Текст книги "Властелины и короли (СИ)"
Автор книги: Chaturanga
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Дан положила голову Иорвету на бок, трогая пальцем шрам на его руке. Среди эльфов стражи он легенда, для Трандуила – острый на язык собеседник, для Гэндальфа – глупец, сохранивший зло в мире. Взгляд перескакивает на кольцо. Какая мелочь и какая невероятная сила! Теперь его можно уничтожить когда угодно: Иорвета орки боятся, он хоть сейчас может сопроводить ее до Ородруина, чтобы она сбросила кольцо вниз, в лаву, но зачем что-то делать, когда все так прекрасно? Иорвет спит рядом, Трандуил – его приказы Даэнис слышит даже здесь, в тихой спальне – распоряжается о чем-то внизу, Эредин ждет ее на праздник – разве может быть лучше? К чему изменения, ничего не надо…
Иорвет мурлыкнул и перевернулся, вдавив Дан в постель всем весом, нашел ее губы и только потом медленно открыл глаз.
– Какой день мы здесь? – шепотом сказал он, упираясь локтем в подушку и подпирая подбородок. – Я сбился со счета.
– Какая разница? – Дан провела пальцами по его шее. – Мы вечные.
Каждый день повторяет предыдущий, все уже было, все уже повторилось, но Дан и Иорвет счастливо застыли в золотом покое, как насекомые в капле янтаря. Мордорский доспех, трофей из Ортханка, лежит в сокровищнице короля. Иорвет носит легкий зеленый камзол и узкую черную повязку на отсутствующий глаз, и его и Дан иноземное происхождение больше выдают черные волосы, чем манеры и привычки. О подвигах и битвах напоминают лишь моргульские кони, которых прислал в Лихолесье Элронд, не вынеся такого зла на своей земле. В знак привязанности, Эредин отдал королевского коня Иорвету, а себе взял его: все равно он теперь ездит верхом на специально отловленном для него варге; у народа Ольх нет предрассудков. Леголас все время проводил с Дан и Иорветом, незаметно учил, направлял: он всегда хотел брата, и пусть мир одарил его сестрой, он вполне рад принять ее любимого как родного. У Эредина они тоже бывают все вместе: королевство Ольх развивается и расцветает небывало, напоминая Трандуилу древние королевства, высокие эльфы-воины и девы-искусницы словно сошли со страниц легенд и старинных изображений. Знающие ведут неспешные беседы с бессмертными эльфами, которые знают бесконечно больше, но замирают в растерянности, видя детей. Эльфы стали рождаться, и на них приходят смотреть как на чудо, дети скоя’таэлей в лесном королевстве купаются в молоке и сливках, сам таур порой садится с кем-то из детей и играет, вспоминая собственного сына и жалея, что был в отчаянии так долго, что почти не помнит, как крошечный принц, заворачивающийся в шлейф его мантии, вырос в холодного и отчужденного воина.
Но однажды на общем совете короли решили, что пришло время уничтожить кольцо. Оно больше не нужно, а Даэнис неуловимо менялась: все чаще сидела она по правую руку короля Трандуила в чертогах северного леса, все ожесточеннее становились ее речи, когда она беседовала со своим отцом, но ни один из королей не понял ее истинных мыслей, иначе они силой отобрали бы кольцо у принцессы, и кто знает, что случилось бы. Но они лишь сочли, что настал час избавиться от Саурона навсегда. Вчетвером они прибыли в Мордор и поднялись на Ородруин, где Даэнис предстояло бросить кольцо в кипящее жерло.
– А она этого не сделала, – вздохнула внимательно слушавшая Цири, отвлеклась от собственных слов и с удивлением глянула в окно: на улице стояла непроницаемая темень, самый мрачный час перед рассветом.
– Гораздо хуже, – мрачно сказал Гимли.
Даэнис, стоя на краю пропасти, рассмеялась, повернулась к ожидавшим ее королям и Иорвету и сказала, что не желает жить в лесу как паршивый скоя’таэль, что здесь та же резервация, только климат чуть лучше. Так было и в ее мире: сначала эльфов почитали, они учили людей, а потом люди расплодились, обозлились и вырезали всех тех, кто вызывал в них чувство зависти. Она потомок королей и имеет право на реванш, и это – тут она подняла кольцо всевластья – поможет ей. И издевательски поблагодарила за сопровождение ее в те земли, которые она отныне назовет своими. В Барад-Дуре воссядет новая госпожа, и царство ее станет лучшим, ибо не станет ограничиваться глупыми законами взаимодействия с другими народами. «Я лучше дуры Саскии, Йорвет, я не совершу ее ошибок. Особенно стану избегать глупости потерять тебя – ведь ты отдал мне кольцо и власть». Она создаст то, о чем еще в другом мире мечтал Иорвет – страну свободных, и не останется разменной монетой, гарантом мира в Лихолесье и залогом того, что не передерутся два короля. Даэнис протянула руку Иорвету, своему любимому, но любовь ее опалилась огнем Ородруина, и она не вспомнила, что сказал Карантир перед исчезновением: любовь для эльфа – привилегия свободных. Ей не нужен стал Иорвет как таковой, как нужен был раньше, когда стал для нее удобной ширмой, ведь она не сражалась в первых рядах, была на особом положении в отряде, и неужели он думал, что рядом с Киараном кто-то может видеть Иорвета, а не его место командира? Но ей понадобился король, и Иорвет оказался всего лишь наиболее подходящей кандидатурой: они уже сработались, да и легенды сложены, негоже ей, новой владычице, представляться такой слабой и зависимой новым подданным. Ко мне, Иорвет, если хочешь и дальше безнаказанно и свободно бегать по лесам и заниматься глупостями. Иорвет презрительно скривился и сказал, что даже не подумает жить с сумасшедшей, которая требует от него повиновения, и бросала бы она уже это проклятое кольцо, пока он не разозлился и не прострелил ей руку, чтобы она его выпустила, и тогда Дан повернулась к Эредину. Она умоляла его, предлагая ему власть над всей Ардой, но он не ответил – он уже исполнил свои мечты, и тогда кольцо позволило понять ей, что ему на самом деле нужно. Волосы ее побелели, и она предложила стать женой собственному отцу, поправ все законы. Она узнала, почувствовала, что он никогда не воспринимал ее как дочь, кровь от своей крови, видя в ней тень любимой женщины. Иорвет, услышав это, выхватил меч, то же сделал и Эредин – после открытого Даэнис позора его не дало ничего, кроме всеобщего презрения. Но тогда между ними встал Трандуил, более знакомый с властью кольца, пусть и излишне самонадеянный, сказал, что целью зла может быть их противостояние, посоветовал обсудить все потом, и Даэнис, видя насквозь и его, предложила ему месть: как он потерял свой народ и отца, так каждый, кто виновен в этом, должен потерять две трети от тех, кто держит в руках оружие, и по одному близкому. Элронд, Галадриэль, Митрандир – они все говорили тебе, таур Темного леса, что не стоит отравлять сердце горем; заставь их испить эту чашу. Никто не знал, насколько ранен и обозлен лихолесский король, но его привело в чувство то, что за спиной Даэнис вырос черный силуэт Некроманта, которого она призвала своим решением оставить кольцо, и заключил ее в объятия. Даэнис сказала Иорвету, что если он не хочет быть ее королем, он станет ее рабом, и Иорвет выхватил стрелу из колчана, выстрелил и выбил кольцо из ее пальцев, поранив ей руку, кольцо упало вниз, Некромант исчез, но…
– Но? – напряженно переспросила Цири.
– Безумие Даэнис прекратилось, и ей открылось то, что она говорила им, – через силу проговорил Леголас. – Едва подняв глаза от позора, она вгляделась в их лица, но все еще была ослеплена видениями или…
– Или они действительно смотрели на нее так, – добавил Гимли. – Хотя… она высказала Йорвету, что он ничего не значил для нее, предложила себя собственному отцу… как бы она жила дальше?
– Увидев в них лишь осуждение и презрение, Даэнис шагнула со скалы вслед за кольцом, – наконец выговорил принц. – Кольцо всевластья привело к гибели четырех своих хозяев из шести. Саурон, Исильдур, Даэнис, даже это существо Голлум, пусть не прямо по вине кольца, но все же Фродо убил его.
– Неужели Йорвет не понял, что это кольцо, а не она? – Цири стало тоскливо. Она верила, что все исправила, приходящая из-за нее Дикая Охота исчезла, Эредин никого больше не убивает, эльфы Иорвета нашли свой рай, а теперь выясняется, что несчастья не закончились. Они просто пришли в другой мир. Зачем она пришла сюда, зачем узнала? Могла бы жить до самой смерти, веря, что вселенная гораздо милосерднее.
– Понял, – Леголас посмотрел ей прямо в глаза. – Но Даэнис больше нет.
– И… что теперь? – осторожно спросила Цири, взглядывая на гнома, она понимала, что Леголас говорить больше не будет.
– Что-что, – вздохнул тот. – Нет больше радости в Лихолесье, точнее, во дворцах. Народ-то почти не знает, народ счастлив, и Лихолесье теперь Зеленолесье, и праздники не раз в год, я даже был там, не знал бы – ничего б не понял. На троне королевства Ольх восседает благословенный король Эредин Юный, вот, недавно в Эреборе были его послы, а у Трандуила испокон веков все в ажуре.
– А Йорвет? – спросила Цири.
– Он приезжал ко мне, – Гимли бросил быстрый взгляд на Леголаса. – Я давно обещал ему изготовить кинжал, он приехал среди ночи, не знаю, как нашел, заявился в мой дом и спросил, могу ли я дать ему кинжал прямо сейчас. Я, конечно, не мог, это за пару минут не делается, уложил его спать. Конь у него проклятый из-под мертвого короля-колдуна, рычит как дикий зверь, ну сделал я ему к утру кинжал, говорю, ты хоть куда едешь? А он мне: орков стрелять. Три раза слухи волнами ходили, будто он погиб.
– А он погиб?
– Не знаю. Не удивлюсь, и если да, и если нет, – пожал плечами Гимли.
– Куда ты направишься, Цирилла? – спросил Леголас, поворачиваясь к ней. – Весенний праздник через пять дней, в Лихолесье его проводят чудно.
– Я не знаю, я, наверное… – Цири замялась. С одной стороны, она почти никого не знала, опечалилась, ей не к кому пойти, с другой, ей так не хотелось уходить! Словно все естество ее страстно желало остаться в этом мире.
– В тебе есть эльфийская кровь, – вдруг сказал Леголас. – Это очень странно, но вероятно… Нет, не может быть.
– Что не может быть? – Цири улыбнулась. – В этой фразе вся моя жизнь: быть не может, а случается.
– Вероятно, я только предполагаю, и лучше спросить у моего отца или Элронда, но ты, если примешь себя как эльфа и сделаешь выбор фэа, будешь бессмертной, – Леголас нахмурился. – Я не силен в этом вопросе, но…
– Эльфы бессмертны? – перебила Цири.
– В твоем мире, где сама земля жаждет поглотить всех своих детей, нет, – Леголас оперся локтем на стол. – Здесь же вполне.
– Скажи ей, сколько тебе лет, – подначил Гимли.
– Ну зачем, – отмахнулся Леголас.
– Надо. Скажи!
– Две тысячи девятьсот двадцать два, – эльф закатил глаза; Цири смотрела на него с открытым ртом. – Ну вот опять.
– Я так и знал, – гном схватил кружку Леголаса и опустошил ее в одно мгновение.
***
Только что в замке закончился праздник цветущей весны, и пусть с большим размахом его отмечали на севере, Южное Лихолесье старалось не отставать от соседей. Но музыка смолкла, и солнце полыхало на западе, высвечивая пустой зал тревожным багряным. На севере тоже безрадостно: к королю Трандуилу в этом году на праздник не приехал сын. Снова. Уже который год веселье в Лихолесье отдает пеплом, который чувствуют лишь монархи.
Вошел Ге’эльс, поклонился – Эредин на троне небрежно махнул рукой, показывая, чтобы зашел позже. Зал остался пуст и темен. Король спустился на непроницаемый пол, такой темный, что кажется, будто идешь по зеркальной бездне, прошел к боковому коридору и через него в узкую галерею с окнами, выходящими на буйство зеленого, золотого, белого, что представляет собой лес: растения из Лориэна прижились на более не проклятой земле. Ветер шевелит кроны, и нет конца-края этому богатому лиственному морю, но король не почувствовал прежней радости, глядя на его.
За спиной шаги того, кто специально дает подготовиться к своему появлению, и из потайного хода выступил Трандуил и стал рядом, почти коснувшись своим плечом его.
– Не завидуй смертным, Эредин, – проговорил Трандуил без капли насмешки. – У всего есть цена, и твоя жертва, и твой палач – ты сам. Мы знали, что плата высока. Больно лишь первые пару тысяч лет. Потом наступает скука.
– Как ты живешь? – спросил Эредин, отчаянным жестом вцепившись в каменные перила, хотя знал ответ, видел его в зеркале Галадриэль.
– Кто тебе сказал такую глупость, будто я живу, – Трандуил оперся спиной на перила и прогнулся в поясе так, чтобы солнце достало до его лица. – Пойдем. Я привез тебе вина.
Они вернулись в тронный зал, но сели на скамью у стены так, чтобы даже не видеть трона. Эредин рассказывал Трандуилу о других мирах и что делал в них, зная, что тот не осудит – иначе ему будет слишком скучно, к тому же он знает о его отношении к Дан и все равно здесь, а лесной король потом говорил о первых войнах и как подняли друг на друга руку в братоубийственной резне те, кто считают себя мудрыми и благородными…
– Ты не знаешь, где Иорвет? – наконец спросил Трандуил, и Эредин поджал губы, покачал головой. – Хочешь узнать?
***
– Вот оно какое, королевство под горой, – Иорвет, который был только в прилежащем городе, но не внутри горы, огляделся, потом вернулся к Гимли. – А я думал, тут все в золоте.
– Гномы тебе не дракон какой-нибудь, – фыркнул Гимли. – Где ты видел города, чтобы были из золота?
– Но вы же гномы, – резонно возразил Иорвет.
Рассмеялся Леголас, услышав это, подошел к Иорвету, взял его под локоть и повел за собой. Иорвет, вернувшись с Ородруина, забрал из сокровищницы мордорский доспех, снова завязал на голову выцветший алый платок и исчез, уведя из конюшни своего назгульского коня и захватив лук, которым когда-то владел сам король Трандуил до того, как потерял зрение и перешел на меч.
– Ходили слухи, что ты погиб, сражаясь с орками, – сказал принц, идя с ним вместе за Гимли, который, пыхтя, вел их к своему дому и находившейся рядом мастерской. – Тебя видели входящим в Морию.
– Было дело, – кивнул Иорвет. – Хотел срезать и не переться через всю равнину. Гимли, я сломал кинжал, который ты мне сделал, можно мне новый?
– Срезать через Морию. Срезать. Через Морию, – повторил Гимли. – А ты уверен, что в тебе нет нашей крови? Больно тебя тянет к подземным приключениям. И как ты его сломать-то умудрился?
– Я его забил в пол, чтобы дверь держалась, когда в нее молотом били. Зато я привез тебе вот это, – Иорвет вытащил из сумки обернутую грязной рваной тряпкой летопись, которую читал над могилой Балина Гэндальф. – Забыл даже, пока про Морию не сказали, и не вспомнил бы. Три луны таскаю. Ох, как же легко без нее!
Гимли в полнейшем изумлении уставился на книгу. На них стали оглядываться, кто-то остановился поглазеть.
– Летопись Ори! – взревел гном и кинулся Иорвета обнимать. – Ты ж мой дорогой, проходи скорее! Пошлите гонца королю и Двалину, – это уже кому-то из зевак. – Ты даже не представляешь, что принес, остроухий!
– Книжку, – отозвался Иорвет. – Все равно я по-гномски читать не умею.
– Сейчас тебя провозгласят героем, наденут на тебя золотые доспехи, запакуют в бриллианты, дадут в руки огромную секиру и скажут: «держи речь», – неспешно перечислял Леголас кары награждения, идя с ним к дому Гимли. – Так что уж придумывай ее заранее, пока не наступил момент позора.
– За кинжалом я могу заехать и позже, – кисло сказал Иорвет. Леголас сильнее сжал его руку. Он и Гимли оставались единственными из хранителей, с кем Иорвет поддерживал связь после смерти Даэнис. Куда пропал веселый и острый на язык эльф, умудрившийся достать Арагорна на его же коронации, поссориться с Гэндальфом и Элрондом на радость Эредину, который в словесных баталиях проигрывал владыкам? Иногда Леголасу казалось, что он и не знал никогда Иорвета, словно они не жили благословенное послевоенное время в Лихолесье. Среди орков о нем теперь слагали легенды, все орочьи вожди мечтали о его голове на пике, но пока что вместо этого одноглазый лучник на моргульском коне складывал головы орков пирамидами и исчезал снова, только его и видели. Трандуил не пытался выйти на него, хотя всегда приглядывал через Киарана, Иорвет навещал бывших «белок» с завидной регулярностью, но не появлялся во дворце, Эредин, казалось, о нем не вспоминал и с головой ушел в управление своим королевством. Арагорн передавал через Леголаса приглашение, сказал, что двери Минас-Тирита всегда открыты, но Иорвет предпочитал оставаться в одиночестве. Леголас и Гимли никогда не вспоминали о Даэнис в присутствии Иорвета, молчаливо опасаясь, что в противном случае никогда его больше не увидят.
– Что жрет твоя скотина, остроухий? – крикнул Гимли, видимо, из кухни.
– Эй! – возмутился Иорвет. – То, что я лесной эльф, а Леголас – принц, не дает тебе никакого…
– Я про коня твоего, – расхохотался гном. – Сложи свое самомнение с самомнением Леголаса, поделите пополам, и будете оба нормальные.
Иорвет, только войдя в комнату, сразу свалился на небольшую мягкую кровать и согнул ноги, чтобы уместиться, закинул руки за голову.
– Если хочешь спать, я скажу Гимли, чтоб повременил с ужином, – тихо сказал Леголас, садясь рядом с ним на низкий стул. – Ты немного хромаешь, если хочешь, я могу помочь. Я не целитель, но могу попробовать уменьшить боль.
– Нет, не говори ему ничего, – так же негромко ответил Иорвет. – Мне… мне показалось в какой-то момент, что я разучился разговаривать. В Мории. Я рычать начал, как Эредин на Саурона. А с ногой… мелочь, уже почти затянулось.
– Я недавно видел Эредина, – сказал Леголас. – Заезжал в Зеленолесье на весенний праздник. Давай ты снимешь доспехи, мы с Гимли клянемся на тебя сегодня не нападать.
– Ну-ну, я вам не верю. И что юный король? – спросил Иорвет, все же с трудом садясь и начиная раздеваться.
– Я его издалека видел, не стал… привлекать внимание к своему присутствию.
– В Лихолесье с Трандуилу не поехал, – сделал заключение Иорвет, знавший, что после смерти Дан Леголас покинул свой лес снова. – И как праздник?
– Я познакомился с Цириллой несколько лет назад, – сказал Леголас, и добился желаемого: Иорвет удивленно посмотрел на него, и принц продолжил. – Она появилась перед воротами, хотела встретиться с Дан, – вторая проверка; скулы Иорвета на миг обозначились резче, но больше никакой реакции. – Я рассказал ей и о бессмертии тоже, но она так и не сказала, куда направится, а на празднике я видел ее с Карантиром.
– Это же… навигатор Эредина? – вспомнил Иорвет. – Геральт, наверное, второй раз поседел.
– Она будет рада видеть тебя, – сказал Леголас, но Иорвет покачал головой:
– Мы почти не знали друг друга. Геральт – с ним я бы свиделся, а она… – он поморщился.
– Скажи мне, остроухий, куда на сей раз ты засунешь кинжал, может, мне тебе сразу два сделать? – Гимли появился в дверях. – Эй, ты что раздеваешься, все понимаю, наш принц больше на принцессу смахивает, но это ты просто от женщин отвык. Не надо, Йорвет, не поддавайся!
Иорвет беззвучно рассмеялся и с грохотом обрушил кольчугу на стул, обычную кольчугу. Митриловая кольчуга Орофера находилась теперь во дворце Трандуила, и у короля глаза не глядели на его отвергнутые дары.
***
– И где теперь Йорвет? – спросил маленький эльф, опуская лук после последнего выстрела прямо в цель. Ему всего двенадцать, он родился в королевстве Ольх и не может понять, почему, приезжая с отцом в соседнее королевство, вызывает странную реакцию у местных эльфов. Он же просто ребенок, пусть его отец и сыграл роль в великом переселении народа Ольх, и сам король Эредин наградил его.
– Никто не знает, – ответил отец. Он всегда рассказывал ему легенды этого и другого миров: о другом мире эльф знал лишь то, что весь народ Ольх оттуда, но наступил белый хлад, и король Трандуил из Лихолесья помог им, потому что король Эредин женился когда-то на его сестре.
– Но он же настоящий? – подозрительно прищурился эльф. – Не сказка?
– Не сказка, – по галерее над внутренним двором прошла мама, улыбнулась, услышав, о чем говорит сын. – Я сама знакома с Йорветом.
Маму не любят в королевстве Ольх, потому они и живут практически на границе с Лихолесьем, где правит король Трандуил. Зато его отец в почете у короля Эредина, он – его чародей и военачальник, второй после Имлериха. Иногда кажется, что король Эредин сам его отец, так он ему благоволит, но при маме об этом лучше не говорить, она не переносит короля.
– Может, он опять в Мории, – вздохнул маленький эльф, снова целясь. И отец, и мать мечники, но его самого учат стрелять из лука. Впрочем, он обещал себе, что научится еще владеть мечом, благо, у него целая вечность. – Или в какой-то черной крепости! Режет орков!
– Он стреляет, – поправил отец. – Так что учись стрелять, будешь как Иорвет.
– У него один глаз, чтоб видеть при свете, а второй, под повязкой, чтоб видеть в темноте!
Образы обрастают легендами, легенды превращаются в миф. Эльфы все помнят, но молчат, давая легенде об охотнике жить самостоятельно.
Вернон Роше в который раз проснулся от сна, который называл кошмаром, хотя в нем не было ничего страшного. Ему снился его верный враг верхом на страшном хищном коне, он ехал по холму, и луна освещала его доспех, похожий на нильфгаардский. Иорвет был настолько беспросветно и беспощадно одинок в этом сне, что Роше просыпался в ноющим от тоски сердцем и уверял себя, что это лишь его воображение. Иорвет с Даэнис в новом эльфийском королевстве, они будут вечно счастливы, в том мире больше нет войны и крови. Он снова корил себя, что испугался нового и неизведанного, не ушел в далекий неизвестный мир, а теперь… Темерии нет, бороться ему не за что, он занял место ушедшего Иорвета, и теперь за ним охотятся солдаты. Он побывал в Каэр Морхене снова, хотел найти Цириллу и попросить ее отправить его в тот мир, плевать, что будет зубоскалить Геральт, что сам он будет считать себя сдавшимся. Он ведь сможет вернуться в любой момент! Надежда вела его в замок ведьмаков, но Цири исчезла после битвы и больше не появлялась. Погасший взгляд Геральта напомнил Вернону о той нестерпимой тоске, которую он испытывает после того, как приснится Иорвет. Теперь Роше старается думать о Иорвете как о персонаже легенды, редкой сказки, где все началось с дурацкой свадьбы принцессы и лесного бандита, а закончилось так счастливо, как не бывает даже в сказках. Он перевернулся, утыкаясь носом в угол пещеры, и плотнее завернулся в рваный бушлат, рукав которого стал жестким и негнущимся от высохшей крови.
Печальный король сидит на черном троне под короной, взглянув на которую, содрогаются древние владыки, и слушает песню о битве у черных врат. В песне нет боли; в песне кольцо упало в жерло Ородруина словно само, и пала власть тьмы, и наступили благословенные времена. Он всех похоронил, и все стало ему безразлично. Попав в королевство Ольх, путники, зная о том, что короля называют Эредин Юный, ждут веселья во дворцах – как в песнях, которые поют об эльфах, но черный замок полон пронзительной тишиной.
Той самой тишиной, которая много веков царит в лихолесском дворце. Холодный, известный дурным характером эльфийский король проводит все время в сокровищнице, потому что блеск драгоценных камней заставляет забыть его о течении времени. Новое имя предано вечному забвению, теперь нельзя говорить не только о сестре и жене короля, но и о деве из другого мира, но Тауриэль однажды видит, как прекрасный король, сняв корону и завязав волосы простой лентой, создает изваяние девушки из серого камня. В руках девушки странный рогатый лук, а на ней самой кольчуга, надетая на мужской эльфийский наряд – такой она впервые появилась в Лихолесье. В глубине сада, у беседки, о существовании которой никто и не знает, стоят три статуи женщин, и король Трандуил, положив холодный траурный венок из пышных еловых ветвей, оплетенных белыми цветами, к ногам самой юной из них, произносит едва слышно и ласково, как он всегда говорил с ней:
– Вот твоя семья, дитя.
Тауриэль сливается со стволом дерева, за которым стоит. Слезы текут у нее по щекам, но она не замечает этого, наблюдая за тем, как Трандуил гладит кончиками пальцев каменные волосы, прижимается губами к ледяным запястьям. В жизни короля действительно нет ни капли любви – вся она умерла.
– Надеюсь, ты встретишься с ними в чертогах и будешь счастлива, – лесной король отступает и почтительно опускает голову, прощаясь, но не выдерживает, и во всегда равнодушном голосе Тауриэль слышит такую страсть и такую боль, что снова вспоминает: ее короля нередко сравнивают с драконом. – Разве я не принял тебя, Даэнис, дитя мое, разве не полюбил? Почему же ты ушла так скоро? Я любил бы тебя, исполни ты свои слова, даже если бы ты убила меня. Последнее, что ты чувствовала – это боль и стыд…
Я не хотел. Все, кого я любил, сгорают. Это моя плата за драконов: за драконью гордость и драконий недуг. Отыщешь ли ты дорогу в Чертоги, Даэнис?
Всегда наполненный звуками сад пронзает сердце мертвой тишиной. Король Трандуил уходит из сада, и за его спиной три статуи, склоненные друг к другу прекрасными лицами, дождавшись его ухода, словно о чем-то говорят.
Посланник королевства Ольх подъехал к Ортханку и почти не удивился тому, что двери башни, основание которой было скрыто полностью обступившим ее лесом, приветственно распахнулись перед ним. Чародей в длинном многослойном одеянии сидел у входа и, щурясь от падающего сквозь лиственный тент солнца, взглянул на всадника.
– Здравствуй, Карантир, – произнес он. – Что хочет сказать мне король Эредин?
– Он хочет узнать, можно ли открыть портал из этого мира в другие, – Карантир спешился, но не сел рядом.
– Король хочет узнать? – переспросил Авалак’х. – Что ж, я отвечу на вопрос, интересующий тебя, точнее, Цириллу, которая хотела бы повидать своих приемных родителей в умирающем мире, и не имеющий никакого отношения к Эредину. Не спорь, я знаю Эредина куда лучше тебя: он никогда не интересуется тем, что не собирается использовать, а он уже достиг всего, что хотел. Нет, открыть портал отсюда твоими силами или силами Ласточки невозможно – этот мир слишком плотный, чтобы в нем безболезненно можно было открыть проход. Поясню, – он приподнялся и потянул Карантира за рукав мягкого подкольчужника. – Ткань мира, любого мира, похожа на вязаную. Мир Ольх, мир Цириллы – крупная вязка, можно раздвинуть петли, не нарушив ткани. Этот мир плотный, как твой подкольчужник, его можно лишь порвать, на что был способен Саурон и, соответственно, Даэнис, когда приняла его силу и завладела кольцом.
– А Феникс? – спросил Карантир, до визита к Кревану беседовавший и с Эредином, и с Трандуилом. Цири слишком хотела побывать дома, повидать Геральта и Йен, обнять их. Она любила своего мужа, он не сомневался, в конце концов, она сама пришла к нему, но только потом они выяснили, что ни она, ни он не способны покинуть Средиземье – у них обоих нет таких сил. – Когда она впервые переместилась из этого мира.
– Она впитала силу Саурона, – пояснил Креван, тоже интересовавшийся историей этого мира. – Передай Цири, что она никогда не вернется в свой мир и не увидит Геральта. Не хочешь говорить сам – отошли ее ко мне.
Черноволосый эльф молча наклонил голову, прощаясь с отцом, и вскочил на коня. Авалак’х заметил, что теперь Карантир не носит лат и ездит верхом без седла и уздечки, но ничего не сказал. Общаясь с лесом, он привык хранить молчание, выслушивая длинные, звучащие по нескольку минут слова энтов. Карантир скрылся из виду, и маг Ортханка медленно закрыл глаза и откинулся назад на черный камень стены башни. Эредин в черном отчаянии, Цирилла, не ставившая его ни во что, теперь заперта в чужом мире без возможности уйти даже на тот свет, ведь она приняла выбор фэа, Иорвет где-то в Мории пытается утопить свое горе в орочьей крови. А он счастлив. Время текло вокруг него, как широкая река вокруг неколебимой скалы, и Креван Эспане аэп Каомхан Маха, наконец отмщенный, наслаждался бессмертием.
