Текст книги "Вне эфира (СИ)"

Автор книги: Domi Tim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Но заснуть не получилось. Моё моральное состояние пошатнулось ещё на подходе к дому: я вспомнил женщину с красными туфлями, брошенную коляску и остальные изуродованные тела. На руинах соседнего дома до сих пор разбирали балки и бетонные блоки, но, наверное, без надежды найти живых. Я не остановился, опасаясь, что меня могли узнать, несмотря на капюшон. Когда заперся в квартире, пошёл в душ, потом – к компьютеру. Из-за своей рассеянности не заметил собственную швейную машинку на полу и набил синяк на лодыжке.

– Просто прекрасно, – воскликнул я и пнул машинку в ответ. – Только этого мне не хватало.

Я съехал на пол, поджав колени под себя. Чёртова машинка со времён, когда меня, как и любого молодого американца, беспокоили такие вещи, как секс, работа и деньги.

Зашёл в «фейсбук» и ужаснулся – тридцать шесть сообщений. Нет, ребята, не сейчас. Пролистывая новостную ленту, наткнулся на репост интервью Нила Томаса, владельца Седьмого канала. Надо же, за всё это время я ни разу не задумался о том, что, кажется, потерял работу.

Нил Томас эксклюзивно о взрыве офиса Седьмого, будущем канала и расследовании.

Я пропустил вступительную часть и перешёл сразу к интервью.

CNN: Известны ли вам подробности о ходе спасательных работ? Насколько мы знаем, сорок девять сотрудников Седьмого канала погибли, ещё четырнадцать получили ранения.

НТ: Мы владеем той же информацией, что и вы. Всячески помогаем спасателям и не теряем надежды. Сейчас разрабатываем вопрос компенсации тем, кто пострадал.

CNN: А что будет с каналом?

НТ: Мы, конечно, понимаем, что аудитория хотела бы восстановления канала. Но это очень болезненный процесс, мы хотели бы посоветоваться прежде всего с нашими сотрудниками.

CNN: В отношении ваших работников, Эндрю Флинна и Кима Даймлера, сейчас ведётся расследование по подозрению в убийстве. Ваша позиция по этому вопросу?

НТ: Как мне известно, мистер Флинн и мистер Даймлер сознались в том, что совершили. Наша позиция в отсутствии позиции. Прошу прощения, но говорить об этом я не готов.

Я не видел лица Нила, но почему-то был уверен: он брезгливо скривился.

На Седьмой канал нам путь заказан по умолчанию – держу пари, все выжившие поставят начальству ультиматум, что готовы работать только в том случае, если в команде не будет нас. Оно и к лучшему, правда? Эту историю необходимо оставить позади, чтобы уменьшить количество травмирующих психику событий, устроиться на другой канал. Для меня это если и чувствительный вопрос, то не так сильно, как для Кима, проработавшего на одном месте больше шести лет. Но эту проблему предстоит решить позже: когда мы хотя бы не будем подозреваемыми; когда у меня появятся силы вернуться к работе.

***

Я почти не спал, чувствовал себя уставшим и взмокшим, когда в дверь постучали. Первой мыслью стало предположение, что пришёл Ким. Ему стало тоскливо и грустно, но на улице пять тридцать утра! А Ким, в отличие от моих сов, не был жаворонком. Он любил поваляться в кровати «ещё пять минут». А если вставал первым и выходил из душа, когда я ещё сопел в постели, то забирался ко мне под одеяло, давая возможность ощутить аромат чистой тёплой кожи и геля для душа.

Может быть, полиция опять что-то захотела узнать? А если в мою дверь постучали по ошибке? Я лежал минуты три, надеясь, что нежданный посетитель уйдёт. Но он, наоборот, стал добиваться аудиенции со мной ещё более настойчиво, громыхая по деревянной поверхности.

Ладно, мама всегда говорила: «Тот, кто стучал, зла не замышлял».

Я остановился напротив зеркала, пригладил волосы и широко открыл глаза, пытаясь прийти в себя. Заглянул в глазок, как велел Алекс, потому что в городе всё ещё были люди, ненавидящие меня, и оторопел. На лестничной клетке стояли мои родители и двоюродная сестра Кристи.

Неужели и у них что-то случилось?

Или они узнали, что случилось здесь у меня?

– Мама? – Я открыл дверь и оказался в окружении. Мама продолжала громко причитать, стиснув меня в объятиях, Кристи вприпрыжку побежала в комнату, отец вежливо пожал мне руку. От них пахло дорогой: бензином, жвачкой и влажными салфетками с лимоном.

От резкого шума снова разболелась голова.

– Что с твоим телефоном, родной? – Она отстранилась, осмотрела меня, как лот на аукционе, оставила руку на моём плече. – Когда по телевизору объявляют, что мой сын подозревается в убийстве, я хочу, чёрт возьми, позвонить ему и спросить: какого чёрта, Энди?

Я застонал, надо было конечно же позвонить домой и не вынуждать их срываться в НьюЙорк. Мама выглядела плохо: наверное, не спала всю ночь; папа постарел.

– Энди, ты миссурийская катастрофа, – с театральным драматизмом произнесла Кристи, катающаяся на моём компьютерном стуле, и вздохнула, словно несла на плечах тяжкий груз. Сестра фанатела от Гиллиан Флинн и её «Исчезнувшей», иногда козыряла фальшивыми родственными связями перед приятелями. Так вот, фраза про катастрофу взята именно оттуда.

Мама велела мне идти в комнату и готовиться к разговору. А как к нему подготовиться? Я с гораздо большим удовольствием уделил бы время душу, хотя бы умылся. И вообще, этот день я хотел провести за совершенно обычными занятиями: например, уборкой.

– А Кристи-то вы зачем взяли?

– Девчонка хотела увидеть НьюЙорк.

Они расположились на диване; Кристи так и не слезла с кресла, а я сел на кровать. Помечтал о холодном душе, который бы точно уменьшил звон в ушах и прояснил голову, которую словно набили ватой, но остался на месте. Мама сцепила ладони, едва не царапая саму себя ногтями. В самолёте скорее всего выдёргивала ресницы от волнения, потому и веки стали красными. В полиции нас пропустили через мясорубку, так что я физически не мог говорить связно.

– Так, эм, вы хотите спросить…

– Как тебя в это угораздило ввязаться?

Алекс бы посмеялся, но я с огромным трудом подбирал слова.

Уже несколько дней мне не давала покоя мысль, что я вроде как отомстил за погибшую Мелиссу. Судьба, Вселенная или высший разум подготовили для меня путь. Вера в это была притягательна, как глоток воздуха для утопающего. Я понял, почему Ребекка была так помешана на неслучайных случайностях. Она отвергала свою ответственность – чью бы то ни было ответственность в принципе. Она думала, раз это случилось, то не по вине человека: просто так сложились обстоятельства. И нет никаких причинно-следственных связей, только известное стремление человека проанализировать реальность и как-нибудь структурировать её.

После смерти Мелиссы мама и начала пить – наверное, напоминать ей о трагедии и совать под нос информацию об убийце сейчас было бы жестоко. Зато она бы осознала мои мотивы (пусть они и появились позже) и перестала смотреть с таким недоверием, словно на психа.

– Ну? Почему тебя обвиняют в убийстве, Эндрю?

«Эндрю» из её уст я слышал не часто, и оно всегда означало, что мама злится.

– Наш канал расследовал одно дело, другое убийство.

– Убийство этого Кристофера Пратта? – встряла в разговор Кристи; я с изумлением обнаружил, что её ручонки уже добрались до моего «фейсбука». Вчера я случайно наткнулся на страничку памяти Криса. Вся лента пестрила эмоциональными записями друзей и родственников. И я прочитал их практически все, не мог остановиться. – Он был всеобщим любимчиком.

– Убери оттуда свои лапы.

Кристи начала размахивать ладошками, как котёнок, не давая оттащить себя от компьютера. Я попытался отвести её руки за спину: мы так сильно толкались, что едва не опрокинули стул.

– Тётя Кара, скажите ему, – захныкала она, отбиваясь.

– А ты все такая же ябеда, малая?

– А ты все так же ввязываешься в неприятности, миссурийская катастрофа?

Господи.

И в этот момент я рассмеялся. Когда три недели занимаешься бог знает чем, переживаешь о том, чтобы тебя не убили, расследуешь преступления, работаешь на крупном телеканале, а потом внезапно оказываешься в такой привычной среде, с двоюродной сестрой, которая тебя раздражает… Да, в общем и целом, это не должно вызывать смех. Но я был на грани нервного срыва и поэтому рассмеялся. А Кристи смеялась со мной, запрокинув голову назад.

***

К двенадцати я выпроводил родителей смотреть НьюЙорк и попытался убраться к приезду Кима и Алекса. Адвокат позвонил час назад: сказал, что есть новости; а я сообщил, что теперь мои родители в курсе произошедшего. Как отреагировали? Мне кажется, к моменту приезда в НьюЙорк они исчерпали большую часть эмоционального задела. Ну, и плюс ко всему, мама с папой не могли нецензурно выражаться при Кристи. Они ядовито проехались по моему стремлению, процитирую, «стать настоящим ньюйоркцем» и приняли Кима за провокатора. Мол, таким он был злобным и хитрым, взял меня в оборот и использовал для своих целей. Я не стал это комментировать – очевидно же, что Ким не нравился родителям уже потому, что был ньюйоркцем. Папа вообще называл его «мутным типом». Не по имени, а только «мутным типом».

Бр-р-р, бесило.

Зато Кристи Ким понравился. Она предприняла попытку залезть в мою с ним переписку, а я выдернул шнур системного блока из розетки – чтобы сестра не увидела интимные фото, которые он мне отправлял. Причём отправлял всегда не тогда, когда я просил. Перед сном мы могли переписываться, и я в игривом настроении просил у Кима пикантный снимок, а он присылал его на следующий день, во время съёмок конгрессмена или интервью с ребёнком.

В последний момент я решил сбегать в минимаркет за какой-нибудь едой и столкнулся с гостями на лестничной клетке. Провёл Алекса в квартиру, велев ему располагаться, а с Кимом задержался на пороге ровно настолько, чтобы успеть поцеловаться. Он был в ярко-зелёном свитшоте и кожаной куртке, выглядел ещё круче, чем обычно, и ласкал меня языком так, что в какой-то момент я ощутил слабость в ногах. Уже несколько дней мы не позволяли себе вольностей.

– Кстати, сегодня в два часа дня состоятся похороны продюсера, и вы там будете.

Когда мы вошли в комнату, Алекс уже занял весь диван, улёгшись на него с ногами. Скривившись, он засунул руку за спину и вытащил из-под себя пачку презервативов. Я забыл их убрать – сбросил со стола и не заметил на разноцветной обивке. Адвокат молча передал мне Durex.

– Зачем нам там быть?

– Знаю-знаю, вам не хочется никуда ехать и кого-либо видеть. Но поймите уже наконец, что общественное мнение может вытащить вас из тюрьмы или лишить даже шанса на положительный исход дела. Вы должны мелькать на всех этих мероприятиях, попадать в объективы камер, выглядеть очень печально – можно даже слезу пустить, выйдет хороший кадр.

– Нет.

Алекс возмущённо поднял брови.

– Энди, хотя бы ты на него попробуй повлиять. А не то он и тебя на дно утащит.

Я многозначительно спросил:

– Как?

Если Алекс так хорошо знал брата, то должен понимать – он не поддавался влиянию; и я отказался от идеи дрессировать Кима (или в более мягкой формулировке – подгонять под себя).

Ким продолжал смотреть в окно, хотя из-за тумана ничего не было видно. Горела настольная лампа, тикали мои нью-йоркские часы, за стеной сосед, как обычно, слушал радио.

– Большая часть людей, которые придут на похороны, считает меня виновным в смерти Дэйва, – начал он, повернувшись к Алексу. – Ты хочешь устроить какой-нибудь скандал?

– Никто не будет устраивать скандал на похоронах.

Мы с Кимом переглянулись.

– Да ладно, ребята, если вы не появитесь, будет гораздо хуже. Пойдут слухи, что вам всё равно, что вы не горюете по погибшим. Какая-то сволочь напишет, что вы были заодно с Химиком и просто не поделили, э, деньги. И начнётся всё сначала. А знаете, сколько я… Мы… Все мы выбрасываем денег, чтобы поддерживать нужную репутацию через газеты и телеканалы?

Я этого не знал. Мне просто не сообщали о расходах: оставалось теряться в догадках, сколько нынче стоят услуги адвоката и сопутствующие опции. Я бы и хотел встать в позу, сказать: «Нет уж, сам за себя заплачу», но у меня на руках было несколько сотен долларов. В тот единственный раз, когда об этом зашла речь, Ким отмахнулся от меня, заявив, что я плачу ему натурой. Забавно, конечно, но мне до сих пор становилось неловко, когда Алекс упоминал о деньгах.

– Ты говорил, что у тебя есть новости. Может, начнёшь рассказывать?

Алекс уставился на Кима:

– Ты пойдёшь на похороны?

– Алекс.

– Мне нужно твоё «да» прямо сейчас, – напряжённо произнёс он. – В моём контракте с клиентом есть пункт о полном послушании в процессе ведения дела в суде. Он нужен для того, чтобы не было таких ситуаций.

– Нет у тебя такого пункта.

– Откуда ты знаешь? Ты же не подписывал контракт. – Ким уже открывал рот для ответной реплики, когда Алекс выставил ладонь вперёд. – Ладно, делать мне больше нечего, как с тобой спорить. Пойдёшь, никуда не денешься, и ты, – он указал на меня пальцем, – тоже.

– Ладно, – примирительно ответил я.

– У меня новости по поводу вируса: им наконец-то вплотную занялась полиция. – Алекс раскрыл перед собой папку с разноцветными стикерами. – Мы поймали крупную птицу, ребята. В лаборатории выяснили, что вирус, который был на записке, – генетический.

– Генетически модифицированный?

Свлад говорил об этом.

– Нет, это вирус, который действует на человека только в том случае, если в его ДНК есть определённый ген. Тут написано, что Льюис использовала генетическую рекомбинацию ДНК вируса, что предусматривает, э-э-э, обмен между гомологичными участками генома.

– А попроще? – нетерпеливо попросил Ким.

– Такой вирус создать очень сложно. Для работы с ДНК и РНК нужно много оборудования, времени и знаний – так мне сказали. Ты упоминал, – Алекс направил ручку на Кима, – что несчастные случаи начались два года назад, а книжки появились шесть лет назад. В тот момент она наверняка уже занималась разработкой вируса. Льюис охотилась на людей, у которых мутировал ген, отвечающий за выработку моноаминооксидазы типа А. Этот фермент разрушает лишний серотонин. Такая мутация у Хомо сапиенс встречается довольно часто.

– Что особенного в этом гене?

– Вы не в курсе, хах? Его называют геном зла, – с триумфом в голосе отозвался Алекс. – Проводились исследования, и учёные вроде как определили зависимость одного от другого, но психологи выступили против и опровергли эту теорию – мол, влияет и воспитание, и генетический комплекс, и то, в каком обществе растёт каждый человек.

– Но Ребекка эту теорию запомнила, – тихо произнёс я.

И зачем же тогда эта сучка убила Мелиссу? Зачем вообще устроила все те несчастные случаи, пока разрабатывала свой вирус? Я никак не мог уловить её извращённую логику.

– Вот почему в письме по электронке она писала, что я могу выжить! Она выбирала жертв и играла с Вселенной в кости – угадала с геном зла или не угадала, понимаете?

– Кажется.

– Поэтому она и назвала тебя злом, – додумался я. – В том же письме.

– Так что, это доказывает, что Льюис была Химиком?

Алекс фыркнул, не отрываясь от своих записей в папке.

– Это уже кое-что, но теперь им надо понять, как этот вирус действовал: найти образцы в её лаборатории, сделать эксгумацию предположительных жертв и тому подобное.

Алекс поднялся на ноги и надел пиджак.

Адвокат никогда не задерживался просто так, поболтать. Всегда торопился, имел срочные дела; и отлично: его присутствие не надоедало, но было источником напряжения. Другое дело Ким, когда он начал собираться, я подумал, как бы намекнуть на уединение. Но в голову ничего не приходило. Я до этого момента не знал, рассказал ли Ким о нас Алексу. По логике, должен был, но это же Ким – никогда не знаешь точно, в какой момент ошибёшься.

– Может, ты задержишься? – выпалил я.

Ко мне повернулись оба брата. Ещё бы немного, и я покраснел.

– Зачем? – улыбнувшись с хитрецой произнёс Ким.

Я оторопел, не зная, что ответить. Зачем, зачем, зачем… Я думал, ты понятливее, я соскучился. Секунды тянулись и тянулись, пока Ким не сказал:

– М-м-м, почему бы и нет, поищем информацию про этот ген зла, верно?

– Именно это я имел в виду.

Ким хлопнул в ладоши, демонстрируя готовность действовать, и пошёл к компьютеру. Алекс так и остался стоять около чемоданов родителей, рассеянно поправляя галстук. Он, кажется, не понял, свидетелем чего стал. Кто бы мне объяснил, зачем было устраивать неловкость?

– Энди, а почему компьютер не включается?

– Включи его в розетку, пожалуйста, – ответил я, потирая шею.

– Ага.

– Ага, – повторил Алекс. Он выглядел так, словно решал в уме сложную задачу.

– Я провожу тебя до двери?

– Конечно, вдруг со мной что-то случится по дороге.

Мы в тишине вернулись в прихожую, и я открыл дверь. С лестничной клетки повеяло холодом и сыростью. Я надеялся, что Алекс не начнёт говорить о Киме, и вообще чувствовал себя крайне неловко, оставаясь с ним наедине, поэтому предпочитал беседовать только о деле или на нейтральные темы. Не мог избавиться от глупой мысли, что Алекс оценивал меня как родитель, он же старший брат. Иногда во время нашего с Кимом общения у него на его лице появлялась улыбка, будто он жалел меня, думал, господи, почему ты с ним связался?

– Энди. – Алекс взялся за дверь, когда я хотел её закрыть. – Я на вас рассчитываю: сегодня в два часа, в Соборе Святого Патрика. Чтобы были оба – скорбящие и грустные.

– Я тебя понял.

***

Когда я вернулся в комнату, Ким потерял всякий интерес к компьютеру. Он расположился на моём крутящемся кресле, хлопнул себя по колену, указывая, куда мне стоило сесть.

Алекс поставил перед нами очень сложную задачу – лицом к лицу столкнуться с людьми, пострадавшими от взрыва. Наверняка на похоронах, а особенно на поминках, завяжется разговор о Ребекке Льюис, её смерти, её убийцах. И какая реакция будет правильной? А когда они начнут беседовать о Дэйве, его семье, амбициях, карьере на Седьмом? Алекс не дал нам инструкций – решил, что мы и так справимся. Ким, может быть, и способен, но мне становилось не по себе от такого задания. Я сел, обнял его руками за шею, коротко поцеловал в губы.

Но Ким не проявлял особенной настойчивости, и я догадывался почему. Ему не нравилось, что Алекс им командовал. Наверное, такая ситуация была в детстве – может, и в юности – постоянной. И ему не нравилось, что я прогибался под Алекса и никогда ему не перечил. Об этом тоже зашёл разговор на одном из «свиданий». Мне казалось, Ким принял мои аргументы – а аргументы были следующими: он адвокат, я вообще не имел возможности нанять такого квалифицированного работника и даже Алексу заплатить за услуги не мог, куда ещё и спорить?

– К тебе родственники приехали?

Я перехватил взгляд Кима на вещи родителей.

– Да. Кстати, насчёт этого – они просто невыносимы, постоянно спрашивают об одном и том же. – Я замялся и опустил взгляд в пол. – Может, я мог бы переехать к тебе на время. Пока всё не утихнет. Что скажешь? Будем держаться вместе и преодолевать препятствия.

Он промолчал. Но это было не простое молчание, а многозначительное, которое заставляет мгновенно усомниться в своих умственных способностях и подумать, что сморозил фигню.

– Это просто в качестве временной меры, не то чтобы я претендовал на отцовство для Теслы.

Я нервно засмеялся, отодвинувшись от него.

Мысль возникла ещё утром, когда мама начала туманно намекать, что ей нужен алкоголь. В Миссури у нас был дом побольше, а в этой маленькой квартире они имели все шансы свести меня с ума. И тогда я подумал – почему бы не предоставить родителям эту квартиру? А я переберусь к Киму: несколько раз мне пришлось ночевать в его доме, и он был совсем не против. Только не учёл, что во всех предыдущих случаях речь шла о сексе, а не о совместном быте.

– Нет, дело не в этом, – осторожно произнёс Ким. – Но я сейчас не способен быть интересным и удобным собеседником. Или парнем, или другом, или любовником, или кем ты меня считаешь.

– Ничего себе заявления. А сам-то ты кем себя считаешь?

– Энди, я просто предупредил.

– Окей, я предупреждён.

Я попытался встать, но он поймал меня за шлёвку на джинсах.

– Я знаю себя двадцать восемь лет, Энди, и говорю, что лучше нам не жить под одной крышей. Не вообще, а сейчас – когда нам очень сложно. Плюс ко всему, за нами следят. Одним людям нужна компания, а другим не нужна, так вот: я отношусь ко второй группе.

– Хочешь сказать, я тебя не знаю?

– За три недели узнал?

– Я с тобой работал, спал, ездил на убийство, а ты говоришь, что я тебя не знаю.

– Хорошо, смягчим формулировку: недостаточно знаешь.

– И что это вообще должно означать? Ты перестаёшь свои действия контролировать? Если нет, значит, ты намеренно так себя ведёшь. А это уже смахивает на мудачество, Ким. – Я вспылил и мгновенно позабыл, что хотел обращаться с ним помягче. – Даже если вокруг творится черт знает что, случившееся не без твоего участия, кстати, ты можешь хотя бы пытаться проявлять эмпатию?

– Энди, чего ты хочешь?

Я отстранился и начал ходить по квартире, собирая вещи, которые и так лежали на своих местах. Самое время для уборки.

Схватил за ручку швейную машинку, чтобы поставить на стол, и тут Ким перехватил мою ладонь.

– Просто иди и наслаждайся одиночеством.

– Энди, иногда ты королева драмы. Я попросил немного личного пространства. Хочешь, сниму для твоих родителей номер в отеле? Отличное решение проблемы, не находишь? Недалеко от тебя, но и не близко, чтобы у тебя тоже было личное пространство, – с нажимом произнёс он.

– Обойдусь.

– Энди.

– Отпусти руку, иначе я брошу машинку тебе на ногу.

Он опустил взгляд.

– Швейная машинка. Откуда? Погоди, молчи, ничего не говори. – Он закусил губу, будто только что не злился на меня. – Её тебе из Миссури привёз муж сестры твоей…

– Ты думаешь, тебе достаточно заговорить о кошках, улыбнуться или очаровательную херню сделать и всё, проблемы нет? Иногда, конечно, это срабатывало, но не в этот раз.

– Да, думаю. Я руководствуюсь принципом, который сформулировал ещё Шоу. Он сказал, что иногда людей, которые хотят тебя повесить, надо рассмешить; а тебя можно ещё и приласкать хорошенько. Почему ты отстраняешься? Ты ведь за этим попросил меня остаться, верно?

– Не совсем.

Я отвернулся к окну, продолжая держать машинку.

– Что ты там ищешь?

– Своё самообладание, Ким.

– Мне нравится, когда ты ищешь самообладание, чтобы слишком громко не кричать. – Он оттеснил меня к стене. И я упустил момент, когда между нами не оказалась воздуха. А злиться на Кима, целующего меня в шею, гораздо сложнее, чем на Кима, не делающего этого. Я бесился из-за мягкотелости, возбуждения, а его почти ненавидел. Этот гад всегда добивался своего.

Машинка как-то сама по себе выскользнула из рук.

***

– Не ври мне, ты сделал это специально. – Ким уже, наверное, раз пятый задавал мне один и тот же вопрос с разными интонациями. Мы стояли перед зеркалом, пытаясь совладать с галстуками.

Алекс позаботился о чёрных строгих костюмах: их привезли минут пятнадцать назад. О предстоящих похоронах мы, причём не сговариваясь, решили не упоминать.

Использовать стратегию слона в посудной лавке – игнорировать тот факт, что идти туда безумно не хотелось. Игнорировать все возможные неприятные варианты развития событий. Игнорировать прессу. В нашем случае правило можно было назвать «Принципом трёх «И». Если об этом не заговаривать, то ситуация, возможно, решится сама по себе и мы переживём этот день.

– Да, специально.

Он перехватил мой взгляд в зеркале.

– Я подумал, что у тебя появится причина не идти на похороны.

– Из-за синяка на ноге?

– Ну, если бы бросок был более удачным…

– Бросок? – выразительно повторил Ким. – Какой ты милый и заботливый бойфренд, Энди.

– Зато уже бойфренд.

– Я думал, это важно только для девушек.

Покончив с галстуком, Ким помог и мне сделать нормальный узел. Искусство настоящих мужчин не поддавалось мне уже несколько лет. Не надо было смеяться над Кристи, которая безрезультатно училась вязать. Кстати, забыл сообщить родителям, что буду недоступен по телефону. В Нью-Йорке у мамы появилась дурацкая привычка звонить и спрашивать «ЧД?». Так она сокращала вопрос «Что делаешь?». Я отвечал «Нормально», и она отключалась.

Я подумал про своих, про Кристи, Мелиссу и вспомнил, что так и не удосужился рассказать Киму про автоответчик. Если он увидел письмо Терри, то ситуация становилась вдвойне неловкой – Ким знал, что я залез в ноутбук, но не отчитал меня за это. Почему сам не заговорил про Мелиссу?

– Ребекка убила мою сестру.

Ким поднял взгляд. Он выглядел растерянно – значит, не видел письма.

– Ты связывался с Терри?

– Нет, я просто… Когда был у тебя дома, послушал сообщения на переполненном автоответчике, хотел узнать, кто выжил. И там было сообщение от него. Терри нашёл фотографию убийцы Мелиссы вместе с Ребеккой. Скажи, что это не может быть простым совпадением?

– Конечно, это не совпадение.

Я облегчённо выдохнул. Иногда мне казалось, что я хотел повесить на Ребекку всё то, что приносило боль. Просто нашёл себе удобный источник зла и оправданий.

– Расскажи Алексу. Может быть, Ребекка таким образом уже убила сотню людей. – Он взял моё лицо в ладони и мягко коснулся губ. – Теперь ты знаешь, что у тебя тоже была причина для мести.

– Эта Вселенная меня уже достала с совпадениями. – Я закусил губу, чтобы не дать волю чувствам. Я словно на несколько секунд превратился в маленького мальчика, которого несправедливость доводила до слёз. Как так вышло, что Ребекка жила в Чикаго, где жил я, потом приехала в НьюЙорк, куда переселился я, задумала убить Криса… Цепочку дурацких совпадений, можно продолжать бесконечно. Почему эта сука так вцепилась в нашу семью?

– Не бывает совпадений.

– А как же квантовая механика?

– Мы же не субатомные единицы, в конце концов. – Ким заглянул мне в глаза, заставляя поднять голову. – Так это всё, что ты внезапно захотел мне рассказать?

– Нет, не всё. Ещё я залез в твой ноутбук, чтобы посмотреть фотку, о которой говорил Терри.

– Как удачно, что я поудалял сообщения от других горячих парней.

– О-о-о. – Я позволил Киму оттеснить меня к дивану, думая: – надо же, он мне доверял.

***

Алекс заехал за нами ровно в полвторого. Он всю дорогу рассказывал о погибшем – в основном то, что писали в Интернете. Дэйв начал работать на Седьмом четыре года назад, у него есть жена и два сына, пяти и восьми лет. На церемонии наверняка будет присутствовать его сестра-близнец. Родители умерли в том же месяце, когда он пришёл на Седьмой. Только никто об этом не знал – первое время Дэйв был скрытным. Эта информация должна была помочь поддержать разговор, который мы даже начинать не планировали, но Алекс всё не умолкал.

– Ничего не получится, – равнодушно бросил Ким. – Нет тут никаких журналистов.

Я всмотрелся в окно автомобиля: церковь находилась по ту сторону цветущего парка Уоки. Люди в чёрной одежде, спешащие внутрь, шли по брусчатке, смотрели в основном себе под ноги. Я попытался представить их горе, проникнуться им, чтобы выглядеть соответственно. Раз уж Алекс приволок нас сюда, то я хотя бы сделаю все возможное, чтобы не мешать семье скорбеть.

– Ваши снимки всё равно появятся в «фейсбуке», не волнуйся.

– Ты нанял фотографа.

– Я думал над телеоператором, но у нас ещё будут похороны, верно?

Мы одними из последних вошли в храм – ничуть не хуже того, где состоялось прощание с Крисом. Речь произносили только викарий и сестра Дэйва. Мальчики, потерявшие папу, плакали, но знали, что выставлять свои слёзы напоказ мужчине нельзя, прижимали к носам платки и пытались спрятаться за мамой. «Друзья, мне тоже было сложно. Особенно в ту ночь в больничной палате, когда я понятия не имел, жив ли Ким и кто из моих коллег пострадал», – хотелось сказать мне, чтобы не чувствовать себя таким лишним. Близняшка сказала, что поминальная служба по Дэйву состоится только через несколько месяцев: семье нужно прийти в себя. Кремация назначена на вечер, присутствовать на ней будут только члены семьи. На нас никто не обратил внимания, а Ким так и вовсе вооружился очками-каплями, которые закрывали половину лица.

Когда по дороге к стоянке мы обменялись несколькими фразами с родственниками жертвы, у меня возникла неприятная догадка, что им всем раздали инструкции быть с нами доброжелательными и ни в коем случае не упоминать о взрыве.

***

Алекс названивал мне постоянно. Я возненавидел мелодию на звонке, но не рискнул ставить виброрежим: если я не брал трубку хотя бы один раз, Алекс начинал разговор с резких замечаний. «Я тут пытаюсь вытащить твою задницу из тюрьмы…» – и так далее; он был нетерпимым. И всегда хотел быть на связи со своими подзащитными, чтобы сообщать о подвижках в деле, доказательствах, расследовании смерти Льюис. Он меня достал вместе с мамиными «ЧД».

И вот опять.

Я сидел в компьютерном кресле, рассматривая модельки маленьких самолётов, которые Кристи стащила у пиарщиков (хотя она утверждала, что консультанты сами раздавали пассажирам нового Boeing сувениры, но не могла ответить на вопрос, почему их было сразу семь), когда зазвонил мобильный. Я извинился перед мамой с папой, обсуждающими ВИЭ (опять), и прошёл в кухню.

– Алекс?

– Привет, Энди, ты сейчас свободен?

– Если не считать, что мне запретили покидать штат. – Я заметил очертания Кристи за рельефными стеклянными квадратиками, когда пытался прикрыть двери, показал ей средний палец через стекло, а она обнажила зубы. – В общем, свободен, а что?

– Я у Кима дома.

– И?

– И он пьян в стельку, не соображает, что происходит, совершенно. А у меня нет возможности торчать ночь и следить, чтобы он не разбил нос, не порезался, не потерял сознание, не ударился головой о косяк, не начал крушить дом или ссориться с журналистами. Я подумал, что…

– Он напился? – Эта новость меня буквально сокрушила.

Ким держался гораздо лучше меня, я и вообразить не мог, что он учинит подобное.

– Да, очень сильно. Присмотришь?

– Наверное, лучше всего будет уложить его спать? – неловко произнёс я.

На моей памяти с Кимом такого не случалось: он пил в меру. Но и с убийствами мы прежде не сталкивались. Каким же я выставил себя идиотом сегодня утром! Сам разваливался на куски, вот и не заметил, что ему тоже сложно. И всё же Ким не хотел моей компании и то, что он сейчас был пьян, не отменяло факта, что завтра утром придётся объясняться, какого хрена я пришёл.

– Ты что, приехать не можешь?

– Не могу.

Алекс умолк на полуслове, он оторопел. Я представил его округлившиеся глаза, напряжённую челюсть и медленно созревающий в голове вопрос: что за фигня?

– Я не пойму, а почему?

– Ну, это личное. – Я замялся и отошёл от двери, за которой Кристи продолжала корчить мне рожи. Идея с переездом уже не казалась такой удачной, как утром, и я не хотел, чтобы Алекс опять начал меня жалеть, смеяться в душе над моей наивностью или что он там обычно делал. – Ким сказал, что не хочет видеть меня в своём доме пока что. Буквально сегодня днём так и сказал.