Текст книги "Среди нас (СИ)"

Автор книги: fantasy_life

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

В голову воткнули ржавый топор. Кажется, его глубоко, по самый обух загнали в череп, попытались вытащить, разворотили весь затылок, но сдались на полпути и оставили как есть: с волосами в липкой бурой крови и ошмётками мозгов на лезвии. Горло иссохло и раскрошилось изнутри. Еле слышно покалывало в кончиках окоченевших пальцев. А тело качалось на волнах – чёртова чудесная магия не давала ему пойти на дно.

Так я себя чувствовал.

Ничего не видел, кроме ряби в темноте: калейдоскоп замысловатых форм то вспыхивал, переливался множеством красок, то гас. И снова вспыхивал. Как ночной салют, который с грохотом взрывается, оглушает, пугает неожиданностью и исчезает, оставляя в воздухе еле уловимый запах гари. Но что салют, что эти пятна быстро надоедают и даже раздражают, портят привычную тишину и темноту, как назойливая мошкара.

Я слышал звуки. Точнее голоса. Они еле ощутимо кружились вокруг, шептались между собой: бархатистый бас сменялся то тягучим баритоном, то сбивчивым фальцетом, но я не понимал их слов.

Вода поддерживала меня, ласково касалась лица. Всё, что я мог, – отдаться ей и плыть туда, куда несёт течение. Но чем дольше я плыл, тем беспокойней становилась вода: безмятежная гладь покрылась рябью, а потом и вовсе заросла волнами, которые тащили за собой, толкали в спину, пенились, холодными пощёчинами окатывали лицо, затекали в нос и рот, обжигали слизистую, душили, не давали вздохнуть и откашляться. Я тонул в темноте. Я болтался и брыкался – ноги и руки тяжелели и мёрзли; я смахивал с лица воду – волны стеной обрушивались на голову, нещадно волочили меня, как мусор, за собой.

Вода пенилась, клокотала, окрашивалась в красный. Свирепая волна окатила меня. Это был конец. Пузыри последнего воздуха, щекоча, слетали с губ, из ноздрей, рвались на поверхность, до которой я уже не доставал, а вместо них рот заполняла вода: затекала в носоглотку, скребла трахею, ледяным грузом заполняла лёгкие, как балласт, тянула на дно.

Я вздрогнул. В тело отдало пронизывающей болью, похожей на разряд тока.

Нет, я больше не тонул. Я чувствовал, что кожи касается что-то мягкое, какая-то ткань, слышал монотонный звон и какой-то резкий запах, но всё ещё ничего не видел: веки словно намертво слиплись и покрылись слоем мелкого песка. Если открою глаза, рискую остаться без ресниц. Спасибо, конечно, но что-то не хотелось лишиться того, чего и так почти нет. Мне не впервой лежать вот так, не пойми где и почему, так что не против полежать так ещё.

Решил, что пока не пройдёт этот противнейший звон, буду лежать, как лежал. Очень опрометчиво чуть что вскакивать, не зная, во-первых, смогу ли убежать на своих двоих и, во-вторых, где нахожусь и какого чёрта вообще в этом месте делаю. Возможно, я лежал дома в своей кровати, а возможно, попал в заложники к каким-нибудь бугаям. К слову, заложником я вполне мог быть: не то что руками и ногами, пальцем пошевелить не мог, а ещё голова раскалывалась так, словно мне хорошенько зарядили по затылку арматурой. Но с какого перепугу? И когда?.. У меня красть нечего, моя скромная персона явно недостойна похищения ради выкупа, да и вообще я последние несколько дней из дома не выходил… Или выходил?

Постепенно звон прошёл, и я наконец-то смог послушать окружение. Тихо. Очень тихо. Хотя пару раз казалось, что слышал мимолётное щебетание птиц.

Ладно, была не была. Мысленно сосчитав до трёх, я начал открывать глаза. Это тяжело морально – я до сих пор не был уверен, что нахожусь в безопасности, – и особенно физически: стоило чуть-чуть приподнять веки, и яркий белый свет тут же ослеплял и болезненно выжигал глаза.

С попытки десятой, щурясь, как самый близорукий человек в мире, я всё же смог разглядеть окно с ослепительно голубым небом и белоснежными облаками, белый потолок, белые полки, белый пол и нечто красное, повисшее в воздухе сбоку от меня. Капельницу с пакетом крови. А ещё понял, что за стойкий запах витает в воздухе – запах антисептиков, таблеток и чистящих средств.

Я очнулся в больнице. И это совсем не забавно.

Что-что, а больница – последнее место, где бы я хотел очнуться: лучше уж быть заложником, чем пациентом без денег в кармане. Первая мысль – убежать. Убежать вот прям щас, выпрыгнуть через окно и скрыться в кустах, пока мне не выписали счёт, закрыться в доме и никому неделю на глаза не показываться.

Ага, обязательно.

Я попробовал встать, но после нового разряда боли по всему телу снова лёг, дожидаясь, когда перед глазами перестанет мутнеть и искриться. Наверняка накачали всякими успокоительными и обезболивающими, чтобы я не то, что двигаться, языком нормально ворочать не мог. Хотя думал вполне здраво.

Чтобы понять, насколько всё запущенно, решил пошевелить головой. По затылку, шее, плечам разлилась колкая боль, засаднила щека, но я счастливо и облегчённо выдохнул. Я здесь не один.

Рядом со мной, у кровати, сидел Артур. Полулёжа растянулся на стуле, засунув руки в карманы больничного халата и опустив голову на грудь, и теперь еле слышно сопел. Если б мне кто сказал – особенно в таком-то месте, – что это ангел заснул в свою смену, я бы точно поверил: таких белобрысых блондинов с миловидным личиком, как он, ещё поискать нужно. А если к этому ещё добавить одежду, пошитую на заказ, и пару тысяч баксов в кошельке, то спокойно можно умереть от чёрной зависти. Чем, собственно, я и занимался. Шучу. В тот момент я был искренне рад его видеть и даже попытался окликнуть, разлепив сухие губы… только издал жалкий, беспомощный хрип и с успехом забросил это дело. Смысл глотку рвать, если смысла в этом нет?

Всё, что мне оставалось, – ждать. Опять. Ждать, когда проснётся Артур и объяснит мне, что со мной случилось и почему я в больнице: здравых идей у меня не было, а гадать и накручивать себя лишний раз не хотелось. И так проблем хватает. Мне только удалось отстраниться от всего этого жизненного дерьма, а тут снова приключения и снова с отстойным началом.

Тишину взорвали аккорды электрогитары и ритмичная дробь барабанов – я вздрогнул и изрядно выругался внезапно прорезавшимся голосом то ли от испуга, то ли от тупой боли в боку, которая скрутила все внутренности.

Артур тоже вскочил.

Он, видимо, собирался подорваться ко мне, но всё же решил сначала ответить на звонок, выудил из кармана джинсов разрывающийся басом солиста телефон и хрипуче, словно во время простуды всю ночь орал с балкона, сказал: «Привет, Марта». Замолк, поджал губы, уложил растрепавшуюся чёлку на бок. Я особо не прислушивался, что он говорил, нарезая круги возле кровати – искал идеальное положение, чтобы этот чёртов бок больше не болел, – но понял, что обо мне волновались. Это приятно.

Когда разговор был окончен, Артур подскочил к кровати, повис надо мной и прохрипел:

– Ты помнишь, как тебя зовут? – Видимо, моё выражение лица и мысленный вопрос, не дурак ли он, ответили за меня, потому что Артур облегчённо выдохнул и сказал: – Доктор говорил, что ты сильно головой ударился, поэтому просто проверяю. Мало ли что. Как себя чувствуешь?

– Пить хочется.

Мне было неудобно говорить – нижняя губа прилично опухла, отдавала привкусом крови и саднила чуть ли не от каждого движения – и уж тем более пить, но я не мог оторваться от прохладной воды. Она смачивала губы и язык, нежно обволакивала горло, собиралась в уголках рта и щекотно скатывалась по подбородку. Я моментально осушил целый стакан и наверняка выпил бы больше, если бы Артур не упирался и налил мне ещё. В любом случае мне стало легче. Пока не посмотрел на Артура.

Он сидел рядом и серьёзно-печальным взглядом наблюдал за мной, будто я какой-то побитый бездомный щенок, которого обязательно нужно пожалеть, чем тут же испортил мне настроение. Это жутко бесит. Поэтому я решительно сменил тему, спросив то, что волновало меня сильнее всего:

– Что со мной произошло?

– Это я у тебя, вообще-то, должен спрашивать. Ты, Том, опять вляпался в какую-то мутную историю, как та, из-за которой сломал руку?

– То была не мутная история, а лишь небольшая потасовка.

– Тогда с кем на этот раз должна была быть разборка – причём в незнакомом штате, – чтобы валяться со вспоротым животом на дороге голышом?

– Что?

Я отчётливо видел, как Артур цыкнул и прикусил губу.

– Хочешь попить? Сейчас налью, – затараторил он, схватившись за стакан и графин с водой. – Ты хотел ещё попить, так что…

– К чёрту воду, – перебил его я. – Ты что за ужас сейчас ляпнул? Что значит «со вспоротым животом на дороге голышом»?

Я повторил эти слова – во второй раз они прозвучали ещё зловещей, чем раньше, – и только сейчас начал понимать их значение. Легче не стало. В смысле «со вспоротым животом»? Прям совсем, с кишками наружу? Да ну, этого не может быть.

Высвободившись из одеяла и задрав больничную рубашку, я увидел своё израненное тело. Ссадины с засохшей кровью. Синяки. И длинный – на весь бок, от рёбер до тазовой кости – широкий белый больничный пластырь со следами бурых пятен.

Нет. Ещё как может.

Вот, значит, как выглядит вспоротый бок… Но это же мог быть обычный пластырь, под которым обычная ссадина.

Я хотел отлепить его, убедиться, что под ним ничего нет – ни вспоротого бока, ни вылезших кишок, ни уродливого шва на всё тело, – но Артур помешал мне: схватил за руки и не выпускал, как бы я ни вырывался. И с каждым движением сильнее болело там, под пластырем…

– Послушай, Том…

Хриплый голос прозвучал серьёзно, но замолк: Артур выдерживал паузу, и этой паузы было достаточно, чтобы по одному только взгляду понять, что всё плохо.

– Том, ты… был в очень тяжёлом состоянии. Ты потерял много крови и пережил серьёзную операцию… Ты невероятный везунчик, понимаешь? Ты выкарабкался после очень серьёзных ран, переливания крови и нескольких дней под наркозом, а ведь мог в любой момент умереть. Понимаешь? – Артур вздохнул. – Я не хотел ничего говорить, чтобы ты спокойно поправлялся, но…

– Ты уже проболтался.

– Да, проболтался.

Повисла тишина. Нет, не угнетающая, наоборот, я даже ей радовался: не хотел знать, почему валялся именно голышом. Чем больше я об этом бы думал, тем отчётливей воображение прорисовывало бы и так жуткую картину: я, дорога, внутренности вылезли из живота и теперь валяются на земле, огромная лужа крови и ещё мухи, которые ползают по моему лицу, рукам, животу…

Нет, не хочу об этом думать. Не сейчас точно.

Забавно. Всё дерьмо происходит именно со мной. Даже интересно, почему. В жизни наступила чёрная полоса? Звёзды не так сошлись? А может быть, меня вообще кто-нибудь проклял?

Артур выпустил мои руки, и я дотронулся до большого пальца, чтобы покрутить кольцо, которое всегда носил, но…

– Где моё кольцо? – Голос задрожал, когда Артур с недоумением посмотрел на меня. – Где моё кольцо, которое я всегда ношу? Оно широкое такое, серебряное. Где оно?

Артур торопливо осмотрел прикроватную тумбу, открыл каждую полку и даже себя по карманам похлопал – кольца нигде не было.

– Артур, где моё кольцо?!

– Я не знаю. Я его тут не вижу.

Я хотел встать, сам посмотреть, но боль от этого блядского вспоротого бока парализовала тело – я повалился на подушку, видя только, как всё мутнеет перед глазами. Артур тихо чертыхнулся и, до пояса укрыв меня одеялом, сказал:

– Лежи, тебе нельзя вставать. Я сейчас уйду спрошу про кольцо, а ты лежи и не вставай, понял?

Он ушёл, не дожидаясь ответа, хотя я и не собирался отвечать. Всё равно встану, как только боль утихнет, и сам всё ещё раз осмотрю. Мне нельзя терять это кольцо, нельзя.

Я косился на приоткрытую дверь и надеялся, что Артур сейчас вернётся, вернётся с кольцом, которое оставили на хранение где-то среди вещей. И она открылась. Только порог переступил не Артур, а медсестра. И ладно, если бы она по классике жанра была красивой девушкой с идеальными формами, но, видимо, сама судьба жестоко издевается надо мной, потому не только калечит и отбирает дорогие вещи, но и подсылает дряблых разжиревших женщин с взъерошенной причёской на голове. Пока она меняла мне пластырь и что-то делала с капельницей, я, зажмурившись и не вдыхая резкий запах таблеток, исходивший от неё, молился, чтобы это чудо природы не отравило меня и просто поскорее ушло.

Медсестра и правда ушла, и через несколько минут вернулся Артур. С виноватым видом. Без кольца.

– Мне сказали, что никаких колец у них нет, и при тебе ничего такого не было, – приглушённо хрипел он. – Может, ты его дома оставил?

– Какой, блять, дома?! Я его всегда с собой ношу, понимаешь? Всег-да.

– Я всё равно поищу. И в полицию, на всякий случай, о пропаже сообщу. Они добавят это к твоему делу. – Артур ловко выудил телефон из кармана. – Я прямо сейчас в участок поеду, а ты лежи здесь и постарайся успокоиться, хорошо? Оно найдётся.

Артур поспешно вышел, уставившись в экран телефона, но, как только скрылся за дверью, снова вернулся и добавил:

– И не смей вставать, понял? Если шов разойдётся, в два счёта ласты склеишь.

И ушёл.

Так я остался наедине с раскалывающейся головной и слабостью во всём теле, неподвижно наблюдал, как ползут по потолку тени, и прислушивался к шагам в коридоре – лишь бы не замечать призрак волнения и нарастающую боль в боку.

Я закрыл глаза и вспоминал. Что со мной произошло?

Я помнил, как близился вечер, и в доме становилось шумно. Помнил, как Гордон разговаривал с соседом о садоводстве и громко смеялся, как Марта угощала горячим сладким яблочным пирогом, как Джесс – моя главная головная боль – под поддакивания Артура уламывала и меня на марафон фильмов. Помнил, как спасался бегством и поворачивал ключ зажигания, чтобы подорваться в горы. Помнил, как ехал по пустынным серпантинам и обгонял машины на трассах, слушал песни по радио и вдыхал прохладный летний воздух. А дальше… дальше я ничего не помнил. И никак не мог вспомнить: воспоминания обрывались и между ними зияла чёрная пропасть.

Я хотел заснуть, но не получалось: тело ломило и ныло от боли, я не мог полно вздохнуть и пошевелить сухим языком, прилипшим к нёбу. Не мог даже звука издать, позвать на помощь. Но тихо щёлкнула дверная ручка, и в палату кто-то зашёл – я не видел, кто именно, потому что, когда открывал глаза, боль почему-то усиливалась, но слышал, как ходят рядом, как меняют капельницу, и чувствовал, как полнее укрывают одеялом и смачивают прохладной водой сухие губы. И тихо уходят, закрывая за собой дверь.

Я медленно провалился в сон.

На следующий день я чувствовал себя гораздо лучше: былой туман в голове прошёл, боль отпустила, и я уже был готов встать с кровати, но мне не разрешили. Неудобной была только иголка от капельницы. Раньше я не замечал этого неприятного ощущения в руке, но теперь не мог отделаться от свербящего желания избавиться от него и обиды на врачей – эти садисты ни в какую не соглашались вытащить её, – пока ко мне в палату не заглянул гость.

Он громко постучал и зашёл как к себе домой. Невысокий рост, довольно крепкое тело на вид, бежевый костюм, жидкие седые волосы и чёрные азиатские глаза. Вообще, я всегда считал, что у азиатов тяжёлый взгляд, словно они, где бы ни жили, даже здесь, в Штатах, ежедневно перерабатывают по несколько часов в день, но этот взгляд побил все рекорды: он прямо кричал, что человека передо мной без преувеличений заебала его бренная жизнь и, вообще, он хочет скорей свалить отсюда домой и наконец-то выспаться. Но несмотря на это, он с деловитым прищуром посмотрел на меня и – к моему большому удивлению – ораторским баритоном поинтересовался:

– А это не вы, случаем, Том Стив?

Я кивнул. Мужчина прикрыл за собой дверь, достал из грудного кармана пиджака жетон и, демонстрируя его, сказал:

– Я Иэн Ли, детектив округа Эстес Парк, расследую… вашу ситуацию. Доктор сказал, что мне можно поговорить с вами. Не против ответить на пару вопросов? Это не займёт много времени.

– Хотите узнать, что со мной произошло?

– Всё верно.

Спрятав значок, детектив Ли приставил стул к кровати и не спеша сел, предварительно подтянув брюки на коленях, достал из другого нагрудного кармана маленькую записную книжку в бежевой обложке, щёлкнул ручкой и посмотрел на меня, готовый слушать.

– На самом деле, я ничего не знаю. Если только, что меня нашли на дороге с распоротым животом и привезли сюда… До сих пор не верю.

– Мне очень жаль, что так произошло, – отозвался детектив Ли. – А кто вам это рассказал? Врачи?

– Нет, друг.

– Ясно. Надо будет обязательно побеседовать с этим другом, – пробубнил под нос детектив и что-то записал в книжку. – Вы помните, что с вами произошло?

– Нет, не помню. А всё, что знаю, так только в общих чертах.

– Не помните, значит, – промычал Ли. Какое-то время он изучал записи в книжке и задумчиво щёлкал ручкой, но, поглядев на меня, спросил: – А повторите ещё раз, как вас зовут?

– Том Стив.

Странный вопрос: сам же только что обратился ко мне по имени.

– Хорошо, мистер Стив. Надеюсь, вам известно, что вас нашли без вещей, в том числе и бумажника с документами, и вашу личность не удавалось подтвердить пока некий, – детектив посмотрел на страницы книжки, – Гордон Уилсон не обратился в участок и не опознал вас. Так же нам не удалось найти вашего имени ни в списках владельцев недвижимости, ни работников, ни где-либо ещё, ни в этом городе, ни в ближайших, как, например, Денвер. Почему? Вы иммигрант? Беглец?

– Нет, я сюда просто в гости приехал. А так из Нью-Йорка.

– М-м-м, очень любопытно. И тогда кем вам приходится мистер Уилсон?

– Дядей моего друга. Я сюда с друзьями приехал.

– Понятно. – Детектив Ли снова замолк, погрузившись в записи. – Скажите, мистер Стив, – он исподлобья поглядел на меня, – а машина? Мистер Уилсон упоминал, что у него пропала машина. Вам что-нибудь известно?

– Ну… Он мне её иногда одалживал, чтобы покататься по горам, и последнее, что я помню, это как раз то, как я на ней ехал.

– Когда в последний раз мистер Уилсон вам одалживал машину?

– А я помню, что ли? Я какое сегодня число даже не знаю, и сколько здесь уже лежу тоже.

– Даже примерной даты не назовёте?

Мне пришлось считать: вспоминать, когда прилетел в Колорадо и сколько дней уже здесь провёл. Получилось примерно двадцать третье сентября. Когда я это сказал, детектив довольно хмыкнул и перевернул страницу в книжке.

– Что ж, теперь начнём по-нормальному, – пробормотал он и сказал уже громче: – Итак, мистер Стив, ночью двадцать четвёртого числа вас нашли на обочине серпантина в очень тяжёлом состоянии и отвезли в больницу города Эстес Парк. Вечером двадцать третьего числа вы покинули дом Мистера Уилсона на его машине. Замечу, что уехали вы из города Денвера, а обнаружили вас недалеко от въезда в Эстес Парк, который находится по другую сторону горного хребта. Зачем вы туда ездили?

– Эстес Парк? Впервые слышу об этом городе. Мне незачем туда ехать – я всегда только по серпантинам катался, и всё.

– Весь день катались? – Ли близоруко сощурился.

– Да, наверное… Нет, я помню, конечно, как заходил в одно кафе – название не скажу, но там продавали вкусный вишнёвый пирог – или выходил размять спину, но это совсем ненадолго. Так что да, я катался весь день.

Детектив что-то записал в блокнот.

– А перед тем, как сесть за руль, вы ничего не употребляли?

– Нет.

– Даже сигаретку не выкурили?

– Я не курю.

– И даже ни к кому не заезжали по пути?

– Я здесь никого, кроме Уилсонов, не знаю, так что нет, не заезжал. И что это вообще за вопросы?

– Это вопросы, способствующие развитию расследования, мистер Стив, – понизив голос, ответил детектив Ли. – Я раскрываю преступление и, раз вы так резко реагируете на подобные вопросы, буду рассматривать этот момент тщательней, понятно? Теперь продолжим. В какой одежде вы были?

– Будете искать мою одежду?

– Да. Это будет ценная улика, – серьёзно отозвался детектив.

– Что ж… – Я задумчиво прочистил горло. – Вроде бы, я тогда был в чёрной футболке, клетчатой рубашке, знаете, она такая плотная, тканевая, и обычных джинсах.

– А обувь?

– Обувь? Может, вы у меня ещё спросите, какие трусы были? – саркастично произнёс я.

Детектив оторвался от записей и, глянув исподлобья, без толики шутки сказал:

– Это будет полезная информация.

– Обычные найковские кроссовки, – ответил я после молчаливой паузы, вновь прочистив горло.

Про трусы решил тактично промолчать: говорить о них не было смысла, да и атмосфера была слишком уж напряжённая. То ли это тяжёлый взгляд детектива, то ли его голос, то ли ещё что-то не давали расслабиться. Пусть я и лежал в постели, воображение настойчиво рисовало комнату допросов, где задают сухие вопросы и требуют на них такие же сухие и чёткие ответы.

Хотелось уже поскорее закончить, но детектив всё задавал и задавал вопросы безжизненным голосом, механически помечал что-то в записной книжке и искоса посматривал на меня.

В дверь постучали.

Дверь тихо приоткрылась, и в палату заглянула лысая голова с воистину шикарными густыми усами, чем-то напоминающими усы Эркюля Пуаро – разница была лишь в том, что у одного они были полностью чёрные, а эти с серой проседью. Я знал только одного человека с такими усами. Гордона Уилсона. Заметив детектива, он неловко замер на проходе, какое-то время таращился на нас и неловко попятился назад, чем вызвал в коридоре приглушённое шипение и шёпот.

– Вы Гордон Уилсон? – спросил детектив Ли, с любопытством разглядывая Гордона.

– Да. – Тот тут же замер и посерьёзнел. – Что-то нужно?

Ли встал и жестом указал Гордону пройти и сесть на освободившееся место. Вслед за Гордоном в палату зашли Марта, Артур и Джесс и неловко столпились рядом, взволнованно переглядываясь.

– Скажите, мистер Уилсон, вы давали Томасу Стиву свою машину двадцать третьего августа? – Гордон кивнул. – А можете назвать марку и цвет машины?

– Вы нашли её? – с надеждой в голосе воскликнул Гордон.

– Давайте, вопросы здесь задавать буду я. У меня нет времени на беседы, уж извините.

Гордон притих и покорно ответил на вопрос – детектив сверился с записями, сделал пометку, захлопнул книжку и звучно выдохнул.

– Вы нашли её? Почему вы молчите? Я же имею право знать.

– Мы нашли её, да, – выдохнул детектив Ли. – Но она в очень плохом состоянии.

Все молчали. И непонимающе глядели, то меня, то на Ли, то друг на друга. Волнение в их глазах засияло сильнее и окутывало и меня.

– Что это значит? – робко, еле слышно спросила Марта, теребя ремешок старомодной рыжей сумки.

Раздался глубокий вздох и шуршание ткани: детектив Ли вытащил какую-то квадратную пачку плотной бумаги и протянул её Гордону.

– Это фотографии машины, которую мы нашли на обочине одного серпантина. Это в десяти милях от места, откуда привезли мистера Стива.

Гордон дрожащей рукой принял снимки, мельком взглянул на них и сдавленно простонал. Марта со слезами на глазах бросилась к нему: видимо, уже посмотрела на фото. Теперь, тревожно переглядываясь, их просматривали Артур и Джесс.

– Что там? Дайте мне посмотреть.

– Том, я думаю, что сейчас тебе не сто…

– Артур, дай мне эти фотографии! – закричав, перебил его я.

После нескольких переглядываний и немого диалога фото оказались у меня. Я ожидал увидеть машину, разбитую, но машину… только то, что ограждала чёрно-жёлтая лента, было сложно назвать «машиной». Это был кусок металлолома. Бывший капот смялся в гармошку до пассажирских сидений, покорёженные двери оттопырились или вообще валялись на взрытой земле, и только более или менее уцелевший бампер напоминал, что когда-то это была старенькая семейная легковушка девяностых годов.

Другой снимок – крупный план водительского места. Точнее того, что от него осталось. Было уже невозможно разобрать, где здесь панель управления, руль или сиденья: всё торчало острыми углами и ошмётками искусственной набивки, подранными лоскутами свисала подушка безопасности и везде валялись мелкие осколки, испачканные в бурых пятнах крови. И склон горы – он был здесь хорошо виден – словно раскрошился от неистового удара, разошёлся трещинами.

Если бы я был за рулём во время столкновения, то однозначно превратился бы в кровавое месиво. Выжить здесь было невозможно.

– Это… Это ужасно… – шептал я, перелистывая фото одно за другим, и видел всё ту же леденящую кровь картину. – Я не понимаю, к-как это вообще…

Что тут вообще можно сказать? В горле встал несглатываемый ком, защекотало в носу, а фотографии в руках расплывались, сливались в одно грязное пятно на белом одеяле.

– Думаю, теперь, мистер Уилсон, вы довольны, раз уж все права соблюдены, – раздался приглушённый голос детектива, и стопка снимков пропала с одеяла. – А я, пожалуй, пойду. Хотел задать больше вопросов, раз выпала такая возможность, но боюсь, ничего толкового сейчас из этого не выйдет. До свидания.

Хлопнула дверь. В больничной палате раздавались только печальные вздохи и тихое шмыганье.

Я не мог поднять головы. Я был подавлен и напуган. И вовсе не от осознания того, что уже давно мог быть мёртв или остаться навсегда калекой, нет, это было бы не так страшно – меня мучила мысль о сумме за уничтоженную машину, за больничные счета и за горы других будущих чеков.

Что же я натворил?..

Забавно. Жизнь подсунула мне очередную жирную свинью. Что мне теперь делать, что говорить? Всё, что я мог, – это невидящим взглядом смотреть на одеяло, свои израненные руки и тихо и беспомощно просить прощения.

– Самое главное… – раздался скрипучий, по-старчески свистящий голос Гордона. – Ты жив, здоров – это самое главное. Самое главное…

Комментарий к Глава 1. Самое главное

Группа автора, где есть много чего интересного – https://vk.com/fantasy_life_blog

========== Глава 2. Старый друг ==========

Комментарий к Глава 2. Старый друг

Тематический коллаж к главе – https://vk.com/photo-197366893_457239229

– Тебя скоро выпишут. Ты рад? – говорила Джесс, главная причина моих головных болей.

Она и Артур каждый день навещали меня и сидели в палате, пока их не выгоняла медсестра, которой я искренне был за это благодарен: быть прикованным к кровати и часами торчать с этими двумя… это просто невыносимо.

Джесс ни на секунду не замолкала и всё время что-то приносила: то еду, то книги, то планшет с фильмами. Сначала это казалось проявлением заботы, которое пару раз меня даже растрогало, но постепенно «сюрпризы» становились всё фанатичнее и абсурднее, и, когда она заявилась с ножницами и машинкой для бритья и сказала, что хочет меня подстричь, я нехило испугался и наконец осознал, это – совсем не забота, а неприкрытое издевательство над беспомощным.

В тот же день я заметил то, что не видел раньше: все рядом со мной вели себя как-то странно. Ко мне часто заходила медсестра – к счастью не та, которую я видел в первый раз, – с излишней трогательностью расспрашивала, нужно ли мне что-нибудь, и бережно взбивала подушки. Но самое главное – смотрела на меня таким же, как у Джесс взглядом. Сочувственным.

Артур тоже ходил мрачный и с виноватым лицом, словно всё время хотел что-то сказать, но никак не решался. Хотя о чём ему ещё говорить? Про кольцо я уже узнал: его нигде – ни дома, ни в больнице – не смогли найти, поэтому просто объявили в полицию о пропаже. Но та пока что его не нашла.

Так в подавленном молчании тянулись дни, пока не начал приближаться день моей выписки.

Все потихоньку оживали: Артур вновь стал бодрячком и без синяков под глазами, а у Джесс прошла мания меня удивлять. Только мне становилось тяжелее. Я чувствовал себя, как преступник, которого выпускают после долгого срока в тюрьме: пока лежал в палате, ни о чём не заботился – ни о деньгах, ни о полиции, ни о разбитой машине – и не чувствовал той неловкости и вины, которые теперь накрывали с головой. Всё это время я лежал в отдельной палате и лечился за счёт Артура. Уничтожил машину Гордона. И ещё какое-то время должен был жить с Уилсонами практически с пустым кошельком. Когда думал обо всём этом, я хотел навсегда остаться в больнице, как преступник за решёткой, и дальше жить одинаковыми тихими днями. Но на вопрос Джесс, рад ли я выписке, отрицательно отвечать нельзя, иначе на меня бы обрушилось море расспросов и очередного галдежа. Поэтому я тихо ответил:

– Да, наверное. Я тут наверняка уже пропах таблетками. Да и скучно тут.

– Что-то это совсем не похоже на радость, – разочарованно пробубнила Джесс и заправила за ухо прядь волос.

– Не удивлюсь, если всё из-за Гордона, – прохрипел Артур.

Он попал в самое яблочко: встреча с Гордоном беспокоила меня больше всего. С того дня, как все мы увидели те жуткие фотографии, ни Гордон, ни Марта меня больше не навещали. Нет, возможно, это потому что за пять дней не соскучишься, да и ехать старикам из одного города в другой через горный хребет то ещё удовольствие, но в душе всё равно капля за каплей, копились сомнение, стыд и вина из-за произошедшего. Тогда я без устали извинялся и отчаянно обещал всё возместить, но Гордон только и делал, что сидел поникший, невидящим взглядом смотрел на пол и твердил, старчески кряхтя, что это ничего, что машина застрахована и главное, что я жив. И тихо ушёл.

– Да не переживай ты так, – отвечал Артур на моё молчание. – Он на тебя не злится. Да и за что? Никто ж не знал, что так произойдёт.

– Вот именно, Том. Я больше чем уверена, что Гордон сейчас волнуется за тебя. И Марта тоже. Я в одной книжке по психологии прочитала, что каждый по-своему борется со стрессом: кто-то пьёт, кто-то спит, кто-то, как Гордон, весь день копается в своём садике. А Марта, кстати, начала печь всякие вкусности, – думаю, это её способ отвлечься, – и знаешь, очень вкусно получается! Она однажды угостила меня кексами в глазури: очень хорошенькие, такие сладкие и мягкие, и прямо тают во рту, когда кусаешь. Тебе обязательно нужно их попробовать. Хочешь, принесу их, когда тебя выпишут? Это будет…

– Да-да, обязательно, Барби, – не выдержав, гаркнул я. – Только замолчи. Видимо, у тебя тоже есть способ успокоиться: болтать, как помело, без умолку.

– А у тебя – плеваться желчью, – рассерженно прохрипел Артур.

О да, вот и вторая из причин, почему сидеть с ними двумя невозможно. Всегда, когда я повышал на Джесс голос, потому что она уже до скрипа зубов бесила болтать, Артур срывался на меня в ответ. И совсем неважно, по заслугам Джесс получала или нет. Раньше оба ещё обижались, что я называю Джесс Барби – это прозвище напрашивалось само собой, потому что лицом, фигурой и мозгами она очень похожа на эту куклу, – но, к счастью, уже смирились. Но забавней всего то, что они даже не встречаются: однажды спрашивал об этом у Артура, но в ответ получил только нечленораздельное мычание, смущённое лицо и просьбу поговорить о чём-нибудь другом.

– Мы все сейчас не в себе из-за случившегося, – продолжал ворчать Артур, перебирая в руках недавно сложенного журавлика, – но говорить такое девушке – верх нетактичности.