита, не нагнетай, прошу тебя. В любом случае у нас есть шанс оставить за собой торговую марку. А это уже не мало.

– Кто тебе сказал, что Сашка готов расстаться с торговой маркой в случае чего?

– Никто, но его обыграть будет проще.

– Паша, а может предложить им выкупить их акции? Деньги найдем, уверяю тебя.

Но он снова меня не услышал.

POV Андрей Жданов…

«Честь» сообщить Кире о гибели ее родителей выпала мне. Хорошо, что это было в клинике, хорошо, что я был не один, хорошо, что ей тут же смогли оказать помощь. Самое страшное, что Кирюша не истерила, не кричала, не плакала, она только смотрела на мир своими огромными серыми глазами в которых была пустота и периодически теряла сознание. Казалось, что она вообще не понимает, что происходит.

– Кирюша, ты на похороны пойдешь? – спросил я ее накануне похорон, вечером. Она только кивнула.

Она вообще не произнесла ни слова с той самой минуты, как я сообщил ей о гибели родителей и до окончания поминок. Ни одного слова. Даже когда Сашка орал на нее, что это она виновата в смерти отца и матери, из-за ее длинного языка они погибли, она никак не отреагировала на это. Вернее не так. Она словами не отреагировала, но зато уверенно кивнула в знак согласия и снова потеряла сознание. Мне безумно хотелось расквасить Сашке нос, а я не мог – у меня на руках была Кира. Спасибо Ромке, что заткнул ублюдка.

После похорон я привез Кирюшу в клинику, там ей укололи что-то и она заснула, а я пошел разговаривать с Ниной Алексеевной.

– Андрей, ситуация вышла из-под контроля. К ее диагнозу прибавилась совершенно нормальная реакция на горе. С одной стороны, ей нужно тепло, участие и любовь, ей нужно помочь пережить ее горе. Оно неподдельно. Более того, она винит себя в случившемся.

– Нина Алексеевна, она вообще живет с чувством вины и стыда всю свою сознательную жизнь. Она винила себя за то, что… ну, вы понимаете.

– Я все понимаю, Андрей Павлович. Предлагаю сейчас не пороть горячку. Завтра у нее первый сеанс гипноза, посмотрим, что там, в глубинах ее мозга, а потом уже будем решать, что делать. Я вам позвоню.

Она, и правда, позвонила назавтра ближе к полудню.

– Андрей, приезжайте! – а когда я приехал, сразу провела меня в свой кабинет. – У меня для вас две новости и одна хуже другой.

– Не пугайте меня, Нина Алексеевна, пожалуйста.

– Я не пугаю. Сегодня ко мне приходил ее брат, требовал, вернее вначале требовал, потом просил, а, когда это не помогло, попытался подкупить меня.

– Чего он хотел.

– Чтобы я объявила Киру недееспособной.

– И вы?

– Кира совершенно дееспособна и ответственна перед судом, как я могу объявить ее недееспособной?

– Спасибо.

– Он хотел оформить над ней опеку. Но и в этом я ему отказала. Тогда он попытался дать мне денег, чтобы я пропустила к ней в палату его вместе с нотариусами.

– И?

– Не пропустила! Но… я же сказала, что эта новость плохая. Медсестра слышала, как, черт, не помню его имя…

– Александр.

– Да, Александр. Так вот, медсестра слышала, как Александр договаривался с кем-то о том, чтобы провести освидетельствование. И сумму слышала. Боюсь, что за эту сумму ему проведут такое освидетельствование, как ему нужно.

– Понятно. Только не понятно, что делать.

– А это и есть вторая новость, – врач надолго замолчала. Так надолго, что мне совсем стало не по себе.

– Нина Алексеевна, – я решился напомнить ей о своем существовании.

– Андрей, у Киры сегодня был сеанс гипноза. То, что я сейчас вам скажу, должно навсегда остаться между нами. Если Кира Юрьевна узнает правду, она этого не переживет. Я могу рассчитывать на молчание?

– Если это не во вред Кирюше, то конечно.

– Кира винит себя не в смерти родителей, а в том, что их гибель – это ее свобода.

– Как это?

– Вместе с их гибелью ушло чувство вины перед ними и страх быть наказанной. На подсознательном уровне Кира рада… нет, не их смерти, а своей свободе. Но для нее это одно и тоже. Понимаете?

– Не совсем.

– Ну, и не надо. Вам важно знать только одно, сейчас она чувствует себя свободной. Она очень хочет лечиться. Но в то же время она хочет свободы передвижения. Она хочет быть с вами, хочет, чтобы вы любили ее. Такие, знаете, простые, человеческие желания. Она ни одного раза под гипнозом не сказала, что хочет тереться о вас или онанировать, глядя на вас, или делать вам больно. Понимаете?

– Нет!

– И я не понимаю. Я ничего не понимаю. Ее зависимость пройти не могла – это неизлечимо. Врать под гипнозом она тоже не могла, не тот тип нервной организации. Я, правда, не понимаю, что нам делать. Выписывать ее? Оставлять в стационаре? Как защитить от брата? Я не знаю! И как ее лечить, я тоже не знаю. Какая-то гремучая смесь!

– Нина Алексеевна. Давайте пока оставим ее в стационаре, по крайней мере Сашка здесь добраться до нее не сможет. А вы еще понаблюдаете за ней. Может проведете какие-то дополнительные исследования. А я постараюсь за это время узнать о планах Кириного братца.

На том мы и порешили…

Сегодня в одиннадцать ноль ноль должен состояться первый Совет директоров после гибели Воропаевых-старших. А в десять ноль ноль, там же, в конференц-зале, будет зачитано завещание Ольги и Юрия на оглашение которого, по их воле, приглашены и мы…

========== Часть 16 ==========

POV Андрей Жданов…

Кристина, средняя дочь Воропаевых, была для меня темной лошадкой. Вечно взбалмошная, вечно играющая на публику, вечно кажущаяся дурочкой, она была меж тем чутким, добрым и отзывчивым человеком, искренне любящим своих родных. Я почти ее не знал. В детстве Кристина мне не досаждала никак и ничем, ее почти совсем не бывало дома, она посещала какие-то литературные вечера, самодеятельные театры и мечтала стать актрисой. Правда, ее родные над ней посмеивались, говорили, что актрис с ее внешностью не бывает. Возможно, поэтому она подсела на пластические операции, делая их одну за другой.

На мамином юбилее Кристи не было, она отлеживалась где-то в Дании после очередной операции. Так что я впервые увидел ее, после почти десятилетнего перерыва, на похоронах ее родителей. Сегодня, на оглашение завещания, она тоже, естественно, пришла.

Итак нас собралось шестеро: мама, папа, Кристина, Сашка и мы с Кирой. Кирюша специально села рядом со мной, чтобы братец видел, что она не одна, что у нее есть защита от таких гниденышей, как он.

Нотариус, пожилой невысокий человек, оглядел нас всех и начал свою речь.

– Меня зовут Анатолий Андреевич Злотников. Я являюсь поверенным в…

Говорил он долго, нудно и противно, я практически не вслушивался в смысл его речи, пока он не подошел к главному. Но и это я пересказывать не стану, расскажу только самую суть. А суть была в том, что все накопления четы Воропаевых по наследству переходят в равных долях его детям. Тут и деньги на счетах, и все движимое, и недвижимое имущество. Единственным исключением были акции компании «Зималетто». По какой-то, никому непонятной прихоти, Воропаевские акции были завещаны в следующих долях: по пятнадцать процентов Кире, Саше и Кристине, и по одной целой, шестьсот шестьдесят шесть тысячных маме, папе и мне.

Суть этой насмешки стала понятна, когда открыли дополнительный протокол к завещанию. Там была написана всего одна фраза: «Пять процентов своих акций я жертвую Ждановым, чтобы не пошли побираться, когда мои дети станут владельцами».

Мама вскочила, но папа придержал ее за руку и что-то сказал ей на ухо. Я заметил, как она улыбнулась. Позже я спросил отца почему он не отказался от этой подачки – это же так унизительно. Отец преподал мне тогда урок бизнеса, он сказал, что мол да, это унизительно, и это именно то, что хотел сделать Юрий – унизить. Но, после минутного чувства униженности, пять процентов акций, а вместе с ними и контрольный пакет, навсегда перейдут в собственность семьи Ждановых. Забегая вперед, скажу, что эти пять процентов акций отец впоследствии подарил Ромке, он заслуживал этого.

– Завещание вступает в силу в оговоренный законом срок, – закончил свою речь господин Злотников.

– В каком смысле? – взревел Сашка.

– В том смысле, что деньги, недвижимость и движимое имущество, а так же акции станут вашими только через полгода.

– Почему?

– Потому что в течение полугода завещание может быть опротестовано. Таков закон.

Сашка задумался.

– Анатолий Андреевич, мне доподлинно известно, что отец не только собирался, но и переписал завещание, – наконец сказал Сашка.

– Вот как? Но мне об этом ничего не известно. Будьте добры предъявить новое завещание вашего отца.

– У меня его нет. Я только знаю его суть. Отец лишил Киру наследства, и, если она порядочный человек, то она это подтвердит.

– Мне ничего не известно о том, что меня лишили наследства, – Кирюша говорила тихо, но очень твердо.

– Ну, как же, я сам слышал, как папа тебе кричал что лишит тебя наследства.

– Сашенька, – вдруг заговорила Кристина, – помнишь, как ты пришел домой пьяным в девятом классе? Папа тогда тоже кричал, что лишит тебя наследства. Это же не значит, что он тебя его лишил. Правда?

– Александр, моя миссия на сегодня завершена, – бесстрастно сказал нотариус. Поскольку вы заявляете, что существует еще одно завещание, то вы должны будете предъявить его в течение полугода. Если оно не объявится, то это вступит в силу. До свидания.

А потом был Совет директоров, где папу выбрали президентом, за него проголосовали и мама, и я, и Кристина, и Кира. Выборы были совершенно номинальны, у Сашки пока не было не только акций, но и права голоса, как впрочем, и у Кристи с Кирюшей. Но отец хотел показать, что уважает мнение детей своего «лучшего друга».

Сашка ушел обозленный, напоследок буркнув: – Встретимся на Совете через полгода.

– Извини, Сашенька, – Кира успела ответить брату раньше всех, – президент выбирается на год, а не на полгода. Прежде, чем руководить компанией, выучи ее устав.

Так отец отвоевал право годичной передышки, так началась наша с Ромкой серьезная работа в «Зималетто», и именно так началась наша с Кирой история.

POV Кира Воропаева…

В день смерти родителей я начала жить. У меня напрочь исчез страх быть упрятанной в психушку за любое неповиновение, у меня почти совсем исчезло чувство стыда, спасибо Андрею. Он узнал обо мне все, но не отвернулся от меня. Наоборот! Он был со мной добрым и терпеливым. Сейчас я понимаю, что это была всего лишь забота, но тогда я ее приняла за любовь, уж слишком мне хотелось выдать желаемое за действительное.

Я лечилась по доброй воле, а не по принуждению. Уж не знаю, как Нине Алексеевне это удалось – разобрать мои мозги на молекулы, а потом собрать заново и в другом порядке, но я впервые, с тех пор как себя помню, почувствовала, что я живу. Живу, а не выживаю! Еще три месяца я ежедневно посещала клинику. Я прошла курс гипноза, а затем второй, прошла курс бесед с психологом, мне подобрали соответствующее медикаментозное лечение. В общем, жизнь налаживалась.

POV Андрей Жданов…

Я начал привыкать к Кире, с ней вполне себе можно было научиться ладить, более того, она даже стала мне нравиться, особенно когда мне удалось примирить их с Ромкой. Где-то мне даже льстило, что благодаря мне девчонку удалось вытащить из лап беды и мрака. Мы же, как правило, любим людей за то добро, которое им делаем и ненавидим за зло, которое им причиняем. Не учел я только одного – ее болезнь неизлечима, всегда где-то дремлет, всегда начеку. И не только болезнь, но и несносный характер…

Где-то через месяц после оглашения завещания Кира вышла на работу. Вот тут я и совершил ошибку, первую, но непоправимую.

Мы отмечали начало ее трудовой деятельности так бурно, что провожать Кирюшу до дома мне пришлось на такси, за руль я побоялся сесть с тем количеством промилле спирта в крови, которое я принял на грудь. Кира не пила, алкоголь был совершенно не совместим с ее таблетками. Так что скорее это она меня провожала до своего дома.

Я довел ее до дверей и уже собирался уходить, но она тронула меня за рукав.

– Андрюша, ну куда ты пойдешь в таком виде? Давай я тебя хоть кофе напою.

– Ладно, только нужно расплатиться с таксистом.

– Я уже расплатилась, не волнуйся.

– Спасибо, Кирочка, – не понимаю почему, но вдруг почувствовал искреннюю благодарность за то, что мне не нужно спускаться вниз, расплачиваться, а потом снова подниматься на ее этаж.

– Вот глупый, да за что ты меня благодаришь? Иди в душ, а я пока сварю кофе.

Я безропотно отправился в душ, встал под горячие струи воды и закрыл глаза… Было тепло, хорошо и спокойно, может поэтому, когда я почувствовал, что меня обнимают горячие, нежные руки, а женский голос с мольбою шепчет: – «Не отталкивай меня, пожалуйста», – я и не смог ее оттолкнуть…

========== Часть 17 ==========

Целую неделю у нас с Кирой длился этот медовый месяц. Мы ходили, держась за руки, не могли оторваться друг от друга, не могли надышаться друг другом. Она вся светилась, была весела, невероятно работоспособна, заботлива и добра. Мне казалось, что я самый счастливый человек на земле. Мне казалось, что все проблемы позади, ведь Кира уже поняла, что может получать удовольствие от секса, как обычная, нормальная женщина, пусть даже и с некоторыми нюансами, но для того, чтобы ей было хорошо, вовсе не обязательно воплощение ее болезненных фантазий.

Мама молча вздыхала, папа вызвал меня на разговор.

– Андрей, мы с мамой заметили, что ваши отношения несколько вышли за рамки намеченного. Возможно, мы ошибаемся, но все выглядит так, как будто вы пара.

– Нет, пап, вы не ошибаетесь. Мы с Кирой вместе, и пока, тьфу, тьфу, мне это нравится. Мне хорошо с ней, это правда, папа. Ты посмотри, как она расцвела, значит и ей хорошо, ведь так?

– Я надеюсь, что ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь.

– Па, а что я делаю не так? Кира работает, спокойна, дружелюбна, заботлива, очень мне благодарна. Мне хорошо с ней, папа. Даже очень хорошо

– Да ведь ты ее не любишь. Или я ошибаюсь?

– Не люблю, что да, то да. Но ведь я и никакую другую женщину не люблю. А Кира мне, по крайней мере, нравится, да и она меня любит. И еще…

– И еще?

– Папа, я чувствую свою ответственность за нее. Понимаешь? Мне хочется заботиться о ней. И я чувствую себя с Кирой немного… даже не знаю, как сказать…

– Благодетелем?

– Нет, не благодетелем. Просто… я впервые помог кому-то в этой жизни, впервые в жизни сделал что-то доброе, впервые понял, что меня любят. Понимаешь?

– Понимаю. Ты ее за муки, а она тебя за состраданье к ним*.

– Пап! Ну, не ерничай, а? Нам, правда, хорошо вместе.

– Ну, дай Бог, чтобы и дальше так было. Но ты, сынок, все-таки, будь осторожен.

– Папа, чего ты боишься?

– Я боюсь, что ты себе на шею даже не ярмо натягиваешь, а петлю, – как в воду глядел…

Первый колокольчик прозвенел ровно через неделю.

Мы провели с Кирой чудесную, волшебную ночь, мы почти не спали и утром я, пожалев ее будить, отправился на работу один. Честно говоря, если бы у меня была возможность поспать еще пару часиков, я и сам никуда бы не пошел. Но у меня была назначена встреча с поставщиками на девять-тридцать утра. Я даже за руль не сел, взял такси, решил, что тот час, который меня будут везти, пригодится мне для того, чтобы доспать.

В девять сорок пять раздался первый звонок мобильного, я посмотрел на дисплей – «Кира» и, под неодобрительным взглядом отца, сбросил вызов. Но ровно через две минуты снова раздался звонок. Переговоры были в самом разгаре, отец взглянул на меня так, что я вообще отключил мобильный.

Где-то через час мы с отцом вернулись в «Зималетто», я занялся текущими делами, меня срочно вызвали в пошивочный, я закрутился и даже не вспомнил, что так и не включил свой аппарат.

К нашему с Ромкой кабинету я подползал примерно еще часа через два, ничего, кроме мягкого диванчика перед собой не видя. Спать хотелось зверски, я вытянулся на лежаке, закрыл глаза, и только собрался дать себе клятву, что никогда больше не буду до рассвета заниматься сексом перед важными мероприятиями, как раздался холодный, сочащийся ядом голос:

– И где это мы так устали?

– О, Кирочка! Погоди, солнце, я подремлю минут двадцать, а потом мы поговорим, – едва домурлыкал я и отрубился, правда, увы, не надолго.

– Я спрашиваю, где это мы так устали?

– Ты чего? – я ошарашено сел на диване. – Сама не знаешь, почему я хочу спать?

– А при чем здесь «хочешь спать»? Ты устал-то где?

– А ты не знаешь? – улыбнулся я и попытался приобнять Киру.

– Не притрагивайся ко мне. Мне противно, когда ты ко мне притрагиваешься после других.

– Кирюша, ты что? Не выспалась, или с ума сошла? После каких других?

– Ты думаешь, что я не знаю почему ты один утром ушел? Почему на звонки не отвечал? Почему только сейчас появился в «Зималетто»? Думаешь, что я дура, или, как ты говоришь, сумасшедшая, поэтому ты можешь водить меня за нос? Где ты был, Андрей, все это время? Где и с кем? – Кира заплакала.

Было ужасно противно оправдываться, приводить доказательства моей невиновности, призывать в свидетели отца и весь пошивочный цех, объяснять почему мой мобильный был выключен. Очень противно, но она так горько плакала, что я это сделал. Для ее спокойствия. Ну, и для моего, конечно, тоже.

Зато какое восхитительное примирение было у нас!

С тех пор так и повелось… шаг вправо – побег, шаг влево – побег. Бурное выяснение отношений, неважно, на публике или без, бурное примирение. Тюрьма без права освобождения… Каждые пять минут звонки, каждые полчаса визуальная проверка…

Через две недели с начала таких, совершенно ненормальных отношений, я поговорил в Ниной Алексеевной.

– Господи, доктор, я так больше не могу. Ее болезнь выматывает все мои силы.

– Андрей Павлович, боюсь, что это уже новый виток болезни. Боюсь, что ей необходима ссора для подзаводки. Знаете, эдакий энергетический вампиризм. Боюсь, что она заместила желание причинить вам боль в момент оргазма, выбросом адреналина для разжигания костра страсти. Ну и сюрпризов у этой девочки, с ума сойти.

– Она же еще ходит на лечение?

– Да, конечно. И лечение продвигается весьма успешно. Вернее, я думала, что успешно. Но то, что вы мне рассказали весьма похоже на замену одной зависимости, другой. Ладно, давайте сделаем так, у Киры завтра сеанс гипноза, вот мы и попытаемся нарисовать картину происходящего.

А назавтра Нина Алексеевна позвонила мне и сказала, что Кирина ревность – это не подмена одного другим. Это ее характер, без сомнения отягощенный анамнезом. Вот тут я и решился на разрыв с Кирюшей. Привез ее домой, поднялся вместе с ней в квартиру.

– Кира, нам нужно серьезно поговорить.

– О чем, Андрюша?

– О нас с тобой.

– Ты хочешь бросить меня, – она окаменела.

– Ты не вещь, чтобы я тебя мог бросить или не бросить.

– Тогда о чем ты хочешь поговорить?

– Нам нужно расстаться. Наши отношения зашли в тупик. Я себя чувствую заключенным в тюрьме или больным в поднадзорной палате. Я не привык, чтобы кто-то следил за мной двадцать четыре часа в сутки. Не привык каждые пять минут давать отчет о том, где я, с кем я, что я делаю. Я говорил с твоим врачом, Кира. Это уже не болезнь – это твоя идиотская ревность. Ты сама не хочешь радоваться жизни и мне не даешь.

– Андрюшенька, пожалуйста, не оставляй меня. Я никогда больше не буду так себя вести. Честное слово. – Кира заплакала, но я решил проявить твердость.

– Извини, Кирюша, но я в это не верю. Если человек ревнив, значит так будет продолжаться всегда. А я не хочу в тюрьму, я хочу жить на свободе. Прости, но сил моих больше нет. Мы могли быть счастливыми, но ты сама этого не захотела.

Я ушел, впервые за две недели расправив крылья и вдохнув глоток свободы. Увы, уже через два дня Кира лежала в стационаре с тяжелейшим срывом. И это не было симуляцией попытки самоубийства. Это была почти удавшаяся ей попытка. Жить Кире не хотелось, видеть никого не хотелось, на горизонте снова возник Сашка с нотариусом…

Я не мог ее убить, поставив ей очень жесткие условия, я к ней вернулся. Действительно, она изо всех сил пыталась не давать волю своей ревности. Ее проверки где я и с кем «имели место быть», но реже, много реже. Ее скандалы «имели место быть», но тоже реже. А я научился отдыхать и расслабляться в объятиях других женщин, легко и без зазрения совести обманывая Киру.

Через полгода наследники вступили в свои права, еще через полгода прошли очередные выборы, где президентом еще на год снова был выбран папа.

Сашка, скрипя зубами, удалился и не тревожил нас практически до того времени, когда отец не смог больше управлять такой махиной, как наша компания «Зималетто», возраст, знаете ли, здоровье, опять же, не богатырское, вот он и решил выйти на заслуженный отдых. А поскольку до Совета директоров еще было целых четыре месяца, то папа, назначив меня временно исполняющим обязанности президента, отправился на покой. Его секретарша, Инга Сергеевна, едва дождавшись ухода шефа, тут же подала заявление на увольнение. Оно и понятно, тетке почти под шестьдесят, давно отдыхать пора.

Ну, а мне, соответственно, тут же понадобилась секретарша. Да не абы какая, а умная, со знанием минимум двух иностранных языков, компьютера, ну, и желательно, банковских систем. Я вызвал к себе Георгия Юрьевича, это наш начальник отдела кадров, высказал ему все свои пожелания касательно кандидатуры своей будущей секретарши, и больше к этому вопросу не возвращался, вплоть до той поры, как Жорик принес мне тоненькую синюю папку.

– Нашел? – спросил я его.

– А как же! Умница, красавица, – он сладострастно почмокал губами и передал мне в руки личное дело кандидатки.

– Комсомолка, спортсменка, – по инерции продолжил я, и заорал, увидев фотографию Виктории Клочковой. – Это же Вика! Ты кого мне подсовываешь?

– Как кого? Это не девушка, это ошеломиссимо! Образование! Она закончила МГИМО! МГИМО кончила!

– Это подруга Киры! Помогаешь установить за мной круглосуточную слежку? Ты еще у меня в кабинете жучки порасклеивай.

– Ну, какие жучки? У нее образование – супер!

– Да у нее неоконченное образование, я бы даже сказал, что у нее не начатое образование, – я аж зубами заскрипел от возмущения. Гера! Что ты делаешь? А?

– Хорошо… Хорошо! Есть и другие кандидатуры. Пожалуйста, прошу, любуйтесь, – оскорбленный в лучших своих чувствах, Жорик достал из-за пазухи еще несколько тоненьких папок, и гордо покинул мой кабинет.

Да, Викуся была яркой, возможно даже красивой, но какой-то специфической, кукольной красотой, эффектной, но ограниченной и недалекой. Но даже не это делало ее столь нежелательным элементом, сидящим у самой двери моего кабинета.

У Клочковой был еще один, даже не недостаток, а порок – она была лучшей подругой моей невесты, Киры Воропаевой.

Поэтому я открыл другие папки и стал просматривать личные дела кандидаток. Мое внимание привлекло личное дело некой Пушкаревой Катерины Валерьевны. Прекрасно образованная, имеющая стаж работы в межнациональном банке Германии и в инвестиционном банке “ЛлойдМорис”, владеющая всеми банковскими системами и офисными программами, знающая три иностранных языка, девушка заинтересовала меня чрезвычайно. Я вызвал Георгия, чтобы выяснить, отчего нет фотографии в ее личном деле…