Текст книги "Осенние (СИ)"

Автор книги: Джиллиан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

13

Проснувшись, я просто испугалась: это надо же столько проспать, что комната купается в солнечном свете! Потом скосилась на стену – на часы. Не поняла. Проснулась как обычно, но почему тогда вся комната в радостном солнечном свете?

Дошло. Тучи разбежались, небо из серого и низкого взметнулось в сияющую прозрачной, сине-зелёной бирюзой высь. Правда, в комнате устоялась прохлада, но такое как раз и бывает, что на улице в конце сентября солнце, но при том хо-олодно.

Накинув на плечи старую, вязанную мамой шаль и мельком глянув на портрет на стене, я подошла к окну. Асфальт высыхал, лужи на нём медленно стягивались, тёмные сырые полосы оставались лишь вдоль бордюров, а затрёпанные вчерашним ветром ветви кустов постепенно поднимались, хоть листьев и осталось на них маловато… Первое, что подумалось, – можно не торопиться относить в починку зонт! Ух, я и лодырь…

Глядя на солнечное утро, слыша даже через закрытые окна энергичный посвист синиц, я почувствовала смутную надежду: а может, всё ещё обойдётся?

Наверное, солнце повлияло…

Холодок в комнате заставил шевелиться. Быстро придя в себя и сварив кофе, я села за компьютер – проверить напечатанное вчера Женей. Так, печатает он более-менее грамотно – многого исправлять не пришлось. Скинула на почту Порфирия готовые работы, новых заказов пока не было. Усмехнулась в который раз: здорово Порфирий придумал обойти запрет на служебную единицу в его штате! С другой стороны, где ему ещё такого работника найти: печатаю и быстро, и грамотно – ещё и рукописца могу подправить. Во всяком случае – за все годы претензий пока не было.

Допивала кофе, когда в дверь постучалась мама – заглянула поздороваться. Заглянула – и вошла полностью.

– Ты что это – плакала вчера?

– Заметно?

– Хм… Мешки под глазами не разглядит разве что слепой. Что случилось? Или это из области сугубо личного?

Развернувшись на стуле у компьютера, я собралась с духом и рассказала ей о вчерашнем. Снова чуть не разревелась при этом. С трудом переждала, пока мышцы челюстей размякнут, расслабятся… И то не до конца.

Мама, присевшая на мою незастеленную кровать, внимательно выслушала меня и задумчиво покачала головой:

– Что бы я тебе ни говорила, это будет взгляд со стороны. Небеспристрастный. Всё-таки я твоя мама. И радею за своего ребёнка. Но всё же есть кое-что общее с моей давнишней ситуацией. Поэтому сказать могу только одно: или поговори с Костей напрямую, или узнай от кого угодно, что именно гложет его самого. Только тогда ты будешь знать, что делать, как поступать. И думать как надо. Потому что в такой дурацкой ситуации вы оба можете натворить такого, о чём будете сожалеть всю жизнь. Вот сейчас… Что ты можешь сделать? Сидеть паинькой и ждать у моря погоды? Мириться с его недоговорённостью? Как ты сама оцениваешь ситуацию?

– Он выбирает между мною и работой, – буркнула я. – И есть подозрение, что Вера тоже заинтересована в этой работе, или что там у него. Мам, ты старше. Что бы ты сделала на моём месте?

Некоторое время мама спокойно смотрела на меня, словно что-то прикидывая: то ли подбирала слова, то ли продумывала мою ситуацию.

– Прости, дочь, но говоришь ты несусветные глупости. Что сделаешь ты, моложе меня, и что сделаю я, старше, – это две большие разницы. И в первую очередь – потому что ты не сделаешь ничего по моему совету. Он тебе покажется неприемлемым. Из-за возраста. Единственно, что могу сказать… Пусти ситуацию на самотёк, но прислушивайся ко всему тому, что рядом с тобой происходит. К мелочи или к крупному чему. Это и будут тебе подсказки, как и что делать. И не дури! Думай о том, чтобы быть вместе с ним, если тебе и в самом деле того хочется. И не отчаивайся. Самое глупое будет, если будешь занудным нытиком. Тогда точно ничего не получишь.

Чуть не раскрыв рот, я смотрела на маму. Ничего себе – такой решительной и сердитой я её ещё никогда не видела. А она добавила:

– Чего сидишь? Ты же Танюшке обещала гулять каждое утро с нею. Марш в ванную умываться! Нечего тут сидеть – себя жалеть.

– Не хочется мне… – начала я, но мама жёстко перебила:

– Доноешься – до развалины. Косте такая нужна?

Выскочив из своей комнаты раньше мамы, я удивлённо улыбнулась. А может, и правда всё образуется?

Таня позвонила, когда я уже подпрыгивала на одной ноге, надевая обувку, в прихожей. Очень обрадовалась, услышав, что и сегодня погуляем, а то пара дней была настолько дождливых, что не то что гулять – выходить не хотелось. А я вдруг подумала: не это ли мама имела в виду, что нужно прислушиваться к мелочам? Ведь сейчас я спокойна, а значит, могу думать о вчерашнем более рассудительно? А прогулка – чем она хороша: успокоюсь ещё больше, а на обратном пути смогу сообразить, как мне поступать дальше.

Погуляли. Хм… Только встретились, как позвонил Женя и скомандовал:

– Быстро! Ты где?

– А-а…

– У меня нет первых двух пар – мы едем в выставочный зал посмотреть, что там делается. Заодно посмотришь то, что вчера не успели. Ну? Где ты?

– Говори быстро! – зашипела Таня, заслышав его вопрос.

– Библиотека на проспекте! – рявкнула я из-за них обоих по инерции.

– Жди меня на остановке – сейчас подъеду!

Таня понеслась к остановке, приговаривая:

– У нас с тобой до моей работы минут двадцать есть. Постою с тобой – а как он подъедет, сбегу. А чего он едет-то? Зачем ему в выставочный зал? А зачем ты там?

И на бегу я рассказала ей про нашу с Женькой совместную выставку.

– Балда! – завопила она. – Давно задумали, а мне только сейчас рассказала?! И когда теперь? Можно, что ли, будет посмотреть? Слушай, я так взволновалась, что мне теперь мороженого хочется! Будешь мороженое?

– С ума сошла – холодно! – Я передёрнула плечами, представив, что в дополнение к утренней прохладце сейчас ещё и мороженое буду есть.

– Ну, ладно, потом мороженое поедим, – снизошла подруга, плотоядно вздыхая при виде стоящего неподалёку лотка с лакомством, и уже на остановке, чуть не подпрыгивая, спросила: – А про что будет выставка? Ну, как называется?

Чуть не ляпнула в ответ – «Двое в городе», опомнилась, сказала:

– «Мой город».

– Женька, небось, с акварелями будет, да? – мечтательно сказала Таня. – Вот ведь что интересно: человек он – ух! А акварельки у него – прелесть!

Я только фыркнула на неё, а рядом уже остановилась «мазда», жёстким толчком открылась дверца, а из салона Женя сказал:

– Танька, привет! Алён, садись быстро – времени в обрез!

– Бессовестный – Танька, – буркнула подруга и чмокнула меня в щёку. – Счастливо!

– Ремень застегни! – скомандовал Женя, когда я оказалась в машине. – Давай-давай! Остановят на раз! Тебе Валера привет передаёт.

– Спасибо, – растерялась я. – А ты ему сказал?

– Сказал. Только сказал, что мы с тобой обряды всякие проводили, чтобы он выжил. А какие – не говорил. Не фиг ему всё знать. – Он покосился на меня. – Что у тебя вчера было? Из-за чего ревела?

– Откуда ты?… – ахнула я. И сообразила: уж если мама рассмотрела круги вокруг глаз, то цепкий глаз художника – тем более. – С Костей… – И замолчала, не зная, как выразиться, чтобы не стать занудой, рассказывающей о своих бедах на любовном фронте.

– Поссорились?

– Не знаю. Он как-то странно себя вёл. Наверное, поссорились. – Обсуждать, как именно странно, я не собиралась. Тем более с Женей.

– Я тут начал к папашиным разговорам прислушиваться, – туманно сказал Женя. – Мелькают иногда имена знакомые. Он ведь собирается уехать?

– Да-а, – насторожённо сказала я. – А ты что-то знаешь конкретное?

– Нет. Только то, что связано с конкурсом. А вот что за конкурс – выяснить не удалось. Папаша с кем-то по мобильному говорил, общо. Намёками больше. Но если новости будут – позвоню.

– Спасибо, – недоумённо сказала я. Задумалась. Конкурс? Вот уж чего не ожидала.

Задумываться надолго не дали. Подняв тучу палых листьев и грязных брызг, Женька завернул к дверям выставочного зала. Выскочив из машины, схватил меня за руку и чуть не потащил за собой.

– Я здесь всё знаю, – непререкаемым тоном сказал он на ходу. – Не отставай от меня. Покажу помещение – там всё-всё развешано. С тебя – оценка, как оно висит, и всем ли ты довольна. Не медлить – ясно? Что не нравится – говори сразу!

Мы промчались входом, коридором и влетели в небольшое помещение (ну как – небольшое – как две квартиры двухкомнатные), стены которого как раз и были увешаны нашими рисунками. Уж что – что, а акварели Жени я узнала сразу. В помещении находились два человека. Один, недовольно оглянувшись на наш топот, продолжил рассматривать картины, уже оправленные в паспарту, медленно передвигаясь от одной к другой. Второй человек, в чёрном костюме, быстро направился к нам.

– Это администратор зала, – тихо сказал Женя, таща меня к нему. – Если претензии есть, все вопросы к нему.

– Какие претензии! – прошипела я, взбудораженная скоростью его передвижений. – Если я толком ещё и оглядеться не успела.

– А кто тебе мешал? – удивился этот бессовестный – нет, Таня права насчёт него!

В течение минут десяти Женя и администратор, Григорий Андреич, водили меня по залу и терпеливо, хотя очень быстро объясняли идею, почему так, а не иначе, развешаны картины. В результате этого пробега в этом выставочном путешествии, естественно, неминуемо было столкновение со вторым человеком, который ещё издалека мне показался знакомым – из-за седоватой головы.

– Здравствуйте, Алёна! – улыбнулся мне Аркадий и привычно взялся за мою руку поцеловать мне ладонь.

Женя приподнял бровь, оценивающе глядя на нас. Григорий Андреич деликатно отошёл, представив нас гостю будущей выставки, а я объяснила Жене, кто такой Аркадий, таким образом познакомив их друг с другом.

– Не ожидал встретить вас сегодня здесь, да ещё обоих, – признался Аркадий. – Женя, позвольте выразить вам своё восхищение – акварели бесподобны! Могу ли я себе позволить приобрести кое-что из выставленного – естественно, после закрытия выставки? – И он повёл нас обоих к углу. – Мне бы хотелось купить эти три картины – в том числе одну вашу, Алёна. – И он полукруглым жестом показал на композицию, образовавшую по цвету и настроению самый настоящий триптих по теме.

Женя хмыкнул. Кажется, Аркадия он близко не знал, но по виду парня стало ясно, что он оценил вкус будущего покупателя. Во всяком случае, Женя спокойно сказал:

– Мы поговорим чуть позже – после открытия выставки.

– Но вы не забудете о моём выборе? – настаивал Аркадий.

– Нет, конечно. – Женя усмехнулся. – Но учтите: я могу снизить цену на акварели – при условии, что вы покажете мне свою коллекцию. Я слышал, что в городе говорят об интересных экспонатах вашей галереи.

– Да, экспонаты моей галереи, особенно некоторые, скромно так скажу, вызывают интерес ценителей, – Аркадий только не мурлыкал от удовольствия. – А кто вам рассказал о галерее? Впрочем, простите. Алёна не так давно была у меня – с Константином. Наверное, эти слухи отсюда? – Он улыбнулся мне вполне доброжелательно. – Костя заранее договорился привести вас ко мне – перед отъездом в Канаду. Как он сказал, хотел получить художественное впечатление перед поездкой.

Женя вдруг как-то незаметно отвердел лицом, раскосые глаза блеснули холодным зелёным огнём – полное впечатление волка, услышавшего подозрительный звук.

– Простите, Аркадий, Алёна должна просмотреть расположение картин-экспонатов. А мне бы хотелось поговорить с вами о кое-каких вещах, которые Алёне будут не очень интересны… – Он даже как-то по-приятельски взял Аркадия, ничуть не смущённого этим, под руку и отвёл его подальше от меня.

Ещё один – деловой! Я вздохнула и снова отправилась в путь мимо наших акварелей и карандашных рисунков, постепенно – уже в медленном темпе видя и в самом деле определённую последовательность их размещения. Через несколько секунд ко мне присоединился Григорий Андреич и начал обстоятельно объяснять, что к чему. Никогда не думала, что умение развешивать картины может быть так психологично, как довольно убедительно выходило по комментариям администратора.

– … Нам пора, – внезапно материализовавшись рядом, сказал Женя.

Аркадий еле успел распрощаться со мной и выразиться в том смысле… Я на бегу, то и дело полуоборачиваясь к нему, разводила руками: меня Женя тащил за собой, как танк, – несокрушимо и неумолимо! Но я поняла: Аркадий понадеялся лицезреть меня не только во время выставки. Кхм… Что он имел в виду? Или он…

Додумать и на эту тему Женька, естественно, мне опять не дал. Чуть не швырнул меня в машину и сам бросился на своё место, словно собираясь подпрыгнуть на нём, чтобы проверить его то ли на прочность, то ли на мягкость.

Почудилось – он только руки на руль, а «мазда» уже чуть не подпрыгнула с места в карьер! Я чуть язык не прикусила, пытаясь крикнуть: «Подожди! Я ремень не пристегнула!» Но машина заложила вираж, вылетая из дворика выставочного зала, а потом вписалась в ещё один крутейший, огибая дорогой сам дворик. И – мы резко встали у какого-то магазина. Я перевела дух, отдышалась. Открыла рот – наорать на Женькино хулиганство, выплеснуть свой страх… Как открыла – так и закрыла. Женька сидел, откинувшись на спинку своего сиденья – суперсамодовольный! И раскосые его глазища сияли торжеством самого крутого перца на свете! Он смотрел в ветровое стекло, но я поняла, что он переживает какой-то триумф, пока неведомый мне. Заткнулась и стала ждать, когда он успокоится и начнёт хвастаться.

Но первые же его слова вогнали меня в остолбенение:

– Канадский строительный тендер, – сказал Женька, стараясь быть снисходительно спокойным и утихомирить откровенную, выпирающую радость от того, что он сумел узнать. – Владелец строительной фирмы, где работает твой Константин, – его дед. Там же работает его отчим – отец Мишки. Отец Константина давно ушёл из семьи и сейчас живёт где-то в Германии. Дед взял этот тендер и разыграл его у себя в фирме между Константином и его отчимом. Кто из них сделает наиболее интересный экономический проект по канадскому объекту, тот получит всё: два года руководства строительством непосредственно с места действия, то есть будет жить в Канаде, и пост главы семейной фирмы, когда деду вздумается уйти на пенсию. Это ты хотела узнать?

Когда до меня дошла подоплёка происходящего, первым делом я подумала о Вере: она хочет поехать в Канаду, и она хочет выйти замуж за будущего главу строительной фирмы. И в чём-то она права, потому что привыкла мыслить такими категориями. Небось, и французский знает, и английский – в Канаде-то два государственных языка. И где тут я?… Мне ли вписаться в эту ситуацию? Английский я знаю на уровне самом примитивном. Французский – тоже. И даже ещё меньше.

Господи… О чём я думаю…

Мама была права. Сегодняшний день – сплошные подсказки.

Пора принимать решения?

– Женя, спасибо большое, – оглушённо сказала я. – Знаешь, ты меня выпусти. Я погуляю немного пешком, чтобы всё это понять… Ну, ты понял, что – понять. А ты поезжай в университет. А то опоздаешь. Спасибо тебе, Женя.

– Не за что. – Он помог открыть дверцу и напоследок сказал: – Алёна, только не вздумай решать что-то сразу. Ты для начала осознай, а потом делай.

– Всё нормально, – проворчала я.

Ну вот… И этот учит… Неужели я выгляжу такой дурой, которая самостоятельно не может ничего решить?

– У тебя есть козырь, – напоминающим тоном сказал Женька. – Не забывай о нём.

– Козырь?

– Ты спасла Константина – и я это могу доказать, если что…

– Я так не хочу. Я хочу, чтобы… – Вздохнула и просто сказала: – То, что ты считаешь козырем, я считаю давлением. А если он потом всю жизнь будет думать о том, что я сломала ему судьбу?

– Смотри… – качнул он головой.

Помахала вслед рванувшей с места машине и поплелась по пешеходной дорожке.

Это я хорошо придумала – погулять, чтобы понять. Только вот голова – пустая. Оглушённость всё никак не проходила. Я словно высунула нос из тесной квартирки в громадный мир – и он меня испугал. Несравнимо: все мои мечты об уютном мирке – с тем внезапным, что оказалось рядом с Константином. Теперь я его даже Костей не могла называть. Он был слишком значительным для меня.

Пальцы начали замерзать на ветру. Не помогло даже яркое солнце, ощутимо пригревающее голову. Пожалела, что не взяла перчаток. Сначала сунула одну руку в карман плаща. Потом другую… Шла, съёжилась, думая о себе и вспоминая Константина… Чудо, что он вообще обратил на меня внимание. И опять – только из-за автописьма. Может, я и в самом деле показалась ему всего лишь забавной зверушкой? Со способностями? Оттого и была стоящей праздного внимания?

Этак я Бог знает до чего додумаюсь…

Какая-то машина проехала мимо меня и ввернулась в переулок, перерезав мне дорогу. Она остановилась, и из неё вышел Аркадий. Я так поразилась, что встала на месте, изумлённо разглядывая его. Потом внутренне пожала плечами: мало ли где человек ездит.

– Алёна! Что случилось? Вас подвезти? – Он подошёл совсем близко и спросил так участливо!

Шмыгнув замёрзшим носом, я ответила:

– Я хотела прогуляться, но не учла, что сегодня северный ветер.

– Быстрей в машину, – велел он. – У меня там печка включена – согреетесь быстро.

– Спасибо, но…

– Никаких но! Довезу, куда скажете!

– Спасибо, – жалко сказала я, и он открыл мне дверцу.

– Небольшая сделка, – сказал Аркадий, уже сидя на своём месте водителя. – Вы мне расскажите немного об этом предприимчивом юноше, художнике с весьма подходящим для него именем – Евгений. Он в самом деле до сих пор учится?

– Да, последний курс художественно-графического, – ответила я, полагая, что уж в этой-то всем известной информации нет ничего криминального и что Женька разрешил бы сказать о нём хотя бы это. – Но он уже выставлялся. Вам и правда понравились наши картины?

– Тот триптих восхитительно выразителен. Алёна, когда вы были у меня в галерее, вы сказали, что рисуете только простым карандашом. Но эти ваши картины – нарисованы цветными. Откуда?

– Я начала цветными недавно, – сказала я и невольно улыбнулась, вспомнив, что цветные карандаши в моей жизни появились, благодаря Константину. – А сначала и в самом деле увлекалась только карандашными портретами. Часто бывала и бываю на Новом Арбате. Вы знаете о ярмарке мастеров? Там есть уголок художников, которые рисуют уличные портреты. Начинала там.

– Я был там раз, – задумчиво сказал Аркадий. – Это поразительное зрелище, когда на твоих глазах рождается портрет человека. Вам нравится там бывать?

– Да. Иногда заказчиков не бывает, и можно погулять – посмотреть, как работают другие художники. У иного и поучиться можно, как рисовать. Я же приёмов не знаю, многому научилась, приглядываясь к другим.

Мы болтали, как давние друзья. Я начинала согреваться и была очень благодарна Аркадию, что он не проехал мимо. Беседа была чисто приятельская: многого Аркадий не спрашивал, я же просто делилась впечатлениями. И так было хорошо до момента, когда у меня зазвонил телефон.

Константин?…

– Да, я слушаю.

– Алёна, через полчаса я буду у привокзального ресторана. Где ты? Успеешь подъехать – пообедать со мной?

Я оторопела – честно говоря… Как обычно. Как приучил за последние недели. Вот она я – и должна мчаться к нему, куда он сказал… А, собственно, почему бы и нет?

– Хорошо, – сказала я. А когда он отключился, я попросила Аркадия: – Аркадий, вы выпустите меня. Мне надо ехать к Константину.

– Никаких проблем, – спокойно откликнулся мужчина. – Называйте адрес – и я отвезу вас. Времени свободного как раз хватит.

– Но… – растерянно сказала я, а потом собралась с духом и назвала адрес.

Константин ждал меня на площади перед рестораном. Я показала Аркадию на его машину, и он быстро вырулил к ней почти впритык. Я поблагодарила его и вышла из машины. Он почти одновременно вышел со мной – поздороваться с Константином.

Ой…

Мужчина-Осень обжёг суженными, будто глядящими в оптику снайперской винтовки, глазами ничего не понявшего Аркадия, а потом быстро подошёл ко мне и, взяв за руку, утащил меня в ресторан. Аркадий второй раз за сегодняшний день остался покинутым на полуфразе. Правда, кажется, это его не обидело. Смотрел он нам вслед – саркастически усмехаясь. Хотя, честно признаться, мне было стыдно за нас обоих – и за себя, и за Константина.

14

Тёплая ладонь, вцепившаяся в мою руку… Быстрый пробег по какому-то коридору, сначала среди каких-то людей, которые шарахались от нас и не всегда успевали уступать нам дорогу, потом – среди каких-то тупиков и выходов на другие коридоры, куда еле долетали чьи-то голоса, постукивание посудой, звонкие шаги и где постоянно пахло одним и тем же: застойной сыростью, усиленной раздражающим запахом хлорки, и смрадом еды, которую начиняют водой и той же хлоркой вкупе со средствами для мытья посуды. Остановились неожиданно. Константин огляделся. Этот тупик был пуст, и горела здесь одна лампочка – из стареньких, источавшая тёмный жёлтый свет. И та – горела ближе к выходу из тупика.

Я ещё ошеломлённо глядела на этот выход, когда сильные руки быстро приподняли меня и поставили к двери в конце тупика. Лихорадочно оглаживая мои плечи, Константин принялся целовать меня, словно только что встретил… Словно только что думал, что я умерла, и не чаял уже увидеть живой, как вдруг… Да что с ним?! Пыталась оттолкнуть, пыталась вывернуться, сопротивлялась, как могла, возмущённо мычала – и расслабилась, покорилась, потому что… Разумом приняла, что так быстрей, а потом можно выяснить всё. А сердцем рвалась: не отпускай меня! Я дура, но я влюблённая дура! Мне хорошо с тобой! И ты так давно не целовал меня по-настоящему! Я задыхалась, когда он целовал мне шею, я сама вглядывалась в его глаза, такие близкие, но смутно видимые в плохом коридорном свете, я судорожно гладила его спину и погружала в его волосы пальцы, с наслаждением чувствуя его тепло и его жадное желание… И – замерли… В таком тесном объятии, что, казалось, разомкни его – весь мир кругом нас рухнет.

Медленно, мягко держа ладонь на его щеке, чуть отвела от себя его голову. Здесь, в полумраке, его лицо казалось похудевшим до скул, чуть не истощённым. Блеснули тёмные глаза. Он накрыл своей ладонью мою и снова, тоже медленно склонился к моему лицу. И застыл – дыхание в дыхание. Как будто чего-то ждал. А я всё не могла оторвать взгляда от его рта, искажённого тяжёлым, томительным чувством. Глупая мысль, засевшая в мозгах: как бы разгладить эту тягостную линию губ – вернуть им присущую ранее самоуверенность?…

Осторожно выпростала другую руку из его самого настоящего захвата и подняла её коснуться края его рта. Ласкаясь, он чуть повёл щекой по моим пальцам, не отводя от меня взгляда. Обняла его лицо ладонями и поцеловала сама, легонько коснулась его ждущих губ, чувствуя взбудораженное, горячее дыхание. Он не шевельнулся, и я точно так же, осторожно отстранилась, сама постепенно приходя в себя. И в изумлении опустила глаза оглядеться. Ну ладно… Пуговицы во всяком случае на месте, кажется. Но когда он успел подсадить меня на себя? И почему я не заметила, что мои ноги обвились вокруг его талии? А – ему не тяжело?

– Каким боком здесь Аркадий? – резко спросил он.

Переход от нежности был таким жёстким, что я сначала взбеленилась: какого чёрта он допрашивает меня, да ещё таким тоном! Но я всё ещё сидела на нём и смотрела в такие близкие тёмные глаза, в которых мелькали смутные блики плохого освещения из коридора. Собравшись с силами, чтобы не накричать на него или не гавкнуть в том же тоне, я сказала – хмуро (не собираюсь скрывать свои чувства!):

– Он подвёз меня из выставочного зала.

– Как… Как ты там оказалась?

Уже остыв, но всё ещё отчётливо чувствуя от него жаркое тепло, мягко кутающее меня, я вздохнула:

– Мы ездили с Женей смотреть, как расположены наши рисунки для выставки.

– С Женей… – повторил он глухо. – Почему ты мне раньше не сказала – про зал?

А до меня начало доходить. Я смотрела в эти самоуверенные тёмные глаза и прозревала. И чем дальше, тем больше хотелось сказать что-нибудь, что разозлит его.

– Ты думаешь… – медленно сказала я. – Думаешь, моя жизнь – это постоянное сидение дома? Дома – и работа, и отдых? Изредка вылазки в магазин? Ну извини… А выставочный зал… Мы бы с радостью поехали вместе с тобой – показать то, с чем выставляемся, но ведь ты вечно занят.

Он немигающе смотрел в мои глаза, и вдруг стало так неуютно, хоть я и не чувствовала себя виноватой. Наконец он задумчиво прикусил нижнюю губу – кажется, не замечая собственной сосредоточенности, а потом сказал:

– Интересная расстановка – «мы» и «с тобой».

– Ты ещё ко мне Мишку приревнуй! – выпалила я, завозившись в жёстком кольце его рук, чтобы встать на ноги. Замерла, почувствовав на затылке его ладонь. Отвлеклась на пару секунд, а он – уже спокойно, словно именно мой вопль привёл его в себя, – поцеловал меня в макушку и помог встать.

– Есть хочу, – сказал он, и против этого его желания – после взгляда на осунувшееся лицо – мне точно нечего было возразить.

… За обедом он стал почти прежним: мужчиной – уверенным в себе и лишь слегка уставшим. О выставочном зале расспросил меня подробней. Вопросы звучали уже спокойней. Но их было так много – по таким неожиданным частностям, что, сначала вскипевшая, даже я поняла, что спрашивает меня человек, который слишком долго был занят рутинной, но затягивающей работой. Теперь же, взяв паузу, он словно приобщается к жизни вне своего замкнутого мирка.

Я отвечала так, как хотела, но сама думала только об одном: мама права. Все мелочи, которые мне видятся в этой ситуации, говорят только об одном. Он человек не моего круга. Или наоборот – я не его. Нам не бывать вместе, потому что мы представляем себе мир и себя в нём совершенно по-разному. Он вырос на деньгах – пусть для начала родительских. Я – на средней зарплате родителей. У нас разное отношение к тому, что значит работа и для чего она нужна. И совсем уж мне не нравится, что он ведёт себя как… как присвоивший меня!

Пока он доедал второе, я продумала, почему мне особенно не нравится последняя мысль, про присвоение: зависимость! А я привыкла к свободе. Не хочу отчитываться перед ним за каждый свой поступок! С чего он решил, что я должна это делать? Должна рассказывать, где была и что делала! Должна обстоятельно объяснять, почему рядом со мной тот человек или иной! Глупо всё это!

Нет, меня к нему тянет, и я не зря себя в сердцах уже обозвала влюблённой дурой, но… Я как-то не представляю нашей жизни, совместной! Да, он попал в точку, когда сказал об интересной расстановке: он – и я. Отдельно. И покоробило меня не зря, когда он сказал об этом. Разные у нас миры… Очень разные… Тем более…

– О чём ты думаешь? – спросил он тихо, и я вздрогнула, будто вынырнув из сна.

– Я завтра уезжаю, – вырвалось у меня.

– То есть… Не понимаю. – Кажется, моё известие и в самом деле удивило его.

Лихорадочно соображая, мельком решила: «Хватит этой игры в одни ворота. Он не испытывает ко мне никаких чувств, кроме собственничества. Но собственничества по отношению к кому? К экзотике – к человеку, владеющему автописьмом! Надо рвать с корнем влюблённость… Хотя её, может, и нет? Может, есть привязанность? Господи, я даже не могу сказать, какие чувства испытываю к нему!»

– В трёх часах от города живёт моя тётя, мамина сестра. Она звонила – приглашает меня пожить у неё недели две. – Я взглянула на него и быстро договорила: – Мы с ней давно созванивались насчёт поездки! – Выпалила и опять поняла, что оправдываюсь! И обозлилась ещё больше.

– А перенести поездку на чуть позже нельзя? – ровно спросил он.

– Почему!.. – чуть не задохнулась я от возмущения, сообразив: спроси я у него, почему я должна перенести поездку, он напомнит, что уезжает через два дня. – Почему ты делаешь всё так, как хочешь ты?! А я ничего не могу сделать по-своему?

– Остынь, – негромко сказал он. – Хочешь ехать – поезжай. Я ведь просто спросил, без задней мысли.

– Нет, не просто! Ты спрашиваешь так, словно хочешь, чтобы я разрешения у тебя спрашивала! – бросила я. Какой-то странный зуд поддразнивал продолжать перечить ему.

Но раздражённого ответа не дождалась, хотя с каким-то испугом прислушивалась к нему. Нет. Качнул головой к плечу – вроде как: ну и ладно, проехали – и снова принялся уже за салат. А я сидела, продолжая вилкой гонять по своей тарелке непонятное месиво из овощного гарнира с растерзанным куском мяса, и тяжело раздумывала, почему он не запротестовал ни против моей поездки, ни против моего нежелания оставаться в городе ещё на два дня – или это от неожиданности? Или… он всё-таки не настолько привязан ко мне?… Что-то я совсем запуталась. С одной стороны, начни он возражать, я тут же встану на дыбы. Но, с другой – он молчит, и почему я злюсь ещё больше?

– Алёна, – наконец сказал он. – Мы с тобой знакомы меньше месяца и не очень-то друг друга знаем, но я чувствую – ты чем-то встревожена. Тебя пугает дорога? Хочешь, я сам тебя отвезу к тёте?

– Ты же работаешь! – недоумённо сказала я. – Тебе же некогда!

– Ну, сменить поле деятельности на некоторое время тоже неплохо, – усмехнулся он. – А поездка со мной займёт гораздо меньше времени, чем на автобусе с его остановками и скоростью, которая, мягко говоря, так себе.

– Но ты же не успеваешь с работой! – настаивала я, ничего не понимая.

– Ничего страшного, всегда есть бонус-время – ночь.

Я уже открыла рот сказать, что он и так, судя по всему, не высыпается. Рот закрыла. Доводы против поездки с ним приводить нельзя. Нужно сразу сказать конкретно.

– Нет. Я поеду одна.

– Ладно. Но помни, что предложение в силе.

Он вообще сбил меня с толку. Ну да – мы знакомы еле-еле месяц. И что? Кто я ему? После страшных слов, значение которых я с трудом понимала – «канадский строительный тендер» – мне даже страшно думать о том, что я могу освоиться в мире Константина, где такие слова произносятся как обыденные и общеупотребительное. Это, наверное, Вере легко будет, но никак не мне. Неужели он не понимает, почему мне надо… бежать от него? Такие люди, как он, люди властные и привыкшие к непререкаемости, меня просто не воспримут. Да и были ли далеко идущие планы у Константина на меня?

Замороченная голова начала ощутимо побаливать. Константин как будто почувствовал это и поднялся первым.

– Кажется, доедать ты не собираешься? Тогда – на выход. Я довезу тебя хотя бы до дома. – Он приблизился и привычно согнул руку, чтобы я уцепилась за него. Пару шальных мгновений я решала: а может, идти – не соприкасаясь с ним? Глупо и смешно. Я молча сунула руку под сгиб его локтя, стараясь не быть тяжёлой ношей для него, и мы вышли из ресторана.

Всю дорогу до моего дома молчали. Не знаю, почему – Костя, может, следил за довольно активной в обед дорогой, но я была так встревожена навалившимися проблемами, что даже язык ощущала тяжёлым и неповоротливым.