Текст книги "Вне эфира (СИ)"

Автор книги: Domi Tim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Тем не менее, она нас обвиняла.

– Ладно, я вам её скажу.

Ким едва заметно дёрнулся, но он не мог закрыть мне рот в её присутствии, а я – сказать, что не такой уж тупой и способен отделаться от детектива. Если от тебя требовали правду, скажи полуправду. Она развернулась вполоборота ко мне, будто с этого момента я перестал быть надоедливой мушкой и превращался в полноценного собеседника.

– Все гораздо прозаичнее, чем вы думаете. Мы искали в ноутбуке ответ только на один вопрос, которым вы тоже задавались: почему Кристофер не сказал, что получил записку. Ким был его другом, я – коллегой, и мы все недоумевали, почему он не поделился с нами своей бедой.

– Почему в этом принимали участие вы? – сощурилась Уолш.

– Я же сказал…

– Удивительное бескорыстие.

– Он мой друг, – вступил в разговор Ким. – Энди оказал мне моральную поддержку.

– Мистера Флинна вы тоже знали два дня и уже друзья?

– Друзья.

Она сделала пометку в блокноте. Черкнула всего одно слово: «дружба».

– И каков же ответ?

– Мы его не нашли, – в один голос ответили я и Ким, что заставило детектива приподнять бровь.

Она вынудила обстоятельно пересказать, как мы составили таблицу последних передвижений Криса, посетили несколько мест, где он был, но Ким утаил догадку о связи смерти Криса и Кристины. И это был, чёрт возьми, прекрасный момент, чтобы поведать всё.

Но Ким сидел рядом, и я понимал – он убьёт меня, если я расскажу.

Детектив вытащила визитку и положила на стол с дежурной фразой «позвоните, если вспомните что-то ещё». Я столько раз слышал это в фильмах и сериалах, что едва удержал истерический смешок, когда Ким пошёл провожать её до двери. Поверила ли нам Уолш?

Или только сделала вид? Может быть, завтра придёт сюда в тёплой компании ордера на обыск? Даже если и так, это можно пережить, ведь мы ничего не утаивали. Ну, кроме полномасштабного расследования преступлений Химика. Но это не каралось законом, журналисты имели право, ведь так? А если детектив сочтёт это очередным доказательством того, что Ким как-то связан с преступником? А если нас посадят? А если над нами начнётся судебный процесс?

Надо выпить.

– Сто процентов, она подумала, что мы спим вместе. – С этими словами Ким вернулся в комнату; я вздрогнул. – Подумала, ну надо же, какой милый парень, этот Энди, сама бы его оседлала.

– Я не хочу это представлять.

– Я, честно говоря, тоже.

Он опустился передо мной на колени, медленно расстёгивая ремень.

Пришлось поставить стакан на стол.

– Погоди, погоди. – Я положил руки на его ладони, удерживая их на месте. – Ты не хочешь обсудить то, что сейчас случилось? Она подозревает нас в… В чём-то?

– Если мы будем постоянно обсуждать то, что происходит, никогда не займёмся сексом.

– О боже, – рассмеялся я. – Делай, что должен.

– Должен снять с тебя штаны, мистер Флинн.

Я уже весь горел к тому моменту, когда Ким избавился от одежды, тёрся щекой о его щёку, негромко постанывая. Я прижал Кима, открыл рот, в котором тут же оказался его язык.

В едва заметном дрожании уловил его желание поскорее войти в меня. Но то ли Ким любил прелюдии, то ли привык растягивать удовольствие – он продолжал практически пытать меня, терзая поцелуями по всему телу. В итоге я схватил его руку и опустил к промежности, игнорируя тихий смешок. «Просто трахни меня, пока какая-нибудь бабуля с собакой или детектив опять не прервали нас!» – думал я, выгибаясь от его сладких, как шоколад, ласк.

Мои тихие «пожалуйста» не остались без ответа: Ким лёг на меня и начал медленно двигаться. Вот так, теперь всё как надо, только быстрее. Ещё раз, войди так же глубоко. Я положил руки ему на ягодицы, подталкивая вперёд. Когда я уже переставал внятно мыслить, Ким останавливался, переходил от толчков к поглаживаниям эрогенных зон. Он не отрывал от моего лица взгляда, пока был сверху, легонько скользил пальцем от скулы к подбородку, касался волос; целовал меня в спину и шептал в ухо пошлости, когда брал меня сзади. Мы были в постоянном контакте, а затем – в минутном экстазе.

После секса с ним у меня на языке будто чувствовался маршмеллоу – уникальное послевкусие. Мы вернулись в постель после душа: от Кима пахло мятой, от меня – им. И когда я засыпал, он поцеловал меня, придерживая за подбородок, будто клёвый парень.

========== Глава 6 Two Sane Guys Doing Normal Things ==========

Утром Ким поймал меня, окрылённого и восхищённого, около умывальника, прижал к нему и прошептал что-то в ухо – я не разобрал. Да и какая разница? Все утро я наслаждался почти что хозяйскими правами в его доме. Душ, запасная щётка и «иди найди что-то в холодильнике, а я ещё посплю». Пришлось кормить кота Теслу, отчего я испытал почти что материнские чувства.

И мы наконец-то подружились с домом Кима. Серьёзно, хоть я и сказал, что ожидаю в доме пополнения. Коврового пополнения. «Ким, коврики купим, а ты о чём подумал?».

Он так и не допил сок, поставил стакан на тумбочку и повалил меня на кровать, начав щекотать под рёбрами.

Ладно, вернёмся к дому. Я выяснил, что гостиная Кима была покрашена в цвет «королевский синий», а спальня кота – в «игривый жёлтый», что, по словам Кима, было ошибкой, так как он постоянно терял рыжего кота из виду на ярком фоне. Мы почти полчаса проговорили о цветах и оттенках и решили для простоты ориентирования называть комнаты именно так. «Ким, я в «жёлтой», «Тесла гулял в «королевском синем», «возьми в «зелёной листве» мои наушники, пожалуйста». «Для простоты ориентирования» – это был сарказм.

Но разве у пары не должно быть таких шуток – для внутреннего употребления? Пройдёт несколько лет, и они будут греть нас, как техасское солнышко. Он показал свою коллекцию виниловых дисков и пообещал мне несколько вечеров под ритмы Bon Jovi и Scorpions.

***

По дороге на работу Ким поделился со мной тем, что отец киллера-террориста жил в Бронксе; он предположил, что Дейл Канс связался с плохой компанией именно в этом боро. Химик жил около меня? Ну жил и жил, больше меня заботило другое. Никак не удавалось выбросить из головы слова Кима о готовности к экспериментам, которыми он безжалостно проехался по моему воображению сегодня утром. Я искоса поглядывал на него, желая, чтобы его руки, обхватывающие руль, пригнули мою голову за затылок к ремню. Минет в автомобиле входил в перечень интересующих меня экспериментов. Но я не был настолько сексуально раскован, чтобы понять, когда подобное предложение было бы уместным, а когда вызвало бы смех.

– Надо сказать Майку Кансу, что мы хотим обелить репутацию его сына-террориста.

– Какого террориста?

– Энди.

Я потёр глаза, прогоняя реалистичную картинку.

– Я хорош в постели, но прекрати уже летать в облаках.

– Нет, спасибо.

Он посмотрел на меня почти обеспокоенно.

– Повторяю: скажем отцу Канса, что хотим оправдать его сына.

Кивнув, я ощутил приступ дискомфорта: как и каждый раз, когда речь заходила об этом. Что бы там Ким ни думал, я не испытывал энтузиазма по поводу поездки к отцу террориста, а затем и в тюрьму. Я мог бы спокойно отпустить его на миссию одного, пересидев в машине. В конце концов, Ким у нас был магистром психологии, ему удавалось находить пути соприкосновения с людьми.

Лично я испытывал проблемы на первом этапе коммуникации – передаче информации собеседнику. Но, разумеется, умолчал об этом. Нью-йоркский Энди действовал согласно принципу: ни шагу назад. Да и не хотелось, чтобы Ким посчитал меня трусом.

В этот раз мы решили работать под другой схеме: минимум показушности, никаких камер, сумок и штативов. У нас в запасе был всего час до выезда на работу. Мистер Канс потерял единственного сына два года назад и с тех пор старался не попадать в объективы, не давал интервью.

Мы понятия не имели, считал он сына виновным или копил злость на судебную систему Штатов. В газетах удалось накопать на Канса слишком мало информации, чтобы утверждать что-то определённое. Газетчики выяснили, что у отца с сыном были не ахти какие отношения и до теракта. Мистер Канс официальной работы не имел, занимался живописью, иногда подрабатывал вышибалой, жил один и длительных отношений с женщинами не имел.

Его квартира находилась на третьем этаже. Канс был, пожалуй, единственным жильцом, кто озаботился сохранностью имущества и поставил новую дверь. Остальные выглядели слишком ветхими: казалось, что для их разрушения достаточно просто коснуться ладонью.

Отец Дейла открыл сразу же. Он посмотрел на Кима, на меня и снова на Кима уже с улыбкой.

– Здравствуйте, господа. Вы пришли за картиной?

– Нет.

– А, понял: вы пришли заказать картину?

– Нет, мистер Канс, мы журналисты, – доброжелательно улыбнулся Ким пожилому мужчине с седыми волосами. Он напоминал молодящегося хиппи в футболке с надписью «НьюЙорк никогда не спит», штанах с кляксами краски и радужной застиранной повязкой на голове.

– Вы пришли написать про мои картины?

– Да, именно это мы и собирались сделать.

– Но… – начал было я, но Ким шикнул в мою сторону, не оборачиваясь.

Когда мы расположились в такой же творческой гостиной, как и сам Канс, до меня дошло – уловка. Ким соображал быстрее: он понял, что можно притвориться журналистами, интересующимися его хобби, и таким образом расположить к себе.

Художник сделал нам чай: по чашке травяного напитка каждому. Ким принял одну с благодарным кивком и спросил:

– Мистер Канс, скажите, сколько картин было продано после выставки в Сохо?

– Ого, вам это известно, – восхитился Майк.

Он загуглил, ответил я про себя.

Канс вернулся с кухни и вполовину не таким уверенным, каким туда уходил: видимо, до него наконец дошло, что придётся отвечать на вопросы и тщательно фильтровать слова.

– Картин продалось мало, но это и неудивительно: я больше рисую на заказ.

Он попросил нас подождать, пока закончит картину, ненавязчиво ввернув замечание, что можно было и предупредить. Но Ким, представляя собой непрерывный поток радости, сказал, что это вовсе не проблема. Он начал выхаживать мимо работ, даже делал пометки в блокноте, вынудив меня в итоге присоединиться. Я понял, чем Канс зарабатывал на жизнь: он перерисовывал знаменитые шедевры. Причём, вероятно, имел талант к копированию: «Мона Лиза» в его исполнении выглядела так же убедительно, как и «Постоянство памяти».

– Мистер Канс, вы пишете «Гернику»? – спросил Ким, заглянув за плечо художнику.

– Да, и предпочитаю углубляться в себя, когда занимаюсь. Пейте чай.

Мы напросились выйти на балкон, где полушёпотом обменялись своими впечатлениями от знакомства со стариком. Ким рассказал, что этот был типичным представителем творческой, но увядающей богемы. Таким постоянно нужно доказывать, не столько окружающим, сколько себе самому, что они чего-то стоят. Вот поэтому он и заставил нас ждать, а сам теперь писал и думал, что являлся важной персоной. Но лучше не спорить, не то будет хуже.

Ким закурил сигарету, и я уставился на его губы, мягко сжимающие фильтр.

– Похоже, он не очень-то горюет по сыну, – сказал я.

– Вряд ли они были близки – уж слишком разного поля ягоды. Я читал про его сына Дейла: тот был реальным затворником. А теперь посмотри на это. – Ким махнул в сторону Канса, почти пляшущего напротив холста. – За последний год он сумел выбить четыре выставки в не самых плохих выставочных залах Сохо. И это при том что он – на секундочку! – перерисовывает.

– Ого.

Ким отвёл сигарету от лица и посмотрел на меня, приподняв бровь. Я переживал, что люди меня не понимали, а с ним старался быть непредсказуемым намеренно. Ким вообще влиял на меня странно: я не любил сигареты, но именно в его пальцах они смотрелись так естественно.

– Это было так… ух.

– «Ух»?

– Всё-таки в тебе сидит художественный критик.

Ким коснулся моего плеча и сжал его.

– Энди, а как бы ты отнёсся к фотохудожнику, который не создаёт свои фотографии с нуля, а старается максимально скопировать уже существующие шедевры, а?

– Наверное, я бы посчитал его чудаком.

– Правильно: в Сохо к нему так и относятся.

Мы не успели договорить: Канс позвал нас обратно в гостиную, где я убедился, что он таки был чудаком. На свежей картине лежало оранжевое покрывало. Чтобы ткань не соприкасалась с поверхностью холста, её удерживали на весу тонкие деревянные палочки. Вся эта конструкция была сделана с одной целью – скрыть от посетителей его новую работу.

– Мистер Канс, вы начали писать картины три года назад, верно?

– Не совсем так. – Художник уселся на кресло напротив нас. – Я занимался с детства, но долгое время это оставалось только хобби. Официально я работал менеджером в банке.

– А что случилось потом?

– Меня уволили, – хмыкнул Майк и пустился в рассказ о том, как с ним несправедливо поступили. А поступили с ним действительно по-свински: уволили после того, как началось разбирательство с его сыном. Пресса дружно обвинила Дейла в причастности к ИГ, когда он расстрелял Роберта у входа в супермаркет, а ещё несколько людей получили ранения. Скажем так, число жертв не увеличилось благодаря уникальному стечению обстоятельств. Но в банке избавились от родственника предположительного террориста.

– Простите за нескромный вопрос, но ваш сын вправ…

– Без понятия, – вспыхнул Майк, бросив кисточку на столик. – Если он появлялся на моем пороге, то только для того, чтобы в очередной раз одолжить денег. Он снимал квартиру, жил отдельно и не сообщал мне о намерениях подстрелить людей в супермаркете, ясно?

– Я этого и не говорил.

– Ну да, извините, – пробурчал Майк.

– Вы остались на мели и пришлось начать подрабатывать художником? – продолжил Ким.

– Что-то типа того. Да ещё и затраты на адвоката – о да, мне пришлось нанять адвоката, представьте себе, господа! Не то бы и меня в пособники террористов записали.

– Должны же быть какие-то доказательства того, что он работал с ИГ или другой группировкой. Вам в полиции говорили об этом или гипотеза была основана на косвенных уликах?

– В качестве доказательств мне предоставили книги.

– Какие?

Майк махнул рукой, но потом передумал и сказал, что сейчас принесёт. Он вернулся в комнату с двумя томиками в чёрных обложках, не менее шестисот страниц в каждом. Я осторожно взял в руки тот, что был чуть меньше – книга не имела названия, не был указан и автор.

– Их я нашёл в тайничке у сына в квартире, когда убирал вещи. Полицейские не додумались заглянуть в ящик стола и проверить, нет ли там двойного дна, профессионалы.

– О чем здесь, если коротко?

– Муть какая-то. Но были и другие – об агрессии, об исламизме.

Я взглянул на оглавление. Книжка состояла из четырёх гигантских глав под названиями:

«Как нашей жизнью руководит случай?»;

«Судьбоносные решения и как их принимать»;

«Строим счастье сами: техники внушения и гипноз»;

«Экзамен».

Я нахмурился: обычное пособие для неуверенных в себе людей, чтобы те подняли задницу с дивана и начали, как здесь написано, «строить счастье самостоятельно». И гипноз: гипноз наталкивал на определённые мысли, но я полагал, что эту технику невозможно освоить при помощи парочки книг. Неужто Химик пользовался таким примитивным способом?

– Так были и другие книжки? – спросил Ким.

– Сказал же вам, что да.

– И что же в тех книгах, эм, террористического?

– Полиция обнаружила в них призыв к насилию, ну, между строк. – Майк обозначил в воздухе кавычки. – Там был всякий бред о силе человека, о естественных потребностях к доминированию над другими. Короче, то же самое, что и в этих, читайте, если интересно.

Я взглянул в книгу, которую держал Ким.

На первых страницах говорилось, что это вторая часть некого курса.

Глава 1. «Начинаем с себя, влияем на других».

Глава 2. «Нейтрализация негативных событий».

Глава 3. «Играем в кости со Вселенной вместо Бога».

Я дёрнул Кима за рукав, прочитав последнюю строчку. Ведь про кости упоминал и сам Дейл, когда полицейские принялись расспрашивать его о мотивах убийства! Тогда фраза показалась знакомой; теперь я понял, она была перефразированной цитатой Эйнштейна.

– А вы когда-нибудь слышали от Дейла фразу «Так выпали кости»?

– Нет, ничего подобного.

– Может быть, в других вариациях?

– Я же сказал, что нет. – Майк похоже уже пожалел, что принёс нам книги. – Может, он и говорил об этом с другими, но я с ними не общался, мы не ладили.

На этом в разговоре о Дейле пришлось поставить точку. Мистер Канс так нам и сказал: либо мы возвращаемся к беседе о картинах, либо уходим из его дома. Чтобы оставить о себе более-менее приятное впечатление, Ким продолжил болтать об искусстве ещё пятнадцать минут. К слову, усилиями своей матери, он был неплохо подкован в сфере живописи.

Итак, книга.

Книга была довольно странной смесью научных фактов и мистики с угрожающими мотивами, призванными внушить человеку, что он бог не только своей жизни, но и чужих. В последней главе про Эйнштейна я столкнулся с самой необычной интерпретацией квантовой механики в жизни, но как, чёрт возьми, это могло быть связано с убийством? Да, Эйнштейн был против квантовых странностей и не считал, что Вселенная случайна. Да, он потерпел поражение после эксперимента со спинами. Да, опыт с котом Шрёдингера, ещё одного противника квантовой физики, звучал нелепо. В конце концов, он и был создан с целью поглумиться над квантовой физикой. Но при чём тут, господи, стрельба в невинных людей из пистолета? Яды? Убийства? Социопаты?

***

Я сидел в машине Кима с книгами на коленях, пока журналист пытался освободить себе вторую часть дня, придумывая для начальства реалистичные отмазки. Ким увлёкся, плевать он хотел на свои обязанности в редакции, однако я не решился это обсуждать. Поскольку Майк дал нам книги лишь до завтра, я сразу начал со второй. Пока что бегло ознакомился с первой сотней страниц, уверившись в том, что у книг было продолжение и выпускались они небольшим тиражом.

Книги для избранных? Ни на обложке, ни на первых страницах не было указания, что это за писульки, кто их автор и кому они могут быть интересны. Я смутно представлял себе её поиск. «Дайте мне книгу без названия» или что? Выпускались работы в частном издательстве, которое специализировалось на эксклюзивных изданиях и не работало с массовыми тиражами, к тому же рассылало экземпляры книги лично адресатам. Книге в марте исполнилось шесть лет, а выглядела она великолепно. До Дейла Канса её никто не читал и даже в руки не брал, скорее всего.

Её подписали от руки.

«Так выпали кости», – гласило послание.

– Ким, эта книга точно как-то связана с преступлением, которое совершил Дейл, – заговорил я, когда он закончил говорить с Майклом. – Посмотри, снова упоминаются кости!

Теперь предстояло поинтересоваться у второго подозреваемого – Ллойда, – сталкивался ли он с книгами. Мы сразу же согласились, что полагаться на его слова не сможем. Проверить, к сожалению, тоже, но выбора не оставалось. Мы смотались в издательство, я поговорил с симпатичной, но нервной девушкой, пока Ким устроил конференцию через скайп в автомобиле. Как оказалось, можно было выяснить, кому предназначался экземпляр, если с момента выполнения заказа прошло не более двух лет. Потом записи отправлялись в таинственное место – архив. Моя собеседница не смогла сказать, где он находился и реально ли было туда попасть. А когда я начал давить, возмутилась и заявила, что это конфиденциальная информация.

Мы зашли в очередной тупик, поэтому ехали в тюрьму без особого энтузиазма.

«Как и все, кто ехал в тюрьму», – отметил Ким.

Ллойд ждал нас в комнате для переговоров – затасканной и грязной. Столики разделяла стеклянная перегородка, а для беседы предусмотрели телефон. Ллойд, надо сказать, не сильно-то и постарел, даже наоборот – сбросил несколько лишних футов, отрастил стильную бородку. Такой зрелый мужчина, но без криминального прошлого пришёлся бы мне по вкусу.

– Кто такие? – спросил он, пока мы пытались вдвоём уместиться за столом.

– Журналисты, интересующиеся твоим делом.

Я так и не понял, почему Ким сказал правду, но он предупредил, что не станет врать, ещё в автомобиле по дороге в Райкерс. Пояснил, что у Джимми могло сотню раз перемениться отношение к своему делу; теперь он, возможно, даже хотел с кем-то поделиться тем, что произошло в ту ночь на дороге на самом деле. Я согласился, что это перспективно, но рискованно. Если Ким ошибся, то Ллойд пошлёт нас прочь с порога.

Тем не менее, услышав, кто мы, Ллойд почти не изменился в лице.

У этого парня хватило бы силы с лёгкостью свернуть человеку шею, подумалось мне.

– И?

– Странное дело, странные показания. – Ким положил на стол со своей стороны вырезки из газет. На них Ллойд свидетельствовал сначала о яде, потом о том, что сам виноват. Он не предпринял попытку рассмотреть статьи, пожал плечами и уставился на что-то позади нас.

– Мы могли бы тебе помочь выйти отсюда, – доверительным тоном произнёс Ким. – Ты кого-то покрываешь – кого-то действительно важного. Я думаю, что за такое тебе существенно снизят срок, а сидеть тебе ещё много – целых десять лет, если не ошибаюсь.

– Сложили два плюс два, молодцы.

– Что ты имеешь в виду, Джимми?

– Раз уж мне сидеть ещё десять лет, то я точно захочу кого-то сдать, ведь жизнь у меня тяжёлая, а тюрьму нельзя назвать курортом, – пробормотал он и тихо рассмеялся. – Психология типичного заключённого. Но я не типичный, со мной штучки не пройдут, понял?

– Ты признаёшь, что кого-то покрываешь. Осталось сойтись в цене? – подхватил Ким.

– Конспиролог хренов. Я поменял свои показания, потому что мне попался придурковатый адвокат. Он посоветовал мне обвинить кого-то, а потом сказал, что эта затея сделает только хуже. Пришлось на ходу менять показания. И адвоката тоже.

– У тебя был один адвокат, Ллойд. Ты врёшь.

– Да нет. – Он забарабанил пальцами по столу со своей стороны. – Не вру. Это неофициальный защитник, он был передо мною в долгу и помогал без денег, за «спасибо».

Когда Ким показал Ллойду книги и спросил, видел ли он их раньше. Заключённый не напрягся, у него не забегали глаза, не участилось дыхание: либо парень был чист – и мы снова пошли по неправильному следу, – либо отлично врал – мог поупражняться в тюрьме.

Ким встал и, не скрывая своего разочарования, громко пододвинул стул; я сделал то же самое, мельком взглянув на охранника. В комнате для свиданий мы были одни: Ллойд продолжал сидеть, а затем начал смеяться. Когда Ким уже взялся за ручку двери, заключённый резко встал и крикнул, показывая в нашу сторону пальцем: «Химик следит за вами! Он знает!».

***

– Что это, чёрт возьми, было? – Не скрывая дрожи в голосе, спросил я, когда мы добрались до автомобиля Кима. Я с трудом сдерживал озноб и выглядел наверное странно со стороны, кутаясь в куртку при плюс восьмидесяти семи по Фаренгейту. Меня перестали как следует слушаться челюсти, язык и губы, а внутри поселился такой первобытный страх, словно Химик должен был выпрыгнуть из-за ближайшего мусорного бака и пристрелить меня на месте.

– Просто блеф, дурак задумал нас припугнуть.

– Откуда же ему знать, что мы расследуем дело Химика?

Ким вырулил со стоянки, немного слишком резко для человека, уверенного, что это блеф.

– Все сейчас говорят о Химике, а в тюрьме тоже есть телевизор.

Как успокаивающе это звучало; даже немного самонадеянно. У убийцы из супермаркета были книги по исламу, а у Джимми – идиот-адвокат. Ну и что, что он нам пригрозил? Ллойд как будто ждал, что к нему придут с вопросами, и придумал целое маленькое представление. Пункт первый – убедить нас, что его дело пустяковое, приведя убедительные аргументы насчёт адвоката. Пункт второй – выступить с заключительным словом и сполна насладиться перепуганной физиономией гостя… Нет, я в это поверить не мог.

Пока мы ехали обратно в редакцию, Ким вёл себя как обычно: рассказывал о необходимости опросить родственников остальных пострадавших, чтобы выйти на более разговорчивых исполнителей «несчастных случаев» двухгодичной давности. Он не успел закончить, приняв звонок от сыщика. Мне впервые представилась возможность послушать их разговор.

– Я покопался в этих делах, что ты мне дал и нашёл интересную закономерность, – послышался голос из микрофона. – На данный момент Химик убил девятерых. У каждого в прошлом кто-то умер насильственной смертью, а среди исполнителей, виновных, в живых осталось только трое. Понял, Ким? Все остальные шестеро умерли в течение года после «несчастного случая».

И тут мне стало совсем нехорошо.

***

Мы вляпались. Непонятно на каком этапе, но Химик обратил на нас внимание, начал следить и, возможно, строить планы, чтобы отравить меня или Кима. Нас выдал интерес к двум трагедиям, которые случились два года назад. Теперь Ллойд, который наверняка имел связь с Химиком, расскажет ему о визите в тюрьму и подтвердит подозрения маньяка. Тот начнёт реализовывать последнюю стадию своего плана – нейтрализацию нежелательных людей, нас.

За Ллойдом, точнее, за его посетителями, всё-таки стоило проследить.

tab>Я уселся на пол в своей квартире перед ноутбуком. Итак, что мы имели? Химик начал заниматься своеобразной сектой ещё шесть лет назад. Он опубликовал книги и отобрал людей с внушаемой психикой, убедил их совершать преступления, зомбируя при помощи книг. Даже не так: убеждал принимать изощрённые яды и полагаться на случай (несчастный), если брать во внимание показания Ллойда.

Сам Ллойд, скорее всего, выпил снотворное, находясь за рулём, а Дейл мог принять психотропное вещество, которое превратило его в агрессивного маньяка. Предположим, Химик руководил сектой, но затем что-то случилось, и он решил выступить самостоятельно, не отказываясь от схемы с ядами. И если показания Ллойда правдивы, то Химик был прекрасным химиком ещё четыре года назад. Уже тогда ему было под силу изготавливать яды, действующие по-разному и не оставляющие в организме следов. Мог ли он за это время придумать что-то новенькое и начать травить людей «спустя три дня»? Почему нет? Если Химик был любителем символизма, его выбор в пользу родственников жертв выглядел логичным. Он завершал то, что начала сама Вселенная. Ведь его яды, плюс то, что написано в книгах, наталкивали на мысль, что он был приверженцем теории случая. Однако своим жертвам он шансов выжить не давал. Раньше его адепты действительно «искали» жертв как шальная пуля, полагаясь на стечения обстоятельств, но теперь Химик убивал намеренно и целенаправленно. И следующими его жертвами можем стать мы.

***

Заиграла мелодия на смартфоне; я дёрнулся, стукнувшись о раму открытого окна. Взглянул на экран и передумал дописывать слово «адронный» в текстовом редакторе.

– Алло.

– Обошлось без записок? – спросил Ким, почти мурлыча мне в трубку.

– Это не смешно. Но, да, обошлось без записок.

– Хочешь, приеду? Только учти, я не смогу уснуть на миссурийской кровати. Тебе придётся развлекать меня всю ночь. Такой себе вынужденный секс-марафон, а, Энди?

– Завтра рано вставать, – вяло запротестовал я, покосившись на визитку детектива Уолш. Последние полчаса я с переменным успехом пытался отговорить себя от идеи обратиться к следователю. Но чем больше думал, тем привлекательнее становилась эта мысль.

Просто дать возможность расследовать дело тем, кому за это платят, а не журналисту. Если Ким приедет, посмотрит на меня, ещё и погладит по какому-нибудь открытому участку тела, я сдамся и всё выложу, хотя рассказать ему – тоже так себе вариант. Он репортёр, привык оперировать фактами и, в отличие от меня, не сомневался в ощущениях. Он способен убедить меня – хотя бы на время, – что Ллойд наврал. Для этого Киму достаточно рационально и обстоятельно изложить информацию, задать мне несколько наводящих вопросов, заставить самостоятельно прийти к нужному ему выводу, одобрительно кивая. Займёт минут пять, гарантирую.

– Ты вообще в порядке?

– Конечно, только от совиного уханья вскакиваю иногда. С постели. Посреди ночи.

После паузы Ким ответил:

– Рад, что твои совы-жаворонки всё ещё на месте.

– На месте, – я выпрямился в кресле, в котором до этого полулежал.

– Тебе снятся кошмары?

– Нет; то есть, иногда бывает. Но с этим же все сталкиваются, верно? Недавно мне снилось, как за мной гнался По Дамерон из новых Звёздных войн с кольцом всевластья, а потом нас заперли в бункере, где Китнисс Эвердин готовилась к Семьдесят третьим Голодным играм, и все умерли.

– Да уж, действительно кошмар.

Я посмотрел на своё отражение в окне и в очередной раз восхитился блаженному выражению, которое появлялось на лице, когда я говорил с Кимом и не контролировал мимику.

– Может, на этом стоит остановиться?

– Остановиться? Сейчас? Энди, в тебе совсем нет авантюризма. Или ты говоришь о наших отношениях? Было бы глупо останавливаться, не попробовав позу шестьдесят девять.

– О боже, нет!

– «Боже, нет»?

– То есть, боже, да! – Он фыркнул, заставив меня рассмеяться в первый раз за день. – Я говорю о расследовании. И ты прав, я ложусь в девять вечера с затычкам в ушах.

– М-м-м, как это… Многообещающе!

– Самая странная характеристика затычек, которую я слышал.

– А повязку на глаза надеваешь?

– Ким, это… Разговор пошёл немного не туда. – Я сдавленно рассмеялся и хлопнул себя ладонью по щеке. Только бы не покраснеть как четырнадцатилетний от этих намёков. Сложно сказать, почему, но заниматься сексом мне всегда было легче, чем говорить о нём с кем-то.

– Я просто соскучился.

– Ты видел меня два часа назад, слабо верится.

– Как писал Дэвид Митчелл: чем больше в человека мы проникаем, тем больше им проникаемся. Речь, правда, шла о женщине, но концепция верна и для нас с тобой, Энди.

– Боже мой, какой ты интересный собеседник, когда пьян.

Ким рассмеялся.

– Признайся, – попросил он вкрадчиво, – ты до сих пор думаешь про позу шестьдесят девять.

Я, продолжая прижимать трубку к уху, нечленораздельно промычал.

– Мне нужно снять джинсы и мы продолжим.

– Секундочку, я не соглашался на секс по телефону.

– Хочешь изнасилование по телефону?

– Ким.

– Энд-и-и, – протянул он. – Скажи что-нибудь возбуждающее хотя бы.

– Люфт. И не забудь завтра приехать пораньше и собрать для меня сумку на выезд.

***

Ронда Уолш встретила меня взглядом, в котором читалось столько понимания моей жизни, что стало неловко. Она, пожалуй, догадалась о моей ориентации, об отношениях с Кимом и том, что в тот вечер, когда детектив пожаловала к нему домой, я утаил информацию из-за Кима. Не сказал о том, о чём хотел рассказать только потому, что боялся его неодобрения.

Я позвонил с утра в субботу – думал ограничиться беседой по телефону, но Уолш пригласила меня в участок, я просто не успел придумать весомого аргумента, чтобы отказаться.

– Проходите, мистер Флинн. Вспомнили что-то?

Детектив села напротив в допросной (я оценил её решение посадить меня на обычное для преступников место). Когда я по пути сюда прокручивал в голове разговор, он казался мне пустяковым.