Текст книги "Самая главная победа (СИ)"

Автор книги: Elle D.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Он выпалил это, как ну духу, и Риверте остановился. Он обернулся, выражение его лица не понравилось Уиллу, хотя он и не смог бы сказать, почему. Риверте как будто колебался, мысленно прикидывая риски и выгоды в случае согласия или отказа. Потом пожал плечами и сказал ничего не выражающим тоном:

– Конечно. Почему бы и нет.

И по улыбке, расцветшей на лоснящемся лице маркиза Лизордо, Уиллу почудилось, что даже получив в жёны Мадлену Далнэ-Риверте, он не был бы более счастлив.

Им отвели довольно просторные покои на втором этаже – одни на двоих, и это слегка покоробило Уилла, потому что явственнее всего прочего говорило о том, кем он являлся в глазах маркиза. Риверте, напротив, выглядел весьма довольным.

– Наш радушный хозяин истово пытается поправить свои финансовые дела, экономя на дровах, – заметил он, окидывая взглядом камин, в котором теплилось одинокое полено. – Сие означает, что греть меня нынче ночью будете вы. Что ж, я совсем не против.

Уилл только хмыкнул, но всё же подошёл к камину и, присев на корточки, стал ворошить кочергой угли, безуспешно пытаясь раздуть их пожарче. Риверте у него за спиной принялся не торопясь снимать камзол.

– Очаровательный субъект, – сообщил он минуту спустя, опускаясь в пыльное кресло у очага. – Он вам понравился?

– Боюсь, что нет, – коротко отозвался Уилл, продолжая терзать угли.

– Почему же боитесь? Вот если бы вы было наоборот, тогда и в самом деле возникли бы основания для опасений.

– Я думал, вы его съедите, как только он переступит порог.

– Почему? Оттого, что он заставил нас дожидаться его полтора часа в нетопленном и безвкусно обставленном помещении?

– Он хотел вас оскорбить, – вполголоса сказал Уилл.

Риверте в ответ пожал плечами и фыркнул.

– Ради бога, Уильям. Бедняга ведь будет внукам рассказывать, как однажды целых полтора часа продержал Фернана Риверте у порога. Пусть его. Каждый самоутверждается, как умеет.

Уилл сдался и бросил кочергу, а когда Риверте протянул к нему руку, безропотно позволил усадить себя ему на колени. Он уже давно не был мальчиком, но так и остался хрупким и тонким в кости, и со спины его часто принимали за подростка. Он стеснялся бы этого, как и глупой привычки Риверте нежничать с ним подобным образом, если бы сир граф не отучил его стесняться много лет назад.

– Что вы имели в виду, когда сказали, что не собираетесь возвращаться в Вальену? – спросил Уилл. Риверте уже начал тереться носом о его шею, и это означало, что разговорам скоро придёт конец, но у Уилла накопились вопросы по поводу этого странного вечера, не доставившего ему, что и говорить, особенного удовольствия.

– Интригующе получилось. да? – Риверте довольно улыбнулся. – Само собой, в Сидэлье я оставаться не намерен. Никогда мне тут не нравилось, и не только из-за климата – Сидэлья вообще чересчур провинциальна, даже когда дело касается Милагры иди Дизраэля. Но моих людей мне придётся здесь оставить. Даже если нам удастся быстро подавить мятеж, я намерен установить над здешними беспокойными сеньорами достаточно строгий надзор, чтобы они думать забыли о бунте лет хотя бы на десять. Так что обратно я в любом случае уведу немного людей, и мы вполне сможем воспользоваться небольшим объездными дорогами.

– Вы серьезно, насчёт мятежа? В смысле, вы ожидаете, что возникнут... сложности?

Риверте помолчал, рассеянно поглаживая его загривок рукой. По спине и рукам у Уилла побежали мурашки, тёплая волна родилась в животе и перекатилась вниз, к паху. Он почувствовал, что и Риверте начинает возбуждаться от близости его тела, и невольно заёрзал одновременно от неудобства и нетерпения.

– Пока трудно сказать, – проговорил Риверте наконец. – Этот капитан Витте, кем бы он ни был, действительно выбрал удачное время. Мы сейчас ослаблены войнами за морем, и, должен признать, утратили контроль над положением в старых провинциях. Я расслабился. И капитан Витте намерен с меня за это взыскать.

– Не наговаривайте на себя. Вы и расслабление – вещи несовместные.

– Надеюсь, что так. Не хотелось бы потерять хватку, – сказал Риверте и, просунув руку Уиллу под колени, одним движением швырнул его на кровать. Уилл задохнулся от неожиданности, но не успел возмутиться, потому что Риверте в мгновение ока смял его губы своими, и Уилл забыл обо всех возражениях и вопросах, как всегда забывал в его крепких горячих объятиях.

Было всё же отчаянно холодно, так что после соития они не стали выбираться из-под одеяла и лежали, прижавшись друг к другу. Риверте лениво играл прядью волос Уилла, а Уилл, вжавшись щекой в его грудь, снова думал о маркизе Лизордо и пытался понять, что же во всём этом не так.

– А вы правду сказали, про долг? – спросил он вдруг, а когда Риверте вопросительно поднял брови, пояснил: – Ну, книга мэтра Дуальдия.

– Ах, вы об этом. Да нет, конечно. Но мне кое-что известно о родословной нашего доброго маркиза, поэтому, полагаю, я не так уж и погрешил против истины.

– Он перепугался. Особенно когда вы намекнули ему на книжные полки.

– О да. Книжные полки... Кстати, спасибо, что напомнили, – Риверте бросил взгляд на часы: время шло к полуночи. – Пора собираться. Вы со мной, или хватит с вас на сегодня?

– С вами? Куда? – спросил Уилл – и тут же вспомнил. Маркиз ведь упоминал про какой-то небольшой праздник в кругу друзей. Странно, что это за друзья – Уилл не видел в замке никого, кроме немногочисленной и очень пугливой челяди. Да и совсем не так выглядит дом, где готовятся дать бал. Уиллу, к несчастью, часто приходилось наблюдать, как принимает у себя гостей граф Риверте, и он хорошо знал, каким шумом, суетой и толкотнёй это обычно сопровождается. Замок Калленте казался слишком мрачным и слишком пустым, и трудно было поверить, что сегодня тут затевается пирушка.

Уилл вкратце изложил Риверте свои соображения. Риверте в ответ поглядел на него так странно, что Уилл невольно вскинулся и отстранился от него, напрягшись.

– Что такое, сир? Вы чего-то недоговариваете?

– М-да, – произнёс Риверте. – Вышло неловко. Уилл, вы что же, совсем ничего не слыхали о маркизе Лизордо? Не знаете, почему Калленте до сих пор кличут Бастардовым замком, хотя со времён Сидэльского Бастарда минули сотни лет? Этому месту, в сущности недурному, явно не повезло, и не только из-за бесхозяйственности его владельцев. Добро бы бесхозяйственность была самым главным их пороком.

– О чём вы... – Уилл сглотнул, не договорив, и Риверте закончил за него совершенно спокойно:

– Оргия. Самая банальная, вульгарная оргия – вот что в этих местах понимают под небольшим празднеством. Лизордо известный развратник, оттого меня так возмутили его грязные намёки на ваш счёт. Разумеется, вам ничто здесь не угрожает, иначе я бы не взял вас с собой. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Тем более если намереваются потребовать от настоятеля этого монастыря затопить собственные земли и крупно поссориться с агрессивными и кровожадными соседями.

– И что, вы собираетесь туда пойти?!

– Конечно. Что вы так на меня смотрите? Уилл, не разочаровывайте меня. Мне казалось, вы давно избавились от этого ханжества. Тем более что мы с вами и сами не вполне хорошие мальчики, разве нет?

Он потянулся к Уиллу и попытался его поцеловать, но Уилл вывернулся – когда-то это у него решительно не получалось, но за десять лет он поднаторел и иногда, если сердился, мог оттолкнуть Риверте от себя. А сейчас он сердился, и даже очень.

– Я не хочу, чтобы вы туда ходили.

– Я тоже Но что делать? Надо подсластить пилюлю. Я и так достаточно потрепал самолюбие нашего сира маркиза, отказавшись отдать ему Мадлену. Хотя когда он сказал об этом, по правде, я решил, что он слишком много выпил.

– И вы пойдёте туда и будете снова пить с ним, и...

– И наблюдать танцы обнажённых пастушек, – хладнокровно закончил Риверте. – Тяжкое зрелище, но придётся его вынести. Точно не хотите со мной?

– Подите к чёрту, – проворчал Уилл.

– С другой стороны, – продолжал Риверте, окинув его вдруг оценивающим взглядом, – может, вам бы это и не повредило. Меня, признаться, порой беспокоит, что вы, несмотря на жизнь со мной, всё ещё так невинны. Вам не мешало бы несколько расширить ваш эротический опыт, хотя бы чтобы иметь возможность сравнить.

– Я, кажется, предложил вам пойти к чёрту, сир Риверте. Почему вы всё ещё здесь?

Риверте всё же дотянулся до него и звонко чмокнул в растрёпанное темя.

– Тогда ложитесь спать. Если нам обоим повезёт, я вырвусь оттуда до рассвета, и утром мы с вами ещё немного пошалим.

Он встал и принялся одеваться. Уилл отвернулся к окну, натянув одеяло на холодеющее плечо, и уставился в окно, где за непроглядной пеленой тумана смутно угадывался бледный серп ущербной луны.

Он в самом деле сердился. Если Риверте знал о репутации маркиза Лизордо, зачем он настоял, чтобы Уилл отправился с ним? Нет, отчасти Уилл был даже рад – он никогда ещё не видел, как Риверте вербует новых союзников, и хотя особых сюрпризов эта беседа не принесла (сир Риверте что с союзниками, что с друзьями, что с врагами оставался верен своей непревзойдённой манере диалога), он хотя бы смог убедиться в том, что знает графа действительно так хорошо, как думает. Но вправду ли это было так? Риверте не мог не понимать, что вся эта ситуация Уиллу будет неприятна. Он никогда особо не щадил чувства Уилла, особенно если на кону стояло то, что казалось ему важным – военная выгода, честь людей, которых он уважал... От Уилла, в самом деле, не убудет. И руки Риверте. обнимавшие его час назад, были такими жё тёплыми и просящими, как всегда. Я нужен ему, подумал Уилл, зарываясь носом в подушку. Особенно в таком неприятном месте, как это – я как глоток свежего воздуха для него, поэтому он меня и позвал. Просто не могло быть другой причины.

За этими мыслями Уилл задремал, а когда открыл глаза, синяя мгла за окном сменилась серой. День обещало быть таким же сырым, как и ночь, туман и не думал рассеиваться. Уилл понял, что дрожит от холода, и обернулся, машинально ощупывая пустую постель рядом с собой. Пустую и холодную. Риверте так и не вернулся.

Уилл услышал, как хлопнула дверь, и поспешно сел в кровати. Риверте шагнул за порог, как-то чересчур медленно, чересчур аккуратно и вдумчиво перебирая ногами. Уилл мгновенно понял, что он пьян, причём пьян сильно. Главнокомандующий вальенской армией питал слабость к вину, но, во-первых, вину для этого следовалшо быть хорошим, а не той кислятиной, которой потчевал маркиз своих почетных гостей. А во-вторых, Риверте прекрасно знал меру. Уилл всегда раз или два за всю жизнь видел его по-настоящему пьяным. И в эти раз или два ничем хорошим дело не кончилось.

И самое главное, самое, в нынешних обстоятельствах, невыносимое – то что во хмелю Риверте становился неудержимо сладострастен. В прямом смысле этого слова.

– Сир... – начал Уилл, не зная, что ещё сказать.

Риверте старательно обогнул туалетный столик, добрался до кресла и погрузился в него с душераздирающим вздохом невыносимого облегчения. Он был в том самом костюме, который надел, выходя из спальни, но ворот его сорочки оказался развязан, запонки сбились на бок, а кружева на манжетах выглядели помятыми и несвежими. От него страшно разило потом, и хотя Уилл всегда любил этот крепкий мускусный запах, сейчас его передёрнуло от него и той смеси с винными парами, которые он образовывал. Риверте, ощутив его взгляд, поднял голову и провёл рукой по взлохмаченным волосам, от чего они, однако, не стали опрятнее.

– Должен сказать, – проговорил он, глядя куда-то мимо Уилла, – я несколько недооценил достоверность сплетен, ходящих о господине маркизе. Его маленькая тайная комнатка за книжными полками, это... это, – закончил Риверте, встретив наконец неподвижный взгляд Уилла, – не то, что я рискну обсуждать в обществе, хотя бы отдалённо смахивающем на приличное.

– Так там и впрямь была оргия, – прошептал Уилл, потрясённый видом Риверте, и, ещё больше, его замешательством, которое он даже не пытался скрыть.

– Да, представьте себе. И я не видел ещё мероприятий, более точно отражающих смысл этого слова. Хорошо, что вы не пошли.

– И?..

– И-и? Что значит это ваше "и-и", Уильям? Вы недовольны, что я развлекался без вас? Поверьте на слово, вам бы вряд ли там понравилось.

Уилл смотрел на него, едва узнавая. Нет, конечно, это был Риверте, его Риверте, но... он что, в самом деле... в самом деле участвовал во всём этом? Уилл надеялся... нет, он был уверен, что Риверте просидит весь вечер в кресле, кривя губы в язвительной усмешке, потягивая вино и отпуская скабрезные комментарии в адрес активных участников действа... действа, которое Уилл даже представить себе не мог, да не очень-то и хотел. Но Риверте, судя по его состоянию, силе его опьянения (и этот пот, Господи, он так потеет только в бою и в постели!), и прочим недвусмысленным признакам, сам принял в "небольшом празднике" непосредственно участие. Кто это был, мужчина? Или женщина? Не сам же Лизордо, нет – так низко бы Риверте не опустился. Но если там присутствовали смазливые юноши, вроде самого Уилла во времена их знакомства... или пышные, смешливые крестьянки, или томные дамы с изящными руками и водопадом роскошных волос... тогда... тогда...

Уилл никогда не спрашивал, изменяет ли ему Риверте. Он знал, что граф состоит в связи с королём Рикардо, и принимал это как данность, тем более что Риверте давно объяснил ему сущность и смысл этой связи. С вожделением, страстью, с любовью она ничего общего не имела. Была ещё его жена, сира Лусиана, на которой Риверте женился четыре года назад, с которой делил ложе лишь несколько недель и исключительно с целью продления его славного рода. Итогом стала пара прелестных близнецов, которых сира Лусиана воспитывала сейчас в замке Шалле. И это тоже было не то, к чему Уилл мог бы всерьёз ревновать. Однако темперамент сила Риверте не зря стал притчей во языцех. Он был сластолюбив, он был грешен, он был, в конце концов, всё так же прекрасен, и его многие хотели, и многих наверняка хотел он. В первые их совместные годы Риверте даже не давал себе труда скрывать свои мимолётные интрижки. Однако все ночи они проводили вместе, а после расставаний, редко длившихся дольше нескольких недель, Риверте набрасывался на него с таким бешеным желанием, что Уиллу в голову не приходило допытываться, а не скрашивал ли ему кто-то одинокие вечера там, вдали. Уилл был уверен, что нет – он просто это знал, просто это чувствовал, просто был уверен, что Риверте не нужен никто, кроме него.

И не было ли это наивным, огромным, всепоглащающим самообманом? Не видел ли он ничего прежде потому лишь, что не хотел7

И если так, то не пришло ли время открыть глаза?

– Ты... там... с кем-то... – каждое слово приходилось выдавливать, словно гной из нарывающей раны. Риверте смотрел на него, словно не понимая, и Уилл с неимоверным трудом добавил: – Ты занимался там с кем-то...

– Остановитесь, Уильям. Сейчас же, – сказал граф Риверте абсолютно трезвым голосом.

Уилл умолк на полуслове. Риверте встал, твердо шагнул к столу и недрогнувшей рукой налил себе воды из графина. С него как будто молниеносно слетел хмель, и Уилл был бы очень рад узнать, что его протрезвило. Мысль о том что он причинил Уиллу боль? Или... может быть, гнев от того. что Уилл лезет не в своё дело?

Риверте залпом осушил бокал и налил ещё. Уилл смотрел, как он пьёт большими глотками, как двигается кадык на его сильной длинной шее. Допив, Риверте отшвырнул бокал, тот ударился о стену и разлетелся на осколки.

– Ложись, – отрывисто сказал он.

Уилл невольно подался назад – таким Риверте почти что пугал его. У него не было сейчас никакого желания заниматься любовью, и он хотел сказать об этом – Риверте никогда не принуждал его, если Уилл был не в настроении, – но ему не дали такой возможности. Риверте толкнул его на кровать и грубо перевернул на живот, просовывая колено Уиллу между ногами. Уилл охнул, пытаясь приподняться на локтях; поза на четвереньках ему тоже не слишком нравилась, но почему-то отказаться он не посмел. Риверте, не раздеваясь, развязал завязки на своих бриджах, и в ягодицы Уилла вжался его член, такой твёрдый и горячий, что Уилл дёрнулся, словно обжёгшись. Риверте обхватил Уилла ладонью за шею, притягивая к себе, и вломился в него резко и яростно, исторгнув из его горла сухой болезненный вскрик. Первая острая боль почти тотчас сменилась наслаждением, Уилл стонал, задыхался и извивался под тяжёлым телом своего любовника. Пуговицы камзола Риверте царапали его кожу, атласная ткань бриджей леденила бёдра, и, всхлипывая и вздыхая, Уилл отдавался ему, чувствуя себя при этом таким же использованным и грязным, как в их самую первую ночь в замке Даккар десять лет назад.

Предположения Риверте о возможных сложностях подтвердились. Война в Сидэлье затягивалась.

Риверте любил повторять, что одно из главных условий успешной войны – это скорость действий. Налети на врага тогда, когда он не ожидает, ударь там, где он тебя не ждёт – и половина победы у тебя в кармане. Эта стратегия отлично действовала в завоевательных походах, но в случае подавления масштабного восстания оказалась невыполнима. Уилл сопровождал Риверте во всех его походах в последние годы, и хорошо изучил его привычки: обычно граф совершал стремительный марш-бросок к ключевой позиции противника, которой, как правило, была столица завоевываемого государства, и, заняв её и захватив местного правителя, мог дальше сполна диктовать свои условия. Иногда дело усложнялось тем, что таких ключевых позиций насчитывалось более одной, но никогда – более дюжины, включая крупные форты, порты и города. Поэтому редко поход длился дольше нескольких месяцев – обычно он начинался весной и кончался к осени, до сбора урожая, хотя однажды Риверте предпринял дерзкий зимний марш, воспользовавшись уверенностью врага, что зимой войну не ведёт даже неугомонный Вальенский Кот.

В Сидэлье всё обстояло иначе. Она никогда не имела действительно значительного центра, так как была поделена на сферы влияния враждующих аристократических кланов, самыми сильными – и беспокойными – из которых были Маркезини и Сабатела. Дюжина кланов помельче также имела собственные зоны влияния, крепости и армии. С завоеванием Вальеной всё изменилось: в Дизраэле, самом большом из городов Сидэльи, император Рикардо посадил своего наместника, а кланы разогнал по домам, взяв от каждого по заложнику и велев сидеть тихо. И они сидели, целое десятилетие, пока не появился этот капитан Витте, взбаламутивший притихшее болото. Он умудрился не просто поднять сидэльских аристократов на мятеж, но и заставить их действовать сообща – по крайней мере на какое-то время. В течение всего четырёх недель шесть городов Сидэльи оказались под властью мятежников, их вальенские гарнизоны были вырезаны, а посаженные королём муниципальные власти изгнаны или тоже убиты. В такой ситуации нельзя было сосредоточиться на одной цели, надеясь парализовать её и связать этим противника. Ибо он, противник, был везде – в каждом встречном городе, в каждой деревне, в каждом замке и на каждом хуторе. Как и большинство повстанцев, люди Витте придерживались тактики партизанкой войны, но их было так много, что это создавало серьёзные неприятности. Армия Риверте была быком, а они были роем мух, и кусали эти мухи довольно больно.

Поэтому Риверте сразу оставил мысль о марш-броске до Дизраэля и никуда не спешил. Если враг знает, что ты уже здесь, говорил он, не суетись, дай ему разглядеть тебя хорошенько со всех сторон и напрудить в штаны. Пройдя Бастардову долину и дождавшись, пока маркиз Лизордо выполнит своё обязательство, Риверте разбил огромный лагерь, полностью отрезавший мятежников от внешнего мира. По суше Сидэлья граничила только с Вальеной, ход куда был теперь перекрыт, и с Хиллэсом, отделённым от неё внушительной горной грядой. Туда Риверте послал заградотряды, но не слишком крупные – им вменялось отлавливать единичных дезертиров, которые могут попытаться удрать из охваченной мятежом провинции в соседний Хиллэс. О том, чтобы провести там сколько-нибудь многочисленный отряд, и думать не стоило. Риверте запер капитана Витте с его роем мух, накрыв их стеклянной миской, и теперь спокойно ждал, пока из Сианы подтянутся остальные войска, чтобы затем планомерно и методично брать город за городом, форт за фортом, оставляя в каждом достаточно сильный гарнизон.

Словом, затянутость была хоть и главным, но единственным осложнением в этой кампании. И жизнь в лагере сполна отражала это обстоятельство. Уилл, путешествуя с Риверте, привык к бешеному ритму: они могли встать лагерем на рассвете, к полудню сорваться на марш и дать полномасштабное сражение до заката. Осады Риверте не любил и избегал до последнего, предпочитая им быстрые яростные штурмы – либо, когда это было возможно, дипломатию. Но с сидэльскими бунтовщиками дипломатия не работала. Во всяком случае, покамест они чувствовали себя достаточно уверенно на своей земле и при поддержке местного населения. Сидэльские простолюдины встречали захватчиков без особой радости, но и явных препятствий не чинили – слишком свежи ещё были в народной памяти бесконечные междоусобицы Маркезини и Сабатела, возобновления которых никто не жаждал. Однако и открывать ворота вальенским захватчикам тоже никто не спешил. Риверте, со свойственной ему чуткостью к народным настроением, быстро это понял и запретил солдатам грабить и жечь деревни. Они только брали у крестьян необходимый для армии провиант – что, с точки зрения Уилла, мало чем отличалось от обычного грабежа. Но что поделаешь – война есть война, её не бывает без слёз и бедствий.

Обычно во время походов Уилл ночевал в палатке Риверте или неподалёку от него. На сей раз, учитывая, что стоять им предстояло довольно долго, условия были более суровыми – Риверте не мог позволить солдатам слишком расхолаживаться, простой на одном месте в течение нескольких дней и так был для них чересчур непривычен. Палаток разбили вдвое меньше обычного, и Уиллу пришлось делить свою с Маттео Гальяной и одним из капитанов Риверте, громогласным и добродушным сиром Янесом. Гальяну Уилл почти не видел, поскольку тот, по своему обыкновению, сутки напролёт носился по лагерю с поручениями от Риверте. Так что компанию Уиллу составлял капитан, целыми днями травивший военные байки за кружкой пива, а ночами сотрясавший своды палатки оглушающими раскатами храпа. Он пытался уговорить Уилла сыграть с ним в карты или кости, но Уилл этих забав никогда не любил, а в глубине души и осуждал, так что уже на третий день сир Янес, заскучав, ушёл искать себе компанию повеселее. Уилл остался один среди мерно гудящего, непривычно несуетливого лагеря, и был полностью предоставлен сам себе.

Заскучать ему было некогда – он всюду возил с собой сундучок с материалами для своей книги. Дело двигалось, хотя после инцидента в замке маркиза Лизордо отчего-то застопорилось. Сидя у костра и положив камешки на пергаментные страницы, чтобы не разлетелись от ветра, Уилл снова и снова просматривал свои записи, в которых пытался передать собственный взгляд на поступки Фернана Риверте, а главное – на причины этих поступков. Сейчас у Уилла набралось ещё больше материала, чем раньше – он давно упрашивал Риверте дать ему возможность понаблюдать за заключением союза, и, действительно, из встречи с Лизордо и впрямь мог сделать некоторые выводы. Вот только выводы эти Уиллу не очень нравились. Его "Сказка о Вальенском Коте" была исполнена понимания и любви к её главному герою, но сейчас Уиллу вдруг подумалось, что он, пожалуй, недостаточно беспристрастен. А это ведь очень важно для хроникёра – сохранять непредвзятый взгляд, не влюбляться в объект исследования, как и не делать из него злодея. Видеть в нём человека, прежде всего, со всеми человеческими слабостями и достоинствами. Человека, а не любовника, который его обидел.

Уилл был обижен, да. И совершенно этого не скрывал. Однако поговорить с Риверте у него толком не получалось с того самого дня, как они покинули замок Калленте. С тех пор события развивались чересчур быстро, и даже когда было принято решение о долгой стоянке, Риверте всё равно без конца где-то пропадал, а ночи они проводили порознь. Риверте вообще предпочитал предаваться любовным утехам в более спокойной обстановке – не потому, пояснил он однажды Уиллу, что его что-то стесняет, а потому, что вынуждает отвлечься от насущных дел. Когда он занимался любовью, он занимался любовью; но если приходила пора заняться войной, Риверте занимался войной. Уилл понимал это и, скучая по нему, всё же старался быть терпеливым. Обычно это у него получалось.

Но теперь... теперь у него из ума не шёл этот чёртов маркиз Лизордо с его залысинами, медовой улыбочкой и скользкими назойливыми руками. Уилл не знал, что именно произошло в комнате за книжными полками, и знать не хотел. Но вся та ночь, и то, как повёл себя с ним Риверте, вернувшись на рассвете – всё это поселило в его груди глубокую, слабо и упрямо ноющую рану, которую бередило любое случайное воспоминание и даже сам вид Риверте, стремительно несущегося через лагерь размашистым шагом. Уилл провождал его взглядом и возвращался к своим бумагам, пытаясь уговорить себя, что это ничего не значит, это всё пустяки. В конце концов, Риверте и раньше изменял ему, ещё до своей женитьбы – все эти женщины на одну ночь, случайные связи, король...

И впервые за десять лет, проведённые с ним рядом, Уилл неожиданно подумал: "Интересно, почему я терплю всё это?"

Они стояли в поле десятый день, когда за Уиллом прибежал Гальяна. Утро выдалось тихим, и погода стояла на удивление хорошая для Сидэльи – ясная, солнечная, ни одного облачка не виднелось на голубом летнем небе. Уилл наконец-то преодолел свой творческий кризис и уже начал вчерне набрасывать новую главу (не про замок Калленте – нет, к этому он пока ещё не был готов), когда перед ним возникли две короткие толстые ноги в лосинах из оленьей кожи и зелёных сапогах с нелепо загнутыми кверху носами. Во всей армии сира Риверте только один человек носил такие сапоги.

– Доброе утро, сир Гальяна, – сказал Уилл, не переставая водить по бумаге пером – его понесло, и он боялся упустить настроение. – Хороший сегодня день.

– О да, день превосходный. Сир Риверте желает вас видеть сию секунду, а желательно даже раньше, – ответил Гальяна и, повернувшись на своих загнутых кверху зелёных носках, унёсся вдаль, на ходу швыряя встречным замечания и приказы.

Уилл поднял голову, но Гальяны уже и след простыл. Жалко, Уилл не успел расспросить, что случилось. Зная Риверте, совсем не обязательно дело и впрямь так срочно – просто господину графу совершенно внезапно могло захотеться поцеловать Уилла, или усадить его напротив и со смертельно серьёзным видом задать какой-то нелепый вопрос, вроде того, какая из Священных Руад входит в число его любимых. Но это могло быть и что-то важное, поэтому Уилл, с досадой отложив перо и придавив пергамент к земле уже привычным удобным камушком, поднялся и пошёл в палатку главнокомандующего.

Ещё не дойдя до неё, он понял, что Риверте там не один – изнутри доносились голоса. Стало быть, поцелуи отменяются. Вздохнув, Уилл откинул полог и ступил внутрь. Риверте стоял у походного стола, заваленного картами и планами, ощерившимися сотней разноцветных флажков и исчёрканными чернильными метками всех цветов радуги. Напротив него стоял капитан Ортандо, и они жарко спорили, но при появлении Уилла разом умолки. Это ему не слишком понравилось – обычно Риверте не гнушался обсуждать в его присутствии даже самые секретные операции, и, насколько мог судить Уилл, полностью ему доверял.

– Вы меня звали, сир, – сказал Уилл, стараясь развеять эту странную неловкость, вызванную его появлением. – Доброе утро, капитан Ортандо.

Капитан, никогда не отличавшийся особой приветливостью, что-то коротко буркнул в ответ. Риверте сказал, слегка постукивая кончиком пера по разложенной перед ним карте:

– Входите, Уильям. Присядьте. Капитан, подайте Уильяму стул, если вас не затруднит.

Но Уилл опередил капитана, усевшись на барабан, стоящий у входа.

– У меня к вам есть одно поручение, – заговорил Риверте, не переставая постукивать пером. – В некотором роде деликатное. Мы с Ортандо проспорили всё утро, и уже пришли к выводу, что затея пустая, но тут я вспомнил о вас. Подумать только! У меня здесь четыре тысячи человек самого разного уровня квалификации, и вы единственный, кто подойдёт для этого дела.

– Я вас слушаю, – спросил Уилл, не на шутку заинтригованный. Прежде Риверте никогда не давал ему никаких поручений, напрямую связанных с военными действиями.

Риверте перестал постукивать пером и указал им на карту. Уилл вытянул шею и увидел довольно точный план той части Сидэльи, в которой они находились. Карта, похоже, составлялась на ходу и совсем недавно, большинство пометок на ней выглядели свежими, а на одной даже не успели просохнуть чернила. В эту метку, изображавшую маленькую чёрную башню, Риверте и ткнул пером.

– Этот форт, – начал объяснять он, – находится в двадцати пяти лигах к северу. Он запирает дорогу на Дизраэль, но, что более важно, эта дорога связывает Кабесу и Бельграну, из которых, по нашим сведениям, мятежники получают львиную долю продовольствия и снабжения. Если взять этот форт, мы отрежем эту и вот эту зоны друг от друга. А как вам известно, сейчас одна из основных наших задач – разобщить силы мятежников и не позволить им и дальше объединяться в слишком крупные формирования.

Он опять постучал пером по форту, словно привлекая внимание Уилла. Уилл всмотрелся пристальней и... заметил над башней маленькую семиконечную звезду.

Символ Господа Триединого.

– Это же...

– Монастырь, – подтвердил Риверте его худшие опасения. – Вы правильно поняли. Если точнее, монастырь святого Себастьяна, хотя, на мой взгляд, это не имеет ровно никакого значения.

– Вы хотите... – Уиллу перехватило горло. – Хотите штурмовать монастырь?!

– В том-то и дело, Уильям, что не хочу. Мог бы, но мы и так пользуемся не ахти какой популярностью у местного населения. Если мы разорим монастырь, они обозлятся против нас ещё больше – что даст лишние очки шайке Витте, чего допустить, как вы понимаете, никак нельзя. Мне нужен этот монастырь, Уильям, и нужен бескровно. Я должен взять его тихо. Для этого вы мне и нужны.

– Но как... – голова у Уилла пошла кругом. Он уже давно не вспоминал о своих юношеских желаниях и мечтах, но теперь они всколыхнулись в нём с новой силой. возвращая к воспоминаниям, которые он предпочёл бы навек забыть. – Я не понимаю, сир. Как я смогу?..