Текст книги "Двадцать лет до рассвета (СИ)"

Автор книги: Deila_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

В божественных хитростях, конечно, вся и штука.

– Слушай, ты не обижайся, но спать с этим твоим факелом на голове не очень удобно, – как можно более деликатно намекает Вайдвен. Эотас, к счастью, нисколько не обижается и понимающе вбирает солнечный огонь внутрь – только слабое свечение остается, но это можно пережить. Вайдвен облегченно вздыхает. – Спасибо, дружище.

Никто не учил их поступать правильно. Оказалось неожиданно сложно – учить этому…

Свет мягко колеблется внутри.

Не волнуйся, шепчет неслышимый голос звезд. Еще никто не сумел превзойти людей в обучении. [1]

Вайдвен готов ему поверить, когда восходит к самому дворцу грейва. Позади – огромная лестница, ведущая в город; впереди – величественный имперский чертог. И люди, которым приказано под страхом смерти не пустить Сияющего Бога дальше.

– Не стрелять, – говорит Вайдвен, обернувшись, людям Морая. Он слышит недоуменный, испуганный ропот солдат, но знает, что они не ослушаются приказа. Они верят своему пророку.

Дворцовая стража обнажает клинки, когда Вайдвен подходит ближе, но это не пугает его; он подходит совсем близко, так близко, что воин перед ним мог бы убить его прямо сейчас, если бы захотел. Впрочем, если бы люди грейва всерьез желали ему смерти, лучники на дворцовых балконах не жалели бы стрел.

Старший страж отводит глаза, будто ему не под силу встретиться взглядом с чистейшим светом. И никак не решается нанести удар.

– Уходи, пророк. Нам приказали тебя убить.

– Невозможно убить зарю. – Из глаз Вайдвена на миг проглядывает ослепительное солнце. – Каждый, добровольно принявший ее свет, будет помилован. Каждый, кто предпочтет тьму, сгорит в ее лучах. Ты волен выбирать.

Мужчина перед ним все же находит в себе силы встретить взгляд бога. Вайдвен безумно хочет заговорить снова, нарушить эту страшную, неправильную тишину, успокоить всех, что они вовсе не желают новой крови, что переворот может закончиться мирно, вот только…

Он уже много раз об этом говорил. Если о проповедях фермера из редсерасского захолустья слышали даже по ту сторону гор, то этот парень точно знает, о чем в них шла речь.

Старший страж ничего не говорит своим людям. Не командует убрать оружие, не призывает атаковать. Просто отступает в сторону.

Вайдвен не ждет, пока все вокруг сообразят, что им тоже надо что-то сделать. Просто шагает вперед и отворяет двери, не замечая, как стекают вниз безобидными струйками металла запиравшие их замки. Стража внутри не смеет преградить ему дорогу – ни ему, ни следующим за ним эрлам. Вайдвен отвлеченно думает, что будет совершенно позорно заблудиться в этом здоровенном дворце и не отыскать в нем грейва, но, по счастью, дорога оказывается удивительно простой. Прямо, прямо и еще раз прямо.

Грейв и большинство его сторонников здесь. Хатторта Бреттла, губернаторского секретаря, нигде не видно – впрочем, ума Бреттлу не занимать, должно быть, убрался прочь из столицы сразу же после доклада о явлении Эотаса.

Грейв Алдвин выходит вперед. Властный, немолодой аэдирец в строгих одеждах, подобающих правителю, он встречает Вайдвена лицом к лицу.

– Я не помню, чтобы ты просил об аудиенции… «пророк».

– Здравствуй, Алдвин, – отвечает Вайдвен. – У тебя больше нет власти над людьми Редсераса. Как и у Аэдира.

Что принято говорить во время государственного переворота? Проклятье, ему надо было подумать об этом раньше. Вайдвен бегло оглядывает тронный зал. Среди собранной грейвом знати он узнает уже виденного им прежде аристократа – Карока; шрамы на лице служителя Воэдики все так же отчетливо различимы. Прочие ему не знакомы, даже если он и слышал когда-то их имена.

И каждый из них повинен в голоде и нищете, терзающих Редсерас из года в год. Вайдвен вспоминает свой родной дом и окрестные деревни; вспоминает каждую жизнь, которую отняла нехватка хлеба или безжалостные хозяйские плети. Люди, стоящие перед ним, знали обо всем этом. У них была целая жизнь и четыре дня на то, чтобы покаяться в своих преступлениях, и они предпочли этого не делать.

Вайдвен видит всего одну причину, по которой им не следует встретить грядущую зарю на виселице.

– Вам не место в Редсерасе, – наконец говорит он. – Вы причинили достаточно зла на этой земле. Вам будет позволено покинуть ее пределы, но ваши жизни – единственное, что вы сможете забрать с собой.

– Ты слишком много возомнил о себе, пророк, – Алдвин шагает вперед, стиснув ладонью рукоять меча, но оступается и замирает, так и не успев отдать приказ. В тронном зале вдруг становится светлее, будто в нем разом зажгли пару сотен свечей. Кто-то из стражников опускается на колени, почти беззвучно бормоча молитву.

– Двое твоих союзников заступили дорогу заре, – спокойно напоминает Вайдвен. – Подумай, прежде чем испытывать милосердие Эотаса в третий раз.

Солнечным светом залито всё вокруг, и пока что это только свет, теплый и невесомый, вовсе не несущий гибель огонь – но только глупец стал бы проверять силу божественного гнева на себе. Эотасу нет нужды сжигать несогласных: один из эрлов, низко склонив голову, опускается на колени следом за стражником, и в преддверии божественного рассвета никто не смеет насмехаться над ним.

У них просто нет ни единого шанса удержать Редсерас во власти Аэдира, когда сам Эотас на стороне мятежников.

Алдвин медленно убирает ладонь с рукояти.

– Неразумно злить бога, – глухо говорит губернатор. – Хорошо же. Я согласен на твои условия. Я слагаю с себя полномочия грейва Редсераса.

Лучи Эотаса бережно касаются лилово-золотого флага на стене за высоким троном, превращая вытканный на нем символ в настоящее сверкающее солнце, и Вайдвен понимает его без слов.

– Ни у Аэдирской Империи, ни у Опаленной Королевы нет больше прав на эти земли и свободу здешних людей. Сегодня вам была дарована жизнь, поскольку законы Воэдики более не имеют в Редсерасе силы.

Отныне эта земля и ее люди под защитой другого бога. Вайдвен глядит на сияющие золотые лучи над лиловыми полями на расцвеченном эотасовым светом флаге, и впервые за много дней он полностью уверен в том, что всё случилось совершенно правильно.

Эрлам он оставляет все прочие заботы – об охране бывшего грейва и безопасности дворца. На это у них уходит остаток дня, но вся столица уже знает о том, что переворот свершился. Редсерас отвоевал себе свою свободу удивительно малой кровью. Опоздали все-таки, беззлобно думает Вайдвен, не успели к зиме… самую малость. Но если успеют хоть немного поправить дело с нехваткой еды, может, и пройдут чуть легче безжалостные зимние месяцы. Надо наладить снабжение. Надо убедиться, что аэдирцы покинули страну. Надо позаботиться, чтобы Империя не вознамерилась отобрать себе мятежную колонию обратно… впрочем, ферконингу проще забыть о Редсерасе – прибыль с его полей была не настолько значительной, чтобы ссориться ради нее с богом. У Аэдира достаточный приток золота. Но, конечно, ферконинг пришлет посла, и Дирвуд наверняка пришлет посла, и Республики, и племена Иксамитля, ведь аэдирские договоры больше не имеют силы. На Дирвуд у Вайдвена большие надежды: там отличные плодородные земли и немало эотасианцев среди местных эрлов; если удастся выгодно договориться о поставках зерна, Редсерас сможет забыть про голод хотя бы на первое время.

Ко дворцу постепенно стекается все больше и больше людей. Должно быть, каждый, кому довелось быть в столице во время переворота, решил навестить бывшего губернатора напоследок. Вайдвен не задумывается всерьез, что все эти люди здесь делают, пока один из солдат Морая не просит его вернуться в тронный зал.

Амлайд Морай встречает его коротким кивком.

– Мы должны уладить еще один вопрос как можно скорее, – говорит седой эрл. – Редсерасу нужен правитель.

– Я не имею ни малейшего представления, как их выбирают в свободных странах, – честно признается Вайдвен. Было бы здорово, если бы люди сами поддержали одного из эрлов. Было бы вдвойне здорово, если бы этим эрлом стал Морай: Вайдвен доверяет старику, и не только потому, что тот оказал неоценимую помощь в восстании. Еще тогда, на площади, Вайдвен видел его душу. Он не очень-то хорошо разбирается в душах, но в этой было светло.

Кто-то из эрлов тихо, беззлобно фыркает. Амлайд усмехается.

– Я думаю, люди уже знают, кого хотели бы видеть своим правителем. Даже собрание эрлов пришло к согласию, а это случается едва ли не реже, чем обретение независимости колониями Аэдира. – Он серьезнеет и почтительно склоняет голову. – Нам не найти правителя надежней, чем избранный самим Эотасом святой. Ты сделал для нас уже гораздо больше, чем мы заслужили, я признаю это, но… может быть, наш бог будет милостив к нам еще немного. Мы просим тебя занять престол.

Это что, шутка какая-то?

Вайдвену хватает ума не произнести это вслух. В абсолютном смятении он тянется к Эотасу: выручай, старина, это уже слишком!.. Тот, по счастью, откликается ему сразу же, сияя так чисто и ярко, будто они снова стоят на площади. Эотас согласен; более того – как и Морай, считает, что это лучший для них всех выбор.

Вайдвен мысленно спрашивает у него, действительно ли это то, чего хочет народ – и на него обрушивается целый водопад света, сотканный из чужой надежды. По всему Редсерасу люди надеются, что Эотас не оставит их, поведет их вперед, не позволит недостойному править страной… и в каждом есть малая крупица страха, что этого не произойдет. Того самого страха, который Вайдвен помнит еще ребенком: что свеча в твоих руках погаснет во время молитвы. Такого никогда не было да и не может быть, ведь Эотас добр и милосерден, Эотас дарует свет и тепло всем жаждущим тепла и света, но что, если один раз, всего один раз, в этот самый важный и сокровенный миг твоей жизни, свеча погаснет?

Вайдвен не может выразить ничем, кроме огня, всю свою злость на этот страх. Солнце внутри него отзывается горячим пламенем, превращая тронный зал в залитые золотым сиянием божественные чертоги.

Ладно, думает Вайдвен. Ладно. Но не вздумай оставить всё это мне одному.

Эотасу и не нужно напоминать. Свет вплетается в душу Вайдвена легко и уже почти привычно, и когда тот наконец отвечает эрлу Мораю, в зале звучит его и одновременно не его голос:

– ДА БУДЕТ ТАК.

Комментарий к Глава 10. Переворот

[1] – https://www.explainxkcd.com/wiki/images/6/69/progeny.png

========== Глава 11. Божественное Королевство ==========

Дирвуд предлагает новое торговое соглашение. Щедрый жест помощи недавно провозгласившей независимость бывшей колонии; по сути – чуть менее унизительная насмешка. Дирвудский герцог знает, что Редсерасу некуда деваться, им нужны деньги, и они будут продавать ворлас по практически любой цене.

Но это все равно лучше, чем прежние неподъемные требования Аэдира – и Дирвуд согласен продавать зерно за приемлемые деньги. Вайдвен подписывает соглашение после нескольких оговоренных правок. Вайлианским Республикам он не уступает таких цен: перекупать ворлас у Дирвуда или Аэдира им выйдет дороже. Посол консуали аседжиа может быть превосходно вышколенным дипломатом, но даже ему не под силу состязаться с энгвитанским богом в умении убеждать людей; тем более, хилспик дополнительно усложняет послу задачу. Редсерас получает соглашение и с Республиками.

С северными племенами договориться сложнее всего, потому что они не присылают послов. Они присылают охотников и шаманов. Шаманы не хотят обсуждать торговлю, не выкурив с собеседником ритуальной дряни, от которой у Вайдвена неимоверно трещит голова, и не обсудив с ним явившиеся видения. Одно из племен отказывается торговать с Редсерасом, потому что шаман во время ритуала увидел гигантских фиолетовых гусениц, а это дурное знамение. Со знамениями спорить трудно. Переосмыслив тупик в переговорах, Вайдвен предлагает шаману вернуться через месяц-другой и попробовать снова, и это оказывается верным шагом – гость с одобрением замечает, что божественный избранник знает толк в видениях, и обещает наведаться в Редсерас снова, но уже с травкой покрепче.

Вайдвен втайне надеется, что любитель видений забудет дорогу в Редсерас и больше никогда не вернется. Чего-чего, а видений ему от Эотаса хватает.

Ферконинг, по счастью, присылает не войско, а дипломатов. Может быть, еще надеется вернуть контроль над взбунтовавшейся колонией бескровно, но переговоры оказываются короткими: Эотас, даже не выслушав до конца заготовленной имперскими послами речи, делает с ними то же самое, что сделал когда-то с Вайдвеном. Только вот им открываются не великие тайны древности, а выжженная солнцем пустыня с одиноким кругом из высоких адровых монолитов, таких же черных и безжизненных, как адра на землях Хель, один за другим осыпающихся в песок.

– НАПОМНИТЕ ГОЛОСАМ ИНЭ СИКТРУА, ЧТО ИХ ОЗАРЯЕТ ТОТ ЖЕ СВЕТ, ЧЬЕ ПЛАМЯ ОСПОРИЛО ВЛАСТЬ КОРОЛЕВЫ. ЕСЛИ ЛЮДИ ФЕРКОНИНГА И МЕКВИН СТУПЯТ НА ЗЕМЛИ РЕДСЕРАСА С НЕДОБРЫМИ НАМЕРЕНИЯМИ, ЗАРЯ НЕ ПОЩАДИТ ИХ.

Инэ Сиктруа, чертог избежавших забвения. Может быть, Воэдика, покровительница Аэдирской Империи, закрывает глаза на небольшие хитрости людей, но для бога перерождения Инэ Сиктруа – ересь воплощенная. «Я сожгу и вашу армию, и ваших смертных правителей, и ваших бессмертных вождей, если мне придется», запоздало переводит Вайдвен с эотасова на человеческий – и внутренне вздрагивает, когда понимает, что Эотас не блефует. Как и тогда, дома, когда он пригрозил сжигать людей в пепел за неудобные вопросы.

Конечно, никому не потребуется превращать в пустыню целый Аэдир. Но лучи света, вдруг сошедшиеся перекрестьем мишени на древнем святилище, послужат ферконингу ясным предупреждением – и, может быть, этого будет достаточно, чтобы оставить богу зари его нищее новорожденное государство. Конечно, Аэдир не остановится на этом – Дирвуд с самой Войны Непокорности пресекает их попытки вернуть Империи бывшую колонию – но, по крайней мере, Редсерас может чуть меньше опасаться внезапного вторжения.

Редсерасу нужно время. Совсем немножко времени… и очень много денег.

В королевскую казну уходят сбережения аэдирской знати, аристократов, бежавших из страны. Вернее, те их сбережения, что не успели разграбить местные. К тому же, в казне и так было не то чтобы пусто – сейчас Вайдвен отчасти даже благодарен грейву за зверские пошлины, хотя некоторая часть собранного золота немедленно исчезает. Несколько эрлов пытаются возражать, но Вайдвен непреклонен: пусть даже здесь, в столице, не видно голода, но он помнит деревни, по которым шел осенью. Людям нечего есть. Его людям нечего есть. Он подписывает указ о снабжении, и обозы с провизией – в том числе, с дирвудским зерном – медленно начинают расползаться во все уголки Редсераса.

Много обозов теряется по пути. Слишком много. Немногочисленных охранников, убитых на дороге, бросают гнить там же; Вайдвен едва ли в силах поверить, что это происходит в его стране, это деяния его собственных людей, убивших или обрекших на голод десятки невинных. Но прежде, чем он успевает официально вмешаться и принять меры, гонцы приносят новые вести: о мертвецах, которыми вдруг стали увешаны деревья вдоль трактов, где были ограблены обозы. На каждом трупе вырезано эотасианское солнце. Охотники до чужого зерна отлично понимают намек: следующая партия обозов добирается почти без потерь, и Вайдвен, изумившись в очередной раз, вслушивается в потеплевший огонек внутри: люди защищают друг друга. И еще: я очень давно не слышал столько благодарностей в молитвах.

Да уж, думает Вайдвен, от меня так точно не слышал, последние лет двадцать, наверное. Теперь людям наконец есть за что благодарить своего бога. И… святого. Так его самого теперь называют: Святой Вайдвен. Был бы жив отец – мгновенно отправился бы Туда, едва услышав подобное богохульство.

Вайдвен пытается урезонить хотя бы Эотаса, когда они остаются наедине:

– А ты чего сияешь? Меня они, понятно, не слушают, а ты почему не сказал, что я просто обычный человек? И что ты просто занял мое тело? Ну какой из меня святой!

Эотас только безмятежно мерцает в ответ.

Я не могу пожелать лучшего святого, чем ты, друг.

А Вайдвен еще спрашивал, есть ли у него святые. Вот это да. В такое дурацкое положение он еще не попадал.

– Ты не можешь просто… – Вайдвен отчаянно пытается подыскать слова, но у него ничего не выходит. – Ведь нельзя объявлять кого попало святыми! Святые должны быть… ну, не знаю, праведными. Добрыми. Не такими, как я!

Огонек все так же тепло льнет к нему, будто и не услышав его слов. Эотас явно считает, что никакой ошибки тут нет.

Он ведь бог искупления. Может, потому и выбрал себе святого-грешника?

Посерьезнев, Вайдвен берет в руки свечу со стола и пристально вглядывается в чуть подрагивающий огонек. Он слышал, как шептались слуги о том, что свечи в королевских покоях теперь горят целые дни напролет и никогда не гаснут. Светлый воск теплеет в его ладонях; пламя ластится к пальцам, дыша сияющим жаром.

– И… что святые должны делать? Что я должен делать?

Учи меня, просит Эотас. Сомневайся. И веди других к свету.

Вайдвен невесело хмыкает. Он снова будто наяву слышит доклад гонца о мертвецах, развешанных по деревьям вдоль тракта. В этот раз Редсерас не стал ждать, пока эотасов святой решит дело миром.

Это совсем не похоже на путь света. Многие славят Божественного Короля, но немало людей все еще не верят, что это в самом деле Эотас. Эотас не призывал бы людей к восстанию. Эотас покарал бы нечестивцев, осквернивших убийством священный герб солнца. Эотас учил бы людей смирению, а не этой кровавой заре…

Огонек свечи тревожно вздрагивает. Вайдвен торопливо укрывает его ладонью: страх и неверие людей происходят только от того, что они не знают, какой Эотас на самом деле. Вайдвен носит его в себе, а всё равно – сколько сам сомневался.

Я сожалею о гибели этих людей. Они совершили зло не из жестокости, но ведомые отчаянием и страхом. Пламя трепещет в ладонях Вайдвена, мечется из стороны в сторону, будто терзаемое незримой болью. И вдруг успокаивается – вытягивается золотой каплей огня ввысь. Но те, кто покарал их, отметив моим гербом, служили моей заре.

– Чего? – недоверчиво переспрашивает Вайдвен. – Да какой же эотасианец будет таким заниматься?

Люди, что видели зарю, рожденную в крови бога и человека, расплатившихся позором и болью за отданный безвозмездно свет. Для нас это было искуплением. Для них – жертвой, и цена ее велика. Когда они увидели ее оскверненной, это пробудило в них гнев.

Хель их подери. Вайдвен наконец начинает понимать, что именно они сотворили с Редсерасом.

Все эти люди видели, как святого, носящего Эотаса в своей плоти, высекли на площади за попытку помочь своему народу. Когда он взошел на престол, люди уверовали в его свет и всерьез задумались над искуплением собственных грехов, поскольку непременно искупление должно было следовать за зарей, этому учили их все молитвы. Когда Божественный Король издал указ о снабжении, это был жест помощи, это было самое что ни на есть эотасианское деяние, которое только могло прийти Вайдвену на ум.

Нашлись те, кто обесценил любовь бога и низвел ее до цены пары повозок с зерном. Люди не простили им оскверненного света. Они сидят на божественной любви надежней, чем последний доходяга сидит на свефе.

Но, может быть…

Может быть, это правильно?

Вайдвен прислушивается к Эотасу, и его душа отзывается эхом на грусть бога, скорбящего о ненужных смертях, и звенит резонансом рассветного пламени от его радости. Люди защищают людей – так, как умеют, так, как научило их смутное время. Люди защищают своего правителя и бога. Они ищут искупления – при мысли об этом огонек свечи в руках Вайдвена горячо вспыхивает, заставляя того отдернуть пальцы.

– Осталось только объяснить любителям искупления, что те, кого они убивают, уже ничего не искупят, – ворчит Вайдвен. Золотое пламя неожиданно льнет к его ладони, касаясь кожи лихорадочным жаром:

Есть те, кто намеренно творит зло в наше имя. Сторонники Аэдира, ожидающие возможности вернуть Редсерас во власть ферконинга. Служители моих храмов, пользующиеся своим положением и моим гербом.

Вайдвен недоверчиво глядит на мерцающий огонек.

– И почему ты их не покараешь?

Я хочу, чтобы весь народ Редсераса знал об этом.

– В Энгвите что, публичные наказания были самым веселым развлечением?

Мне казалось, тебе тоже понравилось, невозмутимо отвечает Эотас. Вайдвен фыркает, они смеются вдвоем, и это больше не кажется странным – странным кажется только то, что каждый человек на смертной земле еще не беседует с Эотасом вот так. Он ведь был задуман другом людей. Он ведь и сам хочет быть их другом, а не повелителем…

– Слушай, – задумчиво говорит Вайдвен, ставя свечу обратно на стол, – а зачем вы это затеяли? Ну, все эти религии и прочую ерунду. Тебе ведь это самому не нравится.

Так было проще. В мерцании огонька ему чудится вздох. Боги очень редко вмешиваются в жизнь смертных, и этому есть причина. Любое наше действие несет огромный потенциал изменений, который людям нечем компенсировать. Если бы мы остались в Эоре, мир смертных превратился бы в гладиаторскую арену, где сражались бы фавориты богов. Религиозные фанатики… государства… народы. Мы ушли, чтобы дать вам возможность развиваться самостоятельно. Сегодня люди видят во мне того, кого хотят видеть – но ты и сам об этом знаешь, ведь ты тоже представлял меня иначе.

– Ага. Решил, что ты пришел меня казнить, – Вайдвен хохочет, запрокинув голову. Теперь это и правда выглядит до невозможного нелепо – Эотас, пришедший казнить смертного за богохульство! – Ты когда-нибудь кого-нибудь осуждал на смерть?

В смерти нет никакого искупления, возражает Эотас. Самая суровая кара, которую я назначил когда-либо смертному человеку, была вечностью.

Вечностью? Наказание кажется Вайдвену странным, пока он не понимает, в чем дело. Вечность – долгий срок. Даже для искупления самых страшных грехов.

– В чем был виновен этот человек?

Она провозглашала правду. И она ошибалась. В ошибке нет преступления, пока это не становится религией.

– Вы… спорили о религии?

Вайдвену чудится смех, но в нем нет ни единой искры радости. Пламя свечи остается неподвижным.

В Энгвите только и разговоров было, что о религии. О чем еще спорить, когда вы становитесь богами.

– И наказание все еще длится? – Огонек утвердительно сияет. – И сколько еще осталось?

Вечность.

– Довольно дурацкая мера наказания, – бормочет Вайдвен, и Эотас неожиданно соглашается:

Да. Нельзя ожидать от смертного, что он научится чему-то, сидя в яме с душами грешников, снедаемых виной, страхом, разочарованием и надеждой на ложное спасение. Пламя свечи вспыхивает почти с яростью. Но таков был суд богов. Уже тогда мне стоило сжечь Брейт Эаман в прах до последнего камня. Инэ Сиктруа я пощадил, поскольку Абидон взял его под свою защиту, и Брейт Эаман до сих пор оскверняет цикл своим присутствием – он под эгидой Воэдики. Может быть, время, когда наша старая темница наконец рухнет, наступит быстрее, чем я надеялся.

– А где он? Брейт… эта штука?

На землях Эйр Гланфата.

– Совсем близко! Пешком можно дойти, – усмехается Вайдвен. – Но давай сперва с Редсерасом разберемся… что ты говорил про аэдирцев и жрецов?

Эотас объясняет. Лучше бы не объяснял – Вайдвен и сам начинает сердиться не на шутку. Какие-то умники в рясах церковников решили, что они могут пользоваться верой простых людей ради собственной наживы. Будь они разбойничьей бандой вроде тех ребят, напавших на обозы, уже закончили бы свой смертный путь схожим образом. Но кто сейчас посмеет осудить эотасианского жреца!.. Они могут говорить что угодно, прикрываясь именем Божественного Короля.

Достаточно будет разобраться с ближайшими храмами, говорит Эотас, дальше люди справятся сами. Вайдвен, поразмыслив, соглашается. Редсерасский народ оказался неожиданно смышленым, пусть и резковатым в суждениях. Но это у них с непривычки.

Завтра они возьмутся за дело; сегодня же осталось разобраться всего с одним вопросом. Вайдвен берет со стола услужливо оставленный Мейви, служанкой, гребень и обводит покои тяжелым взглядом. Совесть не позволяет ему выкинуть проклятую штуковину (хотя было бы здорово закинуть ее куда-нибудь Туда) – один раз он уже попробовал, и Мейви просто принесла ему новый гребень. С тех пор Вайдвен занимался тем, что «терял» его где-то в собственных покоях. Мейви, в свою очередь, занималась тем, что отыскивала его и безукоризненно вежливо напоминала Божественному Королю, что с удовольствием поможет его светлости привести себя в порядок.

Вайдвену удалось отстоять свое право на более-менее приличную одежду, но мириться с привычкой пророка причесываться пятерней Мейви отказалась наотрез. Вайдвен честно попробовал один раз расчесаться гребнем, но зубцы застряли намертво, не сдвинувшись и на дюйм. Поразмыслив, Вайдвен оставил эти бесплодные попытки и решил, что за эотасовым сиянием все равно ничего не будет видно. Он крестьянин, в конце концов, а не благородный муж, чтобы заниматься этой ерундой.

Вайдвен ловко отправляет гребень в недра узкой щели за изголовьем кровати и изо всех сил надеется, что поиски займут у Мейви хотя бы больше одного дня.

***

Глупо было думать, что столичным храмом заправляет честный служитель Эотаса. Вайдвен принимал его присягу – верховный жрец был из старого рыцарского ордена, он присягал как воин и как священник. Казалось, он уверовал в свет Божественного Короля, отрекся от старых аэдирских господ, ведь как могло быть иначе? Новый правитель Редсераса и его сияющий бог даровали прощение всем без разбору. У каждого было право на второй шанс.

– Это суровое обвинение, ваша светлость, – уважительно, но твердо произносит коленопреклоненный жрец. – Я боюсь, вы были обмануты клеветой.

Доказательств против него нет. Он был союзником Аэдира, это известно всем, но кто может измерить истинность раскаяния? Письма от бывшего грейва, переданные в этом месяце тайными гонцами, уже сгорели в камине особняка. Люди не умеют вопрошать пепел.

Но лгать перед лицом собственного бога?

У пепла и у людских душ нет секретов от Эотаса. Божественный Король не меняет своего решения. Верховный жрец-рыцарь главного храма Редсераса, верный сторонник грейва Алдвина, раскаявшийся в своих прежних деяниях и не совершивший после этого ни единого преступления, изгнан из страны по одному только слову нынешнего правителя.

По Редсерасу проходит взволнованный шепот: что, если речи об искуплении были ложью? Да, король подписывает помилование нескольким преступникам, которых иначе ждала бы плаха, но это может быть всего лишь разумным политическим шагом: что он получает взамен? Информацию? Поддержку? Возможно, с верховным жрецом они просто не сошлись в цене.

Что, если пророк Эотаса обманывал свой народ всё это время?

Находятся люди, что принимают его сторону, даже считая это правдой. Находятся люди, что отвергают подобные домыслы и верят чисто, как прежде. Находятся люди, которые начинают опасаться своего нового правителя, но их мало – пророк продолжает безошибочно разыскивать казавшихся неуязвимыми продажных жрецов, и многие из них, не столь осторожные или верившие в свою безнаказанность, не могут скрыть своих преступлений. Вайдвен неустанно повторяет в каждом обращении к народу: тем, чьи намерения чисты, нечего бояться. Эотас не карает невинных.

Фониверно укрывает Редсерас чистым снегом. В Редсерасе наступление нового года празднуют неохотно: слишком дорого обходится каждая неделя зимы. Люди ждут Весеннего рассвета. Может, милость их бога станет менее жестокой с приходом весны…

Вайдвен видит сны по ночам – сначала о продажных чиновниках, о священниках-еретиках, о преступлениях, которые так долго оставались неотвеченными. Потом жернова новых законов потихоньку начинают перемалывать прежние устои, и к Вайдвену приходят другие сны.

– Ты хочешь карать людей за то, что они недостаточно в тебя верят? – Вайдвен очень, очень, очень сильно надеется, что понял всё неправильно.

Я не могу повлиять на решения других богов. Но если смертные сами перестанут служить им, мои братья и сестры будут вынуждены прислушаться.

– И вместо того, чтобы объяснить это людям, рассказать им правду, ты собираешься просто наказывать всех подряд за «ересь»? Я бы не дожил до своих лет при таких законах!

Эотас обнимает его спокойным, уверенным теплом.

У богов тоже есть свои законы, Вайдвен. Некоторые из них до сих пор связывают меня. Думаешь, смертные сами выбирают, какому богу служить, и никто не подталкивает их к решению?

– Что?

Эотас смолкает, будто засомневавшись, стоит ли отвечать, но Вайдвен уже встревожен не на шутку.

– О чем ты? Разве люди не сами выбирают себе богов?

Мы питаемся душами, шепчет Эотас, наше могущество проистекает из этого. Мы должны были удостовериться, что никто из нас не будет слабее или сильнее других. Мы заставляем смертных забывать, что происходило с ними в мире богов, и причина этому – не только милосердие.

– Вы… вы заставляете людей верить в себя? И ты тоже?

Мы отдаем приказ, но его можно нарушить. Ты выбрал меня сам, хотя изначально твоя душа несла отпечаток воли другого бога.

– Какого бога?! Я всю жизнь был эотасианцем! Никому больше не молился!

Твоя душа прежде служила моей сестре, огонек Эотаса вспыхивает ярко, искристо, будто он радуется непонятно чему. Вайдвен в ужасе думает, что если его душа и впрямь была обещана Воэдике, то лучше ему Там не появляться. Никогда. Всю оставшуюся вечность.

…моей сестре, Магран.

Вайдвен моргает. Это, конечно, лучше, чем Воэдика, но ненамного.

– А теперь? Теперь кому принадлежит моя душа?

Ты мой носитель и мой святой, золотой огонек успокаивающе ластится к нему. И мой друг. Я буду защищать твою душу до тех пор, пока это в моих силах. Предугадывая очередной вопрос, Эотас добавляет: смертные часто меняют богов-покровителей, в этом нет ничего страшного. Мы всего лишь заботились о балансе сил. Но теперь я хочу нарушить его. Обнаружив, что слабеют, мои братья и сестры будут вынуждены прислушаться к смертным.

– Дружище, это… – Вайдвен беспомощно трет ладонью лоб. – Это слишком. Ты впутываешь людей без их ведома в дела богов. Я не могу просто сказать – теперь все служат Эотасу! Может, они не хотят тебе служить. Как я объясню им всё это?

Я не желаю власти или поклонения смертных. Я желаю людям блага. Ты просил о заре… но ты сам видел, как красны ее лучи. Я бы хотел избежать необходимого зла; я бы очень этого хотел, мой друг. Эотас крепко обнимает его горячим сиянием своего пламени. Вайдвен знает, что в словах того нет лжи – горькая печаль бога пронизывает его душу насквозь острыми спицами света. Я сожалею о том, что не могу утешить твой народ. Я сожалею о том, что прошу тебя о подобном. Но я не могу обречь вас на большее зло своим бездействием.