Текст книги "Властелины и короли (СИ)"

Автор книги: Chaturanga

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

– Мы в другом мире, Дан, – напомнил Иорвет дочери Эредина. – С другими правилами и другими целями, – он посмотрел на нее долго и наконец решился сказать то, что должен был еще в Ривенделле. – Я освобождаю тебя от твоего слова.

– Ты сам говорил, что среди скоя’таэлей развод по обоюдному желанию, – Дан сунула руку ему под кольчугу и рубашку, провела ладонью по бедру. – Я не желаю.

Разводов и браков как таковых среди партизан вообще не было, Иорвет ввел как можно более либеральные правила, но эльфы, пусть и растерявшие способность и стремление любить лишь одного, зачастую своим парам оставались верными до гроба.

– Тем не менее, я не считаю, что ты мне обещана. Решишь после войны, – он даже не поцеловал ее в губы, просто отошел, оставив одну, считая про себя: пять, четыре, три…

– А ты мне – да! – зло крикнула Даэнис ему в спину, он не обернулся, и она не увидела, как он самодовольно усмехнулся, продолжая пусть к Теодену и Арагорну: Дан не разочаровала. И если у него были сомнения, что она отпустит его, то теперь их не осталось. Даэнис второй раз влезла в тот же капкан, как тогда, когда попросила, чтобы он взял ее себе, так и когда уже став принцессой, заявила, что он ей обещан. Что ж, Эредину придется с ним смириться; не везет этому королю, ох как не везет.

Эльфы Лориэна и Лихолесья покинули крепость сразу после того, как оставшиеся хранители кольца, король Теоден, Эомер и еще несколько воинов направились в Изенгард.

– И даже не думай, что теперь заслуживаешь хоть какого-то уважения с моей стороны, – сказал Эредину Иорвет, когда они оказались бок о бок верхом. – Наоборот. Ты хотел ее убить.

– Я не знал о ее существовании, – отозвался Эредин, больше страдавший по погибшему варгу чем из-за размолвки с дочерью. Он не знал, как вести себя с детьми, особенно с взрослыми. Карантир, который ему сыном не был, был рад любому знаку внимания, и Эредин с Имлерихом, когда им нечего было делать, изображали из себя заботливых отцов, пока не надоедало. Но надоедало быстро. Эредин радовался, что воспитание принцессы взял на себя Трандуил; он подсознательно доверял тому, кто походил на Феникс как две капли воды. Даэнис разозлилась и испугалась, когда он ее обнял, а Эредин и не знал толком, как обнимать надо. Дан – не Карантир, походя не потреплешь по щеке, как он привык с ним, и не Имлерих, в обнимку с которым Эредин просыпался после каждой попойки, но тут объяснение находилось простое: Имлерих был горячим как печка, а Эредин от алкоголя мерз, да и кто будет держать волосы тогда еще будущему королю и не проговорится Авалак’ху, что Ястреб с утра после пира на два метра не может отойти от таза. С Феникс подобных сложностей не было, все проходило настолько естественно, что Эредин даже не замечал, не отслеживал, как все происходит: кто тянется первым, что делал он, куда девал вторую руку, которая так мешала ему, когда он попытался обнять Даэнис. Отцы же обнимают своих детей? Даже если они эльфы. Должны, наверное, не при всех, конечно, но все же.

Странно, что Даэнис решилась рассказать все Иорвету, раз так стремилась все сохранить втайне. Видимо, почувствовала себя в безопасности под крылом лесного короля. Эредин снова вспомнил Трандуила и свои впечатления от него: король казался скучающим, расслабленным, изнеженным и с отменно стервозным характером, но в то же время в нем чувствовалась необузданная дикость по-настоящему вольного народа. Это парадоксально его роднило с упрямыми гномами. Королю Трандуилу указ был не писан, потому он пил, когда и что хотел, делал, что желал, плевал на советы и прочих владык, трясся только над своим лесом и народом. Эредин много спрашивал Арагорна и Леголаса, чтобы выяснить, что королевская семья чужда лесным эльфам, Трандуил – синда, но как и его отец отрекся от сородичей и живет сам по себе среди лесных эльфов, менее мудрых, чем прочие, но более опасных, и горе оркам, которые захаживают во владения лесного короля. Им отдан на растерзание южный лес, но Трандуил сам стремится обезопасить границы, потому может его поддержать. Трандуил напоминал Эредину самого себя, только более опытного, в принципе такого, каким он хотел бы стать. У них одинаковые отправные точки: нет жен, есть дети, детьми они недовольны. Осталась мелочь: разбить Саурона и очистить Дол Гулдур. В помощи Даэнис и Гэндальфа он не сомневался, а если Гэндальф с того света пришел, то и в другой мир путь найдет.

Эредину необходимо во что-то верить.

– Ты опечален, – к Эредину подъехал Арагорн.

– Да вот Саурон сдох, – тяжело вздохнул эльф, бросая поводья. После поездок верхом на варге любой конь казался ему самим спокойствием, его даже в сон клонило.

– Не могу привыкнуть, что ты эту тварь так назвал, – помотал головой Гимли. – Нашел еще что делать, по Саурону слезы лить.

– Хоть кто-то по нему польет, – Леголас, несколько отдохнувший после удара взрывной волной и камнями, чувствовал себя теперь прекрасно. Он отослал доспехи назад в Лихолесье, выслушав от Тауриэль, что Трандуил участвует в сражениях с орками из Дол Гулдура лично. Конечно, доспехи отчасти спасли ему жизнь, но очень уж Леголасу непривычно ходить настолько не гибким.

– О чем вы? – спросил Гэндальф, оборачиваясь.

– Ты не знаешь, Митрандир, – Леголас чуть подался вперед в седле, и конь послушно поравнялся со белым красавцем Гэндальфа. – Эредин взял себе варга по дороге в Хельмово ущелье.

– Варга? – переспросил Гэндальф.

– Ага, – подтвердил Эредин. – Только его прикончили.

– Он назвал его Сауроном, – добавил Гимли.

– Варга?!

– Да что всех так поражает, – не вынес Эредин. – Да, варга, да, Сауроном. Что не так?

– Никому бы это в голову не пришло, – примирительно сказал Арагорн. – Вот и удивляемся.

Процессия подъехала к башне Сарумана, и Иорвет потянул носом воздух, поморщился.

– Пахнет дымом… и лесом. Но не так, что лес горит.

– Мерри и Пиппин стали теми мелкими камушками, что предшествуют обвалу лавины, – довольным голосом произнес Гэндальф. – Энты проснулись и поняли, что они сильны.

Пока Арагорн, Леголас и Гимли здоровались с хоббитами, Эредин и Иорвет, которые к ним теплых чувств не испытывали, поехали на разведку по местности. Кони ступали по колено в мутной воде, но вдруг тот, что был под Иорветом, заупрямился.

– Там щель, юные эльфы, – прогудел над головой эльфов голос, который не мог принадлежать живому в общепринятом значении этого слова существу. Эльфы медленно подняли головы: на них смотрел лес бархатными зелеными глазами. Конь Эредина истошно взвизгнул и стал на дыбы, но Эредин успокоил его и, преодолевая собственный страх, подъехал ближе к узловатым ногам-стволам.

– Приветствую, – крикнул он, задрав голову. – Мое имя Эредин, король Ольх.

– Я Древень, эльфы зовут меня Фангорн, – прогудел энт. – Король Ольх… Я знаю о мире Ольх.

– Знаешь?! – опешил Эредин. – Что знаешь?

– Этот мир болен, – энт сокрушенно покачал головой. – Там был лес, но эльфам не было никакого дела до леса. Лес скучал, засыпал, умирал. И оледенел.

– Как ты можешь знать это? – взвыл Эредин.

– А как ты знаешь, что другие эльфы дышат воздухом, ходят на двух ногах, что у них острые уши? Ты знаешь всех эльфов, я знаю все леса.

Эредин бросил взгляд на Иорвета, но тот смотрел на энта с нечитаемым выражением лица. Как ни странно, он вообще не удивился новостям, впрочем, Эредин сразу же нашел этому объяснение: Иорвет мыслит практически, а не абстрактно, ему все равно, кто там знает о его мире – энт вряд ли чем-то поможет, потому Иорвета разговор мало интересует.

– Скажи мне, юный король, что ты будешь делать, когда весь твой мир заскучает, заснет, умрет и оледенеет? – продолжил говорить Древень.

– Я уже делаю, – Эредин больше не мог контролировать взбесившегося коня и спешился, пошел в воде к энту. – Я искал мир, где моему народу будет место, и нашел Средиземье.

– Лес не должен умирать, – Древень смотрел на эльфа бесконечно мудрым взглядом.

– Я больше не совершу такой ошибки, – Эредин даже сглотнул от волнения. – Если все получится, и у меня будет Южное Лихолесье…

– Лес там спит, – заметил энт.

– Я пробужу его, не знаю как, правда, но я сделаю все. У меня есть лишь мой народ. И я…

– Тебя ждут, юный король, – Древень увидел, что Гэндальф вместе с другими подъехал под балкон Сарумана и зашагал туда. Иорвет поймал коня Эредина за повод и молча подвел к нему. Он не мог испытывать чувство злобы по отношению к Эредину, слишком они были похожи, и будь у Иорвета силы и возможности Дикой Охоты – о, люди боялись бы его куда сильнее, а ради будущего своего народа он готов был поступиться не только свободой и даже жизнью одной девочки. Он даже не мог его осуждать.

***

Саруман, свесившись с балкончика черной башни, обращался к каждому по отдельности, но после Галадриэль его чары казались совершенно бутафорскими. Эредин, все еще страдая от здешнего солнца, взглядывал на него изредка, в остальное время оглядывая разруху кругом. Как мог чародей, которого считают мудрецом, отправить всю свою армию на битву, когда у него под боком живой лес? Что им двигало, излишняя самоуверенность? Глупость? Может, мудрый впал в безумие, а этого никто и не заметил?

Он вспомнил, как сам впервые подумал о безумстве Ауберона. Он и Ге’эльс, стоя перед королем, отчитывались ему каждый о своем: Ге’эльс сложнейшими предложениями повествовал о чем-то несомненно важном, но о чем именно, Эредин за густой вуалью слов так и не понял. Ауберон словно спал, говорил иногда что-то невпопад, и Эредин тайно злорадствовал, думая, что король, как и он сам, запутался в словоплетении Ге’эльса, но потом настала его очередь, он начал бодро рапортовать, думая, что сейчас король оживится и проснется, но Ауберон продолжал смотреть на него отсутствующим взглядом, а потом жестом отослал Ге’эльса. Не успел Эредин снова обрадоваться, как же, его так выделили, как король соскользнул с трона, взял Эредина под руку и повел на балкон.

– Бабочки, – с видом открывшейся ему тайны вселенной проговорил король. – Ты никогда не замечал, что во всех эльфах, особенно эльфийках, можно увидеть бабочек?

– Что? – Эредин проговорил это раньше, чем обуздал собственный слишком быстрый язык. Король всегда славился метафорами, над которыми они с Имлерихом в юности хохотали до упаду, пародируя Ауберона.

– Бабочки, – повторил король. – Появляются словно ниоткуда, у них такие нежные крылья, особый узор, который всегда несет смысл, но приходит осень, и бабочки умирают, даже не понимая, что это предопределено. Они не прячутся, как тараканы, которые выживают, конечно, выживают… – он умолк, и Эредин чуть не взвыл от чувства бессилия. Он не умеет поддерживать такие беседы. Что бы сказать, чтобы не выглядеть идиотом?

– А пчелы? – единственное, что пришло ему в голову. Глаза Ауберона расширились.

– Точно! – воскликнул он по-детски радостно. – Пчелы! Как я сам не догадался?

Ауберон быстро вернулся в зал, уселся на трон и поднял с пола книгу. Эредин заглянул ему через плечо и ошалел от осознания: король безумен. Он слишком стар и слишком был мудр, чтобы сейчас кто-то взглянул на него трезво. Король Ольх держал в руках детскую книжку со стихами, в которой были обведены слова «бабочка» и «таракан», а теперь Ауберон с видом свершения деяния государственного масштаба обводил «пчел». Эредин, скрутив свою гордость, неприязнь и неясный страх, отправился к Авалак’ху, тот на удивление быстро все понял, зазвенел какими-то пробирками, и Эредин догадался, что Креван давно все знает, умело скрывает, может, даже лечит короля. Авалак’х в какой-то момент замер, чувствуя взгляд в спину, медленно повернулся:

– Нет.

– Я еще ничего не сказал, – с усмешкой сказал Эредин. – Я еще даже не подумал, а ты уже «нет».

– Я тебя знаю, и – нет, – Креван шагнул к нему и взглянул в глаза командира Дикой Охоты совершенно без опаски, свойственной всем, кроме короля и Имлериха. – Он король, ты не имеешь права. Пусть Ге’эльс станет его правой рукой…

– Но не станет после него королем, – перебил Эредин.

Креван мучительно молчал несколько минут, потом повесил голову: согласен. Ему не удалось сохранить в тайне недуг Ауберона, но он захотел продлить свое влияние, и Эредин сдуру согласился, хотя теперь понимал: откажись он, народ бы поддержал его, как и совет, Ауберон мирно доживал бы отпущенные ему дни со своими бабочками и мыльными пузырями в каком-нибудь из малых дворцов и сидел бы на втором троне на праздниках, не было бы этого цирка с Цириллой. Ну почему он понимает, как надо было поступить, только тогда, когда нет никакого шанса что-то изменить?

– Как мы могли перепутать тебя с ним? – с отвращением спросил Гимли, повернувшись к Гэндальфу. – Не похож.

– Зачем вы потревожили меня? – спросил Саруман настолько доброжелательно, словно вокруг него не творился сущий ад с затопленными шахтами, убитыми орками и разгуливающими вокруг башни энтами. – Вот уж нет покоя. Что случилось?

– Не только Леголаса этой ночью головой ударили, – вздохнул Иорвет, устраиваясь поудобнее на переступающем с ноги на ногу коне.

– Почему вы молчите? – продолжал Саруман таким голосом, словно бесконечно терпеливый учитель разговаривал с капризными детьми. Эредин, в принципе болезненно реагировавший на все намеки на свой возраст, углядел в этом оскорбление лично себе. – Впрочем, двоих из вас я знаю. Конунг Рохана Теоден – я всегда узнаю благородную осанку конунгов из рода Эорла. О, достойный сын преславного Тенгеля! Почему ты не навещал меня раньше, как друг и сосед? Но еще не поздно восстановить дружбу. Войди в мою башню, нам есть о чем побеседовать.

Слова обволакивали разум, и никто из стоящих перед башней уже не понимал, зачем они пришли беспокоить мудрого мага своими мелкими проблемами, и вообще, все они вели себя так безобразно по отношению к нему… Но тут встряхнулся Иорвет, который однажды по молодости неправильно понял, куда его зовут развлечься мужской компанией, думал, что попадет в бордель, но все вышло совсем по-другому.

– Он его что, клеит?! Он что, по мальчикам?

– Я мальчик для тебя? – повернулся к нему Теоден под сдержанные смешки, да и сам король с трудом сдерживал улыбку облегчения. Смех мгновенно рассеял чары.

– Готов биться об заклад, что не девочка, да и с высоты моего возраста – да, – съязвил эльф и снова задрал голову. – Эй, маг! Так ты это… меч или ножны?

– Твои союзники смеются над тобой, – вздохнул Саруман крайне печально, хотя конники, отворачиваясь, хохотали вовсе не над своим королем. – Я никогда не позволил бы себе подобного неуважения. Скажи, Теоден, мы восстановим мир?

– Да, мы восстановим мир, – Теоден, прищурившись, посмотрел наверх. – Восстановим. Когда ты сгинешь вместе со своим господином. Когда обрушится Мордор, и змея, хвостом которой ты являешься, лишится головы. Мир с Изенгардом настанет, когда ты будешь болтаться на виселице под окнами своей же башни, – и припечатал. – Твой голос власти не имеет.

Саруман выглядел так, словно готов был прямо с башни кинуться и растерзать Теодена на месте, но лишь сказал:

– На виселице, ну что ж, – ничего не осталось от сладкого меда в голосе. – Ты слабоумный выродок, и весь твой навозный хлев, который ты называешь домом Эорла, бордель шелудивых псов. Я предложил тебе руку и дружбу, забыв, что ты обделен и разумом, и величием. Убирайся. Но ты, Гэндальф, – голос его снова изменился. – Я скорблю о тебе.

– А я вижу, ты не очень умен, да? – Арагорн тоже посмотрел наверх, щурясь от солнца. Узнав фразу, снова заулыбались хранители, и вновь рассыпалась магия чарующего голоса, Саруман это понял и цирк продолжать отказался.

– Я буду говорить с тобой, Гэндальф, когда ты придешь без свиты бастардов, мнящих себя королями, и жалкой шайки головорезов, – завершил колдун и ушел внутрь башни.

– Вернись, Саруман, – велел Гэндальф, и Саруман появился снова, причем выглядел так, словно его выволокли за шиворот. – Мне жаль тебя, – продолжил Гэндальф. – Ты был способен на великие свершения, но ослаб рассудком, раз поверил врагу, – он воздел руку и сказал сурово и ясно. – Саруман, ты лишен жезла!

Посох переломился в руке Сарумана и выпал с балкона. В тот же миг хрустальный шар слетел с высоты мимо головы Сарумана, чуть не задев Гэндальфа, и покатился вниз, его перехватил Пин. И прежде чем кто-то успел что-либо сказать или сделать, Иорвет выхватил лук, две стрелы и пустил их одну за другой менее, чем за пару секунд. Хранители и Теоден молча смотрели, как бесконечно долго падает из верхнего окна тело Гримы; Саруман свалился на балконе.

– Древень! – крикнул Иорвет. – Подними меня на балкон.

Энт, явно опешивший от произошедшего не меньше прочих, послушно подхватил эльфа и посадил на перила балкона. Переступив через труп чародея, Иорвет прошел в черный зал, взял ключи, которые лежали на самом виду, снял со стены меч, красивый и явно боевой, эльфийский, стащил со скульптуры черный доспех с металлическими пластинами, надел на себя, прямо на митрильную кольчугу. Увидев, что ничего интересного больше нет, вернулся на балкон, и тут его схватила за штанину белая старческая рука.

– Я знаю, что тебе нужно, эльф, – прошептал чародей.

– Да что ты? – передразнил Иорвет.

– Трандуил не откажет любимой племяннице. Станешь принцем, и кто вспомнит об Эредине? Пусть делает что хочет, трон будет твоим.

– Мне не нужен трон, – оскалился Иорвет. – Если мне предложить, я откажусь. Я не король и никогда не стремился.

– Но тебе нужна Даэнис, – Саруман держал его уже обеими руками.

– Даэнис у меня и так есть, – эльф даже рассмеялся. – Надо тебе Эредина за штаны хватать, чародей, у него полно желаний.

– Не оставляй меня так!

– Добить? – предложил Иорвет. – Это я быстро. Ненавижу чародеев.

Во всеобщем молчании Древень длинной рукой снял Иорвета с балкона, и эльф уронил Гэндальфу в руку ключ.

– Вроде это ключ от башни, – сказал он, поправляя снятый со статуи доспех. – Но я могу еще поискать.

– Ты убил его, – наконец озвучил Эомер, думая, сказать ли Иорвету, что на нем часть одеяния мордорского военачальника.

– Двух, – ответил Иорвет. – Я убил двух. Теперь что, марш на Мордор?

***

Но до Мордора было еще далеко. Предстояла битва за Минас-Тирит, столицу Гондора, на которую сейчас шли войска Саурона.

– Зачем? – вдруг спросил Иорвет. – Саурон все это делает зачем? Просто потому, что он злой?

– Такова его природа, – вздохнул Гэндальф. – Он стремится к своеобразному порядку, считает, что если у него все получится, мир станет правильным. Но он искажен, и потому его порядок – это хаос, его власть – тирания сильнейшего, его мир – это смерть. Он сокрушал великие царства и становился причиной многих бед.

– И все равно ему как-то предложили раскаяться, – завершил Иорвет. – Никто не меняется, это же очевидно. Никакое раскаяние не способно изменить личность.

– Ты так думаешь? – задумчиво спросил волшебник. – А что же с тобой? Ты хочешь прийти в этот мир со своим народом, который не нашел себе места в твоем мире. Не думаешь, что ничего не изменится?

– Мой народ нашел место, – Иорвет сжал губы. – Появился вольный город, я сам приложил руку к его созданию, но… там не нашлось места мне. Репутация, все дела, – он повел плечом. – И некоторые, такие как я, те, кто все это строили, не получили места для жизни там. Я не сожалею и сделал бы то же самое, но мой долг исполнен, и остались лишь верные мне эльфы, которым я хочу помочь.

– Никак не могу понять, – Гэндальф наклонился к нему. – Злодей ты или герой. Помоги старику, ответь сам!

– Это скажут после моей смерти, – вздохнул эльф. – А, я же теперь бессмертен… Тогда ты никогда не узнаешь.

События устремились вперед стрелой, пущенной из эльфийского лука. Эредин отрешился от происходящего, стараясь не забивать голову чужими противоречиями, ему своих хватало, пока ночью, выйдя из своей палатки, не наткнулся на Элронда.

– Здравствуй, юный король, – первым поздоровался эльф, и Эредин кисло ответил на приветствие. – Владычица Лориэна сказала мне о том, что предложила тебе.

«Да ну», про себя хмыкнул Эредин и сложил руки на груди.

– И у меня для тебя добрые новости, – продолжил Элронд. – Совместными усилиями Лориэн и Лихолесье выбили орков из южного леса. Король Трандуил… – тут он замялся, давая Эредину всласть позлорадствовать: он догадался, что ему сейчас скажут. – Король Трандуил воспрепятствовал разрушению Дол Гулдура. Ты не сможешь восстановить его, Эредин, – добавил владыка Ривенделла. – Кто поможет тебе? Твои эльфы? Разве есть среди них чародеи? Люди не придут в Лихолесье, как и гномы. Ты сотни лет будешь восстанавливать творение врага.

– Благо у меня будет вечность, – не удержался от ехидства Эредин.

– У всего есть цена, – напомнил древний эльф. – Многие до тебя пытались использовать созданное тьмой на благо, но никогда это не вело ни к чему хорошему.

– Еще не став королем, я научился из плохого изначального набора создавать то, что мне нужно, – пространно проговорил Эредин. – Из одного примитивного мира в мой пришла карточная игра под названием гвинт. Может не повезти с картами изначально, но когда они на руках, все начинает зависеть от мастерства. Дол Гулдур – не самый сильный артефакт, но у меня на руках карта короля Трандуила и нашего с ним, если можно так сказать, общего ребенка. Могу научить вас играть, только карты нарисовать надо, правда, должен предупредить, что меня в двух мирах никто не обыграл.

Не обыграл, но пока Геральт гадал, почему Дикая Охота пропала так надолго и внезапно, красные всадники сутками резались в гвинт на конюшне под ехидные комментарии Авалак’ха, что наконец-то они все нашли свое место в жизни. Эредин, став королем, спал на заседаниях, потому что ночами не мог отпустить Имлериха и со словами «Еще партеечку?» дотягивал до самого утра, даже не успевая прилечь.

– Мир – не карточная игра, – покачал головой Элронд.

– Разве? – удивился Эредин. – Ну так для меня да. И я пас до самого Мордора, а там уже посмотрим, кто кого в финале.

========== Глава восьмая, где кольцо обретает нового хозяина, происходит возвращение государя, а Цири возвращается туда, откуда бежала ==========

– Хочу! – восторженно прошептал Эредин, увидев громадного мумака с шипастой цепью между бивнями, и рванулся к нему, но Иорвет успел перехватить его коня за гриву.

– Совсем рехнулся?! – заорал эльф, стреляя в харадрима, держащего поводья: он уже понял, что уложить это огромное чудовище может только меткий выстрел в глаз, потому предпочитал убивать наездников. – Мало тебе Саурона?

– Мой конь их боится, – разочарованно сказал Эредин, вырвал копье из какого-то трупа и швырнул его в неосторожно очутившегося рядом южанина, проткнув насквозь, поймал его лошадь и пересел из седла в седло прямо в прыжке. Харадримская лошадь мумаков не боялась, лавировала между столбоподобными ногами так ловко, что он опустил поводья, позволяя лошади спасаться самой, потому ему никто не мешал сражаться с харадримами, которые ничего не могли противопоставить тренированному эльфу. Они уступали в подготовке тем людям, на стороне которых сражались эльфы, потому Эредин совершенно не боялся за свою жизнь, наоборот, им овладело шальное веселье от осознания своей силы.

– В глаза стрелять! – крикнул Эредин, проскакав мимо лучников, которые бесполезно осыпали толстокожих мумаков стрелами, и вдруг едва не оглох от яростного скрежещущего вопля, обрушившегося сверху как мокрое тяжелое одеяло, пригнувшего к земле не только Эредина, но и его лошадь. Рядом что-то заорал Иорвет на старшей речи, но громадный хвост сшиб его с коня и отправил в полет, после которого у него вряд ли остались целые ребра. Эредин поднял голову и в тот же миг забыл обо всем от восторга.

***

– Гэндальф, там назгул с ума сошел, – заметил Пин, наблюдая со стены за драконом с всадником на спине, который сорвал боевую башню с мумака и теперь отчаянно бил крыльями, стараясь удержаться в воздухе.

– Это не назгул, – Гэндальф вгляделся, пораженно покачал головой и пробормотал почти с восхищением. – Этот эльф с ума меня сведет. Куда его вечно тянет?

Эредин, когда его дракон резко пикировал вниз, едва удерживал крик в горле; когда ящер совершил такой маневр впервые, король Ольх завизжал не хуже призрачного воина, раньше восседавшего на крылатом. Ему казалось, что его тело полностью потеряло вес, в животе было самое настоящее ощущение бабочек, но он только крепче вцеплялся в поводья своего чудовища и упрямо направлял его на орков. Тому было все равно, кого хватать и кидать, вообще дракон вел себя как необученный щенок. Назгул, сидевший прежде в седле, был убит Эовин, которую Иорвет и Эредин упорно считали дочерью Теодена, отказываясь признавать, что она его племянница, и дракон не успел попробовать человеческой плоти. Эредин со спокойной душой отправил того жрать орков.

Поле заполнили живые мертвецы, пришедшие с Арагорном, но Эредин, у которого нестерпимо руки болели, так он натягивал поводья крылатого ящера, не особо обращал на них внимание, понимая, что может улететь от них в любой момент. Дракон жрал так, словно голодал вечность до этого; а может и голодал. Эредин съехал с седла и погладил ящера по чешуе, на всякий случай немного отошел от морды, чтобы его не забрызгало.

– Эредин, опять? – сокрушенно спросил Гимли, останавливаясь на почтительном расстоянии от морды чавкающего орком дракона. – Тебе мало было варга?

– Куда ты его денешь? Чем ты его будешь кормить? – напустился с другой стороны Арагорн. – Он тебя слушается вообще?

– Относительно, – подумав, признал Эредин. – Но он полезный! Он летает. И жрет орков, я проследил, чтобы он не ел людей, даже мертвых! И лошадей тоже.

– То, что он летает, мы заметили, – Леголас подошел ближе прочих и с любопытством оглядел дракона. – Я не видел живых настолько близко.

– В битве с Мордором он даст нам преимущество, – Эредин с самодовольным лицом оперся на бок дракона, тот рыкнул, недовольный, что его отвлекли, и эльф от неожиданности отскочил почти на метр, но быстро оправился, вернулся, потянул поводья, заставляя ящера поднять голову, и влез в седло.

Город был в ужасном состоянии. Проходя по заваленным белыми кирпичами улицам, Эредин невольно вспоминал Тир на Лиа, хотя ничего общего у его родного города с Минас-Тиритом не было. Он не любил разрушенных каменных домов, они внушали ему чувство тоски, в то же время убогие деревянные домики он считал уродством и жег их отчасти из эстетических соображений. Люди пытались убрать камни с мостовой, и Эредин выбирал пути обхода чтобы не мешать и не пугать их лишний раз: сколько его принимали за назгула, не счесть. Даже когда он шлем снял, не стало лучше; огромный дракон, прикованный к таранной установке под стеной города, тоже не внушал горожанам доверия.

На совет он не явился, ему это было неинтересно, но подошел к дворцу и устроился в тени, дав покой рукам, шлем пристроил рядом. Хотелось спать и есть, но Эредин не мог определить, что именно желает сильнее, потому сидел в полудреме, ожидая, пока один из волков внутри пересилит другого.

Протрубил рог, похожий на тот, что принес надежду и веру в союзников защитникам Хельмова ущелья. Эредин сначала не догадался, но потом увидел, как из окна дворца прямо на нижнюю улицу спрыгивает Иорвет, вскакивает на первого попавшегося коня и галопом пускает его вниз, и понял, что прибыли эльфы Лихолесья.

Рядом шепотом выругался выбежавший следом Леголас и на вопросительный взгляд пояснил:

– Он украл мою лошадь.

Король Трандуил ехал по людскому городу с выражением отрешенного презрения на прекрасном лице. Встречные, как и в Хорнбурге, провожали эльфов восторженными взглядами – редко кому доводилось видеть настоящую эльфийскую армию, тем более возглавляемую королем, который, возвышаясь на белоснежном олене, словно светился в своих митриловых доспехах и серебристом плаще. Волосы короля рассыпались по плечам, словно облитым белым золотом, но пышный меховой воротник заставил Леголаса встревожиться. Он уже видел его на отце однажды, когда отец прикрывал полученную в сражении рану, которую даже эльфийские целители не могли уврачевать: единственным слабым местом доспехов была именно шея, потому король прятал за воротниками камзолов похожий на ошейник шрам – след от кнута балрога, однажды обвившегося вокруг его горла, и несколько рубцов от ударов мечами и ятаганами. Трандуил чуть задрал подбородок, и внимательный взгляд Леголаса заметил в серебристых мехах почти незаметную повязку: Дол Гулдур не сдался без боя, и отец ранен, но все равно пришел на бой. Рядом с королем восседала на белом коне принцесса Лихолесья, и глядя на нее как на существо из другого мира, люди были абсолютно правы.

– Гондор вечно будет благодарен эльфам Лихолесья, – горячо сказал Арагорн, кланяясь Трандуилу. Он заочно не любил его, поскольку тот был высокомерен и, как считал Арагорн, с сыном обращался совершенно непозволительно, обесценивая все его действия, критикуя в глаза, хоть и не при свидетелях, и никогда не поощряя. С другой стороны, посмей кто-то хоть слово сказать без должного уважения о сыне лесного короля, как тот свирепел не хуже поверженных им драконов. Трандуил прислал митриловые доспехи в то время, когда воевал сам, он же согласился с Даэнис и дал ей лучников, лучших во всем Лихолесье, хотя готовился к атаке на Дол Гулдур. Даже то, что он позволил сыну стать его представителем на совете и вступить в братство, многое значит. Как бы Арагорн ни относился к заносчивому королю, он не мог не признать того, что он уже не первый раз приходит на помощь.

– Остерегайся слова «вечность», человек, – мягко, но холодно заметил король, глядя на него сверху вниз. – Мне достаточно того, что эта «вечность» будет длиться в течение твоей недолгой жизни.

– Отец… – обреченно выдохнул Леголас, прикрывая глаза.

Трандуил спешился и внимательно посмотрел на сына, тот спохватился и подал руку Даэнис, чтобы та спустилась с коня. Иорвет сразу же вырос рядом с ней, развернул к себе за плечи, ощупал ее талию и спину. Король непонимающе мигнул, но следующая фраза все прояснила:

– Это не доспех, а носовой платок, – презрительно констатировал Иорвет. – Наденешь мою кольчугу.

– Нет, я отдала ее тебе и…

– Ваше величество! – перебил Иорвет, требовательно глядя на Трандуила, и когда тот повернулся, обвиняюще ткнул пальцем в Дан. – Она меня не слушает!

– Наденешь кольчугу, – бросил король и нахмурился, услышав далекий рев. – Что здесь делает ящер назгула? – безошибочно определил он.

– Это мой дракон, – отозвался Эредин. – Он… нервничает, ничего особенного.

– Это не дракон, – со всем ядом возразил Трандуил и быстрым шагом направился во дворец для того чтобы принять участие в прерванном им же самим совете.