Текст книги "По собственному желанию...(СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Ты все же решил меня упрятать в клинику? Не получится. Я больше не та наивная дура, которой была. Теперь я все знаю и все понимаю. Когда у тебя начинался новый роман с какой-нибудь моделькой, ты прятал меня в психушку, потому что я тебе мешала. Вот и вся правда! Но больше этого я тебе не позволю.

Господи, я не мог до нее достучаться! Она меня попросту не слышала.

– Ты не мой муж, а если бы и был им, все равно не смог бы меня упрятать в дурдом без моего согласия.

– Хорошо, ты права! Не хочешь, не надо! Я тебе не муж, и не обязан гробить свою жизнь, спасая твою. Я умываю руки и с этой минуты считаю нашу помолвку расторгнутой. Завтра же о расторжении нашей помолвки ты сможешь прочесть в прессе.

– Андрей! Нет! Слышишь? Нет! Я жить без тебя не могу.

– А это уже не мои проблемы.

– Ах, вот ты как? Ладно. Тогда на Совете директоров тебя ждет большой сюрприз. Понятно?

– Кирочка, ты можешь голосовать так, как это будет угодно твоей душе.

– А дело не в голосовании, совсем не в голосовании. Дело в том, что пока никто из нас не является глав…

Она прикусила язык, но я уже все понял. Это был удар под дых. И даже не мне – отцу. А этого я допустить не мог. Бог мой, как же я ненавидел всю эту семейку Аддамс. Что родители, что дети – чудовищные монстры. Ну, кроме Кристины, конечно. Она хоть и с приветом, но все же безобидная. По крайней мере, хотелось бы на это надеяться.

Сейчас очень важно было не сделать обратного шага, Кира же очень быстро понимает, чем она может шантажировать. Однако и время для того, чтобы посоветоваться с родителями мне тоже было необходимо.

– Делай, что хочешь, дорогая. Я устал. А у нас сегодня еще показ и я не собираюсь больше тратить на тебя ни силы свои, ни время. Бай. Да, вот еще что, если захочешь с собой что-нибудь сделать, знай, что я на помощь не приду, а если тебя все же откачают, то ты поедешь уже не к Нине Алексеевне, а прямиком в Кащенко.

Клочкову я нашел на ее рабочем месте, подошел к ней близко близко и с улыбкой садиста прошептал сексуальным возбуждающим шепотом прямо ей в ухо:

– Ступайте к Урядову, Виктория Аркадьевна, – я провел рукой вдоль ее позвоночника и увидел, как она прикусила губу и прикрыла глаза. Она уже готова была мне отдаться, прямо здесь, в приемной, в нескольких шагах от ее «лучшей подруги». Дура ты, Кира, дура, нашла кому доверять, пустила козу в огород.

– Зачем? – Вика дышала прерывисто и спрашивала полушепотом.

– Вы уволены, – рявкнул я и пошел в свой кабинет.

Мало мне было всех дневных приключений, так еще и показ чуть не был сорван, спасибо Кате Пушкаревой.

Ну, да, я не должен был звать ее в гримерку, где переодевались модели, а если уж позвал, то не имел никакого права говорить прямо при ней: – Не пугайтесь, девочки. – Хамство это и скотство с моей стороны и повел я себя как хам и скотина. Потому, что даже если я и решил, стараться не принимать близко к сердцу проблемы Пушкаревой, то это не значит, что я должен был ей эти проблемы и боль еще и подбрасывать.

Она так на меня посмотрела, что мне до сих пор не по себе. Я не знаю, чего в ее взгляде было больше – боли, горя, или презрения ко мне, но то, что в нем была обреченность, это точно. И так мне стыдно стало, так мерзко, что хоть святых выноси. Да еще Ромка удивил. Такое сказанул, что хоть стой, хоть падай. Тоже мне, друг, называется!

========== Часть 22 ==========

POV Катя Пушкарева…

Дура! Господи, ну какая же я дура. Так вляпаться, так непростительно бездумно и безответственно вляпаться. С таким же успехом я могла бы втрескаться в Джонни Деппа, было бы безопаснее и не так больно. По крайней мере, он никогда бы меня не оскорбил, я бы не зависела от него, как от босса, и мне никогда не пришлось бы делать выбор между гордостью и любовью. Нет, конечно, я в любом случае не позволю вытирать о себя ноги, но влюбившись, это сделать гораздо сложнее.

Честное слово, я даже не понимаю, как это произошло, в какой момент и почему, точно знаю только одно, это случилось сегодня, во время инструктажа. А вот в какой момент и почему мне вдруг стало трудно дышать, я просто не помню. Скорее всего, когда эта Кю сказала: – Я надеюсь, что к концу этого испытательного срока ты образумишься и поймешь, что тебе нужна одна секретарша. Да? – и презрительно глянула на меня, а он ответилл: – Угу. Одна секретарша и одна личная помощница, – и подмигнул мне, словно мы заговорщики.

А может быть позже, когда он несколько раз ставил на место эту… даже не знаю, как ее охарактеризовать… Вот с Кю все ясно: с одной стороны Кира Юрьевна – Кю. С другой, Кю – это допустимое в обществе ругательство из кинофильма «Кин-дза-дза!», а ругаться, глядя на эту стерву, хочется, и очень! С третьей стороны, Кю – это ученический разряд в японских видах спорта, то есть претензий много, а на поверку всего-то ученический разряд, какой-нибудь первый кю. Умная ты, Пушкарева, аж противно.

Так вот, если Киру Юрьевну я про себя уже сумела охарактеризовать презрительным «Кю», то с ее подругой все сложнее… она, как женщина из рассказа Горького «Красавица», которая поднималась на борт теплохода, а все люди смотрели только на нее одну, до того она была красива и грациозна… пока не открыла рот. А когда открыла, то произнесла: – «Вот как жарко сёдни! Взопрела я». Так и Клочкова, какая-то гламурно-быдловатая, что ли? Да еще и тупа не по годам. В общем, не знаю я, как мне ее для себя обозначить. Ладно, пусть будет «Ква», тут тебе и полное наше почтение – Клочкова Виктория Аркадьевна, и кваканье лягушки (ну, нельзя же, в самом деле, принимать то что она произносит за речь), и какая-то единица измерения вольт-ампер.

Две подружки. Кю и Ква за один только рабочий день сделали мою жизнь в «Зималетто» невыносимой. Одна, вдоволь наругавшись со своим женихом, все заходила в мою каморку и пыталась продемонстрировать мне кто в доме хозяин, правда, цели этой ее демонстрации я не поняла. А другая несколько раз пыталась доказать мне, что все сказанное Андреем Павловичем – это так, для блезиру, а на самом деле, она главнее и вполне себе может мне приказывать все, что ей заблагорассудится, например, принести конфеты из буфета. Но тут она меня недооценила, я ведь тоже умею быть стервой. Голосом, слаще патоки я ей ответила, что уволенным буфет конфеты не выдает.

Что-то я слишком в сторону ушла от основной темы, растекаюсь мыслью по асфальту, только бы не говорить себе правду. А правда проста и неприятна, нужно просто набрать побольше воздуха и произнести: – Пушкарева, ты влюбилась. Влюбилась, как последняя дура, потому что объект твоей любви бездушный хам.

Я ведь работала весь день, даже без перерыва на обед (а чего прерываться, если есть все равно нечего), систематизировала всю базу данных. И по поставщикам, и по покупателям, и по остаткам материалов на складах, и по работникам… Да, черт возьми, я за один только день сделала больше, чем эти подружки вместе с президентом за две недели сделают, а он меня еще и остаться на показ попросил, мол, мало ли чего ему понадобиться может. Хоть бы спросил, ела ли я сегодня хоть что-нибудь. А я не ела! Не ела… Я так надеялась, что в шесть выйду с работы, в семь уже дома буду (тут идти всего-то час), и поем, наконец. Но он попросил остаться, и я осталась. Начала влажную уборку в своей каморке, а то дышать там, и правда, трудновато. Тут Андрей Павлович и позвонил, попросил принести его визитницу. Я, конечно, тут же побежала выполнять поручение, даже дурацкий платочек с головы снять забыла. Вбегаю в гримерку, подаю ему визитницу, а он… он и говорит: – Не пугайтесь, девочки.

Я понимаю, конечно, что до этих красавиц, на которых облизывается Андрей Павлович, мне не просто далеко, а как до луны. Я некрасива и смешна, я даже нелепа. Но я живая, а он со мной, как с чуркой деревянной, неодушевленной то ли Катей, то ли Клавой. Как будто в комплекте к непривлекательной внешности и убогому одеянию, обязательно выдают душу, не способную испытывать боль, особенно если эту боль причиняет любимый человек.

И не надо мне говорить, что в том, что я в него влюбилась, его вины нет, это я и сама знаю. А вот в том, что вместо спасибо он бьет наотмашь…

Очень хотелось тут же написать заявление об увольнении, но позволить себе этой роскоши я не могла. Да он еще попросил какое-то «демо» отыскать и принести. Побежала в мастерскую нашего модельера, отыскала папку с «демо», прибежала назад, а Андрей уже ушел. Спросила куда, мне показали, я и пошла к нему.

То ли от того, что устала и была голодна, то ли от обиды и боли, но я совсем перестала соображать, вылезла на подиум вслед за Андреем Павловичем, стала совать ему в руки «демо». Мало того, что сама, как чучело, так еще и грохнулась прямо в публику, чуть не сорвала показ.

Сидела потом в чулане, ждала Андрея Павловича, понимала, что за такое должны уволить, но слез не было. Уволят, так уволят. Фотографию своего возлюбленного я уже стащила, буду любить его на расстоянии, как Джонни Деппа любила бы. Зато в «Зималетто» меня запомнят, здесь я здорово наследила.

– Катя, а почему вы еще здесь? – раздался голос Андрея Павловича.

– Так вы же просили меня не уходить, пока не скажете.

– А разве я не сказал?

– Нет.

– Говорю вам, можете уходить.

– Совсем?

– Совсем.

Сердце ухнуло куда-то вниз, но на этот раз все было справедливо. Хотелось только одного, умудриться не заплакать.

– Завтра жду вас к девяти, не опаздывайте, – неожиданно продолжил он.

– Андрей Павлович, вы меня простите, пожалуйста. Я на показе в первый раз, сама не понимаю, как такое могло случиться. Этого больше не повторится.

– Ладно, на этот раз обошлось, но впредь будьте аккуратнее. И постарайтесь недельку не попадаться на глаза Милко.

Ну, что же, может он не такой уж и бездушный, человек, в которого я втрескалась?

POV Андрей Жданов…

Мало того, что я и так погано себя чувствовал из-за разрыва с Кирой, из-за ее угрозы отцу и фирме, из-за увольнения Клочковой, из-за взгляда Катерины, которым она меня одарила в ответ на хамство, так еще и Ромка меня по стенке размазал.

– Ну, что, господин президент, самоутвердился? Полегчало?

– Ромео, ты чего?

– Да ничего, смотреть противно, как ты испражняешься. Вначале попросил помощи у девчонки, а потом, вместо спасибо, прилюдно ее обидел. Нашел с кем воевать. А чо? Герой!

Он был прав, и это было самое противное. А мне еще предстояло открытие показа, а затем совещание с родителями и тем же Ромкой. Настроение, и без того отвратительное, перевалило нулевую отметку и ушло в минус.

Может, я потому и не очень расстроился, когда Катя вылезла следом за мной на подиум и чуть не сорвала показ, что расстраиваться, собственно, было уже нечем. Может, потому я ее и не уволил, чтобы хоть как-то поднять себе настроение перед разговором с родителями? Мы с Ромкой приехали к ним домой где-то около часа ночи…

Ни мама, ни папа не спали, нас с Романом быстренько покормили и я начал свой рассказ…

========== Часть 23 ==========

POV Андрей Жданов…

– Паша, даже не думай, я не собираюсь жертвовать жизнь сына на алтарь «Зималетто», я против. Так и знайте, – мама была настолько разгневана, что даже не замечала, как поглощает одну плюшку за другой, и это во втором часу ночи!

– Хорошо, Марго, и что ты предлагаешь? Подарить Воропаевым дело всей моей жизни? – отец чуть не плакал.

– А Андрей, стало быть, это не дело твоей жизни?

Между родителями намечалась серьезная перепалка и мне это совершенно не нравилось. Сидят и за меня судьбу мою решают, хорошенькое дело! Пора было встревать в их перепалку, тем более, что мы с Ромкой все уже обсудили и, можно сказать, решили по дороге к моим предкам.

– Мам, пап, заканчивайте играть в «без меня меня женили». Я вообще-то живой, здоровый и дееспособный. Во всяком случае пока еще.

– Вот именно, что пока! Пока эта пиявка не всю кровь из тебя выкачала, – мама поджала губы. – Вот уж истину глаголет народная мудрость: от осинки не родятся апельсинки. Вся придурью в мамашу, а подлостью в отца.

– Мамуля, давай-ка я объясню наш с Романом план, а там уж ты причитать будешь. А может и не будешь. Договорились?

– Ну, давай, объясняй, чего уж.

Тут мне необходимо сделать забег в сторону и объяснить вам, что же все-таки произошло. Отчего такой переполох и паника. Потому что если я ничего не расскажу, то и понятно дальше ничего не будет.

Итак… Я должен был замещать отца примерно четыре месяца, а затем на Совете директоров должен был быть избран новый президент компании. Пока вроде все понятно, правда? Отец ушел в отставку досрочно и у него было право назначить временно исполняющего обязанности президента кого бы он ни пожелал. Но… только в том случае, если в «Зималетто» нет главного акционера. Если же таковой имеется, то он имеет право не только сразу назначить новые выборы, но и автоматически у него появляется два голоса за его кандидатуру. Был тут и еще один печальный нюанс. Даже если мы с мамой в срочном порядке подарим свои акции папе, чтобы сделать его главным акционером, то сделка вступает в силу только через полгода. А вот если у папы будет заключение об опеке кого-то из нас, то сделка считается активной уже в момент передачи контроля над акциями. Я понятно все изложил? Если да, то я продолжу.

Да, папа не просто так ушел в отставку чуть раньше срока, он хотел, чтобы еще до выборов я плотно погрузился в самую суть работы нашей компании. Да, это была небольшая хитрость с нашей стороны, но ведь исключительно для блага. Для того, чтобы «Зималетто» и дальше могло процветать, а не быть распроданной и растащенной на кусочки.

И вот теперь Кира грозилась сделать Сашку главным акционером. Как? А очень просто! Она готова была оформить опеку над собой в пользу Сашки. Чего проще-то? Идиотка не понимала, что как только Сашка распродаст компанию и положит деньги себе в карман, все, что ей останется, это или просить милостыню, или отправиться на ПМЖ в Кащенко, или покончить жизнь самоубийством.

Но Кира – это Кира. Вся ее суть в одном: пусть я сдохну, если это отравит жизнь врагу!

Папа высказал осторожное предложение, чтобы я должен помириться с «невестой», а мама была категорически против примирения. Они только не учли, что мы с Ромкой тоже себя не на помойке отыскали и придумывать разные трюки нас тоже учить не нужно. Хочет подлостей, будут ей подлости. Достали меня все Кирины заскоки, так достали, что мне уже было все равно, что она может с собой сделать.

Я понимаю, что эти мои слова сейчас вызовут у вас бурю возмущения. Как же так, девочка больна, а я черствый, мерзкий и жестокий эгоист. Да думайте вы все, что хотите. Никто из вас не был на моем месте, никто из вас два года не ходил по лезвию ножа и не ухаживал за ненормальной. А значит, и морального права меня осуждать ни у кого из вас нет.

– Мама, я примирюсь с Кирой, я даже ее подругу не уволю. Для нас сейчас главное, чтобы все и дальше шло, как идет вплоть до Совета директоров и избрания нового президента. Ма, ну я столько терпел, потерплю еще четыре месяца. Это будет даже проще, чем раньше. Раньше я думал, что отбываю пожизненное, а сейчас… Господи, до конца заключения осталось всего ничего.

– Андрей, а ты отдаешь себе отчет в том, что это непорядочно? – отец пылал праведным гневом.

– Как? – мама уперла руки в бока. – Что ты сказал? Непорядочно? А разыгрывать изнасилование было порядочно? А два года асфальтовым катком по мальчику кататься было порядочно? А за твоей спиной продавать лекала и сливать компанию было порядочно? А…

– Все, Марго, все! Сдаюсь! Ты меня убедила! – папа шутливо поднял руки вверх.

– Мама, мне нужна твоя помощь.

– Конечно, Андрюша, все что скажешь.

– Понимаешь, если я сейчас пойду на попятный, то за эти четыре месяца в Кащенко нужно будет заказывать две палаты. Вторую для меня. Кира, она же быстро просекает до каких пор она может душить. Если я пойду на попятный, она и жениться сразу может потребовать, и вообще все, что угодно. Давай сделаем так, что это вы с папой нас помирите, а я еще и сопротивляться буду. Ну, а вы меня стыдить в ее присутствии, говорить, что мы, мол, навсегда в ответе… И так далее.

– А это хороший, очень хороший план, сыночка.

– Это не мой план, мам. Это Ромка все придумал.

– Так я никогда и не сомневалась, что нам всем очень повезло с твоим другом.

Ромка скромно потягивал виски, жмурился от удовольствия, как мартовский кот и с аппетитом поглощал горку шоколадных конфет так, что даже не сразу становилось понятно – это он конфеты запивает виски, или виски заедает конфетами.

– Значит обо всем договорились? – спросил я родителей.

– Договорились, – ответил папа, – завтра с утра мы приедем в «Зималетто», точнее сегодня.

– Мальчики, может останетесь у нас ночевать?

– Нет, Маргарита Рудольфовна, лучше чтобы Кира не знала, что мы не только совещались, но и вообще виделись, – сказал Ромка, положил последнюю конфету за щеку и махнул мне головой, показывая на выход. – Всем пока!

Я поцеловал маму в щеку, поднял сжатую в кулак руку, приветствуя отца и тоже растворился в ночи.

POV Катя Пушкарева…

На работу я сегодня пришла спозаранку, просто очень повезло, соседка Ирочка ехала в эту же сторону и подвезла меня до самой работы. По дороге мы разговорились, оказалось, что она каждый день ездит этим маршрутом в это время, и ничего не имеет против, чтобы облегчить мне жизнь, то есть она может каждый день подвозить меня до самой работы. Это было здорово и это экономило мне силы, время и средства. А я пообещала ей раз в неделю заниматься математикой с ее девятилетней дочкой.

Настроение было прекрасным. Я полила цветы, протерла пыль на полках и пол у себя в каморке, и даже успела сделать кучу важной работы, когда мне уж очень захотелось позавтракать и я вышла в приемную, чтобы сделать себе чашку горячего, сладкого чая.

Вот уж не думала, что уволенные не только приходят на работу, но еще и располагаются по-хозяйски за своим бывшим рабочим столом и демонстративно красят ногти при этом. Но Ква была из таких – нерастворимых, ну, или непотопляемых, считайте, как хотите, однако, именно она сидела за столом в приемной и красила свои ногти в интенсивный красный цвет.

Ответить на мое «здравствуй» она посчитала ниже своего достоинства, а вот увидев, что я налила себе чашку чая, сказать, что я бы не переломилась, если бы и ей налила кофе, это Ква-ква быстренько доложила мне.

– А больше ничего не нужно? – поинтересовалась я?

– Тебе что, трудно приготовить кофе?

– Совершенно легко, и если бы ты попросила, то я приготовила бы тебе его.

– Так я же попросила.

– А я приготовила, – усмехнулась я.

– Где? Ты же не приготовила?

– Так и ты не просила. Ты попыталась приказать, забыв, что у слуг нету слуг.

И в это мгновение Андрей вошел в приемную.

========== Часть 24 ==========

POV Андрей Жданов…

Я стоял у дверей приемной и собирался с силами, чтобы разыграть первый акт в сегодняшнем спектакле «Примирение». Катерина, сама того не ведая, помогла мне справиться с этой нелегкой задачей. Я услышал: – Так и ты не просила. Ты попыталась приказать, забыв, что у слуг нету слуг, – и вошел в приемную.

– Катерина, что делают посторонние в моей приемной?

– Здравствуйте, Андрей Павлович. Вы имеете ввиду Викторию?

– Здравствуйте, Катя, именно ее я и имею ввиду.

– Вы мне предлагаете ее выгнать? Но у нас разные весовые категории.

– Тогда позвоните Потапкину, это охранник на входе, пусть он поможет ей найти выход из «Зималетто».

Катерина взялась за трубку телефона, а Викуся, как я и рассчитывал, бросилась из приемной на скорости, близкой к скорости света, могу голову дать на отсечение, что рванула она к Кире. И это хорошо, это продемонстрирует Кирюше серьезность моего намерения расстаться.

Вот тут я и сделал первую ошибку в целой череде ошибок. Мне бы довериться Кате, рассказать, что все это был спектакль, что никто пока Клочкову увольнять не будет. Но я промолчал, как молчал и потом неоднократно, ничего не объясняя Катюше, и требуя только слепого повиновения. Дурак я дурак. С добрыми, умными, чуткими и гордыми людьми нельзя играть в жмурки, а я играл…

Родители приехали около десяти и мама сразу пошла к Кире. Уже через пять минут она позвонила папе и он, подмигнув мне и выставив большой палец вверх, мол, все в порядке, готовься, тоже ушел в кабинет к Кире. А еще через сорок минут все было позади, мы с Кирюшей, как два голубка сидели в моем кабинете и ворковали.

О! Этот спектакль нужно было видеть! Родители привели плачущую Киру ко мне в кабинет и набросились на меня с двух сторон, обвиняя в черствости, жестокости, неумении быть чутким. Я «сопротивлялся», как мог, говорил, что я устал от ее ревности, что я так больше не могу, что я себя чувствую, как в тюрьме. А в конце трагически добавил, что очень, вот прямо больше жизни, люблю Кирюшу, но дальше так продолжаться не может. И пусть я лучше потеряю любовь всей моей жизни, но выйду на свободу из заключения.

Тут мама о чем-то пошепталась с Кирюшей, и та бросилась мне на шею, рыдая и прося прощение.

– Я пойду к Нине Алексеевне, Андрюшенька, раз ты считаешь это нужным. Я сделаю все, что ты скажешь, только не оставляй меня. Я так тебя люблю, родной мой, хороший.

– А ты не смей меня больше шантажировать, поняла?

– Никогда больше.

– Мир?

– Мир! Андрюшенька, я прошу тебя, не увольняй Клочкову, ей очень нужна работа.

– Кирюха, ты снова за старое? Мама, посмотри, стоит Кире только палец дать, как она руку готова откусить.

Мама и здесь была на высоте. Еще вчера мы решили, что Клочкова остается, чтобы выбить почву из-под ног Киры. По крайней мере, мне было хорошо известно, чего можно ждать от этой «подруги». Зная характер Кирюши, глупо было думать, что если я избавлюсь от Викуси, то она смирится и даст спокойно работать Кате. Как бы не так. Она и Катерине палки в колеса ставить начнет, и какую-нибудь другую куклу на место Клочковой приволочет. От которой еще неизвестно чего можно будет ждать. С этой, по крайней мере, все просто и понятно. Обычная дрянь, готовая в любую минуту подсидеть, а то и подлежать Киру.

– Андрюша, – улыбаясь сказала мама, – я прошу тебя, ну, ради меня. Давай не будем омрачать ваше с Кирочкой примирение чьим бы то ни было плохим настроением. Давай ты никого увольнять не будешь. А?

– Да, да, Андрей, – подключился отец, – хватит, простил, так уж простил. Пусть Виктория остается.

– Что с вами делать? Ну, пусть остается, раз вы так просите, – я сделал вид, что только совместными усилиями удалось убедить меня изменить свое решение.

В это время раздался звонок моего мобильного.

– Алло.

– Андрей Павлович, это Катя, вы не могли бы зайти ко мне в кабинет, но только как будто по делу.

– Конечно, сейчас.

– Андрей, а кто это тебе звонил, – немедленно спросила Кира.

– «Конь в пальто! Не успели помириться, как она за старое», – подумал я, а вслух сказал: – Я просил Пушкареву срочно составить графики выплат. Они готовы, сейчас я на минутку загляну к ней, а потом пойдем куда-нибудь пообедаем.

– А почему она тебе позвонила на мобильный, а не по селектору вызвала?

– Кирочка, так нельзя, невооруженным глазом видно, что ты перегибаешь палку, – мама была в ужасе от Кириного поведения, – просто тактичная девочка, решила не прерывать нас громкой связью.

Я мысленно поблагодарил маму и зашел в чулан к Кате.

– Ну, что еще случилось?

– Андрей Павлович, у ресепшена вас ждет некая Наталья Ларина. Она скандалит и требует, чтобы вы немедленно к ней вышли, в противном случае грозит скандалом. Маша Тропинкина позвонила мне, она не знает, что делать.

– Катенька, выручайте! Я только что помирился с Кирой, если она увидит здесь Ларину, то скандал будет такой, что о вчерашнем можно будет вспоминать, как о легкой перебранке. Я как-нибудь задержу всех в своем кабинете, а вы выпроводите Ларину из «Зималетто».

– Андрей Павлович, – возмутилась Катерина, – я, конечно же, постараюсь помочь, но на дальнейшее прошу вас учесть, что в мои служебные обязанности не входит покрывать ваши похождения от вашей невесты. Это нечистоплотно, и я не стану принимать участия в обмане.

– Обещаю, что это в первый и в последний раз.

Катя кивнула и распахнула двери чулана.

– Здравствуйте, – сказала она сразу всем, потом оглянулась на меня, – хорошо, Андрей Павлович, мы с Романом Дмитриевичем сейчас постараемся решить этот вопрос. Только вы, пожалуйста, никуда не уходите, вдруг банкирам понадобится переговорить именно с вами.

– Спасибо, Катя. Мама, Кира, присаживайтесь, раз нам все равно нужно ждать звонка от банкиров, я предлагаю выпить всем по чуть-чуть, за наше с Кирюшей примирение. Папа! Ты тоже садись.

Минут через пятнадцать позвонил Ромка, сказал, что путь свободен, мы можем выходить, но мне отчего-то стало так тоскливо вести Киру на обед, что я, покивав для важности пару раз головой, сказал:

– Хорошо, хорошо. Мы сейчас съездим, спускайся в гараж, – нажал кнопку «отбой» и обратился сразу ко всем, понимая, что при родителях Кира большого скандала не поднимет. – Обед отменяется, нам с Романом срочно нужно съездить в банк. Это по поводу кредитования.

Кира надула губки, но я не дал ей времени на скандал, быстренько чмокнул в щеку и убежал. По дороге к лифту встретил Катю.

– Как вам удалось избавиться от Лариной?

– Не волнуйтесь, Андрей Павлович, она вас больше не побеспокоит.

– Что, даже так? – глаза мои полезли на лоб, избавиться от этой пиявки было почти так же трудно, как и от Киры. – А вот за это отдельное спасибо, – я вошел в лифт и спустился в гараж, в котором меня уже ждал Роман. – Ромка, ты не представляешь, что сейчас случилось.

– И что же?

– Пушкарева продемонстрировала Лариной свой оскал, и та исчезла с горизонта. Слушай, а может нам на всех недругов и соперников Катюшку натравливать?

– Ну, и сволочь же ты, Палыч. Девчонка тебя спасает, а ты снова вместо спасибо катком по ее внешности. Неужели нельзя без этого жлобства?

– Ромка, ты чего? Я же пошутил.

– А я нет! Хочешь расскажу, как Кате удалось Ларину ликвидировать? Я случайно оказался свидетелем.

– Конечно хочу, давай, рассказывай.

========== Часть 25 ==========

Рассказ Романа Малиновского…

Я в буфете сидел, вдруг слышу у ресепшен скандал. Наташка орет, как резанная, мол, вынь и подай ей тебя на блюдечке с голубой каемочкой. А иначе грозится все Кире рассказать про ваши отношения, и вообще, слить материалы в прессу. Я только начал соображать, что делать с эдаким счастьем, как мимо меня на всех парах пронеслась Катерина. Подлетела к Лариной и нахально так спрашивает:

– Простите, это вы хотели видеть Андрея Павловича?

– А он-то как хочет меня видеть, а в чем дело? Где он?

– Дело в том, что Андрей Павлович сейчас очень занят. У него переговоры.

– Он всегда занят. А вы кто?

– Я его секретарь.

– Да? А я думала, что вы новая владелица «Зималетто», – тут Наталья заорала во всю свою глотку, – Жданов! Выходи, хватит подглядывать. Если тебе не нужен скандал, выходи.

Катя посмотрела на Натку, как на убогую и жалостливо так, как со слабоумной, продолжила разговор:

– Простите, он вас не слышит.

– Он все слышит! Я знаю, он по монитору за мной следит! Андрей! Будь мужчиной!

– Вы не расстраивайтесь, от мании преследования сейчас прекрасно лечат. Уверяю вас, что он вас не слышит. Но даже если бы слышал, думаю, что вряд ли бы вышел к вам.

– Это еще почему?

– Потому что мужчиной можно быть только с женщиной!

– А я кто?

– Вам, конечно, виднее, но со стороны очень похожи на скандальную базарную бабу.

Я думал Наталью хватит апокалиптический удар. Она покраснела, но как-то неравномерно, пятнами.

– Что? – Ларина задохнулась. – Что ты сказала? Да ты хоть представляешь, с кем ты разговариваешь? Да я сейчас такой скандал закачу, что небу жарко станет. Я тебе покажу номер с бешеным уссурийским тигром. Поняла?

– Поняла. Погодите минуточку, я только приглашу кого-либо из нашей пресс-службы и фотографов. Машенька, а вы пригласите Потапкина, пожалуйста.

– Мне не Потапкин нужен, а Жданов! Кто такой этот Потапкин? Зачем ты собираешься его приглашать? Зачем тебе пресс-служба? Учти, если Жданов ко мне не выйдет – Кира узнает о наших с ним отношениях.

– Отвечаю по пунктам. Потапкин – это наш охранник. Журналисты и фотографы нужны мне здесь, чтобы ваш номер с бешеным уссурийским тигром не остался незамеченным, а был широко освещен в прессе. Как вам статьи под заголовками: «Ларина выходит в тираж», или «Бывшая топ-модель уже не знает, что ей и придумать, лишь бы ей дали работу», или вот еще хорошее название – «Охранник компании «Зималетто» с позором изгоняет вышедшую в тираж модель», а внизу мелким шрифтом: Лариной только и остается, что привлекать к себе внимание несуществующими романами. – Катя повернулась к Машке. – Машенька, срочно звоните Потапкину, и обязательно, фотографам. Посмотрите, какая интересная краснота на лице и шее Лариной, это нужно срочно сфотографировать.

Ларина вытащила зеркальце, взглянула в него и стала закрывать шею руками. А Катерина безжалостно продолжила:

– И вот еще что, у вас есть какие-то доказательства вашего романа с Андреем Павловичем? Ну, там фотографии, или письма? Или хотя бы распечатки его вам звонков? Нет? А его СМСки? Что, тоже нет? Я вас поздравляю. Москва долго будет над вами смеяться. А у Андрея Павловича появится повод подать на вас в суд. Так что? Я вызываю Потапкина и пресс-службу?

– Андрей, вот откуда она могла знать, что ты никогда никому не звонишь сам, и что СМСки не пишешь?

– Она же понимает, что я не дурак и следов оставлять не стану.

– Я думаю, что эта здравая мысль посетила тебя только сейчас. На самом деле, тебе просто лень кому-то звонить и писать. А вот Катя ошибочно решила, что раз она умная, то и ты тоже.

– Ах, вот ты какой? А еще другом называешься.

Мы шутливо помутузили друг друга и я продолжил рассказ…

– К-Кира об-б-бо всем узнает. – Ларина начала заикаться.

– Она и так все знает, она прекрасно знает, что вы сошли с ума и преследуете Андрея Павловича повсюду. И мы тому свидетели. Да, Машенька?

– Конечно! Я сама видела, как она истерику тут закатывала, кричала, что Жданов ее не любит, – включилась в игру Тропинкина.

– Маша, а давайте пригласим сюда сразу и Киру Юрьевну тоже, пусть и она посмеется, вместе с прессой и охраной.

– Андрей, ты бы видел, как сверкали пятки Лариной, едва только открылись двери лифта…

POV Катя Пушкарева…

Я сидела в своей каморке низко опустив голову. Работать не получалось. Из-за слез я с трудом различала цифры на мониторе. Господи, как мерзко, как противно и гадко. Я только что растоптала и уничтожила человека. Не просто человека – женщину. Да, неприятную, да, скандальную и хамовитую. А я? Чем я теперь от нее отличаюсь? Ее вина была только в том, что она спала с Андреем, а потом решила, что это должно принести ей какие-то выгоды. Но даже с проституткой нельзя так, как я, разговаривать. Никого нельзя так унижать. Сегодня я прошлась катком по ней, завтра кто-то пройдется по мне им же. И будет прав. У меня больше нет морального права осуждать того, кто меня унижать станет.