Текст книги "Маска Для Весов (СИ)"
Автор книги: Джиллиан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Мой мобильник робко звякнул из сумки. Пока разыскала, пока вытащила...
– Яна, ты где? – громыхнул брат.
– Около рынка. А...
– Быстро на остановку напротив! Я сейчас буду!
– Что случилось?! – завопила я, но Лёшка уже отключился.
Я немного продышалась – ртом, примериваясь сама к себе: не тошнит уже? Всё нормально? И принялась передвигать неподъёмные ноги: я же ещё не дошла до ёлочного базара, а ведь пройти длинный обувной ряд самого рынка. Лёшке перезванивать нечего. Если он считает, что сказал всё нужное на данный момент, он и не подумает откликнуться... Чёрт, что с ногами? Тяжёлые, как будто перезанималась в одночасье шейпингом – был у меня такой опыт дурацкий. Тошнота почти прошла. Хотя впечатление, что она притаилась где-то внутри, чтобы в определённую – для неё – минуту грянуть с большей силой.
С громадным сожалением, уже полностью придя в себя, я промчалась мимо ёлочного базара, с завистью глядя на ёлочки и еловые лапы. С трудом прошла по обувному ряду: народ сбрендил – на Новый год глядя обувку покупать? Вместо того чтобы сократить путь, я ещё и здорово потратила время на него, выжидая, пока узкие ряды, забитые покупателями, более-менее освободятся. Не протиснешься...
Вышла к переходу. Пока горел красный свет, пригляделась: так, Лёшка уже ждёт меня. С толпой народа добралась на ту сторону, затем добежала до его машины.
– Что случилось?
– Садись! Едем на Старую Трассу!
Я шлёпнулась на сиденье рядом с ним, спокойная. Он ещё ничего не сказал, но я сообразила, что речь пойдёт об Арсении. Машина отъехала от остановки и пристроилась к потоку. Лёшка покосился на меня.
– Ничего спросить не хочешь?
– Сам расскажешь. Никитос звонил?
– Ага. Он тоже туда едет. Может, уже доехал. Ему оттуда позвонили, чтобы приезжал, но он считает, что справиться с этим хлыщом сможешь только ты.
В кратчайшие мгновения я столько всего успела передумать и столько всего ярко навоображать! Но главное – успела представить, что Арсений устроил страшенную драку – и до того жуткую, что его остановить никто не может. Чемпион чёртов... И? Мне оставляют такое сомнительное удовольствие, как драка с ним?! Или они все ждут, что я выйду к нему – и он станет покорный, как овечка? Замечтались...
– А конкретней?
– Он на Старой Трассе, и сказали – фиг знает что выделывает. Народ уже боится подходить к ней. Кажись, наш самоубивец, это... Ну, ты понимаешь.
– Лёшка, говори прямо. Я ничего не понимаю.
– Съехал он малость, я так понимаю. Он гоняет на своей машине, как Никитосу сказали, как псих. По всем оврагам Трассы. Чуть не летает, блин...
– И при чём тут я? Каким образом я могу остановить его? Под машину кинуться?! Встать перед ним с растопыренными руками, типа – остановись? И ты веришь, что он при виде меня растает и остановится, как миленький?
– Яна! – злобно взревел Лёшка. – Блин, я бросил Катьку из-за этого дела, а дома – бардак, там уборки – конь не валялся!
– Раньше чего думали, – буркнула я и намертво замолчала.
Брат успокоился и сказал только хмуро:
– На месте посмотрим, что да как.
Мы ехали недолго. Все пробки при нашем появлении почему-то быстро рассасывались. Так что Лёшка удивлённо пробормотал что-то не вполне цензурное, кажется, не воспринимая чистой дороги как дар судьбы, а наоборот – насторожившись. Хотя чуть позже повеселел: да, это приключение тебе не дома ковры вытряхивать...
Тем временем я вспомнила, что мобильный Арсения на всякий случай положила в сумку, и попыталась дозвониться ему.
Лёшка всё поглядывал на телефон в моих руках, потом не выдержал:
– Этот у тебя откуда?
– Арсений дал.
– Зачем?
– Я не хотела говорить ему номер моего мобильного.
– Вон как, – задумчиво буркнул Лёшка.
Я напряглась: если он сейчас хоть что-нибудь скажет про меня или Арсения... Или про нас обоих... Но Лёшка промолчал, а я в очередной раз уважительно подумала, какой же брат у меня понимающий. Но сегодня терпения ему тоже не хватало.
– Ну, что?
– Сам видишь – молчит. Вы его друзьям звонили?
– А у ребят откуда их телефоны?
– Ладно, сейчас перезвоню Володе.
Звонок Володе многого не дал. Я сообщила ему про Арсения, он коротко обещал немедленно быть на Трассе.
Теперь я понимала, что имел в виду Арсений, когда сказал в моём сне о бешеных псах, которых боялся спустить с поводка. Сорвался. Выпивка не дала ему разрядки. Не дала возможности снять стресс. Теперь он снимает этот стресс бешеной ездой по непроходимым буеракам Старой Трассы. Если сама Трасса – это в основном дорога, то по бокам старого шоссе – сплошные овраги, не считая той речки, над которой с трудом держится дряхлый мост.
От меня-то чего хочет Никитос? Неужели он и впрямь думает, что, увидь только меня, – Арсений придёт в себя и успокоится?
Никитоса, в общем, я понимала. Ему случаи смертоубийства на Старой Трассе не нужны. И дело не в том, что остаётся осадок от – не дай Бог! – нелепого и трагичного случая. Городские власти, в чьём ведении остаётся Трасса, могут элементарно не допустить сходок байкеров на ней. Поэтому выходка Арсения вывела Никитоса из себя.
Я снова взялась за телефон Арсения. Молчит. Одни только гудки. Не отключил – уже хорошо. Хотя... Что хорошего, если и не берёт телефона...
– А разве сегодня на Трассе народ есть?
– Не было бы – не позвонили бы. Народ после вчерашнего развеяться приехал, покататься и мнением обменяться. Вот и засекли...
– Не сказали – давно он тут?
– Никитос мне перезвонил сразу, как ему сообщили. Это было часов в одиннадцать.
Сейчас почти двенадцать.
– А его пробовали остановить?
– Как? Под колёса бросаться?
И правда – глупость сказала. Ладно. Пока не доехали, нечего думать, как действовать... Лёшка сидел сосредоточенный. Наверное, тоже думал, как там да что.
– Лёшк, – не выдержала я. – Позвони Никитосу. Что там?
– Да осталось-то – минут пять ехать, – мрачно сказал Лёшка и вынул свой мобильник. – Никитос, я это. Что там у вас? Ты на Трассе?.. А, живой? Всё ещё гоняет? Ну это ещё ничего. Может, у него бензин скоро кончится... Ага, счас будем... – Он отложил мобильник в карман кресельного чехла и спокойно сказал: – Ян, возьмись-ка за рукав мой. И не бойся.
Через секунды наша машина почти отвесно упала с овражного склона и понеслась к мосту. Испугаться я не успела.
27
Раздолбанный мост ли налетел на нас, машина ли рухнула к нему – вспомнить трудно. Только я, вцепившись в рукав Лёшкиной куртки, забыла дышать, пока ныряли с обрыва к заброшенному шоссе, к Старой Трассе. Закрыть глаза и не подумала – только, почти задохнувшись от падения и забыв смаргивать, смотрела, как стремительно надвигается на нас уже разъезженная по новому снегу дорога.
И, лишь когда машина более-менее выпрямилась, я глянула на Лёшку. Морда – напряжённая и... довольная. Как он сказал ровно неделю назад? Что-то вроде того: куплю новую машину – так сразу эту на спуске опробуем? Ууу... Тоже... Нетерпеливый. И причину нашёл не объезжать с пологой стороны, а сразу прыгнуть на Трассу.
Чуть подскочили, въезжая на мост: колеи глубокие, до сих пор укатанные, – и снег ещё не успел заполнить. А уже на самом мосту подпрыгнули на колдобинах. Я снова вцепилась в рукав Лёшки. Не застрять бы. Но проскочили благополучно. И уже спокойно подъехали к небольшой группе людей, собравшихся немногим дальше моста. Чуть впереди, по всей Трассе, виднелись ещё люди – где редкими кучками, где в одиночку. В большинстве своём стояли подальше от накатанной дороги или вообще в труднодоступных для машины местах, забившись в сугробы.
Никитос уже здесь. Лёшке ничего не сказал насчёт прыжка с обрыва. Я только заметила, как дёрнулась его рука при виде вылезавшего из машины брата – явно к голове. Покрутить пальцем у виска?.. Меня приветствовали как Ваньку. Ещё бы. Оделась, как будто знала, что попаду на Трассу. И – ни грамма косметики на лице. Худущий пацан, в спортивной шапочке, натянутой до бровей, – и ничего более.
Мы подошли к собравшимся. Никитос кивнул вперёд.
– Абзац полный. Столько ездил нормально, а сегодня решил программу выполнить, что ли... Первый раз вижу, чтоб диванщика так колбасило.
Программу, надо полагать, личного Клуба самоубийц...
– Что делать будем?
Приглядевшись, я поняла, что Арсений в основном выбирает места, где есть небольшие трамплины, и с разгону плюхает машину где ни попадя. Хотя что это я – разгон? На одной и той же скорости разворачивается, на одной и той же сумасшедшей скорости прыгает с обрывов.
– Он так машинку в консерву сплющит, – заметил Лёшка. – А машинка у него хорошая... Жаль...
И покосился на меня: ничего, мол, что я машину пожалел, а не её водителя? Я встретилась с ним глазами и снова вгляделась в мечущуюся машину Арсения. Однажды я видела, как ястреб напал на галочью стаю. Птицы орали и летали беспорядочно, не зная, куда спрятаться от него. Зато крылатый хищник... Он метался целенаправленно, выбирая жертву, пока одним точным ударом клюва не прикончил беднягу прямо в воздухе.
Арсений тоже кружил не просто так. Он выбирал. Самые жуткие горки, самые страшные обрывы, иногда – мчался на бешеной скорости по самой Трассе, чтобы убийственным виражом свернуть в сторону и взметнуться в воздух вместе с вихрями поднятого снега. Это было страшно... И это было... красиво!.. Я замерла от странного желания сейчас, немедленно оказаться рядом с ним – и видеть то, что видит он: стремительную дорогу, психованно подставляющуюся под колёса, обрывы, которые можно использовать... можно использовать... И чувствовать то же, что он. Чувствовать себя летящей вместе с вьюжными вихрями.
Толпа ахнула.
Машина не бросилась с обрыва, а проехалась по его отвесной стороне – почти вертикально! И только после этого буквально спрыгнула на пригорок, с которого снова взлетела, как с трамплина!
В нашей компании вскрикнули, а через паузу загомонили, обсуждая...
– Здорово он где-то наквасился, – спокойно заметил Никитос и напрямую посмотрел на меня. – Что делаем, Ванька?
Я угрюмо отвернулась, постояла со всеми немного, а когда все снова вперились в выкрутасы Арсения, медленно зашагала вдоль Трассы. Мороза нет, и мягкий влажный снег то и дело залеплял лицо. Оттирая его перчатками, я продолжала следить за машиной Арсения. Час уже мотается! Когда же он успокоится? Если успокоится...
Дошла до маленькой группы из трёх человек. На меня – ноль внимания. Ещё бы...
Здорово пожалела, что рядом нет Димкиной команды. Может, мальчишки придумали бы что-нибудь... Хотя втравливать в личные дела посторонних...
Хмуро побрела дальше. Не знаю, что делать. Нашли, на кого надеяться. Я им изобретатель-спасатель, что ли, чтобы на ходу придумывать выход из положения? Вон Лёшка, как представитель МЧС, пусть думает.
Зачем иду дальше? Чтобы быть ближе к нему? Чтобы почувствовал меня, как раньше почувствовал опустевшее здание, из которого я сбежала? Может, подспудно я именно на это надеялась – на нашу странную связь с ним, когда он чувствовал меня, а я – его? А ощутит ли он меня, если сейчас горит в адреналиновом огне?
– Ванька, привет! Не ходи дальше, – предупредили меня. – Этот так набухался, судя по всему, что не заметит, как спихнёт с дороги. А то и раздавит.
Остановившись, я некоторое время смотрела на дорогу. Мысль... Идея хорошая – броситься ему под машину. И? Если бросаться, то в последний момент надо. Иначе – свернёт, и пиши пропало – с идеей. А так хоть выскочит – подраться или поругаться... Если выскочит. А если развернёт машину – и снова на горки?
– О, а эта пьянь откуда приползла? – лениво удивился кто-то рядом. – Кто её сюда вообще с собой привозит да ещё в дупель...
Осмотревшись, я обнаружила ещё дальше по Трассе неуверенно бредущую по заснеженной обочине женскую фигурку. Казалось, машина Арсения заворожила Боську, и она медленно, но явно тащилась за нею... Ничего не понимая, я сообразила только одно. Факт: если все глазеющие на психа диванщика стоят предусмотрительно дальше даже от обочины, то Боська в сугробы не лезет. А время от времени – там, где пройти пьянчужке особенно трудно, она вылезает прямо на Трассу.
Причём впереди неё никого...
Движимая странным беспокойством, я решительно пошла следом за ней. Не дай Бог, Арсений задавит дурёху. Потом от вины вовек не отмоется. Хотя... Кто его знает? При том, как он ко мне отнёсся, что ему ещё одна байкерская подстилка-пьяница?
Боська вяло, но целеустремлённо, шатаясь из стороны в сторону, топала по обочине. Словно подтверждая мои худшие опасения, она всё чаще выходила на раскатанную дорогу, делала несколько шагов по ней, потом, будто вспомнив, снова плелась к обочине. Всё ближе и ближе к машине Арсения.
Я догоняла, потому что одета легко и удобно для быстрого шага. Меня тоже не смущало, что приходится выходить на дорогу, потому что за машиной следила и готова была в любой момент отпрыгнуть назад, в сугроб. Пусть даже свалюсь – не страшно: снега выпало достаточно, чтобы приземлиться мягко.
Скоро я уже могла разглядеть Боську в деталях. Привычно для моего глаза она была одета в грязно-голубую куртку-дутыш, какую-то бесформенную широкую трикотажную юбку, чуть ниже колена, отчего та путалась у пьянчужки в ногах, иной раз даже мешая идти, и в толстые, с загнутыми голенищами сапоги. Шапка давно свалилась, явив на свет короткие, давно не чёсанные осветлённые патлы. Эту самую шапку я подняла и вытряхнула по дороге. Вот дура-то, ну куда лезет?..
Оглянувшись, я обнаружила, что отошла ото всех достаточно далеко. Лёшка с Никитосом моего отсутствия, кажется, не заметили, увлечённые завораживающей психованной ездой Арсения. Обернулась – и застыла. Арсений мчался в нашу с Боськой сторону – с уже наезженной дорожки, откуда ему прямая дорога на Трассу. И свернуть он не сможет, как бы ни старался. Слишком крутой поворот даже для его тачки. И ему надо объехать заснеженный куст, который не даёт видеть, что на Трассе, за поворотом! Затормозить не успеет!!
А эта дура!.. Я тоже выскочила на дорогу и рванулась вперёд! Боська брела по самой середине Трассе – навстречу машине! В лобовую, блин, атаку!
Далеко, за спиной, закричали, видимо сообразив происходящее. Издалека же, словно стороной, я расслышала, как загудели моторы за спиной. Наверное, ребята решились за мной ехать!
Нога скользнула по блестящей дорожке, оставленной колесом. Замахала руками, с трудом удержала равновесие.
– Боська! Дура! Уйди с дороги! – крикнула, задыхаясь.
Даже не оглянулась. Совсем невменяемая?! Пьянь беспросветная!
Я бежала за ней, то и дело оскальзываясь и на заледеневших следах от колёс, и на колдобинах. Вот-вот Арсений покажется из-за поворота...
У меня сердце зашлось: Боська упала – видимо, поскользнулась на машинных ледянках. Упала и принялась ворочаться, пытаясь подняться. В другое время я бы даже посмеялась, глядя, как подламываются её локти, как разъезжаются её ладони в мокрых варежках, когда она старается упереться ими в дорогу...
Шагов десяток. Пять... Подбежала, схватила подмышки. Чёрт, эта дура ещё и упирается! Господи, какая она тяжёлая! Попытавшись тащить волоком, чуть не плача, поняла, что оттащить не смогу: Боська сопротивлялась так, будто я её убивать собралась. Она отпихивалась от меня всеми ногами и руками, била чуть не по лицу, лягалась так, что довольно чувствительно ударила пару раз по ноге. Но, когда я лихорадочно потащила её встать – вот тут она начала оживать и сама потянулась помочь мне поставить её на ноги. Вот ведь, а!.. Встать ещё хочет...
И, когда мы, обе, покачиваясь от усилий удержаться на ногах, встали на этой треклятой середине дороги, машина Арсения вынырнула из-за куста. Метров двадцать до нас. Не успеет затормозить! На такой скорости! Будто его метелью несёт! Хуже того!.. Метель закружила вокруг машины, будто специально лепя вокруг него снежную преграду чтобы водитель не видел, что там, на дороге, происходит! Ему дали только два-три мгновения с самого начала поворота – увидеть, что на дороге кто-то есть!
Чуть не воя от ужаса, я ладонями в спину швырнула Боську на обочину и сама, постоянно оскальзываясь, кинулась следом. Из последних сил прыгнула, оттолкнувшись от края колеи. Сильный порыв ветра от промчавшейся машины резко опахнул меня, падающую в сугроб, рядом со свалившейся Боськой.
Где-то позади, на скользкой дороге, завизжали тормоза...
Пока, уже плача от счастья, я копошилась в сугробе, чтоб хотя бы сесть, кто-то бесцеремонно сорвал с меня шапку. Волосы тут же взметнуло снежным ветром. Оглянувшись, изумлённая, я застыла: рядом со мной сидела Боська, с моей шапкой в руках, но... С лица, внезапно тонкого и строгого, на меня сияли огромные глаза...
– Искандера?!
Она коротко улыбнулась, бросила мне на колени мою мальчишескую спортивную шапку и снова повалилась спиной на снег. Я быстро села на колени в мокрый снег, повернулась заглянуть в лицо... уже Боськи – оплывшее, опухшее, с мутными глазками... Бормочет что-то сердито, беспорядочно двигая руками в попытках встать...
– Пацан!
По дороге изо всех сил бежал Арсений, отчаянно перепуганный.
– Пацан, ты жив?!
Он бросился в сугроб, к нам с Боськой, – и вдруг остановился, тяжело дыша, не замечая, как за спиной одна за другой останавливаются машины, из которых вылетают Лёшка и Никитос, а за ними ещё машины, которых сегодня для предновогодней, предпраздничной Трассы слишком много... Остановился, глядя только на меня...
Лёшка с силой оттолкнул Арсения, чуть не уронив его в снег, кинулся ко мне, подхватил подмышки, ставя на ноги и обнимая, и с угрозой зарычал в лицо ему:
– Сеструху – не трожь!
– Что...
Он произнёс это шёпотом. Совсем беззвучно. И, кажется, только я прочитала по губам, что именно он сказал. Но, сама ошеломлённая, снова спряталась лицом на груди брата. И только сейчас меня начало трясти.
От Лёшкиных объятий я чуть не задохнулась, но не пискнула ни словечка. В них было хорошо. Спокойно. Безопасно. Тепло. Отчего трясти меня не перестало, но я завозилась в руках брата, стараясь повернуться к Арсению. Лёшка из объятий не выпустил, но меня понял. Дал возможность повернуться. Только от себя не отпускал – сам дыша охрипло, гладя меня по заснеженным волосам, время от времени вспоминая, что ещё надо бы с меня самой стряхнуть снег. Но всё машинально, а в иную секунду мне даже казалось, что он не осознаёт своих действий – от облегчения, что я жива.
Арсений не ушёл. Он всё стоял там, на дороге. Худой и заросший щетиной, усталый. Кажется, его самого трясло от пережитого – слишком высоко держал подбородок, коротко и тяжело выдыхая... И не сводил с меня глаз. Кого он видел? Погибшую в зимней аварии сестру? Меня?
К нему подбежали Виталий и Володя, но взглянули на него, на меня и промолчали – только встали по сторонам от него. С пути наших столкнувшихся взглядов вообще уходили все. То ли понимали, то ли инстинктивно освобождали. И почему-то все молчали, хотя мельком и возник страх, что вот-вот все набросятся на очумевшего диванщика...
Толпа народа собралась вокруг меня и Лёшки. Некоторые удивлённо глазели на меня – это же Ванька? Был... А некоторые уже соображали, кто та девчонка, что танцевала с Лёшкой танго, зажигая на вечеринках байкерской базы... И кто тот братишка, что всегда присутствовал на закорках Лёшкиного кавасаки.
Первым зашевелился Арсений. Он сначала попятился, потом повернулся и пошёл от нас к своей машине, а его товарищи поспешили следом. И опять ему никто ничего... Но и не понадобилось... Он сел в машину и спокойно поехал в обход Трассы, на выход к городу. Две машины – за ним.
Вот и всё.
Лёшка выпустил меня, едва Арсений уехал. Как будто миновала главная угроза моей жизни. Но отпустил не до конца. Напялил на меня, как смог – запихнув под неё волосы, шапку, взял за руку и повёл, оцепенелую, к нашей машине.
Перед тем как ему засунуть меня в салон, я оглянулась: пьяную Боську тоже подняли и, ругательски ругая и чуть не пиная – она всё пыталась лечь в снег, вели к началу Трассы. Никто и не заметил, что, ведомая мимо нас с Лёшкой, она чуть повернула голову, и снова блеснули на меня с её одутловатого лица огромные чёрные глаза Искандеры. Насмешливые...
– Всё, – спокойно сказал Лёшка, усевшийся на своё место и закрыв дверцу. – На Трассу ты больше не ходок.
– Знаю, – отозвалась я, с трудом разлепив будто замороженные напряжением губы. И вздрогнула, когда порывом ветра мимо окна бросило снежную горсть...
– Не хочу психовать, когда ты здесь.
– Знаю.
– И без меня тоже.
– Знаю.
– Ян... Сильно напугалась?
Я привалилась к его плечу, обняла за руку.
– Всё нормально, Лёш. Поехали. Тебе ещё ковры вытряхать.
Он криво усмехнулся.
Возвращались не спеша.
Лёшка по дороге узнал у меня, зачем мне надо было на рынок, откуда меня и подхватил. Позвонил жене и получил список продуктов, нужных для новогоднего стола. Так что по рынку мы ходили вместе – причём он всё ещё не отошёл от недавнего страха и крепко держал меня за руку.
Купили всё: и мои еловые лапы (себе взял ёлку, о которой Катя забыла сказать), и его продукты строго по списку.
У моего дома он остановил, но сидел некоторое время не шевелясь, глядя вперёд. Я тоже молчала, понимая, что лучше сразу не выходить. Здесь, в этом маленьком пространстве, было слишком уютно, чтобы сразу выходить, идти домой, где надо будет притворяться весёлой и деятельной и общаться с человеком, с которым общаться не слишком хочется. А тётя Лида, как на грех, человек ну очень компанейский... Хорошо – мама дома и телевизор есть.
– Ну?.. – начал Лёшка и сбился. Поморщился. – Я в следующий понедельник, через неделю, уезжаю. – И нехотя ухмыльнулся. – Как насчёт следующей субботы?
– Замётано, – задумчиво сказала я. – Только в качестве кого?
– Усы приклеим.
И мы начали хохотать – нервно и безостановочно, я – до слёз!
Успокоившись, Лёшка сказал:
– Горбатого могила исправит, да? Хорошо – тётя Рая не знает...
– Ещё у нас мальчишки есть, – задумчиво напомнила я. – Могу в качестве подружки одного из них...
– Передерутся из-за тебя – с кем тебе быть... Ладно, подумаем. Впереди – целая неделя. Иди уж. Ветки свои не забудь забрать.
– Ага. Катьке привет и с наступающим.
– Угу. Тёте Рае – тоже. Вечером ещё позвоню – поздравить.
– Звони.
Я поцеловала брата и вышла из машины. Прижимая охапку веток к себе, я подошла к домофону и только хотела позвонить, как прогнулась в спине – от взгляда. Оглянулась. Посмотрела на Лёшкину машину. Брат секунды смотрел на меня, потом тоже обернулся – на конец дома. Снова взгляд на меня. Пожал плечами и уехал.
Я устала от пережитого и ничего не хочу. Поэтому не стала звонить, а вынула свои ключи. Добралась до квартиры. Тёти Лиды, слава Богу, ещё не было.
– Что случилось? – озабоченно спросила мама. – Ты выглядишь...
– Мам, я немного чувствую себя нехорошо... Инна где?
– Ей позвонили, и она уехала. Может, полежишь немного? Лида приедет ближе к десяти вечера. Так что заодно и поспишь перед Новым годом.
– Спасибо, мам. Ты пока ничего на кухне не делай. Сама – проснусь когда.
– А чего делать? – проворчала мама. – Инна всё уже сделала. У неё такие ручки: раз-два – и весь стол готов. Нам только накрыть осталось... Иди, выспись.
Я поставила еловые ветки в керамическую вазу и поплелась в спальню. Свалилась на кровать... Может, всё-таки выйти к нему? Зачем?.. Чувствуя странное опустошение, я потянула на себя край покрывала. Ничего не хочу. Никого... Пусть наступит Новый год, который я встречу с двумя мамами, которые всю новогоднюю ночь будут старательно запихивать в меня салаты, а когда я объемся, торжественно внесут в комнату курицу, приготовленную каким-нибудь мученическим способом.
... Очнулась, как от толчка. Открыла глаза в темноту.
Искандера сидела перед моей кроватью на коленях, сложив руки, как старательная ученица, чуть не перед моим лицом, и уткнувшись в них подбородком. Глаза в глаза.
– И что это было? – прошептала я. – Зачем всё это вообще надо было? Ты рисковала жизнью живого человека. Зачем?
– А, риск был небольшой, – пренебрежительно махнула ладошкой девушка-призрак. – Я всё рассчитала точно. А зачем? Исполняю предначертанное, – слегка пожала она плечами. – Я выполнила свою миссию – теперь мне разрешат удалиться в райские кущи.
– У тебя была миссия?
– Да. Она началась в тот миг, когда я стала учить тебя танцевать танго.
– Ты должна была... свести меня и Арсения? – Я приподнялась на локте.
Она улыбнулась.
– Человек видит происходящее всегда односторонне. Призрак многое знает, а если на нём миссия – он знает об обеих сторонах всё. Но... Как уже говорила, рассказывать всё нельзя. Можно только подталкивать и подсказывать.
– И... думаешь, я теперь радостно полечу к Арсению?
– Не думаю, – сказала Искандера. – Не думаю, что радостно. И вообще ничего не думаю. Я своё дело сделала – создала ситуацию, чтобы вы поняли, что вами обоими двигало. Чтобы вы поняли друг друга и свои поступки. И движения души. А дальше вы уж сами решайте. А мне пора. Счастья вам...
Она отодвинулась от кровати, поцеловала ладошку и сдунула с неё поцелуй. Я растопырила пальцы и сделала движение, будто поймала его. Искандера бесшумно засмеялась – и растаяла.
Некоторое время я наблюдала за отражением света в полированном шифоньере – от подъезжающих и уезжающих машин возле дома Димки, от фонаря, который то и дело тускнел из-за метели, весело гоняющей по миру сонмы снега... И снова уснула.
