Текст книги "Фараон Хатшепсут (СИ)"

Автор книги: Безупречное алое цветение

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

После торжества молодые уехали домой. Но даже тогда, когда Итен имел все права на обладание Дафной и никакое препятствие не мешало ему насладиться этим телом, этим её лицом, о которых он мечтал столько ночей, – не мог заставить себя приблизиться к ней. Он умудрился влюбится в нее слишком сильно, чтобы позволить похоти взять вверх над собой.

Как и полагалось, он внес невесту через порог в их новый дом. Хоть заработки дались ему нелегко, он сам оплатил один из лучших уютных коттеджей и все расходы на свадьбу. Да, Итен не мог похвастаться роскошью, какой обладала семья Даф, но он обещал приложить все усилия для того, чтобы его новоиспеченная жена ни в чем не нуждалась, чтобы всякое ее желание было удовлетворено.

Он отнес ее прямо в спальню, где их ожидал легкий ужин. Итен посмотрел на нее с нежностью и подал бокал вина. Дафна сделалась еще прекрасней, когда на ее щеках выступил румянец, глаза замерцали, а дыхание слегка сбилось от волнения. Пожалуй, сейчас Итен угадывал одно из ее желаний, поэтому и решил незамедлительно его исполнить. Он забрал опустошенный бокал, отставил куда-то на тумбочку и горячо приник к ее губам, пробуя горьковатый вкус бордо. Она ответила с девичьей робостью, и этого хватило, чтобы понять ее согласие и готовность.

Он быстро избавил её от одежды и уложил в постель.

Спустя два месяца Даф получила степень бакалавра и они отправились в Египет. В 2078 этот курорт пользовался большой популярностью. Уже на третий день их отпуска, она, как порядочная жена, принесла радостную новость. Две полоски! Хоть для Итена это и стало потрясением, он был счастлив. Когда им оставался один день в Египте, они хотя бы для приличия решили взять экскурсию на пирамиды. Гид предложил место получше – Карнакский храм с заездом в Заупокойный храм Хатшепсут в Дейр эль-Бахри. Поскольку им было все равно, они согласились. Все-таки храм единственной женщины-фараона.

Всю дорогу Даф то шутила, то восклицала:

– Ты знаешь, что Египет – самая загадочная древняя цивилизация, м-м-м? Тут не обошлось без волшебства. Сам подумай, как они строили эти массивные пирамиды! А Сфинкс, а?

Итен приобнял ее в автобусе и шепнул на ушко:

– Твои предки постарались, дорогая.

Даф с весельем щелкнула его по носу и тут же поцеловала.

– А вот и нет, все мои предки были англичанами.

– Но волшебники же.

Даф заставила его замолчать поцелуем. Ничто не предвещало беды.

Пока он стоически выслушивал историю Хатшепсут, Дафна бродила по округе и с детским любопытством стремилась все ощупать, как она говорила, прикоснуться к истории. Для нее размеры храма были вызовом. Она вручила фотоаппарат мужу и побежала к стене. Итен мысленно застонал и понадеялся, что хотя бы в этот раз Даф облегчит ему задачу и замрет на несколько секунд. Черта с два! Пританцовывая, она показала ему язык.

– Несносная! – ласково зарычал Итен и щелкнул пару раз. Каким бы продвинутым не был объектив, он был не настолько мощным, чтобы уловить движения Даф, да еще и при плохом освещении. Экран показал расплывчатый снимок. Итен нахмурился. Чем больше он рассматривал пятна, тем более бледнел.

– Даф, нет! Иди ко мне! – крикнул он. За ней вилась тьма с красными, огненными глазами. У него сперло дыхание. Он рванулся к ней. Было поздно. Ничего не понимающая Даф прижала к животу какой-то камень и пошатнулась. Когда он подлетел к ней, она уже была мертва. Сначала он не поверил: тряс ее, тщетно пытался привести в чувства, ревел, звал на помощь, но сердце Даф уже не билось. Стоит ли говорить, как его душу рвало на части? Как боль пропитывала каждый миллилитр его крови? Как на его глазах выступили слезы. Камень. Во всем стоило винить только его. Он было схватился за древний артефакт, исписанный иероглифами, чтобы выразить на нем всю боль, гнев, ненависть и презрение, как чья-то невидимая рука схватила его и затащила куда-то. Пришел в себя он уже здесь, в Египте.

Огонь потрескивал, Северус ждал оправданий, а Инени все так же молчал.

Гермиона не выдержала.

– Перестаньте! Мы уже поняли, что можем друг другу доверять. Разве нет? Нам нужно спасаться, возвращаться назад, а не ссориться! Да и Гарри, я уверена, что бы там ни случилось, поможет все исправить.

– Поттер? Не думаю, что он прилетит к нам на вертолете с веревочной лестницей. Давай рассуждать рационально. Сколь бы там времени не прошло, твой гениальный Поттер, – его манерная сухость при произношении фамилии Гарри так и не исчезла, – не шагнул в прошлое следом за тобой. Будь у него хоть какая-то возможность, ты бы не прождала и дня здесь.

Гермиона закатила глаза.

– Как ты мне надоел, Северус, – плачущим голосом протянула Гермиона. – Неужели нельзя хоть на миг поверить, что нас ищут, что нас пытаются спасти? Что люди не такие твари, какими кажутся тебе?

Он прямо на нее посмотрел и спокойно заговорил:

– Наивность слишком дорого обходится. Так вот, может все-таки расскажешь, Ит, как ты сюда попал? И что двигало тобой, когда ты менял историю, мм?

Итен вздохнул:

– Ты любишь Гермиону, я же люблю свою Даф… Когда мы были в Египте, какой-то незначительный, маленький камушек убил ее, а меня отправил сюда, Северус. И я подумал… – на его лицо нашла мрачная тень воспоминания, – подумал, что мне дали шанс все изменить. Что если я разрушу этот поганый храм, моя девочка выживет. Вот и все.

На лице Северуса заходили желваки. Не сам ли Итен Николс разуверял его в этой теории, когда он всячески думал, как спасти Лили. Уже тогда за пазухой у друга была тайная грустная история, которая, как видимо, увенчалась провалом.

– Это глупо, Итен. Мертвых не вернуть…

– Говорят, и в прошлое попасть нельзя! – воспротивился Итен. – Всегото не будет храма. Сколько людей можно спасти?

Северус покачал головой и безжалостно ответил:

– Это вмешательство в историю. Она не прощает такого. Твоя Даф все равно умрет. Смирись и живи дальше. Она не твоя судьба.

Гермиона прикусила губу.

– Ну, а если удастся, Сев? Всегда можно найти выход, изменить. Как мы спасли Клювокрыла и Сириуса. Итен, не сдавайтесь.

Глаза Северуса превратились в щелочки:

– Гермиона, Сириус все равно умер, Клювокрыл – тоже. Сколько они прожили? Два года? И какими были эти два года? Мы не должны вмешиваться в судьбы людей. Мой вам совет, Итен, забудьте ее. Примите ее смерть и… живите дальше. Ваше будет вашим.

Итен побагровел от злости.

– Да как вы не понимаете?! Она моя женщина, моя возлюбленная, черт бы вас побрал! И вы предлагаете ее просто забыть? Просто наплевать на нее и моего ребенка? Просто смириться, покориться и стать фаталистом?

Снейп безразлично пожал плечами:

– Не фаталистом, но в целом, все правильно. Смирить-ся.

Итен сжал кулаки и холодно процедил:

– Вы из времени великого Гарри Поттера, верно? – как только Гермиона кивнула, Итен взглянул на Снейпа. – Получается, я должен смириться со смертью любимой, со смертью вашей правнучки и вашего пра-правнука? Да? Ответьте мне, Снейпы, ответьте!

========== Анубис ==========

Они мчались на лошадях. Неферуре сияла, поглядывая на сосредоточенного Тутмоса, который не отводил взгляд от дороги. Он что-то высматривал на пыльном горизонте, и юной девушке оставалось гадать, что же это.

Их след потеряли, погони не было. Когда солнце приблизилось к горизонту, они вошли в обнищалое поселение, где стояли полуразрушенные дома. Было настолько тихо, что слышался глухой топот копыт, пахло дымом. Неферуре смотрела во все глаза и не верила, что некоторые люди жили такой болезненной, полной лишений жизни. Бывало частенько, когда она тайком покидала дворец и наблюдала за торговцами и ремесленниками, но и тогда дальше города она не уходила из-за боязни заблудиться.

Здесь, за границей города, жизнь текла иначе. Она не нашла ни одной молодой женщины, пока не пригляделась к дряхлым сутулым старухам, которые, казалось, проработали не один десяток лет. Дети, бегавшие грязными, в рваных изношенных повязках, звали их «матерями» и «сестрами». Вдали на полях горбатились сухощавые мужчины.

Чем больше знакомилась Неферуре с бытием бедняков, тем больше расстраивалась.

– Тутмос… Ты видишь это? Ты им поможешь, когда станешь фараоном? – спрашивала она шепотом. Тутмос молча кивал.

– Сейчас мы должны думать о другом. В тебе еще есть силы, чтобы пройти до пещер? Там нас ждет твоя мать.

Её большие карие глаза наполнились сомнениями, и она резко изменилась в лице.

– Нет, я не пойду в пещеры. Мне нужны учителя, жрецы. Нет, Тут.

Тутмос нахмурился и впервые посмотрел на нее с той же строгостью, с какой смотрела Хатшепсут, когда ей не нравился расклад событий.

– Я уверен, что жрецы ждут вместе с правительницей.

Неф заулыбалась, словно не верила ему.

– Моя мама всегда была против магии. Ты ошибаешься, доверяя ей в этом… Нам нужно найти Сенмута. Только он нам и поможет. Жрецы скоро придут к нам.

– Сенмут? Погоди, он что, знает о нашем побеге? – в голосе будущего правителя послышались холодные нотки. – Неферуре, кому еще ты рассказала о наших планах?

Заволновалась. Тутмос еще никогда не злился при ней, и Неферуре оказалась не готовой принять возлюбленного таким.

– Только он… Сенмут поможет…

Тутмос побледнел и огляделся.

– Нам следует уезжать, и скорее!

Но Неферуре сжала поводья и со страхом замотала головой.

– Я не поеду, пока мне не помогут. Ты хочешь, чтобы я погибла? Мне нужно учиться! Нужно становиться жрицей. На то воля Амона!

Для Тутмоса сопротивление оказалось большим сюрпризом. Он расправил плечи и направил коня любимой, но та заставила свою лошадь попятиться.

– Не подходи!

Тутмос все равно приближался.

– Не подходи, я сказала! Я чувствую, что ты не согласен со мной. Ты не поможешь мне так, как они. Тутмос, пожалуйста, не мешай.

Её нежный голосок под конец дрогнул. Они настолько были охваченными спором, что не сразу заметили подступающих к ним жрецов. У Тутмоса заходили желваки. Неф повела лошадь к ним, прося Тутмоса не беспокоиться. Беспечная, она же идет на смерть!

– Что пообещал тебе Сет, Неферуре? Власть? Вечную жизнь, что?

– Он поможет нам с тобой. Ты не понимаешь, – ласково ответила она.

– Не глупи! Всё это чушь. У нас еще есть шанс спастись. Вернись!

– Тутмос, не лезьте, – ядовито сказал один из жрецов, подходя к Неферуре. Незаметно другие жрецы обступали парнишку кругом, конь увидел в этом угрозу и зафыркал, забил копытом по земле. В какую-то секунду стало понятно, что пора делать ноги. Жрецы всегда недобро глядели в его сторону, и сейчас риск типичного царского несчастного случая был особенно велик.

– Он обещал нам помочь пожениться и развить во мне магию! Будущему правителю нужен хороший пророк.

– Дуреха! – плюнул Тут, разворачивая коня. – Он лжет! Как ты не понимаешь: они тебя либо убьют, либо сделают женой Сета! Ты этого хочешь, да?

– Нет, не сделают меня женой… – посерьёзнела Неферуре.

– А как же они сделают тебя богиней, скажи мне?

Замотав головой, Неф почувствовала слезы, закипающие на глазах. Вот, на что намекал Сет во сне, к чему ее готовил. Все водилось к замужеству. В маленьких глазках жрецов отразилось плохо скрываемое торжество. Один из них схватил уздечку. Конь под ней заржал, но не смог вырваться.

Тутмос же не видел этого, он погнал в другую сторону, намереваясь увести часть негодяев за собой. Пешим все равно не догнать их. Но он просчитался. Резкий звук ударил прямо в бедро его лошади, которая тут же заржала, но ходу не сбавила. Он обернулся, увидев очередную летящую в него вспышку заклятия.

Дальше все происходило, как во сне. Совсем некстати Неферуре охватила дрожь. Из её носика потекла кровь. Она зашлась лающим кашлем и упала с лошади. Чудом её успел подхватить один из жрецов.

Тутмосу удалось спастись. Возлюбленную он спасет позже и не в одиночку.

***

Первая мысль Неферуре была о том, как надоели ей ночные кошмары. Вторая – о мрачных стенах совсем незнакомой комнаты. Третья же мысль заставила Неферуре подскочить так, что Сенмуту, караулящему ее пробуждение, пришлось схватить ее за плечи. Она подарила ему пренебрежительный взгляд и уставилась в стену. Настенные иероглифы всегда сообщали историю семьи, живущей в этом доме. А семья, несомненно, была зажиточной. Так где она?

– Дорогая, как твое самочувствие?

Неф бросила попытки прочесть настенные надписи, когда поняла, что ее трещавшей по швам голове легче от этого уж точно не станет. Она тихо прошептала:

– Отстань.

Он заглянул в ее глаза, и у девушки заныло под ложечкой от отеческой ласки во взгляде Сенмута.

– Тебе плохо? Что с тобой?

– Меня предал один из близких моей семье, – прошептала все также слабо девушка и отстранилась.

– Не неси чушь, – мягко сказал Сенмут, хотя и нахмурил брови – знак недовольства. – Ты еще ничего не понимаешь, ты слишком юна для этого. Позволь мне лишь показать тебе достойный мир, устроить моей Неф лучшую жизнь, о которой не мог мечтать ни ее отец, ни дед, ни прадед.

Неферуре проигнорировала фразы отца. Она дочь Хатшепсут, о какой другой лучшей жизни ей стоит мечтать?

– Ты станешь волшебницей. Такой, какой всегда мечтала быть, и больше никто, повторяю, никто не скажет, что ты лгунья или безумная. Ты будешь верховной жрицей!

– Пусть они меня отпустят, – потребовала она и соскочила с постели.

Видя, что никакие слова не действуют на дочь, Сенмут поджал губу и бросил:

– Тебя никто не держит, но, мой тебе совет: оставайся здесь до обряда. Тебе нужен покой.

– Нет!

– Неферуре, – надавил Сенмут, – ты упала с лошади и совсем не ведаешь, что творишь. Что ты знаешь о жизни за пределами дворца? Тебе когда-нибудь приходилось так голодать, что участь отдать руку на отсечение за кусок хлеба не казалась тебе страшной? А приходилось ли тебе, Неферуре, убегать от таких же голодных детей, которые и убить могут, лишь бы съесть украденный тобою виноград? Ты думаешь, что жизнь везде одна и та же, что девушки моложе тебя не бегают по ночам в поисках укрытия, а жирные потные мужчины не насилуют их матерей в этот момент.

Она молчала, чувствуя тошноту.

– В нашем государстве гибнут люди от обычной жизни, от работы. И по чьей воле, скажи мне? Великий Амон закрывает на наши несчастья глаза, потому что ему плевать, как и другим богам! Все они погрязли в своих проблемах и забыли о нас, обычных смертных!

Когда мою мать домогались, никто не пришел к ней на помощь. Никто! Я был слишком мал, чтобы помочь. Богатые вельможи, считающие, что могут брать женщин, как вещи, убили ее со смехом, совсем случайно, когда она барахталась в их руках, как раненный птенчик. Задушили. Где были боги, когда они глумились над ее телом?

Она сглотнула ком в горле.

– Сет тоже бог, – возразила она, – он также закрывает глаза, лжет и играет нами. Он не лучше других богов.

Сенмут побагровел от гнева.

– Не смей так говорить о Нем! Всем было наплевать на меня, в то время как он помог мне выжить!

Неферуре пошатнулась от слабости в ногах.

– Ты чем-то меня опоил! – прошипела она жалобно, и слезы показались на ее ресницах. Нет, она не согласится с ним ни за что. Однажды она поверила Сету, но теперь – никогда. Он обещал ей совсем другую, счастливую жизнь с Тутмосом.

Сенмут криво усмехнулся и схватил надоедливую, но, когда та непокорно треснула его, вспылил. Сам того не ведая, он грубо отшвырнул ее в постель.

– Ложись и спи, – приказал Сенмут и отер запястья, вспоминая о плене и о том, как же вовремя подоспели эфиопцы.

– Ты предал маму.

Он замотал головой.

– Ты еще не доросла до таких дел, и никогда не дорастешь.

Его надменная снисходительность показала Неферуре все его отношение к ней. Он совершенно не воспринимал ее как взрослую и умную девушку, не видел в ней ничего от матери, ни незаурядного ума, ни той самой энергетики, которая окружала Хатшепсут. Неферуре поняла, что она – никто, всего лишь дочка влиятельной особы.

– Предатель! – выплюнула она из последних сил больше из-за желания оскорбить его, нежели от обиды. – Ты предал мою мать! Меня! Нашу семью!

После таких слов взгляд Сенмута изменился, наполнился нервозностью.

– Ты глупее, чем я думал, Неферуре. Да, доверия Хатшепсут я лишился. Да, можно сказать, что я предал ее, что я устроил заговор, сошелся с эфиопцами. Да, да, и еще раз да! И это моя правда. Это мои планы, куда тебе не стоит лезть. Одно уясни: тебя я не предавал. Ты моя кровь, моя дочь, которая достойна лучшего. Ты – та, кто в случае любой беды всегда окажется под защитой, под покровительством великих. Что взять с власти фараона? Посмотри на свою мать, она бежала. И кто тебя защитил? Она? – он фыркнул с долей восторга от себя самого.

– Фараоны меняются, богини же запечатлеются в веках. Тем более Египет нуждается в переменах. Когда Сет станет фараоном, не одна Эфиопия покорится нам. Стоит лишь сыграть вашу свадьбу. Не смей отнекиваться! – в его голосе послышалась жестокость, но он тотчас смягчился, увидев страх в глазах дочери. Сенмут продолжил с лаской:

– Дорогая, прости меня. Я погорячился… Я желаю тебе только добра. Ты хорошая девочка, я правильно тебя воспитал, поэтому со временем ты поймешь, что наши действия сегодня окупятся в будущем. Не будет войн, не будет бунтов. Сет сможет решить вопрос и с голодом, и болезнями. С ним ты будешь в безопасности. Конечно, все зависит от тебя. В твоих руках отныне весь Египет. Тебе нужно лишь поддержать Сета.

Ей удалось успокоить дрожащее плечи и перестать лить слезы. Она миролюбиво улыбнулась, утирая нос. Честно говоря, ей было страшно, одиноко и хотелось к Тутмосу.

– Но… Сет не имеет тела в нашем мире.

– Это пока. С моим зельем можно считать Гермиону уже беременной. Сет не позволит Северусу сдерживаться.

– Но сколько людей погибнут! Что за правитель, чья власть придет со смертью других? Ведь многие не примут его!

Неферуре и сама не верила в то, что говорит, но унять дрожь в теле ей удалось. Она сильная. Он помедлил, словно пытался взять себя под контроль, и с долей раздражения протянул:

– Это политика, Неферуре. Такое ощущение, что все наши уроки прошли мимо тебя. Да, погибнут тысячи, но Египет возвысится. Я стану официальным советником, ты – жрицей. Мы сделаем мир лучше через кровь мешающих нам людей. Они встают против Египта. Против нас. Или ты хочешь зажить жизнью тех дворняг, у которых мои люди нашли тебя?

Замотав головой, девушка потупила взгляд и сжалась в комочек. Она уже ничего не хотела. Ей было жутко и страшно, что в ушах слышалось сердце, а дрожь доходила до кончиков пальцев ног. Какое-то время Сенмут просто стоял, глядя на нее с грустной улыбкой, а затем просто ушел.

В одиночестве она заревела. Выбора у нее не было: Сенмут ясно дал ей это понять. Её заставят пройти обряд, выйти замуж и отдать магию Сету. Жестокому, злому лжецу. Нет, никогда этому не бывать, никогда Сету не достанется ее магия, она никогда не поможет ему.

Что бы сделала на ее месте мама? Неферуре вспомнила характер Хатшепсут, её любовь к Египту и готовности пойти на все ради своего государства.

Спустя час Неферуре нашли в луже крови, с раной на запястье, мертвой.

***

Сенмут спешил. Он быстро схватил папирус с именами, которые уже заказаны в царство мертвых, и поторопился к лошади. Его ждали жрецы и несколько наемных эфиопцев, которые за небольшую плату возьмут всю грязную работу на себя – не все же делать его змейкам. Он собирался садиться на лошадь, когда какой-то мальчуган окликнул его. Сначала Сенмут недовольно изогнул бровь, потом внимательно присмотрелся к парнишке и кивнул, разрешая говорить. Тот мялся и мотал головой, не мог связать двух слов, указывал в сторону покоев Неферуре.

Сенмут фыркнул, но от внезапного сознания, что дочери грозит беда, побледнел. Наверно, она опять задыхалась. Мужчина рванул к ней, требуя принести кувшин из его комнат. Но ни одна служанка не двинулась с места. Мальчик закрыл лицо ладошками. У архитектора ослабели ноги, но он переступил порог комнаты и осмотрел алую лужу. Подумалось: вино кто-то разлил. Мельком бросил взгляд на мертвую дочь и прикрыл глаза. Губы задрожали, свиток упал на пол, и совершенно неожиданно он понял, что всё это время совершенно ничего не слышал, будто оглох. И в тот же миг мешанина звуков: возня, всхлипывания слуг – ворвались в его голову и заметались в безумном ритме.

Он больше не мог оставаться в этом доме, поэтому быстро вышел и бездумно побрел. На улице стояла тишина, а его трясло и мутило. Ноги сами несли куда подальше от дома, от слуг, от жрецов. В мелкой дрожи, в поту Сенмута воротило от самого себя. Он ясно понимал: дочь мертва.

Его глаза заволакивала пелена. Дорога казалась не знакомой. Разве что мозг соображал, что палатки с торгашами бывают только на рынке. Толпа людей шла навстречу. В очередях галдели. Все были заняты своими проблемами. Весь этот беспорядок настолько потряс Сенмута, что он с силой замотал головой, отрицая городскую суету. Как они могли жить, когда у него умерла дочь? Как все могло продолжаться для всех, кроме нее? Его пухлые губы скривились, готовясь вот-вот извергнуть дикий вопль горечи и страдания. Желая растерзать самого себя, Сенмут выжал из легких боль и снова ее вдохнул, обежал взглядом толпу и резко замер, увидев Ее. Бегло оглядываясь, Хатшепсут прятала глаза и скорее спешила уйти. Она могла бы и не переживать: мало кто знал её в женском обличье.

Он окликнул свою любовницу, но она не обернулась. Тогда Сенмут погнался за ней, выкрикивая ее имя во все горло. Много кто останавливался, смотрел на него с равнодушием или испугом, но только не она. Хатшепсут рванула со всех ног вниз по улице в толпу людей, которая спешила поглотить силуэт хрупкой женской фигурки. Сенмуту пришлось положиться на своё зрение, чтобы не упустить её. Он расталкивал людей, шел прямо к своей цели, пока его не схватили за локоть.

– Смотри куда прешь! – возмутился пухлый старик и прошел мимо. Сенмут узнал в нем Тобиаса.

– Хат! Хат, остановись! – завопил он охрипшим голосом.

– Она умерла! Это моя вина! Слышишь?! Моя!

От погони его дыхание перехватило, силы покинули, и он отстал. Сердце закололо, и ему пришлось привалиться к стене какого-то дома и зажмуриться, что было сил. Последние, что он увидел, это как Тутмос приобнял за плечи Хат и быстро увёл с улицы.

***

Спустя несколько долгих часов молчания Северус наконец-таки открыл рот, желая высказаться. Но стоило ему посмотреть на бледную, мрачную Гермиону, и совесть сдавила горло. Её ужасно опечалит то, что он собирался сказать. Итен лишь раздражающе закатил глаза. Молчание продолжалось.

По мнению Северуса, им не стоило знать о Дафне. Им не стоило слушать Итена дальше и узнавать о правнучке. Возможно, было бы лучше заткнуть болтливому зятю рот. Так нет, вместо этого Северус, у которого защемило сердце, подарил все внимание этому несносному человеку. Подумать только, у него будет правнучка! Никогда еще его мысли не заходили дальше собственного выживания. Где бы он ни оказался, ему постоянно приходилось включать свой изворотливый ум, чтобы выкручиваться. Не находилось даже секунды, чтобы он мог подумать хотя бы о детях, не говоря уже о внуках и правнуках!

А он всё еще надеялся, что Гермиона не носит под сердцем их малыша. Кто знает, что случится с зачатым в далеком прошлом ребенком? Здесь другие законы, другая магия, наконец, в нем все это время сидел Сет, и Северусу совершенно не хотелось наделять своих потомков частичкой божественного психа.

Не оставалось сомнения: их Даф все равно погибнет. Десять лет назад значительно постаревший Итен Николс неоднократно намекал ему об этом. Видимо, вернувшись в свое время, он так и не смог ничего исправить. Оттого-то и были сильны его горечь и заявления. Непонятным оставалось одно: как он вернулся в Египет повторно и главное – зачем? Северус находил лишь один ответ: только ради того, чтобы помочь им.

Гермиона кусала губы, желая избавиться от навязчивой мысли. Даже если она и знать не будет свою правнучку, скорбь нарастала.

– Я буду верить в твою удачу, – наконец солгал Северус и улыбнулся Гермионе. Было видно, как в ней вновь вспыхнула надежда, личико посветлело.

Они решили никуда не уходить и ждать полной луны. Без часов и окон Северусу было трудно определиться со временем, однако он наблюдал за позевывающей Гермионой. В отличие от нее, он долгими часами мог бодрствовать, а вот она к полуночи засыпала крепким сном. Когда она приобняла его и устроилась удобнее на его коленях, Северус понял, что им осталось ждать около суток.

Только он начал успокаиваться бессмысленной болтовней с Итеном (тему будущего они больше не поднимали), как из глубин пирамиды, откуда они пришли, донеслось эхо. Кто-то протяжно выл. Наверное, подумалось Северусу, какой-нибудь шакал случайно сюда забрел и теперь страдал от мучительного голода. Все сходилось: шакал и был тем самым существом, наблюдавшим за ними из сумрака.

Однако Итена такое объяснение совсем не устраивало.

– Шакал не преодолеет выступ, да и та яма умертвит кого-угодно, Северус, – согласился он, – но что, если сюда ведет не один единственный путь? Что, если этот зверь найдет нас?

Поскольку Северус не мог похвастаться знанием пирамид, ему пришлось принять довод и заняться новым планом.

– Ну конечно, – с сарказмом протянул он и оскалился, – жизнь казалась бы слишком скучной без шакала. Идем выше?

Во время пребывания в пирамиде на его лбу изредка пульсировала вена. Один Итен это замечал, но не показывал вида. Он осторожно встал, опираясь о стену, и все же задал вопрос:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

Северус удивился и помедлил, прикидывая в уме, что с ним не так и почему ему задают такой вопрос. Сет в нем спал, да и чувствовал он себя прекрасно, что тревожило его интуицию. Затишье обычно бывает перед бурей, и раз Сет не из робкого десятка, то не долго осталось его спокойствию.

Он кивнул и тронул плечико Гермионы. Пробудить её помогла новая порция воя. Где-то внизу пророкотало рычание. Послышалась тяжелая поступь.

– Что это? Северус, что это?! – подскочила она.

– Совсем не обязательно так пугаться, Гермиона, – Северус хранил спокойствие. С долей безразличия он отцепил от себя ее ручку и, взяв факел, почти бесшумно приблизился к отверстию, откуда и доносились страшные звуки. Осторожно заглянув, Северус застыл на месте. Звуки тоже стихли. Трепещущий огонь искажал тени. Никто не дышал. Северус сделал еще один шаг и нахмурился.

В темноте виднелась чья-то огромная жилистая спина. Спустя мгновенье зверь свирепо зарычал, исчез в темноте, но только для того чтобы прыгнуть прямо к ним. Один факел потух. Реакция у Северуса была хорошей, он отпрыгнул и швырнул второй в неведомую слепую тварь.

– Бежим! – прогремел холодно Северус.

Гермиона схватила Итена за руку и потянула в ту сторону, куда указал Северус. Они забежали в коридор и спрятались за колонной. Рев повторился. Приказав не мешкать, Северус толкнул их дальше, взялся за руку Гермионы и потащил их за собой. Существо выпрыгнуло к ним и громко зарычало. Гермиону захлестнул ужас. За ними гнался Анубис. Его хвост ударялся о стены. Тяжелые шаги приближались.

Она бы вскрикнула, но Северус зажал ей рот и увлек за очередную колонну, а там они нырнули в темный зал. Свирепый монстр остался позади. Он тоже стих, принюхиваясь.

– Тихо, – сказал Северус, и палочка в его руках очертила круг.

Гермиона дрожала и не сводила взгляда со входа в соседней зал. В тишине она различала, как Анубис крадется, как его тяжелое дыхание то проявляется, то стихает, словно он и сам старается не дышать. Волосы на затылке встали дыбом.

Северус продолжал нашептывать, а его палочка – вырисовывать руны, образовывая маленький свет. Чтобы не поддаться истерике, Гермиона так сильно сжала кулачки, что ногти впились в кожу. Портал разрастался, и она стала замечать очертания саркофага, иероглифы на нем, посвященные одному из когда-то правящих фараонов, и высокие колонны.

Рука Северуса дрогнула, но он не сбился. Гермиона задрожала сильнее, когда увидела за спиной мужа высокий силуэт, медленно крадущийся к ним.

Портал раскрылся полностью, и Северус слабо улыбнулся Гермионе.

– Итен, хватай ее скорее. Я задержу его!

Её схватили. Гермиона вскрикнула и вырвалась. Все её страхи и переживания воплощались один за другим. Северус строго зыркнул на нее и покачал головой.

– Нет, Северус!

– Гермиона, в портал, живо!

Анубис зарычал и направился прямо на них. Все произошло быстро: Итен крепко схватил её и втянул в портал. Гермиона из последних сил ухватилась за руку Северуса, но тот развернулся к ней спиной и твердо посмотрел на Анубиса. Монстр зарычал еще громче.

– Ты еще можешь успеть!

– Портал закрывается, иди! Гермиона, Анубис не отпустит вас. Ему нужен Сет. Иди!

Она замотала головой. Из глаз хлынули слезы. Итен потянул сильнее, и портал стал смыкаться.

– Только не это! Пожалуйста! Северус! – взмолилась она, все еще не выпуская его руку. Он подарил ей свой последний взгляд, полный любви, нежности и самопожертвования.

Кто бы там ни был в ее животике – часть него, светлый лучик, который будет ее опекать и греть. Она будет не одна, и она должна выжить. Северус взглянул на свою ведьму так, как гордый волк смотрит на свою волчицу перед тем, как увести опасности от их пещеры. Сомнений не оставалось: все было правильно. Нежно проведя пальцем по ее костяшкам, он освободил руку и в последний раз прошептал:

– Я люблю тебя, дорогая.

Анубис схватил его с громким озлобленным рыком и сжал огроменной лапой. Гермиона закричала снова. К моменту закрытия портала, Итену все-таки удалось затащить девушку с собой. Последним, что она услышала был треск туники Северуса.

Они оказались в темноте. Гермиона ревела, билась в руках Итена, обвиняя его.

– Лучше бы мне было умереть! Вместе с ним! Вместе! – её рыдания перешли в жалобный скулеж, напоминающий то состояние, когда рвет душу на части. Сердце сгорало и пеплом осыпалось меж ребер. Она чувствовала пустоту. Ей не хотелось дышать, чувствовать. Гермиона отдалась дрожи и заплакала.

Тщетно Итен успокаивал ее и крепко обнимал. Всхлипывания не останавливались. Они стояли в темноте. Чувствовалась гниль и сырость. «Странное будущее», – подумалось ему.

– Тихо, Гермиона, тихо…

– Нет! Нет! Мы должны вернуться!

Итен сжал её плечи и затряс.

– Он отдал жизнь ради тебя! Очнись! Самое лучшее, что мы можем сделать, так это выбраться из этого места, найти министерство и отправить меня в прошлое, чтобы я предупредил. Еще не все потеряно, не реви.

Неизвестно сколько прошло времени, пока она успокоилась. Итен всё утешал, просил зажечь палочку и осветить им дорогу. Он приводил ей весомые аргументы, но понял, что с такими темпами они не продвинуться ни на шаг.

– Ваш Поттер! Ты говорила он поможет! Пойдем к нему! Гермиона, только освети дорогу. Я совсем не понимаю, где мы.