Текст книги "Гарри Поттер и новая семья. Второй курс (СИ)"

Автор книги: DVolk67

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Элин не знала, чего хотел добиться Драко своим посланием, но подходить к нему с расспросами не стала. Во-первых, был шанс, что она ошиблась с определением автора, а во-вторых, при наличии поблизости Панси Паркинсон это было попросту небезопасно – бешеный мопс готов был растерзать любую девушку, посмевшую подойти к «ее Дракусику» ближе, чем на пару шагов.

Да и самому Малфою, похоже, в последнее время было совсем не до Тайной комнаты. Мало того, что вся школа упорно продолжала считать его наследником Слизерина, так еще и в матче с Когтевраном факультет потерпел сокрушительное поражение, оказавшись на последнем месте в чемпионате. Чжоу Чанг снова подтвердила свою репутацию лучшего ловца Хогвартса, Драко же провел игру из рук вон плохо, и на Слизерине уже открыто начали говорить, что Маркусу Флинту следует исключить из команды неудачливого ловца, даже если из-за этого и придется вернуть Люциусу Малфою подаренные им «Нимбусы-2000».

Впрочем, Драко на эти разговоры никак не реагировал, расхаживая по школе с еще более самоуверенным видом, чем прежде, и всегда в сопровождении Панси, за которой после четырнадцатого февраля закрепилась твердая репутация будущей миссис Малфой. Официально о помолвке не объявляли, но школьные сплетники были уверены, что две семьи уже заключили соглашение, и расходились лишь в вопросе о том, успели ли обрученные подкрепить соглашение постелью или пока ограничились лишь поцелуями в темных коридорах. То, что «жениху» двенадцать, а «невесте» – тринадцать лет, сплетников не смущало. Вообще, насколько успела понять Элин, ранние помолвки среди чистокровных были в порядке вещей, а секс между обрученными считался чем-то само собой разумеющимся. Даже Устав школы, строго запрещавший уединенные встречи юношей и девушек, для официально помолвленных пар делал исключение.

Перед пасхальными каникулами ребятам предложили выбрать на следующий год дополнительные предметы, и Элин ничуть не удивилась, узнав, что большинство ее однокурсников руководствовались при выборе не полезностью предмета для будущей карьеры, а исключительно соображениями о том, что легче или что интереснее. Сама она первым предметом без колебаний выбрала предсказания, а вот в выборе между нумерологией и рунами в конце концов последовала женской логике: не знаешь, какое платье купить? Покупай оба, а там разберешься. Хагрид подбивал Элин взять вместо «скучной зубрежки» уход за магическими существами, но она очень сильно сомневалась, что ее карьера будет связана с животноводством.

А вот Гарри после чтения бестиариев увлекся магозоологией и, к радости Хагрида, легко согласился с тем, что изучать уход за магическими существами будет очень интересно. Второй же предмет был выбран от обратного: руны и нумерология показались ему слишком скучными, а магловедение – слишком бесполезным. Оставались предсказания, и Гарри решил, что раз уж у него, как у сестры, есть два шептугля (пусть даже один спящий), то наверное, он сможет осилить этот предмет.

Гермиона же вновь превратилась в невыносимую зануду и извела всех старшекурсников расспросами, а одноклассников – рекомендациями на тему того, какой предмет нужнее. Доведенный до белого каления Гарри в конце концов посоветовал ей записаться вообще на все, слишком поздно сообразив, что такие шутки его подруга не понимает в принципе.

Шло время. Треклятый Ступефай, который не получался у ребят несколько месяцев, к Пасхе наконец-то сдался, и они всерьез надеялись, что до начала экзаменационной лихорадки успеют выучить еще несколько защитных заклинаний. Оборотное зелье тоже было готово и после испытания на лабораторной крысе получило одобрение профессора. На своем последнем занятии Элин и Гермиона торжественно обменялись волосами, опустили их в свои бокалы и благополучно превратились друг в друга. После чего едва не расстались с содержимым своих желудков, глядя на демонстрируемые Снейпом колдографии тех несчастных экспериментаторов, которые ухитрились выпить зелье с попавшими в него частицами насекомых.

Освободившееся время Элин посвятила изучению русского языка – упоминание о волшебном компьютере в Соловце ее очень заинтересовало, так что она еще в Нью-Йорке успела купить самоучитель и – для закрепления навыка чтения – томики Гоголя и Булгакова. Это был первый случай, когда она не смогла соблазнить Гермиону новыми знаниями – узнав про букву Ы и «пятьдесят парадигм склонения по Зализняку», та недовольно фыркнула и заявила, что найдет своим мозгам лучшее применение. Гарри от изучения тоже отказался – увидев транскрипцию слова «защищающихся»,[23] он решил, что еще не окончательно сошел с ума, чтобы читать заклинания на парселтанге. А вот сама Элин «великий и могучий» вспоминала легко, и хотя произносить русские слова без акцента у нее не получалось (язык за много лет слишком привык к английским звукам), но читать она смогла вполне бегло.

Джинни отказалась от кавалерийского наскока на крепость по имени Гарри, перестала ревновать его к Гермионе и перешла к планомерной осаде при помощи невинного голоса, взмахов ресницами и хихикания невпопад. Сам Гарри изо всех сил старался не замечать эти попытки и в свою очередь украдкой посматривал на Чжоу, что безумно веселило Элин. Она даже заключила сама с собой пари о том, когда же именно до ее брата дойдет, что он сам безнадежно влюбился в красавицу – когтевранку.

А вот то, что сама Элин стала предметом обожания со стороны Невилла, было уже нифига не забавно, а вовсе даже наоборот. Она понятия не имела, что ей делать в случае, если парень от тайных воздыханий решится перейти к более активным действиям.

Но в общем и целом, жизнь была прекрасна и удивительна, и на матч Пуффендуй – Гриффиндор Элин шла в приподнятом настроении.

[23] «Zashtsheeshtshayoushtsheekhsya». Это слово записал Льюис Кэрролл, когда путешествовал по России.

24 апреля 1993 года

– Вот видишь, Гермиона, – радовалась Элин, – стоило нам только отказаться от поисков, и все сразу наладилось. Никто ни на кого не нападает, ни в какие подвалы не приглашает... Может, Рон и правда уничтожил этот поганый дневник?

– А если нет? – спросила Гермиона. – Если он попал к кому-то другому, кто только и ждет удобного случая?

– Ждет вот уже полгода? Вряд ли, – отмахнулась Элин. – Да и если ждет, какое мне дело? Что я им, Геракл, чтобы меня за чудовищами посылать?

– Для Геракла ты комплекцией не вышла, – засмеялась Гермиона. – Ты скорее...

Она задумалась, подбирая для подруги подходящего греческого героя, и вдруг споткнулась на ровном месте.

– Ты чего? – удивилась Элин.

– Нет, не может быть... – прошептала Гермиона. – Это же так просто... как я раньше не догадалась... Эль, придержи мне место, я скоро вернусь!

Она бросилась к замку, очень надеясь на то, что мадам Пинс не интересуется квиддичем и не закроет библиотеку на время матча.

Элин удивленно посмотрела вслед подруге, пожала плечами и поспешила в сторону стадиона. Схватка между Гарри и Роном обещала быть очень интересной, и ей надо было поторопиться, чтобы успеть занять места получше.

– Так я и знала! – прошептала Гермиона. – Если бы не Эль со своим невмешательством, я бы догадалась намного раньше...

Она отодвинула от себя три раскрытых тома и оглянулась, ища, что можно было бы использовать вместо закладки. Мелькнувшую было мысль вырвать страницу из библиотечной книги Гермиона с негодованием отбросила – за такое святотатство мадам Пинс отлучила бы ее от библиотеки до конца учебы.

– Извини, Дафна, ты не одолжишь мне лист бумаги? – обратилась она к сидящей за соседним столом Гринграсс, увлеченно чертившей какие-то схемы.

– Конечно, – Дафна вырвала из тетради чистый лист, передала его Гермионе и снова углубилась в свое занятие.

– Спасибо! – Гермиона аккуратно заложила нужные страницы, захлопнула книги и, не сдержав любопытство, повернулась к соседке. – Извини, что спрашиваю, но это что, какое-то дополнительное занятие?

– Нет, – улыбнулась та. – Я просто ищу себе подходящего мужа.

– По книгам? – поперхнулась от изумления Гермиона.

– Ну да, а что... А, ты же, наверное, не знаешь. У тебя-то таких проблем нет, – Дафна посмотрела на собеседницу. – А вот мне надо очень тщательно считать, сколько у меня общих предков с каждым из потенциальных женихов.

– Я слышала, что все чистокровные волшебники в родстве друг с другом, – кивнула Гермиона.

– Ты даже не представляешь, насколько, – грустно вздохнула Дафна. – Из двадцати восьми безупречных мне подходит только Малфой, но он один, а у меня есть сестра. Что папа будет с этим делать, ума не приложу, он никак не хочет смириться с тем, что одной из нас придется выйти за полукровку... Или за иностранца, что еще хуже. Хотя есть еще Уизли, конечно... Но с предателями крови он точно не захочет породниться.

– А почему Уизли называют предателями крови? – спросила Гермиона. – Это из-за их дружбы с маглами?

– Да нет, что ты, – Дафна улыбнулась. – Это на самом деле очень поучительная история... Могу рассказать, если тебе интересно.

История Септимуса Уизли

– Ты, конечно, слышала про изданный в тридцатые годы «Справочник чистокровных волшебников», – начала Дафна. – Автор включил в него двадцать восемь семей, в которых не было ни единого магла на протяжении пятисот лет, и одной из них оказалась семья Уизли. Хотя они никогда особо не заморачивались с чистотой крови и часто выдавали дочерей за полукровок и даже маглов, но вот наследники по прямой линии всегда женились на чистокровных.

– Да, я слышала про это, – кивнула Гермиона.

– Так вот, вскоре после выхода «Справочника» разразился скандал, потому что молодой Септимус Уизли заявил, что не является чистокровным. Оказывается, его предок, знаменитый Отум Уизли, Верховный чародей Визенгамота в XVII веке и один из авторов Статута о секретности, был женат дважды. Автор справочника выводил всех Уизли от брака Отума с чистокровной ведьмой Констанцией Нотт, но на самом деле та скоропостижно скончалась от оспы через полгода после свадьбы, не успев родить наследника. И все последующие Уизли ведут свой род не от нее, а от второй жены Отума, маглорожденной Констанции Бонасье, которая родила мужу шесть дочерей и одного сына.

– И после этого его назвали предателем? – удивилась Гермиона. – По-моему, Септимус Уизли, наоборот, поступил очень честно. Да и, в конце концов, кому какое дело, что у него в предках обнаружились маглы? Ну стало чистокровных семей не двадцать восемь, а двадцать семь, и что?

– О, ты не понимаешь, – покачала головой Дафна. – В XVII веке еще не было такого отношения к маглорожденным, их называли «избранными магией» и, в общем-то, соглашались терпеть, если они знали свое место. Так что жену богатого и влиятельного Отума приняли в высшем обществе, а ее дочери легко нашли мужей среди младших сыновей из знатных родов. Те, кому не светило наследство, ради родства с Отумом быстро соглашались закрыть глаза на не совсем чистое происхождение тещи. А так как Уизли всегда славились плодовитостью, то через несколько десятков лет у Отума уже было множество внучек, правнучек и праправнучек, про происхождение которых постепенно начинали забывать... Смекаешь?

– Ты хочешь сказать, – осенило Гермиону, – что через несколько поколений...

– Именно! – воскликнула Дафна. – Из двадцати восьми «истинно чистокровных семейств» двадцать семь оказались напрямую связаны с Уизли! Представляешь, какой поднялся скандал? Разумеется, Констанцию Бонасье объявили несуществующей, а самого Септимуса – сумасшедшим. Его даже высмеивали со сцены... Была такая пьеса, «Горе Отума», довольно популярная... От остальных Уизли потребовали отречься от Септимуса, а когда они отказались, всех их скопом окрестили предателями крови. Якобы они предали свою кровь, выдумав себе в предки маглорожденную. Но сколько бы их ни ругали, а каждый ныне живущий чистокровный британский волшебник в глубине души знает, что на самом деле он – потомок дочери парижского галантерейщика.

Гермиона прикрыла рот, стараясь не заржать в голос.

– А тебя это не волнует? – спросила она, справившись со смехом. – Извини, если этот вопрос кажется тебе бестактным...

– Да нет, все в порядке, – ответила Дафна. – Это мой папа все беспокоится о чистоте крови. Хотя когда его зазывали к себе пожиратели смерти, он ответил отказом. А вот мама мне очень давно рассказала продолжение истории Септимуса.

– О, так было еще продолжение, – заинтересовалась Гермиона.

– Да, но оно уже совсем не веселое, – печально произнесла Дафна. – Абраксас Малфой в то время был женат на сестре Септимуса, и когда та отказалась отрекаться от брата, потребовал развода. Это произошло в 1937 году, и в следующие десять лет все невесты магической Британии буквально сходили с ума. Абраксас был богат, знаменит, относительно молод и хорош собой... Так что можешь себе представить, какой стон разочарования пронесся по стране, когда в 1947 году Малфой объявил о помолвке с Элизабет Дулиттл.

– Никогда раньше не слышала эту фамилию, – заметила Гермиона.

– Она была не из Англии, – кивнула Дафна. – Ее родители жили в США и отправили дочь в Хогвартс уже после войны. Элизабет сразу стала лучшей ученицей и самой желанной девушкой в школе. Умная, красивая, к тому же настоящая леди, даром, что американка... Говорят, даже Сам-Знаешь-Кто предлагал ей руку и сердце, но она его отвергла, отчего он и стал таким злым. Враки, конечно, но я видела ее портрет... Знаешь, будь я парнем, я бы сама в нее влюбилась.

В общем, неудивительно, что самый завидный жених в Британии выбрал себе самую завидную невесту. Ей едва исполнилось восемнадцать, ему – сорок, он был богат, она бедна, но ни у кого не поворачивался язык назвать их брак мезальянсом. Даже самые злые языки признавали, что Элизабет Дулиттл – идеальная жена для главы древнейшего и благороднейшего рода.

Эта семейная идиллия продолжалась пятнадцать лет, пока Септимус Уизли, про которого все стали уже забывать, не напомнил о себе. Абраксас Малфой в свое время возглавлял кампанию против него, именно по его настоянию Септимуса выгнали со службы в министерстве, а чуть позже он разными махинациями разорил несколько коммерческих предприятий Уизли. В общем, Септимус потихоньку проживал доставшееся по наследству состояние, писал какие-то статейки в «Пророке»... и кропотливо, по миллиметру готовил план мести.

– Я попробую догадаться, – сказала Гермиона. – Элизабет Дулиттл была маглорожденной?

– Верно, – кивнула Дафна, – но дело было не только в этом. Чистокровная, но бедная семья Дулиттлов просто «сдала в аренду» свою фамилию, на самом же деле Элизабет была дочерью магловских преступников Конни и Карло Рицци, с которыми Малфой вел дела. Она знала «дядю Абраксаса» с самого детства и в момент перехода в Хогвартс уже была тайно с ним помолвлена. Вообще, помолвка в четырнадцать лет дело обычное, но при такой разнице в возрасте... В общем, Септимус подавал эту историю так, словно Абраксас Малфой был старым извращенцем, соблазнившим невинную девочку еще до ее вступления в возраст.

Но и это еще не все. Рицци были известной мафиозной семьей, и, как очень скоро выяснилось, львиную долю своего состояния Абраксас заработал, помогая им в их темных делишках. Снабжал охранными амулетами, разоблачал шпионов, помогал найти тех, кого они искали... Это было очень серьезным нарушением Статута и до сих пор никто не знает, как Малфою удалось выкрутиться. Но свой бизнес ему пришлось свернуть, и через полгода конкуренты сожгли супругов Рицци прямо в их доме – те слишком привыкли к магической защите и не смогли справиться без нее.

А еще через месяц Элизабет умерла при таинственных обстоятельствах, люди шептались, что она отравилась. После ее смерти Малфой вызвал Уизли на дуэль и убил так, как убивали обидчиков пятьсот лет назад: сначала снес все щиты, а потом наслал неснимаемое проклятие гниющих внутренностей, от которого Септимус несколько дней умирал в страшных мучениях.

– И Малфою за это ничего не было? – поразилась Гермиона.

– Его судили, – пожала плечами Дафна, – но он добился, чтобы дело слушалось полным составом Визенгамота, а тогда в нем еще было много старых лордов, помнивших времена, когда дуэли были разрешены законом. Его оправдали с преимуществом в два голоса. Вроде бы обвинитель хотел подавать апелляцию, но уже шла война и про эту историю забыли. Ссориться с Малфоями никто не хочет, а все, что писал Септимус, официально так и считается бредом сумасшедшего, поэтому бабушка Драко во всех справочниках упоминается как истинная чистокровная волшебница. Хотя папа как-то рассказывал, что Люциусу в свое время пришлось несладко и он изо всех сил старался доказать свое право называться чистокровным. Даже с пожирателями смерти связался, чтобы не быть обвиненным в сочувствии к маглам и сквибам. В общем-то, ему это удалось, даже Блэки в конце концов согласились выдать за него Нарциссу. Хотя там тоже, по-моему, не все так просто было...

Вот такая грустная история. Когда мне мама в первый раз ее рассказала, я спросила, почему же за столько лет никто не заметил, что Элизабет – не чистокровная? Я тогда еще совсем маленькая была, верила во всякие глупости... А мама показала мне ее портрет и сказала, что если девушка ведет себя, как настоящая леди и умеет колдовать, как настоящая ведьма, то никакой разницы нет.

– Спасибо, что рассказала, – Гермиона посмотрела на часы и в ужасе вскочила с места. – Ой, я же совсем забыла! Гарри обидится, если я не приду на игру.

– Погоди, я пойду с тобой, – произнесла Дафна, складывая свои записки в расшитую бисером сумочку. – Все равно ничего нового я уже не узнаю... Ну и ладно, придется повоевать с Панси за ее Дракусика.

– А он сам-то согласен, чтобы за него воевали? – спросила Геримона.

– Да кто его спрашивает? – удивилась Дафна. – Парни думают, что от них что-то зависит, но мы-то знаем...

Хихикая, девочки вышли из библиотеки и направились к выходу из замка.

– Фу, что тут за грязища, – недовольно произнесла Дафна, когда они шли по коридору третьего этажа. – Опять крыша протекает, что ли? Филч совсем обленился.

Она хотела завернуть за угол, но ойкнувшая Гермиона схватила ее за плечо.

– Погоди, – произнесла она, встревоженно глядя на растекшуюся по коридору грязную лужу. – Возле миссис Норрис была вода, и возле Колина тоже... Дафна, это, наверное, звучит смешно, но... У тебя нет с собой зеркальца?

За несколько сотен метров от этого места Элин, неотрывно следившая за кипящей на поле схваткой, охнула и схватилась за сердце.

========== Глава 9. Скандалы, интриги, расследования ==========

24 апреля 1993 года

Северус Снейп никак не мог определиться, против кого ему следует болеть в этом матче. С одной стороны, он всегда, с самого первого дня в Хогвартсе, искренне болел против гриффиндорцев, на почве чего регулярно ссорился с Лили. С другой, против львов сегодня играл Гарольд Олсен, которого профессор не любил больше, чем весь Гриффиндор вместе взятый...

Он как раз пришел к выводу, что лучшим результатом игры был бы проигрыш двух команд одновременно (правилами это допускалось, если последний выживший игрок разбивался насмерть до того, как успевал поймать снитч), когда почувствовал, как кто-то дергает его за край мантии.

– Мисс Олсен? Что у вас не слава богу... – он осекся, увидев, каким ужасом искажено лицо девочки. – Что?!

– Гермиона! Скорее, профессор! – Элин, не оглядываясь, бросилась бежать, и Снейпу ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Впрочем, ему не надо было быть легилиментом, чтобы понять, что дело и правда очень серьезное.

В считанные минуты преодолев пространство от стадиона до замка, Снейп догнал бегущую, не разбирая дороги, Элин и ухватил ее за шиворот.

– Стоять, – прошипел он. – Где?

– Библиотечная башня! – всхлипнула Элин. – Пожалуйста, скорее... Нет, нет, ну еще же не поздно, ну пожалуйста, нет, этого не случится, я успею, Герми, уходи оттуда, пожалуйста...

Отстранив с дороги девочку, Снейп взлетел вверх по лестнице, в три прыжка добежал до угла и замер с палочкой наготове.

– Нет, нет, нет, пожалуйста, нет... – Элин проскочила мимо профессора прежде, чем он успел ее остановить, и бросилась к лежащему в луже воды телу. – Гермиона, нет, ну зачем ты так? Ну ты же не умерла, правда? Ты не можешь умереть, нет, нет, нет, ты не можешь оставить меня одну... Профессор, пожалуйста, скажите, что она жива!

На одно долгое мгновение Снейпу показалось, что он видит со стороны себя самого на развалинах дома Поттеров. Тогда, двенадцать лет назад, он точно так же стоял на коленях перед мертвой Лили Эванс и точно так же просил Дамблдора сказать, что она жива и он сможет ей помочь. Только тогда никакой надежды на самом деле не было, ему просто надо было выплеснуть горе ничего не значащими словами. Сейчас же...

Снейп поднял палочку и, нашептывая заклинания, принялся выводить в воздухе один светящийся символ за другим.

– Успокойтесь, – наконец произнес он. – Насколько я могу судить, она не умерла, с ней произошло то же самое, что с кошкой и мистером Криви.

Нагнувшись ко второму телу, профессор осторожно перевернул его на спину и удивленно присвистнул.

– Гринграсс? Какого... Черт. Экспекто патронум! – перед Снейпом встала серебристая лань. – Сэр, новое нападение. Грейнджер и Гринграсс, живы, но окаменели. Коридор третьего этажа, возле лестницы в библиотеку.

Лань умчалась, и профессор снова повернулся к Элин.

– Не плачьте, мисс Олсен, – произнес он почти ласково. – Глоток мандрагоры приведет вашу подругу в порядок. Если хотите... – он вздохнул, проклиная собственную сентиментальность. – Да, если хотите, я позволю вам ассистировать мне при приготовлении этого зелья.

– Спасибо, профессор, – ответила Элин, вытирая слезы, – но я уже не хочу варить зелья. Я хочу убивать. Только вот найду, кого.

– Мисс Олсен, – резко выпрямился профессор, – возьмите себя в руки. Я сочувствую вашему горю, но если вы начнете рыскать по школе, то очень быстро сами окажетесь в больничном крыле, а то и на кладбище.

– Вы не понимаете! – она посмотрела в темные глаза Снейпа и тут же отвела взгляд. – Хотя да, простите, вы-то как раз понимаете... Не волнуйтесь, я знаю, что для мести мне надо оставаться живой.

Элин снова повернулась к Гермионе и принялась что-то тихонько нашептывать, поглаживая ее окаменевшую ладонь. Она не пошевелилась, даже когда коридор озарила вспышка пламени, из которого, держа Фоукса за хвост, вышел Дамблдор.

– Мисс Олсен, позвольте...

Не отпуская руку Гермионы, Элин чуть отстранилась, позволяя директору осмотреть тело.

– Да, точно то же самое, – произнес Дамблдор. – Окаменела, но жива. Северус, помоги мне доставить девочек в больничное крыло. Мисс Олсен, идите в свое общежитие.

– Плохая идея, сэр, – криво усмехнулся Снейп. – Во-первых, ученикам не стоит ходить по школе в одиночку, а во-вторых, оторвать мисс Олсен от тела ее подруги в данный момент невозможно. Во всяком случае, лично я даже пытаться не стану.

Элин так и не отпустила руку Гермионы, пока ее переносили в больничное крыло и укладывали на койку подле тела Колина. Краем глаза она видела, как суетится мадам Помфри, как к ней подсаживается брат в мокрой от пота форме, как в палату врывается возмущенный лорд Гринграсс, громогласно требующий немедленно отдать ему тело дочери и обещающий этого так не оставить. Ей было все равно. В данный момент существовала только она сама, холодная ладошка в ее руке и та тварь, которую следовало уничтожить, причем желательно медленно и с максимумом мучений.

Впрочем, быстрое и безболезненное уничтожение ее тоже устроило бы.

– Нам надо идти, Эль, – Гарри наконец удалось вывести сестру из оцепенения. – Директор собирает всех в Большом зале.

Элин в последний раз коснулась лежащей на больничной койке Гермионы.

– Не скучай без нас, Герми, – прошептала она, – мы будем тебя навещать. Пойдем, Гарри, послушаем, что интересного нам расскажет великий волшебник.

– Ты на него злишься? – удивился Гарри.

– Злюсь? Я? С чего ты взял? – спросила Элин. – Нет, я просто размышляю над кое-какими совпадениями... Но неважно, это все потом. Сейчас у нас другие дела. Как только освободимся, отправимся к Хагриду. Надо, наконец, выяснить, что произошло пятьдесят лет назад.

Но осуществить это намерение оказалось далеко не так просто, как ребята рассчитывали.

– В связи с последними событиями, – объявил директор, – в Хогвартсе вводится режим чрезвычайного положения. Все перемещения по школе допускаются только в сопровождении преподавателей. Выход из классов во время уроков запрещается, также как и выход из факультетских общежитий в свободное время. Посещение библиотеки будет производиться организованными группами по графику. Расписание будет уплотнено и экзамены в этом году начнутся на месяц раньше обычного. Квиддич отменяется.

Зал недовольно загудел.

– Нельзя отменить квиддич! – выкрикнул со своего места Вуд.

– Тишина! Есть еще одно, – директор на секунду прервался и внимательно посмотрел в сторону ребят. – Я хочу особо подчеркнуть, что любое нарушение правил будет наказано очень сурово. Невзирая ни на какие прошлые заслуги.

Элин лишь пожала плечами.

Поздно ночью Гарри и Элин, накинув на себя мантию-невидимку, выбрались из общежития и, уворачиваясь от патрулирующих школу преподавателей и привидений, направились к хижине Хагрида.

Лесничий встретил их с заряженным арбалетом в одной руке и своим верным зонтиком в другой.

– А, это вы, – произнес он, впуская ребят в хижину. – Напрасно вы по школе бродите. Не то время сейчас, да... Хоть я и рад, что вы пришли.

Он задумчиво набрал в чайник холодную воду, разлил ее по чашкам и поставил пустой чайник на огонь.

– Хагрид, я понимаю, что тебе это тяжело вспоминать, – начала Элин, – но пожалуйста, это очень важно. Расскажи, как была открыта Тайная комната пятьдесят лет назад.

– Это был не я! – воскликнул лесничий. – Клянусь вам, ребята, я про ту комнату понятия не имел! Я всего лишь... ну, не важно. Не я это был.

– Я знаю, что не ты, – успокоила великана Элин. – Но обвинили тебя, не так ли? Как это произошло?

– Я... ну, я в школу зверушку принес, – признался Хагрид. – Выкормил его, разговаривать научил, даже имя дал... Потом, как та девочка умерла, я его спросил, мол, это не ты сделал? А он такой: «нет, не я, но тот, кого мы боимся больше всего».

– Зверушку... – осторожно произнес Гарри. – В школу. Зверушку.

– Ну, паука, – Хагрид не отрывал взгляд от пола. – Акромантула, значит. Но Арагог никого не убивал! Они ж и охотятся не так совсем, что я, не знаю, что ли?! Я это всем пытался объяснить, когда меня поймали, да кто ж меня слушал... Том-то и староста был, и лучший ученик, а я кто? Один лишь Дамблдор мне тогда поверил да уговорил директора Диппета меня в лесничие взять, когда мою палочку сломали.

– Так вот откуда в лесу акромантулы, – задумчиво произнесла Элин.

– Эль, – негромко сказал Гарри.

– Что? – не поняла она. – Я говорю, теперь понятно, почему такое совпадение: пятьдесят лет назад открыли Тайную комнату, и в то же самое время в лесу появились акромантулы.

– Эль, – повторил Гарри.

– Ну что Эль, что Эль... Ой! – до Элин наконец дошел смысл сказанного. – Хагрид, как, ты говоришь, звали того, кто тебя поймал? Том?

– Ну да, Том Риддл, – подтвердил Хагрид.

Отпаявшийся от висящего над камином пустого чайника носик упал в огонь, подняв сноп искр. Хагрид охнул, схватил чайник голыми руками, обжегся и уронил его на пол, едва не пришибив Клыка. Обиженный пес залаял, и в этот же момент в дверь хижины постучали.

– Ох ты ж... Давайте под мантию! – всполошился Хагрид.

Убедившись, что ребята скрыты от посторонних глаз, он открыл дверь, пропуская в хижину тучного человека, портреты которого Элин не раз видела в «Пророке».

– Добрый вечер, Хагрид, – приподнял свой котелок Фадж.

– Я, это... Добрый вечер, министр, – Хагрид вытер о штаны вспотевшие ладони.

– Я хочу еще раз подчеркнуть, Корнелиус, что полностью доверяю Рубеусу, – произнес вошедший вслед за министром Дамблдор.

– Конечно, конечно, но и вы поймите меня, – ответил министр. – Нападение на наследницу древнейшего рода – это очень серьезно. Общественность требует действий, и я просто обязан принять меры... Собирайся, Хагрид, ты пойдешь со мной.

– С вами? Э-э-э... куда? – спросил Хагрид. – Вы же не забираете меня в... ну, в Азкабан?

– Увы, я вынужден, Хагрид, – печально ответил Фадж. – Я сам лично не хотел бы этого делать, но долг есть долг.

– Директор... – Хагрид умоляюще взглянул на Дамблдора.

– Я еще раз повторяю, Корнелиус, – спокойно произнес тот, – это ошибка. Хагрид не совершал эти нападения.

– Хагрида пока ни в чем не обвиняют, – успокаивающе произнес Фадж. – Это лишь предосторожность, вы же понимаете. Как только поймают настоящего преступника, его сразу же выпустят со всеми извинениями...

– Да какого хрена?! – не выдержала Элин, выскальзывая из-под мантии.

– Это еще что? Почему дети бродят по школе ночью?! – изумился министр. – Дамблдор, это так вы заботитесь об их безопасности?

– Мисс Олсен, я же, кажется, ясно сказал... – начал было Дамбллор.

– Чрезвычайное положение, бла-бла-бла, – отмахнулась Элин. – Мне плевать, можете меня исключить, но я не позволю творить беззаконие! На ваших глазах какой-то прыщ пытается запрятать в тюрьму Хагрида! Без ордера, без обвинений, просто чтобы прикрыть свою бюрократическую задницу! Это у вас называется закон?!

– Закон тут я! – побагровел от возмущения министр. Гарри никогда не думал, что лицо человека может наливаться краской с такой скоростью. – Отойдите прочь, юная леди, или я и вас арестую!

– Меня? За что?

– За препятствие правосудию!

– Правосудие осуществляет Визенгамот, а не вы! – Элин посмотрела на Дамблдора. – Господин Верховный чародей, я вам препятствую?

– Вы немедленно отправитесь в свое общежитие, – угрожающе произнес директор. – И завтра же доложите своему декану, что на вас наложено взыскание...

– Потом! – Элин повернулась к лесничему. – Хагрид, ты не обязан никуда идти. Тебя не имеют права просто так арестовывать, не сказав даже, в чем обвиняют.

– Так-то оно так... – Хагрид шумно вздохнул, уменьшившись в размерах раза в два. – Только я что ж... Так-то еще хуже будет... – он снова посмотрел на Дамблдора. – Давай я лучше сам пойду, пока чего не вышло...

Элин собралась что-то ответить, но в этот момент дверь в хижину снова распахнулась.

– Потрясающее представление, – произнес Люциус Малфой, сжимавший в одной руке трость, а в другой – свиток пергамента с красной печатью на крученой нитке. – Я бы вам даже поаплодировал, мисс... Олсен, кажется? Увы, боюсь, у меня заняты руки.