Текст книги "Капли битого стекла (СИ)"

Автор книги: Cleon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Она хотела всегда быть лучше родной сестры. Ведь Симон для неё – лучше брата.

– Спасибо, – и снова поднялась на носочки, целуя Кригера в щёку.

– И это всё? – недовольно фыркнул ариец, вытянув шею. – Хочу за спасение твоего рецепта намного больше!

– Например? – Мора вернулась к готовке и посыпала слегка розоватые дольки персика корицей.

Немец решил не отвечать ей напрямую; он обнял призрака за талию, надеясь, что единственная рука всё же не пройдёт сквозь неё, и дампир, как оказалось, была не против его ухаживаний; он двинулся ближе, положив подбородок ей на плечо, и звонко поцеловал в висок, чтобы потом наблюдать кулинарную магию, которую она творила: пирог должен получиться нереально вкусным и сладким – прямо как их отношения. Симон очень любил Мору и говорил ей это всякий раз, когда не знал, с чего начать диалог, а полукровка скрывала за длинными волосами своё смущение, и смех выпархивал из её груди мотыльком – им было очень хорошо вместе, хотя раньше она думала, что Кригер-младший начал встречаться с ней только потому, чтобы забыть Рейн – знала, что тот раньше неровно дышал к старшей сестре, но удостоверилась в обратном, когда наблюдала спорящих друг с другом близнецов, пытающихся доказать каждому, какая из их половинок лучше. Они – семья, и любой из них самый-самый в их доме.

И Мора даже иногда завидовала самой себе, ведь ей достался самый лучший кусочек их большого домашнего пирога.

– Например… – начал Симон и, стоило девушке отвлечься на секунду, как он схватил полумесяц персика прямо из готового продукта и тут же закинул его в рот, – чтобы ты добавила ещё больше сахара. Ты же знаешь, что Зигмунд не любит слишком сахарные десерты, а я – обожаю!

– А вот Стренджер наоборот любит слишком сладкое. Я давно обещала ему пирог.

– Значит, надо ещё немного убрать фруктов, – и снова потянулся за дольками персика, но девушка хлестнула его по запястью ладонью. Совсем не больно, но Кригер отступил.

– Если ты будешь и дальше воровать фрукты, то тебе ничего не достанется, – фыркнула призрак, стараясь держаться подальше от его заигрываний. Но, увы, каждый раз получалось плохо: дампир уже натянула кухонные рукавицы и готова была отправить противень в духовку, даже без одного фрагмента персика в центре пирога, как Симон решил действовать хитростью; он собственнически, прикусив плечо, быстро расшнуровал её фартук, а затем тут же нырнул рукой внутрь, нащупывая грудь, которые теперь были прикрыты разве что длинными волосами. Мора пыталась оттолкнуть его, но стоило ему нажать, помассировать, взвесить на ладони, как поднос со стуком упал обратно на столешницу – хорошо, что она подняла его совсем ненамного, что даже внешний вид пирога не испортился.

– А я буду сражаться за право попробовать свой лакомый кусочек, – промурлыкал Кригер-младший, пальцами перекатывая горошинку бледного соска. Немец носом водил по её шее, целовал кожу, и призрак выдохнула сквозь зубы. – Моё любимое вредное приведение.

– Ты невыносим! – Мора пыталась игнорировать его, старалась держаться гордо, но не могла устоять от его лёгкой щекотки, нежных прикосновений, мимолётных поцелуев… Она задыхалась от того, что он с ней творил. И развернулась на пятках, хотела, наконец, сбежать от него, проплывая бестелесным духом сквозь кухонный фурнитур, но ариец будто приковал её на месте. И одаривал всю поцелуями, спускаясь ниже. – Мне… Мне нужно готовить пирог!

– Знаю, – для него её слова не имели значения. – Поэтому хочу тебе помочь.

И заставил её запрыгнуть на кухонную тумбу, собственнически втиснулся между ног и, приподняв подбородок, впился в губы поцелуем, что был для девушки подобно электрическому разряду – по всему телу прокатилась приятная дрожь. На нём не было рубашки, и его горячее тело обжигало её, придавало контрастности их близости, играло на нотках чувств. Мора каждый раз ругала себя за то, что так быстро с ним сдавалась: Симон был прекрасен, самым лучшим, и она хотела, чтобы у неё было с ним как в сказках, романтично и по-человечески, но выходило иначе, и так… ей нравилось даже больше. Нравилось, когда он резко хватал её за запястье, притягивая ладонь к себе для точечных поцелуев, нравилось, когда он массажем проходился по спине, пересчитывая позвонки, нравилось… просто быть с ним, чувствовать его единой эмоцией. Кригер прикусил кожу на шее, там, где билась жилка, словно хотел попробовать на вкус: он не вампир, но и не обычный смертный, но зубами надавливал, будто желал испить её крови. И девушка от абсурдности заливалась смехом и кокетливо отталкивала его – может, когда-нибудь судьба благоволит им и сделает подарок, навсегда укрепив их связь, превратив в одних существ.

Мужчина пытался справиться с пряжкой ремня, но ругался про себя, отвлекаясь, фырчал, что у него всего одна рука, и ему мало этого: мало касаться Моры, мало целовать её, мало… её мало. Дампир помогала ему, не забывая утешающе проходиться губами по скулам и подбородку, расстегнула молнию ширинки, приспустила вниз штаны вместе с бельём, высвобождая стоящий член.

Кригер толкнул полукровку, сорвал с неё фартук, уткнулся носом в её плечо, рукой ухватился за грудь и вставил во всю длину, выбив из горла призрака стон. Мора запрокинула голову, дышала часто, не зная, куда деть руки в кухонных рукавицах; Симон выдохнул, дал ей привыкнуть всего пару секунд, а затем задвигался в ней рваными быстрыми толчками. Он держал её в объятиях, не давал ускользнуть от него, а она задыхалась от собственных чувств, насаживалась сама, цеплялась за него как за спасительный крючок; каждый раз – как первый, каждый раз ощущалось по-новому.

Море было с ним просто нереально хорошо.

Симон колотился об неё бёдрами, целовал везде, щупал, и внутри дампира всё полыхало огнём; от толчков всё раскалялось, натянулось спицей, и в один миг оборвалось – так сладко и страстно, когда мир перестал существовать, и существовали друг для друга только они. Кригер зарычал сквозь зубы, рукой сгрёб в объятия Мору, изливаясь; крик девушки вырвался стоном, и её затрясло мелкой судорогой, такой приятной, такой… правильной. Она обняла его за шею, не отпуская от себя: пусть вот так, чтобы она чувствовала его в себе, пусть время летело мимо… ведь есть только они, и остальное неважно. Кригер выдохнул, обмяк, обессиленно свалившись на призрака; Мора рассмеялась, заглядывая через его плечо: стрелки настенных часов бежали вперёд – кажется, сегодня ей не удастся порадовать семью мучным десертом.

– Ну… что… я заслужил свой кусочек? – на выдохе произнёс Симон, заглядывая в глаза Море. Девушка в улыбке продемонстрировала ему острые клыки. – Хотя… Ты намного слаще этих персиков.

– Знаешь, я могу так готовить каждый раз, – дампир боднула его лбом по щеке, – но вот остальные точно будут против.

– Знаешь… А я, кажется, проголодался, – вдруг заявил Симон и снова толкнул взвизгнувшую девушку к стене, ударив по столу ладонью. – И я знаю, чем мне сегодня полакомиться!

– Персиковым пирогом? – предложила девушка, сдерживая слёзы от смеха, и была права, как только Кригер снова полез к ней за поцелуем.

– Моё самое любимое блюдо, – и губами прошёлся по её шее.

Девушка подалась навстречу, думая о том, что сегодня что-то приготовить уже не удастся. Но она совершенно не против: в конце концов, кулинария всегда могла подождать, а чувства, вспыхнувшие ярче зажжённой спички между ними – нет.

Жаль, что ей пришлось нарушить своё обещание: Стренджер её фирменного лакомства так никогда, видимо, и не дождётся.

========== -7– ==========

Она ворвалась в её кабинет без стука – впрочем, к этому доктор давно привыкла; и совершенно не шелохнулась, протирая хирургические инструменты раствором этиленоксида, когда другая чеканными шагами прошествовала к окну, как удачно выходящее на самый центр тренировочного полигона. Менгеле делала вид, что стояла здесь статуей, словно её совершенно не волновала Минс, но на лице дрогнула улыбка, стоило увидеть хмурое лицо любимой подстилки Вульфа. Ради этого Батори даже отложила в сторону щипцы, которыми часами ранее выдирала у молодого червя-даемита острые прорезающиеся клыки. Интересно, что могло так привлечь Минс? Неужто слухи правдивы насчёт неё и геггинггруппенфюрера? Женщина шумно выдохнула, сняла мокрые прилипающие перчатки, отложила их в сторону, а затем закатила рукава по локоть – зрелище должно быть весьма интересным. Менгеле, как кошка, совсем бесшумно подкралась к полукровке, заглядывая через её плечо: в кабинете Батори было широкое окно – почти витрина, через которую можно было наблюдать не только за тренирующимися солдатами G.G.G., но и за тем, как в замке Вольфенштейн вершилась новая история, а кое-что и вовсе переписывалось.

Менгеле скользила взглядом по внутреннему двору их обители, наблюдая шеренгу марширующих новобранцев, а в самом конце стоял сам Юрген Вульф, дымящий дешёвые сигареты через мундштук. А рядом с ним… Так вот оно что! Бутчересс хитро прищурилась, улыбнулась, а затем посмотрела на Минс, нервно сжимающую кулаки; ах, эта ревность! Как только их перевели в Вульфбург, к любимому герру дампира приставили помощницу, одевающуюся ещё более откровенно, чем эта узкоглазая полувампир: Марианна Блаватская выигрывала во всём у Минс: в эффектной внешности, в манерах, да даже в способностях – высшая жрица могла запросто скрутить кровососку одним взмахом руки! Неудивительно, что Вульфа стали видеть с ней чаще; даже фон Блат отмечал, как она хороша, а ведь Менгеле знала, что слухи о его любви к собственному полу не были просто клеветой. Да и Бутчересс не могла не признать, что Марианна столь эффектна: светлые волосы, бледная кожа, по которой рассыпаны необычные татуировки, а ещё стояла на морозе в чёрном купальнике, закрываясь от зябкого ветра одним плащом – видимо, защищалась собственной магией от холода. Прикоснуться бы к ней: сначала пальцами, осторожно и аккуратно, посмотреть-изучить её лицо вплоть до точного расположения родинок и мимических морщин, а затем провести по ней острым ножом или пилой, чтобы вызвать приятные мурашки, пустить кровь – сильную, горячую, – а потом поймать её кончиком языка… Доктор облизнулась от столь откровенной сценки, играющей в голове яркими красками, и хорошо, что она всё ещё была в маске – так никто не мог видеть её эмоций; Батори привыкла говорить глазами.

И с интересом наблюдала за Минс, которая, словно бык, раздувала ноздри при виде матадора; несчастная полувампир – герр Вульф променял её, потаскушку, на другую такую же, но ту хотя бы можно было гордо именовать юберменшем, а не… как-то иначе. Дампир даже не шелохнулась, когда Менгеле осторожно взялась за её напряжённое плечо; и подошла ближе, почти уткнулась носом в шею – всё внимание полукровки было приковано к парочке геггинггруппенфюрера и очень горячей оберфюрера.

– Завидуешь ей? – промурлыкала Менгеле, наблюдая за Минс, превратившейся из-за собственных противоречивых чувств к Вульфу в каменный постамент. – Она хороша… Очень: неудивительно, что Юрген так быстро переключился.

– Это неважно, – вдруг выплюнула полукровка, постепенно расслабляясь; её глаза всё ещё пожирали новоиспечённую парочку. – Нас связывают только профессиональные отношения, не более того.

– Можешь вешать эту лапшу на уши кому угодно, но только не мне, – Батори осторожно убрала прядь дампира за ухо; та всё ещё продолжала игнорировать её странные ухаживания. – Все знают ваш большой секрет. Это ты своей подопечной рыжей потаскухе говори, что между вами ничего нет – она, дура, тебе, конечно, поверит. А я… Я вижу тебя насквозь.

– Она отвратительна, – Минс передёрнула плечом, и Бутчересс отошла на один шаг; доктор была не только талантливым хирургом и учёным, но и хорошим психологом и манипулятором – могла по щелчку пальцев сломать полукровку, томно вздыхающей по старику Юргену, но зачем так быстро расправляться с ней, если можно сыграть контрастом по безответным чувствам? Менгеле мысленно рассмеялась; каких же себе мерзких помощников собрал герр Вульф под одной крышей замка Вольфенштейн: одни полукровки и полуголая жрица Третьего Рейха чего стоили.

– И чем она отвратительна? – Батори скрестила руки на груди; допрос простыми словами был несколько непривычен – ей проще использовать весь свой арсенал инструментов, но пачкать их в грязной крови не горела особым желанием.

– Всем! – на выдохе выпалила Минс. – Некомпетентна во многих вопросах, неопытна, отсутствует чувство такта, некультурна… Она просто мерзкая. Змея, которую хочется насадить на клинок.

– Прямо как ты? – громко засмеялась Бутчересс. – Милочка, вы очень похожи. Я бы даже сказала, что слишком похожи. Но Вульф сделал правильный выбор, не находишь? Зачем ему неполноценный вампир, когда рядом ходит такая прелестная ведьма, м?

И снова подошла ближе, заключая руки на её поясе; Минс не дёрнулась, не вырвалась из объятий, и Менгеле нравилась такая её покорность: Вульф правильно сделал, что решил проучить её, приструнить, превратить ещё в более послушную собачонку, потакая ей не сахарной костью, а звонкой тяжёлой цепью – удар за ударом.

– Он поймёт, что она его обманывает, – продолжала доказывать, словно самой себе, дампир. – Блаватская хитрая сука. И если она выкинет хоть что-нибудь…

– Что? Отправишь её с гор Гаркейна снежным шаром? – Батори лбом прислонилась к её затылку. – Ты ей просто завидуешь, признай это: с Марианной тебе не тягаться – даже Хельга фон Булоу признаёт её своим настоящим лидером, а не герра Вульфа. Может, правда говорят, что они любовницы, м? В таком случае я бы хотела посмотреть на этот цирк: сама Блаватская и слепая немецкая хрюшка. Как думаешь, кто из них ведёт в игре? Или же Вульф, пока ты не видишь, берёт их обоих? Бедная Минс, как тяжело тебе принять это, верно?..

– Она даже одета безвкусно, – дампир сделала шаг вперёд, высвобождаясь от рук Батори. – Ещё бы пришла полностью нагой на полигон.

– Ты сама выглядишь не лучше, – Бутчересс не отставала от неё; встала рядом и шлёпнула ладонью по округлому заду, едва прикрывавшемуся короткой юбкой приталенного платья цвета гнилой вишни. – Может, тебе стоит действительно раздеться перед ним? Думаю, геггинггруппенфюрер оценит твои старания по заслугам.

И ущипнула за ягодицы, усмехаясь всей ситуации.

Минс не обращала на женщину внимания, но неожиданно для Батори развернулась на каблуках, хлестнула взглядом, словно мысленно одарила доктора пощёчиной, и Менгеле невольно оступилась, освобождая путь. К дампиру будто кол невидимыми гвоздями вбили к спине: гордо выпрямилась, выпятила грудь, подняла голову, словно только что мысленно накинула себе в цену несколько сотен рейхсмарок. И прошла вдоль кабинета к выходной двери, словно ничего только что не произошло между ними; Бутчересс осталась стоять на месте, попеременно смотря то на правую руку Вульфа, то на самого геггинггруппенфюрера в компании Марианны Блаватской за окном. И улыбнулась: полукровка-таки решила действовать, решила забрать то, что принадлежало ей. Менгеле мысленно даже пожелала ей удачи и скрестила руки на груди, вновь взглядом обращаясь к Минс, которая застыла на пороге, держась за дверной поручень; дампир обернулась к ней:

– Вы нарушили устав, фройлян Менгеле.

– Ух, как мы заговорили, – Батори закусила язык, прищуриваясь; маленькая потаскушка поверила в себя.

– …Жду через час в моём кабинете, – и, надавив ладонью на ручку, Минс открыла дверь и вышла в коридор, оставив Бутчересс наедине с самой собой.

Доктор готова была громко рассмеяться ей вслед, но вместо этого только улыбнулась, перекати-полем катая единственную мысль в голове:

«Ничего-ничего, я тобой позже займусь. Уверена, тебе очень понравится, Минс».

И сплюнула её имя, отдававшее кислотой, на пол. Женщина вернулась к своему столу: надо подготовиться к будущему наказанию…

Ведь наказывать будут отнюдь не доктора Менгеле.

И это особенно радовало Бутчересс, уже желавшей, чтобы их встреча состоялась как можно скорее.

========== -8– ==========

Всё это больше походило на очень плохое дежавю: каменные коридоры, тускло освещённые впаянными в стену факелами, узкие проходы, деревянные массивные двери, достигающие до самого потолка – множество их, и неизвестно, что скрывалось за ними. Иногда она думала, что там, где она успела побыть, всё создано рукой одного архитектора: даже внешне не отличалось ничем, лишь совсем мелочами да башнями, расставленными в хаотичном порядке. Девушка поправила сползшую лямку топа-корсета, чувствуя, как холодок пробирал до мурашек – хорошо бы надеть плащи, но она как-то забыла об этом важном атрибуте одежды – именно здесь, среди тех, кто привык скрывать от остальных своё лицо. Рейн стучала каблуками по плиточному полу, осматривая здесь всё, словно находилась впервые: Бримстоун – это не просто очередной стилизованный «вампирский замок, забытый временем», а настоящая система убежищ, разросшаяся до подземного города, где располагалась огромная тюрьма-лаборатория: там не только исследовали опасные артефакты, но и допрашивали и содержали различных преступников и других сверхъестественных существ, представляющих опасность для людского рода. Наверно, только по этой причине они завербовали её: она ведь наполовину вампир – значит, менее грозна.

Помимо неё существовали другие спецагенты, базирующиеся на борьбе с аномалиями: полуоборотни, полувампиры, другие полу-существа – Бримстоун словно нарочно искал их по всему миру, чтобы впаять рано или поздно им в голову своё знание – «абсолютно правильное», как считали. Вторая загадка: почему-то они конкурировали с правительственным объектом Спокхаус, работающей по аналогичному принципу. Дампир не разговаривала по этому поводу ни со Светланой, ни со Стренджером – она вообще старалась с ними меньше контактировать, когда находилась в штаб-квартире. Быть может, однажды ей снова дадут ордер на убийства, а в списках будут мелькать имена родных ей людей. Такое уже случилось: очень трудно было доказать высшему совету общества, что она избавилась от близнецов Кригер, а не спрятала их под крылом той организации, с которой Бримстоун враждовал. Рейн бы давно ушла отсюда, но общество обещало ей найти её отца и всех тех родственников, повинных в тяжких преступлениях, и поэтому… осталась.

И они сдержали собственное слово: дампир никогда не думала, что её семья была столь большой и… разнообразной.

Конечно, не всех она отправила на тот свет, а взялась только за самых мерзких уродов: зачем лишать жизни того, кого и так искалечила судьба? Рейн не щадила лишь тех, кто продолжал следовать идеологии её отца: вампира, изнасиловавшего её мать, а впоследствии истребившего всю её семью, чтобы ей некуда было идти… Только он ошибся: полукровка нашла – это была улица. Рейн сначала стеснялась такого эпизода своего прошлого: что ей приходилось воровать, убивать мелких животных, спать у мусорных баков, чтобы выжить, но она верила, что рано или поздно найдёт свой дом. И нашла… Профессор Трюмейн обнаружил рыжеволосую малышку, когда та пробралась во двор его дома и запуталась в верёвочной ловушке, которую ставил для енотов. Он стал ей своего рода приёмным отцом, который воспитал из неё личность – сделал ту, которую она представляла из себя в настоящем. Долгие годы тренировок и обучения дали положительный результат; столько же много времени понадобилось, чтобы найти тех, кто был повинен в сломанном детстве.

Сейчас она вспоминала об этом с особой теплотой.

Рейн тихо рассмеялась в кулак: забавно, что Бримстоун первым нашёл в списке её семейного древа как раз Светлану Люпеску и попросил её ликвидировать. Дампир до сих пор вспоминала их встречу: конечно, без небольшой потасовки не обошлось, но пуля Стренджера, выпущенная в воздух из кольта, дала им долгожданный перерыв в поединке, а вот матч-реванш пошёл совсем не по правилам. В итоге пришлось заключить письменное перемирие, и Бримстоун, наведя справки не без помощи профессора Трюмейна, согласился не трогать агентов Спокхаус. По крайней мере, пока те не совали свой нос в чужие дела.

Это было прекрасное время; а потом начались проблемы за проблемой, но их было мало, рассыпаны крупицами на долгие годы, что Рейн старалась не фокусироваться на них воспоминаниями: профессора Трюмейна не стало слишком быстро – рак съел его буквально за пару лет; потом – знакомство с новой постоянной напарницей и по совместительству учителем – Минс; позже – события, связанные с оккультными исследованиями G.G.G., длившиеся по сегодняшний день. В них было много хороших и плохих эпизодов, но всё же первых больше. И это даже в какой-то степени радовало.

Но Рейн не знала, почему её вызвали: монахи говорили, что дело очень важное и личное для неё, но так до конца и не проинформировали, в чём именно оно её касалось; если это опять как-то связано с Кейганом и его отпрысками-ублюдками, то она готова нанести братьям и сёстрам скорый визит. А если нет, то… Навряд ли они раскусили обман, связанный с близнецами Кригер – Стренджер устроил всё слишком идеально, что подобную уловку невозможно до конца раскрыть правдой. Полукровка покачала головой: здесь замешано что-то другое. И надеялась, что новости, которыми располагали Бримстоун, всё же были положительными.

Дампир остановилась у массивной двустворчатой двери, по бокам которой росли статуи жутких горгулий, кривящих свои пальцы – внешне они ей чем-то напоминали Локдаунов – существ-питомцев уже отправленного на тот свет сводного брата. Ту ночь с Дэрилом Зерински, когда она поймала его на измене родной жене, никогда не забудется. Рейн тогда отыгрывала телохранителя миссис Зерински – тучной женщины, настолько, что напоминала больше сложенного из автомобильных шин чучело; а позже оказалось, что странный фетиш ребёнка Кейгана – тоже ей родственница: и её тоже пришлось устранить, а полукровка потом всё думала, что ей очень «повезло» с семьёй: будто Кейган специально старался восполнить пробелы в путешествующих цирках уродов. Сейчас об этом вспоминать было даже смешно; Рейн улыбнулась и, схватившись за массивное кольцо дверного молотка, пару раз постучались им о деревянную обшивку – с той стороны не откликнулась. И, потянув ручку на себя, открыла двери, входя внутрь круглого зала, посередине которого стоял стол, а за ним сидела коллегия совета, скрывающая от всех свой настоящий облик.

Возможно, что они тоже на самом деле не совсем люди; дампир не хотела вдаваться в подробности.

– Вы хотели меня видеть?

Один из монахов соизволил подняться с кресла и кинул на центр стола фотокарточку; та развернулась к дампиру правильной стороной.

– Террористический акт: авиакатастрофа у Честертона. Самолет выполнял трансконтинентальный рейс из Ньюарка в Окленд. Надеюсь, новости ты слышала?

Полукровка промолчала; да, по радио говорили и в газетах что-то там писали, но… причём тут они? Она взяла аккуратно за краешек фотокарточку, всматриваясь в изображение: смазанный чёрно-белый снимок демонстрировал в движении человека, закрывавшего голову капюшоном. Рейн прищурилась, пытаясь рассмотреть лицо, но оно составляло лишь пиксели-мазки, в котором угадывались лишь очертания. И незнакомец на картинке как-то слишком уж удачно выходил из ангара.

– И как это связано? – снова вопросом на вопрос ответила Рейн, кидая обратно на стол фотографию. – Официально нет никаких подтверждений: кто-то заложил бомбу и смылся.

– Всё не так просто, агент, – выплюнул другой монах, сложив руки перед собой.

– Выяснились кое-какие занятные обстоятельства данного события, – прошептал третий. – Оказалось, что в этом самолёте перевозили один существенный груз.

– Особенный груз, – уточнил первый.

Полукровка попеременно смотрела на них.

– Они везли гроб с вампиром. Древним вампиром. Нелегальным путём. Документы все подделаны.

– Значит, кому-то нужен был кровопийца для?.. – пыталась озвучить свою версию Рейн, но её неожиданно перебили.

– Мёртвого вампира.

– Для опасного ритуала.

– И… что за ритуал? Кому он понадобился? – снова попыталась спросить дампир.

И, наконец, получила ответ:

– Твой брат, – как гром среди ясного неба.

Полукровка даже не удивилась; сжала кулаки, пытаясь осмыслить сказанное. Значит, ещё один отпрыск Кейгана виноват во множестве смертей случайных людей, оказавшихся в ловушке событий. Пусть и погибло всего семь человек, но сам факт произошедшего настораживал: митинги, общественный резонанс, до сих пор не закрытое судебное разбирательство… Брат уже подписал свой собственный приговор, когда решился на данную авантюру. Рейн не нужно было долго уговаривать: она развернулась, прошествовала к выходу из переговорной и, остановившись у порога, даже не обернувшись, задала единственный вопрос:

– Его имя?

Монах сел на место и спокойно ответил ей:

– Маркус.

И тут же исправился:

– Гарек.

Ей оказалось этого достаточно. Рейн вышла в коридор; очередная встреча с будущим покойным родственником состоится недолгой. Но в этот раз она будет не одна. В этот раз с ней будет семья, у которой тоже есть к этому свой интерес.

Полукровка быстрыми шагами направлялась к себе в спальню; нужно как можно скорее сообщить Стренджеру и Светлане, что она узнала.

========== -9– ==========

Не верилось, что всё это – правда; не ощущалось, что оно действительно закончилось, и мысли продолжали ютиться роем в голове. Она впервые стояла под не-родным солнцем, открываясь его лучам, ощущая теплоту на бледной коже – ныне не обугливалась. И оно было столь странным, столь непривычным, будто всё это происходило не с ней; всё похоже на ироничный сон, только глаза открыть никак не могла – сколько не моргала, а видела всё одно, и щурилась от яркого света, стоя по щиколотке в холодной воде; чужую кровь смыла вода потоками воспоминаний, растворила в себе эпизоды прошлого кровопролитной битвы.

Белиар сгинул, снова стал кусочком истории, повторил свою судьбу, но на этот раз без возможности скорого возрождения. И она убила самого дьявола голыми руками; не-вампир и нечеловек – сплошное «не».

Рейн подошла ближе, хлюпая подошвами сапог, наблюдая огненную звезду, пытающуюся спрятаться за перистыми облаками; сейчас ей было спокойно как никогда. И рукой потянулась к солнцу, словно хотела поймать, сжать в кулаке и обжечься, по-настоящему; пальцы ловили блики, и больше не покрывались угольной плёнкой, не становились похожи на сожжённые изуродованные ветки – в её жилах текла чужая сила, которая подарила ей шанс на новую жизнь. Могла ли она об этом мечтать? Рейн покачала головой, усмехаясь собственным мыслям, и сделала шаг назад, в тень – в привычное обиталище, где всегда чувствовала себя намного комфортнее. Но всё же… продолжала тянуться к новому настоящему, лучам солнца, блеском играющим на бледной коже.

Это всё так забавляло; словно кошка пыталась поймать солнечного зайчика, постоянно ускользавшего от неё в единственное место.

И глаза так предательски щипало от нахлынувших эмоций; наверно, она действительно устала бороться.

Нет, не с монстрами и прочей нечестью, а с самой собой.

Подарок, доставшейся ей от врага после смерти, наверно дал ей какое-то подобие облегчения.

Рейн мимолётно стряхнула слезу; с левого глаза – чужого, Белиара, который теперь был в ней, стал её частью; последнее звено, чтобы быть освобождённой от вампирского проклятья: теперь она ещё больше человек, чем раньше, теперь ей не страшны ни солёная вода, ни солнце… К которому она испытывала противоречивые чувства.

Она слышала, что к ней шли сзади, и знала, кто это был; повернулась, встречаясь взглядом с зеркальностью судьбы – у него-то один глаз слепой. И улыбался ей, подходя ближе. Рейн не думала, что один поступок может так всё изменить: оставь в живых врага, как написано в чужой бумажке, и он придёт к тебе на помощь, станет союзником, станет… большим. Дампир мысленно благодарила его за то, что помог, что не бросил и принимал её; они оба предатели, спасшие мир, но никто не скажет им за это «спасибо», никто не станет говорить приятных слов и аплодировать; им ничего из этого не нужно.

Частичку прошлого оба носили в себе.

Зигмунд втянул когти – длинные, крючкообразные, совсем как у оборотня, и осторожно, будто боялся поранить её, дотронулся до полукровки. Рейн не сопротивлялась, не оттолкнула, сама поддалась навстречу, к его пальцам, что грели теплее солнца. Прижималась щекой к его ладони, всматриваясь в лицо, перемазанное кровью; и он всё равно оставался прежним – даже после всего, что произошло с ними, произошло между ними, её любимый немец держал своё слово: был с ней. И смотрел с такой преданностью, бесконечной благодарностью, будто она – не кровопийца, а ангел-хранитель, спустившийся с небес.

Даже сейчас, наклонивший к ней, шелестя на её губах дыханием, стёр со щеки жемчужинку слезинки, отвёл рыжую прядь за ухо – так нежно, аккуратно, что Рейн ощущала себя хрупкой стеклянной статуей. А затем последовал поцелуй, окончательно выбивший почву из-под ног, разрушивший границы реальности, впечатывая сознание в настоящее, существующее: теперь всё так, как должно быть, теперь они вместе – порождения безумных умов; изгои, ставшие единым.

Сейчас они существовали друг для друга и будущего, которое уготовано им.

Печать поцелуя скрепляет их узами навечно. Пока они вместе, время для них не существует.

Дельцы смерти впервые встречали новый рассвет с надеждой на светлое будущее.

========== -10– ==========

Их маленькая тайна, маленькое убежище от любопытных глаз: старенький деревянный особняк у болота, в котором доживала свои дни одна согбенная старушка, оставшаяся одна из всей своей семьи. История её весьма печальна: мадам пережила всех своих детей, скончавшихся от загадочной болезни – поговаривали, что на болотах Луизианы водились нечистые силы, отбирающие у грешников душу, оставляя взамен метку в виде двух крохотных точек на шее. Нелепые сказки, детские страшилки на ночь: как легко, оказывалось, манипулировать людьми – расскажи им небылицы, и они верили до седых волос, до частого сердцебиения и судорожного дыхания. Старушка, живущая в фамильном особняке, выходящего на леса и болота, доживала свой срок: именно поэтому они её не трогали. Кому какое дело будет до женщины, которая решила после похорон всех своих родственников вести отшельнический образ жизни? У неё комары в основном гости, а не люди; и всё же наблюдать за ней было иногда любопытно.

Её двухэтажный дом со сколоченными наспех досками окнами нуждался в ремонте: здесь пахло постоянно кислотой и сыростью, пол под ногами плыл, словно стоишь на не твёрдой земле, а на растаявшем пудинге, вся мебель покрылась плесенью, паутиной и пылью, которую не вытирали, наверно, целые столетия. А старушке было всё равно: её каждодневные планы совершенно не сопоставлялись с желаемым: женщина, облокотившись о клюку, шелестела в сторону развалившегося дивана на улице; сидела на нём, укутавшись в шаль, и наблюдала за природой родных мест. Часто засыпала, периодически просыпаясь лишь для того, чтобы приготовить себе поесть из остатков каких-то консервов и сухих смесей. Иногда к ней заезжала соседка на велосипеде по тонкому верёвочному мосту, приносила ещё еды и помогала старушке с гигиеной, но та пропала пару дней назад, и бабуля сетовала, что и она о ней забыла, но… Правду знали её незваные гости, которых та принимала всегда за болотистых чертей – собственные галлюцинации.