Текст книги "Беглый в Варшаве 2 (СИ)"
Автор книги: АЗК
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Глава 23
Билеты достались в партер, не самые дорогие, но вполне приличные. До спектакля оставалось еще полдня – и мы пошли обедать. «Братислава» на Дерибасовской встретила нас тяжелыми шторами, приглушённым светом и приятным запахом жареного мяса. Взяли гуляш, салат с болгарским перцем и по бокалу марочного портвейна.
– Ты заметил, как в этом городе все улыбаются? – спросила Инна.
– Не все. Но те, кто улыбается, делают это от души. Это заразительно.
Вечером, после спектакля, мы обратно шли молча. Город уже светился фонарями, воздух стал легче, и где-то вдалеке слышался саксофон, то ли уличный музыкант, то ли просто радио из открытого окна.
– Знаешь, мне было жалко Кармен, – сказала Инна, когда мы уже заходили в гостиницу. – В ней было столько жизни. А эти мужчины…
– Редкие сволочи! – С ходу я решил подколоть свою жену. – Вот уж кто не был готов к свободной женщине.
– И снова – к Кубе. К жаре, к страстям и к запутанным судьбам.
Мы валились в номер без ног. Даже не разделись толком, только обувь скинули и в полусне пробормотали друг другу:
– Спокойной ночи.
– Спокойной…
И уже через пару минут спали, как убитые. Одесса осталась за окном, с её театрами, морем, лестницами и чем-то неуловимым, что делает её не просто городом, а настоящим предисловием к приключению.
Утро встретило нас солнцем, солёным воздухом и шумом улицы.
– Вот она, Южная Пальмира, – пробормотал я, откинув тяжелую штору и пустив яркий свет в номер. Инна так сексуально сморщила носик, что мне стало стыдно, вчера мы кое-то пропустили…
Выйдя их гостиницы, мы обоюдно пришли к выводу, что после поездного укачивания и вчерашнего гулянья, сейчас город кажется особенно живым – с его трамваями, продавцами семечек, таксистами с прищуром, и конечно же запахом моря, который пробирался повсюду – в подворотни, магазины…
Когда мы вышли из такси на углу улицы Бабеля. Инна сразу приметила «Хозтовары» через дорогу. Но туда мы пойдем после посещения одесской «конторы». Это здание в стиле сталинского классицима – областное управление КГБ, выглядело очень солидно: обязательная вывеска, бронзовый звонок на двери и надменный взгляд дежурного офицера, впустившего нас внутрь.
За массивной дверью с табличкой «2-й отдел», нас коротко ознакомили с ситуацией:
– Завтра, в 10:00, Дом офицеров, улица Пироговская, 7/9. Будет общий инструктаж для отбывающих. Документы иметь при себе, быть строго в гражданском. Без лишних разговоров.
Выйдя из конторы, мы направились в замеченные нами час назад «Хозтовары». Магазин был пыльный, со старым вентилятором под потолком и вечно недовольной продавщицей, но нам повезло – удалось ухватить два бытовых кондиционера «БК-2500» и переносной телевизор «Юность».
– А чего два-то? – спросила продавщица, подозрительно глядя на нас.
– Один – в комнату, второй – в спальню, – не растерявшись, ответила ей Инна.
– Ну, в спальню – это правильно, – буркнула женщина. – Без прохлады можно и не дожить до утра. Только нужно быть осторожными, может протянуть и воспаление легких обеспечено!
На следующий день, с самого утра город накрыл плотный туман. Со стороны порта слышались регулярные гудки пароходов. Но жара не спадала. В Доме офицеров – здании с колоннами и потёртым мрамором в холле, собирались люди.
Зал в одесском Доме офицеров был невелик, но уютен. Потолочные вентиляторы гудели лениво, сквозь неплотно закрытые окна тянуло майским морем и табаком.
Мужчины в гражданском, но с явной военной выправкой, женщины в не особо ярких платьях. Все выглядели как-то встревоженно и слегка напряженно, будто с трудом привыкали к своему новому положению: они вроде как на службе, но не в форме, и в строю где нибудь на плацу.
Вышел высокий полковник, пожалуй единственный кто был в форме, и раскрыв папку, начал. Говорил он глухо, как будто издалека:
– Корабль «Адмирал Нахимов» арендован для перевозки военского эшелона. Отплытие – в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое мая. Сбор в порту до двадцати двух часов. Путь займёт примерно двадцать суток. В зависимости от погодных условий и политической обстановки.
После этого он откашлялся, оглядел зал и продолжил:
– Все военнослужащие переодеваются в гражданскую одежду. Без исключений. В форме не появляться. На борту, вести себя как обычные туристы.
Кто-то с заднего ряда тихо фыркнул, кто-то покачал головой.
– Питание будет обеспечено Министерством обороны, – добавил офицер.
Зал загудел, и сразу раздались комментарии:
– Значит, тушёнка с сюрпризом…
– Хватит ли её на двадцать суток?
– Главное, не как в прошлый раз, когда сахар оказался известью…
Полковник сделал вид, что не слышит.
– На борту будет медсестра и судовой врач. Аптечки – у старших групп.
Тут же нам представили полковника КГБ, высокого, представительного красавца, который будет плыть с нами до Кубы и обратно уже с увольняемыми. Представили медсестру, также сопровождающую нас. Если статная и привлекательная медсестра просто встала и повернулась к нам, когда её представляли, то полковник КГБ сразу же после представления встал за трибуну. На лацкане мундира, только планка Ордена Красной Звезды.
В зале сидели около трёхсот человек, в основном мужчины. У одной из колонн расположились я и Инна.
Полковник неторопливо оглядел собравшихся, затем заговорил, хрипло, с явным усилием, как диктор вечерних новостей:
– Товарищи, перед вами – задание государственной важности. С момента посадки на судно вы, не военнослужащие. Вы, туристы, направляющиеся в длительное морское путешествие. Ни в коем случае не упоминайте ни подразделение, ни военную часть, ни род службы.
Он помолчал, давая паузу, чтобы усвоили, затем продолжил:
– Судно «Адмирал Нахимов», пассажирское. Для всех, кто увидит вас в портах по маршруту следования, вы группа отдыхающих. Смейтесь, пойте песни, ешьте мороженое, даже если вас тянет на служебные темы, как кота на сметану.
В зале отчетливо хмыкнули.
В ходе инструктажа полковник не раз обменялся с медсестрой тем быстрым взглядам, по которым стало понятно, что полковник особо нас не будет докучать своим вниманием, а со всей своей страстностью, «с холодной головой, с чистыми руками и горячим сердцем», займётся разрабатыванием медсестры.
– Внимание! – Полковник повысил голос. – При заходе в зарубежные порты, особенно в Алжире и на Канарах, никаких разговоров с иностранцами. Никаких фраз вроде «а у нас в гарнизоне было лучше». Говорите о погоде, в крайнем случае, о советском хоккее.
Он перелистнул листок на кафедре, взглянул в зал… и вдруг его взгляд задержался. Он прищурился и чуть наклонился вперёд. Все невольно обернулись. Полковник смотрел прямо на Инну.
– Медицинский персонал, – проговорил он чуть теплее, – обязан сохранять спокойствие и дисциплину. Особенно, если персонал молодой и обаятельный.
По залу пробежал приглушённый смешок. Инна покраснела и отвела взгляд, я насупился.
– Да, а теперь к делу, – полковник вдруг вернулся к сухому тону. – Сомневающиеся в маскировке могут выдохнуть: даже если вас триста, если вы ведёте себя как туристы – вы туристы. Форма сдана. Оружие, не выдано. Значит поведение должно быть соответствующее.
С последней фразы кто-то буркнул:
– Триста мужиков в одинаковых куртках, без женщин, без аккордеона. Ну да, туристы.
Полковник услышал, но сделал вид, что не заметил.
– У кого есть сомнения, подойдите после, получите персональные инструкции. У меня всё. Завтра вечером, погрузка на борт. Действовать по указанию старших. Младший медицинский состав – на палубу «Б», размещение по спискам. Остальное, по месту. Дополнительные указания поступят через связь корабля. Свободны.
Он махнул рукой, а затем, как бы случайно, снова посмотрел на Инну. И даже, кажется, подмигнул.
Я только вздохнул:
– Добро пожаловать в реальность, милая. Даже под прикрытием колонны, тебя спрятать не удалось.
В ответ Инна усмехнулась:
– Да уж, у него явно не только Орден Красной Звезды боевой. Но ничего, подумаешь, полковник…
После окончания собрания люди расходились с одинаковыми лицами: сдержанными, внимательными, и чуть-чуть растерянными.
Во внутреннем дворике Дома офицеров пахло горячим трансформаторным маслом и чабрецом из рядом расположенной клумбы одновременно. Прапорщики и офицеры со своими женами стояли группами, кто курил, кто обсуждал маршрут. Мы с женой отошли в тень, ближе к фонтану, где вода лениво булькала под каменной чашей. У меня в руках была стильная кожаная папка с документами,У нее маленький кожанный рюкзачок, самый последний писк моды.
– Ты видела, как он смотрел? – спросил я тихо, стараясь, чтобы губы почти не двигались.
Инна усмехнулась, не отрывая взгляда от голубя, топтавшегося в луже.
– Видела… У меня стойкое ощущение, будто он в мыслях уже просчитал, как мы будем пить шампанское в его каюте.
– Или как ты будешь его перевязывать от вымышленного ранения, – тихо буркнул я, размышляя как ему накостылять и не спалиться.
Опять придется обращаться к «Другу», а самому быть на людях…
Глава 24
В этот момент за нашими спинами послышались шаги. Полковник, о котором мы сейчас говорили, шёл неторопливо, как будто просто прогуливался. И совершенно «случайно» он остановился рядом с нами и заговорил, не глядя в глаза, словно это был чисто формальный разговор.
– Ведь вы, Инна Ивановна младший медицинский работник?
Жена слегка вздрогнула, но моментально взяла себя в руки.
– Так и есть, и вы по долгу своей секретной службы об этом отлично знаете.
Он всё-таки повернулся к ней и рассеяно кивнул, будто только сейчас заметил ее лицо.
– Знаете, вы… лицо у вас очень нетипичное для медработников. Почти киношное.
Я напряжённо молчал, а Инна спокойно ответила:
– Спасибо. Мне это уже не один раз говорили. Например, когда я дежурила на съёмочной площадке в госпитале. Но тогда это не помешало мне накладывать швы.
Полковник хмыкнул, будто одобрил ее колючий ответ.
– Смелая. Дерзкая. Это хорошо. На Кубе это вам пригодится. Там солнце, жара, и люди… оч-ч-нь эмоциональные, вы в курсе? Особенно мужчины…
Он вдруг сделал шаг ближе, прямо в границы личного пространства – и понизил голос произнес:
– Если вдруг кто-то из личного состава будет проявлять чрезмерную инициативу, сразу докладывайте. Я всегда на связи, – и снова чуть улыбнулся.
– Даже если будете с медсестрой?
– Еще глазастая, и умная…
Жена кивнула коротко, профессионально:
– Спасибо, буду иметь в виду.
После этих слов супруги, я слегка шагнул вперёд, будто случайно заслонив ее плечом. Полковник понял намёк, глянул на меня холодно, буквально на секунду, но очень резко, а затем отступил.
– Ну что ж… Удачного вам рейса. До встречи на борту.
И он пошёл дальше, покачиваясь в бёдрах, как человек, которому многое позволено.
Инна какое-то время молчала, а потом негромко сказала:
– Ничего. Если он полезет – я ему вколю физраствор с настойкой валерианы. Прямо в седалищный нерв.
Я усмехнулся:
– Ну, а я тогда подстрахую.
Инна какое-то время молчала, а потом негромко сказала:
– Ничего. Если он полезет – вколю физраствор с настойкой валерианы. Прямо в седалищный нерв.
Улыбка невольно дрогнула на моих губах.
– Ну, а в крайнем случае, будет у нас санитарный случай.
– Санитарный случай, говоришь?.. – задумчиво пробормоталось, будто не нарочно.
Шаг в сторону, подальше от аллеи, позволил скрыться от чужих взглядов. Мысленный импульс вызвал «Друга», вышедшего на связь без лишних слов.
«Запуск с дронов номер 5, 6 и 8. Задача: обозначить целью человека в военном мундире с планкой ОКЗ, рост около метра девяносто, без фуражки, волосы с проседью. Визуальный слепок – активен. Боевой режим не применять. Имитация биологического загрязнения – в приоритете. Действовать выборочно, в течение самого ближайшего времени. Отвлечь. Унизить. Без вреда для здоровья. Наблюдение вести дистанционно».
– Принято. Цель идентифицирована. Образец гуано выбран. Место дислокации анализируется. Три носителя готовы. Запуск возможен через 2,6 минуты.
Вдох оказался неожиданно лёгким. Аллея с каменной чашей фонтана осталась позади, и вместе с ней ощущение надвигающейся для кого-то угрозы. Инна шла, не подозревая, что в небе над Домом офицеров уже летят маленькие пернатые мстители, замаскированные под чаек и сизарей, но с инженерной точностью дронов.
– Ну что, отпуск начинается? – шепнула Инна, прижимаясь плечом.
– Начинается, – я вздохнул. – И, как всегда, без чёткого плана и маршрута.
Впереди нас ждал «Адмирал Нахимов», море и ещё одна страница, которую пора было начать читать. А нашего полковника если ему повезёт, ждет легкое наказание процедурой личной гигиены гораздо раньше, чем он себе ее планировал.
«Начало акции через тридцать две секунды, – сообщил 'Друг», с таким безэмоциональным спокойствием, будто речь шла о запуске кофеварки.
На площади перед Домом офицеров, где ещё стояли люди после инструктажа, появился тот самый полковник. Разговорчивый, самодовольный, раскидисто шагающий между офицерами и их жёнами, он смотрел поверх голов, словно был не просто ответственным за безопасность рейса, а как минимум владельцем судна. Инна уже отвернулась, стараясь избежать повторной встречи.
И тут произошло то, что в любом другом месте показалось бы просто городской случайностью. Но здесь, в сердце Одессы, накануне выхода нашего эшелона в море, это стало событием.
Полковник как раз поправил китель и собирался, видимо, снова подойти к кому-то из женщин, когда над его головой резко закружились три чайки. Они не каркали, не издавали обычных звуков, а будто синхронно зависли в воздухе, вымеряя угол атаки.
Первый залп пришёлся точно по фуражке. Жидкий, густой, тёплый – он стекал по козырьку и мгновенно начал пропитывать плечо мундира. Полковник замер, не сразу поняв, что произошло. Люди рядом шарахнулись, а затем в изумлении уставились в небо.
Второй, пришёлся на правую лопатку и часть воротника. Бело-зелёная субстанция с лёгким перламутровым отливом размазалась по ткани и шлёпнулась на туфли. Один прапорщик не выдержал и прыснул в кулак.
Третий дрон подлетел чуть сбоку и выдал мощный веерный выстрел прямо на спину и аккуратно – на серую шевелюру. Это было похоже на тщательно отрепетированный финал.
Полковник застыл. Рука поднялась к плечу, затем к фуражке. Пальцы прикоснулись к вязкому, горячему… и он понял. Его лицо перекосилось. Сначала от омерзения, потом – от негодования. Он резко обернулся, но тут же раздался первый громкий смешок. Потом второй. А через несколько секунд смех захлестнул всех, кто ещё недавно выглядел серьёзным и настороженным.
Прапорщик с сигаретой присел на лавочку и чуть не свалился от хохота. Какая-то женщина вытирала слёзы, качая головой.
– Вот тебе и государственная тайна! – пробормотал кто-то, хватаясь за живот.
– Птички у нас с чувством юмора! – прокомментировал офицер в гражданском пиджаке.
Полковник выругался. Не громко, но с таким чувством, что даже «Друг» зафиксировал всплеск низкочастотной лексики. Он попытался сохранить достоинство и направился к зданию, пятнами унижения закляксанный по всей спине. Но в этом виде ни один человек в радиусе ста метров не воспринимал его всерьёз.
Инна прижалась чуть ближе и еле слышно прошептала:
– Боже… Как вовремя!..
Ответ не понадобился. Улыбка на моем лице говорила сама за себя.
«Он теперь будет держаться от нас подальше, – прозвучал голос „Друга“ в моем сознании. – И ещё долго не поймёт, почему так случилось.»
Шум перед Домом офицеров затихал. Люди расходились в прекрасном настроении, унося с собой анекдот, который точно переживёт этот рейс. Над Одессой летали чайки, а среди них – те самые три, что сегодня сделали день по-настоящему светлым.
* * *
Морской вокзал Одессы дремал в ночной дымке, будто и не подозревал, что под его сводами проходят сейчас самые необычные пассажиры. Военные в гражданке входили партиями, по пятнадцать–двадцать человек, разными маршрутами, в разное время. Шли молча, с баулами и сумками, одетые строго, но без формы, как и было предписано инструктажем.
Старшие офицеры перекидывались короткими взглядами, напряжение прямо витало в воздухе. На таких массовках любой резкий жест мог вызвать цепную реакцию: паника у гражданских, интерес у пограничников, хотя они и так были в курсе происходившего.
– А что это за народ? – удивлённо спросила молоденькая сотрудница морвокзала, наблюдая из своего окошечка, как по залу толпой проходят люди явно не туристического вида.
– Футбольная команда, – с тенью иронии ответил кто-то из дежурных. – Турнир в Латинской Америке.
– Так у них лица как у похоронной команды, а не футбольной…
– Просто серьёзно настроены на победу.
У входа в таможенную зону народ слегка замедлился. Первыми пошли на досмотр жены и дети с лёгкими сумочками, а потом уже мужчины с чемоданами, которые по старой армейской традиции перепоручили своим солдатам. У меня подчиненных не было, поэтому один из самых легких чемоданов взяла жена. Когда до меня дошла очередь, я вдруг оказался в центре внимания: меня задержали на досмотр.
– Что это у вас? – таможенник крутил в пальцах блестящий предмет.
– Это… юбилейная монета. На Кубе подарю, в музее оставлю.
– Монеты, это валютные ценности, товарищ, – строго заметил старший таможенной смены.
– Какие валютные? Это же наши, советские! – Вспыхнул я. – С Гагариным, с победой, всё по-честному.
– Не положено.
За моей спиной уже начиналось раздражённое гудение. Тот самый полковник КГБ подошёл ближе, и нависнув над столом произнес сквозь зубы:
– Проблемы?
– Этот гражданин пытается вывести монеты…
– Здесь и сейчас ключевое слово «юбилейные»!
– Сдайте на хранение и пишите объяснительную.
– Зайдем с другой стороны. На основании чего, я не могу вывести за рубеж Ю-БИ-ЛЕЙ-НЫЕ монеты?
– Старший таможенник достал какую-то брошюру, открыл ее на нужном месте, ткнул пальцем и сквозь зубы прошипел:
– Читай!
Внимательно прочитав указанный им параграф, я негромко произнес:
– Покажите уважаемый, где здесь написано про юбилейные монеты?
Глава 25
Я знал свои права, знал что могу провозить, а что нет – поэтому упёрся и не поддавался давлению. А снять с парохода за такую херню, эти деятели просто не имели права. Тем более что всю валюту полученную от Исаака, я накануне с помощью «Птички» отправил на атмосферник. «Друг» проанализировал ситуацию с долларами сделал интересное предложение.
Полковник, видя как замялась таможня в полном составе, рыкнул на них:
– Решите вопрос. Или берите себе эти монеты и покупайте на них совесть или пропускайте парня. У нас рейс.
Сотрудники таможни переглянулись. Минуты три тянули время, пока наконец не махнули рукой:
– Проходите. Но в следующий раз – без фокусов.
Пока со мной разбирались, уже практически все прошли таможню и меня с великим сожалением таможенники вынуждены были отпустить вместе с монетами. Формально они были неправы, но и отпускать не хотелось.
Глянув на них орлом, поспешил в сторону выхода.
Наконец, я, с двумя чемоданами, большим и меньшим в руках, шагнул по трапу вниз, на корму «Адмирала Нахимова». Трап-сходня под ногами немного гулял – корабль немного… на воде, плюс еще глухо добавляла вибрации судовая установка. Внизу у борта дежурили стюарды в светло-бежевых пиджаках, с улыбками, чуть натянутыми, но всё же приветливыми.
* * *
– Добро пожаловать, товарищ! – один из них подхватил мой чемодан. Глянув на посадочный талон, добавил: – Ваша каюта на нижней палубе, номер 208. Вот туда, по коридору направо, потом вниз по лестнице.
Холл приятно удивил, он казался почти европейским. Мягкие кресла в нишах вдоль стен, зелёные ковры, светлые панели. Небольшой киоск с газетами, касса, стойка информации, возле которой стояла Инна. Увидив меня, она оглядываясь, шепнула:
– Это что, у нас что-то построили без авоськи, гвоздей и мата?
Я улыбнулся. Очень хорошо, что корабль уже начинал ей нравиться.
– Если быть объективным, то в свое время его построили немцы.
– Гэдэровцы?
– Нет.
Инна широко открыла глаза: – Фэргэшники?
– Нет…
– А кто?
– Гитлеровцы. В смысле немцы из Третьего Рейха.
– Вот это да-а… – Ее удивлению не было предела.
За этим разговором мы доперли наши вещи до нужной каюты.
Каюта, к всеобщему нашему удивлению оказалась больше, чем мы ожидали. Не люкс, конечно, но вполне по-человечески: два аккуратных спальных места, между ними столик с закрепленным латунным светильником. У почти полноценного окна – плотные шторы, за которыми угадывалась прогулочная палуба.
В узкой прихожей, оборудован встроенный шкаф, внутри него аккуратно развешены спасательные жилеты и полотенца в полиэтилене. Напротив – дверь в крошечный санузел: умывальник с холодной водой, зеркало, крючки для полотенец. Над зеркалом кто-то уже прилепил жвачку.
Когда я вышел на палубу подышать после размещения свежим воздухом, заметил ещё несколько «туристов» в одинаковых тёмных куртках и скучных кепках. Один курил, другой молча смотрел на воду, третий – читал «Советский спорт» вверх ногами. Было ясно: никто особенно не играл в гражданских.
В час ночи в каюте тренькнул динамик, и голосом диктора из середины семидесятых сообщил:
– Товарищи пассажиры, оба наших ресторана приглашают вас на шведский стол. Приятного аппетита!
– А может, это и правда туристический рейс? – фыркнула Инна, застёгивая ремешок на туфле.
Свой ресторан мы нашли сразу, он находился на средней палубе, ближе к корме. Обстановка – скатерти, высокие спинки стульев, буфет с фруктами и бутылками лимонада, официантки в белых фартуках. Через все помещение был установлен стол с безалкогольными напитками и легкими закусками.
Пока мы выбирали между бутербродами с колбасой и шпротами, я невольно отметил: корабль только снаружи казался небольшим, даже тесным, и только попав во внутренние помещения, убедился, что внутри всё было устроено с каким-то почти западным размахом. Даже тарелки были не эмалированные, а настоящие – фарфоровые, с тонким золотистым ободком и надписью «ЧМП».
Мимо неслышно сновали официанты с минеральной водой и готовыми закусками. В зале пахло рыбой, специями, и даже жареным луком. Инна расправила салфетку и посмотрела на меня с такой миной, будто это она выбрала этот лайнер в «Интуристе».
Недалеко от нас расположились трое мужчин лет сорока, явно не моряки, но и не туристы. Один из них – лысеющий, с лицом прапорщика – негромко бурчал:
– Я тебе говорю, если в Лас-Пальмасе будут местные, лучше вообще рот не открывай. А то скажешь что-нибудь про «учения», потом будут тянуть с нас жилы.
Второй хмыкнул:
– Что ты переживаешь? Все туристы как туристы. Особенно мы.
Инна перехватила мой взгляд и едва заметно кивнула. Мы оба всё поняли.
– Ну, если нас и будут везти на какую-то секретную базу, – сказала она, – то пусть хотя бы кормят не хуже чем здесь.
– С чего, ты это взяла, дорогая?
– Костя! Я что полная дура, по твоему?
По пути обратно в каюту мы прошли мимо группы из пяти-шести человек, обсуждавших, где можно будет «при случае» сдать доллары. Один из них, с обветренным лицом и мосолистыми руками, сказал:
– Только тихо. Нам ещё до Гаваны дожить надо без приключений. Ты помнишь, что было с теми в Марселе?
Последовал небольшой гул. Я с женой ускорил шаг.
Нам не спалось, и мы решили прогуляться по всем открытым палубам. Наконец, мы остановились на корме, разглядывая воду за бортом, где к нашему великому удивлению рассмотрели скопище мелких медуз вокруг корпуса корабля. Минут через десять забурлила вода под кормой, раскидывая в разные стороны это самое медузоидное поколе́ние, и корабль стал потихоньку отваливать от причала. Совершив какие положено манёвры, он стал выходить за пределы порта, а через пятнадцать минут мы вернулись в каюту.
Всё! Все страхи, что что-то сорвётся, в последний момент где-то что-то не сладится, остались позади. Мы плывём на Кубу, мы плывём в новый, яркий мир! За это и выпили по чуть-чуть и завалились спать. Но не сразу…
Проснулся по давней привычке в шесть утра и сразу же выскочил на палубу. Инну будить не стал – пусть еще поспит моя девочка. Было светло и солнечно от только что поднявшегося из-за горизонта солнца, а голубое и чистое небо предвещало отличную погоду. Но самое главное – МОРЕ. Ласковое и синее. Огромное море во все стороны, без малейших признаков суши.
Свежий, прохладный утренний ветер приятно трепал волосы и пах чем-то терпким и солёным, как будто сразу несколькими стихиями – солнцем, водой и дальними берегами.
Не спеша обошёл все палубы, постоял на корме, с удовольствием глядя на широкий кильватерный след.
Пена за кормой ложилась ровной полосой, плавно изгибаясь вдоль курса, и завораживала своей однообразной, но мощной игрой волн. Где-то в глубине этой белой струи мерещилось продолжение корабля – будто бы он тянул за собой длинный шлейф воспоминаний и снов.
Потом я перешёл на нос и, перегнувшись через борт, стал смотреть вниз на белый пенный бурун от разбивавшейся волны. Мне даже показалось, что там в какой-то момент выскочил из воды дельфин.
Я замер, вглядываясь, но больше ничего не увидел – только блеск воды и тонкую радугу в мельчайших брызгах. Наверное, показалось. Или это просто море подмигнуло мне своим озорным глазом.
Первые сутки наш корабль шёл строго на юг, пройдя практически всё Чёрное море.
Погода стояла отличная – ровный штиль, лёгкая зыбь и тёплый ветер, напоённый весной. Мы почти не чувствовали качки, только тихий гул судна и ритмичное покачивание пола под ногами напоминали, что под нами километры воды.
Где-то в полночь мы должны зайти в пролив Босфор, на обоих берегах которого расположился Стамбул.
На палубе собралась целая группа – стояли молча, кто с фотоаппаратом, кто с чайной кружкой в руках. Я с женой поднялся к ним и мы остановились рядом с ними.
Стамбул сиял – огнями улиц, маяков, мостов и бесчисленных окон. Слева по борту – громада города, справа – тёмная громада Азии. А между всем этим – лента Босфора, узкая и полная таинства.
– Вон тот мост – Босфорский, – подсказал кто-то. – Его вон видно, как шлейф.
Я кивнул, не отрывая взгляда.
Под утро судно сбавило ход – спускали трап для лоцмана.
– Ну что, товарищ капитан, удачного вам плавания, – сказал турецкий лоцман по-русски с сильным акцентом.
Капитан пожал ему руку и передал неприметный свёрток.
– Как договаривались. «Столичная».
Лоцман засмеялся, прижал свёрток к груди и ловко спустился на катер, который тут же отвалил, оставив за собой пузырящуюся волну.
В Мраморном море, часов в десять утра ко мне подошла Инна.
– У нас пациент. Капитан связист. Хромает, как кентавр.
