Текст книги "Исландские сказки"

Автор книги: Фольклор

Троллиха из Скафтафетля
(Tröllkonan í Skaftafelli)

Много лет назад в Скафтафетле жил бонд, которого звали Бьядни. Он был был отличным кузнецом, но особенно хорош в литье.

Говорят, в долине за лесом Скафтафетля, в одной пещере, которая находится там и по сей день, жила женщина-тролль. Эта скесса была очень дружелюбно расположена к Бьядни; она следила за его овцами зимой и за тем, что море выбрасывало на берег. Часто она сидела в кузнице рядом с ним и скрывалась, когда приходил кто-нибудь, поскольку знала, что у Бьядни могут быть из-за неё неприятности.

Один раз зимой она сказала Бьядни, что на берег выбросило корабль, но все люди мертвы, кроме одного. Она сказала, что надо как можно скорее отправить его на тот свет, иначе он разорит всю Южную Исландию и даже больше. Затем, говорят, она взяла в руку огромную секиру, что принадлежала ей, пошла на берег вместе с Бьядни и отправила этого ужасного чёрного человека на тот свет.

Когда Бьядни умер, скесса была ещё жива. У него остался сын, которого звали Эйнаром, который тоже жил в Скафтафетле; она ему так же доверяла, как и Бьядни. Когда умер Эйнар, скесса ещё жила. У Эйнара был сын, которого звали Бьядни (отец Гвюдрун с Мариюбакки, жены Руноульва, который живёт там сейчас).

Во времена этого Эйнара эта скесса в конце концов умерла. Она прожила два человеческих века с лишним. Впрочем, никто не знал её возраста, когда она пришла к старому Бьядни. Пещера имеется и по сей день, с окном в середине конька крыши, а ложе скессы, говорили, было вырублено в скале. Оно примерно восемь локтей в длину и два локтя в ширину. Говорят, что старый Бьядни сделал дверь со всем убранством на входе в пещеру, чтобы скессе было удобнее жить там.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Глубоки проливы Исландии
(Djúpir eru Íslands álar)

Рассказывают, что однажды некая великанша решила перейти вброд из Норвегии в Исландию. Конечно, её предупредили, что на пути туда будут глубокие места, но она сказала другой великанше, своей соседке, которая хотела отговорить её от путешествия:

– Глубоки проливы Исландии, однако их можно перейти вброд.

Всё же она слышала, что посреди моря есть такое глубокое место, что там промокла бы даже её макушка. После этого великанша пустилась в путь и пришла к этой впадине, которая пугала её больше всего. Тогда она собралась поймать корабль, который проплывал там, и держаться за него над проливом. Но великанша упустила корабль и одновременно споткнулась, погрузилась в воду и утонула. Её тело выбросило на берег в Ройдасанде, и оно было такое огромное, что всадник на лошади не мог достать плетью до сгиба её колена, когда она лежала на берегу, мёртвая и неподвижная.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Грьоутгардсхаульс
(Grjótgarðsháls)

Давным-давно и ещё давнее, наверное, до заселения Исландии, в Восточных Землях жило две великанши. Одна из них жила у моря, а другая – у ледника. Как-то они встретились. Тогда между ними вспыхнула ссора из-за земли, обе считали своей собственностью всё до середины пути. Но теперь нужно было найти эту середину.

На прощание они договорились между собой, что на следующий день в то же время обе начнут шагать, одна со стороны моря, а другая – от ледника, и там, где они встретятся, они сделают какой-нибудь знак. Они повстречались на кряже несколько к юго-востоку от земли Мёдрудаля, в месте, которое с тех пор называется Грьоутгардсхаульс[11]11
  Грьоутгардсхаульс (Grjótgarðsháls) – «кряж каменного забора».


[Закрыть], и воздвигли большой каменный забор, который возвышается там до сих пор. Было бы настоящим чудом, если бы его создали человеческие руки.

Этот забор почти в милю длиной и сейчас сильно засыпан песком, но всё же он ещё от четырёх до пяти саженей в высоту, и камни в нём столь велики, что многие из них в обхвате две или три сажени.

(перевод Тимофея Ермолаева)

«Кроха несёт мало-мало»
(„Lítið ber smátt smátt“)

Рассказывают, что как-то раз в конце лета на Западных Фьордах корабль вышел в море за рыбой. Но в конце дня погода так испортилась, что судно понесло на опасные скалы, и там оно разбилось в щепки, и все люди погибли, кроме одного юноши, которого звали Сигюрдом. Его живым выбросило волнами на берег, но это место было под скалами, и ни одно существо, кроме летящей птицы, не смогло бы подняться наверх.

Вот он лежал там, пока не настали сумерки, и не ждал ничего, кроме смерти. Случайно посмотрев на берег, он увидел двух рослых мужчин, похожих на великанов, которые собирали то, что вынесло на сушу, и уносили вверх по какой-то узкой тропе, что пролегала в скалах к пещере, видневшейся наверху.

Сигюрд поразмыслил:

– Я всё равно умру, смогу ли я спрятаться от этих ётунов или нет. Я попытаюсь поносить немножко вместе с ними.

Он еле поднялся на ноги из-за изнеможения, взял себе небольшую ношу и поднялся вслед за великанами по этой узкой тропе. Так повторилось несколько раз, пока они вдруг не переглянулись и не сказали:

– Кроха несёт мало-мало.

Они продолжали свою работу, пока не перенесли наверх в пещеру всё, что выбросило на сушу, и тут наступили сумерки.

Когда всё было кончено, они стали ужинать и протянули ему то, что ели сами; беседовали ли они с ним – об этом не сказывается. Они постелили ему за своими лежанками ещё глубже в пещере, давали ему достаточно еды и полюбили его.

Великаны уходили днём за добычей и вечером возвращались с большой ношей, а Сигюрд всегда оставался в пещере, так прошло три года. Он не видел никакой возможности убраться оттуда, но скучал по людям. Со всех сторон были непроходимые места.

Он заметил, что по ночам, когда все они ложились спать и становилось темно, великаны доставали книгу, которую хранили под своей постелью, и начинали читать. Он увидел, что буквы словно светятся в темноте. Он удивился этому, и ему захотелось узнать, не сможет ли он выбраться оттуда с помощью этой книги. И поскольку он увидел, где они хранят её, то выждал днём момент, когда их не было, взял книгу, медные страницы которой были исписаны рунами, и пошёл с ней в тёмное место в пещере.

Он делал так каждый день, когда выдавалась возможность, пока хорошо не выучил всё её содержание. Там учили многому, в том числе колдовскому полёту-гандрейду, чтобы летать по воздуху и через любые непроходимые места, где пожелаешь. Ему очень захотелось испытать это, ведь он страстно желал покинуть этих великанов.

Одним ранним утром, когда они ушли из пещеры, он собрался в путешествие, взял с собой свою учёную книгу и с помощью колдовского полёта выбрался из этой пещеры. Он вернулся к людям и обо всём поведал. Здесь заканчивается рассказ о нём.

И история эта заслуживает пересказа.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Грила и её мужья
(Grýla og bændur hennar)

Одну древнюю ведьму звали Грила. Она была дважды замужем. Первого её мужа звали Боли[12]12
  Боли (Boli) – «бык».


[Закрыть]. Они жили под Аринхетлой[13]13
  Аринхетла (Arinhella) – «каменная плита под очагом».


[Закрыть]. У них было много детей, как часто рассказывают в стихах о Гриле. Оба они были величайшие людоеды, однако больше всего они любили лакомиться малышами, как сказал скальд:

 
Грила в паре с Боли
деток навещают,
тех, что вечно ноют
маму огорчая.
 

И:

 
Боли, Боли в дверь стучит,
палками махая,
хочет покусать детей,
рёв что начинают.
 

Грила всегда пользовалась большим уважением, чем Боли. Тот умер в глубокой старости от дряхлости, после того, как долго не вставал с постели.

После смерти Боли она снова вышла замуж за старика, которого звали Леппалуди. У них было двадцать детей, если не больше, ведь остановилась она лишь лет в пятьдесят, родив близнецов Сигхвата и Сюртлу, которые умерли в младенчестве.

Грила пережила обоих своих мужей, и ей приходилось тяжко трудиться ради них, когда они не могли уже вставать, ведь ей, как говорят, нелегко было попрошайничать.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Тула Грилы
(Grýluþula)

 
Грила, конечно,
старая баба;
был у неё муж
и двадцать детей:
Первый Скрепп,
вторая Скьоуда,
третий Трёст
и Траунд четвёртый,
Ботни, Бринки,
Бёдвар, Хётт,
Стут, Стебнир,
Стикиль, Фласка,
Ёйса, Аск,
Копп, Киппа,
Мюсюль, Мюкка.
Родила она в старости
ещё близнецов
Сигхвата и Суртлу,
которые оба почили[14]14
  Скрепп (Skreppur) – возможно, «котомка»; Скьоуда (Skjóða) – «кожаный мешок»; Трёст (Þröstur) – «дрозд»; Хётт (Höttur) – «капюшон»; Стут (Stútur) – «горлышко бутылки»; Стикиль (Stikill) – «остриё рога»; Фласка (Flaska) – «бутылка»; Ёйса (Ausa) – «черпак»; Аск (Askur) – «ясень»; Копп (Koppur) – «горшок».


[Закрыть].
Грила зовёт своих детей,
 

 
когда начинает варить к йолю.
Придите все сюда ко мне!
Лепп, Скрепп, Лаунглегг и Скьоуда[15]15
  Лепп (Leppur) – «тряпка»; Лаунглегг (Langleggur) – «бедро».


[Закрыть]!
Разрубил Лепп бычью лопатку,
медвежий окорок и коровью ляжку,
кобылий хребет весьма мягкий,
грудинку и огузок,
овечью тушу и жирного тюленя,
и свиное ребро несколько тонкое.
Грила зовёт своих детей.
Всё же это понадобится,
чтобы получить хорошую еду,
 

 
Лепп, Скрепп, Лаунглегг и Скьоуда!
Принеси воду потом, Скрепп,
сама Грила сказала тогда.
Внизу подожди, мне кажется, Лепп,
что это вполне подойдёт.
Сама я словно копуша,
 

 
и такая же моя Скьоуда.
Грила зовёт своих детей.
Если у меня нога нечаянно поскользнётся,
тогда я громко вскрикну,
Лепп, Скрепп, Лаунглегг и Скьоуда!
Теперь будет Лепп сам варить,
он это дело довольно хорошо знает.
Котёл Скрепп ставит на очаг
и наливает до краёв.
А разводит огонь Скьоуда
с серыми как у волка волосами и нависшими бровями.
Грила зовёт своих детей,
а Лаунглегг приглашает
всех умных людей,
Лепп, Скрепп, Лаунглегг и Скьоуда!
Грила скакала через ограду,
 

 
хотела найти Торварда;
сушёной рыбой и плавником ската,
бросила она этим в Торварда.
Идём временами
 

 
большими шагами.
Мешок я несу на спине,
полный детей.
Здесь буду я шуметь
перед дверями хижины:
«Проснись, великанша».
Не хочет великанша просыпаться.
«Который час?»
«Солнце между глаз твоих,
спать можешь дальше,
сонный мальчик».
«Кто там пришёл?»
«Бьёдн на сломанном корабле».
«Что хочешь, Бьёдн?»
«Попросить иглы».
«Зачем тебе, Бьёдн, иглы?»
«Зашить парус».
«Что сталось с парусом?»
«Порвало бурей».
«Что сделал он с иглами,
которые я дала ему позавчера?»
«Отдал брату Хали».
«Что с ними сделал Хали?»
«Выбросил посреди улицы и сказал,
чтобы сгорела спина у того, кто ими владел».
«Что ты скажешь сейчас?»
«Я пою свои молитвы,
доброе дитя, ибо завтра святое».
 

(перевод Тимофея Ермолаева)

Рождественники
(Jólasveinar)

Рождественников следует отнести к подземным жителям, так как они, очевидно, – помесь альвов с троллями: по отцу альвы, по матери – тролли; об этом говорится во многих рассказах; они считаются сыновьями Леппалуди и троллихи Грилы. Впрочем, некоторые утверждают, что они ей не сыновья, а слуги. Облик они имеют, по большому счёту, человеческий, за исключением того, что они долговязы и с короткими туловищами, на руках у них вместо пальцев когти, а пальцы ног и ступни у них круглые. Считается, что рост у них обычный человеческий, хотя один поэт и сказал: «Рождественники роста великанского…» Но ведь так порой говорят и о просто высоких людях. Считается, что рождественники могут занимать место людей. По натуре они злые, похожие на чертей, и питаются в основном ругательствами и грубостями, которые говорят люди. А ещё они склочны и вороваты, часто крадут детей. Впрочем, иногда они им помогают, например, кормят. В начале рождественского поста они приплывают к нам на лодках из тюленьих шкур из незаселённых областей Гренландии – или, как считают другие, с востока, из Финнмарка, а их селения в тех краях кое-кто называет Фимнам. Они причаливают к берегу в потаённых бухтах, к которым нет дорог, прячут свои лодки в пещерах и делают их невидимыми до тех пор, пока около седьмого января не соберутся плыть обратно. У них есть свои имена, которые уже часто записывались. Куда бы они ни плыли, ветер у них всегда попутный. Высадившись на берег, они разделяются, и каждый идёт на свой хутор. Некоторые называют их исключительно: «злые духи». Таким образом, они гораздо хуже, чем рождественские духи других северных народов, по большей части безобидные или добрые. Но там они, возможно, развиваются в такт прогрессу и просвещению. А в нашей стране они мало отличаются своими поступками от чертей и бесов, и они студёны как лёд, как смерть. Это видно из рассказов о них. Некоторые считают, что рождественники приходят с Хетлюландских пустошей. У рождественников есть гроб, в котором они уносят людей. Ими часто пугают детей, как и Грилой; на эту тему есть много стихов. А в остальном рождественников смешивают с зарубежными сказочными существами, которые называются «ниссы».

[Записано в первом десятилетии ХХ века; в основном отражает поверья второй половины XIX века].

(перевод Ольги Маркеловой)

Работница-сквернословка
(Blótsöm stúlka)

Один бонд-рыбак как-то раз шёл и увидел, как корабль из тюленьих шкур вплывает в потаённую бухту, к которой нет дороги, причаливает там, и команда сходит на берег. Бонд видит: это всё рождественники: дородные, жирные. Они уносят свой корабль на гору и прячут его там. А потом они принимаются болтать. Тут он заметил: самый толстый собирается к нему на хутор; он разливается соловьём, что, мол, постой у него, как всегда, обещает быть недурным. Бонд думает про себя: хорошо бы сыграть шутку с этим весельчаком и посмотреть, что он запоёт следующей зимой. Он пошёл домой, как ни в чём не бывало. А у него была работника – жуткая сквернословка; и бонд смекнул, что рождественник в основном питается её руганью. Он затевает с этой работницей разговор и обещает подарить зелёной материи на платье, если она весь рождественский пост не будет ругаться. «Запомни: ни одного дурного слова!» Девушка не надеялась, что сможет продержаться, но обещала попробовать. И вот, рождество уже близко, а она не сквернословит. А бонд проследил, чтобы и остальные не ругались.

А под рождество та девушка пошла задавать корм коровам – она была скотницей – и надо ж так случиться, что одна корова совсем перестала её слушаться. Тут девушка позабыла о своём обещании и говорит: «Ну и что эта чёртова корова задурила?!» А потом ей послышался сдавленный радостный смешок, она спохватилась и принялась молить бога о помощи.

В ночь на седьмое января бонд пошёл туда, куда причаливали рождественники. И вот он видит: они вновь собираются вместе. Выглядят они по-разному: одни толстые и очень радостные, другие – грустные и тощие, а третьи – средние, смотря по тому, каково им жилось на хуторах. А самым тощим и самым грустным был рождественник самого этого бонда. Товарищи спрашивают, отчего он такой тощий. А тот рождественник повесил голову и отвечает: «А каким же мне ещё быть, если за весь пост мне перепало только одно чертыхание, да и то у меня забрали, помолясь богу?» Но его товарищей эта скорбная речь не проняла. Они решили, что такой тощий спутник – это позор, и растерзали его. Потом они отнесли свой корабль на берег, столкнули в воду и отплыли в море. Вскоре бонд потерял их из виду.

(перевод Ольги Маркеловой)

Сквернослов
(Orðhákur)

Одна хозяйка во время рождественского поста кроила у себя в бадстове кожаные башмаки. Тут она услышала, как из-под потолка раздалось:

Та женщина взяла худую овчинку, обрезала с неё клочья кожи и закинула наверх. Больше тех обрезков не видели. Тогда все решили, что их у неё попросил рождественник.

Её муж, слывший отпетым сквернословом, однажды в начале рождественского поста вышел на своей лодке в одиночку в море. Тут началась метель и пошли волны, такие высокие, что могли вот-вот захлестнуть кораблик, а темнота такая, что берега было не видать. Тут бонд подумал, что ему пришёл конец, потому что бороться с волнами больше не мог. И вдруг он видит: к нему подходит на вёслах лодка, в лодке много народу, а один (он решил, что это предводитель) сидит на корме. Тот кидает бонду канат и велит закрепить его, если он хочет плыть с ними к берегу. Бонд поблагодарил его за приглашение. Они погребли к берегу, да так быстро, словно неслись на всех парусах при попутном ветре. Причалив, они немедленно берут лодку и, как ему показалось в темноте, несут её далеко-далеко от моря. Затем предводитель берёт его за руку и будто бы переводит через крутую гору на равнину. Тут он расстался с бондом и пропал, ведь тогда небо как раз чуть-чуть прояснилось, так что бонд узнал местность и без приключений добрался до дому. Потом он рассказал, что с ним случилось, и рассудил, что эти существа были без сомнения рождественники.

А когда тот бонд пошёл проверить свою лодку, он обнаружил её высоко на вершине горы, тщательно убранную.

(«Старинное предание»)

(перевод Ольги Маркеловой)

Пастушка
(Smalastúlkan)

При въезде в одну высокогорную долину в Муласисле одно время было пастбище и овчарни, а до хуторов там было далеко. У пастухов было заведено зимой, когда дни короткие, жить там, и в одной овчарке была устроена каморка, где пастухи ночевали и держали всё необходимое. Однажды вышло так, что мужчин, которые могли бы приглядеть за овцами, не оказалось, и на пастбище осталась одна девушка. Она собиралась пробыть там до рождества, а в рождество выпустить овец из овчарни и отправиться домой. В сочельник она до заката загнала овец, пошла к себе в каморку и стала мастерить себе обувку.

Когда она сшила башмаки и обулась, она стала восхищаться, какие они получились ладные да как ей к лицу, – и говорит сама себе: «Гляньте-ка на мою ногу!» – и вытягивает вторую ногу. И тут за порогом каморки раздался бас:

И в тот же миг овцы шарахнулись к стене, и в овчарню вошёл кто-то рослый и долговязый. Девушка так испугалась, что пустилась бежать без оглядки, пока не прибежала на хутор Хов в Аульфтафьорде, где и рассказала, что с ней произошло. А это, видимо, был рождественник или какой-то тролль.

(«Старинное предание»)

(перевод Ольги Маркеловой)

Каттарвали
(Kattarvali)

В поведении рождественников много необычного; об этом сейчас и пойдёт речь.

Один человек шёл куда-то и подошёл к ручью или речке. Там он увидел, что на берегу сидит в ряд много людей, все держат одно полотенце и одновременно утираются им, умывшись. Присмотревшись лучше, тот человек увидел, что это рождественники, и они таким образом готовятся расселяться по хуторам. Один из них, конечно же, должен был поселиться на его хуторе. Тот человек был скотник. Он был скромным и тихим, а стало быть – не друг тому рождественнику. Однажды они с ним столкнулись в дверях хлева, и рождественник напал на скотника. Они долго дрались, и в конце концов скотник одолел рождественника и погрузил его с головой в навозную кучу. Тогда рождественник что есть мочи завопил:

Скотник услышал, что ему кто-то вторит. И вскоре прибежал рождественник с соседнего хутора, и скотнику пришлось уносить ноги. Но с тех пор они, вроде бы, больше не сцеплялись.

На другом хуторе было дело: хозяйка под рождество мастерила своим домочадцам обувь. Она кроила и отдавала каждому раскроенное, а потом говорит: «Вот я всем башмаки скроила». И тут с потолка послышалось: «А мне нет». Хозяйка подняла голову и увидела, что верхом на потолочной балке сидит рождественник. «А какие тебе башмаки?» – спрашивает она. Он отвечает: «Круглые, как у чаши дно, и без пальцев». Тогда она бросила ему худую овчинку, и он пропал.

На хуторе Храпнабьяргир в Хьялтарстадатинге жили муж и жена. В ночь под рождество муж пошёл в церковь, а жена осталась дома с детьми: она не так давно родила. На закате послышалось, что в дом входят; а затем появился какой-то обормот, уселся на потолочную балку и говорит: «Когда твой Йоун ушёл в церковь, я с моей ношей пришёл к вам». А потом он стал пододвигаться к ней всё ближе и ближе. Женщина принялась вместе с детьми читать всё хорошее, что только знала. И вдруг она говорит: «А сейчас, кажется, придут те, кто хочет со мной встретиться». Тут обормот исчез. Она решила, что это был рождественник или тролль.

(«По рассказам Вальгерд Эйильсдоттир с Ховстрёнд, 1913»)

(перевод Ольги Маркеловой)

Сказки о мёртвых
(Draugasögur)

Выходцы с того света
(Afturgöngur)

На одном хуторе была работница. Она родила тайком и вынесла ребёнка на пустошь умирать: такое в нашей стране случалось сплошь и рядом, когда за рождение внебрачных детей полагалась епитимья, штраф или даже смертная казнь[17]17
  До второй половины XIX в. описанная здесь ситуация действительно не была чем-то из ряда вон выходящим. Работницы и батрачки на хуторах обычно не получали за свой труд никакого вознаграждения (работникам платили в год сумму, равную стоимости одной коровы), и экономическое положение редко позволяло им заключить законный брак; поэтому значительная часть населения страны была обречена либо растить детей, считающихся незаконными, либо поступать с ними описанным здесь образом.


[Закрыть]. А после этого как-то раз устраивались игрища под названием викиваки, которые раньше повсеместно проводились в нашей стране, и эту самую девушку пригласили на танцы[18]18
  Викиваки (vikivaki, vikjuvaki) – старинный исландский хороводный танец под пение баллад или хороводных песен. Танцующие держатся за руки или за плечи друг друга и делают сначала два шага влево, затем один – вправо; танец разнообразится за счет изменения темпа (в зависимости от содержания песни: если в ней появляются лирические сцены, хоровод идёт медленно и плавно, если речь идёт о драматических событиях, то быстро) или введения новых элементов (например, топнуть ногой). В XVIII веке в Исландии танец был запрещён церковью, но аналогичный хороводный танец сохранился и по сей день очень популярен на Фарерских островах. Название vikivaki носили также песни (обычно баллады), сопровождавшие танцы, и праздники, во время которых водили хороводы. Традиция таких празднеств существовала в Исландии со Средних веков до XVIII века включительно; обычно они проходили под Рождество.


[Закрыть]. Но поскольку она была небогата, у неё не было нарядов, подходящих для таких празднеств, какими в старину были викиваки; а наряжаться она любила, – и из-за этого ей приходилось сидеть дома, а это было ей не в радость. Однажды, пока проходили танцы, эта девушка доила овец в загоне вместе с ещё одной женщиной. Она стала жаловаться другой доярке, что ей не в чем пойти на викиваки. Но едва она вымолвила слово, как обе услышали из-под стены загона такую песенку:

 
Матушка в хлеву, в хлеву,
Не тужи, не тужи
Дам тебе свою рубашку,
Дам рубашку,
В ней пляши.
 

Батрачка, которая вынесла на пустошь своего ребёнка, поняла, что обращаются к ней: услышав песенку, она так напугалась, что повредилась в уме до конца жизни.

(перевод Ольги Маркеловой)