Текст книги "Сдвинув Призму. Книга Первая (СИ)"

Автор книги: BloodyHatt

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Капитан команды, науськанный деканом, не спускал с меня глаз, когда у меня выдавалась свободная минутка: он следил, чтобы я не учудил очередную глупость, которая может стать причиной моего отчисления из школы, команды или простой дисквалификации. На тренировках он молчал, да и я видел, что он готов живьем меня съесть, если я дам повод. Я не обижался, он все слишком близко принимал к сердцу, да и квиддич был для него всем, или почти всем. Он жил им, все знали, что в будущем он собирается посвятить жизнь профессиональной игре в одной из сборных, а я был его шансом на победы – следовательно, на известность. Из мрачных мыслей меня вывело уханье сов, что пикировали прямо на меня. Но это было уже привычно, так что я раздвинул было тарелки и вазочки с джемами для посадочного места, как длинный предмет, завернутый в паковочную бумагу, шлепнулся прямо предо мной, разбрызгав вокруг хлопья овсянки, перевернул тарелку с сосисками и разукрасил джемом обложку книги Грейнджер, что наконец обратила внимание на происходящее вокруг.

Многие обратили внимание на странную посылку, некоторые строили предположения, в то время как я поймал конверт письма, сброшенный мне с потолка крылатым бомбардировщиком снежно-белого цвета. Полярная сова совершила еще один круг почета и упорхнула в специальный проем, полетев обратно в совятню.

– Так-так-так, смотрите. Уборку Поттера оценили по заслугам, похоже, у него и правда талант. Что, Потти, тебе прислали новую швабру? Может тебя еще и в ассоциацию домовых эльфов примут…

– Заткнись, ссыкло. Явиться на дуэль, видите ли, храбрости не хватило, да и рот свой открыл издалека. Ты подойди и выскажи все в лицо… – злость клокотала в груди, но выражения лица было спокойным, я лениво опускал болтуна, в душе радуясь маленькой победе, да так сильно, что не заметил изменения ситуации.

– Вы сказали дуэль, мистер Поттер?

– Нет, что вы. Вам послышалось…

– Замолчите. Мне решать, послышалось или нет. Вам повезло, Поттер, но как только я узнаю о чем-нибудь подобном, Вы вылетите из школы быстрее, чем мистер Уизли скажет «что».

– Что?

Белая маска лица выдавила насмешливую улыбку уголками рта, и зельевар мрачно развернулся на пятках, взмахнув полами мантии, и таким же елейным тихим голосом продолжил:

– Желаю Вам удачи, мистер Поттер, Вам она завтра понадобится.

– Как это мило с Ваш…

– Минус три балла за дерзость, Поттер, – прозвучало издали, в то время как Грейнджер закрыла мне рот рукой, яростно поблескивая глазами.

– Не стоит, они того не стоят. У тебя и так хватает проблем, отработки и баллы, а у тебя завтра игра, и даже я не особо хочу видеть победу Слизерина, – скороговоркой протараторила она и, покраснев щеками, убрала руку от моего лица, снова уткнувшись в книгу, но теперь она была перевёрнута верх ногами, а её заинтересованный взгляд то и дело переносился на сверток, который под мое молчаливое одобрение Рон убрал под стол.

– Это метла, Гарри, я точно говорю, – шептал он с поблескивающим взглядом и с видом вора резко оглядывался в поисках подслушивающих или подсматривающих. Но, к счастью, мы не пупы земли, все быстро потеряли интерес к нам и посылке, что была адресована мне. Развернув конверт, я увидел записку, написанную размашистым почерком изумрудных чернил.

Протянул её Рону, так как Гермиона уже успела её прочитать. После Рона я вернул её обратно и, налив себе чай, спрятал клочок бумаги в карман.

– Это Макгонагалл, да? – с удивленным видом прошептал Рон, бросив быстрый взгляд за учительский стол.

– Угу.

– Я думал, она тебя не простила за тро… – увидев, как передернулось лицо Гермионы, он закончил более обтекаемо: – ну, того, что случилось. Ты понял…

– Да я и сам все понимаю, это было глупо и опасно. Кто знает, как бы оно повернулось, но все же Грейнджер рядом сидит и мрачно сопит, когда её обсуждают в её же присутствии… – с улыбкой закончил я, при этом увернувшись от увесистого томика под кривую улыбку Рона, что вновь вернулся к набиванию желудка.

– Ты завтракал?

– Нет, – ответ был сдавленным и сухим, безжизненным и душным, как ощущения у меня во рту и в желудке. Я, прикрыв глаза, сидел на деревянной лавке, находившейся напротив шкафчиков, и созерцал дерево потолка раздевалки. Где-то вдалеке был слышен шум, крики и песни: квиддич для многих являлся праздником. Для одних он любимый спорт, для других – избавление от скучной школьной жизни. Короче, это был праздник с большой буквы, а у меня как всегда херовое ощущение…

– Олли!..

– Не цепляйся к нему…

– А то вместо ответа…

– Он блеванет…

– Тебе на мантию…

– Правда, Гарри? – это прозвучало в унисон, живот вновь скрутило, и я, уже не сдерживаясь, отвернулся в сторону, начав блевать желчью.

– Ф-фи, – это были девчонки, что так же нервозно отошли в сторонку, начав вновь болтать о своем, бросая косые взгляды в мою сторону. Фред и Джордж пародировали меня, хватая друг друга за лацканы мантии и начиная блевать друг другу за шиворот – понарошку. Вуд с побелевшим лицом тер подбородок, который сравнялся по цвету с вареным раком, и в то же время он мерил широкими шагами пространство раздевалки, пытаясь втолковать нам свой план в десятитысячный раз, но его все время затыкали, и он покорно успокаивался буквально на минутку, чтобы снова начать настраивать команду в своей манере.

– Ребята, я знаю, что мы сможем…

– Ведь мы готовились…

– Тренировались…

– И мы сильнее их…

Близнецы вновь начали задергивать Оливера, пусть я и видел, что и их потряхивает. Я же, утерев рот рукавом, услышал рев трибун, и меня снова скрутило.

– Все нормально! Тьфу… Я в норме.

– Что-то не похоже на норму… – Анжелина Джонсон дала мне платок, жестом дав понять, чтобы я оставил его себе.

– Я в норме. Так, мандраж.

Оливер сделал вдох, поднял меня на ноги и хлопнул по плечам, как бы придавая уверенности:

– Ты справишься, я видел тебя в деле, у Хиггса нет шансов, как и у его команды…

Я уже не слушал. Мы медленно подошли к полотну, закрывающему от взглядов коридор от раздевалки к полю, и оно медленно начало подыматься. В голове зашипели помехи – как на старой пластинке, я проделывал этот трюк не раз. Представляя, что все мысли – это хворост, а мой страх – это огонь, что сжирает их в одно мгновение, оставляя за собой лишь дым. Не думать, просто положиться на рефлексы, чтобы после непродолжительной горячки вернуть себе разум.

Сжимая древко новой метлы, я уже не боялся опозориться перед всей школой, разочаровать декана, что подарила мне гоночную метлу, и подвести друзей, особенно Рона, что поставил галлеон на нашу победу. Вопрос, где он его взял, я задам потом, но то, что этот мудак огорошил меня этим утверждением за завтраком, я ему не забуду. Мало мне было переживаний…

– Ничего, все будет нормально. Я тоже трусил в первый свой матч, – щурясь на рассеянный свет в серых облаках, Оливер начал идти к центру стадиона, где уже стояла мадам Трюк. За её спиной виднелись изумрудные мантии команды Слизерина.

– И как он, тот матч? – на автомате задал я вопрос, и это было зря.

– Я не помню, бладжер попал мне в лицо, так что… – бросив скептический взгляд на глупо улыбающегося Вуда, я перехватил древко и с гордо поднятой головой чуть не навернулся об траву, попав носком в кочку.

Встав полукругом, игроки ожидали команды мадам Трюк – бессменного судьи квиддича вот уже как десять лет. Ястребиные глаза сурово осмотрели лица игроков, и она поставила одну ногу на крышку тяжелого на вид сундука:

– Я и все присутствующие зрители ожидаем красивой и честной игры. От всех и каждого из вас! – снова пройдясь суровым взглядом по лицам, она слегка опустила голову, смерив мою зелень лица презрительным фырком, и кивнула капитанам, которые вышли на центр и пожали друг другу руки. Лица улыбчивые, жилки, выступающие на лбу, и отчётливый хруст костяшек: надеюсь, Вуд сломал Флинту пальцы, а не наоборот.

– Готовы? – она с выкриком оттолкнула носком высоких сапог тяжелую крышку, и из нутра сундука вылетели два ядра бладжеров и золотистый росчерк снитча. Как только я его увидел, все звуки тут же пропали – лишь шелест его крылышек и судорожные рывки в высь…

– По метлам!

Помотав головой, я встал в стремена и, оскалившись, показал средний палец Слизеринцам – это разрешено правилами и, если что, называется «соревновательная горячка». Кстати, под этот пункт попадает мочеиспускание на противника и прочие отвратительные штуки, которые сложно представить, а провернуть и того сложнее – но уникумы находились, спасибо книге «Квиддич сквозь Века».

Ответные оскалы слизеринцев не заставили себя долго ждать, и мы, взлетев на пять метров, зависли кругом вокруг стоящей на земле мадам Трюк. Она держала в руках квоффл и со свистком подкинула его вверх, чтобы тут же кучей малой столкнулись охотники, буквально вырывающие мяч у друг друга из рук словно дикие животные добычу.

– Квоффл перехватывает Джонсон! Кажется, распасовка не прошла для неё бесследно, у неё разбит нос. Резкий переворот – и команда Гриффиндора разбивает клин! Посмотрите, какая тактика!..

Анджелина в самый последний момент перед первой зоной колец ныряет отвесно вниз, изворачиваясь от охотников соперника, подбрасывая мяч вверх, чтобы Спиннет, шедшая вторым номером, со всей силы ударила носком о квоффл, что пулей нырнул в центральное кольцо.

– Гриффиндор открывает счёт! Десять – ноль! Отличная игра от Джонсон и Спиннет, мало того, что они прекрасные охотницы, так ещё и красотки, каких поискать…

– Джордан! – выкрик знакомого голоса – и комментатор под общий смех продолжает освещать матч, вернувшись в конструктивное русло. А нет, не вернувшись:

– Посмотрите! Мне кажется или игрок на позиции ловца Гриффиндора – это Гарри Поттер? Да! Это он, и у него Нимбус! Новая модель… Вот чёрт! Спиннет выбывает, столкнувшись с Монтегью! Это, наверное, очень больно…

Я видел, как её зажали в клещи, вытолкнув на стенку высокой трибуны, она слетела с метлы, провалившись между полотном и стенкой. Снитч не появлялся, и я решил действовать, возможно, это было ошибкой, но я просто не мог ничего не делать. Вуда снесли бладжером, и теперь ворота были беззащитны, в груди клокотала ярость, и адреналин бил в виски, заставляя мир становиться контрастным, а краски выцветать.

– Монтегью перехватывает мяч у Белл, Флинт теснит Джонсон, у них нет шанса… Постойте! Что он творит?!

Я резко перекручиваюсь в воздухе, расслабив ноги, что как бы случайно стеганули Монтегью по лицу. Меня развернуло вниз, мотнув вправо, и я устремился в отвесное пике, проскользив стременами о траву, чтобы тут же взлететь ввысь, увернувшись от сдвоенного удара бладжеров, что столкнулись со звоном и искрами у самого хвоста прутьев метлы.

– Поттер включился в игру! Я слышал, что он только с отработок! Видимо, работа с древком швабры придает мастерства…

– Джордан!

– Да-да. Спиннет перехватила квоффл, пас Джонсон и-и-и-и… Снова Поттер путает карты Слизерину! Гриффиндор сравнял счет, в то время как действия бешеного первокурсника не останутся безнаказанными! Его зажимают в тиски! Это не по правилам! Охотникам – квоффл, ловцу – снитч! Они его сейчас зажмут!..

Я ощущал свист ветра, прорывающийся из-за спины, слева в меня влетел Флинт, чуть не сорвав меня с метлы, в то время как Пьюси заходил справа. Я подпрыгнул на стременах и со всего маху маятником прокрутился на древке влево, пропуская Пьюси вверху и нанося удар сцепленными ногами в бок Флинта, что сорвался с метлы, но был подхвачен загонщиками. Стадион бесновался, мадам Трюк хищно выписывала круги надо мной, но свисток не прозвучал, дыхание перехватывало, руки тряслись, а пот на лице быстро превращался в льдинки от холодных порывов ветра.

– Какой финт! Да, он хорош, но… Смотрите, ловец команды Слизерин сорвался с места! Теренс Хиггс видит снитч, и Поттер… А где же Поттер?

Я не успевал, я был над ним в десяти метрах, поддерживая ту же скорость, что и он. Снитч зигзагами метался в стороны, а он, протянув руку вперед, пытался его выцепить. Барабаны сердцебиения эхом бились в висках, а я, перевернувшись вниз головой, на выдохе камнем рухнул вниз, оттолкнувшись от метлы. Зеленый ковер травы приближался, в то время как я оказался прямо над головой Хиггса. Расставив руки в стороны, я тут же их сцепил с телом, зашедшись в диком крике:

– Береги-и-и-сь!

Он с воплем отшатнулся в сторону, упустив снитч, а я глотнул тяжелый металл воздуха, что стал комом в горле, и с хрипом был подхвачен за шиворот одним из близнецов. Жилки выступили на его напряжённом красном лице, но глаза его блестели, он расцепил с натугой пальцы, и я покатился кубарем по зеленой траве, укрытой острыми гранями инея.

– Мерлин, вы видели это! Он просто псих! Какая игра! Какой финт, но стойте… Посмотрите на Поттера, его сейчас вырвет…

В горле перекатывался шар, и я упал на колени, царапая горло, сдерживая порыв вдохнуть, выталкивая пальцами застрявший предмет. В глазах плясали мушки, легкие горели огнем, а вкус крови перекатывался на языке. Судорожно надавив пальцами на горло, я вытолкнул шарик и выплюнул его на траву, тут же придавив окровавленный снитч ладонью, сминая его крылья.

– Поттер поймал снитч! Гриффиндор получает сто пятьдесят очков! Невероятно…

Встав с колен на трясущиеся ноги, я поднял окровавленное золото маленького мячика вверх, зажав его в кулаке. Мои глаза горели из-за потрескавшихся линз, улыбка зияла дырками передних зубов, а кровь темными дорожками сочилась изо рта. Все тело болело, и стало еще больнее, когда вся команда в порыве радости и адреналина врезалась в меня, заключив в объятья, что переросли в столпотворение.

Мне было уже все равно, кровь шумела в ушах, стадион скандировал мое имя, а я больше никогда в жизни не хотел играть в квиддич…

========== Глава 25 ==========

Пусть я и говорю, что больше ничто не удивит меня в магическом мире – так как он, по моему мнению, не поддаётся законам логики, но изредка, правда, изредка, – это ложь. Под мерный скрип перьев и завывания вьюги за окном, я, подперев рукой щеку, рисовал каракули на клетчатых листах блокнота. Вот уже как полгода прошло с того самого момента, как я узнал о мире магии, о том, что я волшебник, и о том, что я зачислен в школу магии и волшебства Хогвартс. Вся привычная и, скажем так, унылая жизнь ушла, растаяла предрассветной дымкой, все же поселив в голове кучу вопросов, на которые у меня нет ответа – пока что.

Мысль о привычной жизни всколыхнула воспоминания, и мне вдруг стало стыдно. Покрутив головой вокруг, я со вздохом достал из сумки чистый лист пергамента и, аккуратно выводя пером слова, начал писать письмо Дурслям. Пусть дядя и тетя не всегда проявляли ко мне заботу и участие, но они вырастили меня, одевали и обували, кормили и пороли в желании воспитать из меня нормального члена общества – ну, по их мнению, нормального. Заостренное жало пера выводило слова, которые прерывались почесываниями затылка и покусываниями кончика перьев, тогда когда я не знал, что написать или как это написать. Грейнджер, сидящая рядом, бросила быстрый взгляд на мою работу и, закатив глаза, как бы случайно подтащила её к себе, начав править ошибки и неточности. После того случая с троллем мы стали ближе, выносить её нравоучения стало легче, а её одиночество, которое опосредовано душило и меня, отступило.

Написав письмо, я посыпал его мелкодисперсным песком и, сдув все на пол под скептическим взглядом профессора Квиррелла, выдавил извиняющуюся улыбку – не такую чарующую, как раньше. Передние зубы еще не выросли окончательно, так что я как бы вернулся к ощущениям шестилетней давности – беззубой давности.

Так же аккуратно вернув себе листок с работой, я скептически осмотрел убористый почерк Гермионы, что заполонил весь её лист, сравнил с половиной своего, тихо вздохнул и поднял руку.

– В-вы чт-что-то хотели, П-поттер?

– Да, шер, я законшил. Могу ли я Ваш попгошить отпустить меня поганьше, я бы хошел отправить пишмо ротштвенникам, – шепелявил я жутко, но делал вид, что так и нужно, пусть детишки и душились от смеха, а глаз тюрбанника подергивался, наверное, подсознательно он считал, что я его передразниваю, пусть и знал о моей проблеме.

– К-конечно, П-поттер, Вы с-с-свободны.

Выдавив еще одну улыбку, я отнес ему свою работу, выправленную Гермионой, и, пережив очередной укол шрама словно комариный укус, развернулся к выходу, показав язык покрасневшему от смеха Уизли. Он тащился, когда я разговаривал в новой для себя манере, и начинал сюсюкать, дергая меня за щеки, – после чего получал по морде, но продолжал обхохатываться и после драки: месяц прошел с момента игры, а он все никак не успокоится. Подарю ему на Рождество слипающиеся ириски, посмотрим, как тогда он замычит.

Удивлением было то, что после моих выкрутасов летчика-психопата меня не отстранили от игры, даже слова не сказали. К удивлению, Макгонагалл, поджав губы, лишь потрепала меня по волосам, когда я лежал в больничном крыле. Подарив метлу, она вручила мне карт-бланш на все, что связанно с квиддичем, требуя от меня лишь одного: не укокошить себя в процессе, желательно еще, не подвергнув смертельной опасности остальных игроков. В магическом мире, в школе да и в обычной жизни было правило: все, что происходит на квиддиче – остаётся на квиддиче.

Так что я поймал снитч, команда победила противника, и теперь каждую субботу я утром держу путь к больничному крылу, чтобы выпить рюмку разбавленного костероста и затем идти, кривя лицо от гадкого вкуса, на завтрак.

Декабрь был снежным, зима как-то резко ворвалась бурями и ветром в нашу размеренную дождливую жизнь. Широкие хлопья снега сыпали с неба и днем и ночью, так что на Травологию мы добирались по колено в снегу, отогреваясь в теплицах чаем из выращиваемых сортов лично профессором Спраут. В такую погоду мы усаживались у отопительного камина теплицы и слушали лекции об уходе за растениями зимой, о видах подснежников – от кусючих до душителей – и мелкими глотками пили шикарный чай.

Закутавшись поплотнее в полы мантии, я раскатал рукава растянутого свитера, скрыв им ладони, и, вытащив из сумки шапку с ярко-алым помпоном, сделал шаг на мороз. Пригибаясь, я брел по заснеженному мостику-переходу в совятню, матерясь как сапожник. Бортик был низок, и ветер так и норовил сбросить меня вниз или же повалить на снег. Никто еще не упал за все время, но это заставляло задуматься – с моим-то везением может я буду первым. Пусть и падать метров двадцать – ковер снега погасит удар, но проблема в том, чтобы потом добраться до замка не окоченев. Для первокурсника это не проблема – чары обогрева и все тип-топ, но с моим произношением я скорее сдеру с себя кожу, при этом подпалив свои внутренности, чем выдам приличный результат. Хуже того было отсутствие возможности колдовать от слова “вообще” – только теория…

Ввалившись в каменную башню, я попрыгал на месте, сбрасывая с себя хлопья снега, и, выпуская пар изо рта на замерзшие руки, побрел по винтовой лестнице вверх. Серый камень ступеней был усеян перьями, редким пометом и следами ног всех возможных размеров, вот как тот здоровый – лаптю Хагрида я ни с чем не спутаю. Увидев конусоидальную внутреннюю часть крыши со множеством насестов и кормушек, я достал письмо и потряс им в воздухе словно фокусник. Фокус был в том, что яркие пары глаз заблестели в полутьме, и все, кроме одной, тут же отвернулись. Знакомая полярная сова, покрутив шеей, оценив меня отдельно каждым глазом, с уханьем слетела ко мне на руку, клюнув за мочку уха.

– Ой! Ты сё ташая шлая?

– Ух-ху.

– Лашно, вше, ушпокойся. Вош тебе пишмо, ошнеси ехо, пошалуйшта.

Привязывая письмо к лапке совы, я ловил на себе её немного придурковатый взгляд: она не понимала, то ли я специально коверкаю слова, то ли просто больной. Совы, выведенные магами, умные создания, не сказал бы, что разумные, но умные. Клюнув меня напоследок за мочку уха, она вспорхнула белоснежными крыльями, тут же исчезнув в белом саване пурги. Я провожал её взглядом у летного окошка и, как только перестал её различать, вздохнул и достал мятую пачку с последней оставшейся сигаретой. Подкурив и тут же сдвинув её к щеке, зажав целыми зубами, я подумал о том, что скоро нужно будет спереть еще одну. Старшекурсники мне просто так сигарет не дадут и не продадут – уже пробовал.

На лестнице послышались торопливые шаги, но я не стал выбрасывать сигарету, я никого не боюсь – даже декан ничего мне по этому поводу не сказала. Вот Хагрид читал нотации, но так, без огоньку. Обернувшись, я увидел медовые локоны волос, опускавшиеся на лицо из-под вязаной шапки, и, узнав знакомое лицо, помахал руками, получив ответную улыбку.

– Снова куришь, Гарри? Желаешь подражать взрослым или казаться круче, чем ты есть? – хитрый взгляд карих глаз и мягкая улыбка со вздернутым носиком.

– Я и шах кгуче вагеного яца, – произносил я это немного смущенно, все же мне было некомфортно так разговаривать, да еще и с девчонкой.

– Ой, ах-ахх-аха-ахах. Ф-фух… – выдавила она на мое обиженное выражение лица и, смахнув слезы с глаз, помахала перед лицом ладонями.

– Кхм, извини. Салют, Гарри.

Она так же, как и я до этого, подозвала откликнувшуюся сову и привязала к лапке письмо, что-то прошептав ей на ухо.

– Пшивет, Тшейши. Как оно?

– Неплохо, пусть и ужасно холодно, – Девис улыбнулась белоснежной улыбкой и, помахала перед моим лицом ладонью, становясь напротив.

Изображая недовольное лицо, я же со вздохом выбросил окурок, решив поддержать разговор, подбирая слова, чтобы не шипеть и не шепелявить больше положенного:

– Што нового на желёном факульшеше?

– Да как обычно, наверное. Я еще не привыкла, но все в порядке. К нам никто не лезет, иногда даже помогают, ну, ты знаешь…

– Угу.

– Ты, кстати, уроки прогуливаешь или же…

– Ошпуштили, К-к-квижел, – передразнил я преподавателя. Не потому, что решил как и все поиздеваться, просто он мне подспудно не нравился, было в нем что-то такое, с гнильцой, но тогда я еще не разобрался, что именно меня настораживало. Ну не его же тюрбан, что эксцентрично пах чесноком, подтверждая ходящие по школе слухи о том, что он повздорил с вампиром и теперь прячется здесь.

– Не надо так, Гарри, зачем издеваться.

– Да не ишдевалша я…

– Мне вот его жаль, – она хмуро посмотрела в мои глаза и, хитро ими же блеснув, пододвинулась ближе, словно желая рассказать секрет. Я ей подыграл, улавливая запах персиков, идущий от её волос – пахло вкусно, что подтвердил мой бурчащий желудок, на который она не обратила внимания, будучи занятой удержанием театральной и интригующей паузы.

– В прошлый вторник я вернулась в класс ЗОТИ за заколкой – наверное, упала когда мы отрабатывали Щитовые чары. Но не в том дело. Класс был закрыт, и я пошла в учительскую…

– Лохишно…

– Не перебивай! – она ударила кулачком мне по плечу, и я поднял руки вверх, сдаваясь под её напором.

– В учительской была открыта дверь, я было хотела заглянуть, как услышала голоса. Один был жутко злой, я испугалась очень сильно. Он приказывал профессору сделать что-то, а он плакал и противился. Но все же сдался. Это было и правда жутко, Гарри, очень. Я всю ночь не могла уснуть, но теперь мне кажется, что это все было сном или привиделось…

– Штранно, кого он так мог бояшься?

– Может быть Снейпа?

– Ты шегьёзно?

– А чего нет, пусть он и наш декан, но он и правда жутковатый, – обиженно протянула Трейси, смерив меня подозрительным взглядом.

– Тут шогласен, он мне тоше не нравитшя.

– Ага, я никому об этом не говорила. Да и что им говорить, Дафф опять скажет не лезть не в свое дело, а Мили будет снова молчать и стесняться.

– Панши?

– Паркинсон-то? Так она за Малфоем собачкой бегает, но он её отшивает.

– Вешело у ваш…

– А то, да как, в общем, и у всех. Ладно, Ш-шпоттер, я пошла, а ты лечи зубы и поработай над произношением, – со смехом она начала убегать, в то время как я обиженно бросался в неё снежками, пару раз попав за шиворот, вызывая взвизг. Я никогда не думал, что буду дружить со слизеринкой, даже тогда, когда в первую неделю обучения она подсела ко мне за библиотечный столик и спросила, как дела. Вот серьезно, так и спросила – ну, я и ответил…

Рождественские каникулы приближались со скоростью несущегося локомотива, с этой же скоростью нас заваливали горами домашних работ. Если бы не Гермиона, мы бы скатились по оценкам ниже плинтуса, не потому что мы глупые или же не желаем учиться – просто информации было так много, что голова пухла. Я замечал за собой, что вдруг перестаю писать об Эмерике Безумном, что создал зелье пяточной чечетки, а в итоге писал про Родерика Красивого, который соблазнял русалок, чтобы разбирать их на органы для своих экспериментов – химерологи те еще засранцы, не я так решил, так история говорит. Гермиона же поправляла наши эссе, нередко их переписывая подчистую, мы отплачивали ей ношением тяжелой сумки и книг в библиотеке – иногда талмуды весили больше трех кило, но такое легкое чтиво часто затыкало потоки нравоучений.

Бывает так, когда чего-то сильно ждешь, оно всегда опаздывает. Вот и я ждал – вплоть до двадцатого декабря. Проснувшись утром, я долго пялился в потолок, пытаясь уговорить привыкший к ранним подъёмам организм поспать еще пару часов. Мешало мне два фактора: копающийся в своих вещах Невилл и храп Рональда. Перевернувшись на бок, я засвидетельствовал растерянное выражение на одутловатом лице Лонгботтома. Вздохнув и почесав живот, я цокнул языком, привлекая его внимание:

– Доброе утро, опять что-то потерял?

– Да-а, шарф, бабушкин подарок… – проблеял он, взмахнув в раздражении и обиде руками. Наверное, еще более обидным было то, что ярко-алый шарф с вышитыми на нем грифами покоился у него на шее.

– Ты его не потерял, Нев, ты его надел и забыл об этом. Как и о том, что Тревор не любит, когда его комкают в руках…

– Ой, спасибо! – вскрикнул он, выбросив руки вверх и разжав ладони, в которых покоился бедный жаб, что отправился в непродолжительный полет, ударившись телом о мой балдахин, чтобы упасть на подушку, которую я подстелил на автомате, после чего получил еще одно спасибо.

– Да не за что, удачных каникул. Проведи время весело и с пользой…

– Угу, и тебя с Рождеством. Еще раз спасибо! – он закинул жаба в карман зимней мантии и захлопнул крышку тяжелого чемодана.

Тут же из-под полога кровати Уизли вывалился сам Уизли, держа наготове палочку. Я смотрел на эту картину с долей безумного пофигизма, слегка улыбаясь и недоумевая.

– Близнецов нет, так ведь?

– Нет, Рон, это всего лишь Нев, – я ткнул пальцами в смущенного мальчишку, что пытался смыться от гнева разбуженного Уизли и, запутавшись в полах мантии, грохнулся через порог на пол коридора, чтобы тут же вскрикнуть вновь, будучи придавленным сундуком.

– Вот засранец, такое чудесное утро… – бурчал он, утопая босыми ступнями в толстом ворсу ковра. Позевывая, он поднял сундук, вручил его поднявшемуся Лонгботтому и, когда тот хотел сказать очередную благодарность, захлопнул дверь перед его носом и, почесывая отлёжанную щеку, вновь завалился на кровать.

– Доброе утро, Рон.

– Еще слово, Гарри, и я тебе вмажу. Дай поспать…

Три секунды – и тихие посапывания переросли в голосистый храп, музыка для ушей – глухих ушей. Закатив глаза и беззвучно обратившись ко всем высшим силам, я слез с кровати и начал одеваться.

Все разъезжаются по домам. Я тоже думал об этом, но Дурсли не прислали ответа, значит, я им не так сильно и нужен. Легкая обида все же поселилась на задворках сознания и вылилась в тихое шипение, когда я не мог попасть носком во вторую штанину. Дальше был тихий писк, ознаменовавший приземление моей пятой точки на мягкий ковер. Я замер не дыша, слыша лишь стук своего сердца и вновь возобновившийся храп за балдахином соседней кровати. Я не боялся гнева Рона, просто он попросил быть тише – простая вежливость и тактичность с моей стороны.

Набросив зимнюю мантию на плечи, я зашнуровал высокие ботинки, схватил вязанный шарф со стула у кровати рыжего и выскочил в гостиную Гриффиндора, где толпы детей курсировали от спален к выходу и обратно, иногда забывая что-то или же теряя его на ходу, как и мысль о том, что ты что-то забыл.

Знакомая копна каштановых волос была наполовину прикрыта обложкой старой на вид книги, в то время как ноги были заброшены на стоящий рядом с креслом чемодан. С присвистом я подошел к наверняка бесящейся от происходящего здесь хаоса, как вдруг мне вновь пришлось на цыпочках отступить на шаг назад. Её глаза были закрыты, рот приоткрыт, а лицо было умиротворенно спокойным, без вечного превосходства и ехидного нравоучения.

Наверное, занятия по астрономии вчера в полночь забрали из первокурсников много сил, вон и Невилл притаился в стороне, вновь заснув стоя, прижавшись к гобелену у северной стены, рядом с которым располагались смотровые окна. Высокие как свечки, увитые переплетением металлических вставок. Но не это привлекло мое внимание, а размытое пятно, что стучало клювом о толстое стекло окна. Подбежав к нему, я начал снимать защелки и, открыв его, впустил поток холодного воздуха, воя пурги и вскрики обиженных и недоумевающих школьников. Тут же закрыв высокую раму, я с извиняющимся видом указал на сову и, получив несколько нелестных эпитетов, театрально поклонился, чтобы тут же начать уворачиваться от обиженной птицы. Смех, шум, гам – как итог, сову поймал Перси, тяжелую на вид коробку – еще один старшекурсник.

– Спасибо… Э-э? Вы чего!

На меня набросили мантию и под знакомый смех близнецов я был выброшен в коридор у входа в башню. Сова взбалмошно мотала головой, так же как и я. Поправив очки, я добился молчаливой договоренности с белым ужасом и, подхватив коробку,надел вторую мантию на плечи. Дождавшись приземления полярной птицы на плечо, я пошел вниз к вестибюлю. Мысль зайти к Хагриду укрепилась у меня в голове: выпью чая, послушаю байки и открою посылку.

Замок преображался, вокруг стены покрывались изморозью, что рисовала замысловатые узоры на камне стен. Запах сосны и морозной свежести кружил голову, венки омелы висели через каждые пять метров, а запах готовящегося завтрака приятно щекотал нос. Не доходя до Большого зала, я увидел огромную ель, что лежа на боку шевелила ветвями, две пары огромных сапог, что упирались в пол, и бородатое лицо, улыбчиво светящее глазами.

– Э-хей, Гарри! Ты смотри, какие вымахали! Филиус их ещё украсит, так что вид будет шикарным, я тебе говорю…

– Доброе утро, Хагрид. Я вот как раз к тебе в гости собрался.

– Это же замечательно! Сейчас последнюю водружу на её место и пойдем, – он с кряхтением затащил огромную ель в двери Большого зала, и я протиснулся следом, чтобы увидеть три её товарки, стоящие напротив столов факультетов.