355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джиллиан » Осенние (СИ) » Текст книги (страница 1)
Осенние (СИ)
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 14:53

Текст книги "Осенние (СИ)"


Автор книги: Джиллиан



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Джиллиан
Осенние

1

Только Таня могла ворваться к нам домой в воскресное утро и пребывать в блаженном убеждении, что будет встречена с радостью.

– Алён! Пошли гулять! У меня Пашка уехал – свобода попугаям! Здрасьте, тётя Надя! Алёну пришла забрать, а то что-то она скучная тут у вас, да и не гуляет совсем! Все воскресенья сидит дома! Что это такое?! А сегодня на улице солнышко! А какие листья – жёлтые-прежёлтые! В такой день только гулять! Вот чего она дома сидит? А, тёть Надя?

– Доброе утро, Таня, – приветливо улыбаясь, сказала мама моей подруге, которая уже пыхтела и упиралась изо всех сил, так же изо всех сил уволакиваемая мной в комнату, Мама-то, вставшая раньше всех, чтобы собрать отца на рыбалку, не выглядела, как я – взъерошенной и хмурой.

Затащив Таню в свою комнату, я, зевая, спросила:

– А правда, что так рано?

– Рано?! – возмутилась подружка, пританцовывая у зеркала и оправляя короткие завитые волосы. Затем она вынула из кокетливой сумочки помаду – о, простите! – две помады и теперь прикидывала, какая ей сейчас больше подойдёт: Таня верит, что цвет помады надо менять часто – в зависимости от настроения или от погоды, например. Интересно, что на этот раз заставляет её сменить боевую раскраску? – Сегодня после обеда дождь обещали. Надо успеть погулять в первой половине дня. – Она сняла с губ моими салфетками «старую» помаду, подмазала рот новой и отошла от зеркала, чтобы критически взглянуть на результат. – Ну, чего стоишь? Давай быстрей! Потом времени точно не будет. Пашка сказал, что к матери сгоняет быстро.

Таня вышла замуж полгода назад и до сих пор вела себя с мужем, как с влюблённым в неё парнем, который боится, что его девушка вот-вот вспорхнёт и улетучится из его жизни. Она считала, что такое поведение придаёт пикантности семейным отношениям. Неизвестно, что считал Пашка – светловолосый верзила, который снисходительно улыбался, едва его взгляд падал на жену, но был он всегда очень спокоен, и на его фоне Таня всегда казалась суетливой, увлечённо и беспечно чирикающей маленькой птичкой.

– Слушай, я ещё не проснулась, – медленно сказала я, озадаченно глядя на отражение подружки, которая изящными пальчиками слегка растягивала слишком откровенно скрученный локон, а заодно супилась на какое-то пятнышко на носу, – ты не могла бы сказать вразумительно, зачем именно ты пришла?

– Девочки, чаю будете?

– Ой, тётя Надя! Спасибо! Только ведь если сядем за чай – не уйдём совсем! Дождь обещали – вы знаете? Говорят – чуть не ливень. Алён, собирайся!

Мама вышла, а чёртова конспираторша покрутила у виска пальцем, скептически глядя на меня.

– Ты что – в золоте купаешься? Денег куры не клюют? У меня цейтнот – учти!

– Всё, поняла. Сейчас… Минут десять.

– Да ладно! Я сегодня добрая – пятнадцати хватит?

И Таня снова припала к зеркалу – настоящая птичка в своём голубом, с золотыми разводами костюмчике – из жакетика и короткой прямой юбки, да ещё в туфельках на каблучке, да ещё с волосами завитыми, пока мужа рядом нет. «Только Пашке не говори, что я без него волосы завиваю, – ревновать будет!» – радостно щебетала она.

Я вздохнула. Таня права. Денег маловато – и в ближайшем будущем больших поступлений не предвидится, разве что зарплата, которую получаю в своей конторе – под таинственным названием «Мастер на час», а на деле – бывшие «Добрые услуги». Я работаю там сразу после окончания университета – знакомая пристроила перепечатывать кому какие надо работы. Сначала печатала на машинке, потом на компьютере. Знакомая пристроила, потому что по специальности я сначала работы не нашла, а потом уж попривыкла к работе и к месту. В нашей конторе три машинистки, кроме меня. Но моя зарплата выше, потому что я (кхм – скромно так) гений – разбираю любой почерк. Даже врачебные рецепты на лекарства!.. И, честно признаюсь, я никогда не думала, что в наш век всеобщей компьютеризации находится столько народу, пишущего от руки!.. Трачу обычно не так много, но иной раз взбредёт в голову что-нибудь купить такое – на что денег не хватает, и тогда выручает поход в одно неизвестное родителям местечко. Правда, туда тоже не каждый раз сбегаешь… Но и случаев, когда нужно денег побольше, в моей жизни – раз-два и обчёлся.

Итак, карты на стол! Роскошь кутить у меня бывает только после наших с Таней походов на довольно известную в городе улочку для людей, которые могут продавать какие-нибудь поделки не заводского или фабричного производства. Рукодельные, конечно. Ну и плюс к мастерам здесь можно найти коллекционеров. Каждое воскресенье, в хорошую погоду, улочка превращается почти в базар. Здесь довольно весело, и много народу. Приходят и музыканты, и художники. Вообще, продавцы в основном – молодёжь. Хотя пристраиваются и шустрые бабульки с вязанием, и солидные старики – с марками, открытками и прочим… Кто приносит картины, кто – плетёные корзины или какие-нибудь изысканные штучки; кто – вязанье, кто – керамику, кто работы по камню или по дереву. Даже просто пройтись между рядами – здорово! Настроение на этом уличном базаре, среди этого радостного гама, в звучании живой музыки, среди то и дело вспыхивающего смеха всегда чудное – восторженное и поднимающее.

… Если бы не длинные тёмно-русые волосы, меня бы можно принять за парня: я чуть выше Тани, худощавая и любитель мужской джинсы и кроссовок. Таня очень яркая – я довольно невзрачная, не люблю косметики, да и вообще не люблю выделяться. Мне интересней наблюдать жизнь, чем играть в ней какую-то, хоть чуть заметную роль. Таня из моих философствований однажды сделала вывод, что мне просто лень – жить на всю катушку. Тогда я пожала плечами – возможно. Не возражаю. Впрочем, мы с нею разно смотрим на жизнь, но что интересно – нам всё равно вместе хорошо. Подруги. С детства.

– Слушай, на-ка помаду, – не выдержала Таня, разглядев меня, уже готовую выйти на улицу. – Губ же совсем не видно! И где сумочка, которую я тебе подарила? Хоть когда со мной гуляешь – бери! А ещё вот – возьми! Это подарок на последний день августа!

Что – что, а подарки Таня приурочивать к праздникам любит. Да ещё подчеркнуть это приурочивание не против. Ух ты… Браслетик! Из оранжевых с коричневыми разводами стёклышек! Надела на руку – хм, а вот это мне нравится. Для джинсовой рубашки с коротким рукавом – самое то! Да и осенний этот браслет какой-то.

– Танюш, спасибо!

– Пожалуйста! Но учти – это за сегодняшнее. У меня денег нет – так что баш на баш!.. Подходит под август? Мало того что последний день месяца, – гордо сказал подружка, – так у нас сейчас и ещё последняя прогулка этим летом!

– Что уж ты как торжественно! – засмеялась я. И уже в прихожей сказала: – Мама, я буду после обеда. Если что – звони.

– Хорошо вам погулять, девочки! – пожелала мама, закрывая за нами дверь.

– Свобода попугаям! – шёпотом повторила Таня этажом ниже. И заулыбалась. – Я и правда себя чувствую сбежавшей от мужа! Ммм, какое балдёжное ощущение! – И тут же озаботилась. – Алён, а вот возьми такую ситуацию – сбеги я. Как думаешь, Пашка меня искать будет? А вдруг – нет?

– Будет, – уверенно сказала я. – Только у тебя проблема появится, после того как найдёт: пристегнёт тебя к себе – будешь всю жизнь рядом с ним на поводке, как собачка, для Пашкиной уверенности. Тебе это надо?

– Нет, не надо, – капризно сказала Таня и выпятила губки. – Алён, я там, случайно, помаду не стёрла?… А ну на фиг её! Алён, пошли в кафе! Перед – а не после!

– Ты мне уже подарок сделала… – начала я, но вспомнила вчерашний день, допоздна проведённый за клавиатурой, и свысока хмыкнула. – А пошли! У меня деньги есть и будут! Так что точно – не фиг! Гулять так гулять!..

Воскресенье было чудное: дождливые деньки впервые прервались на паузу, и высоченное небо вызывающе синело глубокой безоблачностью. Солнце, словно забыв, что конец лета, припекало, как в июле!

После кафе забежали в супермаркет, взяли две пачки альбомных листов и, уже никуда не сворачивая, поехали на улочку, носившую претенциозное название Новый Арбат. В маршрутке, глядя, как Таня готовится к предстоящему действу, я не выдержала и позорно захихикала. В подпрыгивающей машине, на крутейших поворотах подружка пыталась восстановить утренний макияж!

На солнечный августовский денёк народу набралось здесь много. Уже подходя к Арбату, мы услышали энергичный гомон, музыку: с одной стороны – аккордеон, с другой – команду гитаристов с барабанщиком; пение и смех – и заулыбались сами. Потом Таня оторвалась от меня и прошла вперёд – посмотреть, что интересненького появилось. Знаю, куда рванула подружка: здесь есть несколько очень интересных мастеров бижутерии.

Я же прошлась между рядами, с интересом приглядываясь ко всему, что расставлено на плитах, на ящиках, на коробках, на разложенных скатёрках, а то и на внушительных камнях, которые прикатили сюда по предложению городских художников-проектировщиков. Идти, разглядывать все интересности, проникаясь удивительным мастерством и поразительными предметами, о существовании которых не всегда подозреваешь, для меня – напитаться самой счастливой атмосферой творчества…

На том же радостном подъёме я дошла до конца одного из рядов и обнаружила сидящего здесь Женьку – он студент последнего курса худграфа. Ещё год – и будет иметь собственную студию: папаша его может себе позволить содержать «бедного» художника. Правда, о Женькиных картинах не скажешь, что они будут залёживаться сданными куда-нибудь в «Лавки художников» нашего города. Женька – талант. Этого не отнимешь. Втайне я шалею от его акварелей – они такие, такие… Ммм… Чудо – в общем.

– Алёна, привет! – кивнул он мне и снова уткнулся в лист бумаги, продолжая творить портрет модели, благоговейно сидящей на камне перед ним.

– Привет, – тихонько сказала я, устраиваясь неподалёку и вынимая карандаши.

В среде художников, которые собираются на Новом Арбате, одна я без профессионального образования. Меня обзывают примитивистом, но мои карандашные портреты тоже неплохо расходятся. Сейчас стоящая вокруг работающего Женьки толпа увлечённо следит за ним. Я знала – он будет работать недолго. Потому что профессионал – он и есть профессионал. Для Женьки написать портрет – дело нескольких минут.

Ко мне толпа сразу вряд ли подойдёт, заворожённая Женькиным процессом творчества. Да и сам он невольно притягивает внимание. Слегка сутуловатый, с жёсткими короткими волосами какого-то неопределённого русого цвета, с глазами азиатского разреза, но светло-зелёными, Женька на всех смотрит чуть свысока, хотя сам ростом не очень высок. Вроде и внешность не слишком примечательная, но есть в Женьке чувственная внутренняя сила и властность, которая и притягивает (или перетягивает) внимание абсолютно всех зрителей к нему.

Поэтому мне и нужна Таня.

Пока она, застряв где-то в рядах, высматривала себе побрякушки, я не спеша устроилась на камне поменьше – подальше от Женьки, он не любит теснины. Мои орудия труда – как у него: альбомные листы, карандаши; единственное отличие – он любит время от времени акварельными мелками рисовать. Только у него всё высшего качества – и, естественно, ненашенского производства… Пачку своих листов я положила на камешек напротив – здесь сядет моя модель. Заняла местечко, в общем.

Пока суд да дело, на горизонте появилась Таня – и у меня сердце перепуганно замерло, как всегда, когда она летит на своих каблучках, слегка подпрыгивая и попискивая: «Ой! Ой!» – и пошатываясь: вот-вот свалится! Но долетела невредимая, свалилась с тем же счастливым писком:

– А-а! Успела! Ура-а!

– Цыц! – шёпотом велела я, делая громадные глаза и кося в сторону, на Женьку.

Сообразив, в чём дело, Таня слегка отвернулась в сторону и сморщила задранный носик. Женьку она на дух не переносила: он раз и навсегда отказался рисовать её! Да ещё так обидно сказал, что не любит кукольных типажей.

Но моё отношение к Женьке Таня знала. И, будучи хорошей подругой, не встревала с ним в споры. Вот и сейчас – оттаяла и принялась спокойно посматривать вокруг, зная, что именно рассеянное внимание модели для меня самый лучший вариант для рисунка.

Пока я рисовала, ко мне подошли, правда, я не стала смотреть в сторону. Моя любимая модель-рекламщица сидела смирно – и дала возможность быстро войти в состояние, когда знаешь, что получится и рисунок, и настроение. Вскоре Таня поднялась с места, чмокнула меня в щёчку и, потрясая листом с рисунком, облюбовалась на портрет, чуть не целуясь с ним: «Ой, я такая хорошенькая! Ой, как получилось-то здорово!» – на зависть всем вокруг.

Ещё через полчаса она уже спокойно коснулась рукава моей джинсовой рубашки и прошептала одними губами:

– Пока! Счастливо тебе!

– Пока… И спасибо.

– На здоровье…

Получив очередной вожделенный портрет и прекрасное настроение, а заодно прорекламировав меня в очередной раз, Таня со спокойной душой упорхнула домой – ожидать мужа из поездки.

Как она потом ругала себя за быстрый уход…

В отличие от Женькиных портретов, мои стоили недорого. Но цены я не сбивала ни ему, ни тем ребятам, с которыми я давно здесь знакома и которые подошли позже. Желающих посидеть на камне, чувствуя себя значительным (моделью!), и получить портреты – много. А некоторым ещё и интересно посмотреть, что будет, если тебя нарисуют как минимум два художника.

Я уже набрала довольно крупную, по моим запросам, сумму, когда на камень плюхнулся весёлый парень, мой ровесник, явно слегка подвыпивший.

– Давай меня! – скомандовал он, располагаясь на камне с удобством: расстёгивая хоть и лёгкий, но дорогой кожаный пиджак (странно, что это он в таком? Вроде распогодилось), ноги в разные стороны, чтобы не свалиться…

Не люблю таких. Выпивохи, особенно богато одетые, всегда вызывают во мне подозрение, что они могут пойти из-за какой-нибудь мелочи на скандал. Правда, вокруг свои ребята-художники, помогут, если что… Да и этот парень, кажется, не так чтобы очень выпил… Вот только рядом нарисовались ещё трое парней того же типа, самоуверенные и в кожанках. И стало ещё тревожней.

Бросив незаметный взгляд в сторону Женьки, я увидела, что он смотрит на меня. При виде моих вопросительно вскинутых бровей, он спокойно кивнул. От сердца отлегло. Женька, вынужденный с папашей иногда появляться на светских сборищах города, знает многих если не по именам, то в лицо. Если кивает – значит, этот парень угрозы не представляет.

А потом и вовсе успокоилась. Я не очень хорошо понимаю людей, но, приглядевшись к сидевшему на «моём» камне, решила, что он не из породы скандалистов. Он гораздо мягче. И лицо довольно добродушное, мягких очертаний. Явно любимец девушек. Большие глаза заранее блестят в ожидании рисованного «чуда». Рот полуоткрыт, как у ребёнка, приготовившегося увидеть обещанный подарок. Лохматый, но это придаёт ему больше добродушия. И вообще – похож на большого, но ласкового лохматого пса.

Я пожала плечами и принялась за работу. Этого парня рисовать легко. На иных «натурщиках» карандаш словно застревает, не зная, как провести ту или иную линию, а здесь – летает! Наверное, у него и впрямь характер – отражение внешности: счастливый и лёгкий. Говорят же, что иногда можно определить… Это не только личное замечание. Многие из знакомых художников подтверждают: пока рисуешь – узнаёшь человека.

Коротко поглядывая на парня, я легко «лепила» лицо на бумаге, входя в состояние, близкое к трансу вдохновения, если такое есть на свете. Рука с карандашом, правда, небольшой болью напомнила, что рисую не первый портрет, что, кажется, перенапрягла мышцы… На секунды я опустила руку, расслабляя пальцы и собираясь тряхнуть кистью.

Машинальный взгляд на рисунок – и сначала глазам не поверила (не впервые, но всегда сначала не веришь!), а потом поняла, что произошло, и замерла от страха. Почувствовала, как резко похолодело лицо, когда отхлынула кровь. Всё ещё пытаясь удержать деловое выражение лица, украдкой снова бросила взгляд на Женьку. Повезло. Тот в этот момент привычно посмотрел на меня. Отвернулся было, спокойный, – и резко обернулся снова заглянуть в мои глаза. Прикусив нижнюю губу и медленно пропуская её между зубами, я с некоторым облегчением следила, как он не спеша откладывает пачку акварельных мелков, просит кого-то посторожить своё «хозяйство» и идёт ко мне.

– А что случилось? – звонко, по-мальчишески спросил мой «натурщик».

Спохватившись, я сразу выдала фразу-заготовку для таких случаев:

– Извините, пожалуйста! У вас такое выразительное, очень необычное лицо! Но для меня оно слишком неуловимое, что я просто не в силах поймать нужное выражение. Если хотите, я…

– Но я же видел, что ты почти закончила! – возмущённо перебил он меня, а на лице такая детская обида, что я невольно улыбнулась.

Внезапно под моими руками, плотно прижавшими к коленям отощавшую папку альбомных листов с новым рисунком сверху, раздался резкий треск. Один из дружков лохматого парня выхватил лист, порвав его немного по краю.

– Не надо!

Спрыгнув со своего камня, я бросилась к нему, но парень был высокий. Он, хохоча, поднял свой трофей над головой и быстро передал его «натурщику». Им всем было весело – смеялись в голос, как от хорошей и даже ядрёной шутки.

Пока «натурщик» не взглянул на лист.

В ужасе я обернулась в поисках Женьки. Чуть не столкнулась с ним, вставшим рядом. По уходящей улыбке лохматого парня Женька быстро оценил ситуацию.

– Беги!

Вариант побега тоже был заранее обговорён. Как только я смоюсь, все наши будут повторять одно: «А кто её знает? Прибилась не так давно – и, вообще, сегодня впервые видим. Не, ни в университете, ни в училище не видели».

Сграбастав в охапку все свои вещи, я в последний раз оглянулась на лохматого парня с его друзьями: его длинные брови, пока рисовала – очень энергичные, сейчас жалобно сомкнулись на переносице, а у друзей, окруживших его – всматриваясь в портрет, от неожиданности открылись рты.

А дальше – меня спрятали спины толпы. Спешно удирая между гуляющими, я лихорадочно засовывала «живописное» хозяйство в пакет, затем цепляла ручки пакета на локоть и быстро-быстро собирала волосы в пучок. К остановке я вышла в чёрных очках и только здесь более-менее свободно вздохнула: если эти ребята на машинах, меня, одетую как типичная горожанка, вряд ли узнают.

Пока на остановке ждала троллейбуса, прячась на всякий случай в тени навеса, музыкально промурлыкал мобильник. Женька.

– Жень, ну что там? – нервно спросила я.

– Мы убедили их, что тебя не знаем, – привычно медлительно отозвался Женька. – Хотели портрет отобрать – не дали. Но я успел заглянуть… Алёна, а ведь у тебя такое впервые.

Я сморщилась от желания немедленно разреветься.

– Да хоть впервые, хоть – нет! Жень, ну что мне-то делать, если рисовать хочется, а вот такой страх получается?

– Не ври. Такое у тебя не всегда бывает. Это седьмой случай.

– Жень, а ты их знаешь? Ну, этого парня?

– У отца шапочное знакомство с этим семейством. Хочешь узнать о них?

– Нет! Я хочу вообще забыть об их существовании!

– Забудь, – согласился Женька. – А насчёт Арбата не беспокойся. Ты и так не слишком часто здесь бываешь. Пару месяцев не походишь, а потом… – Слышно было, как он хмыкнул, кажется ухмыльнувшись. – Потом перекрасишься в блондинку, наденешь юбку и блузку с какими-нибудь рюшечками… Ну и про индейскую раскраску не забудь. Они тебя и через недели две не узнают, – уже серьёзно добавил он. – Так что не переживай.

– Постараюсь, – пообещала я.

Ткнув до сих пор дрожащим пальцем в кнопку мобильного, я вздрогнула: показалось, кто-то решительно шёл ко мне. Но человек просто торопился, постоянно оглядываясь на подходящий к остановке троллейбус. Наверное, смотрел, какой номер. Я снова осторожно выглянула из-под навеса и быстро зашла (чуть не споткнулась – так подрагивали ноги от пережитого!) с передней площадки, благо водитель открыл дверь выйти какой-то старушке. В троллейбусе оказалось полупусто – воскресенье же. Я уселась на одиночное сиденье спиной ко всему салону, сжимая сумку вздрагивающими руками, и задумалась.

Рисовать я люблю. У меня получается неплохо. Говорят, что и в самом деле видно дилетанта, но дилетанта талантливого. И всё бы ничего… Вот только время от времени карандаш начинает рисовать не то, что видят глаза. Сегодня был именно такой случай. На лице, которое появлялось под острием карандаша, я, сама того не замечая, начала старательно вырисовывать нечто, чего не было на лице лохматого парня. Я уродовала его, рисуя длинную рану, пересекавшую глаз ото лба до скулы. И теперь не знаю, что произошло с моей рукой: то ли она мне подсказала сегодня своей болью, что рисовать дальше нельзя, то ли боль и впрямь была. Хуже, что я никогда не знаю, что происходит на самом деле: я вызываю эти раны? Или я предупреждаю о них?

Но хуже всего этого… На портрете, который я сегодня рисовала, оказался вовсе не лохматый парень. Запечатлённый мной мужчина чем-то похож на него. А может – и нет. Может, мне со страху показалось. Именно это и было впервые – что и понял Женька.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю