Текст книги "Самый легкий выбор (СИ)"

Автор книги: Elle D.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

– Потому что думал, что он говорит правду, – тихо ответил Уилл.

– Вы и до сих пор так думаете?

Уилл неопределённо повёл плечами. Он опять пытался отвести взгляд, и вздрогнул, когда Риверте положил ладонь ему на затылок и сжал, слегка его встряхнув.

– Слушайте. Я пощадил Роберта Норана, потому что, если бы я поступил с ним, как следовало – то есть пришпилил к стенке вашим собственным мечом – то в тот миг, как он испустил бы дух, вы стали бы лордом Нораном. У вас ведь нет больше старших братьев, после Роберта вы – единственный в роду?

– Да, – ничего не понимая, сказал Уилл. – И... что?

– И то, – Риверте надавил на его затылок, притягивая Уилла ближе, – что, став последним из рода Норанов, вы должны были бы вернуться в своей родовой замок, обзавестись плодовитой супругой и нарожать с ней много маленьких хорошеньких норанчиков. Это был бы ваш долг, ваш настоящий долг, Уильям. И я не смог бы вас удержать, ибо на самом деле о долге вы знаете побольше многих, потому что он у вас не здесь, а вот здесь.

Говоря последние слова, Риверте быстро коснулся сперва лба Уилла, а потом его сердца, гулко стучавшего в груди. А ведь в самом деле – он совсем не подумал, что ему, лично ему принесла бы смерть Роберта. К счастью, был тот, кто думал об этом за него.

– Так вы... вы сохранили ему жизнь, чтобы...

– Чтобы сохранить вас. Уильям, я сильно сомневаюсь, что мне суждено умереть в своей постели – я бы этого, по правде, и не хотел. Не думаю, что мне на самом деле удастся состариться. Но если вдруг вашему господу богу угодно будет сыграть со мной очередную шутку такого рода – то я хочу, чтобы вы были рядом со мной, когда я стану седым и дряхлым. А то, глядишь, у меня откажут не только ноги, но и рассудок, и в припадках старческой сентиментальности я начну браться за гитару. Рядом со мной должен быть кто-то, кто сможет меня остановить. А если вы сейчас опять начнёте реветь, – без паузы добавил он, – то я вас всё-таки выпорю.

– Не начну, – прошептал Уилл. – Я тоже люблю вас, сир.

– Господи, Уильям, я знаю, – сказал Риверте и снова его поцеловал.

На этот раз он не настаивал на большем, они просто целовались, лёжа на кровати рядом, медленно, лениво. Им обоим теперь было некуда торопиться, по крайней мере – в эту ночь.

– Что Рикардо сделает с Робертом? – прошептал Уилл между поцелуями.

– Выбор невелик, – задевая губами уголок его рта, отозвался Риверте. – Ссылку и домашний арест он уже испробовал, это, как видите, не помогло. Так что либо казнь, либо пожизненное заключение в каком-нибудь милом местечке вроде Журдана, либо... – он многозначительно замолчал, и Уилл упёр ладонь ему в грудь.

– Либо что?

Риверте откинул голову на покрывало и посмотрел ему в лицо, насмешливо выгнув бровь

– Ну как же? У его величества есть отработанный способ укрощения строптивых. И способ, надо сказать, в большинстве случаев убойный. Он его женит, – подтвердил Риверте немую догадку Уилла. – Отыщет для него самую упрямую, саму вздорную и самую энергичную женщину в Вальене, разумеется, одного с ним круга. Она займёт вашего неугомонного братца и лишит его времени и сил строить козни. Во всяком случае, – мстительно добавил Риверте, – лично я буду настаивать именно на этом варианте наказания.

– Вы так жестоки.

– Да, я просто зверь. Будто бы вы не знали.

– А мы? – спросил Уилл, помолчав. – Что Рикардо сделает с нами?

– Это вопрос посложнее. Задали же вы ему задачку, Уильям. С одной стороны, вы затеяли междоусобицу. С другой – вы спасли меня, не нарушая напрямую приказ, который Рикардо пришлось отдать, чтобы не спровоцировать войну с Аленсией. На его месте я бы сперва наградил вас медалью и титулом, а потом казнил. Или наградил посмертно, так даже лучше. Единственная проблема – тогда ему придётся казнить и меня, потому что он знает, что я такого ему никогда не прощу.

– И как же он, по-вашему, поступит?

– Поживём – увидим, – беспечно сказал Риверте.

Именно так они и сделали.

Эпилог

Семь месяцев спустя Фернан Вальенский, граф Риверте, носился по коридору замка Тэйнхайл, стискивая кулаки, и сыпал ужасными проклятиям, вызывавшими взгляды ужаса и неодобрения у пробегавших слуг. От стены до стены было не больше десяти шагов, и граф проделал этот маршрут не менее пятисот раз, на пятьсот первый остановившись и снова воскликнув в припадке сильнейшего раздражения:

– Это чёрт знает что такое! Да сколько же можно?! И почему это, интересно, я должен торчать за дверью?!

– Потому что, – с ангельским спокойствие ответил Уилл, уже третий час державший неусыпную вахту возле двери, в которую так отчаянно и нетерпеливо рвался Риверте. – Сир, да сядьте же вы наконец. От того, что вы тут пугаете слуг, дело быстрей не пойдёт.

– Не хочу я садиться, – угрюмо отозвался Риверте. – Где бутылка?

– Нигде. Вы уже вылакали две, я не позволю вам дышать на сиру Лусиану перегаром, когда вас позовут. Ну не волнуйтесь вы так. У вас же сотни четыре детишек по всей Вальене. Вы, небось, обрюхатили не меньше половины женщин, которых сражали своими чарами.

– Да, но ни одна из них не рожала при мне, – мрачно сказал Риверте и возобновил свой стремительный рейд по коридору. Уилл, сидя на стуле перед дверью в спальню Лусианы, смотрел на него со смесью жалости, насмешки и любви. Он предполагал, зная сира Риверте, что тот довольно близко к сердцу воспримет близящиеся роды своей супруги, но такой бури чувств, признаться, не ждал.

Все эти семь месяцев они провели в Тэйнхайле. Король Рикардо, едва узнав о случившемся штурме, немедленно выслал в Хиллэс своего полномочного представителя и грамотой, в формальных дворцовых выражениях предлагавший сиру Риверте провалиться к чёртовой матери, а затем сгореть в аду за своё нехорошее поведение. После чего следовал приказ оставаться под домашним арестом в Тэйнхайле вместе с сиром Нораном до тех пор, пока император не придумает, как сохранить жизнь им обоим в обход справедливого гнева аленсийской княгини Оланы. Уиллу в этом странном темпераментом сообщении чудилось запоздалое раскаяние и попытка загладить вину. Король Рикардо тоже выбрал, когда на разных чашах весов оказались Фернан Риверте и его родная страна; и, в отличие от Уилла, не похоже, что он совершил этот выбор легко и безропотно, ни на миг о нём не пожалев. Риверте сказал, что теперь восстановление мира и спокойствия в отношениях между императором Вальены и его непокорным главнокомандующим – вопрос времени, и пламенно пожелал, чтобы это время наставать не спешило.

– Тэйнхайл, конечно, не Даккар, – небрежно заметил он, делая вид, что не замечает обиженный взгляд Уилла, – но жить тут можно. Кроме того, здесь хозяин не я, а вы, и это для разнообразия даже забавно.

И они остались в Тэйнхайле.

Роберт какое-то время сидел в темнице, впрочем, Уилл следил, чтобы он не особенно там страдал и нуждался. Потом за ним явились люди короля Эдмунда – хиллэсский монарх обвинил Роберта Норана в незаконном и вероломном пленении графа Риверте, а следовательно, в провокации междоусобной распри, так как было очевидно, что сир Уильям Норан, хроникёр, друг и любовник графа Риверте, непременно вмешается в этот конфликт, и прольётся кровь. Объяснение было не слишком изящным – Риверте поморщился, когда о нём услышал, и сказал, что Рикардо совсем утратил хватку – однако оно, видимо, сработало. Роберта перевезли в столицу Хиллэса, под надзор короля Эдмунда, а тот, в свою очередь, передал его Вальене, и в течение нескольких следующих месяцев Роберта постоянно таскали из тюрьмы в тюрьму, из замка в замок, пока внезапно не женили на перезрелой леди Глейдон, в точности соответствовавшей описанию, ранее данному Риверте потенциальной супруге лорда Норана. Пока что счастливые новобрачные жили в Сиане, но должны были вернуться в Тэйнхайл, как только закончится ссылка Риверте и Уилла – а Риверте письменно уговорил короля, чтобы кончилась она не ранее, чем родит сира Лусиана, которой лекари настоятельно рекомендовали воздержаться до родов от длительных переездов (равно как от размахивания арбалетом и штурмов вражеских крепостей).

И вот сира Лусиана наконец рожала, а сир Риверте очень нервничал по этому поводу. Когда из-за запертой двери раздался первый мучительный крик, он остановился, как вкопанный, и в ужасе посмотрел на Уилла.

– Вы слышали?!

– Что?

– Да это же! Вот, опять! Она кричит!

– Женщины имеют такое обыкновение при родах, сир.

– Да... и правда... чёрт, – сказал Риверте и продолжил носиться по коридору. Уиллу очень хотелось встать, подойти и обнять его, чтобы заставить оставаться на месте хоть пару минут, но он боялся, что, стоит ему подняться со стула, Риверте кинется на дверь и вынесет её.

Прошло ещё около получаса, прежде чем за дверью раздался шорох. Уилл встал, отодвигая стул и не глядя на круто обернувшегося к двери Риверте. Дверь приоткрылась, и в проёме показался лекарь – тот самый, что семь месяцев назад успешно вправил Риверте сломанные пальцы.

– Двойня, – устало сказал он, утирая со лба пот платком. – Мальчик и девочка. Оба здоровы. Мать в порядке.

– Стоять, – беззлобно сказал Уилл Фернану Риверте, который рванулся к двери, и тот, к некоторому его удивлению, покорно замер на месте.

– Ещё несколько минут, сударь, – сказал лекарь, кинув на Риверте извиняющийся взгляд. – Сира Лусиана просила дать ей время, чтобы отдышаться.

Он закрыл дверь, и Уилл повернулся к Риверте, улыбаясь.

– Она хочет привести себя немножко в порядок, сир, – пояснил он. – Не хочет, чтобы вы видели её такой...

– Какой – такой? – слегка одуревшим голосом спросил Риверте, и Уилл вздохнул. Да уж, тут бесполезно объяснять, даром что сам Риверте в этом отношении от своей супруги ничем не отличался.

– Ну вы же ждали три часа. Потерпите ещё три минуты, – непререкаемым тоном сказал он, а когда Риверте протяжно застонал, наконец ступил к нему, не удержавшись, и крепко обнял.

– Поздравляю, монсир, – прошептал он, и задохнулся, когда две крепкие руки сжали его с такой силой, что разом выбили из лёгких весь воздух.

Риверте поцеловал его в висок, потом ещё раз, и ещё, а потом дверь открылась. Руки на спине Уилла разжались, и он ступил в сторону, глядя вслед Риверте, широким шагом двинувшегося вперёд, с какой-то новой, незнакомой ему прежде нежностью.

Так закончилось их пребывание в замке Тэйнхайл.

Но всё остальное – только начиналось.

Уилл не совсем представлял себе их жизнь после того, как сира Лусиана разрешится от бремени. Они никогда об этом не говорили, а Уилл, как и прежде, боялся спрашивать первым. Их дни в родовом замке Норанов мало чем отличались от медового месяца Риверте и Лусианы в Шалле, только времени вместе они проводили больше, потому что Риверте не надо было всё время бегать по каким-то делал. Уилл иногда поглядывал на него в страхе, гадая, не скучает ли он здесь. Он ведь знал своего Риверте – его не удержишь долго на одном месте, как ни старайся. Ответ на свой незаданный вопрос он получил как-то вечером, месяца за полтора до родов графини, когда Риверте позвал его в кабинет и заговорщицким тоном сказал:

– Уильям, у меня появилась одна мысль насчёт возможной экспансии в Нарвай.

– Нарвай? Но это же за морем!

– Знаю. Потому и говорю: у меня вдруг возникла идея, слушайте...

И он воплотил её, на следующий же год, как воплощал все – почти все – свои безумные проекты. Он был Фернаном Риверте, и он не менялся. Ни один из них не менялся, даже меняясь, и это было самым чудесным.

Когда Лусиана родила, король Рикардо наконец позволили ей встретиться с её дочерью от первого брака. Девочку забрали из монастыря, как только Риверте оказался в плену, но не пускали к матери – так Рикардо наказывал сиру Лусиану за неповиновение. Все эти месяцы дочь графини жила в Сиане, и, когда близнецам Риверте исполнилось десять дней, наконец приехала. Лусиана плакала, обнимая свою потерянную и обретённую дочь – Уилл впервые видел, как она плачет, и ему было неловко. У Мадлены Далнэ были волосы матери и её винно-карие глаза, она тоже плакала, повиснув у Лусианы на шее. Но вскоре Уилл понял, что девочка была сущим дьяволёнком: она не могла усидеть на месте и вечно норовила забраться куда-то, откуда её потом приходилось снимать при помощи самых длинных замковых лестниц. Как она выдержала семь лет в монастыре, и, главное, как смогла сохранить при этом такую живость характера – оставалась загадкой. Вероятно, в ней бурлил неукротимый дух её матери. Уилл её, честно говоря, слегка побаивался, хоть ей и было всего лишь тринадцать лет.

Именно с приездом Мадлены Риверте завёл речь о том, что хиллэсскую ссылку пора заканчивать.

– Простите, Уильям, что опять разлучаю вас с родным домом, – сказал он, впрочем, не выглядя особенно виноватым. – Вам, я вижу, понравилось быть хозяином замка больше, чем хозяйкой моего сианского особняка, но жизнь вносит свои коррективы.

– Мы поедем в Сиану? – без энтузиазма спросил Уилл.

– Добровольно? Ни за что на свете. Я думал насчёт Даккара, что скажете?

В окрестностях Даккара была тайная фабрика по отливу пушек, спрятанная в недрах холмов. Уилл беззвучно вздохнул. Он тоже скучал по Даккару.

– Там не очень здоровый климат, – заметил он. – Сире Лусиане после родов, да и вашим детям там будет не слишком удобно...

– Знаю. Потому-то они с нами не поедут.

– Не поедут? – недоверчиво переспросил Уилл.

– Сира Лусиана изъявила желание вернуться в свой замок, оставшийся ей от графа Далнэ. Она хотела бы вдоволь наговориться с Мадленой, а женскую трескотню я намерен терпеть не больше, чем попов под своей крышей, – заявил Риверте.

– А... близнецы?

– Разумеется, они поедут с ней. Младенцы должны быть со своей матерью. К тому же я всё равно не знаю, что делать с грудными детьми, а вы вот знаете? Ну, видите, – сказал он, когда Уилл покачал головой. – Не мужское это дело. Вот подрастут они лет до шести... там посмотрим.

Уилл молчал. Он снова не знал, что говорить; он не очень знал даже, что чувствовать.

– Это был её собственный выбор, – сказал Риверте уже мягче, видимо, уловив в молчании Уилла тень осуждения. – Вернее, наш общий выбор. Мы обсудили это с ней, Уильям. Она всё понимает и... знает, что, как бы хорошо мы с ней ни относились друг к другу, тот, кто третий, всегда лишний. И ещё она знает, что лишний рядом со мной – это кто угодно, но только не вы.

– Я не хотел бы, – Уилл прочистил горло, – не хотел бы, чтобы вы разлучались с ней из-за меня. Она вас...

Он неловко замолчал. Риверте с интересом взглянул на него.

– Что вы хотите сказать, Уильям? Любит? Вы заблуждаетесь. И я говорю это не для того, чтобы успокоить вашу совесть – вы знаете, я вам таких услуг никогда не оказывал, и лгать во имя сомнительного блага – не в моих привычках. Сира Лусиана не влюблена в меня, сир Норан, и никогда не была влюблена. Мы оба получили от этого брака всё, что нам было нужно... и даже больше, чем было нужно. Я не буду говорить вам, будто между нами совсем ничего нет. Что-то есть, но это совсем не любовь. Мы... – он слегка нахмурился, шевельнув своими длинными, изящными, такими же ловкими, как прежде, пальцами, пытаясь найти точные слова.

Уилл помог ему, закончив вместо него:

– Родственные души?

Риверте взглянул на него с некоторым удивлением. Потом кивнул.

– Да. Что-то вроде этого. Скажем так: как это ни странно, с ней у меня больше общего, нежели с любым другим живым существом. Только не ревнуйте.

– И в мыслях не было, – обиженно сказал Уилл.

– Вот, он опять начинает дуться, – сообщил кому-то, сидящему, видимо, на потолке, Фернан Риверте, притягивая Уилла к себе. – У нас с вами, между прочим, тоже порядочно общего.

– Неужели? – ехидно спросил Уилл. – Если назовёте хоть одно сходство, я обещаю целую неделю самолично чистить ваши сапоги.

Риверте торжествующе сверкнул глазами, раскрыл рот...

– Ну? – мстительно поторопил Уилл.

– Гм, – сказал Риверте. – Хм-м... Ну... мы оба любим яблоки.

– Не так уж сильно вы их и любите. Не жульничайте.

– Придумал, – заявил Риверте. – Нам обоим очень нравлюсь я. И попробуйте возразить!

У Уилла был выбор теперь – возразить или не возражать, позволив тёплым твёрдым губам накрыть его губы. И он выбрал, с той неизменной лёгкостью, которая была одновременно и отсутствием всякого выбора, и самым правильным из всего, что он когда-либо делал.

4-18 июля 2008