Текст книги "Замороженный Мир (СИ)"

Автор книги: Cyberdawn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

– Э-э-э… – завис я. – Погодите, Залина, вас интересует, почему я не совокупляюсь с вашей дочерью?

– Естественно, интересует! – возмущённо(!) выдала тётка. – Общаетесь вы часто, девочка она приятная и красивая. И страдает, – веско припечатала она, – от вашего пренебрежения.

– Так, погодите, Залина, я чего-то не понимаю, – растерянно выдал я. – Чувства Соны заметны, общаемся мы не первый год. Но я, вообще-то, хотел прервать наше общение…

– Столь талантливому рифмоплёту не подходит моя дочь? – злобно прошипела дама, на мгновения став весма пугающей.

– Я. Забочусь. О. Ней, – раздельно и нейтрально выдал я.

– Объяснитесь, сделайте милость, Гемин, – последовал ответ весьма едким тоном.

– Итак, госпожа Залина, я к Соне не испытываю романтических чувств. Но имею дружеское расположение. Соответственно, воспользоваться её чувствами для удовлетворения похоти… – на этом послышался фырк, я примолк, подняв бровь, но тётка махнула рукой в стиле “продолжай”. – Я нахожу неприемлемым. Опасаюсь нанести ей душевную травму, дать напрасную надежду на возможное совместное будущее – которого не будет.

– То есть, тягу к соитию вы испытываете, но находите его “неприемлемым”? – уточнила собеседница, на что последовал мой кивок. – Даже не знаю, – улыбнулась она, – считать вас глупцом, мальчишкой или чрезмерно щепетильным человеком. В общем, если вы себя называете “другом” Соны, Гемин, то не прерывайте с ней общение, – подытожила тётка. – А если не имеете к ней отвращения, то весьма меня обяжете, став её любовником, пусть и на время.

– Не вполне понимаю вашей позиции, Залина, – в некотором ступоре пробормотал я.

– Не знаю, что сподвигает вас на мысли, что вы нанесёте “раны” моей девочке, но она далеко не дура. И прекрасно знает, что ваш запланированный брак расстроен, а её ждёт другой супруг. Если, конечно, у вас с ней не сложится, на что я, признаться, рассчитываю. Но, это дело будущего. И роман перед браком пойдёт девице только на благо, поверьте моему опыту. Терзания будут, но отказывая ей – вы действительно её раните.

Мнда уж, задумался несколько ошарашенный я. Мать предлагает, пардон, оттрахать дочку и возмущается, почему я это не делаю. Впрочем, если подумать, то социумы разные, принципы тоже. Сам перечислял критерии, из-за которых “жисть половая” не табуирована. В браке – да, но брак, как я понимаю, сформирован на основе религиозных представлений. А последние, прямо скажем, отражают традиции и реалии, сложившиеся в социуме зародившейся религии. Точнее так: есть некая объективная причина, скажем, не есть жаб. Как минимум – потому что их нет в географическом поясе зарождения религии. И это закрепляется как “завет”, поскольку “исполнение завета” укрепляет религию, сколь бы дурацким он не был. Ну а по мере распространения, если оно происходит, подобные “мелочи” становятся “догмой”, вне зависимости от того, что первопричин для их исполнения давно нет.

Ну да ладно, а мне что делать? В принципе, я, как нормальный парень со здоровыми реакциями, и не против, как понятно. Насчёт вреда психологического… ну вот не кажется мне, что мать о дочери заботится меньше, чем я. Ошибаться, конечно, может, но чёрт возьми, 99 % ошибаюсь именно я, по незнанию.

Так что: прерывать общение не буду, это раз. Если Сона сама проявит интерес к сближению (ну, всё-таки, она – не её мать, а я как Гемин наглядно столкнулся с негативными последствиями родительского “будь как я”), то отвечу положительно. А дальше – посмотрим, мудро рассудил я.

– Я вас понял, Залина, – слегка склонился я. – В таком случае, если Сона проявит интерес – буду только рад. Но, повторюсь, после экзаменов я намерен продолжить обучение в столице, так что развитие данных отношений маловероятно, – на всякий случай уточнил я.

– Вот и прекрасно, Гемин, – довольно покивала тётка. – И, поверьте мне, ваш порыв, очевидно, произрастающий из книг, весьма похвален, но изначально ошибочен. В жизни всё сложнее, – наставительно изрекла тётка.

– И проще, – буркнул я.

– И проще, это вы точно подметили, – хмыкнула собеседница. – В таком случае, давайте прощаться.

– Буквально один вопрос, Залина, – решился я. – Мне было бы весьма полезно провести консультацию со стряпчим, не порекомендуете ли что-то?

– По поводу возможного договора? – весьма “по-акульи” оскалилась тётка.

– Нет, что вы, – ангельски улыбнулся я. – Исключительно вопрос финансов и совершеннолетия.

Ну реально, что я, дурак – спрашивать у юриста компании, а не обманет ли меня компания. В этом случае я могу положиться лишь на себя, да и позиция у меня, по большому счёту, выигрышная, если не буду тупить.

Однако есть вопрос именно совершеннолетия и взаимоотношений с Ладом. То есть, вот я живу у него, за его счёт и даже учусь за счёт его же. Как по мне – заведя ребёнка, а, главное, ведя себя, как вёл он, все возможные долги между нами он уже свел к нулю. Вот только то, что считаю я, и то, что считает закон и аппарат принуждения – две большие разницы.

В гимназической программе это не отражается, да и книги, если попадутся, дадут мне немного. Судя по всему известному, максима “закон – что дышло, куда повернул – так и вышло” в Анте цветёт и пахнет. А значит, мне нужно именно описание правоприменения от профессионального крючкотвора. Не наложит ли на мои возможные денежки свои клешни Лад, не воспрепятствует ли моим планам, прочие подобные моменты. Более того, вопрос “совершеннолетия” весьма поверхностно описывался в учебниках, а такие вещи хорошо бы знать точно.

Вопрос информированности моей собеседницы… так у меня выбора, по большому-то счёту, нет. Книги не слишком помогут, даже если они есть в гимназической библиотеке. А на стряпчего деньги появятся (если вообще появятся) только после встречи с этим Грейсом, когда сами эти деньги будут под угрозой “изъятия”.

Так что риск в данном случае так и так присутствует. Если Залина сообщит Ладу о “встрече на тему печати”, то возможные неприятности будут. Ну и, соответственно, лучше знать, чем не знать. Возможно, вообще не имеет смысла с этой печатью связываться, возможно – нужно соломки подстелить в определённое место.

И, соответственно, вопрос подобного типа, обращенный к выказывающей благорасположение ко мне тётке (да прямо скажем, дочку свою ко мне в койку пихающей), видится мне относительно приемлемым риском.

– Кажется я поняла вас, Гемин, – задумчиво протянула Залина. – Думаю, стряпчий издательства не откажется ответить на пару ваших вопросов.

– Буду крайне признателен, – довольно глубоко склонился я в поклоне.

На этом и распрощались, я присел в приёмной, а через десять минут ко мне подошёл довольно пенсионного вида кадр, представившийся “господином Арносом, стряпчим Терских Ведомостей”.

– И что же за консультация вам нужна, юноша? – довольно снисходительно проскрипел он, что я великодушно проигнорировал.

– Меня, господин Арнос, интересует вопрос статуса шестнадцатилетнего по отношению к родителям, ограничено ли право собственности его волей последних, каковые обязательства он несёт перед ними по закону.

– Понятно, юноша, – покивал стряпчий. – Я не профильный специалист, но вам же достаточно общего представления? – на что я кивнул. – Тогда слушайте, в законах благословенного Анта…

И понесло старичка, как на трибуне. Впрочем, по делу он тоже говорил, нельзя не отметить.

Итак, выходило, что всё зависит от сословий. То есть, у сословий до девятого, совершеннолетием считается двадцать один год, и до этого возраста “чада в воле родителей”, совсем и вообще. С девятого по четвёртое – до шестнадцати, собственно, ограничено гимназией, после которой власть над окончившим гимназию “только у мудрого правительства Благословенного Анта”.

И с четвёртого класса – четырнадцать лет.

Правда, есть нюансы: возрастной ценз на должности, момент того, что дитёнок в ряде случаев значится “на сословие или более ниже”, причём почему у строго определённых классов так – я толком и не понял.

По моей же ситуации было так: до шестнадцати лет или окончания гимназии я, по закону, прав не имел вообще. Ни на собственность, ни на что-то ещё. Всё Ладово, вне зависимости от источника получения благ, более того, жизнь и здоровье также принадлежит ему и в его воле, законом не защищается.

На вопросы о “беспределе над чадушкой” стряпчий искренне изумился: дети – редкость, усилия по их зачатию пусть приятны, но не всегда дают результат не только в обозримые сроки, но и вообще. И, кстати, вопрос с внебрачными детьми оказался весьма занятен: беременные девицы оказались “лакомым кусочком” в плане брака. То есть после рождения спиногрыз автоматически становился ребёнком “мужа”.

Очевидно, за счёт искусственных механизмов, инстинкт “продолжения рода” сменился на “выживание вида”, прикинул я.

Так вот, с шестнадцати лет, например, я могу спокойно открывать счёт в “государственном банке Анта”. И доступ к нему буду иметь только я, либо чиновники и по суду. А Лад – только если я сам ему дам доступ.

Далее, юридически родители, в старости, также от “неблагодарности детей” ничем не защищены, как дети от “педагогизма родителей” в детстве.

Как поведал мне стряпчий, что ежели воспитал ребёнка так, что тот тебе сухую корку жалеет, то сам виноват, и государственные службы тут не причем.

В общем, если Залина Ладу не “настучит”, с облегчением заключил я, прощаясь со стряпчим, так и не узнает пучеглаз о моём возможном “тайном доходе”.

Возможно, конечно, Залина и “доложит” Ладу, но в таком случае – ни она, ни её начальник просто ничего не получат. Ну а я как-нибудь дотяну до экзаменов, а реализовать плагиат буду пробовать в столице.

С такими довольно оптимистичными мыслями я издательство и покинул.

На следующий день встретился с Соной в парке, почитал ей стихи. Причём, в этот раз действовал довольно осторожно: раз уж это ценность, способная решить массу моих проблем, то довольно глупо ей раскидываться.

И – ничего. В плане объятий-поцелуев, не говоря уже о большем (хотя, чёрт знает, где это возможное “больше” осуществимо в текущих условиях). Никаких “намёков” и инициативы Сона не проявляла, хотя на то, что я подержался за её ладошку, отреагировала весьма бурно и положительно.

Чёрт знает, не думаю, что Залина несла ерунду, размышлял я, распрощавшись с девицей. Хотя, если мои выкаченные яйцы девицу отпугнут… так я, собственно, и так расставаться собирался, хмыкнул я. В общем, то, что Сона не набросилась в ответ на моё “подержаться за ручку” в ближайших кустах – скорее нормально. Если Залина столь экзотическим образом хочет избавить дочку от “ветра в голове” – так пусть будет, я не против. Меня, конечно, используют, в таком случае. Но в направлении, которое я осуществлять решил сам, так что пофиг.

А со следующего дня начался третий квинк моей учёбы. И, проглотив гимназические учебники, приступил я к изучению библиотеки.

Для начала, как понятно, затребовал я литературу по чародейству. Которая, по изучению, оказалась именно тем, на что намекал Марцил: примерным описанием, без “ненужных подробностей”.

Итак, местные чародеи были, судя по изученному, сильно ограничены в своём колдунстве, как силой воздействия, так и областью применения. В первую очередь описывались задранные физические и когнитивные кондиции, последние – по одному направлению, судя по всему. То есть, чародей, например, приобретал абсолютную память. Но суперкомпьютером не становился, просто мог вспомнить почти всё. Либо очень быстро мыслил, не становился “умнее” а именно “ускорял мышление” в разы, причем это была, очевидно, именно “работа”, а не постоянное усиление.

Далее, на расстоянии в десять-двадцать метров, чародей проводил эфирные манифестации, но довольно ущербные, по меркам Земного Края. Иллюзии (аналогичные увиденному на доске в классе), подозреваю – некий аналог голограммы. Телекинез уровня “поднять пару кило”, термокинез уровня “разжечь огонь, заморозить или вскипятить литр воды”. И всё, по сути.

И эмпатия, описываемая чуть ли не как вершина “чародейского искусства”, довольно урезанная и дающая эффект полиграфа. Ни телепатии, ни работы с памятью местные, судя по прочитанному, не осуществляли.

В принципе – логично, учитывая явно слабый, по сравнению с Земным Краем, эфирный план. И кстати, подозреваю, в насыщенном эфиром Мире местные вполне смогут заткнуть и богоравного какого. Но тут – так, что, в общем-то, тоже немало.

И, наконец, я узнал, что делают чародеи на производстве. Ускоряют и оптимизируют, в рамках своих не слишком титанических сил вмешиваются в технологический процесс. В одной из книг было чёткое указание, что первые одарённые (естественно, если вынести сектантов за скобки) были кузнецами, гончарами, ювелирами. Производственники, как они есть.

Ну и “наиболее востребованы чародеи в производстве мобилей и комплектующих к ним, электроприборов, визоров, часов, компасов и прочих достижений прогресса”, было в прочитанной мной литературе. В принципе – логично, ну и объясняет весьма широкий “технологический разброс”. Лекарей и целителей, кстати, не описывалось, тоже момент небезынтересный.

Однако, остаётся вопрос. Ну, положим, часть “технологических цепочек”, чародеи устраняют, пусть и немалую. Вот только разрыв между технологиями в сотни лет, по меркам Земли. Причём визоры, например, существуют уже не менее полутора сотен лет! И никакого прогресса, да и полторы сотни лет назад я в описываемой в Стегасе картине предпосылок для ряда высокотехнологичных приблудин не наблюдал. А они есть и плотно вошли в обиход.

И ведь вопрос не в том, что не могут сделать. Могут, критерий истины это наглядно подтверждает. Но сама идея того же визора – откуда? Где побочные результаты разработок, это же не с неба свалилось! Опять же, визоры работают на явной радиосвязи, а где она в массовом порядке? Нет широкого распространения телефонов, всё через почту. Нет массового радиовещания, что вообще бред: визор полноценно передаёт изображение и звук, а просто звукового радиоприёмника нет и не описывалось.

А ответов нет, что довольно неприятно. И интересно, не без этого.

Собственно, обратился я с вопросом, откуда дровишки, типо визоров, взялись-то? Вопросы по физике он мне сам говорил задавать, а ни “принципа работы”, ни многомудрого изобретателя я в прочитанных книгах не нашёл.

– Олле Сиржи, ученый с Радужного Архипелага, Гемин, – ответил на мой вопрос физик. – А устройства этого прибора я вам не расскажу, технологическая тайна производителей.

– И электрические осветительные лампы небось, тоже, небось, технологическая тайна, господин Марцил? – полюбопытствовал я.

– Точно так. До их изобретения использовались лампы раскаливания, металлический жгут в зоне пониженного давления. А пятьдесят лет назад отец Ерисоп, мой, кстати, земляк, – несколько приосанился бородач. – изобрёл этот прибор, сэкономив кучу ресурсов и подняв благосостояние благословенного Анта на новую ступень.

В общем, выходило, что большая часть “высокотехнологичных приблудин” изобретали на архипелагах и Ворессене. Меньшая – равномерно распределена по Нилю и Готтии, без каких-то привязок.

И да, никаких очевидно должных быть “побочных результатов изобретения” нет.

Странно, объяснений придумывается масса, но пока лучше голову не ломать, задумчиво брёл я домой. Вариант “цивилизации-прародителя” самый напрашивающийся, но чтобы о ней вообще ни слова не было известно? Или цензура? А на хрена она такая дурацкая вообще нужна? Что скрывать?

Вопросов тьма, ответов нуль, так что отложим до поступления в Академию. Не может быть, чтобы подобные вопросы в ней не освещались – в ентой академии, пардон, будущих специалистов-изобретателей готовят.

А на следующий день меня после занятий поймала Сона, да и обрадовала сообщением от маман, что “большой человек” приехал и ожидает встречи с моей поэтической персоной в редакции.

Ну, неплохо, рассудил я, да и прихватил девицу под ручку, направляясь к редакции. Последняя отчаянно покраснела, но руку не отняла. А через пару минут весьма забавно надулась, оглядывая редких окружающих прохожих с заметной гордостью.

Довольно забавно и мило, мысленно улыбнулся я, впрочем, посмотрим. Скорость развития “нашего романа” выходит таковой, что до секса, возможно, мы и не доберёмся до моего отъезда, невзирая на планы и слова Залины. Ну и тоже неплохо, невзирая ни на что, это девчонка мне, как и Гемину, весьма помогает в психологическом плане, хотя и вдуть тоже не помешало бы. Но – не критично, так что пусть будет, как будет.

Добрались до редакции, где я, на прощание, слегка приблизил лицо… и чуть не засмеялся в голос – Сона, прикрыв глаза, отчаянно полыхала щеками. Не убегала, конечно, но было чёткое ощущение, что из ушей её извергается нежно-розовый пар романтики. Ну реально мило, широко улыбнулся я и чмокнул замершую девицу в щёку. Думал уже уходить, но она подёргала меня за рукав.

– Гемин, прости, пожалуйста… а мне можно? – отчаянно смущаясь спросила она, на что я с улыбкой кивнул.

И был чмокнут, точнее клюнут в щёку, после чего Сона, забыв о прощании, почти бегом ускакала. Ну а улыбающийся я постоял, успокаиваясь и рассуждая, сердечки над убегающей девицей – следствие моего буйного воображения или “самопроизвольного пробуждения чародейского дара”?

Так и не решив этот жизненно важный вопрос, но хоть согнав с морды лица улыбку до ушей – прямо скажем, в предстоящих мне переговорах не вполне уместную – я ввалился в редакцию.

Меня явно ждали, молча кивнувший швейцар провёл меня к кабинету редактора.

А в приёмной сидела Залина с секретаршей, поприветствовавшей меня и потыкавшей в свой кабинет, в стиле “тебе туда”.

Ну, туда и туда, пожал плечами я, вваливась в указанное место.

Ожидал меня тип довольно забавный – явно ниже ростом совсем не дылды Залины, судя по не самой большой части, возвышавшийся над столом. Лет слегка за пятьдесят, судя по виду, с ощутимы залысинами и с острыми чертами лица. При этом несколько полноватый, хоть и не толстый. В общем, вызывал у меня господин Грейс Брудсен ощущение этакого антропоморфного хомяка, прямо скажем. А защёчные мешки прячет в банке, мысленно хмыкнул я.

“Хомяк” на меня глазами-пуговками повзирал, слегка приподнялся, продемонстрировал тушку, упакованную в полосатый чёрно-кремовый сюртук, сделал мне ручкой и выдал:

– Гемин Толмирос? – на что я кивнул. – Я – Грейс Брудсен, совладелец печатного дома Брудсен, – слегка надулся он. – Подписывайте ваш договор, открывающий вам Мир Настоящей Литературы, – скупо (очевидно, чтоб не потревожить мешочки защёчные) улыбнулся он.

– Приветствую вас, господин Брудсен, – слегка поклонился я. – Прежде чем что-то подписать, с этим следует ознакомиться.

– Хорошо, Гемин, только не слишком меня задерживайте, время ценно, – изрёк он, на что я просто пожал плечами.

Последнее господину Брудсону явно не слишком понравилось, так что, забирая листы договора, я совершал если не подвиг, то заслуживающий уважения поступок: не ржал над видом надутого хомяка в полосатом сюртуке.

Ну а после этого благого деяния я погрузился в изучение договора, а через пару минут я не знал, плакать мне или смеяться.

То есть, я не то, чтобы догадывался, я скорее удивился бы, если бы меня не хотели “поиметь”. Ну, всё мне известное о социуме, на это “тонко” намекало. Но договор… помимо того, что он более чем наполовину состоял из “хитровывернутых пунктов”, с использованием просто неизвестных мне терминов бухгалтерско-сутяжнической направленности, даже явные пункты были… Ну скажем так, за месячную оплату среднего чиновника, подписав данный договор, я разве что не в сексуальное рабство к хомяку не шёл. Да и то, в последнем, учитывая “неявные пункты” с откровенно непонятными терминами, не уверен.

Это при том, что в гимназии “заключение договоров” давалось, было описано и даже приводились примеры.

Хотя, “юнец безусый”, да ещё и “поэт”. Не знаю, что было в голове у Брудсена, когда он подсовывал мне эту “хомячью грамоту”, но меня он явно держал за идиота.

– Благодарю, господин Брудсен, я ознакомился с этим “договором”, – ангельски улыбнулся я.

– Ну так подписывайте и начинайте работать, – брезгливо оттопырил губу хомяк.

– Нет, этот “договор” я подписывать не буду, – всё так же, ангельски улыбаясь, выдал я.

– Извольте объяснить, почему? – возмущённо надул щёки Бурнсен. – Это – типовой договор с нашими авторами, переписывать его ради вас, – “глупого мальчишки” произнесено не было, но буквально чувствовалось, – я не намерен.

– В таком случае, господин Бурнсен, благодарю за уделенное мне время, прощайте, – с этими словами я положил “хомячью грамоту” на стол и неторопливо потопал к выходу.

– Стойте, Гемин, – остановил меня голос хомяка, когда я уже брался за ручку двери. – Вам был задан вопрос.

– Не вижу смысла в ответе, раз “переписывать ради меня” вы не намерены, – остановился я. – Но, если вам интересно – слушайте. Первое, в вашем договоре, указывается, что получив весьма скудную сумму, я передаю вам права на все плоды труда своего ума печатному дому Бурдсен. Без ограничений по срокам.

– Совершенно нормально, вы пишете, мы издаём. Сумма обсуждаема, – буркнул хомяк.

– В договоре не указано “письмо”, а именно “плоды умственной и творческой деятельности”, – столь кротко улыбнулся я, что хомяка передёрнуло. – Кроме того, я вообще не намерен “писать” для вас, господин Бурдсен. Оговоренное с госпожой Залиной – печать сборника моих стихов. Уже написанных, и охватывать договор может только этот момент. Безусловно, с не столь смешной суммой. И да, я намерен прервать творчество и заняться наукой, – на всякий случай озвучил я.

– Как оставить, вы же… – переполошился хомячок, но тут же сам себя заткнул. – Так дела не делаются, господин Гемин, – повысил он мой статус.

– А мне, господин Бурдсен, не надо “делать дела”, – сиял улыбкой я. – Мне предложила старая знакомая родителей издать мои стихи. Это мне небезынтересно. Но не слишком нужно, – покривил я душой. – Будущее со стихосложением я не связываю, соответственно, и потребности в том, чтобы быть напечатанным, у меня нет. Деньги, конечно, будут не лишними, – не покривил я душой. – Но потребность в них не критична. Так что, “делать дела” я не намерен. Продать право на печать и часть прибыли – да. Ну а если нет – так и ладно.

– Вы слишком много о себе мните, господин Гемин, – начал было хомяк.

– Так я, вообще-то, уходил, господин Бурдсен. Прощайте…

– Да стойте же, несносный мальчишка! И перестаньте так жутко улыбаться, сделайте милость! Нервирует, – признался хомячок, промакивая лоб платком. – Насчёт стихов и прекращения письма – вы серьёзно? – наконец вполне нормально спросил он.

– Скорее “да”, чем “нет”, – подумав с полминуты ответил я. – Вдохновения нет, хотя, возможно, в будущем…

– Новые впечатления, радости, а значит, скорее всего, писать сможете. Вам надо писать, – веско постановил он. – Ладно, это вопрос будущего, но дом Бурдсен заинтересован в праве на печать ваших будущих работ. Что у вас сейчас есть?

– Примерно, – прикинул я, – пара сотен листов ин-кварто.

– Это несколько сборников, – экспертно заключил хомяк. – Хотя, возможно, один подарочный комплект в дорогом исполнении… Впрочем, разберёмся. Мне нужно ознакомиться с ними.

– Нет, господин Бурдсен. Могу продекламировать пару стихов, не более. Всё остальное – напишу только после подписания договора, если он будет, – вновь начал улыбаться я, на что Бурдсена передёрнуло.

– То есть, вы даже не записали? – изобразил полуобморочное состояние собеседник. – Мальчишка! – выдал он, увеличив возможную сумму моих притязаний на пару процентов. – И как я могу знать, что вы имеете достойные стихи?

– Не знайте, – пожал плечами я. – Пару стихов озвучить я готов, не более.

– Озвучивайте, – надуто буркнул он, с видом делающего одолжение.

Я озвучил, хомячок проникся. И… началась безобразная торговля. Хомяк хотел меня поиметь, я зоофилией не страдал и не наслаждался, но хотел денюжки. В общем, через несколько часов симулирующий сердечный приступ Бурнсен голосом умирающего хомяка позвал Залину.

– Залина, нам с этим юношей, – поморщился он, взглянув на мою невинно улыбающуюся рожу, – надо составить договор. И напечатать двести листов ин-кварто, ваша секретарша справится?

– И я справлюсь, господин Бурдсен, – ответила дама.

– Прекрасно, тогда займёмся.

И занялись: я получал после оглашения “стихов на двести страниц” довольно ощутимую сумму, в виде именного банковского чека. Причём, это было “за десять тысяч томов”, в дальнейшем, если будет “допечатываться”, я получу пару процентов от продаж. На большее хомячина не “продавливался”, визжа и вереща, как умирающий.

Залина, бросив на меня уважительно-удивлённый взгляд, напечатала договор на электрической печатной машинке, что тоже довольно небезынтересно, но мне пока было не до того.

А вот чем мне пришлось заниматься, так это вспоминать стихи, переводить и редактировать их, в режиме “реального времени”. Довольно тяжело, но я справился, хотя допечатывала также уставшая Залина в предрассветных сумерках.

– И всё же, оно того стоило, – признал хомячок. – И вам, Гемин, непременно надо писать ещё, у вас несомненный, выдающийся талант, – веско покивал он.

– Да, Гемин, весьма и весьма достойно, скорее даже гениально, – дополнила Залина. – Я думаю, на четыре сборника? Стиль явно меняется, – уставилась она на начальство.

– Посмотрим, но думаю, да, – важно кивнул Бурдсен. – Что ж, Гемин, прощайте, рассчитываю на скорейшее возращение вашего вдохновения.

И да, вариант на “эксклюзивное право” на печать мне пришлось передать Бурдсену. Хотя, вроде, не собираюсь, но мало ли, как повернётся жизнь.

И в целом, вышло весьма неплохо, заключил я, бредя домой. Вот только, подозреваю, мой “ночной загул” вызовет весьма нехорошую реакцию Лада.

Впрочем, денежки у меня достаточно, а просто перестать появляться – банально свинство, невзирая на общее состояние отношений, заключил я, нажимая на кнопку электрического звонка квартиры.