Текст книги "Дочь Моргота (СИ)"
Автор книги: calling my name
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Едва она почувствовала себя живой и счастливой, впервые за долгое время, и так хотела… довести до конца то, чему помешал отец. Чтобы мужские губы… того, кто возжелал ее и для кого она не пустое место и ненужное бестолковое создание, слились с ее губами… сильно и бесконечно долго.
Ей это нужно… хотя бы один раз, так что она даже… может оставить готовую вот-вот умереть Хельгу. Дать ей эликсира, чтобы не орала… возможно, она слишком много пичкала ее эликсирами, лишь бы только меньше видеть и чувствовать.
Человеческие женщины не должны и не могут рожать детей от орков, это против замыслов Эру и природы. Ей теперь точно не видать светлого Валинора после гибели хроа, не ждет ее тогда ничего хорошего – будет скитаться слабым бесплотным духом до скончания мира, или просто исчезнет.
Ну и ладно, пусть так, не хочет она в Бессмертные Земли и никогда не хотела. Сколько себя помнит, ненавидит свободный от зла благословенный край и всех достойных его, лучше вечно блуждать во тьме и одиночестве… наверное, она родилась темной и это у нее в крови.
И вообще, наплевать, давно уже понятно, что она проклята от рождения, плакать об этом нет смысла и желания, гораздо хуже, что отец разгневается… уже совсем скоро. Ему ведь нужен живой и здоровый младенец, из крови умершего может ничего не получиться, и тогда… Нет уж, она не позволит ему сделать такое с собой, или еще что-то невыносимое, что он придумает, пусть лучше убьет ее, защищаясь.
Много раз представлявшийся в минуты отчаяния и тоски шаг за край любимой смотровой площадки на вершине Ортханка уже не привлекал, убить отца или даже заметно повредить ему она не сможет, но попытка позволит вернуть ему хоть немного от полученных наказаний и доставит… последнюю радость. В ее жизни так мало радостей, слишком мало.
– На… пей, я тебе сказала!
Силмэриэль зажала нос бывшей служанке, заставив приоткрыть рот… говорить с ней было бесполезно, причем уже давно. Несчастная повредилась в уме – то ли от соития с орком (при одном воспоминании о мерзком и страшном зрелище мучила тошнота, а уж пережить это и остаться в здравом рассудке наверняка невозможно), то ли от папиного эликсира.
Саруман приготовил тогда что-то особенное – у Силмэриэль, несмотря на все усилия, так и не получилось успокоить девушку магическим воздействием, лишь из сил зря выбилась, а содержимое флакона мгновенно привело ее в полусонное и равнодушное ко всему состояние.
Может, ей самой его выпить, когда силы и жажда жизни полностью ее покинут? Тоже вариант… но не сейчас.
– Я помогу тебе… скоро.
Благо у смертных это легко и просто, все горести и обиды земной жизни умирают вместе с телесной оболочкой. Силмэ озабоченно нахмурилась, пытаясь понять, что делать. Этому младенцу (слово «существу» подошло бы больше) было еще слишком рано рождаться, наверное… не знает она, как должно быть в таком случае, и знать не хочет.
Она вообще ничего об этом не знала до недавних пор, за ненадобностью. Потому что не от кого ей детей рожать, от папы только если, хвала Эру, что оно ему не нужно.
– Ай! – перехвативший дыхание спазм заставил вскрикнуть и согнуться пополам… как же больно-то, проклятье! Почему ей достаются только боль, насмешки, попреки и наказания… и так будет всегда.
– Не нравится? – тем же тоном, каким ругал за шумные игры в детстве, спросил отец.
Силмэриэль вздрогнула и обернулась, чтобы изо всех сил ударить кулаком по стене от острого разочарования. Она надеялась увидеть его рядом. Пусть говорит, что хочет, лишь бы помог хоть чем-то.
Ей было до тошноты и слабости в ногах неприятно смотреть на мучения несчастной смертной, избавить ее от них почему-то не получалось, только самой пришлось сесть на пол, держась за живот и прикусив губы, чтобы тоже не кричать. Наверное, темным не дано… облегчать страдания и врачевать, она не может, по крайней мере, только чувствует себя, как будто родила парочку детей.
– И хорошо, что не нравится, – словно зачитывая рецепт эликсира, продолжил Саруман. – Расхочется бегать за смертными.
– Иди готовь свою глину, папа!
Силмэриэль сама не поняла, как сумела спокойно, лишь чуть невнятно из-за сжавшихся зубов, выговорить это, и, морщась от металлического вкуса, выплюнула на пол кровь, прямо в нарисованное услужливым воображением обрамленное длинными седыми волосами бесстрастное лицо.
Что-то спавшее внутри неожиданно помогло ей, словно поддержало сзади, не дав упасть, и мягко подтолкнуло вперед, хотя тьма и не может… помогать и облегчать боль.
– Я покончу с этим… прямо сейчас. И все будет хорошо, – с почти искренней нежностью в голосе пообещала Силмэриэль, поднимаясь на ноги. Ставшие полностью нечеловечески черными глаза не отражали ни дрожащего света факела, ни расцветшей на губах улыбки.
Опасливо просочившийся за решетку орк – ей впервые удалось напугать этих тварей не меньше Сарумана – почтительно протянул грязный, как и все у них (наплевать, это не имеет значения) остро наточенный нож, и, пятясь задом, исчез быстрее, чем она успела процедить «пошел вон». Она сначала поможет смертной обрести покой – что бы там отец ни пытался сказать, мерзкий полуорк не успеет умереть за это время.
– Иди в… Ангбанд, папа! Или делай все сам!
Но он потом может… Да что он сделает? Папа уже… сделал с ней все, что только можно, и пугать больше нечем. Страх и отвращение растаяли, как солнечный свет в полумраке Ортханка, согревающая странным болезненным теплом тьма помрачила сознание, оставив лишь кружащуюся голову и покалывающую раскаленными иглами кончики пальцев силу.
Раздражающий и заставляющий без конца сомневаться в себе голос отца наконец смолк, словно отразившись от непроницаемого купола. Ему было больно от отдачи… очень хотелось бы верить.
– Спасибо, Владыка Тьмы… – прошептала Силмэриэль, чуть заметно поклонившись. Глупо… но если бы кто-то когда-то и стал ей помогать, то точно не Эру.
***
– Похороните ее, быстро! Или сожрите, если папа плохо вас кормит. Только не при мне.
Все еще властвующая в ее душе тьма произнесла странную шутку, не дав осознать сказанное. Или это была не шутка? По-прежнему необычно почтительные и пугливые орки зарычали, обнажая желтые клыки в ответ на самопроизвольно растянувшую ее губы точь-в-точь такую же усмешку, и кланяясь, попятились назад, спеша освободить дорогу.
Запах засыхающей крови не вызывал рвотных позывов. Силмэриэль лишь досадливо поморщилась, глядя на безнадежно испорченное темно-бурыми пятнами платье, ставшая жесткой влажная ткань неприятно холодила. И, переведя взгляд на еще более отвратительного зеленовато-коричневого полуорчонка, слабо дышащего у нее на руках, медленно прошла сквозь строй раболепно кланяющихся и отскакивающих с пути орков.
Неровные, как в природных пещерах стены подрагивали перед глазами, то ли от еще не прошедшего опьянения, то ли от наваливающейся усталости. Тьма покидала ее, заставляя все больше кривиться и задерживать дыхание… еще чуть-чуть, и запах металлической окалины из расположенных рядом с отцовской лабораторией мастерских поможет не расстаться со съеденным сегодня.
– Я не разочаровала тебя, папа?
Стараясь унять усиливающуюся дрожь и расшевелить дававшую в последнее время силы ненависть, Силмэриэль заглянула в как всегда непроницаемые глаза с постыдным и унизительным желанием увидеть там что-то помимо собственного отражения. Словно ничего не услышав, отец молча забрал из ее рук скользкого от подсохшей слизи полуорка и аккуратно положил на каменный стол рядом с уходящей в нишу в стене емкостью с серо-коричневой жижей.
И это… это все?
Нет.
Силмэриэль вскрикнула, не удержавшись на ногах. Отец все так же молча и не меняясь в лице наотмашь ударил ее посохом по голове, заставив на миг ослепнуть и потерять равновесие. Вспышка острой боли пронизала все тело до искр из глаз, отдавшись тошнотворной резью в висках – теперь еще и собственная липкая и горячая кровь намочила волосы, просачиваясь за ворот.
– Ты знаешь, – спокойно ответил на невысказанный вопрос отец, все так же безо всякого выражения глядя на нее сверху вниз. Гнев, легкой тенью мелькнувший на его лице, пропал без следа, словно она того не стоила.
– Нет…
Капающие из глаз проклятые слезы не позволили договорить и еще больше застили зрение, превратив фигуру отца в расплывшееся белое пятно, но вновь заворочавшаяся внутри тьма осушила их, позволив подумать о смертельном полете с вершины Ортханка… ее бывшего хозяина. И о длинной очереди орков, готовых одарить его противоестественными ласками.
– Нет?
Саруман внимательнее взглянул на нее, на один ускользнувший миг утратив надменную отстраненность, и новый удар, впечатавший затылок в шероховатую стену, погрузил мир в кружащийся мрак. Ноги судорожно задергались, пытаясь ощутить оставшийся далеко внизу пол, зрение вновь помутилось, и в ушах зазвенело.
Силмэриэль смогла лишь мучительно закашляться, вдохнув потекшую из носа кровь. Он что, решил убить ее?
Посох неприятно уперся в грудь, еще больше затруднив дыхание.
– Нет? Ты настолько глупа, или думаешь, что можешь возражать мне? – повторил Саруман, подходя ближе. Заполняющая ее взгляд чернота все же заставила отца потерять невозмутимость, ей не показалось. – Знаешь… Ты стала сильнее, Силмэриэль.
Сердце сбилось с ритма от последних слов, пахнущий гарью и компонентами для отцовских эликсиров воздух живительной струей потек в грудь, возвращая силы.
– Но тем хуже для тебя, – с еле заметной ноткой сожаления продолжил он. – Ты забываешь… кто ты и где твое место.
– Ай! – Да что ж это… он точно скоро добьет ее несчастную телесную оболочку.
Отец перестал удерживать ее на весу, и падение жестко встряхнуло, вызвав пронзительную боль в голове. Кровь вновь закапала по подбородку на шею и грудь, пачкая растрепавшиеся волосы.
– Я помню, папа, – с трудом смогла произнести она, не пытаясь встать с колен.
Криво ухмыльнувшись, Саруман подошел вплотную и положил руки ей на затылок, перебирая спутавшиеся волосы.
Он хочет, чтобы я извинилась, или…
– Прости, папа, – пробормотала Силмэриэль, почти упираясь лицом ему в живот… ей пришлось положить ладони на его пояс, чтобы сохранить равновесие.
– Вставай, Силмэриэль. – Отец как ни в чем не бывало подал ей руку. – Я покажу тебе, как вырастить полуорков.
Иначе она не встала бы вообще. Силмэриэль молча шмыгнула носом, пытаясь вытереть все еще текущую кровь. Много лет недостижимая возможность приобщиться к делам великого мага оставила ее почти равнодушной. Голос отца доносился, как сквозь стену, еле достигая сознания, сил на интерес, восторг или отвращение не осталось.
– Смотри, Силмэ, подойди же.
Отец аккуратно набрал в пробирку немного крови усыпленного эликсиром орчонка.
«Скоро он заберет ее всю», – равнодушно подумала Силмэриэль. Наступать на правую ногу было больно, а что произойдет, когда папа выльет кровь в подготовленный состав – почти совсем неинтересно.
Предусмотрительно крепко ухватившись обеими руками за стол, Силмэриэль наклонилась над заполненным глиной поддоном, полузакрыв глаза. Капля продолжающей вытекать из носа крови (вытирать ее было бесполезно и уже нечем) упала в слабо пузырящуюся массу.
– Что это?
Силмэриэль открыла глаза, недоуменно оглядываясь. Она, кажется, потеряла на миг сознание… а такого бесконечного удивления и легкого страха не видела на лице отца еще никогда.
Пробирка упала на пол, со звоном разлетевшись на мелкие осколки, но Саруман не обратил на потерю порции драгоценной крови никакого внимания, зачарованно глядя на яростно пузырящуюся глину.
– Твоя кровь… испортила мой питательный раствор. Что в ней такое?
Саруман проворно отскочил в сторону, потянув ее за собой. Казалось, дрожащая как в лихорадке емкость вот-вот разлетится на куски, но, взметнув напоследок язык пламени, почерневшая магическая глина застыла маслянистой пленкой на дне.
========== Часть 7 ==========
– Что в ней такое? – машинально переспросила Силмэриэль, вновь пытаясь вытереть нос рукой. Кровь лишь еще больше размазывалась, но неприятное ощущение сырости временно пропадало. – Не знаю… то же, что и у тебя.
Наверное, все то, что я хочу пожелать тебе, папа. Что ты пробуждаешь во мне.
Хотя это нехорошо… и неправильно. Ощущение, что ненавидеть отца и желать ему смерти недопустимо… и страшно, несмотря ни на что вновь вернулось, гася и отравляя сомнениями сладко холодящую изнутри мстительную решимость.
Избавиться от ставших невыносимыми гнета и унижений… и остаться один на один с чуждым и непонятным миром, где никто, кроме папы, не знает ее и не подобен ей. Хочет ли она и решится ли? Если бы он хоть чуть-чуть изменился… совсем немного.
– Дай руку.
Силмэриэль отрешенно смотрела на пустой флакон в руке отца, не понимая, что он хочет сделать. Момент, когда подоспевшие орки заменили поддон с испорченной глиной на новый, она пропустила, опять выпав из реальности.
– Ай! – От обжегшей руку пронзительно-резкой боли она чуть не упала, вздрогнув всем телом. Опять отец делает ей больно… сколько можно. И он даже не в состоянии понять…
Кровь тонкой струйкой потекла из безжалостно надрезанного запястья. Думая лишь о том, чтобы не пролить ее, Саруман удерживал ее за руку, крепко прижимая флакон к ране.
– Папа… у тебя есть лечебный эликсир?
Не разреветься было очень трудно, губы все сильнее дрожали, искривляясь. Сегодня было слишком много боли и крови, она так устала и хочет… хотя бы кровоостанавливающего эликсира. Чтобы не чувствовать себя несчастной смертной девчонкой.
– Нет, – равнодушно ответил Саруман, не отрывая заинтересованного взгляда от флакона с ее кровью, на вид такой же красной, как у смертных.
Он может забрать ее всю, если понадобится, так же спокойно.
– Я проверю, что можно с ней сделать. Интересно…
– Что тебе интересно? – С возмущением сказать отцу, что она не подопытное животное, не получилось, голос все еще дрожал от постыдной жалости к себе.
– Что случится, если пролить твою кровь на алтарь поклоняющихся Тьме. Они подумают, что…
– Ты хочешь принести меня в жертву Морготу? Спасибо, папа, – натянуто улыбнулась Силмэриэль, не понимая, было это случайное любопытство, далеко идущие планы или отец впервые в жизни пошутил. – Что не отдать оркам… ты правда стал выше ценить меня.
– Это ни к чему, – улыбнулся Саруман, обнимая ее за плечи. – Дикари уже много веков проливают кровь в своих храмах, не получая взамен ничего. Их бог не слышит их и, увидев, наконец, эффект, падут ниц перед получившим благословение Тьмы. Достаточно лишь немного моей глины и твоей крови… Но в этом нет нужды – уже наутро будут первые полуорки. Потом я быстро выращу целую армию, а ты поможешь мне… со смертным. Раз уж твою тягу к ним не победить… Он еще вернется, и скоро. Дэнетор чувствует, что сила Мордора возрастает с каждым днем, только не понял, что с ним бороться бессмысленно, и не поймет. Но его наследника можно убедить, если немного постараться.
Со смертным? Откуда-то взявшаяся в до предела измученном теле горячая кровь прилила к щекам. Это не бред помрачившегося разума, отец правда позволит ей… один раз в жизни познать то, о чем она давно отчаялась мечтать? И ради чего готова на все, даже помочь отцу погубить его? Нет… или да.
– Ты обманешь его, папа… – прошептала Силмэриэль, заглядывая в блеснувшие легким злорадством глаза отца. – Не дашь, что обещал.
– Я ничего не обещал, – невозмутимо ответил Саруман, аккуратно выливая в пузырящуюся глину свежеприготовленный эликсир. – Он сам решил, что может использовать меня в своих целях. Выше самоуверенности Боромира лишь его тщеславие. И чрезмерное бесстрашие, что сродни глупости.
Выше его тщеславия и самоуверенности лишь твои, папа.
Силмэриэль собрала все оставшиеся силы, чтобы закрыть сознание, в последнее время у нее лучше получалось не давать отцу копаться в своей душе. К счастью, Саруман и не старался сломить сопротивление, сосредоточившись на готовом вот-вот завершиться главном эксперименте его жизни.
***
Над кем ты собрался властвовать, папа, если истребишь всех смертных людей?
Силмэриэль никогда не любила смертных, порой жалела и завидовала (за похожую на краткий сон жизнь) и ненавидела за это же, но орки, кроме презрения и отвращения, не вызывали ничего. И с каждым днём набирающему силы Великому Злу нужны покорные рабы, а не союзники. Как и ее отцу. Она лучше, чем кто-либо другой, это знала.
Прочерченный пересекающимися линиями ставший уже мучительно родным черный каменный пол сам собой уходил из-под ног, кренясь и шатаясь. Она не хочет спрыгнуть вниз, совсем не хочет… но может случайно упасть, потому что слишком устала, и тело плохо слушается ее. Как обидно.
Дышащий холодом заснеженных вершин Мглистых гор ветер бросал в лицо растрепавшиеся волосы (заколка расстегнулась и соскользнула на пол от удара о стену), прижимал вплотную к ногам подол платья и ощутимо подталкивал в спину, пытаясь скинуть с предательски скользкого края. Плакать не хотелось. Неприятно склеившие ресницы полузастывшие капли выступили сами собой от режущего глаза света – она уже совсем отвыкла от него в полутьме подземелий и башни.
Отец не выпускал ее оттуда целую вечность, не меньше. Ощущение времени изменило ей. Силмэриэль со странным равнодушием смирилась, что больше никогда не увидит кажущегося обманчиво близким неба над вершиной Ортханка… в телесном облике по крайней мере.
Только закопченные своды пещер, отблески огня и скалящих зубы полуорков, еще покрытых слизисто-грязной пленкой породившей их глины, оскверненной темным папиным колдовством. Гораздо более высоких и похожих издали на крепко сложенных людей, в отличие от неказистых кривоногих орков, с чертами, подобными человеческим, что делало их особенно пугающе-неприятными.
В павшем перед отцом и тем, кому он служит, Средиземье останутся лишь они, и другие порождения Тьмы, и дым Роковой горы застит солнце, как в Мордоре. Силмэриэль вздрогнула и ухватилась за каменный уступ, впитывая взглядом тусклое, но пока скрываемое лишь разорванными ветром серыми облаками солнце живого мира.
Неужели отец прав, презрительно называя ее полукровкой, неспособной сродниться ни с одной из слившихся в ней сущностей? И она никогда не поймет, чего хочет, одновременно восхищаясь и темным искусством отца, искренне желая быть его ученицей, помощницей и наследницей, и красотой неискаженного мира? Люди вызывали в ней зависть и неприязнь, мстительное желание добавить страха и страданий в их беззаботно краткую жизнь, а орки сильнейшее отвращение.
Тебе просто не хватает любви, Силмэриэль! Она отличает людей… и тебя от исчадий мрака. Ты умеешь и хочешь любить… Но ты не найдешь ее на вершине Ортханка, дочь Курумо.
Проклятье! Ноги опасно заскользили по обледеневшему полу, чуть было не дойдя до края. Инстинктивно удержав равновесие взмахом руки, Силмэриэль окончательно поняла, что совсем не желает небытия – человеческая радость и облегчение затопили грудь пьянящим теплом. Любовь… легко сказать. Почему она только всех ненавидит, особенно влезающих в сознание без спроса?
Кто… это еще такой? Опять приехал незванным… ему же хуже. Силмэриэль напрягла зрение, вглядываясь в фигуру в темно-сером плаще с не таким красивым, как у ее отца, больше похожим на обычную толстую палку посохом. Светлый… слишком светлый. Соприкосновение с его сознанием оказалось раздражающе неприятным… и в то же время согрело почти неведомым ей чем-то, что дарят друг другу смертные, до боли раздражая незаслуженным счастьем.
«Обойдусь без твоих советов… Олорин! – Имя появилось в мыслях само собой, заставив досадливо нахмуриться. – Ты напрасно приехал»… Ай!
Едва произнеся последние слова, Силмэриэль схватилась за готовую расколоться от неожиданной боли голову – внутри словно зашевелился раскаленный докрасна стальной прут. Это уже папа любимый… и до того любящий, что словами не передать. Закрываться от него надо… всегда и как можно сильнее. А от не в добрый час приехавшего светлого мага она хочет закрыться… или пусть скажет хоть что-нибудь новое?
Тебе нужна отцовская любовь, Силмэриэль, а не любовь смертных мужчин, именно ее ты отчаянно хочешь… и злишься на весь мир, не получая.
«Проклятье! – выругавшись сквозь зубы, Силмэриэль изо всех сил ударила кулаком по гладкой черной стене, разбив в кровь костяшки пальцев, и отвернулась навстречу перехватывающему дыхание колючему ветру, без следа сдувшему с ресниц унизительные слезы. – Гори ты в Ородруине!»
Она и без проклятого светлого мага знает, что отец не любит ее и никогда не полюбит. И давно смирилась с тем, что это невозможно – предавшиеся Тьме не умеют любить. Он приехал издеваться над ней?
– Гэндальф Серый торопится в Изенгард, чтобы спросить моего совета? – Голос отца звучал спокойно и непринужденно, с, казалось, искренним радушием. И он даже не наказал ее… за попытку подслушать разговор.
Ты не настолько умен, как кажешься, Оло… Гэндальф, если так.
Донести свои слова до заезжего волшебника Силмэриэль больше не пробовала, стараясь лишь как можно быстрее преодолеть нескончаемое спиральное переплетение ступеней.
– Почему ты скрываешь ото всех свою прекрасную дочь, Курумо? – Блекло-серые глаза светлого мага обезоруживающе мягко оглядели ее из-под седых кустистых бровей, заставив запнуться. – Силмэриэль давно пора увидеть мир… и позволить ему на себя посмотреть.
Остатки злости и раздражения, поддерживавшие силы, вытекли, как вода из прохудившегося сосуда. Силмэриэль машинально коснулась пальцами кончика носа, выдающего ее несовершенство полукровки… Гэндальф не только недостаточно мудр, но и подслеповат, встреча с отцом плохо кончится для него.
Она же ужасно выглядит, хуже чем когда бы то ни было – приводить себя в порядок после отцовских побоев и долгих часов (или дней) в подземелье не было ни сил, ни желания. И незачем… отец в последнее время оставил свои привычки касаться ее, хвала Эру, может, так дольше не вспомнит. Поэтому, наконец заглянув в зеркало, Силмэриэль лишь криво улыбнулась, оценив масштабы бедствия, и, еще больше возненавидев все, пошла полюбоваться Мглистыми горами.
– Ты ведь не за этим пришел, верно… мой друг?
Не удостоив ее взглядом, отец слегка коснулся плеча Гэндальфа, приглашая пройти в кабинет. За возможность подслушать их разговор Силмэриэль отдала бы все на свете… может, если чутье не обманывает ее, речь зайдет о занимающих в последнее время все мысли отца темных и странных делах, и он поведет гостя к Палантиру? Проскользнуть незаметно в кабинет было совершенно невозможно, но…
Бывать в сердце башни, кажущимся бездонным каменном мешком без окон, освещаемом лишь проникающим в боковые двери рассеянным полумраком и единственным подсвечником у похожего на трон черного каменного сиденья, Силмэриэль боялась и не любила с детства. Накрытый плотной тканью круглый камень на высоком постаменте притягивал взгляд, заставляя представлять таящихся внутри чудовищ. Отец запирал ее здесь в наказание за шалости, иногда поднимая под самый тонущий в неизбывной тьме потолок.
Дышать и думать стало легче, и даже радость жизни отчасти вернулась – Саруман отвлекся от нее, перенеся все внимание на Гэндальфа. Силмэриэль присела у стены за резной каменной спинкой, стараясь реже вдыхать и прогнать навязчивые мысли… детские обиды и страхи помимо воли вставали перед глазами, заставляя вновь желать отцу побыть на ее месте и узнать, как больно и страшно удариться затылком о потолок, ощущая под собой лишь пустую черную бездну.
========== Часть 8 ==========
И ей придется вспомнить, каково это – когда папа поймет, что она сделала. Хотя он и так не дает забыть… до затылка еще долго будет невозможно дотронуться. А поймет он обязательно, и магия не понадобится – просто услышит биение сердца, лихорадочно трепыхающегося в груди, как пойманная рыба, не давая вдохнуть, она и сама его слышит.
Боль от почти до крови впившихся в ладони ногтей едва ощущалась и не помогала успокоиться, от нарастающего удушья перед глазами замелькали красные точки. Она умрет здесь до их прихода, если не сумеет взять себя в руки…
А может… еще не поздно незаметно выскользнуть в приоткрытую дверь и позорно сбежать в самый дальний и темный угол Ортханка, дрожа от парализующего волю страха, зализывать раны и восстанавливать силы, раз и навсегда склонившись перед волей отца и оставив попытки что-то изменить… Хотя нет, поздно – дверь с царапнувшим сердце скрипом отворилась, чуть рассеяв мрак… наверное, оставаться на стороне света в столь похожей на цитадель Тьмы башне в принципе невозможно.
– Палантир опасный инструмент, – в приглушенном голосе Гэндальфа звучали нотки тревоги и неодобрения. Он наконец начал что-то понимать… только слишком поздно. – Пока найдены не все видящие камни, мы не можем знать, кто увидит тебя оттуда… и подчинит своей воле.
Силмэриэль замерла, невольно пригнувшись и втянув голову в плечи в ожидании удара… он вот-вот должен был взорваться огненным вихрем в голове, пронзая виски ранящими осколками. Но мгновения текли, не принося ничего нового, лишь гулко отражающиеся от стен голоса спорящих у вновь закрытого покрывалом Палантира отца и Серого мага. Она не для того пошла против отца – на столь открытое неповиновение Силмэриэль не решалась еще никогда, – чтобы ничего не услышать из-за застилающего сознание страха.
– Они ищут кольцо… и убьют того, кто несет его.
Отец произнес неизвестно что означающие, но, как инстинктивно поняла Силмэриэль, страшные слова совершенно бесстрастно, не меняясь в лице. Заметил ли Серый маг мимолетную тень злорадства на дне ничего не выражающих черных глаз? Силмэриэль не могла рассмотреть лицо отца, она даже не решилась пока выглянуть из ненадежного убежища, но что все было именно так, не сомневалась.
– Фродо… – с ужасом пробормотал Гэндальф, отступая к закрывшейся, повинуясь горящему уже неприкрытым злым торжеством взгляду отца, двери.
Ты допустил ошибку, Серый маг, придя сюда, и не уйдешь… пока отец не получит все, что ему от тебя нужно. Надо было услышать ее и поворачивать назад сразу, хотя, возможно, и тогда было уже поздно.
Гэндальф сейчас почувствует… все то, что неоднократно испытала она, и испытает еще, если не… Его также терзает липкий страх и тоскливый безнадежный холод в груди, как ее? Странное чувство, похожее на сопереживание, смешанное с поднимающейся тьмой, развеяло трусливое оцепенение, позволив поднять голову и осторожно выглянуть, поедая взглядом обреченного мага.
Ужаса и отчаяния на побледневшем и перекошенном от удивления лице Гэндальфа не было, лишь безграничный страх… не за себя – Силмэриэль до сих пор не знала, что такое бывает. За нее никто еще не боялся, и никогда не будет бояться. Он смог то, чего не удавалось ей – не дрогнуть перед отцом и не подчиниться ему, и поплатиться за это… Саруман убьет его. Если он только не сделает вид, что смирился… чтобы ускользнуть из лап отца потом.
Ну обмани его… давай же! Не губи себя так глупо и бессмысленно!
Силмэриэль почти решилась подсказать спасительное решение неспособному додуматься до очевидного светлому магу, не понимая, почему хочет помочь ему спастись – чтобы наконец хоть отчасти отомстить за свои унижения или потому что он дал ей немного того, чего никогда не давал и не даст отец? Нет, она лишь зря погубит себя, по-настоящему белый маг никогда не поступит так… глупец.
– С каких пор Саруман Мудрый променял мудрость на безумие?
Силмэриэль с ужасом и восхищением смотрела на произнесшего невозможно дерзкие слова Гэндальфа и пылающие гневом глаза окончательно утратившего невозмутимость отца. Она могла сказать ему такое лишь в стыдливо убегающих под утро снах, а безумца в сером плаще не напугали ни наглухо закрывшиеся двери, ни готовая разгореться стеной всесжигающего пламени темная ярость.
Берегись… Олорин!
Прежде чем она успела прикоснуться к сознанию серого мага, удар отцовского посоха – Саруман не бил Гэндальфа наотмашь, как ее, а использовал против более достойного соперника темное колдовство – заставил его отлететь к дальней стене и со стоном сползти на пол, еле удерживая в руках посох.
Да!
Сладкое злорадство пробежало холодком вдоль спины, заставив замереть сердце – серый маг не сдался так просто. В следующее мгновение уже отец потерял равновесие и растянулся на полу… ради того, чтобы такое увидеть, стоило жить двести лет, и умереть сегодня. Силмэриэль и представить не могла, что это возможно, он не так уж и неуязвим?
– Гэндальф!
Теперь точно все кончено… пути назад нет и не будет. Какая добрая или злая сила заставила ее выкрикнуть это, когда новый отцовский удар до крови из носа припечатал Гэндальфа к стене?
Саруман вздрогнул и обернулся, злое торжество в его взгляде сбилось, сменяясь недоумением, и… с трудом приподнявшемуся серому магу все же хватило сил для еще одного удара. Выпавший из руки отца посох откатился чуть в сторону, мгновенно притянув к себе взгляд… в дергающемся и ускользающем в темноту, как после целой бутыли проклятого растворителя мире он был единственным до боли ясно видимым светлым пятном.
– Я устала стараться… папа!
Пальцы уже судорожно сжимали безупречно гладкое светлое дерево… она теперь ни за что не разожмет их… даже после смерти тела, и пока рука не сгорит дотла в проклятом темном пламени.
– Ты…
– Да!
Обещающий все возможные в этом мире муки взгляд отца не тронул, и не напугал, последние остатки страха разлетелись на стремительно тающие на солнце осколки, как подернувший осеннюю лужу первый тонкий лед под ногами. Он не накажет ее… больше никогда, а если и… Плевать, все нестрашно и неважно после того, как она накажет его… сейчас.
Спина вплотную прижалась к спине все же сумевшего подняться на ноги Серого мага, гладкое чуть тепловатое на ощупь древко послушно лежало в ладони, не пытаясь обжечь или поразить молнией самозваную новую хозяйку. Одновременно леденящее и обжигающее исступление туманило голову, бушуя пожаром в крови, готовое вот-вот смениться всепобеждающей неконтролируемой тьмой.
– Так тебе и надо, папа! Гори в… Тангородриме!
Что это, кстати? Надеюсь, что-то плохое.
Невидимые иголочки, вперемешку разогретые и ледяные, кололи кончики пальцев. Магия… или заполняющая глаза и душу Тьма – неважно – потекла сквозь них, ударяя молнией с похожего на любимую вершину Ортханка наконечника посоха. Смешиваясь с бьющим из посоха Гэндальфа ослепительно белым разрядом прежде неведомая ей самой сила легко оторвала отца от пола и бешено закружила, заставляя лететь все выше под потолок.
– Ты не сможешь удерживать его там вечно, Силмэриэль, чары неизбежно ослабеют и… – Гэндальф, сгорбившись, оперся на посох, чуть дрожащей рукой вытирая лоб. Засыхающая кровь, как и у нее, испачкав губы и подбородок, запятнала темно-серый плащ.
