Текст книги "Как стать злодеем (СИ)"
Автор книги: Братислав
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Как стать злодеем
Глава 1. Семейство злодеев
Городок Лэйкхилл находится на севере Шотландии на берегу Безымянного озера. Кто-то слышал о нём, кто-то – нет, но именно здесь, чуть более трёх лет назад, обосновалось семейство Грин. И практически сразу с их появлением среди местных жителей о них начала распространяться дурная слава.
– Это из-за них все наши беды. Из-за них происходят все несчастья, – частенько жаловались люди. – Управы на этих Гринов нет!
Но особенно рьяно любили посудачить о Гринах местные старожилы, когда прочие темы для сплетен были исчерпаны. Их обвиняли во всём, чём только можно: начиная от пожара и заканчивая потерей любимых носков. Порой дело доходило до полного абсурда…
– Говорю вам, эта семейка связана с потусторонними силами, – обращался к очередному посетителю владелец паба, наполняя кружку янтарного цвета пивом. – Моя жена должна была родить мне двойню, но по какой-то причине дети пропали из её чрева задолго до появления на свет. Уверен, без треклятых Гринов точно не обошлось!
Наиболее адекватные посетители предполагали, что может его жена и вовсе не была беременна и обманывала мужа в своих личных целях, ведомых ей одной, и владелец паба очень злился на них, думая, что его обвиняют во лжи; другие – во всём соглашались с ним; третьим же было всё равно – они просто зашли посидеть в уютном пабе и пропустить кружку-другую пенного напитка.
Лишь для пастора местной церквушки всеобщий страх пред Гринами являлся большим плюсом: число прихожан выросло в разы. Люди были так напуганы, что приходили молиться чуть ли не каждый день. А выходя из церкви, они крестились и со страхом взирали на особняк недоброго семейства в надежде, что тот внезапно вспыхнет и под карою божьей рассыплется. Но к большому огорчению многих ничего подобного не происходило.
Особняк же Гринов находится вне города на вершине высокого холма, расположенного прямо посреди Безымянного озера, поэтому он виден из любой части Лэйкхилла. Огромное, серого цвета трёхэтажное здание венчает крыша из тёмно-синей черепицы со стройным стальным шпилем. А вся территория особняка огорожена каменным забором, покрытым буйно разросшимся плющом. Окна особняка также, как и глаза недоброго человека, вызывали у жителей ещё большее подозрение, так как всегда были плотно занавешены.
Добраться же до отчуждённого кусочка суши возможно было лишь по узкой полоске земли – перешейку, который соединял Лэйкхилл с Гринами. Но когда начинались проливные дожди, которые шли здесь весьма часто, то и эту, единственную, переправу подтапливало.
В дела Гринов никто никогда не вмешивался, ведь чем они промышляли – неведомо было никому. Да и вообще на памяти горожан хозяева жуткого здания не часто покидали своё жилище, а уж за последние два года их видели всего несколько раз – да и то только мистера и миссис Грин, их же сын словно вовсе испарился, и сие обстоятельство порождало новые и ещё более нелепые слухи…
– Бедный мальчик, они наверняка убили его, – говорили одни.
– Так и есть, – поддакивали другие и тут же добавляли: – Его принесли в жертву дьяволу, как пить дать.
– А может, они его съели? – предполагали третьи. – Вы же видели их рожи, самые, что ни на есть, людоедские!
Не смотря на то, что Грины не часто покидали свой дом, жители знали, что особняк не пустует: на это почти каждый вечер указывал свет в окнах. Вот и сегодня, выходя из церкви после вечерней службы, люди вновь могли наблюдать светящиеся окна второго этажа и лишь догадываться, что за ними происходит.
Этим вечером нелюдимое семейство ужинало за длинным столом из чёрного дерева. Мистер и миссис Грин сидели за противоположными концами стола и нервно поглядывали друг на друга, периодически переводя взгляд на сына, который вопреки всем слухам был живее всех живых. Он сидел посередине и, склонив голову над тарелкой, вяло ковырял вилкой в овощном рагу. В воздухе витало сильное напряжение: каждый из членов семьи знал, что им предстоит серьёзный разговор. Первым томное молчание решил нарушить глава семейства.
– Генри… Твой дед был великим злодеем, – начал мистер Грин разговор как можно более издалека. – Он совершил немало плохих дел и предпринял не одну попытку захватить мир. Его чтили и уважали в злодейских кругах…
– Ох, да неужели опять! – перебил отца сын. – Почему прежде, чем начать читать мне поучительные лекции и отчитывать, ты всегда упоминаешь дедушку? Мне плевать на него! Впрочем, как и на всех остальных предков нашей семьи. Если мы вновь собрались за тем, чтобы обсуждать моё поведение…
– Сегодняшний разговор не касается твоего поведения, – как можно сдержанней проговорил отец.
– Нет?
– Нет. И к слову, я требую, чтобы ты впредь уважительней относился к памяти о наших предках. Род Гринов ужаснейший и древнейший, он уходит корнями в глубину веков, и никому не дозволено оскорблять его в моём присутствии; даже родному сыну. Ты понял, Генри?
Парень насупился и вышел из-за стола.
– Не смей игнорировать меня! – рявкнул отец и ударил кулаком по столешнице. – Живо вернись на место!
– Маркус! – вмешалась миссис Грин и впилась в лицо мужа холодными глазами.
– Что? – раздражённо выдавил мистер Грин. Ноздри его расширились, а у виска запульсировала жилка. – Жавотта, ты опять его защищаешь?
– Ничего подобного, – ровным тоном ответила жена. – Но мне кажется, мы собирались сообщить Генри одну важную вещь. И не думаю, что намечающийся скандал поспособствует её здоровому обсуждению.
– Тогда ему следует принимать во внимание мои слова, Жавотта. Если он хочет стать великим злодеем…
– Я не собираюсь становиться злодеем! – горячо возразил Генри, который до сих пор не мог твёрдо решить – покинуть ему зал прямо сейчас или остаться и выслушать, что ему хотят сообщить такого важного.
– Но ты обещал! – на весь зал крикнул мистер Грин.
– Я обещал вам больше не геройствовать, – ощетинился Генри. – Но становиться злодеем… Никогда!
– У тебя нет выбора. Никто из рода Гринов никогда не служил добру, никто из них не переметнулся на светлую сторону, никто из них не отказывался от идеи захватить мир.
– Так может мне нарушить традицию? – съязвил сын.
– Ты смеешь мне угрожать?!
– А что если да!
– Ах, ты… – Мистер Грин схватил со стола тарелку и уже собирался в порыве гнева метнуть в сына, как вдруг, словно гром среди ясного неба, раздался голос миссис Грин:
– Молчать! Оба!
Казалось, что на следующую минуту время в зале остановилось: мистер Грин застыл с тарелкой в руке, Генри, приготовившийся принять удар семейного фарфора, прикрыл лицо руками, и даже огонь, доселе ярко полыхавший в камине, как будто сжался в страхе, втянув в себя жгучие языки.
– Генри, присядь, – наконец сказала миссис Грин, и Генри немедля послушался. – Ты тоже, Маркус. Можешь сесть.
Мистер Грин, всё ещё пребывающий в оцепенении, не сразу последовал примеру сына, и, только когда жена повторила своё разрешение, опустился на стул.
Выждав ещё немного, пока с лица мужа сойдёт багровая краска и все успокоятся, миссис Грин заговорила холодно и отчётливо:
– Генри, наконец наступил тот день, когда мы с твоим отцом можем сказать, к чему так долго тебя готовили.
– Скорее заставляли, – еле слышно пробурчал сын.
– На протяжении многих лет мы передавали тебе знания, которые безусловно сыграют свою роль в твоих будущих злодеяниях. Ни слова! – быстро скомандовала миссис Грин, видя, как сын уже раскрыл рот, чтобы возразить. – Эти знания очень ценный груз для тебя, в первую очередь потому, что тебе крупно повезло родиться в семье потомственных злодеев и не пришлось всё постигать самому, как это делают злодеи-самоучки. Но, к сожалению, мы не способны в полной мере подготовить тебя к трудностям, с которыми ты можешь столкнуться нос к носу, не способны дать тебе больше, чем имеем. И поэтому через месяц тебе предстоит отправиться в Селтфосс и проходить дальнейшее обучение там.
– Куда мне предстоит отправиться? – переспросил Генри.
– В Селтфосс, – невозмутимо повторила мать. – Это университет для злодеев. Один из лучших в мире. И лучший в Европе.
– Для злодеев? Почему-то раньше вы мне не говорили, что такие существуют.
– Между прочим, в Селтфоссе учился твой дед, – вставил мистер Грин ни к селу, ни к городу.
– Существуют. Просто мы считали, что до сих пор тебе не следовало этого знать. Лишний скандал нам был ни к чему, понимаешь?
Генри чувствовал, как внутри у него вновь зарождается неистовый ураган, желающий вырваться на свободу всплеском буйных эмоций. Но пронзительный взгляд матери не позволял ему этого сделать.
– Я никуда не поеду, – процедил он сквозь зубы.
– Не тебе это решать! – не выдержал мистер Грин.
– Маркус, держи себя в руках. Не забывай, тебе вредно много нервничать. Я удивляюсь, как на тебя ещё не нашёл приступ мигрени?
– Она уже со мной, – ответил муж. – Чувствую, как голова раскалывается всё сильнее. Но сейчас это не важно, мы собрались обсуждать тут не мою мигрень. Могу и потерпеть.
– Итак, Генри, твой отец прав: у тебя нет выбора. Через месяц ты отправишься в Селтфосс. Всё, что необходимо – форменный плащ и новый коммуникатор, мы тебе уже купили. Твоё дело – собрать личные вещи.
Вынесенный матерью вердикт казался Генри окончательным и бесповоротным. Неужели ничего нельзя изменить? Неужели нет никакой лазейки? Парень уже готов был смириться со своей будущей участью, как вдруг его осенила блестящая и, по его мнению, спасительная мысль.
– А как же вступительные экзамены? Я их нарочно завалю и тогда меня не примут. Ха!
– Мне нравится твоя находчивость, Генри. Однако, Селтфосс – это не какой-то там университет для свежезавербованных сторонников зла. Селтфосс – университет исключительно для потомственных злодеев и прислужников, чья верность тёмной стороне проверена поколениями. Это университет для элит, и ты туда зачислен ещё с самого рождения. Тебе не придётся ничего сдавать.
Генри совсем поник. Он больше не знал, что возразить, как выпутаться из навязанного положения дел.
– Я ненавижу вас, – тихо произнёс парень, переведя взгляд к себе в тарелку и сжав кулаки. – Всегда всё за меня решали и не оставляли права выбора. Лучше бы этот дом вместе с вами провалился в преисподнюю.
– Если тебе станет легче: ты не увидишь его и нас до следующего лета, – сказала мать.
– Чтобы потом провести его взаперти, как, впрочем, и последние два года? Без права выйти?
– В том, что последние два года мы запрещаем тебе покидать пределы нашего особняка, только твоя вина, – сказал отец, указав на зелёную шевелюру сына, состоящую целиком из листьев. – Если бы не твои выкрутасы…
– А зимой? К зиме листья опадают, да и вообще я мог ходить в шапке. Никто ничего не заподозрил бы.
– Люди и так подозревают нас в нечистых делах, уж я слышал, что про нас поговаривают горожане. И с каждым годом их подозрения усиливаются. Порой я подумываю: не пора ли нам переезжать на новое место?
– А если люди вдруг узнают кто ты… – подхватила мысли мужа миссис Грин. – Если увидят твой облик, тогда нас точно раскроют. Поэтому мы решили не рисковать и посчитали, что так будет лучше и для нас, и для тебя.
– Да вы ни черта на знаете, что лучше для меня! Ни черта! – выкрикнул Генри и, выйдя из-за стола, на этот раз твёрдо направился к выходу из зала.
– Стой! – окликнул его отец, но было поздно: дверь громко хлопнула, дав понять мистеру Грину, что сын более не намерен продолжать разговор.
– Нет, ну по-твоему, это нормально, Жавотта? Мы столько для него сделали, столько приложили усилий, а он ещё чем-то недоволен. Порой мне кажется, что он вовсе не мой сын.
– Маркус, не говори ерунды, – ответила супруга. – Просто он в своё время насмотрелся телевизора и решил, что может обрести сверхспособности, как у героев.
– Чёртово телевидение… Мы ему тысячу раз повторяли, что для злодея это невозможно. Только человек с чистой душой, человек готовый служить добру и бороться против зла способен получить сверхспособности. А он…
– Это была всего лишь навязчивая идея. И к тому же, за эти два года не произошло ни одного несчастного случая.
– Да, хоть это радует, – облегчённо выдохнул мистер Грин. – Но его поведение осталось таким же. И я боюсь, если нашу маленькую тайну узнает кто-то из других злодеев… Ты понимаешь, что с нами будет, Жавотта?
– Думаю, тебе не стоит слишком сильно беспокоиться. Селтфосс его исправит, вот увидишь. Но если хочешь, я могу завтра поговорить с ним ещё раз, – поспешила сказать миссис Грин. – И мне кажется, Генри сам никому не захочет рассказывать о своём прошлом.
– И всё-таки поговори с ним. К тому же, к тебе он, что ли, более склонен прислушиваться, – настоял муж и даже слегка улыбнулся.
Вдруг напольные часы у камина стали громко отбивать восемь вечера, и улыбка мигом сошла с лица Грина-старшего, сменившись чудаковатой гримасой полной боли.
– О-о-о, – простонал мистер Грин. Чёрт бы побрал эти часы. Как же я ненавижу шум… Они вновь разбудили мигрень.
– Неужели? – удивилась супруга. – А не ты ли недавно кричал на Генри во всё горло? Ты порой гораздо больше создаёшь шума, и я не припомню, чтобы ты на себя хоть раз жаловался.
– Я – это совсем другое, – самовлюблённо произнёс муж, одновременно пытаясь оправдаться. – А вот часы… Я давно за то, чтобы их выбросить.
– Ни в коем случае! – запротестовала миссис Грин. – Это подарок моей мамы на годовщину нашей свадьбы.
– Да, твоя мать умеет делать «правильные» подарки, – сардонически заметил мистер Грин. – Пусть у твоего супруга болит голова, зато твоя мама будет довольна. Кстати, как она? Ещё не померла у себя во Франции?
– Маркус! – недовольно прикрикнула миссис Грин и одарила мужа тяжёлым взглядом, от которого ему явно стало не по себе.
– Ладно, ладно… Пойду-ка я, пожалуй, приму лекарство, а то, чувствую, голова сейчас точно взорвётся.
Проходя по коридору мимо комнаты сына, мистер Грин услышал его голос, словно тот с кем-то разговаривал. Он остановился и приложил ухо к двери, дабы лучше слышать слова. Но к его удивлению за дверью стояла полная тишина.
«Наверное, почудилось», – подумал мистер Грин. Отпрянув от двери, он вдруг почувствовал новую порцию головной боли и, решив больше не медлить, отправился за спасительными таблетками.
На самом деле мистеру Грину ничуть не почудилось: его сын, и правда, говорил кое-с-кем. Просто Генри быстро умолк в ту же секунду, как только заслышал за дверью шаркающие шаги отца. И вот, когда опасность миновала, парень вновь обратился к своему собеседнику, которым было плотоядное растение венера-мухоловка, отличавшееся от своего обычного вида тем, что было гораздо крупнее и с множеством острых зубок.
– Кажется, уходит, – произнёс парень, слыша шаги удаляющегося дальше по коридору отца. – Он-то и хочет отправить меня в этот… Селтфосс! Да и мать тоже… Они оба! Ба-а! Подумать только – университет для злодеев. Да они чокнулись!
Хоть Генри начал вновь сотрясать воздух, растение никак на это не реагировало. Как всегда, оно безмолвно стояло в горшке на подоконнике со слегка приоткрытой пастью-ловушкой. Но парень искренне верил, что оно его слушает, а потому продолжал говорить дальше.
– Венера, – ласково произнёс Генри, – сколько всё это будет продолжаться? Неужели они не понимают, что мне никогда не стать злодеем просто потому, что я этого не хочу. Я не желаю быть на стороне зла.
Растение слегка покачнулось на стебле, но парень расценил это как согласие.
– Ну, хоть ты меня понимаешь, – выдохнул он. Генри присел на подоконник и уставил взгляд вдаль – на Лэйкхилл, который из-за дождя виделся ему в виде размытого жёлто-оранжевого пятна уличных фонарей и окон домов. – Порой мне жаль, что ты всего лишь растение, Венера, и не можешь мне ответить. Но я верю, ты слышишь и понимаешь меня.
Генри перевёл взгляд на растение и протянул руку, чтобы его погладить. Но только он коснулся венеры-мухоловки, как та слегка извернулась, и пасть-ловушка моментально захлопнулась на пальцах парня.
– Ай! Отпусти! – взвизгнул он и отдёрнул руку назад. Генри посмотрел на пальцы: на них остались слегка кровоточащие ранки. – Чего кусаешься?
На эти слова растение лишь снова разинуло пасть.
Генри подошёл к зеркалу и уставился на своё отражение. Несмотря на то, что его голову покрывали зализанные к затылку листья, прям как у плакучей ивы, это обстоятельство его ничуть не смущало. Он давно свыкся со своим новым обликом. С минуту он глядел в свои глаза и мысленно повторял: «В тот раз у тебя почти получилось, Генри. Почти!», после чего уселся за письменный стол и включил настольную лампу. Он вынул из верхнего ящика большую тетрадь, которая служила ему в качестве личного дневника и, вооружившись ручкой, принялся записывать прошедший день.
Глава 2. Селтфосс
Вечерело. Постепенно воды атлантического океана сменились с голубого цвета на иссиня-чёрный.
Три подводные лодки, словно гигантские киты, неспешно плыли, чуть высунувшись над поверхностью воды. Они держали курс на белый густой туман впереди. За этой молочной пеленой виднелись очертания высокой горы: то был вулканический остров. На нём не росло ни травинки, вообще не было какого-либо намёка на жизнь, а берега покрывал черный песок в стать склону тысячелетия назад потухшего вулкана.
Ещё немного подлодки плыли по поверхности, а затем плавно, одна за другой, погрузились под воду. Освещая темноту прожекторами, они плыли дальше, пока впереди не показалось круглое отверстие – вход в подводный туннель, ведущий прямо под вулкан. Подлодки смело вошли под его мрачные своды и уже через минуту всплыли на поверхность озера внутри огромной пещеры.
В пещере было довольно светло благодаря не одному десятку ламп, свисающих с потолка, словно груши на верёвочках.
На бетонном берегу озера стояли двое – мужчина и женщина. Они ожидали прибытия подлодок. И поэтому, когда те вынырнули из воды, мужчина, невзирая на свою горбатость и явно преклонный возраст, принялся устанавливать спусковые трапы к носу каждой субмарины. Затем он вернулся на место возле женщины и вместе с ней уставился на люк ближайшей подлодки.
Через мгновение он откинулся и оттуда вылез человек в чёрном обмундировании с золотыми пуговицами; это был капитан судна. Он взглянул на берег и крикнул:
– Гортензия! Артур! Принимайте новеньких! – Капитан заглянул в люк и злобно зарычал: – Эй, вы, живее пошевеливайтесь! Вещи оставьте, их доставят отдельно в предоставленные вам комнаты.
Послышалось чьё-то недовольство, и из люка показалась голова парня с тёмными растрёпанными волосами, которого звали Мэт Маккинли.
– О-ох, – простонал он, – неужели прибыли? Поверить не могу, что я это перенёс. Вроде большая подлодка, а каюты такие тесные…
– Жаловаться будешь потом, парень, – прервал его капитан. – Давай, вылезай. Не задерживай остальных. Эй, а это что? Я же сказал оставить все вещи на судне! – недовольно воскликнул он, заметив электрогитару за спиной Мэта. – Их доставят отдельно.
– Но это моя гитара, я всегда ношу её с собой, куда бы не пошёл.
– Меня это не волнует. Таковы правила. Давай её сюда.
– Но я не могу без неё, – запротестовал парень. Она словно часть меня. Она…
– Живо! – приказал капитан.
Мэт презрительно фыркнул, но всё же подумал, что лучше подчиниться. Скрепя сердце, он снял гитару, перекинутую ремешком через грудь, и отдал в руки капитану.
– Если с ней что-то случится… – Чёрненькие глазки Мэта предупредительно сверкнули.
На корпусе двух других подлодок тоже появилось по капитану, и не менее сурово крикнули в люк, приказав своим пассажирам поскорее выметаться на берег.
Вскоре на берегу собралось около двух сотен человек, облачённых в чёрно-золотые или сине-серебряные плащи. Все так плотно столпились, что, казалось, невозможно было хотя бы раз не наступить соседу на ногу. В воздухе стоял гул множества голосов, но все они вмиг стихли, стоило лишь вмешаться высокой женщине.
– Тихо! – грозно выкрикнула она, и её голос незамедлительно отозвался эхом в стенах пещеры: «Тихо! Тихо! Тихо!»
На секунду показалось, что огромные сталактиты вот-вот сорвутся с куполообразного свода. Но толпа утихомирилась, и теперь всё внимание было обращено к женщине.
– Приветствую вас, первокурсники. Меня зовут Гортензия Гриндилоу, – представилась она. – Я – декан факультета прислужников, а также преподаватель по истории зла. Скоро начнётся банкет по случаю начала учебного года. Каждый из вас был зачислен на один из двух факультетов – факультет злодеев или, кхм, мой. Сразу хочу обратиться к моим будущим студентам.
Первокурсники, облачённые в синие с серебром плащи, навострили уши.
– Вам не стоит стыдиться своего факультета. Во все времена прислужники были неотъемлемой частью зла. Ни один настоящий злодей не мог обойтись без поддержки верного подданного. И Селтфосс поможет вам найти своего покровителя, в услужение которому вы поступите и будете следовать за ним во всех его злых делишках. А сейчас – все за мной.
Деканесса уже было собралась направиться к выходу из пещеры, как вдруг горбач, стоящий рядом с ней, намекающе прокашлялся.
– Совсем забыла представить, – спохватилась она и покачала головой. – Это – Артур Фичетт, смотритель нашего университета. Наверное, самый лучший смотритель за всю историю Селтфосса.
Артур Фичетт довольно улыбнулся: ему льстили слова коллеги. Сам по себе смотритель был очень горбат, причём настолько, что походил на шахматную фигуру коня. Смотрел он на всех исподлобья, отчего взгляд его казался всегда тяжёлым. Поправив свою клетчатую накидку, он тряхнул обвисшими щеками и обратился к первокурсникам хриплым голосом:
– Разбейтесь на пары. Проход впереди не больно широкий.
Уже совсем скоро первокурсники шли за деканессой и смотрителем по длинному коридору, сопровождаемые тенями, скользящими вдоль стены.
– Стойте! – неожиданно скомандовал Фичетт, когда коридор впереди разветвился направо и налево. Змейка из парней и девушек встала на месте. – Нам сюда!
Горбач указал тростью в руке на проход справа, над аркой которого дугой была выгравирована надпись «ЖЕРЛО ПЕРЕМЕЩЕНИЙ». Над проходом же слева тоже была гравировка, но со словами «НОРЫ ГРЕМЛИНОВ».
– Что ещё за Жерло перемещений? – спросил кто-то из толпы.
– Скоро узнаете, – ответил смотритель, не оборачиваясь. – Немного терпения.
– А кто такие гремлины? – донёсся до Фичетта женский голос. Но старик не успел ответить. Вместо него это сделал Мэт Маккинли, который шёл прямо за ним.
– О! Да неужели здесь кто-то не знает, кто такие гремлины? Так… Выполняют мелкие поручения и вообще всю самую грязную работу. Для настоящих злых дел уж точно негодны. Жалкие, я вам скажу, создания.
Ох, лучше бы Мэт этого не говорил, а промолчал. Но он был опечален тем, что его любимая гитара сейчас не с ним, поэтому дал волю эмоциям и слегка сорвался. Фичетта этот факт мало волновал, но последняя фраза парня так сильно его взбудоражила и зацепила за живое, что он мгновенно развернулся и с яростью стал лупить Мэта тростью.
– Ах, жалкие создания, говоришь! Ну, я тебе сейчас покажу, кто тут жалок!
– Прекратите… Ай! Больно ведь! – кричал Мэт, прикрываясь руками. – Я же только сказал, как есть на самом деле.
– На самом деле? На самом деле! Сейчас я выбью дурь из твоей башки!
Близстоящие первокурсники с выпученными глазами смотрели со стороны и не знали – стоит ли вмешиваться? А вот мадам Гриндилоу точно знала, что не стоит. Она с хладнокровием наблюдала за происходящим, не выказывая ни единой эмоции, словно всё так и должно быть.
Прежде, чем успокоиться, смотритель последний раз стукнул парня тростью и прорычал:
– Это послужит тебе уроком. Будешь знать, как уважительней относиться к моим маленьким помощникам. Ты меня понял, парень?
Мэт поспешно кивнул и решил, что впредь будет держаться подальше от этого сумасшедшего. А Фичетт приказал снова всем встать в строй и следовать дальше.
– А когда мы сможем увидеть гремлинов? – снова донёсся из толпы женский голос.
– Увидите. Но уж точно не сегодня. Сейчас они отдыхают в своих норах: у них выдался тяжёлый денёк. Знаете ли, вся эта суматоха с подготовкой университета к началу учебного года и праздничного банкета их изрядно вымотала. Хотя мне их ещё придётся потревожить, ведь они должны будут доставить ваши вещи по спальням.
Лицо Мэта приняло выражение беспокойства. Он представил, как его гитару несёт в своих когтистых руках какой-то жалкий гремлин, и парня пробрала дрожь.
Вскоре коридор привёл всех в самое сердце злодейского логова – жерло вулкана.
– А вот, собственно, и само Жерло перемещений, – возвестил Фичетт.
Здесь было довольно просторно. Входя сюда друг за другом, первокурсники озирались по сторонам и у них складывалось впечатление, что они оказались на дне длинной трубки. На её поверхности размещались множество прямоугольных проёмов, между которыми курсировали стеклянные кабины лифтов, способные перемещаться не только вверх-вниз, но и по окружности стены. Потому-то это место и назвали Жерлом перемещений.
Всё жерло освещалось специальной подсветкой, какую обычно используют на фасаде небоскрёбов. Взглянув ввысь, сразу сказать сколько здесь этажей было довольно непросто, так как они тянулись до самого кратера, который перекрывало большое круглое стекло.
– Ну, пойду будить гремлинов, – обратился смотритель к мадам Гриндилоу. Та кивнула, и Фичетт поспешно скрылся в проходе, из которого все пришли.
Первокурсники собрались вокруг круглого бассейна с фонтаном, представлявшем из себя несколько скульптур в центре. Самая значительная из них была выполнена из золота и изображала человека с суровыми глазами и вытянутым подбородком, который плавно переходил в козлиную бородку с завитком на конце. Рядом находилась серебряная статуя человека пониже ростом, и при этом склонившего голову. Обе же статуи стояли на чаше из чёрного мрамора, которую держали на своих хлипких плечах четверо очень знакомых Мэту существ. Безусловно, это были гремлины. На их каменных лицах было запечатлено выражение усталости и боли, а из их глаз, словно слёзы, били сверкающие струи воды. Часть девушек с особым восхищением рассматривали этих существ и вслух высказывали свои догадки, что это и есть те самые гремлины и как здорово было бы увидеть их вживую.
Мэт глянул на золотую табличку у края бассейна, которая гласила следующее: «Лорд Руфус Мрачный (1701–1779), основатель Селтфосса, и его прислужник Найджел».
– Внимание! – раздался отрезвляющий голос мадам Гриндилоу, который заставил разгудевшуюся толпу обратить на неё внимание. Позади деканессы была красивая двустворчатая дверь. Мадам Гриндилоу развернулась к ней и со словами «Селтфосс приветствует вас!» распахнула.
Незамедлительно до слуха новичков донеслись оглушительные рукоплескания: огромный зал, освещаемый вереницей уличных фонарей, в который все проследовали за деканессой, был полон людей в чёрных и синих плащах. Здесь собрался весь университет. Злодеи и злодейки, прислужники и прислужницы громко аплодировали, сидя за тремя длинными столами; четвёртый, пустующий стол, предназначался специально для первокурсников. Все столы были заставлены сверкающими золотыми тарелками, доверху наполненными разной едой: жареные цыплята, свиные отбивные, бекон и стейки, копчёная рыба, соусы, салаты из овощей и морепродуктов, шоколадные пудинги, арахис, чипсы, картофель-фри, фруктовые и овощные нарезки – в общем всё, чего душа пожелает.
Мадам Гриндилоу пригласила первокурсников присаживаться, а сама проследовала в конец зала к преподавательскому столу, за которым висел герб Селтфосса с изображением змеи, крепко опоясавшей кольцами земной шар; на гербе также имелась надпись, вышитая золотыми нитями: «Захвати мир, если сможешь» – своего рода девиз с явным вызовом в подтексте.
– Тишина! Прошу тишины! – обратилась мадам Гриндилоу к студентам, постукивая ложечкой об бокал. – К сожалению, наш многоуважаемый ректор вновь не сможет порадовать нас своим присутствием. У него как всегда много важных дел, и он очень занят.
Среди старшекурсников послышались вздохи разочарования. Ведь даже тем, кто доучился до последнего – четвёртого курса, ни разу не удалось увидеть ректора университета вживую. Он был для них загадочной личностью, о котором было известно ровным счётом ничего, кроме того, что он глава Селтфосса. Поэтому многие учащиеся даже ставили под сомнение его существование.
– Но я рада представить вам его заместителя, – продолжала мадам Гриндилоу, чуть-чуть повысив тональность, – декана факультета злодеев и преподавателя по зловещим изобретениям – Реджинальда Гиблла.
В центре зала раздался громкий хлопок и ближайшее пространство заволокло клубами серого дыма, от которого близко сидящие студенты закашляли. Но дымовая завеса довольно быстро рассеялась и взору всех предстал человек, сотрясающийся от маниакального смеха. У него был резкий орлиный профиль, грива волос, слегка редеющих у виска, кривые зубы с жёлтым налётом, а лицо гладко выбрито. Облачён декан злодеев был в белый лабораторный халат.
Гиблл перестал смеяться и состроил серьёзную мину. Сложа руки за спиной, он прошёл к преподавательскому столу и повернулся к студентам лицом.
– Ну! – было первое, что они услышали. В голосе декана чувствовался не то намёк, не то ожидание чего-то, что вот-вот должно произойти. – Ну-у! – повторил он, но парни и девушки лишь недоумённо переглянулись, всех так и подмывало спросить: «Что ну?». – Ну же, чёрт возьми! – сорвался Гиблл. – Вы будете сегодня мне хлопать или нет?!
Зал живо взорвался бурными аплодисментами. Гиблл с удовольствием слушал приятные для его ушей звуки. Хлопки постепенно начали угасать, но собственно самолюбие Гиблла требовало ещё, поэтому он жестами подначивал толпу, чтобы та продолжала рукоплескать. Наконец, вдоволь насладившись и удовлетворив самолюбие, он дождался тишины и начал свою речь:
– Во-первых, приветствую всех, кто находится сегодня в этом зале, в особенности – меня. А во-вторых, мне приятно осознавать, что Селтфосс вновь принимает в своих стенах новое поколение зла. – Взгляд Гиблла переметнулся на стол первокурсников. – Поколение, которому предстоит познать всё, что вы когда-либо слышали о зле, и то, чего вы пока не знаете о нём. И Селтфосс поможет вам в этом. Теперь я хочу обратиться исключительно к тем, кто поступил на мой факультет, то есть для злодеев.
Первокурсники в чёрных плащах с золотой вышивкой тревожно заёрзали на лавках.
– Скажите мне, какова цель истинного злодея? – монотонно спросил Гиблл.
– Захват мира! – хором ответили они, поняв, что вопрос совсем пустяковый.
– Именно! – подтвердил декан. – И отныне это должно стать вашим кредо! Вашей главной целью! Вашим смыслом жизни! Несмотря на то, что вы являетесь детьми наиболее знаменитых семей злодеев и злодеек, могу с уверенностью сказать, что доучатся до конца четвёртого курса лишь лучшие из вас, а слабаки вылетят из университета подобно пробке из-под шампанского. Также вы должны помнить: все студенты факультета злодеев – ваши будущие конкуренты за мировое господство, и не следует им давать спуску, уж вы мне поверьте. – Гиблл тяжело вздохнул. Ну и, конечно же, прислужники… Без них не может обойтись ни один злодей. Поэтому советую уже сейчас присматриваться к тем, кто сидит с вами за одним столом. Возможно, кто-то из них в дальнейшем последует за вами, станет вашей правой рукой в осуществлении зловещих и коварнейших планов.
