Текст книги "Беглый в Варшаве 2 (СИ)"
Автор книги: АЗК
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
Глава 17
Он открыл окно. Жаркий ветер лениво шевелил бумажные занавески, большая редкость в учреждении с грифом «совершенно секретно», обычно на окнах делали сетку из рыболовной лески, с установленным размером ячейки. Куба, она такая, даже разведка здесь дышит более свободно чем в Союзе.
Генерал стоял и напряженно думал: кто «съел» Гречишкина, и самое главное зачем? И в новом свете, перед ним предстало его назначение сюда…
Теоретически – могли кубинцы. Слишком много он знал, и скорее всего слишком мало понимал в текущей обстановке. Мог и ляпнуть языком не то, и не тем. Или, вполне возможно, кто-то в Москве, прикрыв своё упущение, ткнул пальцем в полковника: мол, плохо сработал. А может, и просто перешёл дорогу не тому, кто сидел ближе к сердцу Лубянки. В конторе ведь как часто бывает. не важно, виноват ли ты, важно, удобно ли тебя снять. Что ж, теперь его очередь побыть на этой сковородке.
Оставалось только не повторить ошибок предшественника, и понять, где заканчивается реальная служба, и начинается чья-то игра.
Первой проверкой стал пост №12 – центр оперативного радиоперехвата длинноволнового диапазона. Местные называли его «аквариумом», не только из-за стеклянных стен, но и потому, что внутри всегда царила тишина, нарушаемая лишь равномерным писком аппаратуры. Стояли американские приёмники Collins, советские «Гелиосы», несколько японских кассетных устройств для записи каналов, всё сопряжено через переходники, через адаптированные блоки питания. Парни крутили ручки настройки, шептались между собой, вели журнал.
Начальник смены, майор Галанин, был типичный «слушатель», худой, сутулый, с сигаретой в желтоватых пальцах. Заговорил шепотом, будто боялся, что его перехватят собственные антенны.
– У нас три основных зоны: Флорида, все побережье Карибов и Порт-Рико. Самое горячее – зона Гуантанамо, ее слушаем по ночам, когда эфир чище. Работают на 11,25 МГц, позывной «Цикада». Сигнал флуктуирует, но мы привыкли.
Генерал кивнул. Подошёл к терминалу, где шёл поток точек и тире – радиотелеграф.
– Это сейчас?
– Субмарины, скорее всего. Мы пока не определили, их или британские. Наш кубинец утверждает, что слышал «Томас Джефферсон», но у него с английским… как у нас с марсианским.
Измайлов прошёлся дальше, парой слов перекинулся с дежурной стенографисткой. Молодая девчонка, аккуратно заплетённая косичка, с серьёзным лицом и очень острым взглядом. Фамилия – Шереметова. Оказалась, дочка нашего резидента в Венесуэле. Привезли ко мне «на практику». Приятный бонус, и умная, и проверенная.
Во втором корпусе Филипп Иванович проверил так называемую «сейфовую зону», сектор дешифровки и аналитики. Здесь пахло пылью, холодным металлом и кубинским ромом. Начальник сектора, капитан Берегов, толстяк с нервным подёргиванием глаза, разговаривал быстро, но по делу.
– Передача сигнала с северного купола через кабель №4, мы туда вставили новый фильтр по вашей инструкции из Москвы. Перешли на фазовую фильтрацию, теперь утечек меньше, но пульсация усилилась. Работать можно, но предельно аккуратно.
Генерал посмотрел на схему. Обычные технические тонкости, но мелкие ошибки здесь стоили не только карьер, но порой и жизни.
К полудню он составил себе картину: центр работал, но расслабился. Люди физически вымотаны и уставшие. Слишком долго без смены, без свежей крови, вот и начали плыть. Смена командования пришлась на его взгляд произошла вовремя.
Май 1982 года.
Варшава.
Я читал книгу, когда услышал виброзвонок коммуникатора. Отложив ее, поднялся, лениво потянулся и подошел к стационарному телефону. Этот прием прикрытия был мной придуман что бы не метаться с глупым видом по квартире. А так все чинно-благородно, я просто разговариваю по телефону.
Постепенно уже привык к тому, что генерал Измайлов регулярно выходит со мной на связь. Вот и сейчас, подойдя к аппарату, и сняв трубку, произнес:
– Алло…
– Здравствуй, Костя, – голос Филиппа Ивановича был, как всегда, спокоен и вкрадчив, но в нём слышалась тёплая улыбка. – Ну что, молодой-женатый как ваша жизнь? Поздравляю, передай Инне мои наилучшие пожелания.
– Спасибо, Филипп Иванович, – я усмехнулся. – У нас тут тихо и спокойно. Пожалуй первый раз за последнее время. «Солидарность» резко поутихла, и намного меньше баламутит народ.
– Это хорошо. Отдохни немного… но недолго. Мне надо с тобой поговорить. И с Инной тоже. Есть дело – серьёзное, но, надеюсь, вам оно понравится.
– Слушаю внимательно, – Я мгновенно собрался. Тон Измайлова изменился, стал чуть строже.
– Есть в вас острая нужда, здесь на Кубе. Условия хорошие, а вот с медицинским обеспечением у меня беда.
У меня сложилось очень стойкое ощущение, что последняя фраза была сказана не для меня. Хоть вызов и сам разговор шел через коммуникатор, но кто мешал генералу делать вид, что он говорит по телефону?
– Рядом с вами кто-то есть?
– Да… Мне нужны такие, как ты с Инной. Специалисты, которые смогут оказать медпомощь в любой ситуации. И лучше, если это будет семейная пара. Понимаешь, к чему я?
– Да. Понимаю.
– Отлично. Тогда так. Не срочно, но и не откладывай. Через пару дней вас обоих вызовут сам понимаешь куда. Заполните анкету, пройдете проверку и вас направят на медкомиссию. После этого билеты в зубы и в Москву на самолет. Ясно?
– Да, но я сейчас человек семейный, надо бы посоветоваться с женой…
– Ну это само собой. Сколько тебе надо на это время?
– Сможете перезвонить в это же время?
– Договорились.
Связь оборвалась. Я ещё несколько секунд думал как лучше поступить.
Войдя в спальню, увидел, что Инна после ванной полулежала на кровати с журналом. Услышав шаги, она подняла глаза и с интересом посмотрела на меня:
– Кто звонил?
– Один очень хороший человек. Передавал привет, – ответил я, усевшись рядом и обняв её за плечи. – Очень тепло. Передал тебе наилучшие пожелания.
Она улыбнулась: – Это приятно. Кто он, я его знаю?
– Нет, душа моя, но надеюсь, я когда нибудь вас познакомлю… И вот что он мне предложил… – Я чуть сжал её плечо. – Помнишь, я тебе говорил про Кубу?
– Конечно! Я даже почти все предметы сдала досрочно, остались несколько самых второстепенных. При необходимости закрою за день-два.
– Ты умница. Так вот, сейчас звонил тот самый человек. У него на Кубе, проблемы с медицинским обеспечением. И он подумал, что мы с тобой – идеальный комплект. Два в одном, как говорится.
Инна приподняла бровь: – То есть ты хочешь сказать, что нам конкретно предлагают работу на Кубе?
– Ммм… по сути – да. На два года. С проживанием, нормальными условиями и, как он выразился, с пользой для Родины. А по сути, это будет почти как затянувшийся медовый месяц. Только с рабочей нагрузкой.
Она на минуту задумалась.
– Как-то не верится до конца… А почему именно мы?
Я рассмеялся: – Потому что ты – медик, я почти медик, и мы семейная пара, а еще у нас правильная анкета…
Жена вздохнула: – А когда ехать надо?
– Не ехать, а лететь… На самолете, из Москвы…
– Костя, дорогой, мне надо тебе признаться…
– В чем?
– У меня акрофобия, причем в очень большой степени. Так что я не знаю как у нас все получится…
– Да… Не было печали, так черти подсуетились…
* * *
На следующий вечер виброзвонок коммуникатора вновь прервал вечернюю тишину. Я, не спеша, подошёл к стационарному телефону и снял трубку.
– Алло.
– Добрый вечер, Костя, – раздался в трубке всё тот же знакомый, спокойный голос Измайлова. – Ну что, поговорили?
– Да, Филипп Иванович, поговорили. Есть нюанс… Инна – не просто боится летать. У неё серьёзная акрофобия. Настоящая.
– Хм… – в голосе генерала послышалась короткая пауза, будто он взвешивал информацию. – Значит, воздух отпадает?
– Совсем. Она будет в панике ещё до захода в салон самолета, я это понял сразу.
– Ну, что ж. Не критично. Тогда воспользуемся планом Б. Слышал про судно «Адмирал Нахимов»?
– Конечно. Бывший немецкий лайнер, «Берлин». Сейчас под флагом Министерства морского флота.
– Вот на нём и пойдёте. Отправляется из Одессы, прямиком на Кубу, без пересадок. Медленно, но надёжно. Заодно выспитесь, втянетесь. Ещё и романтика морского путешествия, чем не продолжение медового месяца?
– Больше, чем через полгода после свадьбы? – Я усмехнулся.
– Но как такового медового месяца не было?
– Благодарю, Филипп Иванович. Этот вариант… гораздо лучше. Она успокоится, я уверен.
– Отлично. Тогда не торопясь собирайтесь, завтра вас вызовут, всё как договаривались. Пройдете медкомиссию, заполните анкеты. И ты, Костя… – его голос слегка понизился, стал строже. – Умей держать язык за зубами, даже перед ней, пока не время.
– Понимаю.
– Вот и славно.
Закончив разговор, я прошел на кухню, где Инна готовила ужин.
– Ну что сказал твой хороший знакомый, мы никуда не летим?
– Не летим…
– Как жаль! – Инна искренне огорчилась, совсем забыв про котлеты на сковородке.
Я покачал головой: – Зато плывем. Теплоходом из Одессы. «Адмирал Нахимов». Бывший немецкий «Берлин». Солидный лайнер.
– Это ты специально для меня организовал, чтобы я не паниковала в самолёте?
Улыбнулся, и нежно поцеловал её в висок: – Ну конечно. Ты думаешь, кто у нас в доме главный по вопросам комфорта?
Она засмеялась, а потом, чуть помолчав, сказала: – Два года, говоришь. Ну что ж… это даже звучит романтично. Куба, море, пальмы, ты рядом, в принципе я согласна.
– Вот и славно, – я обнял её покрепче. – А остальное, по ходу разберёмся. Главное, мы вместе.
Глава 18
На следующий день, ранним утром, я и Инна стояли у неприметной двери одного из зданий штаба, которое в народе именовалось просто – «контора». Название это никто громко не произносил, но все понимали, о чём речь.
У входа скучал дежурный прапорщик с таким выражением лица, словно он видел здесь всё – от президиумов до полтергейстов. Он даже не удивился, когда Костя, назвав только фамилию, получил в ответ короткое: – Вас ждут. Пройдите по коридору, кабинет 117. Только паспорта приготовьте.
Стены были слегка обновлены стандартной фисташковой краской. В кабинете 117 сидел сухощавый мужчина с причёской «канадка» и взглядом, способным прожечь анкету насквозь. На столе у неё лежала кипа бумаг, аккуратно перевязанных бечёвкой, и стопка чистых форм.
– Проходите. Присаживайтесь. Значит, вы у нас семейная пара? Очень хорошо. Анкеты перед вами. Заполняйте без пропусков. Подписи с обеих сторон. Вопросы?
Приступив к заполнению, покосился на Инну. Она уже сосредоточенно водила ручкой по строчкам, а губы её чуть шевелились, читала написанное про себя. Меня это улыбнуло. Всё-таки она молодец у меня.
Анкеты были формальные, но с лёгким душком. Помимо привычных данных – образование, стаж, адреса – были странные графы: «родственники за границей», «особые навыки», «уровень стрессоустойчивости», «опыт работы в изолированных коллективах».
Писал я быстро и привычно, подобные анкеты заполнял несколько раз еще в той жизни, в Открытых Мирах. Инна, в отличии от меня, делала это медленно, аккуратно, с подчеркнутой серьёзностью.
– Молодцы, – кивнул сотрудник, проверив анкеты. – Теперь медкомиссия. Вот каждому из вас направление в поликлинику, вас там ждут. Потом, обратно ко мне с печатями и результатами. Дальше получите направление и список необходимых вещей.
– А можно с собой брать книжки? – Робко спросила жена.
– Обязательно, – кивнул чекист. – Особенно по специальности.
Медкомиссия прошла ожидаемо быстро. В каждом кабинете меня знали. Часто ничего не проверяли, а просто переписывали данные из моей медкарты. Давление, зрение, анализы. Спросили, не аллергичны ли к тропическому климату, не страдаем ли морской болезнью, и в финале каждый из нас получил прививки.
К полудню всё было готово. В руках, каждый из нас держал запечатанный конверт, на лицах присутствовала лёгкая растерянность.
– Это всё? – спросила Инна, выходя на улицу.
– Почти, – усмехнулся я. – Осталось только собрать чемоданы и выдохнуть.
Обняв её за плечи, прижал к себе и тихо сказал:
– Добро пожаловать в новую жизнь, товарищ Сафронова – Подкаминская – Борисенок.
Она усмехнулась:
– Вот теперь всё как в кино. Только бы с хорошим концом.
Вечером того же дня в квартире стоял тихий, но упорный хаос. Чемоданы – один очень большой, два немного поменьше – стояли раскрытые в комнате. Я сортировал свои и Иннины медицинские инструменты и справочники, она, сидя на полу, перекладывала одежду наверное уже в третий раз.
– Костя, а ты уверен, что нам это всё надо? – Она подняла в руках свёрнутую в трубочку скатерть с вышивкой.
– Мы же не на край света, – усмехнулся я. – Хотя… почти.
– Я просто подумала, вдруг там будет скучно, а мы как дома – накроем стол, как у людей…
В ответ на это, просто подошёл, присел рядом, и нежно поцеловал её в висок.
– Берём. Всё, что даёт тебе ощущение дома, берём. Тем более там дефицит во всем, так что продадим и купим что-то нам нужное…
Мы не торопились. Сборы шли в спокойном ритме, с оглядкой на прошлый опыт. Каждый предмет, каждое движение напоминало, что уезжаем не в отпуск, и не на пару недель. А на целых два года, на другой край земли, туда где зимой – лето, а летом наоборот – зима, правда теплая.
Вдруг я ощутил знакомый виброзвонок. Привычно прошёл в комнату и снял трубку стационарного телефона.
– Слушаю.
– Привет, Костя, – голос Измайлова звучал тихо, будто издалека. – Надеюсь, не разбудил.
– Нет, Филипп Иванович. Что-то случилось?
– Да нет… Просто решил напоследок сказать пару слов. Пока вы еще в Варшаве, есть время.
– Слушаю…
– Тут Куба ведь, сам понимаешь. Не курорт, несмотря на пальмы.
Он помолчал, затем продолжил:
– Тут тяжело, Костя. Не так, как у нас, многое по-другому. Всё бедно, практически во всём дефицит. Аптек мало, еда по карточкам, народ простой, но измученный. Наши держатся, но бытовуха такая, что хочешь-не хочешь, а по тылам ударит. Но ты умный парень, Костя, вот тебе совет.
– Слушаю внимательно.
– Вези всё, что сможешь. Понимаешь, то что в Союзе вроде как никому не нужно, типа: пуговицы, нижнее бельё, портсигары, зубные щётки, ручки, мыло – всё идёт. Привезешь три ящика барахла, и ты тут король. А еще лучше, четыре. Только умно пакуйте, не броско. И с людьми нашими поговори, может, у кого что завалялось. Оно вам потом много чего принесет.
– Принято, – я коротко кивнул, хотя генерал этого и не видел.
– Ладно, ты и Инна – пара крепкая, выдержите. Остальное – приложится.
– Спасибо, товарищ генерал.
– Береги её. И настраивайтесь что Куба, это не отпуск.
– Понятно.
– Всё, конец связи.
На подоконнике пылилась старая записная книжка, где Инна хранила телефоны друзей, коллег и бывших преподавателей. По моей просьбе она открыла её, пролистала.
Уже на следующее утро Инна устроила «ревизию ценностей». На кухне, в коридоре, даже на балконе стояли раскрытые коробки. Она вытаскивала вещи из шкафов, заглядывала под кровать и даже в ящик с хламом, который она собирались давно разобрать и лишнее просто выбросить.
– Костя, а вот эти пижамы брать?
– Бери, особенно новые. Пижамы, это считай валюта.
– А мыло? У меня запас хозяйственного…
– Оно станет золотым. Сюда, в коробку номер два.
* * *
Затем мы пошли по соседям и всем знакомым. У Инны оказывается был талант: она могла войти в любую дверь и разговорить кого угодно. К вечеру в квартире стояли три огромных ящика – один с одеждой, второй с бытовыми мелочами, третий с «разным нужным». Кто-то отдал старые джинсы, кто-то, пару поломанных калькуляторов,которые можно было восстановить. а одна женщина принесла почти полный набор для шитья, сказав:
– На острове-то, чай, тоже люди живут. Может, пригодится.
Жена от нее вернулась домой, сияя как солнце.
– Мы не едем, мы идём как экспедиция. Всё, что можно обменять, у нас есть.
– Ты у меня тогда будешь торговым атташе, – засмеялся я.
Она подмигнула:
– А ты у меня, сопровождающий по особым поручениям.
– Кстати, раз пошла такая жара, нам нужна швейная машинка!
– И вязальная плюс нитки для нее!
– А еще ленточки и запас кожи разной! Ты инструмент скорняжий берешь?
– Уже. А за кожей далеко ходить не надо, деда снабдил перед поездкой сюда.
Это все мы и отправим багажом по железной дороге в одесский порт.
Самым грустным для меня было расставание с «Нивой». Но к моему огромному сожалению, даже с помощью генерала, перевезти ее на Кубу было не реально. Поэтому пришлось продавать ее здесь в Польше. Самое смешное, что купил ее один ксендз… за доллары. Самое главное что баксы были на сто процентов подлинными. Имея их как образец, можно было довести до ума те несколько пачек фальшивых, которые я нажил почти случайно. Вот такая загогулина вышла. Ничего, придумаю что то с колесами на острове Свободы.
* * *
Даже накануне нашего отъезда в Одессу, Инна как электровеник искала вещи для Кубы.
– Может, кому-нибудь позвонить? Попрощаться?
– Хочешь – звони, – мягко сказал я. – Только, помни: мы ничего не рассказываем. Просто «уезжаем на работу, надолго». Всё. – Она кивнула. Потом закрыла книжку.
– Ладно. Напишу открытки с Кубы, будет сюрприз.
Ближе к ночи наша квартира притихла. Чемоданы были все собраны, вещи по списку разложены, документы сто раз проверены. Мне не спалось, лежа на спине, и глядя в потолок, думал как вся эта «афера» пройдет, что нас ждет в этой далекой стране? И ещё, крнечно же о том, каково это: быть вдвоём в незнакомой стране, среди чужого языка, людей, климата. С одной стороны, вроде как романтика. С другой – неизвестность. Ответственность. Слишком много за плечами, чтобы было всё равно. А рядом ровно дышала Инна, и приятно грела мне правый бок.
И все равно, несмотря на приятное ощущение, мысли лезли в голову, как мыши – тихо, но назойливо, я думал о генерале, об нашем, достаточно странном сотрудничестве, о том, как и чем всё это обернётся.
Я осторожно повернулся на бок, и нежно обнял Инну за талию. Она вздохнула, прижалась.
– Ты не спишь? – прошептала она.
– Нет. А ты?
– Тоже нет. О чем думаешь?
Я только усмехнулся в темноте.
– О многом… душа моя…
– Костя, если честно, то мне очень страшно, – призналась она. – Но и страшно интересно. Знаешь, у меня такое ощущение, что как будто мы шагаем в другой роман. Только теперь не читаем его, а сами его пишем.
– Главное – вместе, – ответил я, крепче прижимая ее к себе. – Всё остальное, будем решать по ходу появления вопросов и проблем, да, Инка?
– Как скажешь дорогой…
– Ой… лиса!..
Утро наступившего дня было хмуро, по-весеннему серым и туманным. Выйдя из дома, мы не сговариваясь оба на мгновение задержались у двери, словно прощаясь с ним. Хоть мы и прожили тут недолго, но успели вложить в него свой труд и частичку души. Мне было жаль оставлять тут переделанную печь, а жена было грустно, от того что она лишается такой уютной веранды с прекрасным видом и обстановкой.
– Дождь пойдёт, – сказала Инна, глядя в серое небо.
– Не страшно. Нам – в тепло.
Я поднял воротник и взял первый чемодан.
– Всё будет хорошо, Инка.
Глава 19
Мы спустились вниз, к ожидавшей машине из госпиталя. Двор наш ещё спал – в окнах не было света, чирикали воробьи, и только старенький дворник в тёплой куртке протирал тряпкой ручку входной двери соседнего подъезда.
– Вокзал? – спросил шофёр.
– Вокзал, – кивнул я, повторив единственное слово эхом.
Машина фыркнув, тронулась, и дом остался за спиной, будто глава прочитанной книги.
Наш поезд отправлялся ранним утром. Платформа была полупустой, сонные фигуры, чемоданы, запах кофе, железа и… железной дороги. Состав был советский. Мы сели на свои места в вагон заранее, устроились в купе и разложили вещи: меньшие чемоданы наверх, большой и не совсем подъемный, в ящик под нижней полкой, сумка с едой в отсек у окна, который напротив стола, документы, во внутренний карман моей куртки.
Поезд медленно тронулся, и за окном поплыли пригороды Варшавы. Я устроился поудобнее на нижней полке, а Инна села напротив, у окна. Проводник, мужчина средних лет, но уже с седыми усами, заглянул к нам в купе:
– Документы проверим после границы. Чай будете?
– Спасибо, пока нет, – ответил я, и он кивнул, продолжив свой обход.
Инна молча смотрела в окно, наблюдая, как мелькают знакомые места. Промелькнула небольшая пригородная станция, где мы когда-то покупали цветы для нашей квартиры. А вот тот самый магазинчик, где мы брали продукты в первые дни после приезда в Польшу.
– О чём думаешь? – тихо спросил я.
– Странно всё это, – она повернулась ко мне. – Вроде были в Польше недолго, а ощущение, что навсегда из дома уезжаем… Как будто один этап жизни закончился, и начинается совсем другой.
– Может, так и есть, – я протянул руку и накрыл её ладонь своей. – Но мы же вместе. Это главное.
Она улыбнулась, но в глазах всё ещё читалась не ушедшая совсем тревога.
– Костя, а ты не сожалеешь? Ну, про Варшаву, про то, что мы там обустроились?
Я задумался. Сожалел ли? Варшава дала нам время друг для друга, возможность почувствовать себя обычной семейной парой, несмотря на лихие приключения и борьбу с педофилами. Но с другой стороны, это была всё же временная остановка, не более.
– Нет, – честно ответил я. – Варшава была хорошим промежуточным этапом. Но это не наша история, понимаешь? А вот Куба… Думаю, там мы сможем быть по-настоящему полезными.
За окном начали мелькать поля, леса, небольшие деревушки. Польская весна была ещё робкой – деревья только начинали зеленеть, а в тени, кое-где ещё лежали даже остатки снега.
– Граница скоро будет, – сказал я, взглянув на часы.
– Волнуешься?
– Нет. А ты?
– Немного. Всё-таки первый раз пересекаю границу на поезде как замужняя женщина, – она засмеялась. – Звучит глупо, да?
– Совсем нет. Я тоже в первый раз пересекаю границу с женой на поезде. Тот раз, на аэродроме считай не в счет…
Мы замолчали, каждый погрузившись в свои мысли. Ритмичный стук колёс убаюкивал, и я почувствовал, как напряжение последних дней постепенно отпускает.
Через пять с половиной часов поезд начал замедляться. За окном показались пограничные столбы, бараки, вышки.
– Польско-советская граница, – объявил проводник. – Приготовьте документы.
Процедура прохождения границы заняла около полуторачасов. Пограничники были вежливы, но дотошны. Проверили паспорта, заглянули в чемоданы, задали несколько формальных вопросов о цели поездки.
– В командировку едете? – спросил один из них, молодой лейтенант с серьёзным лицом.
– Да, служебная командировка, – ответил я, показывая соответствующие документы.
– Понятно. Счастливого пути.
Когда поезд снова тронулся, Инна облегчённо вздохнула:
– Ну вот, теперь мы дома.
– Точно. Ты права.
Советская земля встретила нас лесами и полями, ещё более зелёными, чем польские. Весна здесь тоже была в самом разгаре, березки покрылись нежной зеленью, а в воздухе чувствовалось то особое весеннее тепло, которое обещает скорое лето.
– Красиво, – заметила Инна, снова уткнувшись в окно.
– Да. И как-то… привычно.
– Ага… Наше… Как там мама?
– К вечеру сами все увидим, не переживай.
Мы ехали через Брест, где сделали получасовую остановку. Инна купила на перроне бутылку лимонада и булочку, я – газету. Обычная советская провинция, знакомая до боли: женщины в платках, мужчины в кепках, дети с мороженым, несмотря на еще достаточно прохладную погоду.
– Как же я соскучилась по борщу, чёрному хлебу и селедке, – призналась Инна, когда мы снова устроились в купе. – В Варшаве готовила, конечно, но всё равно не то.
– На Кубе тоже будет не то, – предупредил я. – Генерал говорил, что с едой там проблемы.
– Ничего, выкрутимся. Главное, что у нас теперь есть столько всего для обмена.
К вечеру добрались до Минска. Город встретил нас тёплым майским воздухом и знакомой суетой вокзала. Носильщики, таксисты, объявления по громкоговорителю – всё было таким родным после польской размеренности.
– Ночуем у мамы? – спросила Инна, когда мы вышли на привокзальную площадь.
– А где же еще? Берлога в госпитале, наверняка уже отошла кому-то…
– Даже к бабке не ходи… Интересно кому досталась?
– Когда нибудь узнаем. Давай лучше часть вещей в камеру хранения сдадим?
– Да конечно, тем более, что послезавтра с утра поезд до Одессы.
* * *
Такси нашли быстро, несмотря на вечернюю суету у вокзала. Шофер, плотный мужичок с лоснящимся лбом, лениво вылез из «Волги», помог закинуть чемоданы в багажник и коротко спросил:
– Куда едем?
– Проспект Пушкина…
Он кивнул, хлопнул багажником и привычно повел машину по улицам вечернего города. Минск медленно погружался в сумерки, улицы сияли влажным асфальтом и жёлтыми пятнами фонарей. Инна устроилась рядом, голова её легла мне на плечо, глаза закрылись. Молчание в салоне нарушал только хорошо поставленный голос диктора на радио, вещавшего о предстоящем субботнике.
– Вот мы и дома, – тихо сказала она, когда машина свернула с улицы в знакомый двор.
– Я даже знаю, что мы сейчас будем делать! – Невольно ухмыльнулся я.
– И что же? – Жена повернула ко мне свое лицо.
– Сейчас будем пить чай с пирожными, – усмехнулся я. – Твоя мама всегда держит их про запас, вдруг Инна заглянет…
Раиса Аркадьевна открыла дверь почти сразу после звонка. На ней был тёплый фланелевый халат, на лице, привычная смесь радости и тревоги.
– Инночка! Дочка! Наконец-то! – Она обняла мою жену так крепко, будто та вернулась из кругосветного путешествия. – Проходите, дети, у меня всё готово. И чай, и пирожные. Сладкие, как вы любите.
Квартира пахла корицей, тёплым тестом и чем-то ещё… домашним. Раздевшись и занеся свой багаж в комнату Инны, мы прошли на кухню, где на скатерти в ромашку уже стоял пузатый заварник и блюдо с пышными ватрушками. Предварительно помыв руки…
– Садитесь, дети. Сейчас налью. Вот, Инночка, с мёдом тебе, ты ж его любишь. Костя, а тебе с вишневым вареньем, как в прошлый раз?
Я улыбнулся и кивнул. Всё здесь было таким же, как в ту осень, когда мы впервые зашли сюда вдвоём. Ничего не изменилось: ни цвет стен, ни горшок с геранью на подоконнике, ни даже треснувшая чашка с буквой «Ж», из которой мама Инны, по привычке, пила только по воскресеньям.
Сидя за столом, внимательно посмотрел на неё, наблюдая каждую мелочь: как дрожит рука, наливая чай, как поднимаются уголки губ, когда она глядит на Инну, как замедляется речь, когда ловит усталость в наших лицах.
«„Друг“, проведи тихое сканирование, пожалуйста. Общий статус, нейровозраст, сосудистое состояние. Без вмешательства. Просто наблюдение.»
Пауза длилась не более трёх секунд.
«Наблюдение завершено. Объект: женщина, возраст 53. Физиологическое состояние удовлетворительное. Признаков прогрессирующих патологий не выявлено. Неврология стабильна. Сердечный ритм в норме. Уровень стресса ниже среднего. Вмешательства не требуется.»
«Спасибо,» – мысленно ответил я.
– Костенька, – обратилась ко мне мама Инны, слегка покраснев, – вы надолго приехали или проездом?
Инна опередила меня:
– Мама, мы всего на пару дней. Потом – в путь. Работать.
– Далеко? – Она смотрела не на Инну, а на меня, будто искала в глазах что-то, чего не могла выговорить.
– Далеко, – честно ответил. – Там где тепло. Очень тепло… Куба, Раиса Анатольевна.
– Куба… – прошептала она, будто гадая вслух. – Тогда береги её. Очень. Она у меня одна.
Я кивнул. На этом и сошлись.
Вечер прошёл в уютной тишине, прерываемой только скрипом кресла, когда мама вставала, чтобы поставить ещё чай или убрать со стола. Инна присела к ней на диван, укрылась пледом, и они долго разговаривали – о детстве, школе, платьях и прочем, что ускользало от моего внимания, но грело душу.
