Текст книги "Капли битого стекла (СИ)"

Автор книги: Cleon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Если ей хочется выпить всю мою кровь, то я готов с радостью подставить шею, – пошутил Симон, вытягивая голову, за что получил недовольный мысленный шлепок от брата. – Что не так? Она ведь прелесть! Так ещё и разнообразила нашу женскую половину.

– В каком смысле? – поинтересовался Зигмунд, а вот Джошуа уже знал ответ.

– Она в нашем доме единственная полукровка со светлыми волосами! – младший Кригер стукнул себя по колену от нахлынувших эмоций. – И причём самая красивая!

– Мы бы со Стренджером с тобой поспорили, дорогой брат.

– Поверьте мне: блондинки – это самые лучшие девушки на свете во всём! – мужчина наклонился к ним ближе и заговорщицки прошептал: – и даже в постели.

Зигмунд не был тем, кого смущали подобные разговоры, но он улыбнулся, хитро прищурившись, смотря на младшего брата, который, судя по замешательству на лице, вообще не понимал, с чего вдруг у Кригера-старшего возникли кое-какие подозрения. А ведь немец хорошо помнил, когда они с Рейн стали встречаться и не скрывать свои отношения на людях, бедный Симон ужасно завидовал брату, ведь вкусы на противоположный пол были у них равными. И младший всё время пытался отбить у него полукровку всеми силами, пока однажды судьба не смилостивилась над ним и не подарила ему… Мору. Которая, как удобно, оказалась ещё одной адекватной сестрицей лучшего агента Бримстоуна. Вот тогда он тут же позабыл о Рейн и о том, что «ему всегда нравились рыжие» – как близнец неоднократно повторял старшему брату. А стоило появиться призраку в его жизни, как все приоритеты тут же встали на свои места.

Конечно, у каждого были свои вкусы, и они ни в коем случае не обсуждались и не осуждались, но… что-то Зигмунду подсказывало, что в данном вопросе он совершенно не согласен с Симоном. Мора милая, и под стать брату, но до прекрасной фройлян Рейн ей ещё расти и расти: что в плане характера, что в плане внешности… Стренджер, судя по выдоху, тоже был с ним согласен. И Кригер-младший, не найдя поддержки у остальных, вскочил с места, а одновременно с этим послышался странный шум, будто бы внезапно на кухне посуда магическим образом стала плясать ландлер.

– Простите, господа, – театрально поклонился немец, – смею предположить, что глинтвейн пошёл пузырьками.

И упорхнул обратно на кухню к своей самой лучшей блондинке. Мужчины проводили его взглядом, отвлекаясь от упаковывания подарочных коробов, перекатывая в голове одну верную истину; Стренджер хмыкнул, пожевал губами, полез рукой в карман брюк, совершенно позабыв о том, что лишних сигарет у него не осталось, а сегодняшнюю порцию табака он уже выкурил – со Светланой спорить бессмысленно, тем более она это делала ради него и его здоровья. Зигмунд же почему-то подумал, что хотел бы прямо сейчас протянуть Джошуа свою пачку, но он не имел столь пагубной привычки: когда-то в детстве они с братом украли у нянечки её сигареты и, вообразив себя взрослыми, затянулись едким дымом, впуская в свои лёгкие яд – кашляли они тогда долго, ещё дольше – получали наказание. В общем, то был первым и единственным разом, когда они вообще решили попробовать что-то подобное, но вспоминать об этом до сих пор крайне забавно.

Немец снова вернулся взглядом на полукровок, которые почти что нарядили ель стеклянными игрушками, гирляндами из открыток, радужной мишурой и дождиком, а теперь дампиры аккуратно укладывали на ветки гирлянду, стараясь гармонично всё вписать в образ рождественского дерева. Зигмунд улыбнулся: как же хорошо всё складывалось в жизни, а дальше, наверно, будет только лучше. Однако смолчать ариец всё же не смог и, подвинувшись ближе, наклонился к Джошуа, прошептал:

– И всё же ты знаешь, кто самые лучшие в мире?

– Рыженькие, – только такого ответа и следовало ожидать.

Мужчины панибратски стукнулись кулаками, а затем снова вернулась к подготовке к празднику. Времени пусть было ещё предостаточно, но оно так скоротечно утекало за работой, что, казалось, оформить все подарки они не успеют. Поэтому с новыми силами Зигмунд Кригер принялся заворачивать в бумагу коробки, среди которых был тот самый подарок для Рейн, который он очень долго искал.

Ради её счастья он был готов на всё.

У его рыжей полукровки должны быть всё самое лучшее!

И в этом вопросе – немец полагал – с ним был полностью солидарен Джошуа Стренджер. Как и Симон, который решил перебежать на другую сторону, ведь влюбился в прекрасную блондинку.

========== -13– ==========

Они договорились встретиться сегодня в начале третьего ночи; заснеженный Фалькенбург спал, а единственным источником света, разбавляющим темноту неба и кипельно-белое отражение снега были желтоватые фонари – прямые и закрученные, словно тянулись к неизвестному, как виноградные лозы – к солнцу; для кого-то – искусство, а по правде металл хранил в себе информацию старых военных действий – кровопийцы и другая нежить долго отбивала данную территорию. Всё это всего лишь прошлое, чужие воспоминания, но Зигмунд всё равно держал во внимании борозды и полосы на кованных уличных прожекторах, будто ждал, что зверь мог подкрасться к ним исподтишка. Впрочем, это всего лишь полёт фантазии, а ждали они отнюдь не кровожадное чудовище, которое могло проживать в старой немецкой деревушке, а… кого-то похлеще.

Мужчина передёрнул плечами, выдохнул облачко пара, стараясь не сосредотачиваться на морозе; ночи здесь были всегда холодные, и даже тёплый китель и шарф не могли подарить недостающее немцу тепло. Кригер опустил козырёк фуражки, сощурившись: метель заметала все следы их недавнего прибытия; если бы они стояли всю ночь истуканами, то на утро дивизия СС обнаружила бы два ледяных тела, а снеговиком старшему штандартенфюреру совершенно не хотелось становиться. Именно в такие моменты Зигмунд даже завидовал брату – совсем чуть-чуть: тот мог быть в замке Вольфенштейн или находиться дома, в объятиях прекрасной фройлян Моры, сидеть у камина и попивать горячий чай по-фризски. Хотелось аналогичного, но только с Рейн, однако этому сегодня не суждено было сбыться: немец охранял свою полукровку и вместе с ней дожидался особого гостя, которого уже презирал – не только из-за рассказов дампира, но и за то, что им приходилось мёрзнуть на морозе, ведь тот опаздывал. Зигмунд осторожно покачивался с пятки на носок, сжимал кулак в перчатке в кармане пальто, надеясь, что после сегодняшней ночи его не отправят в лазарет с простудой – работы предстояло ещё очень много.

А дорога всё ещё была пуста: заметалась снегом, летящим крупными хлопьями, что гонял свистящий ветер. И несколько фонарей успели потухнуть за это время; разглядеть хоть что-то вдалеке не представлялось возможным. И гул, преследовавший их в горах, был неизвестного происхождения: то ли бушевала непогода, то ли это пытался буксовать грузовик – последнее было предпочтительнее. Зигмунд, стиснув зубы, лениво повернулся к Рейн, спокойно переносящий лютую стужу; дампира не волновал холод – ей было комфортно в тонком плаще и сапогах на плоской подошве, которые непривычно делали её ещё ниже; впрочем, так арийцу нравилось намного больше. Она – дампир, и такие, как она, спокойно переносили любые температуры: хоть колючую пургу, хоть вулканический жар. И в этом, наверно, был плюс: быть наполовину существом ночи – подобные человеческие мелочи отходили на второй план. Зигмунд тоже был нечеловеком, но… до любимой фройлян ему очень далеко.

Неприятный холодок лизнул его по шее, и Зигмунд шумно выдохнул, что не могла не заметить Рейн; дампир обернулась и, перешагивая снежные покровы, подошла ближе к немцу, чтобы потом сильнее укутать его в тёплый шарф; Кригер понимал, что нужно немного потерпеть – дождаться проклятого Эрика Эрвина, а затем идти «домой» – туда, что являлось временным убежищем и – по совместительству – личным замком геггинггруппенфюрера Юргена Вульфа.

– Может, тебе всё-таки пойти обратно? – Рейн беспокоилась за него, и это очень сильно радовало герра Кригера-старшего, согревало его замёрзшее от холода сердце. Он вытянул шею, и дампир продолжала поправлять его китель и шарф. – Слушай, я ведь не маленькая девочка и со всем справлюсь, а моей немецкой няньке стоить немного отдохнуть и согреться, согласен?

– Немецкой няньке не страшны никакие холода, фройлян, – ответил Зигмунд. Мужчина хотел казаться всесильным, что он способен на всё, даже противостоять колкой вьюге. – Я не оставлю тебя на растерзание герра Эрвина.

– Мой однорукий рыцарь, – Рейн нежно коснулась поцелуем кончика носа, выглядывающего из-под тёплой ткани шарфа. – Ваша кровавая принцесса очень тронута.

– …Но если он не приедет, я лично отрублю ему голову, фройлян, – пообещал ей Зигмунд, и девушка звонко рассмеялась; пусть её голос и заглушал вой ветра, но перемена в настроении дампира коснулась и немца: её улыбка согревала его сильнее любого костра.

– Нам надо дождаться. Потерпи немного, хорошо?

Пришлось согласиться; как же он оставит полукровку в такое тёмное и холодное время суток? Мужчина потоптался на месте, надеялся хоть немного согреться от простых телодвижений, но всего его мысли были устремлены вокруг загадочной фигуры бывшего напарника Рейн: как же он, наверно, непомерно счастлив, что его встречали на лютом морозе двое: один почти что превратился в сурового арийского ледяного великана, а другая – недосягаемая мечта. Зигмунд мысленно сыпал проклятия на голову герра Эрвина, а затем, прищурившись, заметил, как в ледяной пелене тумана, за ширмой темноты ночи показались два аккуратных одинаковых огонька. Он бы списал всё это на галлюцинации – простудиться в такую погоду вообще раз плюнуть, – но нарастающий шум говорил о другом: точки с каждой секундой расширялись, росли слишком быстро, как и окружавший их звук, который Кригер ни с чем не мог перепутать: резина сминала хрустящий снег.

– Это он, – догадалась Рейн и сделала несколько шагов вперёд; Зигмунд же остался стоять на месте, под светом старого фонаря, в котором можно было увидеть, насколько крупными снежинками падал снег. Фалькенбург располагался у горного хребта – неудивительно, что в непогоду даже самые жуткие монстры прятались в своих пристанищах.

Наконец, на освещённом участке дороге показался грузовик, который шатался от постоянных кочек; немец плохо разбирался в марках, но вроде как это был Opel Blitz с открытым кузовом. Тут же возникал сам собой один вопрос: откуда у американского солдата немецкий автомобиль – либо выкрал, либо гениальная маскировка. Если последнее, то Кригер вполне себе оценил такой ход конём.

Грузовик, забуксовав, чуть развернулся к ним, и ревущий мотор спустя секунду заглох; рассмотреть, кто сидел на водительском сидении, за лобовым стеклом, было невозможно: слишком темно, да и герр Эрвин подготовился к этому; выпрыгнув на улицу, Зигмунд Кригер оценил его внешний вид и невольно застучал зубами от мороза: американский друг Рейн был при параде: надел полевую куртку с меховой подкладкой, обмотал вокруг шеи шерстяной шарф, а прическу скрывал натянутой до самых бровей шапкой. Однако не это больше всего беспокоило немца – в руках американец держал небольшую деревянную коробку; значит, именно из-за этого они решили встретиться.

Посылка достигла своего адресата.

– О, моя Рейн! – громко воскликнул прибывший, и Зигмунд зашёлся кашлем; вот уж такого он никак не ожидал. – Как много времени прошло, а ты совершенно не изменилась!

Американец был безумно счастлив видеть бывшую напарницу, но, на радость Кригера, дампир не испытывала аналогичных чувств; немец хорошо умел читать эмоции на её лице, и внутренне ликовал тому, когда полукровка обняла старого напарника чуть ли не борясь с собственными противоречиями. А герра Эрвина чуть ли не разрывало от такого обычного жеста с её стороны.

– Я тоже рада тебя видеть, Эрик, – спустя секунду отстранилась она, и Зигмунд подошёл к ней ближе. – Познакомься, это…

– Штандартенфюрер Зигмунд Кригер, – немец протянул руку новому знакомому.

– Рейн, душа моя, ты завела себе личную немецкую овчарку? – пытаясь совладать с постоянно спадавшей с рук коробкой, неудачно пошутил Эрвин, который от собственных сравнений чуть ли не плакал от смеха, а вот остальные его попытки в юмор никак не оценили. Однако руку немца американец всё-таки пожал. – Он у тебя такой милый ручной пёсик и не кусается? Скажи, а Бримстоун в курсе, что ты работаешь со своими врагами? Я от тебя такого поворота вообще не ожидал, честное слово!

– Давай оставим всё это на потом, идёт? – пыталась перевести тему дампир. – Мы тут продрогли. Не хочешь обсудить всё за чашкой горячего какао?

– А что, здесь ещё не все спят снами мертвецов? – Зигмунд хмыкнул; теперь ему однозначно стало спокойнее, ведь понятно, почему Рейн хоть и отзывалась о нём в положительном ключе, но была рада, что больше с ним не работала. – Ладно, я согласен. Но вы платите, ладно? Я не успел разменять купюры.

– Это не займёт много времени, – улыбнулась дампир и, схватив Кригера за пустой рукав, потянула за собой в сторону деревни.

Эрик Эрвин включил сигнализацию на грузовике и медленно поплёлся за ними следом; Зигмунд не оборачивался в его сторону, но мысленно надеялся, что американец всё-таки оступится в запорошенную снегом яму, проваливаясь в бесконечную червоточину, захлёбываясь своими неуместными шуточками. Однако радовало, что всё это длилось недолго, и скоро герр Эрвин их покинет, как только отдаст им кое-что. И желательно, чтобы он более навсегда не появлялся в их жизни.

***

Небольшой придорожный паб в Фалькенбурге продолжал работать даже в такое позднее время: хорошо, что местный бармен, являясь полноценным вампиром, выглядел как обычный человек полного телосложения и с длинной густой рыжей бородой, который прямо сейчас, под хриплый гул старого радиоприёмника, натирал до блеска салфетками бокалы. Зигмунд Кригер вместе с Рейн и Эриком сели у окна, заказали себе по любимому напитку: фруктовый пунш, какао со сливками и фирменный кровавый коктейль – специально для фройлян. Потягивая горячее, немец расслабился, совершенно не обращая внимания на словесный водопад герра Эрвина. А тот, будто вспомнив эпизоды прошлого, начал обо всём докладываться, причём бурно жестикулируя и явно выдумывая на ходу кое-какие факты, от которых даже самой Рейн становилось неловко, и это не в положительном ключе.

Оказалось, что расстались бывшие напарники по причине того, что из-за Эрика Эрвина чуть не сорвалась миссия по поимке одного из беглецов G.G.G. – немецкая учёная, разрабатывающая новый вид оружия, сбежала со всеми наработками в Швецию. Её нашли в одном из заброшенных бункеров, почти схватили в плен, но из-за того, что американец захотел покрасоваться перед полукровкой, то схватил себе пулю в грудь. И тут предстоял выбор: либо оставить напарника, истекающего кровью, на произвол судьбы, либо попытаться поймать преступницу, и из двух зол Рейн выбрала первое. И, наверно, поэтому сейчас американец сидел, почти прильнувшись к её плечу, заглядывал в глаза, рассыпая комплименты, ведь для герра Эрвина она была личной героиней, музой и, возможно, всем-всем на свете. Зигмунд видел, как девушке были приятны слова старого напарника, но она – молодец такая – виду не подавала. Впрочем, на самом деле оно ей было не нужно: Кригер улыбнулся, ведь он сам всегда ей это всё давал, и даже больше, а Эрик… он просто влюблённый шут. Что было вполне забавно.

В конце концов, спустя очень долгие нудные разговоры, Эрвин всё-таки признался, что ту самую преступницу – Гертруду Айчлингер – всё-таки удалось поймать. И полукровка поступила с ней так же, как и с остальными целями, которые значились в списках Бримстоуна: казнила при помощи любимых тесаков – фирменный почерк её работ.

– …Так оно в коробке? – наконец, первой решила остановить поток небылиц Рейн, кивая в сторону ящика, сколоченного из фанеры, стоящего на углу стола рядом с салфетницей.

– А как же! – воодушевлённый Эрик Эрвин аж стукнул ладонью возле себя. Хорошо, что ничего не пролил. – С доставкой на дом, как говорится! Честно, очень интересно хоть одним глазком взглянуть на эту красоту, но боюсь рисковать. А с тобой я вообще ничего не боюсь!

– Это намёк? – спокойно отреагировала дампир, сделав глоток напитка.

– А ты бы хотела, чтобы это был намёк? – и специально придвинулся к ней ближе.

Зигмунда он теперь не раздражал, а даже наоборот – смешил: американец с взъерошенными каштановыми волосами, маленькими карими глазами и недельной щетиной не мог тягаться с арийцем; да, герр Эрвин полноценно видел окружающий мир, и рук у него была пара, но… кровопийце будет тяжело держать возле себя другого кровопийцу, пусть и в ином ключе. Кригер спокойно расслабился, перевёл взгляд с парочки, сидящей напротив него, на секретный ящик. Интересно, что там находилось? Хотелось бы верить, что не бесконечные написанные герром Эрвином письма, адресованные Рейн.

– А ты помнишь, как я назвал нас «женатой парочкой» на задании? – снова ударился в свои неуместные шутки Эрик. – Кстати, моё предложение всё ещё в силе.

– Извините, герр Эрвин, – не смог ни вмешаться Кригер, – но фройлян Рейн уже давно состоит в отношениях.

– Ну, ничего-ничего, – американец даже не повернулся в его сторону, пожирая полукровку влюблённым взглядом. – Он явно смертный. А я подожду.

– В каком смысле? – не понял Кригер, подвигаясь ближе к столу.

– А в том, что она ведь дампир, в ней течёт вампирская кровь! – с видом знатока стал объяснять ему Эрик. – Вот все смертные вокруг неё умрут, а она всё равно, даже через тысячу лет будет молодой красавицей, а мы с тобой, брат, станем кормом для земляных червей. Смекаешь?

Кригер понимал, слишком хорошо всё понимал: и изменился в настроении, чувствуя, что чужие слова задели за живое. Ведь… он прав! Действительно прав во всём: в том, что время вампирам и тем, кто был хотя бы наполовину ими, неподвластно: бессмертие – вот подарок судьбы, помимо нечеловеческой силы и способностей. А люди, даже усовершенствованные всякими секретными формулами и прививками… всё равно меркли на их фоне. Зигмунд сжал кулак, смотря в одну точку, совершенно не обращая внимания ни на Рейн, ни на Эрика Эрвина; да, Кригер – пример неудачного эксперимента по созданию идеального арийца, но… Почему-то ему стало страшно: впервые за то будущее, которое он хотел построить с ней, ведь… его может и не быть – того, о чём он мечтал, о чём они мечтали. Рейн будет жить практически вечно, а он… зачем ей понадобится потом старик-инвалид? Молодая и красивая, но рядом с уродливой идеей нацистов. Его не станет, она останется одна… А в скором времени совершенно забудет о том, что когда-то в неё был влюблён Зигмунд Кригер – её враг из списка на ликвидацию, которого она спасла. И который был ей благодарен за всё.

Ведь он любил её больше всего на свете.

Зигмунд тяжело вздохнул: ни этого он хотел слышать.

Наверно, им стоит об этом с Рейн как-нибудь поговорить, но позже.

Мужчина откашлялся в кулак, давая понять, что он всё ещё был с ними.

– Эрик, пожалуйста, без лишних слов, – помассировала Рейн виски, уже уставшая от пустых разговоров. – Что в ящике?

– А, сейчас, – американец подтянул к себе коробку, и все трое поднялись над столом.

Эрик аккуратно открыл крышку, сдвинул её всего на пару сантиметров, демонстрируя содержимое; никто не мог поверить, что это была действительно она – часть древнего демона Белиара, точнее его кисть: обрубок, больше похожий на обглоданное куриное крыло с тремя исходящими от большой кости острыми длинными иголками – оно мало похоже на руку, но… однозначно производило пугающее впечатление. Красное, в рябь кровавых чешуек, отливающих ржавчиной, с пластами засохшего мяса, рассыпанного крупицами по всей части тела. Неприятное зрелище, но в то же время – завораживающее. И как в этом кусочке могла уместиться такая мощная сила? Никто не знал ответа. И разгадка такой тайны ляжет на плечи других: по факту, им должны заниматься Спокхаус или Бримстоун, но Рейн и Зигмунд знали, куда лучше отдать на сохранение столь дивную находку.

Хедрокс спрячет артефакт в замке Гауштадт – там, где никто атлантическое древнее сокровище не найдёт.

Эрвин, наконец, решился закрыть ящик и снова плюхнулся на протёртый кожаный диван.

– Круто, правда?

– Конечно, – поддержала его Рейн, осторожно двигая коробку к себе. – Поверь мне, Бримстоун о… об этом позаботится.

– А ты обо мне позаботишься? – с надеждой в глазах спросил у неё американец, и на его разочарование, но в радость Зигмунду, полукровка покачала головой. – Но я надеюсь, что мы с тобой встретимся ещё, да? Мы ведь должны ещё с тобой пожениться!

– Кольцо ты уже купил, милый? – решила подыграть ему полувампир.

– Ох, забыл, тупая я голова! Но, ничего, в следующий свой приезд я уже буду подготовлен. Ты ведь не исчезнешь от меня?

– Боюсь, что люди из G.G.G. рассматривают план о её похищении, – встрял Кригер, ловя словесную эстафету.

Эрик Эрвин обиженно надул губы, явно понимая, что ему ничего не светит; он встал, накинул на свои плечи куртку и стал собираться к выходу: действительно, что-то они засиделись в баре. Даже за окнами немного посветлело, а им ещё надо отдать артефакт на хранение Хедроксу Бесконечному и до восхода солнца быть в замке Вольфенштейн, чтобы никто ничего не заподозрил. Все стали одеваться: заматывались в шарфы, надевали плащи, застёгивались и расплатились с барменом деньгами и чаевыми – купюры двух стран – чем не большой куш?.. Наконец, когда они уже направлялись к выходной двери, Эрик Эрвин первым вышел на улицу, тут же ощутив на себе морозный ветер, снующий в горах Гаркейн; Зигмунд и Рейн выходили последними, но неожиданно немец остановился, обратившись к полукровке:

– И ты всё ещё считаешь его милым?

– Да, – дампир кивнула и развернулась к нему, – но мой ариец всё равно намного лучше.

– А ещё?..

– А ещё он не умеет завязывать свой шарф, – закончила Рейн, поправляя шарф на шее немца, поцеловав Кригера в скулу. – Идём, у нас ещё очень много работы. Иначе не дождёшься волшебного вечера.

– Всегда твой, моя фройлян.

Она снова подарила ему ободряющий поцелуй и, взяв за руку, повела в сторону выхода. Зигмунд улыбался ей, а в голове крутились слова, случайно оборонённые в его сторону герром Эриком Эрвином. Но ему не хотелось расстраивать Рейн: сначала они проводят её бывшего напарника, а затем пойдут заканчивать начатое. А после…

Будет долгий разговор и принятие единственного важного решения.

И тогда назад дороги уже не будет.

Но ради фройлян… Зигмунд Кригер готов пойти на такой шаг.

Любовь к ней делала его иногда безумным.

========== -14– ==========

Он не призрак в доспехах, но хотелось быть им; не совсем человек в обычном плаще – читай как открытую книгу. Сигарет в кармане не оказалось, и пальцы, затянутые в ткань перчаток, ухватились за пустоту; второй рукой же держал ключ – металл обжигал через дублёную кожу, но он так и не решался открыть дверь, будто боялся, что потайные страхи, перекатывающиеся в голове игольчатыми шариками, окажутся бомбами в реальности. Его не было здесь относительно не долго – столько, сколько нужно, чтобы решить загадки безумной тени, прячущейся во Франции – так далеко, так близко; Гамильтон Киллиан не виноват, но Стренджер не мог позволить себе взвести курок, спустить пулю в того, кто ненавидел монстров, за которыми охотился многие года.

Они одинаковые, но одновременно разные.

Своё же отражение он убил чужими руками ненавистного существа.

Джошуа нервно сглотнул, стоял истуканом, словно боялся сделать единственный выбор: открыть дверь и узнать обо всём, но в голове чужой голос противно шелестел, и он обо всём давно догадывался – не способности, так – наборы чувств, которые работали как слаженные инструменты и никогда его не подводили. Сейчас тоже: сердце бешено стучало в груди, и Стренджер, отмеряя мысленно секунды, постоянно сбиваясь на пяти-шести, наконец, сдался: ключ противно хрустнул в замочной скважине, и мужчина навалился плечом, открывая скрипучую дверь: темнота давила на глаза, тишина резала слух… Но он всё видел, всё слышал, и происходящее пугало, но свои эмоции он давно закрыл на замок.

Спокхаус – место, за последнее годы ставшее ему домом, теперь пустовало; словно иллюзия, носящее в себе вспышки чужой памяти: он помнил одно, а выглядело всё совершенно иначе. Джошуа сделал шаг вперёд, закрывая двери, полез в кобуры на ремне за пистолетами, ожидая подвоха, но… ничего не происходило. То, за что он боролся, ныне мертво: словно маленький смертельный смерч пронёсся по всему комплексу, не оставляя никому шанса. Перевёрнутая разбитая мебель, глубокие борозды царапин на стенах, лужи крови, стекающие ручьём в одно единственное место – словно манили, словно приглашали взглянуть на состоявшееся.

Стренджер знал: никого не осталось; все мертвы.

И всё равно шёл на зов неизвестного.

Каждый шаг отдавался эхом, что катился набатом по узким коридорам; мужчина старался не отвлекаться, но замечал, как в углах затаились обглоданные трупы бывших сослуживцев, не успевшие даже взглянуть в глаза собственной смерти: неестественно вывернутые, с ликом ужаса, они просто лежали грудами мешков, и только часть их одежды выдавала в них знакомых Джошуа людей: Молох, Кхен Ригзин, Габриела Августини, Элспет Холлидей, Хэпскомб… Он запомнил каждого мертвеца, воссоздал в голове по кусочкам разрубленных тел эпизоды, кто, когда и при каких обстоятельствах отправился на тот свет. Стренджер не верил в Бога, но сегодня сделал исключение: и попросил упокоить души за то, что подвёл их.

Кровавая нить словно дразнила, заводя его в переговорную: с чего всё начиналось – тем всё и закончилось. Мужчина приготовил парные пистолеты, зажал пальцами спусковые крючки, подходя ближе… Сознание играло злыми образами, перед глазами проносились выдуманные паззлы, но он не тот, кто будет верить собственным страхам. Джошуа толкнул дверь плечом и вошёл внутрь: картина не изменилась, но прояснилось на мгновение: старый прожектор трещал в углу, разбитый, освещая панель светом, на которой чужой кровью написано послание, адресованное тому, кого не нашли, кто остался жив. Мужчина убрал пистолеты.

Значит, не сбежал.

«Наконец-то, Стренджер, ты найден».

Он стоял, всматривался в эту надпись, произносил её в голове множество раз, но не строил теории – зачем, если всё давно известно? Джошуа хотел закурить, но пачка сигарет не могла материализовать ему бумажные цилиндры с табаком. Внутренние противоречия разгорались в нём кислотой; впервые в жизни он не знал, что ему делать, как поступить с информацией, которую ему донесли извне. Снова спрятаться? Найдут опять. И так по бесконечному кругу, пока один из них, в конце концов, не устанет и не сдастся. Стренджер пытался, но у него не вышло. И сейчас игра пошла не по правилам: преследователь вычеркнул из списка тех, кто ему был дорог, теперь же Джошуа поступит с ним также – вычеркнет из него жизнь, пока последнюю кровь гадина не потеряет.

В этой игре должен остаться только один.

– Джошуа?

Чужой голос. Дрогнул. Стренджер на секунду почувствовал себя статуей, которую обтачивали волны разбушевавшегося океана, пытающееся повернуть его на звук, но он сам сделал это: осторожно обернулся, полосуя взглядом сквозь очки того, кого он не ждал; ту, которая осталась жива. И смотрела на него сейчас, будто он – оживший мертвец, призрак, а их по кодексу им нужно вырезать, расстреливать… Превращать в то, что стало отпечатком истории в книге, которая раньше называлась Спокхаус.

Впервые в жизни Джошуа рад, что существо перед ним живое.

Она была с ним.

– Что произошло?.. – она подошла ближе, так же не веря в произошедшее; видела ту же надпись, подписанную чужой кровью, с нарисованным отпечатком руки, а кисти – части тел бывших сослуживцев. Стренджер мог бы во всём обвинять её – она ведь дампир, и для него чудовище, – но всё далеко не так просто. Он не хотел втягивать её во всё это, никого не хотел, но судьба – сука – распорядилась иначе. Джошуа шагнул ей навстречу и, сам не от себя не ожидая такого, крепко обнял полукровку, тяжело вздыхая. Люпеску не оттолкнула его, не сказала что-то в ответ – просто стояла, понимая, что ему это необходимо, им обоим это нужно. Стренджер мысленно был благодарен, что она осталась жива, и он более не мог её потерять. Ту, которую презирал за её вампирскую часть, но ту, человеческую, которую полюбил, которую спас много лет назад от тирании графа Войку в замке Гауштадт в Фалькенбурге. И это противоречие, таящееся в ней, окончательно сломало его.

Наверно, в этом и заключалось его отличие от Киллиана.

Они стояли так всего несколько минут, длящиеся, наверно, циклом бесконечности, и Джошуа мысленно клялся Светлане, что никогда не оставит её одну. Слишком долго он странствовал в одиночестве, чтобы в итоге прийти к нулю. Люпеску положила руки ему на пояс, прижимаясь ближе: так будет лучше для обоих.

Оба знали, какие ставки нужно сыграть.

Они уйдут отсюда, будут скитаться по миру, выполнять свою работу – постоянно в бегах от неизвестного, от неизведанного. В конце концов – Джошуа знал – им придётся сыграть в игру, в которой не будет победителей. Но ради памяти тех, кто принял его, ради Светланы он сделает всё, что в его силах.

И перестанет бежать от чудовищ прошлого.

========== -15– ==========

Юрген Вульф был в прекрасном расположении духа; в последнее время всё шло как нельзя лучше: большинство древних артефактов найдены, отчёты по каждой из раскопок составлены и вовремя отправлены ему для изучения, а люди служили верностью и преданностью – не все, но об исключениях он позаботиться позже. Старый немец доволен тем, что происходило в его жизни: геггинггруппенфюрер отдыхал в своей спальне, наблюдая на противоположной стене портрет рейхсканцлера Адольфа Гитлера, написанного масляными красками, уже успевшими потрескаться от времени. А видеть вместо фюрера хотелось самого себя: Гиммлер, конечно, желал насрать ему под ноги, но рейхсфюрер не видел дальше своего носа. И, поджав хвост, тут же решил присоединиться к Гегенгайст Группе, когда его наработки прижали, а лабораторию в Норвегии с главным проектом, на которую Генрих делал большие ставки, подорвали, стёрли, оставив только отпечаток пепла на земле. Юрген планировал убрать и своего временного союзника, но позже – сначала раздобыть оставшиеся мощные реликвии, а затем… Привести Германию к победе и создать свою собственную утопию, о которой немцы могли только мечтать.

Без всех этих унтерменшей: вампиров, оборотней, полукровок… Впрочем, последние ему пока что прислуживали очень хорошо.