Текст книги "Осенние (СИ)"

Автор книги: Джиллиан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

18

Значит, Вера не знала, что Костя был на площади, дожидаясь меня после ярмарки мастеров…

Когда парни ушли, первым делом я подумала именно об этом.

А потом вспомнила другое. Перед уходом, пока Михаил договаривался со мной о вечерней помощи с перепечаткой, Женя, словно прогуливаясь по комнате, бесцеремонно разворошил бумаги на моём столе и нашёл листы с портретами большеглазой незнакомки. Листов была целая пачка. Оглянувшись на меня, явно обеспокоенный, он поднял бровь и, скатав один из последних портретов в трубочку, забрал с собой.

Я вздохнула с облегчением: я помогла ему с братом – он поможет с незнакомкой, сообразив по количеству листов, что случай трудный. Потом надо будет перезвониться, чтобы убедиться, правильно ли я догадалась, что он предложил помощь… А ведь ему ещё к занятиям в университете надо готовиться. И про галерею он мне ничего не сказал, хотя из-за неё и приехал. Наверное, моё плачевное положение заставило его думать, что он будет теперь сам распоряжаться в галерее и всем – на свой страх и риск. Ну, там ему ещё, конечно, администратор зала поможет…

После их ухода, посомневавшись, вынула ранее спрятанный лист ватмана, посидела с ним, бездумно глядя на победно идущего ко мне Костю, а потом вернула лист на стену. Он опоздал из-за меня с конкурсом. Его портрет на стене – по моим силам единственное, чем я могу поблагодарить его.

Уснула снова, хоть нога глухо ныла. Но спать после бессонной ночи хотелось больше, хоть и пришлось поворочаться немало, пристраивая ногу то так, то этак – лишь бы не слишком сильно ныла… А когда проснулась, в комнате светлел тёплый вечер – из-за отраженных лучей вечернего солнца в окнах соседнего дома, из-за жёлтых клёнов. Полежала, гладя Мурзилу, прикорнувшего у меня под бочком, а потом, после тихого стука в дверь, в комнату заглянула мама. Приглядевшись, спросила:

– Алёна, можно к тебе?

– Можно, – из последних сил буркнула я. Нога разболелась так, что я не знала, как устроиться, чтобы не напрягать её. Даже когда лежала на кровати на боку, боль всё равно напоминала о себе. А Мурзилу беспокоить не хотелось. Он так мурлыкал…

– Папа ушёл на работу, – сказала мама. Она перенесла недовольно мыркнувшего кота на стул, помогла мне заново намазать ногу противовоспалительной мазью и поменять повязки, а затем уселась в кресло, полюбившееся Женьке. – Зайти он с утра не успел – у тебя гости были. Итак, дочь, хотя бы о несчастном случае ты можешь хоть что-то рассказать, чтобы мы не волновались? Что у вас вчера произошло?

– А чего рассказывать. – Я всё-таки села на кровати, массируя бедро и морщась. – Помнишь, та девушка звонила, сказала, что Костя женатый? Ну, вчера она на меня наехала. В прямом смысле – на машине. Костя успел спугнуть её – и я живая. Упала только. – Помолчав немного, я поняла, что больше не могу и что мне надо поговорить хоть с кем-то. И рассказала маме про конкурс, про строительный тендер, про телефонные угрозы Веры. – Вот так…

– Ну, синяк убрать нетрудно, – задумчиво сказала мама. – Правда, дома посидеть дня два придётся. Но, судя по твоим гостям, которые не прочь полакомиться моими пирожками, особой скуки тебе не придётся ожидать. Ты мне лучше скажи вот что… Знаю, что лезу не в свои дела, но что теперь ты с Костей думаешь делать?

– Мам, ты так сказала, будто он вещь, – вздохнула я. – Мне кажется, ситуация – наоборот. Что будет он делать со мной, когда вернётся?

– Подожди-ка, я же не просто пришла. Забыла вот что – таблетку выпей. А то всё возишься. Болит, наверное… – Мама проследила, чтобы я выпила обезболивающее, и так же задумчиво сказала: – Алёна, у меня впечатление, что ты боишься Кости. И опять отстраняешься от него. В чём дело?

– Мама, он ничего не говорит! – со слабым возмущением сказала я. – Я не понимаю, нужна ли я ему вообще. Я боюсь не Кости, я боюсь того, что он меня держит на расстоянии. Вера-то его круга, а я?

– Это только предлог, дочь. На деле ты боишься чего-то другого. – Мама испытующе заглянула в мои глаза и замерла. – Ты боишься ему довериться, как доверилась Антону. Я… права? Но, Алёна, прошло два года!

– Мам… Антон был своим. И то ушёл, когда я… показала ему, как рисую. А Костя – он ещё и другого круга. А они там мыслят… немного иначе, чем мы. Не знаю, как объяснить! – вырвалось у меня с отчаянием. – Меня постоянно кидает из стороны в сторону! То мне кажется, что я его люблю – а он меня. То вижу, что я одно, а он другое. Он сильный, он меня сметает с дороги. Я к нему бегаю, я понимаю, что ему некогда. Думала – ему этого достаточно. А тут вот случилось со мной – и он бросил всё… И не уехал! А ведь эту работу он делал долго! Все силы этому конкурсу отдавал! Но он постоянно на меня смотрит так, что я не знаю, что он чувствует ко мне! То шарахается от меня, то ещё чего. Мишка говорит, что он устаёт, – я вижу! Ты знаешь, он недавно мне сказал – Костя, не Мишка! – что должен выбирать между мной и работой. Да я тебе говорила про это! А потом я ему назло сказала, что уеду, так он предложил мне подвезти туда, куда я захочу! И как мне это понимать, если у него времени на работу не хватает, но меня готов везти куда-то к чёрту на кулички?! И только я решила, что уже всё – всё кончилось, как он меня опять ревнует! К человеку, которого я видела второй раз в жизни! Ну вот… Вот как это понимать, мама?!

– Для начала напомни себе, что вы знаете друг друга лишь месяц, – почему-то очень спокойно сказала мама. – Месяц! Люди годами дружат, прежде чем переходить к стадии размышлений о том, что же происходит между ними. Попробуй сосредоточиться именно на том, что вы дружите. Что вы можете себе позволить гулять по городу, заходить в кафе – что он, кстати, и делает. Он же приглашает тебя?

– Приглашает, – угрюмо подтвердила я. – Только, мама, мне этого уже сейчас мало. Я хочу его целиком и полностью. Ну, чтобы он мой был. Чтобы я не думала, что он где-то – и без меня. И – не хочу, чтобы он был рядом со мной. Вообще – в моей жизни. Потому что я всегда буду сомневаться. Я всё равно буду ждать, что он подойдёт однажды и скажет – как сказал Антон и как уже сейчас говорит сам Костя: «Потерпи ещё немного!» А потом окажется, что пока я терплю, он уже с другой. А я не хочу! Не хочу! Не хочу, чтобы меня приблизили, а потом снова бросили! Не хочу!

Мама пересела ко мне на кровать и обняла меня.

– Знаешь, что-то всё-таки тебя волнует больше всего, что ты сейчас наговорила. Не хочешь говорить – ладно. Но то, что не говоришь вслух – это и есть причина всего.

Глаза у меня сухие, но злая я до такой степени, что готова не только в слёзы, но и в крик. Пока мама сидела со мной, я решилась.

– Мама, я рисую – ты знаешь. – Застыв под её ласковыми руками, я помолчала немного и выдохнула: – Мама, я иногда рисую будущую смерть людей. Это называется автоматическое письмо, потому что я не замечаю, что рисую смерть, пока она не появится на рисунке. И я боюсь этого. Страшно боюсь. – Мама не сказала ни слова, но сжала меня крепче. – Это очень страшно – видеть вдруг, как на бумаге вдруг возникает мёртвое лицо, сожжённое или в потёках крови. Я как будто… Ну, представь… Ты сидишь, рисуешь красивое лицо – и вдруг видишь, что это лицо искажено гримасой трупа. Или слепые, сожжённые огнём глаза… Не хочу пугать, мама. Но я боюсь этого.

– Ты так рисуешь?! – тихо спросила мама, покачивая меня. – Бедненькая ты моя…

– Антон ушёл из-за этого. Я ему доверилась, сказала, что рисую смерть, а он ушёл, – безжизненно сказала я. – Костя теперь тоже знает – он видел сегодня мои рисунки. Мам, а что если я приворожила его рисунками? Может, он поэтому мечется, не зная, как со мной… общаться? Может, я ему вовсе не нравлюсь, но он какой-то тайной силой, через рисунок, привязан ко мне? Я ведь много его рисовала, когда узнала, что он умрёт.

– На это я сказать ничего не могу, – прошептала мама. – Надо подождать. Время подскажет тебе, как и что делать… Но даже это пустые слова. Не знаю…

Ситуацию, как водится, переломил звонок.

Мама погладила меня по голове и пошла в прихожую, к домофону.

– Алёна, ты в каком виде? – вбежала она ко мне встревоженная. – Там какие-то люди – говорят, по поводу вчерашнего. Адвокат, что ли?… И отца нет.

Она снова поспешила в прихожую, а я, изумлённая и немного испуганная, быстро оправила постель на кровати, критически оглядела свою пижаму, фыркнула на неё («Я больная! Мне можно!») и доковыляла до письменного стола, свалилась на стул и стала напряжённо дожидаться внезапных гостей, чувствуя своё горячее лицо. Вспомнила, что нечёсаная после дневного сна, и быстро пригладила волосы массажной щёткой, скрутив их затем резинкой. Посмотрела на стол – спрятаны ли рисунки, – и успокоилась. Почему-то показалось, что у стола я защищённей.

В комнату вошли два человека, за ними – обеспокоенная мама. Потом, кажется, она спохватилась, что гостям сесть некуда, и убежала за стульями. Но первый из двоих, постарше, только скользнул глазами по моей комнате и сразу пошёл к креслу. Какие-то два шага он, по впечатлениям, размеренно прошествовал, словно шагая к трону. Лишь раз чуть не споткнулся, заметив портрет Кости на стене. Устроился он в кресле основательно. И только затем взглянул на меня. Второй остался стоять, как будто так и надо. Покосившись на второго, я пригляделась к первому и чуть снова не фыркнула: ну-ну! Кажется, тёмные серые глаза (те самые глазища – вкручивающиеся, как определил их Порфирий) – это фамильная отличка родственников Кости.

Оба молчали, а я вся на нервах, поэтому насупилась и сказала:

– Здрасьте. Вы Костин дед?

– Здрасьте… А ты та самая зазноба Костина? – хмуро сказал этот дед.

У меня чуть истерическое хихиканье не прорвалось.

– Не знаю, – заявила я. – Мне он про зазнобу ничего не говорил. Дружить (вспомнила спасительные мамины слова) дружим, а про остальное у него спрашивайте.

– Спросишь у него, – проворчал этот дед, который больше не на деда походил, а на английского аристократа – весь сухощавый такой и жутко элегантный в сером костюме. Копия Кости, только постаревшая. – От него слова раз в квартал добьёшься, да и то не поймёшь, всё ли сказал…

И такое у меня облегчение пошло (не со мной одной Костя так!), что я разом почувствовала, как заболела нога. А тут ещё мама появилась в дверях – со стулом для второго гостя. И меня опять чуть не торкнуло засмеяться. Мама ведь – великая сила: если меня защищать, то и этим стулом врежет кому надо – не задумается.

Мама тем временем поставила стул перед вторым моим посетителем, и тот тихо поблагодарил её.

– К делу, – недовольно сказал дед. – Меня зовут Константин Павлович. – Я удивлённо заморгала на него, и он, заметив, пояснил: – Имя у нас родовое, передаётся через поколение.

– Надежда Сергеевна, – представилась мама, на которую он вопросительно взглянул, и присела на кровать. – Мама Алёны.

– Очень приятно, – снова проворчал дед. – Хоть и не в такой бы обстановке знакомиться бы. Знакомьтесь – Леонид Дмитриевич. Это адвокат Алёны. Костя велел мне лично проследить за ходом дела, пока его нет.

– А зачем мне адвокат? – поинтересовалась я, справившись с новым изумлением.

– Сейчас подпишем все бумаги на доверенность ведения твоего дела (я усмехнулась – «ты»? Ну, ладно – дед же), чтобы тебя в суд не тащить – с твоей-то травмой. Леонид Дмитриевич будет представлять тебя в суде. О бумагах скажет он.

– Мне нужны документы, – спокойно сказал Леонид Дмитриевич. – Кроме паспорта, необходимы справки из травмпункта, а ещё…

Мама поспешно принесла все требуемые документы, некоторые из которых сразу скопировали на моём принтере.

С полчаса мне пришлось слушать то, в чём я точно ни бум-бум, а потом подписывать объяснённые бумаги. А после того как дед Кости спросил, нет ли у меня каких отдельных претензий к Вере, я вспомнила:

– А мне теперь можно будет на работу вернуться?

– Что-о?

Пришлось рассказывать, как Вера пригрозила моему непосредственному начальству безработицей целой конторы.

– Бразильский сериал, – покачал головой дед. – Надо ж до такого додуматься…

– Хотите сказать, что это была только словесная угроза? – с надеждой спросила я. – Что она ничего бы не сделала на моей работе? Там ведь человек сто работает…

– Нет, ничего бы не сделала, – вроде уверенно ответил дед Кости, а потом задумался, опустив глаза, и махнул рукой. – Хотя… В связи с тем, что узнал, Бог её знает сейчас… Ни в чём не уверен. А ты что же – не работаешь теперь?

– Работаю, но втихаря, – призналась я.

– Как это – втихаря?

– Дома. Дистанционно – на компьютере, чтобы никто не знал, на какой я работе, – повинилась я. – Ну, чтобы никто не пострадал из-за меня.

– Вот так всё и узнаёшь, – вновь недовольно пробормотал он. – Я ведь ни сном ни духом о тебе. Мы уж привыкли, что Вера за Костей везде бегает, так и думали, что пара сложившаяся. Но уж чего про неё никогда бы не подумал… Да и Костя у нас не так чтобы очень рассказать про что… К конкурсу готовился по тендеру, а одновременно куда-то ходил, что-то ещё делал. С конкурсом давно бы расплевался, так нет… Мы всё головы ломали, что да как, куда он ходит да что ещё делает, а тут, оказывается, девушка у него появилась. Ну, ты, Алёна. И как он только ни разрывался с делами…

Последнее меня так поразило, что я открыла было рот выпалить: «Что вы имеете в виду? Да я встречалась с ним от силы полчаса каждый день!» Мама тоже взглянула на меня с недоумением. Её взгляд меня от вопроса и удержал.

Дед Кости, кажется, хотел что-то ещё сказать, как из прихожей послышался радостный вопль:

– Тётя Надя! Мы пришли, а у вас дверь открыта! Пиццу принесли! У вас чай есть? Алёнка, мы с последних пар утопали! Работа есть? Мы тебе диктатора привели!

И на пороге моей комнаты нарисовались две счастливые физиономии двух прогульщиков. Физиономии медленно, но точно опали. Особенно – одна. Михаила, конечно. Женя-то продолжал ухмыляться, свободно рассматривая находящихся в комнате. По короткому, цепкому взгляду на Константина Павловича я поняла, что его Женя узнал.

Но физиономия деда мне понравилась больше.

Пока растерянный Михаил топтался на пороге, Женька, оглядев уже всех привычно для меня оценивающим взглядом, взял в руки ситуацию и заявил:

– Здрасьте… Мы не одни. – Отступил в сторону и подтолкнул вперёд большеглазую, поразительно знакомую мне девушку. – Знакомьтесь – Иришка.

И только секундами позже до меня дошло: это та самая незнакомка – последняя моя натурщица!.. Никто не успел среагировать на церемонию представления, только Иришка (хотя имя ей по возрасту не очень подходило, скорее она Ирина) застенчиво прошелестела: «Здравствуйте!» И, едва отзвучало приветствие, Женя нагло сказал:

– Мешать не будем. Тётя Надя, мы пока на кухне посидим, ладно?

– Конечно-конечно, дети! Константин Павлович, чаю будете? Сейчас…

Дед Кости покачал головой. Мама, кажется, тоже растерялась, потому что пожала плечами и поспешила вслед за троицей, которая прыскала от смеха (Женька, небось, – он у нас давно чувствовал себя как дома) и тихонько и оживлённо переговаривалась, – готовить студентам чай, оставив меня со взрослыми гостями.

Адвокат вежливо улыбнулся на происшествие, вынул из папки бумаги и углубился в них. Кажется, он понял, что времени сейчас лучше зря не терять. А вот дед Кости, кажется, вознамерился познакомиться со мной ближе.

– Вы знакомы с моим младшим внуком? – задумчиво сказал Константин Павлович.

А мне стало завидно. Эти трое там, на кухне, болтают, небось, о чём интересном, а я тут… Хм… А ведь у меня тоже что-то интересное. Жаль, я не умею выспрашивать, как это делает Женя. Узнать бы, что именно происходило с конкурсом, на который Косте времени не хватало. И почему его дед думает, что времени не хватало из-за меня?…

– Знакома, – рассеянно отозвалась я и в лоб спросила: – А почему вы решили, что Костя проводит время со мной? Мы-то и виделись с ним считаные минуты в день.

Даже адвокат взглянул на меня с удивлением, что уж тут говорить о растерянном деде? Но тот быстро взял себя в руки.

– Вот как… Значит, его времяпрепровождение и для тебя секрет… – Он покосился на стену с портретом Кости. – Тайна за семью печатями… Так. Ну ладно. А каким боком здесь оказался Михаил? Мой младший внук?

– Он дружит с Женей – ещё по университету, – подумав, ответила я. – А мы с Женей готовим совместную выставку. Когда меня выгнали с работы, они начали приходить помогать мне с дистанционной работой – с перепечаткой. – Ф-фу… И ведь не придерёшься к сказанному мной.

– Вот как, – повторил Константин Павлович и поднялся. – Мир тесен. Хорошо. Мы уходим. – Он кивнул адвокату, и тот тоже поднялся. – С семьёй Веры, надеюсь, мы сможем договориться о достойной компенсации за то, что она натворила. До свидания.

Я тоже встала и, стараясь не хромать, проводила их до входной двери.

Сумбурный визит. Но для меня весьма информативный. Кажется, я попала в достойную компанию ничего не знающих о том, как Костя проводит своё свободное… Хм, даже не знаю теперь, можно ли так сказать – свободное время? Есть ли оно у него? И что он делал до такой степени плотно, если у него ни минуты свободной? Как там Константин Павлович сказал? «С конкурсом Костя давно бы расплевался!» Значит, основное внимание Кости занимал не конкурс. Но что?

– Ушли? – свесился у порога в комнату, держась за косяк и за дверную ручку, Женя. Зеленоватые глаза горят хулиганским взглядом, а ещё в этих привычно спокойных глазах я разглядела странную тревогу. У этого ещё что? – Можно, что ли, к тебе?

– Можно, – разрешила я. – Только я немного и при вас поваляюсь, ага?

– Ребята, заходим, – велел Женька, обернувшись.

Девушка Ирина была усажена в кресло, Михаил было хотел примоститься рядом, но Женя согнал его на стул у стола, хоть и сам с Ириной не сел. Девушка с интересом оглядывалась – особенно её заинтересовали полки с книгами. Она даже выбралась из кресла, чтобы, оглянувшись и увидев мой разрешающий кивок, подойти ближе к полкам.

Я, стараясь, чтобы это было не очень очевидно, приглядывалась к ней. Женька – тоже. Настолько пристально, что я перестала следить за Ириной и с удивлением уставилась на него. Он что-то как-то странно раз засмотрелся на неё, и плутовская ухмылка медленно, но отчётливо исчезла с его лица. Хорошо, ничего не заметивший Михаил, горя любопытством, принялся выяснять, зачем приходил дед с адвокатом. Беседа началась общая, и Женя тоже отвлёкся от своих, кажется, не лучших мыслей.

Про Костю я не стала рассказывать. Если он скрывает что-то связанное с поглощающей время и силу работой, то это его личная тайна. И я уже решила: если он мне что-то расскажет сам об этой тайне, значит – быть нам вместе. Хотя минут через пять усмехнулась с горечью сама себе: а если не расскажет?…

Я описала в красках, как Константин Павлович впечатлился «деяниями» Веры, как пообещал, что мне будет компенсация. Пока ребята обсуждали недавний визит, я согнала Михаила со стула перед столом и включила компьютер. Порфирий прислал сканы – я быстро распечатала их и выяснила, что ребята не зря сказали, что Ирина – «диктатор».

Она прекрасно разбирала почерки, но что самое главное – умела печатать под чью-нибудь диктовку быстрей моего – впрочем, какое быстрей. Стремительней. Так что мы сидели, болтали, диктовали, печатали, а потом Женя, как ни в чём не бывало, спросил:

– Алёна, у твоего Порфирия будет место для ещё одной машинистки?

– Есть, конечно, – отозвалась я от компьютера, переправляя начальству новые файлы. – Ирина, ты работу ищешь?

– Ищу, – тихо сказала Ирина и улыбнулась. Улыбка у неё – чудо, не удивляюсь, что Женя постоянно взглядом следует за девушкой.

– Только Порфирий ведь платит мало, – предупредила я.

– Да мне всё равно. Лишь бы была. – Она посмотрела на Женю – тот ободряюще улыбнулся ей. – Я секретарём работала, пришлось уйти. Пока работы не нашла – мне хотя бы такую, как у тебя.

– Понятно. Я с Порфирием поговорю по телефону – пока ходить мне больно, но расскажу ему про тебя и перезвоню. Мобильный есть?

Мы обменялись телефонными номерами, после чего Михаил начал ныть, почти как моя Танюшка, что на улице погода хорошая, а мы тут сидим. Кажется, он-то о моей травмированной ноге подзабыл напрочь. Женя широким жестом указал на дверь и снисходительно сказал:

– Идите, гуляйте, дети мои, пока мы, взрослые, разговариваем о важных делах, уму вашему недоступных!

Михаил и Ирина от его пафосной речи засмеялись и быстро улетучились. Я пришла в недоумение. Мне показалось, что Женя симпатизирует этой Иришке, но Михаил утащил её так поспешно, что стало ясно: здесь что-то другое.

Женя же закрыл дверь в мою комнату, едва проверил, что входную за гулёнами моя мама уже закрыла, и сел в кресло. Я уже перебралась на кровать, немного усталая, но возбуждённая всеми новостями. Женьки не стеснялась: я пострадавшая – мне можно!

– Рассказывай, – велела я. – Как ты её нашёл?

– Я же говорил, что слежу за всеми, кого ты нарисовала, – немного раздражённо отозвался он. И задумчиво продолжил: – Ты знаешь… Сроки растягиваются.

– Как это растягиваются?

– Чем больше рисуешь, спасая, тем дальше отодвигается смерть. – Он снова замолчал. Но я больше ни о чём не спрашивала, терпеливо дожидаясь, когда он сам расскажет всё. Но он не торопился и спросил: – Ты пробовала когда-нибудь рисовать место, чтобы найти человека? Или пока не пыталась?

Я вспомнила, как машинально рисовала однажды Костю, а потом уже специально – его машину, чтобы сообразить, где он находится.

– Пробовала.

– А что ты рисовала?

– Машину.

– А я попробовал нарисовать её. – Он снова замолчал, но я поняла, что речь – об Ирине. – Только очень маленькую. Так – силуэт. Я её по Арбату хорошо запомнил. Ну и… Пришлось искать её. История, в общем-то, обычная. Начальник приставать начал. Но довёл до того, что она начала подумывать о самоубийстве. У меня нарисовался мост, на котором она стоит. Ну, ты знаешь – один из трёх, которые у нас в городе подряд идут. Я подключил Михаила. Ты знаешь, что он спец по компьютерам? В общем, мы её нашли вовремя. Она шла к мосту, на полпути перехватили, уболтали. Может, она бы и не сбросилась с моста – ведь мы уже начали рисовать её живой… Не знаю. Сейчас ещё Валера приедет… Алёна, а ведь это очень трудно – быть ответственным за каждого из тех, кто появляется на бумаге.

– Хочешь сказать… – начала я. Но он в своей любимой манере, словно и не заметив, перебил меня на полуслове.

– Не знаю, что будет потом… Но этого дела точно не брошу.