Текст книги "Капли битого стекла (СИ)"
Автор книги: Cleon
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
И искренне верил, что не сглатывал судорожно, сжимая спусковой механизм.
Так и не выстрелил. Призраки замка Гауштадта в его больных фантазиях смеялись его слабости. А Стренджер, наоборот, впервые гордился собой, что не повёлся на поводу у собственных эмоций.
И, может, он всё это время правда за неё переживал? Или то просто игры воображения, навязанные слова карликового слуги вампирского князя, оказавшегося свидетелем их небольшой потасовки? Она не ранила тогда Стренджера, но явно немного подрезала его самолюбие; и из-за этого он решил не оставлять её в этом жутком замке?
Джошуа покачал головой, снял шляпу, провёл пальцами по волосам, зачёсывая их назад, но всё ещё смотрел в спину Светлане, рассуждая, о чём она думала в данный момент. Как-то странно всё это: он переживал больше из-за случившегося с напарницей или из-за того, что они просрали миссию? Как же всё чертовски запутано!
Однако почему-то сейчас Джошуа волновала больше именно полукровка, шедшая впереди, не проронившая ни слова. Замок Гауштадт, его обыватели, камень Ятги… всё это останется в прошлом, хотя могло вернуться в скором времени в их жизнь совершенно спонтанно. Как он мог вообще согласиться на условия, которые она поставила? Для Стренджера на самом деле был подобный опыт первым: чтобы с новым напарником и сразу проиграть всё.
Или он всё же сорвал большой куш?
Мужчина выдохнул, сжимая в карманах кулаки, собрался с духом, чтобы сделать то самое непривычное, нехарактерное для него самого, что, казалось, вылетит слово-воробей, и он расколется, распадётся на капли битого стекла. Но, наверно, будет только хуже, если он не скажет. Джошуа думал, что более сложного выбора в его жизни никогда не предвидится, но… всё нужно попробовать впервые. И подобное – в том числе.
Стренджер, набрав в лёгкие побольше воздуха, выпалил на одном дыхании:
– Извини.
И оно эхом покатилось по коридору-цилиндру, стремившемуся вниз.
На его личное удивление Светлана внезапно остановилась, застыла каменным изваянием, и он посчитал, что опять что-то сделал не так; она, наверно, с минуту молчала, явно осмысливая услышанное, но, когда он посчитал, что всё уже пошло по самой худшей дорожке, дампир внезапно прошептала, а для него самого – ударило громкостью по ушам:
– За что?
И повернулась, вопросительно изогнув брови. Стренджера не напугать подобным взглядом: пусть он переживал, но его не страшили эмоции полувампира – хищница не могла тягаться с профессиональным охотником.
«За то, что назвал тебя сумасшедшей сукой».
– Неважно, – всё-таки он слаб, снова увиливал от ответа, ускоряя свой шаг и толкая её плечом, пытаясь выйти вперёд, и Светлана не стала противиться. Джошуа успел уловить улыбку на её лице, и… это как-то даже расслабило его. Расстояние между ними всего в несколько ступеней винтовой лестницы, а казалось, что они будто на двух противоположных земных точках мёрзли от собственной недосказанности. Стренджер проклинал всё на свете, в особенности самого себя, ведь не взял с собой пачки сигарет; и уколол невидимыми иголками, когда чужая рука заботливо легла на его широкое плечо.
– Значит, «извини»? – она спустилась ближе, и Джошуа повернулся к ней, думая, как выйти из этой неловкой ситуации. Чёртов Хэпскомб! Вот надо было ему приставить напарницу в виде Люпеску! – И не хочешь говорить за что?
– Считай, мы квиты, – сухо отозвался Стренджер, парируя её вопросы все как один. – Только как уедем отсюда, хочу запастись сигаретами. Надо перевести дух.
– Не можешь сказать? – девушка наклонилась ещё ближе, совсем непривычно для Стренджера; она словно хотела войти в его личное пространство, разорвать этот надуманный им же пузырь, в который он сам себя сковал когда-то, огородившись от всех. Может, она просто чувствовала, что он тоже не совсем человек? Может, тоже хотела что-то сообщить? – Тогда… спасибо.
И пронзила его насквозь, когда прильнула губами к небритой щеке.
Джошуа показалось, что в него поразили несколько молний одновременно.
Всего лишь поцелуй, а нехило так тряхнуло.
Светлана обошла его, вновь пошла по ступенькам, а Стренджер переваривал случившееся, всё ещё не веря, что это действительно произошло. Она. Поцеловала. Его. Просто так? В знак благодарности? Джошуа до собственного лица боялся притронуться; Люпеску не дампир – самая настоящая ведьма!
Которая, верно, пленила его сердце.
Стренджер, проморгавшись, принялся догонять полукровку, пытаясь смириться с её поступком. Наверно, Войку был прав: ему действительно нужно было принять рекомендацию старого вампира, посоветовавшему дружить с ней. Джошуа впервые в жизни пришлось мириться с чьим-то мнением, кроме своего, и то не до конца: дружить с полукровкой он не намеревался из принципа.
Внезапно – желал с ней другого и большего.
========== -4– ==========
В его голове с единственной строчкой пролистывалась книга: «Твой Эрик Эрвин» – и мир перестал существовать. Подобное для него нечто новое, и Зигмунд никак не мог привыкнуть: даже имя, которое он прокручивал в мыслях ниткой нескончаемой катушки, отдавало противной кислятиной – будто в рот кинули лимонные монпансье, а этот вкус немец особенно не любил. И каждый раз обращался взглядом к дампиру, надеясь, что она что-то расскажет, приоткроет завесу тайны своего прошлого, но Рейн только улыбалась и специально дразнила его загадками из ранних эпизодов своей жизни. Вот и сейчас они, казалось, делали всё то же самое, что и раньше: тренировались в комплексе, отрабатывали удары, подобным способом расслабляясь, и Кригер должен был отбиваться, но вместо этого вальсировал с полукровкой по всему помещению, словно поддавался на её провокации, и давал возможность победить в поединке, которого на самом-то деле и не было. Кулаки Рейн прилетали в мягкую перчатку, которая блокировала болевые ощущения; близнец выверенными, точными движениями направлял единственную руку в сторону девушки, которая с какой-то звериной яростью набрасывалась на него, будто видела перед собой не напарника и спарринг-партнёра, а набитую песком боксёрскую грушу.
У них была договорённость, что он тоже будет вести в их игре, но вместо этого принимал всё на себя, будто хотел, чтобы Рейн на нём отыгралась за прошлое, связанное с этим… Мужчина закусил язык, чтобы отрезвить себя: этот Эрик Эрвин ещё даже сюда не явился, а уже портил всем нервы. Но Кригера брало любопытство: кто он такой, и почему обращался в том письме к дампиру столь… интимно, словно они были любовниками, которых разлучили время и текущие события. И что будет потом, когда он приедет? Ему не хотелось думать о том, что его милая рыжая фройлян, с которой он готов был пройти все испытания судьбы, вдруг предпочтёт его… этому типу. Не то, чтобы он сомневался, просто… знал, каково это: любить на всю жизнь, и к Рейн он испытывал именно эти чувства. Всё это правда: первый взгляд, первый вздох, поцелуй и кровь – он всё это отдал ей, подарил, ни разу не жалея о своём выборе.
Но если вдруг… Вдруг её страсть как зажжённая спичка вспыхнет вновь по отношению к Эрику Эрвину, то… Нет! Он не готов её просто так отпустить. Будет биться до последнего, чтобы вернуть её, но если это не поможет, то… Что же, наверно, он сам разрушит придуманный им с братом миф. На радость некоторым, на одного Кригера станет в этих стенах меньше.
К чёрту! Он к этому ещё не готов.
– Зигмунд! – голос Рейн вывел его из довольно пессимистичных мыслей; кулак, что летел прямо в его скулу, вовремя столкнулся с защитной перчаткой.
Мужчина отступил на несколько шагов, пока дампир, оставшаяся стоять на месте, разминала руку до хруста в костях; Зигмунд подвёл её, и дампира во время атаки повело в сторону: она промазала, хотя имела все шансы победить и набить ему лицу, может, так мозги бы встали на место. Выдохнув, Рейн даже не посмотрела на него, а, развернувшись, пошла к небольшому столику, где оставила бутылку с водой и влажное полотенце. Она тоже заметила перемену в его настроении, которое длилось, наверно, ещё с той ночи в таверне.
Всего лишь послание, а Зигмунда уже тогда сковало настолько сильно, что даже на танцы его не хватило; они покинули кабак через полчаса, прогуливаясь по пришпоренной снегом дорожке, наблюдая скромные улочки Фалькенбурга, освещаемые тусклыми фонарями.
И с того раза они даже нормально не поговорили: перекинулись стандартными фразами, добрались до замка Вольфенштейн и разбежались по комнатам, а после – снова разыгрывали всех уже давно ставшим обыденным спектаклем, пытаясь узнать что-то новое об искомых артефактах.
Дампир присела на один из мешков, что служил снарядом для отработки ударов, накинула на плечи полотенце, вытерев тканевым уголком мокрое лицо; она даже ничего ему не сообщила, а Зигмунд не знал, как начать разговор: пусть сейчас среди них зависла тишина, но они словно общались телепатически – так хорошо друг друга знали, что без слов могли сказать многое. Немец подошёл к ней, присел рядом на корточки, снимая зубами с руки перчатку; он уже к этому давно привык, но боксёрская пада поднялась всего на пару сантиметров, и Рейн не выдержала.
– Давай, я помогу, – это был не вопрос, и дампир аккуратно сняла «лапу», положив её рядом с собой. – Всё хорошо?
– Да, вполне, – Зигмунд рассматривал свою покрасневшую кисть.
– Я не про это, – полукровка подвинулась ближе и обняла Кригера за плечи, вытирая его лицо своим полотенцем. – Что-то случилось? Ты в последнее время… какой-то несобранный.
– Я справлюсь, моя фройлян, – Зигмунд посмотрел ей в глаза, запрокинув голову назад. – Нужно просто привыкнуть к новому месту.
– Раньше ты на это не жаловался, – Рейн нежно убрала светлую прядь волос со лба, пригладив её к виску. И, поцеловав в щёку, стала массировать плечи. – Что случилось? Расскажи мне. Иначе мне придётся прибегнуть к радикальным мерам.
– Выпьешь мою кровь?
– Ты в моём списке целей, – предупредила она, хитро прищурив глаза. – Не забывай об этом.
Зигмунд выдохнул: от охотника, почуявшего жертву, уже не спрятаться. Да и он не старался; Кригер шумно выдохнул, когда ловкие пальцы дампира стиснули кожу в районе лопаток сквозь ткань майки. Девушка делала восхитительный массаж, она вообще во всём была профессионалом, и Зигмунд с каждой секундой понимал, что не готов её ни с кем делить: ни с братом, ни – особенно – с Эриком Эрвином. У первого, повезло, хоть появилась другая – как иронично, что родная сестра Рейн. А вот Эрик Эрвин… пока был один. Кригер сморщился, встал на ноги, отряхиваясь, прошёл мимо полукровки, забирая перчатку: он не надевал её, но кивнул, приглашая продолжить поединок. Если она желает его убить, чтобы добиться правды, то ей придётся постараться.
Однако, если у неё есть другое предложение, Зигмунд всегда готов ей поддаться.
Дампир хмыкнула, снимая с себя полотенце и кидая его куда-то за спину, на мешки; с грациозностью кошки, словно на подиуме, она выверяла каждый свой шаг, подходя к нему ближе. Кригер невольно засмотрелся на её фигуру, отмечая, как же ему повезло с ней: все в Гегенгайст Группе, а теперь ещё в Паранормальной Дивизии СС точно ему завидовали. Работай они в Ананербе, и там бы пришлось защищать любимую фройлян от голодных немецких взглядов.
Дампир, неожиданно для него самого, оказалась слишком близко, положила ладони ему на грудь, улыбаясь и демонстрируя острые клыки; Зигмунд не понимал, не мог уловить, что она надумала: подобное не было похоже на начало обычного тренировочного боя. Она, что, игралась с ним? Кригер сглотнул и даже напрягся, когда Рейн очертила овал его лица ногтем; реально захотела убить? Она, конечно, полувампир, но и он не совсем обычный немец.
– Значит, ничего не случилось, – она сделала шаг назад. – Уверен?
– Так точно, моя фройлян.
– Прости, – она развернулась на пятках к нему спиной, скрестив руки на груди, – но я тебе не верю.
– Придётся поверить.
– Потому что… – она словно не слышала его фразы.
А затем, круто повернувшись, резко направила в его сторону кулак; Кригер застыл на долю секунды, а затем сделал выпад в сторону, и рука Рейн ударила по воздуху. Но она не остановилась на этом: девушка, в которой взорвалась динамитом спящая до этого ярость, принялась отрабатывать серию ударов на своём партнёре, который не желал быть сегодня в проигрыше. Зигмунд постоянно уходил от Рейн, блокировал выпады перчаткой, которую даже не успел надеть, и не заметил, как она повела его прямиком к ловушке: всё прояснилось, стоило спине коснуться холодной каменной стены. Полукровка, глаза которой горели рубиновыми драгоценностями в свете солнца, грубо схватила его за плечи, больно впилась ногтями в кожу, а затем и вовсе запрыгнула на него, скрестив ноги на бёдрах мужчины. Зигмунд, не ожидавший такого, привалился к стене, тяжело выдыхая; настоящая хищница! И, в качестве победы, Рейн облизнула солоноватую кожу на шее.
И спрыгнула с него, как ни в чём не бывало.
– …Я победила, – она протянула ему руку, но Зигмунд предпочёл перевести дыхание, прежде чем принимать помощь. – Говори. В следующий раз я не буду к тебе столь лояльна.
– Я просто поддавался, фройлян.
– Знаю я тебя, – дампир подошла ближе, обнимая его за талию и помогая дойти до напольных мешков. – Это всё из-за Эрика Эрвина?
От знакомого имени Кригер вмиг врос в землю; глупо было всё скрывать, да и у него это откровенно не получалось. Немец выдохнул и зашагал вместе с Рейн до противоположного конца комнаты.
– Я… Так заметно?
– Уж поверь мне, – дампир ободряюще хлопнула его по боку. Когда они дошли, девушка усадила его на снарядные мешки, и сама примостилась рядом, обнимая и положив голову на плечо Кригера. – Тебе что интересно?
– Всё? Нет, – он помахал головой, – как вы встретились? И кто он… для тебя?
– Ну, он мой бывший напарник, – начала Рейн свой рассказ. – Мы работали с ним до того, как меня перевели сюда. Не скажу, что это был мой лучший напарник… Но, честно, он хуже клеща: постоянно находился возле меня, не давал мне ни капельки передохнуть – будто хотел приклеиться ко мне намертво.
– Ты ему нравилась?
– Да, – Зигмунд сжал кулак: очевидный ответ. – Вот только я не люблю таких: которые не уважают чужое личное пространство. Читал бы ты его письма, которые он оставлял мне под дверью – мне кажется, что мировые классики бы в гробу перевернулись. Я не скажу, что он плохой человек… Он… Забавный и милый, – дампир повела плечами, и Кригеру показалось, что девушка отзывалась о старом товарище как-то мило, с теплотой в сердце, пусть и говорила ему о нём информацию не в самом приятном ключе. – Но это самое большее, что я могу о нём сказать. Агент он неплохой, но мы с ним не сработаемся.
– Он тебя любит, – выдохнул немец, отворачиваясь. – Это видно по его письму. Я успел прочесть последние строки.
– И ты из-за этого нервничаешь? – дампир осторожно пересела ему на колени, беря в ладони его лицо. – Какая же глупость…
– Я просто думаю, что…
– Что он меня отобьёт у тебя? – полукровка закончила за него предложение и улыбнулась. – Ты серьёзно?
– Просто… то письмо…
– Иногда ты такой же мальчишка, как и твой брат, – Рейн нежно клюнула поцелуем немца в нос, и тот заметно расслабился. – То, что у него две руки и два глаза – это не повод, чтобы я сразу побежала к нему. Так что не смей так думать. Увы, но меня привлекают голубоглазые блондины. К великому огорчению Эрика.
– А меня – рыжие полувампиры, моя фройлян.
Девушка встала, потянула его за собой, а затем крепко обняла и впилась в губы поцелуем: наверно, чтобы он никогда не сомневался, наверно, чтобы выбить, наконец, всю ту дурь, которую он сам себе накрутил. Кригер не сопротивлялся, а наслаждался каждым мгновением с ней, наслаждался вкусом её губ, наслаждался… просто всем, каждый раз ловя себя на мысли, как же ему повезло, что в его жизни появилась Рейн. И когда она отстранилась, то продолжила держать его в кольце своих рук, не желая отпускать. И он этого тоже не хотел.
– Только ты сделаешь кое-что для меня, хорошо? Это касается твоего нелюбимого Эрика Эрвина.
– Мне его убить?
– Нет, – девушка, наконец, отстранилась. – Мы его с тобой поедем встречать. Я не принимаю возражений.
– Слушаю и повинуюсь, фройлян.
– И, наверно, хватит на сегодня тренировок. Кажется, пора немного перекусить.
– Я слышал, что утром приехал в Вульфбург герр Клаус.
Рейн ушла подбирать полотенце, подмигивая Кригеру, и Зигмунд завидовал самому себе уже потому, что полукровка была его. И никакому Эрику Эрвину она не достанется. Уж он об этом позаботиться.
========== -5– ==========
– Очаровательно! – с придыханием говорил он, стуча ногтевой пластиной по стеклянной колбе; внутри, в прозрачной жидкости неохотно зашевелились, пуская по цилиндру, подключенному к фильтровому насосу, множество крохотных пузырьков – в лабораторном аквариуме, скукожившись, плавало омерзительное чудовище, чем-то напоминающее ему по строению морского конька с головой изуродованного младенца. – Как вы там говорили? «Выделяют пищеварительные энзимы из кожи, переваривающие мозг носителя»? Как трогательно!
Бутчересс фыркнула, но продолжала делать вид, что не заинтересована в Вильгельме Штрассе, решившему, что его компания скрасит вечер фройлян, проводившей всё время в лаборатории в полном одиночестве, если не считать эмбрионов даемитов, которых она привезла с собой в Вульфбург для дальнейших исследований. Доктор перебирала папки с документами, рентгеновские снимки ныне покойных пациентов, письма из «Тотенкопф», лишь бы не отвлекаться на скрипучий голос старого оберфюрера: он стоял, рассматривал капсулы с её провозглашёнными детьми, насмехаясь над её разработками – настоящий невежа! Будь они в другом месте, не будь союзниками в этой войне, Менгеле бы выпустила своих питомцев на этого самодовольного урода, нервно поправляющему монокль, но тут же гадливо поморщилась: этому идиоту уже за добрый пятый десяток, и малышам не стоило растрачивать свои силы на протухшее мясо.
Мужчина обратился к ней, прокашлявшись в кулак, и Батори отвернулась, взглядом полосуя меловую доску с нарисованной моделью витрувианского человека с червем вместо головы – возможная вариация одной из будущих наработок. Вильгельм Штрассе широко улыбнулся, подходя ближе и присаживаясь рядом на скрипучее кресло, и Менгеле дёрнула уголком губ; хорошо, что маска скрывала её настоящие эмоции. Вульф знал, что она терпеть не могла мужчин, ненавидела с ними работать, и всё равно приставил к ней этого… этого недоноска! Для неё всё ещё оставалось загадкой, как Штрассе вообще умудрился дослужиться до своего звания с его-то куриными мозгами: она читала его досье, читала о его учёных проектах и смеялась до слёз, когда узнала, что какой-то подосланный американец взорвал к чертям его лабораторию в Норвегии. Один человек и уничтожил целую армию заводных марионеток Вильгельма! И он всё равно продолжал строить из себя неизвестно кого после всего, что с ним случилось. И думал, что раз она женщина, то должна восхищаться им? Батори разве что восхищалась его упорством произвести на неё впечатление: не каждый готов так в открытую фальшиво сыпать ей комплименты – львице, готовой разорвать любого, кто перешагнёт черту. Но Штрассе даже не старался; он просто сидел, закинув ногу на ногу, играясь с цепочкой, тянувшейся из кармана плаща.
– Знаете… Я поражён, дорогая фройлян, – мужчина пожевал губами, отвернулся, продолжая смотреть на даемитов, мирно спящих в своих кроватках-аквариумах. – Не каждый способен… приручить подобных существ. Вы же читали обо мне, верно? Думаю, мы неплохо сработаемся в будущем. Согласны?
– Я читала о вас, герр Штрассе, – Бутчересс сложила руки, положив на них подбородок, наблюдая за собеседником, – и если вы считаете, что ваша идея «Убер-солдат» выстрелит, то смею вас огорчить: Гиммлер просрал на ваш мусор последнее финансирование – настоящий дурак.
– Вы считаете, фройлян Менгеле, что создание супер-солдат не приведёт нашу армию к победе в ближайшей войне? Что мои люди не способны найти нужные нам артефакты? Простите, но вы явно меня недооценивайте. Впрочем, вы же всего лишь доктор, опытный хирург, а не настоящий учёный.
Батори, откинувшись на стул, звонко рассмеялась, чуть театрально не смахнула выступившую слезинку, но вовремя сдержалась: видеть это удивлённое лицо, эти насупленные брови, эти поддёргивающиеся уголки губ… бесценно! Неужели он думал, что такое произведёт на неё впечатление? Качки-переростки, закованные в тяжёлую броню, которые погибли от одного человека, расстрелявшего их подручными средствами; одна граната и пара пуль – всё, труп. И чем тут гордиться на самом деле? Что, судя по представленным фотографиям, разработали этим надутым человекоподобным монстрам вычурные доспехи с огромной выдавленной свастикой на груди? В рядах Гегенгайст Группе уже был один такой: Маулер не отличался от них разве что крутыми мышцами, но в остальном всё печально – начиная от мозгов, размером, наверно, с грецкий орех, заканчивая таким же маленьким огрызком в штанах – личная инициатива Батори, когда один из экспериментов над ним прошёл не по плану. У него и так половина черепа была закована в металлический панцирь, а тут ещё и броню, пожалуйста, выдайте – всё это звучало как очень плохой анекдот. И на что надеялся Штрассе? Что она упадёт к нему в ноги и начнёт причитать, какой он хороший и какой умный? Единственное, что Батори бы исполнила в реальность, так это препарировала его – личная коллекция давно не пополнялась заспиртованными органами её врагов.
– Не вам мне говорить, кто я такая, – Менгеле выдохнула, снова выпрямляя спину, – и не вам говорить мне о важности вашего проекта. Это вы расскажите тому самому американцу…
– Вы… Вы знаете?.. – удивился Штрассе, явно не ожидая такого поворота.
– Все это знают, – Бутчересс специально пододвинула к нему папку, в которой находились все данные на оберфюрера. В том числе и про нападение американского шпиона в секретную лабораторию в Норвегии. – Но здесь принято держать язык за зубами. Иначе его вам откусят. Вы же в курсе, что здесь обитают дикие вампиры в горах? А про оборотней слышали?
– И то, что среди нас есть дампиры – тоже, – закончил Вильгельм, перебирая фотокарточки и официальные бумаги на его имя.
– Так что лучше ведите себя осторожно. Кто знает, может в замке Вольфенштейн есть хищники опаснее, – она готова была поклясться, что Штрассе видел вспыхнувшие озорством её глаза. Мужчина явно чувствовал себя некомфортно, рассматривая всю подноготную на его шкуру. Овечка в волчьей стае… пытается показать себя перед более опасным противником. Как бы Менгеле хотелось прямо сейчас отключить капсулы и выпустить своих деток на волю, чтобы они кормились всеми этими уродами, мешающими её гению.
Штрассе решил избавиться от улик, убрав всё обратно в папку. Менгеле наблюдала с особым интересом за ним, особенно теперь, когда он понял, что шутки с ней шутить не стоило. Мужчина подвинул документы к ней ближе и, поправив монокль, попытался выглядеть расслабленно, даже для убедительности сложил руки на колени. А Батори, смотря на него, думала, как хорошо бы на месте его головы смотрелся аккуратный гладкий череп молодого даемита. Но нужно было всё это выкинуть из мыслей: Штрассе – неприкосновенен, и придётся с этим фактом как-то мириться, Вульф или фон Булоу рано или поздно затребуют отчёты. Менгеле скрипнула зубами, сжала кулаки настолько сильно, что готова была впить в ладонь свои собственные пальцы насквозь. Вильгельм безумно раздражал её, он будет только мешать ей в работе, предлагая свои никчёмные идеи и навязывая никому ненужное мнение. Однако…
Взгляд Бутчересс метался по всему рабочему столу. Как удачно, что одна из фотографий всё же выпала из всего того гнезда неудач Штрассе, демонстрируя один из его более удачных проектов – выкинутые в мусор бракованные солдаты, которых переконструировали в чудовищ, отрезав им нижнюю половину тела. Лоперы были прекрасны: ловкие, быстрые… их бы по-хорошему скрестить с даемитами и расплодить в тысячную армию, тогда у врагов не будет никаких шансов. Менгеле внутренне ликовала от собственной идеи и, осторожно пододвинув фотоснимок Вильгельму, прошептала:
– И я знаю, над чем нам сегодня поработать, герр Штрассе.
Оберфюрер метался взглядом то на неё, то на фотографию, но всё же ухмыльнулся, принимая фотокарточку как подарок и как возможное соглашение об их дальнейшем сотрудничестве. Батори нравилось, что он не стал сопротивляться ей – видимо предчувствовал, чем могло это закончиться. Но она никак не ожидала, что он встанет и облокотиться на стол, почти перелезет через него, смотря ей в глаза, держась всего в паре сантиметров от её лица, выдерживая минутное напряжение. Они словно метали друг в друга молнии, мысленно обмениваясь сообщениями, а после улыбнулся, потому что именно Менгеле дала ему на мгновение почувствовать себя настоящим мужчиной, а не трусливой индюшкой, которой на самом деле и являлся.
А она, как настоящая хозяйка, должна разделать птицу к Рождеству.
– Что же, приступим к работе, доктор Батори Менгеле? – выдохнул ей мужчина в лицо; учёная была в маске, но почувствовала кислый запашок – как удачно всё складывалось: у него ещё и проблемы со здоровьем.
– Прошу, называйте меня Бутчересс.
Штрассе вернулся на своё место. Менгеле готова была поклясться, что всё шло лучше, чем могло бы быть на самом деле.
========== -6– ==========
Мора точно не знала, откуда им достался этот дом: Светлана что-то там рассказывала о прошлом Стренджера, но оно было похоже больше на клубок ниток из сложных эпизодов, которые практически невозможно было соединить в одну линию, вот и девушка и запуталась с этой задачкой, решив, что лучше хранить своё любопытство при себе и изредка делиться с ним с другими. Она полюбила это место, как только увидела: трёхэтажный дом с несколькими отдельными постройками и небольшим садом во дворе напоминал ей самый настоящий замок – как из тех книг, которые она любила читать когда-то давно; на самом же деле в нём не было чего-то удивительного – деревянно-кирпичное строение пряталось в лесной чаще Фалькенбурга, скрывая их от глаз проходимцев – отличное место, чтобы затаиться и жить в своё удовольствие. Джошуа как-то сказал, что вспомнил о своём «наследстве» – Люпеску однажды обмолвилась, что не совсем законном, но Спокхаус умяли это дело быстро, – как только их небольшая семья разрослась на близнецов и полувампира-призрака. Когда Мору впервые сюда привели, она еле сдерживала себя, чтобы радостно не воскликнуть от порхающих бабочкой эмоций: вот и он – самый настоящий родной дом, о котором всегда мечтала. Пусть и калитка давно не смазана и скрипела на одной петле, пусть окна нужно было подкрасить, а у старой лестницы заменить прогнившие деревянные ступени – всё равно это напоминало больше сон, чем реальность.
Только тогда она по-настоящему ощутила вкус свободы.
По-настоящему поняла, что теперь не одна – у неё есть семья.
И всё это было настоящим.
Джошуа даже не успел им входную дверь открыть, как Мора полетела в дом первой, проходя сквозь стены, наблюдая пыльные помещения, ветхую мебель, покрывшуюся паутиной, которую не скрывали пожелтевшие от времени клеёнки, и кусочки декораций, оставшихся от прежних хозяев: разбитые зеркала, пустые картинные рамы, стоящий на столике чайный сервиз с отколотыми фарфоровыми боками и весь в микротрещинах… Всё это создавало неповторимый уют, и девушке уже не терпелось привести их жильё в порядок, и обещала себе, что сначала займётся чердаком и библиотекой – книги уж очень любила читать, а тут столько нового и неизведанного. Мора – внешне взрослая, но в душе продолжала оставаться наивным впечатлительным ребёнком.
И ведь казалось, что всё это было совсем недавно: уборка, ремонт, починка старого и закупка всего нового… А сейчас всего этого будто след простыл. Старый трёхэтажный дом, стоящий в одиночестве в самом конце Фалькенбурга, преобразился в нечто иное, такое родное и прекрасное: расширился, похорошел, посвежел… Теперь здесь могли запросто проживать три и больше семей – всё создано специально для них. Особенно Море нравилась гостиная и кухня, а в последней она пропадала особенно часто, отвечая за готовку: может, многие из них были с вампирским началом, но могли обходиться животной кровью, а вот без ароматной обычной человеческой пищи – нет. Девушка перечитала находящиеся здесь абсолютно все книги по кулинарии и желала воплотить все рецепты в жизнь. Вооружившись приборами и завязав на манер униформы фартук, она нарезала на фруктовый песочный пирог домашние сладкие персики – дерево посадил Симон в их дворе в честь их первой недели знакомства.
Оказалось, что он ещё больший романтик, чем его старший брат.
Девушка улыбнулась, вспоминая, что когда увидела его – блондина с одной рукой, смотрящего на неё как маньяк, – пряталась где можно, лишь бы не видеть обворожительного немца; они и сейчас любили играть в прятки, но те обычно заканчивались совсем недетскими шалостями. Мора – призрак, и одежда ей особо не нужна, но Рейн и Светлана настояли на такой человеческой мелочи, хотя полувампир, когда представлялась такая возможность, ходила обнажённой, что не могло не радовать Симона. Сегодня они остались вдвоём в их семейном гнёздышке: Стренджер и Некра отправились по заданию Хэпскомба в Чикаго, а Зигмунд и Рейн занимались оккультными исследованиями в замке Вольфенштейн. Девушке не хотелось вдаваться в подробности их работы, а вот как бы не пересластить пирог – задачка та ещё. Мора аккуратно раскладывала на блинчике теста порезанные персики – долька к дольке, по часовой стрелке, как будто клеила мозаику с изображением раковины улитки. Дампир даже прикусила кончик языка от энтузиазма и совершенно не услышала, как в кухню кто-то вошёл: шаги растворились в общем шуме готовки.
Полувампир напевала себе под нос незамысловатую песенку, отвлекаясь на верхнюю полку, хотела достать оттуда солонку с корицей – чуть-чуть приправы не помешало. Мора любила экспериментировать в кулинарии, и в этот раз тоже решила оставить фирменный почерк на блюде; и всё время забывала, что была призраком – ей нравилось ощущать себя живой, – поэтому тянулась рукой, встав на цыпочки и взвизгнула, когда кто-то перехватил её за живот – дампир обернулась, оказавшись в кольце чужого объятия.
– Какая же ты всё ещё ребёнок, – рассмеялся Симон в её белоснежную макушку, тут же отпуская девушку.
Мора ошпарила его недовольным взглядом, даже топнула ногой: а вдруг в её руке мог оказаться кипяток или нож – о чём он вообще думал? Она показала ему клыки и отвернулась, скрестив руки на груди, думая, что он извинится, но вместо этого младший Кригер оттеснил её в сторону и достал из верхней деревянной полки солонку и протянул ей. Девушка ещё несколько секунд не смотрела на него; ариец бессовестно украл её сердце, и она была благодарна ему во многом, но иногда… Мора думала, что не соответствовала Симону; и все ещё помнила, с каким воздыханием он говорил о Рейн в присутствии брата, и немного завидовала старшей сестре: призраку не тягаться с полноценным дампиром. Призрак выдохнула и, сдавшись, опустила плечи, улыбаясь Кригеру, продолжавшему держать в ладони деревянный, похожий на увеличенную шахматную фигуру, сосуд, вопросительно приподнявшему одну бровь. И всё же забрала приправу из его рук.