Текст книги "Вне эфира (СИ)"

Автор книги: Domi Tim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Хорошо.

– А завтра утром ты признаешься в убийстве.

========== Глава 8 Падение Нью-Йорка ==========

Ким выбрал ближайший госпиталь по пути в редакцию. «До него ехать минут пять», – сказал он, дав понять, что вопросы, если они были, стоило задать прямо сейчас. Адвокат предложил Киму чистосердечное признание, и предстояло понять – либо он был хреновым защитником, либо гением. И я понятия не имел, почему Ким решил позвонить именно ему, если, судя по приветственному слову Алекса, расстались они отнюдь не друзьями.

И что между ними случилось? Не каждый будет дарить на именины «глок». Почему Алекс велел Киму отправить к дому Ребекки полицейских и всю массмедийную тусовку? В вечерних новостях появятся сообщения о том, что её убили, – как это должно помочь? Наконец, зачем Ким вообще выстрелил ей в сердце? Промазать с двух метров просто нереально, значит, он не целился в плечо; и уж тем более – в ногу. Ребекка, конечно, ранее продемонстрировала свои намерения: если бы пистолет сработал, я бы оказался уже возле окровавленного тела Кима. Однако она была нужным нам свидетелем! Кто, кроме неё, теперь докажет, что мы убили не случайную женщину, а маньячку? А ведь с Кимом постоянно так происходило! Я вынужден был задавать себе сотню вопросов, в голове постоянно крутилось «почему»: «Почему он мил со мной?», «Почему помешался на расследовании?», «Почему я ему понравился?», «Почему мы взялись за это дело?», «Почему он так хотел поймать Химика один?» – бесконечное количество «почему».

– Энди, ты как? – Ким положил руку мне на бедро.

– Наверное, нормально, не знаю.

Я никогда никого не убивал, не присутствовал при этом и не встречался с убийцами. Что я должен был чувствовать по этому поводу? Может быть, осознание случившегося настигнет меня потом? Как в случае со смертью Мелиссы, я на время перестал думать: просто фиксировал происходящее, бросался от одной беды к другой, от одного повода беспокоиться к другому, и так по кругу.

Ни одна мысль не оседала в голове настолько, чтобы сделать вывод.

– Никому ничего о случившемся не рассказывай, пока мы не поговорим с адвокатом.

– С адвокатом. – Я кивнул. – Он хороший адвокат?

– Алекс мой старший брат.

«Ого», – подумал я и произнёс это вслух. Хоть это и не означало, что он профессионал, у Кима по крайней мере были основания полагать, что Алекс сделает всё возможное, чтобы помочь.

– Ты не рассказывал, что у тебя есть брат.

– А ты не рассказывал, что у тебя умерла сестра, – пожал плечами Ким.

Он был прав, но что касалось меня – просто не представился случай. Мы с Кимом были знакомы всего несколько недель и львиную долю времени проводили за расследованием. Я смутно представлял себе такой разговор: «Ну, раз мы выяснили, что она Химик, может, побеседуем о моём детстве?» Когда именно я должен был рассказать слезливую историю? По-моему, сравнение нельзя назвать равноценным. Про кота Теслу сразу рассказал, а про брата умолчал. И теперь он никак не вписывался в то, что я знал о жизни Кима. Я представлял его эдаким любимчиком родителей, долгожданным сыном, которому мучительно долго выбирали имя и фотообои в детскую. Мне хотелось спросить: не планировал ли Алекс получить рискованную профессию под стать стремлениям Кима? Хотя юриспруденция могла быть опасной, если Алекс Даймлер был как Эннализ Китинг, только в брюках. Играли в детстве в следователей? Рассказывали друг другу о любовных похождениях? Ходили на теннис? Мне хотелось думать о чём-то совершенно обыденном, где бы не фигурировали смерть, пистолеты и маньяки.

– Тебе нужна новая одежда, жди в машине.

Ким остановил автомобиль на Интерстейт 95 Лоуэр Левел, напротив магазина с оригинальным названием «Находка», сплошь в вывесках о распродаже. Джинсы Diesel из прошлогодней коллекции за 73 доллара? Футболки Colin’s за 49 долларов? Ким, наверное, просто не умел покупать одежду в торговых точках, где на витринах не светились известные бренды. Ему не хватало обыденности, чтобы концентрироваться на чём-то менее модном. Он вернулся спустя десять минут с двумя пакетами: в моём оказались рубашка, брюки, толстовка и рюкзак.

– Дуй на заднее сиденье и переоденься.

– Ладно, – я перебрался назад, – куда мы теперь?

– В клинику. Грязные вещи оставь в машине, положи в рюкзак.

Он так больше ничего и не сказал, пока мы ехали, разбирайся, Энди с осознанием сам.

***

Я вышел из машины и окинул виноватым взглядом то, что произошло с салоном автомобиля после того, как я в него сел. Грязь и кровь были повсюду. Ким сказал, что не будет это вытирать – оставит в качестве доказательства, что мы боролись с Ребеккой и действительно существенно пострадали от её рук. Хотя, по правде говоря, основной ущерб мне нанесла лаборатория и клумба. Когда-нибудь я посмеюсь над этим в кругу друзей или коллег. Надо же, смертоносная клумба.

Проводив взглядом теслу, я поплёлся к входу в здание.

Доктора велели лечь на живот и начали колдовать над раной на спине. А я задумался над тем, как буду рассказывать родителям о произошедшем. Я, конечно, предпочёл бы промолчать, но такой вариант исключало расследование и тот факт, что и меня обвинят в пособничестве. А меня точно обвинят в пособничестве – так происходило в детективных сериалах, а они должны хотя бы в чём-то отражать действительность. Что ж, я попытался смоделировать беседу.

Как ни крути, какие слова ни подбери, а я всё равно выглядел наивным дураком. Ладно Ким, но я то, обычный парень, как в это ввязался? И почему почти ничего не почувствовал, увидев, как на моих глазах умер человек? Жалел ли я Ребекку, оставленную умирать на земле перед собственным домом? Я убедил себя, что жалеть её не имел морального права. Она отнимала жизнь, играла в бога, сошла с ума – если бы её судили, могло и до смертельного приговора дойти. Ким, наверное, думал так же. Он изначально хотел её убить – как мне это раньше в голову-то не пришло? Отсюда и все его увёртки и нежелание пойти в полицию.

Как же туго до меня доходило!

Нет, скорее всего, я ошибался. Если бы Ким планировал убийство, оно не было бы таким суетливым и неправильным. Ребекка выстрелила в него, только чудо позволило ему остаться в живых, да уж, если это планирование, то Ким превзошёл самого себя.

В своё оправдание скажу, что я общался с Кимом каких-то жалких три недели и мне только предстояло избавиться от основной массы иллюзий на его счёт. Сначала я легкомысленно принял Кима за типичного нью-йоркского пижона. У меня было довольно предвзятое отношение к богатым людям: я полагал, что возможности, которые давали деньги, делали их развращёнными, наглыми, возомнившими себя властелинами мира. Циниками и нигилистами, считающими, что все в этом мире продавалось, достаточно предложить нужную цену. Когда он на моих глазах избавился от шести тысяч долларов, я всерьёз поверил, что если окажусь в постели Кима, то только потому, что для него это будет очередным приключением. Мне казалось, он так воспринимал действительность. Соблазнить коллегу, снять сюжет, затеять расследование, каждый день как квест. Поэтому я и не принял всерьёз его расследование, а стоило.

– Вот мы и закончили со спиной. – Медсестра попросила сесть на кушетку и начала обрабатывать раны на лице. – А челюстью тоже на даче ударились? Кажется, это был кулак.

– Нет, не кулак. Я наступил на грабли.

Она рассмеялась, а потом предложила обменяться номерами телефонов.

***

Сначала я думал, что ссадины на лице добавили мне то ли возраста, то ли брутальности. Но первая же зеркальная поверхность, встретившаяся на моём пути, опровергла догадку. Я выглядел как мальчишка, попавший в переплёт, но, вздохнув, в таком виде и поехал в редакцию.

Этаж, на котором располагался наш офис, выделялся большой яркой кляксой на фоне чёрного неба. Гигантские окна, что называлось, проливали свет на деятельность журналистов. В ньюсруме мелькали женские и мужские силуэты, и мне безумно захотелось оказаться среди них. Я выскочил из машины, едва такси затормозило у бизнес-центра.

Мистер «Приятного дня» на ресепшене попытался узнать, что со мной случилось, но я ограничился ответом «всё окей». Надавил на кнопку лифта, влетел внутрь, едва дождался, пока двери разъедутся в стороны, нажал на ручку прозрачной и как всегда чистой двери, услышал звук защёлкивающегося замка позади.

– Энди! – Нил тащил с собой штатив и провода, волочившиеся на несколько футов. – Помоги, пожалуйста, у нас тут такое! Да, да, шнуры подбери, размотались, черти.

Когда он скрылся за дверью, я взглянул в ньюсрум.

Репортёры носились туда-сюда, как автомобили на автостраде. Разрывались все три телефона. Элис, уже с макияжем и причёской для выпуска, читала закадровый текст. Рядом стоял Ким и обстоятельно что-то ей объяснял. Было заметно, что он обошёлся без профессиональной помощи: кто-то – скорее всего Элис – приклеил ему на подбородок и лоб жёлтые пластыри. Зато я понял, что во втором пакете была одежда для него самого: костюмчик и белая рубашка.

Я вошёл в ньюсрум, увидел, как Элис склонилась к Киму и произнесла:

– Когда он тараторит мне в ухо, хочется взять и зарядить ему по башке микшером.

– Вот поэтому у тебя в студии и нет микшеров.

– Так, Майкл сказал, что я буду работать с другим исполнительным продюсером?

– Спроси у него, ладно?

Ким заметил меня и оборвал беседу на полуслове. Чтобы поговорить без лишних ушей, он предложил выйти на балкон, на котором у меня от высоты дух захватывало. Манхэттен просматривался как на ладони. Такой вид наталкивал на философские размышления: под ногами неслась жизнь, ветер трепал волосы, гудели кондиционеры… Но Ким явно думал о чём-то менее возвышенном, когда толкал меня к стене и глубоко целовал. Его ладони пахли яблочным жидким мылом, волосы – шоколадом, губы – ананасовой жвачкой. В его руках мне становилось сложно соображать – хотел же спросить о чём-то, но вместо этого гладил его по спине, прижимал к себе, тёрся бёдрами. Если Кима посадят в тюрьму, я без этого не смогу. Тюрьма, точно.

– Притормози. – Я поцеловал его и отстранился. – Тебе удалось сделать то, что просил брат?

– Разумеется.

– И всё прошло как надо?

***

Глаза постепенно привыкали к темноте: я разглядел его блестящий от слюны подбородок. Ким иногда целовался как актёр из немецкой порнушки – высовывая язык изо рта. Выглядело, наверное, невообразимо пошло, но этим приёмчиком он возбуждал меня на раз-два.

– Алекс хотел, чтобы к сегодняшнему вечеру город знал про убийство Химика, и город будет знать – мы уже готовим итоговый спецвыпуск. – Ким засунул ладонь за пояс моих штанов.

– Ну а дальше-то что?

– Человеческий мозг так устроен, что первую информацию он воспринимает как правдивую, а вторую – уже сомневаясь. Понимаешь? Мы убедим всех их, среди которых и выберут присяжных для суда, в том, что умерла не девушка, умер монстр. Убита не бедная девушка, а…

– Монстр. Умно.

– Это во-первых. А во-вторых, мой звонок в службу 911 записывался, и это даст Алексу право утверждать, что я с самого начала переживал о содеянном и даже хотел её спасти.

Ким провёл ладонью по моему затылку и надавил на него.

– Погоди, Ким, я совершенно точно уверен, что это неподходящее время.

– Я просто пользуюсь моментом. Когда собираешься признаться в убийстве, жизнь воспринимается немного иначе. – Ким отстранился, сделал два шага от меня и опёрся о балконные перила. – Впрочем, если ты не хочешь, не буду настаивать.

Я промолчал.

– Нет, серьёзно, Энди. Предлагаешь побеседовать о Ребекке?

– Я не хочу о ней беседовать, господи, но, как правило, если человека что-то беспокоит, он хочет это с кем-то обсудить, – обстоятельно, беря во внимание его стресс, пояснил я.

– Меня это не беспокоит, не беспокойся, – съязвил Ким.

– То, что тебя это не беспокоит, уже повод для беспокойства.

Он выставил руки вперёд и произнёс:

– Ладно, может быть, я немного… Взбудоражен.

– М-м-м.

– Или даже напуган.

– Уже ближе к правде. – Я ободряюще кивнул.

– Или взбудоражен и напуган одновременно, но не хочу об этом говорить. Алекс сказал, что он справится и я могу на него положиться. Главное сейчас – подготовить выпуск.

Может быть, он и поступал правильно, а я боялся.

На меня снова накатило осознание. Больше не удавалось абстрагироваться, думать о брате Кима или родителях. Ким выстрелил в человека; её сердце перестало биться из-за нас.

Совершенно очевидные вещи, но как их выбросить из головы?

– Считаешь, что я сделал ошибку? – заговорил Ким.

– А это была именно ошибка? У меня возникло такое чувство, что ты с самого начала планировал.

Мысль вернулась в голову будто без спроса и я умудрился озвучить её.

– Не планировал, разумеется.

– Зачем же ты выстрелил? – Я перешёл на шёпот.

– Я не знаю! – Ким присел на корточки и медленно съехал на пол. Он прикрыл лицо руками, отчего слова звучали приглушённо. – Я вообще теперь не могу сказать, о чём думал. Она выстрелила в меня! И знаешь, в такие минуты не жизнь проносится перед глазами – это ерунда, – а ты… ты словно навсегда запоминаешь лицо того, кто в тебя целился. И я подумал: либо она, либо я. Мне просто повезло; в следующий раз не повезёт, поэтому её нужно уничтожить.

– Ты должен был просто нейтрализовать её, чтобы она не была опасной.

– Надо было тебе этим и заняться, – зло бросил он.

Я выдохнул, расслабил плечи и посмотрел вдаль на блестящий НьюЙорк. А как бы я сам поступил на его месте? Существовало мнение, что любой человек мог убить другого, только каждому для этого были необходимы свои особенные условия и мотивация. У Кима такая мотивация была: он стрелял в девушку, которая убила его лучшего друга и едва не пристрелила его самого. А если бы Ребекка призналась, что виновна в смерти сестры, может, и моя рука не дрогнула?

– Случилось то, что случилось. Уже ничего нельзя исправить.

Я устроился рядом на холодном полу и обнял его.

***

В таком виде нас и обнаружили коллеги. К счастью, это были девушки, которые сочли меня с Кимом то ли пьяными, то ли обкуренными, но не любовниками. Они сказали, что через десять минут начнётся выпуск, и Ким мгновенно оказался на ногах: хотел увидеть момент триумфа, если это слово сейчас будет уместным, собственными глазами; я вслед за ним вернулся в ньюсрум. Что мне удалось узнать: сюжет об убийстве Химика был анонсирован и выйдет первым. Кроме этого, Седьмой канал запланировал несколько прямых включений. В этот вечер к нам присоединится психолог Сара, которая подсказала мне идею про раздвоении личности, и несколько других экспертов в сфере юриспруденции. Журналист выехал на место события – ему предстоит два выхода в эфир, желательно с записями синхронов от «очевидцев» события.

– В восемь двадцать у нас прямое включение с места события, в восемь тридцать Элис поговорит с юристом Джейми Паркером. Или нам нужно больше времени на прямое включение?

– Только он не Джейми, а Джеймс. – Нил прошёл мимо с новой партией шнуров. – К слову.

– О, точно, юрист по вызову. Я его помню, блондинистый такой.

Исполнительный продюсер Дэйв лихорадочно листал свой ежедневник.

– Пять минут до эфира, – произнёс он и побежал в направлении студии.

За ним увязалось несколько человек. Студия, где выпускались новости, была перед ньюсрумом. Пройдя коридор славы, я смог заглянуть внутрь, но входить не стал.

Элис едва заметно улыбалась, словно разминала лицевые мышцы. Она сидела за столом с приподнятыми стилистами волосами, в стиле семидесятых, и в розовой целомудренной блузе. Напряжение в комнате делало воздух вязким: стало душно и я расстегнул две верхних пуговицы. Эми проследила за моим движением, улыбнулась и махнула ладонью перед собой, разгоняя воздух. Кондиционер работал образцово, но нас подогревал стресс.

– Заставка пошла.

Я чувствовал себя странно, стоя в режиссёрской и ожидая новостей о событиях, в которых принял непосредственное участие. Я так и не смог разобраться, хотел или не хотел увидеть тот двор и дом, где произошла драма. Безусловно, спецвыпуск по этому поводу даст зрителям много информации, но я знал гораздо больше. Знал, что было до этого. Материал, прямо скажем, не для новостей – скорее, для детективной книги. Это случилось вне эфира и никогда в него не попадёт. Такое сожаление должно быть знакомо писателю, из работы которого редактор выкинул сцену.

– Студия F7, вы готовы?

– Как никогда, телецентр, – пауза. – А вы?

– Откуда этот комик?

– Из телецентра. – Эми взглянула на телефон, пришла СМС – участие подтвердили трое.

Дэйв надел наушники.

– Элис, без лишних эмоций и неуместных акцентов, ладно?

– Все неуместные акценты появляются оттого, что ты вопишь мне в ухо.

– Работа у меня такая.

Элис закатила глаза, но выдохнула и взяла себя в руки. Как однажды сказал Ким, отношения между шеф-редактором и журналистом уступали по проблемности только отношениям между ведущим и его продюсером. В первом случае друг на друга кричать могли оба, во втором – наушник во время прямого эфира работал только в одну сторону.

На экране, демонстрирующем то, что видели телезрители, появилась студия. Дэйв умолк и вознёс руки вверх – я так понял, это был его типичный жест благословения выпуска.

– С вами Элис Картер и вечерние новости Седьмого канала, – произнесла она; позади появилась классическая криминальная заставка. – Сегодня в своём доме была убита Ребекка Льюис. Девушка, которую источники связывают с Химиком, совершившим девять убийств.

– Потише, не так эмоционально, – сказал в наушник Дэйв.

– Мисс Льюис, сорока трёх лет, проживала в Куинсе. Мотивом нападения на её дом могло стать ограбление, поскольку внутри обнаружены следы борьбы. – Она сделала паузу. – Наша корреспондентка находится на месте события и готова рассказать последние новости. Тереза, слушаем тебя внимательно и хотим узнать: есть ли у полиции предварительная версия?

Тереза стояла приблизительно на том месте, где я упал. Только чистенькая и, кажется, даже довольная, что получила возможность выйти в эфир в итоговом выпуске.

– Студия, на месте преступления все ещё продолжаются следственные действия. Говорить о каких-то версиях пока рано, об этом нам не под запись сообщил детектив. Очевидцев трагедии нет, но несколько соседей утверждают, что услышали выстрел около семи вечера.

Дэйв сказал:

– Спроси, что говорят об убитой соседи.

– Тереза, удалось ли тебе пообщаться с людьми, проживающими рядом с Ребеккой Льюис?

– Да, соседи утверждают, что Ребекка вела очень уединённый образ жизни, можно сказать, была отшельником. Но регулярно принимала гостей, которые рядом не проживают.

– Как эти гости выглядели?

Пока всё шло довольно неплохо. Седьмой не мог обвинить Ребекку прямо – презумпция невиновности работала на Химика и репутацию канала, – но давал пищу для размышления зрителям. Если она была отшельником, значит, имела тайны, которые желала скрыть, верно? Сам Ким утверждал, что люди искали простые пути и делали незамысловатые выводы.

– Что в полиции говорят об обвинениях в адрес Ребекки?

Тереза кивнула: сигнал проходил с опозданием, поэтому секунды две она молчала.

– Полиция не комментирует предположительную связь между этими инцидентами, тем не менее внутри все ещё проводятся следственные действия; полагаю, выводы будут позже.

– Спасибо, с нами была Тереза Уолтер с места гибели Ребекки Льюис.

Следующим в эфир вышел юрист. Скайп-связь барахлила, но Эндрю Флэш успел сказать, что в юриспруденции нет такого термина, как «оправданность» преступления, и даже если Ребекка была тем самым Химиком, за её убийство виновных будут судить по всем правилам.

– А как же суд присяжных, Эндрю?

– На данном этапе он играет роль. Но у нас пока слишком мало информации, чтобы соотносить одно с другим. Если в её дом проникли с целью ограбления, но она сама была преступницей, полагаю, даже присяжные не сочтут это смягчающим обстоятельством.

Потом на экране показалась симпатичная физиономия Сары.

– Исходя из имеющейся информации, как бы вы охарактеризовали Химика? Если просто предположить, могла ли им быть женщина? – обратилась к ней Элис.

– Безусловно, принадлежность к полу не даёт нам даже намёка на то, какой у человека характер, способен ли он убить кого-либо. Это очень тонкая материя на самом деле.

– То есть это не исключено?

– Безусловно, нет.

– А правоохранительные органы берут во внимание гендерную классификацию?

– Безусловно, – в один голос с Сарой произнёс я, и Эми почему-то рассмеялась.

Когда Элис закончила выпуск, комната взорвалась аплодисментами.

Коллеги переглядывались, хватали друг друга за руки, обнимали, хвалили, несколько разразились словами любви, будто и не было никогда неоправданной недоброжелательности, забытых реплик, сорвавшихся сюжетов, потерянных петличек.

Несмотря ни на что, Седьмой канал был командой, как в примерах по тимбилдингу. Дэйв достал бутылку шампанского и позвал всех обратно в ньюсрум. И около того же самого стола, над которым мы совсем недавно горевали по Крису, поднимались бокалы и отпускались комплименты. Такие моменты со временем обрастали ностальгией и становились легендами для пересказа новому поколению, и всё же я ощущал дискомфорт. Завтра все эти люди узнают, что сделали мы с Кимом. Как поведут себя после этого?

– «Твиттер» сошёл с ума! Тэг про Химика в трендах по Америке.

– Это только начало. – Кейт побежала к телефону, не допив шампанское. – Седьмой канал.

Я подошёл к Киму.

Какое-то время мы смотрели в окно, словно запоминая очертания Нью-Йорка, празднующего смерть Химика. Хотя, конечно, город ничем не отличался от себя самого вчерашней версии. Пока ещё мы делали вид, что чувствовали то же самое; что были самими собой вчерашней версии.

***

Я добрался до дома за полчаса, решив не тратить деньги на такси. В это время Бронкс ненадолго оживал: не смирившиеся со своей участью люди выходили на улицы и общались. Просто говорили, в основном ни о чём. Какая завтра будет погода, почему республиканцы провалили голосование по медицинской реформе, угрожали ли Америке мигранты? Что там с Энергетическим агентством? Расходы на оборону все так же растут?

Плавное течение вечера прервал резкий взрыв, словно рядом начал извергаться вулкан. Кажется, я ненадолго выпал из реальности. И первым, что зафиксировало моё сознание, стал шум. Мешанина из звуков, один пронзительнее другого. Сирены то приближались, то отдалялись, кричали люди, скрежетал металл. Я закашлялся, перевернулся и застонал от рези, прострелившей спину. Кто-то схватил меня за ворот рубашки и тут же отпустил на асфальт.

– Нам нужно больше крови.

– Он умер, женщина, простите, ваш муж умер.

– Кевин! Кевин, где ты?!

Я открыл сухие и опухшие глаза, поморгал, чтобы сфокусировать зрение. Улица стала неузнаваемой: в десяти метрах зияла воронка, а дом на противоположной стороне – тот самый, где я снимал квартиру, – был наполовину разрушен. Больше ничего разглядеть не удавалось: вокруг стоял едкий туман – наверное, пыль от обвалившегося здания. Попытавшись встать, я опёрся на руку – движение отозвалось приступом боли. Прикусил губу. В ладони обнаружился осколок, который ушёл под кожу дюйма на три. «Ладно, Энди, соберись, тебе нужно узнать, что случилось, а не лежать на асфальте», – шептал я, пытаясь выбрать правильное положение руки, чтобы как можно менее болезненно вытащить этот чёртов осколок.

– На счёт три, – сказал я и тут же потянул его на себя.

В следующее мгновение я едва не отключился; а может быть, в самом деле отключился. Когда снова открыл глаза, лежал на дороге, как и минуту назад. Осколок валялся рядом, а по руке сочилась кровь. Она текла струйкой, в которой отражались мигалки и огонь. Ко мне подбежал мужчина в форме «Скорой помощи», с лицом, вымазанным в крови. Он держал бинт и фонарик.

Неужели кто-то ещё пострадал? Что это вообще было – взрыв газа? Мне казалось, я задал эти вопросы вслух, но доктор продолжал держать меня за плечо и говорить, активно артикулируя: «Вы серьёзно ранены?», «Можете встать? Я отведу вас в скорую». Он поднял меня, придерживая под грудью, и мы оказались на кладбище. Я насчитал как минимум восемь трупов, лежащих в неправдоподобных позах с раскинутыми руками и изодранной одеждой.

Мы тащились вперёд, мимо мужчины с оторванной конечностью и матери, которая так и придерживала коляску. В ней никого не было, и я попытался спросить у доктора, выжил ли ребёнок, но губы не хотели шевелиться. Нет, мне нужно было узнать. Жив ли ребёнок? Скажите, жив ли ребёнок? Девочка, судя по цвету коляски. По щекам катились слёзы; я осознал это, ощутив соль на губах. Нет, взрыв газа никогда бы не обернулся подобной катастрофой: взрывная волна зацепила всех, кто находился в это время перед домом. Всех, кто вышел проветриться.

– Слышите меня? – Я кивнул. Доктор завернул меня в одеяло и велел смотреть на фонарик. Он был едва старше меня, может быть, поэтому и занимался теми, кого ранили не сильно. – У вас лёгкое сотрясение мозга; лёгкое, только если можете говорить. Так что?

– Я могу.

Около подъезда двое полицейских накрывали чёрным фрагмент тела. Ярко-красные туфельки на ногах, колготки в сеточку, шорты, а выше – пустота.

Меня вырвало.

– Ничего, ничего, все нормально. – Доктор помог мне выпрямиться. – Давайте вашу руку. Повреждение вроде не глубокое, но нужно очистить рану, понятно?

Перед моими глазами стояло то, что осталось от женщины в красных туфлях.

– Что здесь произошло?

– Знаю не больше вашего. – Парамедик не поднял головы, промывая руку.

– Взрыв был снаружи или внутри?

– Боюсь, взрывов было несколько. Полицейские шептались, что одну из бомб заложили в урну на углу, ещё одно взрывное устройство, судя по всему, сработало в доме, вот в этом.

– И кто это, террористы?

Он пожал плечами. Обмотал мою руку бинтом и велел сидеть неподвижно. Конечно, это могла быть террористическая организация, но почему-то я не мог принять эту версию. Сегодня мы убили Ребекку, и она на последнем издыхании сказала, что за её смерть полагается заплатить свою цену. Обычная пафосная фигня, решил я и не увидел своего дома – его кто-то взорвал. Пора прекратить думать о случайностях, когда речь шла о Ребекке. Эта девушка была мастером создавать вероятности и хотела, чтобы люди верили в стечение обстоятельств.

Я не сразу осознал мысль, которая зудела последние пять минут. А когда наконец понял, покрылся мурашками. Неповреждённой рукой я вытащил из кармана телефон. В сердце Ребекки пулю вогнал не я, а Ким, и если это было возмездием, я должен был предупредить его.

– Пожалуйста, возьми трубку!

Я слышал монотонные гудки, стараясь не впасть в панику. Не выключая мобильный, поплёлся подальше от огня и разрушенного дома. На углу стояли такси; денег у меня не было, то ли доллары выпали из кармана, то ли их кто-то украл, но я решил попытать удачу.

– Конечно, такая жуть творится, садись – довезу, – ответил таксист.

Обойдя машину, я уселся на пассажирское сидение. Водителю на вид было не меньше шестидесяти, а машина, даром что такси, оказалась сосредоточением личных вещей. С фото, приклеенного к солнцезащитному козырьку, на меня смотрела девочка с косичками. Какое это счастье – знать, что с близкими всё в порядке. Я назвал водителю адрес офиса Седьмого канала, и он завёл мотор. Главное, не думать о плохом, думать о чём-то другом. О том, как этой девчонке на снимке шёл розовый цвет. Делал её щёчки более румяными, но без пошлости.

Почему же Ким не брал трубку? Может быть, разговаривал с Майклом или с Алексом, захотел отдохнуть от меня – в это тоже я с лёгкостью верил, – курил на балконе?

– У тебя там кто-то есть? – сочувственно закивал водитель. – Кого-то ищешь?

– Я не…

Мы неслись по Сейлтон-стрит, по второй полосе гнали скорые.

– Ты не слышал про взрыв бизнес-центра?

– Какого именно? – Спазм скрутил желудок, и я ощутил горечь во рту.

– Того самого, где находятся офис Седьмого канала, издательство FIU, магазин цифровой техники. Разнесло вдребезги. Шести этажей вообще, говорят, нет. Жертв жуть как много.

– Остановите машину.

– Парень, ты чего?

– Остановите машину! – Едва он затормозил, я вывалился из авто и быстро задышал, чтобы побороть паническую атаку. Но куда там, я все равно задыхался. У меня перед глазами потемнело, я перестал себя контролировать и, кажется, беспомощно повалился на тротуар.

***

Очнулся снова в такси. Неравнодушный водитель попался: он не оставил меня валяться на улице. Когда мы въехали на Манхэттен, сразу стало понятно – то, что произошло – грандиозно. Таксист повернул на Олки-стрит и попытался надавить на газ чуть больше, но автомобильная давка оказалась безальтернативной – либо ты двигаешься как все, либо съезжаешь на обочину. Я сказал, чтобы он не торопился, и перенабрал номер Кима. Он всё ещё не брал трубку, а меня бросало в дрожь при мысли, что мобильника могло просто не существовать.

Хотя, подождите, смартфон остался невредимым, если шли гудки.

Но это всего лишь телефон, а Ким?

Я безумно соскучился по нему теперь, когда понял, что могу больше его не увидеть.

По радио говорили, что взрыв прозвучал в двенадцатом часу ночи. К этому времени почти все офисные работники расходились по домам: кроме, конечно, журналистов. Это не оставляло сомнений насчёт того, кто был мишенью атаки. Последний выпуск новостей выходил в эфир в десять, длился в среднем полчаса; чтобы убрать камеры на место и выключить софиты, понадобится ещё двадцать минут. Оставалось десять минут. Что такое десять минут? Один телефонный разговор с человеком, который ждал дома, сигарета на балконе вместе с друзьями, надобность перепроверить файл «на облаке», поиски сумочки по офису.

Всего один раз за три недели я остался на одиннадцатичасовой выпуск, чтобы посмотреть, а ушёл из редакции только в первом часу – разговорился с Нилом о его опыте съёмки репортажей.

Когда мы подъехали к бизнес-центру, возвышающемуся огромным факелом над соседними зданиями, ночь превратилась в день. Я в мельчайших подробностях видел широкую улицу, на которой не было даже намёков на регулирование движения. Машины лавировали между ранеными и неподвижными телами, забирали не безнадёжных. Люди помогали медикам накрывать мёртвых, рвали одежду, чтобы перевязать раны, и всё это под аккомпанемент человеческих завываний, слёз, криков, сирен скорой помощи, шума работающих пожарных шлангов, трескотни раций и неповторимого, непередаваемого звука, с которым огонь облизывал стальные балки, пожирал дерево и пластик крупного бизнес-центра.

Я заставил себя отвлечься от этого, перестать реагировать на шум, но появился запах. Тошнотворный запах крематория, сгоревшей плоти, мышц и костей. Я почувствовал, что контроль над психикой ускользал, уступая место первобытному страху. Нутро так и гнало меня обратно в такси, куда-нибудь подальше от этого ада, чтобы не слышать и не запоминать.