Текст книги "Двадцать лет до рассвета (СИ)"

Автор книги: Deila_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Эотас останавливает его, едва пальцы Вайдвена касаются шершавой теплой страницы. Огонек внутри безмолвно спрашивает о чем-то, будто прося позволения, и Вайдвен недоумевает – что могло понадобиться Эотасу сейчас? Но, конечно, соглашается.

Золотые иглы лучей внезапно оказываются глубже обычного в его душе, заставляя Вайдвена вздрогнуть – не от боли, нет, но…

Я не могу дать тебе собственные знания, но могу напомнить о том, что принадлежит тебе самому. У тебя уже есть готовые паттерны реакции, тебе не нужно учиться снова. Сейчас, я пробужу их.

– Пробудишь?! – Вайдвен таращится на книгу перед ним в совершенном ужасе. – Не вздумай! Я не хочу схлопотать Пробуждение ради того, чтобы читать эту ерунду!

Поздно. Он даже не успевает понять, когда именно понимает, что Эора «совершает оборот вокруг солнца за триста тридцать четыре дня». Вайдвен испуганно замирает, ожидая, что в любую секунду в его голове зазвенит какофония голосов из его прошлых реинкарнаций, вот-вот его собственная память превратится в бешено крутящийся калейдоскоп эпох и жизней, вот-вот ему придется защищать собственный рассудок от обезумевших призраков…

Свечи перед ним весело мерцают. Вайдвен с подозрением вслушивается в себя, не рискуя даже краем глаза взглянуть на проклятую книжку, но все, что он слышит – это тихий дружеский смех в искристом солнечном огне.

– Смешно тебе?! Я теперь Пробужденный по твоей милости!

Вовсе нет, улыбается Эотас, я пробудил только ту часть твоей памяти, что хранила языковые паттерны. Не забывай: меня создавали в Энгвите. Операции на душах для меня естественны.

– Ты не мог бы уточнять, когда собираешься копаться в моей душе, дружище?! – Вайдвен пылает праведным гневом. У него уходит, наверное, минута, чтобы в полной мере осознать, что Эотас только что просто… Пробудил кусок его прошлых жизней. Наверное, это не так-то легко. И еще это опасно. И в мире хватает сумасшедших, что рискнули бы собственным рассудком, чтобы добраться до древних тайн, которые может скрывать память их предыдущих реинкарнаций.

А Эотас затеял всё это, чтобы научить его читать.

– Извини, – бормочет Вайдвен. – Спасибо.

Эотас рад, что он понял, и светится тепло-тепло.

– А ты специально это именно сейчас сделал, чтобы я теперь волновался о том, что еще ты в моей душе поменял, и пошел наконец к этому Хранителю?

Солнечный огонек сияет так невозмутимо, что никаких сомнений в этом не остается. Вайдвен только вздыхает – и чего он вообще ожидал. С некоторой опаской он вытягивает из кармана скомканную бумажку, отданную ему ваэлевым жрецом, но он не успевает разобрать хотя бы первые несколько каракуль – все они вдруг складываются в единую ясную вязь. В полном ошеломлении Вайдвен отводит глаза, потом осторожно смотрит обратно, но ничего не меняется. Он просто… как будто сразу знает, какое значение несут короткие строки, и ему больше не нужно мучиться над каждой буквой, пытаясь вспомнить, что же она обозначает.

Он правда когда-то сам так умел?

«15 Витдирлейн». Вайдвен даже смутно представляет себе, где это. Не так много в редсерасской столице улиц, где кабацкие вывески украшены нарисованными рогами витдиров.

Поход к Хранителю он вначале собирается откладывать до тех пор, пока у него не останется ни одной достойной причины отложить его еще на один день, но с Эотасом внутри такой подход не работает. Он, конечно, ничего не говорит. Но Вайдвен постоянно чувствует всей шкурой этот незримый вопрос: ты настолько не заботишься о своем народе, что считаешь себя вправе читать им проповеди, в истинности которых не уверен сам?

Может, это и не Эотас вовсе ему нашептывает, а сам Вайдвен уже опасается неясно чего. Его приходит слушать всё больше людей. Всё чаще его слова звучат из чужих уст. Всё чаще его узнают при случайной встрече незнакомцы. И всё туже скручивается незримый узел тревоги – не только в душе самого Вайдвена, нет; каждая жизнь в Редсерасе – нить в этом узле. Редсерас поднимает голову к солнечному свету впервые за полтора столетия. Вайдвен не может вести людей вперед, помня о том, что и этот свет может оказаться обманом.

Поэтому, когда он вдруг обнаруживает себя у дверей пятнадцатого дома на Витдирлейн, он готов даже на встречу с Хранителем, если это убедит его в том, что он поступает правильно. Что они поступают правильно. Не потому, что он всерьез сомневается в том, что Эотас – это Эотас, но для того, чтобы он был полностью уверен, что сделал всё возможное для того, чтобы выбрать наиболее верное решение.

Стучать в дверь приходится долго. Вайдвен провожает взглядом идущих мимо редких прохожих и думает о превратностях судьбы. Всего пару месяцев назад по слову бога он бросил всё, что имел, и сорвался в столицу нести его слово; сейчас он по слову этого же самого бога (и служителя Ваэля, который был явно немного не в себе) мерзнет у двери дома подпольного аниманта, чтобы выяснить, а точно ли он слышал эотасово слово, а не чье-нибудь другое.

Эора сходит с ума. Возможно, это не Эотас, а Ваэль спустился в мир смертных потешиться над бестолковым фермером, который не может отличить собственного бога от всех остальных. Вайдвен решает, что размышлять об этом не так интересно, как читать все вывески подряд. На Витдирлейн их не так и много, но ему нравится смотреть на номера домов и сразу, в одно мгновение, понимать, что за цифры там написаны. Сразу видно, что Редсерас многое перенял от Аэдира: все дома пронумерованы, и на каждом домишке, даже на самом убогом, аккуратно прибита плашка с ровными циферками. Красиво. Вайдвен радуется, но и грустит в то же время: людям нечего есть, а плашки вот исправно меняют, чинят, следят, чтобы не портились от погоды, чтобы цифры все так же были ясно различимы…

От невеселых мыслей его отвлекает скрип двери. Выглядывает наружу вовсе не зловещий злодей-анимант, а вполне благовидная немолодая дама с внимательным острым взглядом, мгновенно напоминающим о библиотекаре-жреце Ваэля. Дама выглядит немного раздраженной внезапным визитом, но стоит ей взглянуть на нарушителя ее покоя, как тень раздражения мгновенно слетает с ее лица.

И сменяется откровенным, непритворным ужасом. Вайдвен не видел такого даже у идущих на эшафот. Смертников мучит ожидание казни, а это…

Будто ты выглянул за дверь на случайный стук и увидел пылающее солнце, спустившееся с небес и готовое выжечь всю смертную землю дотла.

Ну, это, конечно, обнадеживает.

– Добрый день, – с как можно более приветливой улыбкой здоровается Вайдвен. – Нет ли у вас случайно знакомых жрецов Ваэля?

Стоит отдать Хранительнице должное – она обретает контроль над собой почти мгновенно. Всего спустя пару секунд страх остается только в ее глазах, а лицо скрывает практически идеальная маска. Если бы Вайдвен не видел только что произошедшей с ней перемены – не заметил бы ничего странного.

– Заходи, пророк, – говорит Хранительница и отступает чуть в сторону, позволяя ему пройти внутрь дома. – Смотри не сожги ничего.

– Спасибо, – вежливо благодарит Вайдвен, потому что никому еще не вредила вежливость, особенно если ты представляешься эотасианским проповедником и собираешься вести себя подобающе. Он скорей ныряет внутрь дома, пока хозяйка не передумала, и та тщательно запирает за ним дверь. Пока Вайдвен раздумывает, как бы половчее начать трудный разговор на запрещенные законом темы, Хранительница приводит его в комнату, напоминающую маленькую мастерскую – с разложенными повсюду инструментами и загадочными штуковинами, которым Вайдвен не решается определить применение.

– Интересная у тебя душа, пророк. Никогда еще не видела частично Пробужденных – да к тому же так удачно.

– А, ну… спасибо, наверное, – немного растерянно отвечает Вайдвен. – Не думал, что моя слава как пророка разошлась уже по всему городу…

– Она разошлась уже за пределы Редсераса. – Хранительница бросает на него короткий пронзительный взгляд. – Да, теперь я понимаю, чего боялся Ирит. Слава о пророке Эотаса и о надвигающемся восстании гремит по всем Восточным землям, а сам пророк даже не уверен, чьи слова повторяет.

– Восточным землям? – глупо переспрашивает Вайдвен. За горной грядой, отделяющей Редсерас от южных соседей, кому-то есть дело до фермера, восхваляющего Эотаса на площадях?

Он недооценивал масштабы. Проклятье. Они зашли куда дальше, чем ему казалось.

Могут ли они еще остановиться?

Да, неслышно шепчет Гхаун. Но точка невозврата всё ближе.

– Я не знаю, что ты носишь в себе. Я не знаю даже, как твое тело способно выдерживать это. Любое живое существо, мне известное, подобная сила разорвала бы на части, сожгла бы в одно мгновение – так, что и пепла бы не осталось. Мне… мне страшно на тебя смотреть. Души людей сияют ярко во тьме Границы, но то, что внутри тебя, могло бы затмить собой весь их свет, собранный воедино.

– Это… – Вайдвен запинается, но все же спрашивает, – это Эотас?

– Ну, – с сумрачной улыбкой говорит Хранительница, – это точно не адраган и не призрак. Бедняга Ирит; если бы он только видел. Бог ли это? Вероятно – поскольку иного источника энергии такой мощности я не могу представить. Который из богов решил использовать твое тело в качестве сосуда – тебе лучше знать.

Вайдвен в затруднении зарывается пятерней в волосы.

– Ну, это лучше, чем ничего… наверное, – бормочет он. По крайней мере, он приютил какого-то бога. Теперь можно выбирать, в ком сомневаться, всего из одиннадцати сущностей.

Хранительница скептически окидывает его взглядом.

– Странно, что твое тело так истощено. Ты выглядишь не лучше любого другого бедного фермера – не обижайся на правду, пророк – а мне казалось, что бог захотел бы выбрать себе… более надежное вместилище. Или хотя бы привести имеющееся в подобающий вид.

– П-простите?!

Хозяйка только тихо смеется в ответ на его возмущение и машет рукой.

– Отобедаешь со старой Хранительницей? Ты выглядишь так, будто обед тебе не помешает. Да и к тому же, если ты и вправду носишь в себе Эотаса, может, когда наступит мой черед перейти Границу, он будет чуточку благосклонней…

Вайдвен спрашивает Эотаса, не хочет ли тот что-нибудь ответить, но эотасова свеча мерцает отрицательно: в своё время. Ну, мало ли какие у богов Там порядки. Зато вот Вайдвен с огромной радостью соглашается задержаться на обед.

Может, Хранители-аниманты не такие и плохие, как ему казалось.

– А вы служите Ваэлю? Как и Ирит? – Ирит, как выяснил Вайдвен, это тот самый библиотекарь. Но Хранительница только качает головой.

– Я никому не служу. Я многое вижу в душах людей, и в отношении богов… скажем так, как и любые могущественные владыки, боги слишком часто используют своих слуг, чтобы после выбросить прочь.

Вайдвен не может и представить, чтобы Эотас выбросил его прочь. Ну, если это Эотас, конечно.

– Если мой бог – действительно мой бог, то он бы так не сделал.

Хранительница хмыкает.

– Эотас берет со своих людей ту же плату. Ложная надежда – лишь одна ее часть.

– Это не ложная надежда. К Весеннему рассвету Редсерас будет совсем иным, – твердо обещает Вайдвен. С этим Хранительница уже не спорит.

– Возможно, – задумчиво говорит она, – возможно. Позволь мне попросить тебя о небольшой услуге, Вайдвен. Как ты сам уже наверняка догадался, я изучаю души – не только людские. Играть с огнем – глупая и опасная затея, поэтому я не буду просить о многом, просто хочу провести одно любопытное измерение. Позволишь?

Эотас молчит, поэтому Вайдвен, подождав немного, пожимает плечами – что плохого может случиться? Тем более, он чувствует себя немного обязанным за сытный обед.

Хранительница жестом просит его пройти обратно в мастерскую, и Вайдвен послушно следует за ней. В доме анимантки вполне просторно, чтобы хватало места и для жилых комнат, и для лаборатории; удивительно, что она не боится попасться, занимаясь запрещенной магией прямо здесь…

– Быть анимантом очень удобно, когда ты Хранитель, – будто услышав его мысли, чуточку иронично откликается хозяйка. – Все нежеланные гости склонны сразу же забывать увиденное.

Вайдвен хмыкает, но после знакомства с Эотасом и сеан-гулой его терпимость к не одобряемым законом вещам немного выросла. Поэтому он решает поступить мудро, а не как всегда, и никак не комментирует Хранительское решение проблем с законом.

Его вклад в развитие науки, как разъясняет ему анимантка, оказывается донельзя простым – коснуться двух медных пластин, от которых медные же провода ведут к кристаллу адры и небольшому прибору с полукруглой шкалой измерений. Кристалл выглядит подозрительно темным и тусклым, но Вайдвен не видит в пластинах ничего страшного, поэтому по сигналу Хранительницы послушно прижимает к ним ладони.

…Когда он снова обретает способность видеть и слышать, в мастерской царит настоящий хаос. От кристалла адры остались только осколки, чудом не убившие его и саму хозяйку лаборатории. Вайдвен осторожно оглядывается на разбитые колбы с уже растворяющейся эссенцией и на обуглившийся центр стола с почерневшими листами бумаги, разлетевшимися вокруг. В голове у него звенит.

– Знатно грохнуло, – оценивает он свой вклад в науку и осторожно тыкает пальцем черный пергамент. Тот незамедлительно рассыпается кучкой пепла. – Ой. Так и должно было быть?

Хранительница смотрит на него немигающим взглядом. Вайдвен осторожно делает маленький шаг к двери.

– Я… я, наверное, лучше пойду. Спасибо за помощь. И за обед. Мне, правда, уже пора.

Наверное, его спасает только то, что в нем всё ещё есть Эотас – ну, или какой-то бог – и это останавливает Хранительницу от того, чтобы отправить незадачливого помощника Туда прямо сейчас. В любом случае, Вайдвен решает не искушать судьбу.

Оказавшись на улице, он вначале как можно скорее покидает окрестности Витдирлейн, и только потом позволяет себе немножко замедлить шаг. И понадеяться, что следующая его встреча с Хранительницей произойдет примерно никогда. Вайдвену даже немного стыдно – его накормили обедом, а он учинил погром. Но он же не знал!

– Ты как, в порядке? – на всякий случай интересуется Вайдвен у Эотаса.

Я? Разумеется. Но ей стоило озаботиться предохранителями, если она собиралась подключать в цепь бога, а не осколок эссенции адраган.

Понятней от этого не становится, и Вайдвен, поразмыслив, мудро решает оставить инцидент в прошлом и не вспоминать о нем без надобности. Сегодня он принимает исключительно мудрые решения. Стоит повторять это почаще.

Редсерас на грани переворота. Мы еще можем остановиться, если захотим, но скоро обратного пути не будет. Меня тревожат сомнения, схожие с твоими, и настало время их развеять.

Огонь внутри трепещет горячо и ярко, окатывая Вайдвена волнами будоражащего сияния. Тот не решается даже задать вопрос – слушает, понимая, что сейчас его вмешательство будет лишним.

Я доказал серьезность своих намерений. Возможно, теперь мнение моих братьев и сестер изменилось, и нам не придется заходить так далеко. Я бы хотел, чтобы ты был свидетелем нашей беседы – это решит все оставшиеся вопросы.

– Я? Ну, если ты уверен, – Вайдвен только надеется, что Эотас знает, что делает. – И чего нам ждать от этой беседы?

Эотас вздыхает почти по-человечески.

На что способны испуганные боги? Не могу и предположить.

========== Глава 8. Встреча богов ==========

Для того, чтобы поговорить с богами, не нужно особенных приготовлений, древних энгвитанских механизмов или ритуальных жертвоприношений у алтарей. Оказывается, для бога выдернуть незащищенную душу смертного на Границу или за Завесу проще простого.

Вайдвен глядит в потолок крохотной храмовой кельи и слушает ровное биение света в своей груди. Свет спокоен, будто ему известно наперед, чем все кончится.

Мы сделаем правильный выбор, обещает Эотас. Вайдвен, тяжело выдохнув, закрывает глаза: они постараются. Они постараются.

Он ожидает боли, но боли нет; огонек свечи внутри разгорается и заполняет его мягко мерцающим в такт его дыханию светом. Свет колеблется, переливается звоном серебряных колокольчиков, и с очередным его приливом Вайдвен теряется в многоцветном огне. Волна уносит его всё дальше по течению солнечной реки, но тонуть в солнце, еще успевает удивиться Вайдвен, оказывается совсем не так страшно…

И даже когда свет уходит, оставляя его в выжженной черной пустоши, страх приходит не сразу. Вайдвен медленно поднимается на ноги, не в силах отвести глаз от простирающейся перед ним пустоты, уходящей в бесконечность. Он все еще стоит на земле, но земля эта мертвее мертвого, сплошь сухая черная пыль. То там, то здесь из нее проглядывают такие же черные жилы камня, и Вайдвен только спустя несколько секунд понимает, что это адра. Мертвая адра. Блестящие черные мосты, изломанные и полурассыпавшиеся, нависают над пустотой.

– Это и есть Хель? – даже его голос кажется здесь чужим, неправильным. Слишком живым.

– Его часть.

Вайдвен, вздрогнув с непривычки от знакомого голоса, так давно не звучавшего вне его разума, оборачивается. Если они в мире богов, то Эотасу больше не нужно смертное тело, и он наконец сможет увидеть его настоящий облик!

В этом Хель его не разочаровывает. Эотас стоит рядом с ним, взаправдашний, живой Эотас, сотканный из чистого света – почти такой, каким явился Вайдвену в первый раз, только здесь его сияние еще ярче, еще чище. Может быть, оттого, что Вайдвен смотрит не человеческими глазами, а чувствует свет собственной душой. Он силится разглядеть в лучезарной фигуре хоть какие-то очертания, но солнечный огонь перетекает из одной формы в другую, напоминая то мужчину, то женщину, и не думая ограничивать себя одним образом. Но свет его все такой же ясный и теплый, и в глазах Эотаса все та же золотая заря, и сам он – воплощение зари, чудовищное в силе своего огня и бесконечно прекрасное в своей красоте. Вайдвен греется в его лучах и не может отвести взгляда – как посмел бы он отвернуться от солнца в миг рассвета? Как посмел бы он оскорбить его подобным пренебрежением?

Но Эотас вовсе не замечает его восторга. Эотас обводит взглядом утопающую в темноте пустошь, и Вайдвен вздрагивает от пронизывающей все вокруг волны глубокой скорби, зародившейся в сердце пламени. Здесь, в пространстве Хель, лишенном искажений смертного мира, Вайдвен ощущает чувства своего бога еще ярче, чем прежде.

– Это место было совсем иным, – тихо произносит Эотас. – Полным жизни и света. Мне жаль, что ты увидел его таким.

Вайдвену сложно поверить в то, что здесь когда-то вообще была жизнь. Он зачерпывает в ладонь тусклую черную пыль и не ощущает веса; крохотные пылинки разлетаются с его ладони и будто бы растворяются в воздухе, даже не успев осесть обратно на землю.

– А что это за место?

Неподвижная светоносная фигура тяжело мерцает в ответ. Божественный огонь, кажется, тускнеет и блекнет под гнетом незримой боли.

– Здесь были мои владения.

Вайдвен забывает обо всем на свете.

– Что?

– Я покинул мир богов, когда ты принял меня в свое тело. Подобные решения не проходят бесследно… но взгляни, друг мой, у нас гости. Здравствуй, мой любопытный брат. Выходи на свет; темнота нашего мира не скроет тебя от лучей зари. И прости мне ограничения протокола: я хочу, чтобы мой спутник мог полноценно понимать нашу беседу.

Кем бы ни был неизвестный «брат», на свет он выходить не спешит. Вайдвен недоумевающе оборачивается, пытаясь разглядеть в пустоте очертания другого бога, но то ли свет Эотаса слепит его, то ли эотасов гость не желает быть увиденным. Вайдвен почти отчаивается разыскать его в вездесущей темноте, когда солнечные лучи вдруг пронизывают ее насквозь, определяя очертания… неопределимого.

Тьма мигает сотнями глаз и распадается на клочья облаков, чтобы соткаться снова в облик человека, и раствориться снова, и собраться в неведомое Вайдвену существо, и не удовлетвориться и этим. Облики Ваэля сменяются один за другим в хаотичном калейдоскопе, пока Вайдвен не понимает, что его человеческие попытки найти определение самой сути тайны заведомо обречены. Он отводит взгляд, признавая поражение, и слышит смех десятков различных голосов.

– Так быстро?

Вайдвен не в силах ему ответить. Эотас ослепил его сияющей красотой зари; за чарующим золотым светом Вайдвен не увидел того, что так ясно сквозило в облике Ваэля. Мглистые нити, растущие из вечноизменчивого облака-образа бога тайн, тянутся к нему с любопытством, но сияние Эотаса строго ограждает душу Вайдвена от их касаний – а потом и сам Ваэль отстраняется, стоит черной пустоши озариться алыми отблесками совсем другого огня.

Иссушающий жар опаляет Вайдвена даже сквозь солнечный свет. Смертоносный багрянец дышит ему в лицо, скользит по поверхности его души, пробуя ее на вкус языками пламени. Пламя въедается в самую его суть несводимым клеймом, и Вайдвен задыхается от его гнева, захлебывается его злобой, раскаленной и мучительной, кипящей сталью льющейся в его глотку. Когда он наконец собирает остаток сил, чтобы взглянуть сквозь границы огненной бури в ее сердце, он видит только усмешку Магран.

– Вор и предатель вновь по эту сторону Границы. Если ты вернулся не за тем, чтобы вернуть украденное, подумай дважды.

Эотас остается спокоен и недвижим перед стеной бушующего шторма пламени, способного сжигать звезды. Его силуэт кажется почти до смешного крошечным и тусклым рядом с ревущим пожаром Магран, но он не отступает ни на полшага, и даже солнечный свет, составляющий всю его сущность, не вздрагивает ни разу.

– Лишь смертные могли бы обвинить меня в воровстве, но это преступление мы делим на всех. Вайдвен же свою дорогу выбрал сам. Я только показал ему возможность выбора.

Пламя вскидывается выше в жгучем бешенстве, но Магран не успевает ответить. Другой голос, властный и жесткий, вступает в разговор – и даже рев всемогущей огненной бури уступает ему.

– Ты позволил себе насмехаться над моим вассалом. За подобное оскорбление велика цена, Дитя Света. Ты дорого заплатишь за свое непочтение.

Шрамы на лице богини Вайдвен узнает сразу. Точно такие же оставил эотасов огонь на лице Карока, преданного служителя Королевы.

Другие приходят сквозь темноту, и тьма расступается перед божественным могуществом. Под лапами псов Галавейна трескаются жилы адры, и в глазах гончих горит та же жажда крови, что питает их хозяина. Вайдвен испуганно отворачивается от черного взгляда Бераса, не сумев выдержать безразличного равнодушия смерти, и тут же отшатывается от тянущего к нему руки изуродованного калеки, кожа с тела которого слезает клочьями, обнажая кровоточащее мясо. Скейн хохочет: ты еще придешь ко мне, мальчик, ты еще будешь умолять о моей помощи, когда эотасова света не хватит, чтобы утолить голод твоей страны – и кто, если не я, ответит тебе? Вайдвен скорей отступает назад от корчащегося в черной пыли бога-раба, прячется в объятия золотой зари, и лишь в по-прежнему спокойном и светлом сиянии Эотаса страх немного отпускает его.

Он наконец по-настоящему понимает, что пряталось в маленькой безобидной свече, гревшей его в слишком холодные дни. Другие не скрывают перед ним своей силы и власти. Не притворяются равными. Даже боги, которых Вайдвен никогда не считал жестокими или злыми, глядят на него с совершенным равнодушием, и Вайдвен понимает его причину – это вовсе не жестокость и не злоба. По сравнению с богом смертный незначителен, как незначительна одна пылинка из той пригоршни мертвой земли Хель, что он из праздного любопытства зачерпнул в ладонь. Впервые в своей жизни Вайдвен не чувствует обиды или злости при этой мысли. Сейчас, глядя на окружающих его почти всемогущих созданий, неподвластных ни его разуму, ни его восприятию, он понимает их равнодушие предельно ясно. Может быть, есть пределы, за которыми окажется бессильно разрушительное пламя Магран или преображающий огонь Абидона, но пределы эти для смертного так далеко, что можно считать их близкими к бесконечности.

Поэтому он не удивляется, когда взгляды Абидона и Хайлии лишь мимолетно скользят по его душе, в одно мгновение считывая все, что показалось им необходимым узнать, и устремляются к Эотасу.

– Ты вернулся, чтобы возродить жизнь в своих владениях? – голос Хайлии наполняют чарующие нежные трели утренних птиц. Вайдвену, как когда-то давно в полях у тракта, чудится мимолетное прикосновение, легкое, как упавшее на ладонь перышко. – Но зачем ты привел сюда смертного?

– Я вернулся не для этого, – спокойно отвечает ей Эотас. – Я привел смертного, чтобы мы держали перед ним ответ за свои деяния. Ещё не поздно остановиться и исправить зло, что мы причинили.

На какое-то мгновение во владениях Эотаса повисает тишина. Вайдвен, кажется, понимает, почему. Даже ему идея суда одного смертного над всеми богами Эоры кажется не самой лучшей.

– Мы предупреждали тебя об опасностях мира смертных, и тебе стоило послушать нас, – Берас скрещивает руки на груди. – Ты ослеп от собственного света. Твои суждения ошибочны.

– Он нарушил пакт.

Вайдвен оборачивается на шелест волн. Ондра вздымается из глубин океана тьмы неведомой морской тварью; немигающие рыбьи глаза глядят в пустоту:

– Ни один из нас не может нарушить соглашение, не будучи абсолютно уверенным в необходимости подобного деяния.

Эотас склоняет голову.

– Я остаюсь уверен.

– Это не имеет значения, – Берас качает головой. – Ты функционируешь неверно; твой поиск привел тебя к ошибочному ответу. Только эта ошибка позволила тебе нарушить пакт. Остановись, пока еще не поздно, и нам не придется останавливать тебя силой.

– Какой пакт? – осторожно спрашивает Вайдвен. Он надеется, что его услышит только Эотас, но его слышат все боги, и некоторые из них даже снисходят до того, чтобы взглянуть на него. Искорка фонаря перед жуткой рыбьей мордой Ондры вспыхивает почти насмешливо.

– Глупое дитя. Тебя не учили, что опасно следовать за манящими огоньками?

– Хватит с него тайн, – неожиданно вмешивается Ваэль. Его переливчатое многоголосье звучит почти встревоженно. – Эотас открыл ему и так слишком много!

– И я открою ему еще больше. Ему – и всему смертному роду. – Эотас заслоняет Вайдвена огнистым светом, прежде чем тот успевает произнести хоть слово. – Потому слушайте же! Я пришел не для того, чтобы оправдываться или спрашивать совета. Я пришел, чтобы образумить вас, и я предпочел бы решить этот вопрос словом, а не огнем.

– Нельзя просто рассказывать смертным тайну за тайной! – Ваэль кажется ужасно возмущенным, хотя Вайдвена не покидает ощущение, что бог неведомого беззвучно хохочет над ними из темноты. – Так у нас не останется никаких тайн!

– Тайны и ложь заперли нас в цикле, из которого нет выхода!

Эотас разгорается ярче, и свет его становится столь же ослепительным, сколь жарким было пламя Магран. И ярче. И еще ярче. Вайдвен едва может различить хоть что-то в беспощадно-белом солнце; свет полон силы, способной разжигать звезды из мертвой пыли. Но он по-прежнему чуток и внимателен – Эотас отстраняется, чтобы позволить Вайдвену ощущать присутствие других богов, пусть и не выпускает его полностью из своего сияющего ореола, согревая и защищая от чужого влияния.

– Цикл Колеса – рабочая система, – в бесстрастном голосе Бераса мелькает тень раздражения. – У тебя нет решения лучше. Ты не предназначен для поиска и создания подобных решений; как ты можешь судить об этом?

– Я не предлагаю иной системы. Я утверждаю лишь то, что нынешняя больше не может привести нас к нашей изначальной цели. Галавейн! Разве стали смертные сильнее от того, что ты раз за разом бросаешь их в неравные бои? Почему, Магран, твои испытания уже не совершенствуют, а лишь калечат души людей? Отчего ты, Абидон, покорно глядишь, как смертные ходят по одному и тому же кругу? Где справедливость твоего правления, Воэдика, повелительница слепцов, восторгающихся своей безнаказанностью? Забвение и обман оставили людей в темноте, из которой им не выбраться в одиночку – разве этого мы желали, Ондра, Ваэль? Наша цель – прогресс, а не стагнация. Из цикла, в котором мы заперли Эору, нет к нему пути.

– Зачем мы слушаем оскорбления безумца? – Воэдика холодно оглядывается на богов. – Он опасен. Его стоит уничтожить прежде, чем наше бездействие позволит ему привести мир к катастрофе.

Магран задумчиво проводит рукой по своему клинку. Абидон крепче сжимает в ладони кузнечный молот.

– Я вижу твою правоту, – неохотно произносит он, – но мир смертных не готов к переменам – перемены уничтожат его. Ты жаждешь рассвета, не задумываясь, что он повлечет за собой. Я не могу поддержать тебя.

– Мир смертных никогда не будет готов к переменам, потому что уже сейчас он не изменится никогда, если мы не вмешаемся, – Эотас качает головой. – Перемены трудны, но с каких пор бог, ковавший клинок Магран, страшится испытаний? Не это ли – ясный признак того, как далеко мы ушли с верного пути?

– Глупец, – сухо бросает Галавейн. Псы у его ног зло скалятся, пытаясь разорвать клыками бесплотные солнечные лучи. – Ты даже не знаешь, о каких переменах говоришь. Мы стали ответом Энгвита естественной эволюции, и наш ответ безупречен. На данный момент мы гарантируем смертному роду выживание. Любой шаг в сторону уничтожит этот баланс. Ты ослеп от своей безусловной любви, если не можешь разглядеть сквозь нее причину наших действий и их оправданность.

– Оправданность? Не думай, что я не знаю о твоих преступлениях, брат. Собственную трусость ты пытаешься оправдать ценой страданий смертных?

Голос Эотаса по-прежнему спокоен и лишен любой тени гнева, но, наверное, это первый раз, когда Вайдвен слышит хоть что-то похожее на обвинение из его уст. Псы Охотника яростно взрыкивают, припав к земле, но Галавейн не произносит ни слова – лишь что-то темное и злое собирается за его спиной, будто стрела на натянутой тетиве.

Эотас не обращает на это внимания.

– Я пришел говорить, потому что я верю, что мы выше подобных оправданий. Мы должны были вести людей сквозь тьму, а не заставлять их вечно блуждать в ней ради нашего спокойствия и гарантии выживания. Если вы выберете тьму, я сожгу вас вместе с ней.

– Ты один бросаешь вызов всем нам? – Бледный Рыцарь почти изумленно поднимает бровь. – Выбрав своим вместилищем человека? Не забывайся, Дитя Света. Ты можешь быть бессмертен, но твой сосуд – всего лишь смертное тело.

Голос Бераса казался Вайдвену бесцветным и равнодушным, но когда в пустоте звучит голос последнего бога, до сих пор молчавшего, ему кажется, что он ошибался. Вначале он даже не чувствует холода, только видит, как становятся из черных белыми камни под ногами, покрываясь мертвенной изморозью. Потом приходит и холод. Даже сквозь эотасов свет. И вначале Вайдвену только странно – он ведь в мире душ, почему он чувствует холод?