Текст книги "Дочь Моргота (СИ)"
Автор книги: calling my name
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Не успев ни испугаться, ни обрадоваться, Силмэриэль смотрела на все более четко виднеющиеся остроконечные крыши маленького городка. Мимолетное соприкосновение с чужой Тьмой хотелось продлить и повторить, хотя оно могло лишь слегка утолить жажду слияния с подобным себе.
========== Часть 11 ==========
– Галадриэль… – задумчиво смотрящийся в Зеркало, давно потемневшее и ставшее просто серебряно-чистой водой в круглой каменной чаше, Гэндальф наконец нарушил молчание. Плеск ожившим серебром струящегося к корням мэллорна ручья, тихий шелест листьев и пение прячущихся в кронах птиц не давали ему стать тягостным. – Это слишком…
– Не вини себя, Митрандир, – Владычица положила обе руки на чуть дрогнувшие плечи мага, и на миг замерла, внимательно глядя на медленно кружащийся в воздухе тронутый желтизной прихотливо фигурный лист. – Тем более заранее. Не ты начал это… и не я.
– Но пророчество Мандоса…
– Пророчества не всегда исполняются, Гэндальф, тебе ли не знать. Или исполняются не точь-в-точь так, как было предсказано.
Заметно потемневшие от неозвученных мыслей, сделавших жестче нежные черты Владычицы, небесно голубые глаза мгновенно потеплели, встретившись с полными смятения серыми глазами мага.
– Галадриэль… можем ли мы брать это на себя? Если нам не дано дарить жизни и воскрешать несправедливо погибших?
– Ты так… любишь этот искаженный мир и всех ныне живущих созданий… – Галадриэль нежно погладила мага по щеке, заставив расслабленно прикрыть глаза и глубоко вдохнуть. – И тебе больно понимать, что уничтожение кольца лишит Средиземье волшебства и благодати, и нам останется лишь ждать его заката, многие тысячелетия, в Валиноре… или угаснуть, превратившись в тени.
– Иной возможности нет, Галадриэль, как ни жаль. – Гэндальф тяжело вздохнул, вновь переводя взгляд на отражающую покрытое легкими тенями облаков небо поверхность воды в чаше.
– Не было, и не должно было быть. Как и ее. – Галадриэль опять коснулась лица мага, и скользнула украшенными блеснувшими на солнце перстнями пальцами вниз, задержав ладонь на плече. Бледные щеки владычицы порозовели от волнения или отраженных солнечных лучей, напомнив наполняемые текущей под подвластной увяданию кожей горячей кровью лица смертных дев. – Но теперь есть, ты же видел. И другая возможность… которой я потеряла надежду дождаться.
– Ты до сих пор не отпустила это, Галадриэль? Уже столько веков… – Гэндальф удивленно взглянул на Владычицу Лотлориэна, забыв собственные терзания. – Даже благодать волшебного леса не исцелила твоей боли?
– Исцелила… – Галадриэль благодарно взглянула на волшебника, снова став мраморно бледной и бесстрастной. – Иначе я бы давно покинула этот мир, ты же знаешь. Любовь и время исцеляют любую боль, но ненависть исцелит только месть… или смерть.
– Или прощение… – тяжело вздохнул маг, словно не решаясь продолжить мысль.
– Да. – Галадриэль с усилием растянула губы в слабую улыбку, ставшую искренней и теплой после встречи взглядов. – Именно в такой последовательности, ты прав.
***
– Кольцо в Шире, Боромир… полурослик хранил его все эти годы, скрывая ото всех, даже от Гэндальфа. Или маг просто не хотел торопить события… и перемены.
Круглые двери любовно прорытых в изумрудно-зеленом холме на берегу зеркально чистого озера домов-нор плавно покачивались в глубине видящего камня, как в отражении. Силмэриэль со странным чувством, похожим на сомнения, смотрела на кажущиеся детскими фигурки ничего не подозревающих хоббитов.
Соприкосновение с тьмой Ока оставило непроходящее желание большего… никогда прежде она не сталкивалась с подобным себе. Душа отца, хотя он и пал во мрак, свернув с пути света, не была темной – Властелин Мордора лишь исказил и помрачил его помыслы, склонив ко злу.
Поработить ее разум Око не сумело, наверное, то, что темно от рождения, исказить уже нельзя, и Палантир не опасен для нее. Встретит ли она когда-нибудь в чужой душе Тьму, способную слиться с ее, утолив тоску двухвекового одиночества, а не лишь мимолетно коснуться, и что тогда произойдет, что-то хорошее… или нет?
– Я должен успеть забрать кольцо… пока слуги Саурона не добрались до него. Что полурослики могут им противопоставить? – Не слушая ее более, Боромир отстранился, уносясь помыслами куда-то очень далеко, где нет и не может быть места смертным, даже столь самоуверенным.
– Хоббит будет ждать Гэндальфа в Бри, пока маг не приедет за ним, или не пришлет вестей. Если ничто не заставит его отправиться в Раздол раньше… в сопровождении следопыта. – О следопытах Силмэриэль добавила от себя, с некоторым злорадством отметив, как исказилось лицо Боромира, утратив мечтательное самодовольство.
Гондорец мысленно уже занял место на бывшем троне Черного Властелина… во имя света и блага народа Гондора, разумеется, судя по заблестевшим не вполне здоровым огнем глазам.
– Я сопровожу его… в Минас Тирит.
– Это долгий и опасный путь. – Все сильнее чувствуя непонятную горечь, отравляющую торжество победы – Палантир покорился ей и хваленое Око отступилось – Силмэриэль положила руки ему на затылок, заставив наклониться. Захочет ли гондорский витязь вспомнить о ней, если его безумные мечты все же сумеют стать явью? – Никто не справится в одиночку… даже ты.
– Ты хочешь пойти со мной? – недоверчиво усмехнулся Боромир, касаясь ее приоткрывшихся губ.
– Нет… – Силмэриэль на миг захотелось на самом деле все бросить – проклятую папину башню, орков, обманом присвоенный посох – и навсегда убежать из Изенгарда с сыном Денэтора. Чтобы он только посадил ее на коня впереди себя и придерживал руками… нежно и крепко, хотя это и было безумием и совершенно невозможно. – Я должна остаться, иначе отец тут же выйдет на свободу, и… нам останется только попытаться бежать без оглядки, как можно дальше от него.
Если только ты хочешь меня, а не кольцо… Не буду спрашивать.
И что она будет делать, превратившись в лишившуюся всего изгнанницу? Только здесь можно… стать наконец кем-то, орки и украденный у отца посох скорее по-настоящему принадлежат ей, чем сердце гондорца… без темного колдовства. Она двести лет не видела ничего, кроме Изенгарда, и останется, пока не станет его полноправной хозяйкой, или отец не убьет ее.
Если удача не изменит, и честолюбивый сын наместника никуда от нее не денется, будет любить ее и желать… больше проклятого кольца. Она его заставит, если не захочет сам.
– Полуорки… я могу дать их тебе и приказать служить. Только… они могут перестать слушаться меня, когда папа восстановит силы.
– Мне не нужны темные твари… я не собираюсь грабить и убивать.
Лишь забрать себе колечко. А если полурослик ответит «нет», извинишься и уйдешь?
От того, что Боромир не сумел, или не захотел скрыть презрения к «темным тварям», Силмэриэль обиженно поджала губы. Не относил ли он к темным тварям и ее… где-то в самой глубине души? Или пока просто не видел ее темной сути? «Твои темные твари» прозвучало бы еще неприятнее, гондорец все же не сказал этого, но прочитать столь очевидную мысль смог бы даже не владеющий осанвэ.
– Я буду видеть тебя через Палантир, и полуросликов тоже. А темные твари могут еще помочь тебе… разобраться с некоторыми следопытами.
Силмэриэль, прищурившись, поспешила сложить руки на груди, чтобы устоять перед бурей негодования, но Боромир вновь удивил ее, неожиданно промолчав.
***
Темные твари еще могут помочь тебе… разобраться с некоторыми следопытами.
Силмэриэль имела в виду полуорков, или себя? Что ж ты не спросил, неужели благородному наследнику трона наместников все равно? Моей дочери удалось с тобой то, чего не получилось у меня… придется отдать девочке должное. Или это не ее заслуга, ты сам готов на все?
Поцелуй меня… если тоже не боишься.
Маняще приоткрывшиеся по-детски пухлые губы (хотя лет ей явно неизмеримо больше, чем ему) вдруг растянулись в пугающе зверином оскале, отливающие янтарем, как капли сосновой смолы на солнце, светло-карие глаза заполнились чернотой разрытых могил и не знающих света душ… от готового выпрыгнуть из их глубины хотелось в ужасе убежать, закрывая лицо руками, как от страшного детского сна, ища спасения в теплых материнских объятиях.
А ты знаешь, что моя дочь делала, чтобы получить служащих тебе полуорков? Сейчас увидишь…
Из затягивающего в полный страха и таящегося на самом дне леденящего зла омут забытья не было выхода… все слабее сопротивляющееся сознание еще понимало, что за смутно бликующим на поверхности светлым пятном пробуждение и спасение, но сделать решающее усилие и достичь его не могло.
До недавнего времени в то, что Силмэриэль подобна Саруману, Гэндальфу и выжившему из ума Радагасту, верилось с трудом, даже после того, как он повисел под ее наивно заразительный смех в воздухе. Уж слишком мало в ней от седобородых старцев в мантиях, способных метать молнии взглядом и с наконечника посоха – больше всего дочь Сарумана напоминала откровенно жаждущую его ласк простую гондорскую девчонку.
Только Палантир слегка поколебал его уверенность. Сфера, источающая концентрированную, без остатка поглощающую свет тьму и неподвластную ни одному выкованному созданиями Эру мечу опасность, лишь притягивала ее подрагивающие от нетерпения руки. В светло-карие глаза со все больше, до неестественно пугающих размеров расширяющимися зрачками словно из кружащей голову глубины видящего камня наползала чернота.
Но, прежде чем он успел убедиться, что это не игра света и тени, Силмэриэль опустила ресницы, наслаждаясь контактом с проклятой сферой, а когда все наконец закончилось, взгляд просветлевших глаз дочери Сарумана снова стал обиженно-неуверенным. Наверное, их просто затемнило отражение Палантира в полумраке похожей на склеп башни колдуна.
А теперь в навеянном темным колдовством Сарумана… или нашептанном собственной совестью кошмарном сне, в реальности которого не было ни малейших сомнений, жуткие картины сменяли друг друга, заставляя морщиться и безуспешно пытаться поднять налившуюся свинцовой тяжестью руку, защищаясь от хаотично разлетающихся кровавых брызг.
Тонкие белые пальцы, робко ласкавшие его плечи, судорожно сжимали грязную рукоять кривого орочьего ножа, покрытое слизью и кровью уродливое порождение зла лежало на сгибе локтя создательницы… творить подобное мог лишь Властелин Мордора и… тот, чье имя лучше не вспоминать.
За гранью, которую не переходят даже вершившие самые ужасные казни и пытки.
Жуткий яростный вой, уже почти не способный напугать, проник в опутавшее вязкими щупальцами сонное марево, рассеивая морок, испуганные крики и треск веток под ногами достигли ушей сладостной музыкой, сменив нечеловеческие вопли из рассыпающегося сна. Мертвенно тусклый лунный свет ударил по глазам, болезненно ослепив… похожие на призраков фигуры в черных плащах надвигались по склону, словно паря в воздухе.
***
– Луртц! Не забывай, кому ты служишь…
Силмэриэль со все возрастающим страхом и раздражением ударила рукой по совершенно не пугающему ее Палантиру… больно, как от любого другого камня, вот и все, что он может ей сделать. Глупо и бессмысленно бить неживое и бессловесное.
Многодневная (сколько их прошло, она не могла сказать даже примерно) сосредоточенность почти полностью выбила из реальности, и коварно лишила сил, враз утекших в незаметно подступивший во все плотнее обволакивающем сознание полумраке миг. Темное пламя Ока не беспокоило ее более, видящий камень послушно показывал примостившееся у заброшенного тракта на границе Хоббитании Пригорье и болота Глухоманья.
Прикажи оркам убить следопыта и хоббитов, забирай кольцо и возвращайся… ты же этого хотел!
Он вернется в Изенгард, не может не вернуться… идти одному в Минас Тирит было бы безумием, и тогда…
Кольцо губительно для смертных… глупая! Или ты гораздо более жестокая девочка, чем я думал?
Если кому и говорить подобное, то только не ему – Саруман Белый последний, кто вправе упрекнуть ее в жестокости. Усталый разум машинально ответил на обвинение, не заметив ничего странного.
– Жизнь губительна для смертных, папа! Она обрывается быстро и навсегда, с кольцом и без кольца!
– То есть ты не расстроишься?
Что? Отец не сумел скрыть разочарования, и… откуда он опять взялся в ее сознании? Не дававший ей покоя сотни лет голос не успел стать чем-то пугающим и необычным… Помрачившееся сознание начало путаться в деталях, забыв, как все изменилось.
– Боромир!
Она чувствовала связь все слабее – от усталости, расстояния, или он отдалился от нее, не сумев преодолеть охватившие сомнения? Или это отец… он вот-вот вернет себе принадлежащее по праву, что она ни за что не желает отдавать, если ничего не сделать.
Силмэриэль в панике оглянулась – черные стены колебались перед глазами, подергиваясь туманом, попытка вглядеться отдалась болью в висках и тошнотой. Посох… она оставила его рядом, и он никак не мог забрать, все не желал находиться, пока с глухим стуком не упал на пол.
Словно отец вот-вот опередит ее, Силмэриэль, не стараясь сохранить равновесие, потянулась за укатившимся в сторону древком, слабо белеющим в углу, и, неловко упав на колени, судорожно сжала в руке безупречно гладко обточенное дерево. Почти неощутимая боль в коленях без следа прошла от разлившегося в груди облегчения… ничего еще не потеряно, пока он у нее, она сможет все исправить.
– Орки снова подчиняются мне, Силмэриэль. Они схватят тебя, если я им прикажу.
– Они не посмеют… или умрут!
Зрение постепенно становилось четче, позволяя видеть выход и уходящую вверх спираль лестницы. Ей придется пойти туда, пока он сам не спустился за ней… и орки не явились исполнить приказ хозяина. Что именно папа мог им приказать, думать и узнавать не хотелось, от раскалывающей голову почти нестерпимой боли тошнило и без этого.
– Не все, сил не хватит! Оставшиеся накажут тебя за плохое поведение… и за то, что мне придется делать новых.
– Нет, это мне придется!
Не может же… все так обидно закончиться, когда она только узнала вкус свободы и… счастья? Последнего пока нет, но может и хочет наконец узнать.
– Прочь!
Силмэриэль замерла в нерешительности, прижимая к груди так и норовящий вырваться из рук гладко отполированный видящий камень. Она так и не успела выбросить его в Изен, «извини, Гэндальф», времени и возможности уже не было. Тусклый свет ущербной луны обжигал разучившиеся видеть мир глаза, а солнечный просто убил бы ее на месте.
Плотоядно оскалившийся рослый полуорк взвыл, опаленный разрядом, остальные злобно заворчали, пятясь назад. С раздражением и испугом почувствовав усилившееся головокружение и слабость в ногах, Силмэриэль бросила Палантир в полузасыпанную заброшенную шахту. Возможно, отец не скоро найдет его там, а орки слишком глупы, чтобы помочь.
И, изо всех сил стараясь не споткнуться на каменных ступенях – это могло стать концом – отступила назад, за спасительную дверь башни.
========== Часть 12 ==========
«Убейте всех!» – Хотя отец и не говорил вслух, холодное безразличие и спокойствие царапнули слух резким диссонансом. Он специально открыл для нее сознание, позволив услышать отданную Луртцу команду.
Ведущая к вершине Ортханка лестница лишь смутно угадывалась в темноте, и никогда еще не казалась столь бесконечной… Силмэриэль даже начала думать, что ошиблась с направлением и бежит по полустертым каменным ступеням не к дарящему призрачную надежду ночному небу, а все глубже вниз, в объятия безнадежной Тьмы. Шаркающие шаги сзади были стуком крови в висках, или сразу предавшие новую хозяйку орки уже торопились исполнить приказ отца?
– Нет, папа, не надо!
Чтобы немного восстановить дыхание, пришлось остановиться, прижимаясь спиной к стене… обычно тело гораздо лучше слушалось ее и не было подвержено досадным проблемам смертных. Но не тогда, когда сил почти не осталось… она вот-вот потеряет контроль над собой и упадет, как в прекрасный и проклятый день, когда отец стал не властен над ней.
Он врет… наверное.
Если всех убить, кольцо может потеряться и вновь сгинуть на столетия, или сразу угодить в алчущие руки истинного хозяина – нельзя доверять его полуразумным темным тварям… отец не может не понимать этого. Или желание наказать предательницу полностью затмило его разум, вытеснив остальные соображения?
Она не может этого допустить, Боромир должен вернуться к ней живым и здоровым. Он любит ее… будет любить, и спасет от Тьмы, ненависти и страха, все ближе подползающих сзади, с топотом шагов по ступеням и окутывающих способной сбить с ног ледяной волной спереди, с уже совсем близкой вершины Ортханка.
– Пришла отдать его мне… и молить о прощении?
Почему у нее чуть было не подогнулись колени, и предательское «да» само собой не сорвалось с губ? Пронизывающе холодный ночной вечер заставил задрожать и опьянил как отцовский растворитель. В согретом жаром никогда не гаснущих печей и кузнечных горнов дворе он совсем не чувствовался, или это проснувшийся привычный страх заледенил кровь? Если морок темного колдовства поработит волю, это конец…
Она склонилась бы перед отцом и служила ему, будь он хоть немного добр к ней, но Саруман Белый не знает пощады и жалости.
– Нет! Изенгард стал слишком тесен для нас двоих.
Точь-в-точь такой же, как и прежде, равнодушно-высокомерный взгляд отца вновь чуть было не лишил последних сил, привычное – сколько она себя помнит – вечное пренебрежение чувствовалось и сквозь злость… совсем не такую сильную, как она думала. Может, он не накажет ее… совсем уж строго, и все же когда-нибудь…
Малодушная мысль змеей проскользнула в сознание, обвивая холодными кольцами болезненно замершее сердце. Саруман только попинает ее, как безвольную игрушку, не обрушивая заслуженной лишь равным врагом жестокой кары, и позволит занять прежнее место… чуть выше собаки.
Неожиданная обида и нахлынувшие мутным потоком горькие воспоминания помогли не преклонить колени, раздув тлеющий темный огонь… отец настолько ни во что не ставит ее, что не удостоил ненависти и по-настоящему жгучей злости. Саруман Белый зря так быстро забыл их последнюю встречу, когда он все же испугался… жалкую никчемную девчонку.
– Да… надо было оставить тебя там!
Где?
Не успев задуматься о смысле брошенных отцом обидных слов – ничего другого он произнести просто не мог – Силмэриэль чуть не задохнулась от попавшего чуть ниже груди удара невидимого кулака. Отец не сумел как следует сконцентрироваться, и не вернул все свои силы без посоха, иначе ее телесной оболочке пришел бы конец.
– Нет! – отец усмехнулся, неуловимым движением поднимая руки. – Я не убью тебя…
Он не договорил, досадливо нахмурившись, торжествующий блеск в его глазах погас, сменившись раздражением. Силмэриэль в последний момент удалось удержать почти выскользнувший из рук посох, до боли сжав древко побелевшими пальцами. Отец мог не трудиться объяснять, что сделает в случае своего торжества – от картинок в его на миг открывшемся сознании Силмэриэль обожгло волной всепоглощающей ненависти.
Отдать ее на забаву оркам… неужели отцу не претит мысль допустить такое с той, в ком течет его же кровь? Чтобы гадкие твари осквернили ее чистоту… лучше убить совершившую непростительное дочь как угодно мучительно, не бросая на себя вечную тень позора. А он собрался смотреть на это, как на забавное развлечение, с легкой злорадной усмешкой.
Может, она еще сама сможет взглянуть, как орки наказывают папу… тем же способом. Хотя нет, ее сразу стошнит, как ни жаль.
– С тобой искаженным тварям понравится гораздо меньше… но им придется!
Новый удар отскочил от поднятого к груди посоха, заставив лишь слегка пошатнуться. Почти до дна исчерпанная сила вновь нетерпеливо завибрировала на кончиках пальцев, покалывая ладони… едва неизвестно как поднявшийся в ней исступленный всплеск закончится, она сразу упадет, но пока помогающая ей в критические моменты Тьма разгоняла кровь и не давала подогнуться ногам, кружа голову болезненным восторгом.
Это тебе за…
Перечислять, за что, слишком долго и заставит убить его на месте, а ей бы хотелось… Отец сумел отскочить в сторону от лишь слегка задевшего его, опалив мантию, разряда, тщетно пытаясь что-то сказать – то ли ей, то ли неспособным ничем помочь оркам.
С позволившим почти полностью забыть грызущую ее с самого рождения глухую тоску по близости и теплу удовольствием Силмэриэль встретила вновь ставший испуганным взгляд отца, вплотную прижав наконечник посоха к его груди. Он всегда любил, и до сих пор любит отрывать ее от земли, наклонять под немыслимыми углами, почти уложив на спину, и больно ронять, опуская посох, в наказание за детские шалости и малейшие проступки, пусть наконец сам узнает, каково это…
– Прощай, папа!
Она не сбросит его вниз, просто безумно давно мечтала это сказать, именно здесь и именно так. Хотя искушение в залитом тьмой сознании стало нестерпимым, остатки здравого смысла и человечности могли не устоять, и… Еще чуть-чуть, и из последних сил сопротивляющийся давлению Саруман потеряет равновесие и будет беспомощно висеть над освещенной подземным огнем пропастью, полностью в ее власти… от предвкушения болезненно-сладко сжалось сердце и похолодели руки…
– Я не твой папа, Силмэриэль… с ним ты простишься не в этот раз.
Казалось, слов, способных обернуть вспять поднявшуюся в ней темную силу, невозможно подобрать даже Саруману, их не существует в этом мире… не должно существовать. Но он сумел найти.
– А… а кто?
Только и смогла растерянно произнести она, стараясь не потерять сознание от горным обвалом обрушившегося бессилия и нехватки воздуха. Готовая полностью затопить душу Тьма замерла, как достигшая крайней точки приливная волна, и покатилась назад, уступая смятению и пустоте. Силмэриэль пошатнулась на онемевших ногах, хватаясь за уступ, ставший неподъемным посох бессильно опустился, словно отказываясь служить самозванке.
– Я не знаю, – вкрадчиво, с почти ласковыми нотками ответил Саруман, притиснув ее вплотную к черному каменному крылу, в которое еще совсем недавно впечатался спиной сам. И улыбнулся одними губами, прижимая древко повернутого плашмя посоха к ее горлу. – И тебе ни к чему. Ты не была хоть сколько-нибудь нужна и интересна ему… полукровка… и не будешь. Раз он оставил новорожденную дочь умереть… и быть съеденной обезумевшими от голода рабами. Твои кости давно истлели бы на дне моря, а неприкаянный дух развеялся во мраке, если бы я не забрал тебя… неблагодарная девчонка.
Засиявший смутным внутренним светом от радости, что наконец вернулся к хозяину, посох (или у нее просто помутилось в глазах) еле позволял дышать, а хотя бы на волос оторвать голову от стены было невозможно. Отчаянно пытаться вырваться из цепких холодных рук не хотелось, слова отца (продолжать называть его так – единственное хоть сколь-нибудь не зыбкое, оставшееся у нее) прожгли что-то глубоко внутри, затмив зрение подступившими слезами.
– Нет смысла узнавать имя случайно давшего тебе жизнь… он ничего более для тебя не сделал, и она тут же оборвалась бы, если бы не мое глупое милосердие. Я спас тебя от смерти и научил всему… чему только можно научить жалкую полукровку, способную лишь кусать кормившую ее руку.
Ты всем обязана мне, и только мне, неблагодарная! И больше никому не была и не будешь нужна. Я дал тебе жизнь.
Прости… папа.
Он хочет услышать это… или убить ее? Произнести вслух не получалось, губы не слушались, хотя древко уже гораздо слабее вжималось в шею, неприятное ощущение удушья и тошноты ушло.
Отец что, не будет бить ее посохом по голове, до крови из носа впечатывать в каменный уступ и не столкнет вниз, как обещал в кошмарных снах? Пусть наказывает наконец, зовет своих орков, это легче и совсем не так больно, а не убивает… что-то внутри.
– Прощение заслуживают, а не просят. – Силмэриэль машинально зажмурилась в ожидании удара, но отцовская рука лишь почти ласково скользнула вдоль щеки. – И ты заслужишь… может быть. Когда немного посидишь и подумаешь.
***
– Осторожнее, Фродо, только не надевай кольцо!
Как он мог… чуть было не совершить не имеющее оправдания, ужасное и необратимое? Смутно блеснувшее во мраке кольцо заставило сердце забиться сильнее – он уже ощущал его присутствие особым шестым чувством, как назгулы…
Неужели потому, что стал подобен им, даже еще не прикоснувшись к способной поработить любую волю ослепительно-золотой Прелести? И принести победу над Тьмой собственного создателя, безграничную власть и бессмертие… или это тоже обман, как сладкие речи Сарумана?
Чуть дрожащая после уже не первой полной кошмарных снов ночи рука потянулась к мечу, нехотя обретая твердость – он не грабитель, не убийца и не предатель… все-таки, хотя чуть было им не стал, сам того не осознавая. Он просто лучше, чем хоббит… и кто бы то ни было еще, сумеет защищать и оберегать кольцо от прислужников мрака, и использовать во благо людей.
Прикажи оркам убить следопыта и хоббитов, забирай кольцо и возвращайся… ты же этого хотел?
Произнесенные нежным, чуть дрожащим от волнения голосом влюбленной в него дочери мага слова проникли острыми иглами под кожу, заставив понять и осознать, что он чуть было не совершил. Убить следопыта он мог… и, наверное, еще сможет. В честном бою, лицом к лицу, скрестив свой меч с его и раз и навсегда доказав, кто достоин править Гондором. А не руками темных тварей, заслуживающих лишь сносящего с плеч голову удара меча.
Слышать ее больше не хотелось, благо голос дочери Сарумана действительно стал звучать в сознании реже и слабее, а потом перестал совсем… и попросить ее отдать оркам приказ стало уже невозможно. Темные твари не подходили близко, раз следопыт (единственное имя, которого он достоин) лишь иногда смутно чуял их присутствие, что-то изменилось только сегодня.
Потомок бесславно сгинувшего Исилдура почувствовал приближение орков незадолго до заката и странно взглянул на него, словно догадавшись о чем-то… хотя это и невозможно, он был всего лишь человеком, пусть и нуменорцем, и мыслей не читал. В отличие от создательницы темных тварей… Сегодня кошмар, мучивший его в последние дни и помимо воли погружавший даже на дневных привалах в не восстанавливающее сил полузабытье, оказался особенно ярким, и дал наконец ответы на все вопросы. Которые он просто не желал искать и облекать в слова.
Полуорки перестали слушаться хозяйку, открыв охоту по своей инициативе… или Силмэриэль сама им приказала? Темным чужды верность слову и благородство, а она такая же… Называть ее «темной тварью», как Саруман в видениях, все же не хотелось, но и ничего хорошего на ум не шло.
И хорошо, пусть нападают… в отличие от явно перепугавшихся хоббитов и напряженного следопыта, он ждал возможности наконец помахать мечом, как желанного подарка, позволяющего разогнать неприятные мысли и искупить вину. Твари не вернутся к хозяину… или хозяйке с вожделенной добычей, и он впредь будет говорить с Тьмой лишь на языке смертоносной стали.
– Мечи не помогут против них… нужен огонь!
Когда-то они были величайшими королями людей… пока кольцо не поработило их и не выпило души.
Назгулы хотели лишь всевластия для себя, и ради него склонились перед Тьмой, потому и стали не знающими покоя живыми мертвецами. Он не боится их, и не повторит их судьбу… Гэндальф просто имеет свои виды на кольцо, и пугал его, желая поколебать решимость.
***
– Папа! Послушай, пожалуйста… выпусти меня!
Кричать еще бесполезнее, чем пытаться прикоснуться к наглухо закрытому сознанию, только охрипнешь зря, а бить по мертвенно равнодушному камню рукой – тем более. Силмэриэль поморщилась, поднеся к губам онемевшую от слишком сильного удара ладонь.
Она сойдет здесь с ума – от мыслей, постоянно вертящихся в голове беспощадных фраз, жутких картинок своего первого дня жизни, любезно показанных отцом… лучше бы он избил ее до потери сознания, или до гибели тела.
И время неумолимо утекает… Обманул ее Саруман, как обычно, или все действительно может плохо кончиться в любой момент, она не понимала. Отец мог и солгать, чтобы еще больше помучить ее, и сказать правду с той же целью.
– Проклятье!
Хорошо, что ты отправила полуорков со своим ослепленным честолюбием возлюбленным. Молодец… я прикажу им убить их всех.
– Папа, нет, оставь его в живых, прошу тебя!
– Зачем… влюбилась в смертного? Он уже разлюбил тебя… когда узнал получше, да и до этого не любил. Как и твой настоящий отец. Ты предала меня, потому что я тебя не любил… Зря, никто не будет любить тебя больше, потому что большего ты не заслуживаешь.
Опять он об этом… ну сколько можно? Хочет свести ее с ума? Как ни пыталась Силмэриэль убедить себя, что отец нарочно говорит гадости, решив на этот раз избить ее душу, а не тело, едва высохшие слезы вновь потекли горячими каплями по щекам, затруднив дыхание.
Это же неправда, или… или правда? Как папа сумел угадать едва успевшую зародиться в ее душе мечту, чтобы тут же обратить ее в прах?
Крылья ночной бабочки или птицы на мгновение мелькнули трепыхающимся темным пятном на фоне мутновато-белого лунного диска. Или ей показалось из-за туманящих зрение слез? Безо всякого интереса (как же она завидует беззаботно скользящему в ночном небе существу, за какие заслуги Эру благословил его столь безмятежной жизнью?) Силмэриэль вгляделась в ставший гораздо больше и величественнее птичий силуэт.
И чуть не поскользнулась, неловко подвернув ногу у края площадки… к счастью или нет, боящееся небытия тело удержало равновесие, прежде чем сознание смогло решить, хочет ли навсегда покончить с властью отца. Невозможно… Гэндальф же пошутил, или солгал, желая утешить на прощание, он никогда не прилетел бы за ней.
Слезы высохли от невыразимого удивления, и не дающие связно мыслить слова отца смолкли в голове. Силуэт огромной птицы, уже совершенно отчетливо видимый в озаряющем двор тревожном красновато-желтом свете подземных печей, был ей знаком. Орел прилетел забрать ее… зачем же еще?
========== Часть 13 ==========
– Прыгай… смелее, моя девочка!
Серый маг нетерпеливо приподнялся на спине огромной птицы, скользнувшей совсем рядом, чуть было не зацепив крылом лицо, и резко спикировавшей вниз. Небрежно произнесенное ласковое слово дразняще укололо болью и радостью одновременно, напомнив о желанном и недоступном, лишь маленькой крошкой брошенном ей светлым магом.
Силмэриэль глубоко вдохнула, на миг представив полет в пустоту, к серым каменным плитам подъездной дороги, или разверстому жерлу одной из дышащих огнем и едким дымом шахт. Обидно встретить смерть… когда шанс что-то изменить был томительно близок. От попыток воплотить в жизнь пугающе сладкие мечты что-то до сих пор удерживало – страх, или нежелание терять все, что хоть отчасти принадлежит ей в этом мире, но судьба наконец выбрала за нее. Значит – да будет так.
