Текст книги "Боль милосердия (СИ)"
Автор книги: Фриза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Глава 14
– Кира, тебя в приемной ждут, – голос за дверью.
– Кто?
– Да, наши, давай быстрее.
Все вернулось на круги своя. Квартира была приведена в порядок, холодильник набит, ванная почищена. Я даже купила новые шторы и постельное белье. Оставалось только снова подписать контракт с интернет-провайдером, но пока мне вполне хватало сети и на работе.
Жизнь вернулась!
Теперь каждое утро я выходила на улицу с печеньем. Ночной визитер помойки оказался большим догом, вернее догшей, черного цвета. Я понятия не имела, кто мог выбросить собаку такой породы на улицу, но судя по тому, что раньше я понятия не имела о её существовании, сделано это было недавно. День изо дня я подкармливала малышку, чем могла, хотя знала, что аппетит такой псины просто так не утолить. Догша отплачивала тем, что вечером ждала меня на углу дома. Я всерьез задумывалась над тем, чтобы попробовать провести её в квартиру. Одинокому человеку собака бы не помешала. Тем более таких запугивающих размеров.
Взяв сумку, я поправила блузку и вышла из кабинета. С формальностями следовало разобраться побыстрее, в обеденный перерыв я кружила в центре, сравнивая цены в зоомагазинах. Удивительно, как один и тот же корм мог стоить в два раза дороже на соседних улицах.
– Здравствуйте, Кира Геннадьевна.
В приемной, как ни странно, сидел лысый муж нашей "золотой королевы". В последний раз наша с ним беседа оказалась до ужаса лимитированной. С чем пришел на этот раз?
– Здрасьте. Чем могу помочь?
Мужчина встал и открыл свою барсетку из черной кожи. Я уже не знала, что думать.
– Вот.
Мне в руки был вложен белый конверт и половинка баунти в пострадавшей обертке. Наверное, я очень долго стояла вот так, уставившись на презент – мужчина кашлянул в кулак и я автоматически попятилась обратно в кабинет. Женский коллектив проводил меня заинтересованным взглядом.
Опять началось.
Заперевшись у себя, я выбросила батончик в корзину и разорвала конверт. В нем лежали три распечатанные фотографии. Я с черным догом вчера утром у помойки. Я с черным догом вечером на углу дома. Я сидящая на лавочке с печеньем сегодня утром и черный дог рядом. Снимающий находился далеко: обычно я оглядывалась по сторонам, прежде чем подойти к собаке. Чёрт. Зачем ему…
На последней фотографии морда моей догши была обведена маркером. Красным.
"Новая замена мужчине с ребенком? Не слишком ли волосатая? =)", – надпись сзади.
– Да чтоб тебя…
До конца рабочего дня, я буквально прожигала в двери дыру. Он даже смайлик "=)" вывел своим маркером – каков подлец! Впервые за полгода работы, я выбежала из офиса первой.
– Чара, Чара, Чара! – так я звала собаку.
Никто не отвечал. Я оглядела стоящие вдоль дома машины. Почти все с тонированными стеклами. Шанс вычислить шпиона-фотографа, если такой конечно существовал, были ничтожны. И где теперь искать пропажу? Догша появилась из неоткуда, ударив меня хвостом. Я тут же схватила её за бока и оглядела на предмет увечий. Ничего. Никто не успел тронуть.
– Пошли ко мне домой, Чара? Вкусное мясо дома, ммм…
Я потянула малышку за собой и та пошла. Словами не описать, какое я испытала облегчение. Однако если раньше Чара жила в другом доме или вообще на отдельном участке, то завести её на пятый этаж будет сложно. Я открыла входную дверь свободной рукой, ожидая худшего, но догша радостно гавкнула и ринулась в подъезд.
– Ты тут жила?
Чара остановилась на третьем этаже у одной из дверей. Я задумчиво почесала щеку и позвонила жильцам. Открыли не сразу. Женщина средних лет в розовом халате.
– Э, – я заметила, что дог заглядывает внутрь, но не торопится входить. – Это ваша собака?
Увидев догшу, женщина пропищала "Нет!" и захлопнула дверь. Ну, и ладно. Я пошла дальше, периодически окликая Чару.
– Вот мы и дома! Пошли купаться!
Животное в ванной стояло смирно, видимо мыться приходилось часто. Но едва я сказала "Всё", как Чара выпрыгнула из ванны и убежала, не дав себя обтереть. В зале что-то упало.
– Ёкарный бабай!
Осознание того, что все значимые объекты в высоте метра от пола надо прятать, пришло ко мне лишь через неделю, когда под угрозой оказался стоящий на столе ноутбук. Чара так и не поняла, в чем провинилась, продолжая преданно вертеться вокруг меня. На второй день после новоселья я расклеила объявления в округе, но никто так и не позвонил. На выходных я купила догше кожаный ошейник с шипами, тем самым объявив её своей собственностью. Не отдам. Нечего собак терять.
– Кира! – Лиля высунула нос из-за двери. – Выйди на минутку.
Пружинистой походкой я прошла через общий отдел и отдала честь мужу "золотой королевы". Всю неделю он исправно приносил мне половинки баунти. Временами я даже видела в мужском взгляде немой вопрос, но не могла ответить, так как сама понятия не имела, что происходит. Ясно стало одно – запугивать меня не собирались. Бывало, я боролась с желанием зайти в аську и спросить у первоисточника, что же творится, но сдерживала себя. Привлекать внимание не хотелось. Поиграется богатенький Буратинка и забудет. Андрей представлял более реальную угрозу, со своим "отдыхай!". Прошли две недели, а он так и не подал признаков жизни. Неопределенность меня сильно мучила.
– Вот.
Сегодня в меню был ещё один конверт. Кинув "спасибо", я вернулась к себе и распечатала подношение. Новые снимки меня не очень удивили: я, дающая бомжу десять рублей: я, помогающая бабушке донести сумки: я, протягивающая плачущей девушке платок. В последнее время я не очень часто занималась такой "первой помощью", так как торопилась к Чаре, но было интересно увидеть себя со стороны.
"Тебе всё мало. Считай это первым предупреждением", – надпись сзади.
Я повертела фотографии в руках и решив, что товарищ юрист изъявил шутить, продолжила работать.
Вечером мы с Чарой отлично погуляли. Проходя мимо бездомного человека, я скинула ему всю оставшуюся в кармане мелочь, прикинув, не окажусь ли запечатленной на пленке именно в этот момент. Мысль так меня развеселила, что шла домой с идиотской улыбкой.
Поутру не выспавшаяся я, еле дошла до работы и уселась на компьютер. Вариантов не было – идти пить кофе на набережную. Игорь дал свой баунти и конверт (опять?), помахав ему, я побежала взбадриваться.
Пока кофеин с булочкой проникал в организм, я достала новую партию снимков. Ну, что на этот раз?
"Красивая".
На фото широким шагом передвигалась я. За плечами сидел бомж, сбоку горел фонарь, спереди бежала Чара. Казалось бы ничего удивительного, обычная майка, джинсы и ботинки, но выражение лица было просто параноидальным. Почему-то я подумала, что в сумерки такие нюансы, как улыбка идиота, не будут иметь значения.
Подцепив угол фото ногтем, я задумчиво хмыкнула. Всего одна фото? Заглянула в конверт. Нет, ещё есть.
Снимок был сделан чуть раньше первого, на нем я подавала деньги бездомному. Хотя… какие деньги! Рублей семь.
– Какого…
Лицо бомжа было окольцовано толстой красной линией.
Вернувшись в офис, я застала "золотую Королеву" и её мужа в приемной. Лучше не придумаешь. Найдя стикер, я взяла шариковую ручку и, кусая губы, принялась рисовать графический вариант расколотого кокоса, после чего перечеркнула продукт красным маркером.
– Передадите обратно?
Игорь, собиравшийся уйти, медленно кивнул и взял бумажку. Я довольно погладила себя по животу и пошла заканчивать проекты.
На следующий день ответ не заставил себя ждать:
"У попрошаек месячная прибыль превышает твою в полтора раза", – сзади ещё одного снимка с бездомным. – "Этого мужчину в первой половине дня ты можешь найти в противоположной стороне города – у железнодорожного вокзала. По средам и пятницам строит калеку у левобережного рынка. Там и живет. Хочешь адрес?".
Я откровенно зависла. В конверте была ещё одна фотография, недельной давности. Стоя на переходе у светофора, я разглядывала двух чумазых девочек на той стороны улицы. Они звенели мелочью в срезанных пластиковых бутылках.
"Попрошаек можно разделить на несколько типов: "действительно нищие"; "потерпевшие"; бомжи, бродяги, дети из неблагополучных семей; просящие пожертвования на благотворительные цели; одалживающие деньги.
Мишенью воздействия во всех случаях попрошайничества является чувство жалости и сострадания. Приманкой – обыгрывание соответствующих событий, долженствующее вызывать упомянутые чувства. Для некоторых подающих, как и для тебя, сам акт пожертвования позволяет ощутить свое благородство и, если хочешь, превосходство. В крупных городах самые "хлебные" места – вокзалы, метро, подземные переходы – давно поделены синдикатами профессиональных попрошаек. "Чужой" там и десяти минут не простоит. Почти все эти вызывающие жалость "персонажи" – просто марионетки. Уверен, что вся твоя жалость в денежном эквиваленте ушла организаторам".
Я скрипнула зубами.
"Сострадатель, дающий на хлеб какой-нибудь аккуратной старушке-пенсионерке, никогда не догадается, что после своего "трудового дня" бабуля отправится сдавать часть выручки председателю "кооператива", дабы ее на другой день за укрытие доходов не согнали. Некоторых "нищих" организаторы даже привозят на иномарках последних моделей. Любопытно: минимальные доходы, как правило, у тех, кто действительно нуждается и у кого нет ни на хлеб, ни на ночлег".
Городскому не хватало место на снимке – текст немного слонялся в лево и уменьшался. Я съела презентованный кусок баунти и нашарила стикер:
"Я читала что-то такое. Но у нас в Любинском совсем не было попрошаек. Все друг друга знали. Как притворщиков отличить от настоящих?".
Снизу я пририсовала кокос, обведенный красным маркером.
Вечером, когда все рассаживались по своим агрегатам, Игорь вышел из машины и передал мне ещё один конверт. Ого.
Разобрать его пришлось уже дома. Все фотографии я хранила в ящике кухонного стола.
"Настоящего нуждающегося отличить легко. У него, как правило, нет своей жалостливой истории. Такие в основном сидят молча, выбирая из толпы понравившееся лицо. И лишь тогда, когда этот человек поравняется с ними, могут протянуть руку. И непрофессионально к тому же. Мошенник всегда уверен. У него и легенда, связанная с бывшей работой в министерстве, и парочка медалей позвякивает на лацкане заштопанного и заглаженного пиджачка. Он, если хочешь, и "славянку"" на гармошке сбацает. И "жена" при нем может пуститься в пляс. И на лицах это: "Нам трудно, но мы не выпрашиваем. Мы при всей своей худой жизни веселимся сами и веселим других". Так не бывает, Кира. Если все плохо, то так оно и есть".
Заварив чай, я закусила его куском баунти.
"Сейчас все чаще можно встретить сборщиков пожертвований "на строительство" или "ремонт" храмов и монастырей. Ходят они как в обычной, так и в монашеской одежде. Между тем, в отделах церковной благотворительности подтверждали факт того, что слишком много развелось жуликов, прикрывающихся именем Божьим. Сбор денег в общественных местах никому не поручали. А секретарь Московского епархиального управления протоиерей в свое время отметил, что вообще невозможно для церковнослужителя в священнической одежде с крестом на груди ходить и собирать пожертвования.
В качестве приманки может быть инсценировано любое происшествие, не оставляющее свидетелей равнодушными".
В конверте лежала так же распечатка веб-страницы:
"В выходной день мы с мужем делали покупки на одном из-подмосковных продуктовых рынков и вдруг услышали душераздирающий вопль, а потом плач и причитания. Обернувшись, увидели старенькую бабуль-ку лет под 80. Она показывала всем окружающим разрезанную сумку и сквозь слезы, душившие ее, рассказывала, что у нее украли последние деньги. Начал собираться народ, за минуту вокруг несчастной образовалась небольшая толпа. Мне стало безумно жаль старушку, я метнулась к ней, протягивая червонец. Многие завздыхали и тоже потянулись за кошельками. Но каково же было мое удивление, когда к бабуле неожиданно подскочила разъяренная продавщица из близстоящего ларька и закричала: "Мошенница! Старая аферистка! Хотя бы рынки меняла! А то за два месяца у нее на этом месте уже четвертый раз сумку режут. Разжалобит людей, соберет денежки – и ходу!". Пока мы все это слушали, разинув рты, "ограбленной" и след простыл…".
Я читала это, разинув рот. Окажись я такой ситуации, то наверняка бы и в домой беднягу пригласила. Ведь это бабушка… Беспомощное создание!
"Список приманок, используемых мошенниками-попрошайками, можно продолжать бесконечно, Кира. Ты никому не поможешь десятью рублями, но подкормишь сесть обманщиков. Остановись".
Допив чай, я разложила все фотографии на столе и принялась изучать лица бездомных. Это было сложно. Все они были одинаковы в моих глазах.
"Нищенство – проблема крупных городов: здесь легче затеряться, "повешать лапшу на уши" вечно спешащим людям. Ты не привыкла к этому, да. Поэтому не рискуй. Хочешь реально помочь обездоленным? Подари мешок отборной картошки одинокой пенсионерке, живущей неподалеку".
Спала я не важно.
Наутро у супермаркета опять сидел тот бомж, которому я давала мелочь. Покусывая губы, я присела рядом с ним и начала расспрашивать о том, как он живет. Удивительно, но это именно тот случай, что описал городской: мужчина работал на одной из низших должностей в местной администрации, но по причине коррумпированности чиновников и их "грязных делишек", оказался на улице. Во временном жилище у него сидели двое детей.
– А можно мне туда? – спросила.
– Куда?
– К вам во временный дом.
Бомж выругался:
– Иди уже, идиотка, – плюнул. – Полчаса тебе мозги обрабатываю, уже сам забыл, бля, половину…
Подавившись слюной, я встала и побежала на работу.
В половину второго Игорь передал мне новый конверт, в котором лежала фотография утреннего диалога. Городской снова обвел голову бомжа красным маркером. Заварив чай, я уже вообразила себя закусывающей баунти, но к огромному удивлению, к этому конверту сладость не прилагалась.
"Предупреждения не действуют?".
Вечером мы с Чарой устроили пир. Я сварила нам несколько килограммов мяса, отварила рис. Постелив клеёнку посередине зала, я поставила туда наши тарелки, села на пол и включила телевизор. Следовало отойти от стресса и идиотская комедия на СТС подходила как нельзя кстати.
Неожиданно Чара бросила еду и побежала в коридор.
– Ты куда?
Собака залаяла.
Вытерев руки салфеткой, я поднялась с клеенки и вышла в коридор. Догша "заорала" на дверь с удвоенной силой. Странно, потому что раньше она вообще не реагировала на активность в коридоре. А сейчас не звонил даже звонок.
– Чёрт.
Зазвонил. Два коротких раза.
Я открыла первую дверь и посмотрела в глазок. На лестничной площадки стоял силуэт человека, предположительно мужчины. Лампочку у нас давно выбили, поэтому рассмотреть больше не удалось. Подгоняемая собачей мордой сзади, я громко спросила:
– Кто там?
– Я.
В фильмах и книгах так отвечали часто. Но мне, приезжей из области, всю жизнь прожившей в одиночестве, "я" не говорило ровным счетом ничего. Жулики что ли?
– Кто?
– Дима.
От очередного толчка Чары, я больно ударилась коленкой.
– Какой Дима? Вы к кому?
– К Кире Геннадьевне Рождественской. Открывай, сердоболья.
Вот чёрт. Я дёрнула засов и два замка. На пороге в чёрной кофте и джинсах, поправляя кепку, стоял городской. Личность гостя я определила по дорогостоящим ковбойским ботинкам и висящему на шее кокосу. Давно не виделись!
– Ты что тут забыл? Половина двенадцатого, – я была слишком ошарашена, чтобы выражать ненависть.
– Так родина приказала, – он хотел было шагнуть внутрь, но я загородила дорогу, – Привет, Никитышна! Не померла тут с голоду?
Догша пролезла у меня между ног и бросилась на гостя. Мужик схватил её за бок одной рукой:
– Тише, Никитышна, опять ты…
Собака повозила у него на груди лапами и спрыгнула обратно, виляя хвостом.
– Никитышна? – растерялась. – Впрочем, мне все равно. Уходи. Чара, Домой.
Догша сделала круг вокруг мужика и побежала в зал. Городской остался стоять в полуметре от двери, тем самым не давая мне её закрыть.
– Глухой? Вали отсюда.
– Кира…
– Что тебе надо? – подняла брови. – Ну, что, скажи? Твои записки у меня уже когнитивный диссонанс вызывают, не говоря уже о передозе сахара в организме. Надеюсь, сегодня была последняя? Не знаю, что ты здесь забыл, но иди обратно. Я сделаю вид, что ничего…
– Кира, – перебил, протягивая руку. – Впусти.
Я уставилась на него как на сумасшедшего и начала закрывать дверь, надеясь, что он отойдет сам, но в критический момент городскому удалось просунуть руку:
– Кира. Я всю ночь буду здесь.
– Ну и будь.
Закрыв дверь, я пошла на кухню, делать мятный чай. Какого чёрта ему понадобилось здесь ночью? Со всеми этими записками и наркоманками, я уже не знала, как воспринимать этого зажиточного шута. И какая Никитышна?
Проходя обратно через коридор, я заметила странное пятно на косяке внутренней двери. Какая-то тёмная краска. Удивительно, вроде ремонт я проводить не собиралась.
Вернувшись с тряпкой, я неожиданно удивилась собственной тупости.
– Ёклм и тридцать индейцев! – открывая дверь, я сильно ударила, успевшего расположиться городского, по спине. – Тебе что опять морду набили?!
Мужик уставился на меня снизу вверх, прижимая одну руку к груди. Он негодования я даже заскрипела зубами:
– Ну, что расположился? Солнце, море, ночной загар? Вставай давай.
Вздернув городского за кофту, я втолкала его в коридор и закрыла за нами дверь:
– Разувайся.
Мужик молча огляделся, будто за стенами мог поджидать отряд спецназа.
– Капает на линолеум, двигай. В зале клеенка.
Услышав точную команду, юрист избавился от ботинок и юркнул в комнату. У него сильно кровоточила рука – требовались экстренные меры. Вернувшись, я застала "утопающего" сидящим на клеенке. Он внимательно следил за… шкафом.
– Обопрись о диван.
– А…
– Руку выше уровня сердца, согни колено. Кофту отрежу, ну.
Юрист послушно принял позицию. Не снял кепку – значит, не планировал надолго оставаться? Как замечательно.
Вспоров черный рукав наверняка дорого элемента гардероба, я отвернула концы и узрела довольно глубокий порез с неровными краями. Такой легко можно было сделать специальным ножом или куском стекла.
– Сколько времени прошло?
– Это важно?
Я хмыкнула:
– Если после трёх часов кровь не остановилась, а она не остановилась, лучше в больницу на швы.
Городской пожевал губу. Идиотская кепка, ничего не видно из-за света люстры.
– Полчаса где-то.
– Правда что ли?
Он медленно кивнул.
– Где?
– Не скажу.
Шикарно.
Я придавила артерию пальцем, останавливая кровотечение и проработала рану перекисью. Сильное чувство дежавю. Удивительно, как я успела позабыть нюансы событий прошлого года. Тогда этот кадр лежал совсем беззащитным и ни на что не способным, не говоря уже об одежде. Кто бы подумал, что мы ещё встретимся?
– Не дёргайся.
Перекись шипела.
– И часто ты оказываешь людям медицинскую помощь? – поинтересовался.
– Не так часто, как могла бы.
Городской ничего не ответил.
Финальным этапом значилось наложение давящей повязки. Закончив, я пошла выкидывать отбросы производства и мыть руки.
Ну, все не так плохо. Даже очень хорошо! Помогла человеку. Кто знает, какая инфекция могла попасть и не истек бы городской кровью раньше, чем попал бы в больницу. Он конечно странный, но жить заслужил. Хотя бы потому, что его фирма помогла людям, покупавшим жилье в подставном поселке "Речной", с возвратом денежного и морального ущерба. Комбинат же, владеющий землями, неожиданно оказался на грани банкротства и закрыл один из цехов.
На часах половина третьего. Хотелось спать. Мысли путались. При нормальных условиях я бы давно улеглась – рабочий день никто не отменял.
Умыв лицо и почистив зубы, я вернулась в зал. Атмосфера для визита к Морфею была удачная – вместо люстры горел лишь телевизор. Обойдя клеенку со спящей Чарой, я уставилась на живой объект поверх покрывал. Одетый гость распластался на моей угловой тахте, лицом к стене. Я нависла над ним, пытаясь понять, успел ли он заснуть. Успел.
Ну, хоть кепку снял.
Глава 15
Будильник на холодильнике зазвенел в шесть.
Сбросив свернутое в несколько раз полотенце с лица, я присела на угловом диванчике и огляделась. Утренний свет проникал сквозь окно, было вполне светло, хоть и серовато. Щелкнув выключателем, я поставила чайник на плиту и ушла умываться. Жутко болела спина. Кухонный диван здесь не шел ни в какое сравнение с советским прототипом из Любинского, к которому я привыкла. С кожаной обивкой, он почти не хранил тепло, а не имея дополнительного одеяла я даже слегка замерзла. Была мысль укрыться клеенкой со стола, но в разгар ночи я удосужилась вспомнить, что на ней должна стоять тарелка с печеньем.
Выйдя из ванной, я бесшумно прошла в ещё темный зал. Надо было вывести Чару и как-то объяснить гостью, что мне надо на работу. К превеликому удивлению ни собаки, ни раненого городского нигде не было. Я дёрнула штору. Незаселенная тахта была пуста. Простыни холодные. Пришлось сделать большое усилие, чтобы не продолжать мысль. Пожевав губу, я понесла клеенку с грязными тарелками на кухню. Ну, чего-то такого и стоило ожидать, давая укрытие юристу из крутой конторы, которого то и дело избивали где-то в подворотнях и вывозили за город. Я проверила тайники с документами и деньгами. Все на месте.
Заварив чай, я уселась на табуретку, поджав ногу. У меня забрали собаку. Собаку, чёрт возьми! Зачем она ему понадобилась?
– Убью, – пробубнила, натягивая ботинки.
Внутренняя дверь неожиданно скрипнула и открылась. Радостная Чара понеслась в зал, а вошедший в коридор городской опустил мои ключи на тумбочку. Я уставилась на него как на вестника судьбы.
– Доброе утро, – сказал, поправляя кепку.
Я кивнула. На нем была все та же одежда – даже кофта с порванным рукавом. Он подождал, пока я закрою дверь и мы вместе вышли из-подъезда. У тротуара пикнул вишневый внедорожник.
– Садись, – сказал.
– Ещё чего, – взяла курс налево. – Повязку не снимай пока, инфекция попасть может. Удачи.
Выходя за дом, я буквально физически ощущала на себе чужой взгляд. Добравшись до перехода, я мотнула головой, прогоняя мысли. Не мои проблемы.
Вишневое авто вырулило на проспект и понеслось в сторону набережной. Уж этот точно доберется до места быстрее, чем я.
– И это… и это тоже, – начальник заваливал меня уже двадцать минут.
– Мне придется работать дома, – заметила.
– Да, но оплата будет соответствующая. Выручай, девчонки не справляются.
Я погладила бровь. Две из отдела ушли в отпуск. И ведь все логично, лето было на удивление теплым и солнечным. Замечательно время на всех желающих отдохнуть, не покидая черту города. Возможно, имей я возможность взять отпуск, провела бы пару недель на природе.
– Хорошо. Беру. Начну с самых срочных.
Удостоверившись, что я уже начала пахать и разогналась до космической скорости, начальник скрылся у себя в кабинете. Включив радио, я верстала сайты.
Ну, значит, Чару у меня все-таки не украли. Это хорошо. Но зачем юристу с баснословным окладом выгуливать чужую собаку? Он что ли так "спасибо" говорил? Вполне вероятно, ведь он вообще никак не показал, что сожалеет о своих подозрениях касательно меня и наркоты. Память же отлично хранила и гнавшийся за мной вишневый внедорожник и длинную автостраду за городом, которую пришлось искать ночью в гордом одиночестве. Каким бы подкованным в социальных проблемах этот человек не был, со своей жизнью у него явно были какие-то проблемы. Что он, что Андрей – одного поля ягоды. Сложные люди, сложные проблемы. Мне хотелось отдохнуть.
В обеденный перерыв я решила остаться в кабинете, таким образом, прожив на соке и жвачке до самого вечера. По пути домой пришлось купить ещё мяса и пельменей. Пока я шла вдоль дома, во двор со стороны набережной вывернул знакомый внедорожник.
Правда что ли?
В сумерках городской припарковал авто под окнами и вышел, хлопнув дверью. В руке у него была довольно большая спортивная сумка "найк". Я задумчиво чесала щеку, наблюдая, как юрист приближается. Что-то задумал.
– Пошли?
У меня глаза на лоб полезли:
– Ты это куда собрался?
Городской понял вопрос и отреагировал немедленно. Задрал кофту и продемонстрировал снятую повязку. Даже в темноте я рассмотрела, что порез выглядел прескверно.
– В больницу не судьба? – прошипела, доставая ключи.
– Нет, – судя по интонации, он улыбался.
– А другу позвонить?
– Нет.
– Одной рукой сам промыть не сможешь?
– Нет, – откровенно лыбился.
Скрипнув зубами, я пошла открывать дверь. Чара встретила нас громким лаем.
– В зал, – скомандовала обоим.
Уже чувствующий себя в своей тарелке юрист, не стал оглядываться, а сразу пошел со шмотьем в комнату. Помыв руки, я приготовилась ко второй части игр в медсестру. Порез серьезно загноился.
– У тебя какие-то проблемы сейчас? – спросила прямо. – Обжимают конкуренты?
– Да, – резко кивнул.
– Гостиницу снять никак?
– Быстро вычислят. А тебя они не знают.
– Хорошо. Сколько это будет продолжаться?
– Не знаю.
Закончив промывание и перебинтовку, я снова отправилась мыть руки:
– Тебе чай заварить?
– Давай.
– Сахар? – крикнула с кухни.
– Три ложки!
Присвистнув, я добавила как барин пожелал и вернулась в зал. Что-то изменилось. Закрыв дверцу шкафа, в которую только что вкладывал одежду, городской снял кофту через голову, оставаясь в джинсах и черной обтягивающей футболке.
Мы уселись перед телевизором, облокотившись на диван.
– Слушай, а откуда ты так с пластырями дружишь? – поинтересовался.
– Школа выживания постаралась, – отпила из кружки. – Ещё раз снимешь повязку, будешь все делать сам.
– Это невозможно…
– Я могу.
Городской повертел кружку в руках. На первом канале шёл какой-то старый фильм, смотреть который не было никакого желания. Полистав каналы, я нашла выпуск новостей и на полчаса окунулась в другую реальность. Рекламная пауза началась с неожиданного вопроса:
– Почему ты сказала, что тебя зовут Катя?
Мужик повернулся ко мне, подпирая здоровой рукой голову. Мысленно я протянула руки к небу:
– Дорогие ботинки. Богом забытое место. Прошибленная голова. Ты мог быть кем угодно, – я сделала акцент на последней части.
– Но почему так получилось, что ты… ты же видела меня тогда, когда я приехал…
– Ага, – кивнула. – И очень удивилась. Думала, как вы вообще стали так близки? Выпивали вместе, пока я работала?
Городской скорчил рожу:
– Она сказала, что… я думал, что это она. Ты.
– Катя звонила мне и все рассказала.
Мужик поиграл желваками:
– Я принял тебя за неё. Вы с ней были в хороших отношениях, она пересказывала все…. как мне тогда казалось, в точнейших деталях.
– Как же ты вычислил её? – тема Екатерины не вызывала во мне особого интереса, скорее боль.
– Когда один из швов воспалился, она ничего не могла сделать.
– Понятно, – хмыкнула. – На Катю похоже. Она… она не увлекается этим.
Реклама кончилась и мы снова уставились на экран. Перемена в комнате стала очевидной не сразу: сверху на телевизоре величественно возлежал кокос. Удивительно, но я ещё ни разу не видела их в реальной жизни. В Любинский их не завозили, а в Омске продавали только в крупных супермаркетах, которые я не навещала.
Мой ступор относительно статности плода был так велик, что смотреть новости дальше становилось более чем бессмысленно. Я встала с пола и пощупала продукт. Забавно. Такой шершавый.
– Я так понимаю, тебе надо было это спрятать, – выгнула бровь с пирсингом.
– Это мой апотропей. Оберегает дом от злых сил.
– Ага, как же, – я достала маленькую подушку из шкафа. – Спокойной ночи.
Утрамбовавшись на диване, я поставила рядом табуретку, чтобы можно было перекладывать ноги. Щелкнула выключателем. За окном вовсю светила полная луна. Я принялась сворачивать полотенце.
– Почему ты спишь на кухне? – в проеме возникла фигура гостя. – Кровать большая.
Поправив подушку, я таки улеглась. Чем ему кухня не угодила?
– Ты гость, к тому же раненый и занимаешь больше места. А у меня всего два варианта, зал или кухня. Логично предполагать, что спать здесь приходится мне.
– Да эта царапина вообще не… – он осекся. – Ты и там так спала. На кухне.
Несколько минут мы довольствовались доносящимися из зала звуками телевизора. Я начала подремывать. Удивительно, но работа в Риарте начинала меня утомлять. Завтра уже надо было сдавать начатые сегодня проекты. А сколько их было? Шесть. Я бы поработала и дома, но сил не осталось совсем. Может быть, утром чего наскребу…
– Тогда я буду выгуливать собаку. Утром и вечером.
Я приоткрыла глаза. Городской вытирал голову полотенцем. Влажные руки поблескивали в свете луны. Душ принял.
– А как же твои враги? – зевнула. – Дом не так уж далеко от набережной, это исключено.
– Кира, эти враги…
– Вряд ли существуют, так? – я закинула руки за голову. – Иди спать, резать себе руки, биться головой об острые поверхности… или какие у тебя там планы…
– Давай начнем все сначала!
Мне показалось, что я ослышалась. Протерев глаза, я изобразила высшую степень удивления:
– Ты о чем?
– Давай начнем с чистого листа, – положил полотенце на плечо. – Как будто ничего не было.
– "Ничего – это что?
– Любинского. Этого… года. Как будто мы не были знакомы. Ты не спасала меня. Мы не переписывались. Не… не встречались.
Выражение его лица было интересно наблюдать: уверенный, целеустремленный взгляд сменялся отчаянной мольбой. Отчасти я понимала, к чему он клонит. Слишком много всего понамешалось.
– Отлично, – кивнула. – Проваливай отсюда тогда.
– Так и знал, что ты это скажешь. – он криво улыбнулся и подошел к дивану. – Меня зовут Дмитрий. Двадцать восемь лет. Юрист. Бизнесмен. Любитель покататься на байках.
Я подобрала ноги и приняла полусидящее положение. Протерев руку о шелковые пижамные штаны, он протянул её мне.
– Меня зовут Кира. Я из села, – пожала его ладонь в ответ.
Выражение лица городского снова стало неоднозначным, когда он отпустил мою руку:
– Из какого села? – спросил, усаживаясь на табуретку.
– Из Любинского поселка. Это в Омской области.
– Ты жила в квартире или в частном доме?
– В частной развалюхе.
– Работала, училась?
– Работала в компьютерном клубе.
– Почему приехала в Омск?
– Чтобы жить.
– И что сейчас делаешь?
– Работаю.
– Где?
– В дизайнерской конторе.
Городской пожевал нижнюю губу:
– Где же она находится?
Я назвала адрес.
– Удивительно! Мой офис прямо через дорогу.
Я уставилась на него как на ошибку природы. Вода с плохо выжатых волос стекала по лицу и собиралась на подбородке, покрытом, надо сказать, приличной щетиной. Такой театр надо было записывать на камеру.
– Теперь мы знакомы, Кира, – тепло улыбнулся. – Но как зовут твою собаку?
– Чара.
– Какое красивое имя.
Городской включил лампу над плитой и начал шуршать продуктами. За весь день я мало что съела, поэтому не могла остаться беспричастной. Мы устроили знатный полуночный пир с колбасными бутербродами в главной роли.
