Текст книги "Беглый в Варшаве 2 (СИ)"
Автор книги: АЗК
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава 32
Я стоял у борта, глядя в слегка пасмурное утро. Ветер с океана тянул прохладой, слышался только негромкий плеск волн. В голове щёлкнуло.
– Слушаю «Друг».
– Медик-инженер второго ранг! Субмарина всплывает. Координаты – двадцать миль по правому борту. «Помощник» зафиксировал движение на небольшой глубине и подготовку цели к выходу на поверхность.
Я выдохнул. Пауза.
– Подтвердить тип!
– Вероятно, та же, что ушла из Санта-Крус. Под антенным люком что-то шевелится.
– Вводим план «Бета». Цель – уничтожить. Разрешаю пуск.
Пауза длиной в несколько секунд. Я представил как где-то далеко, над землёй, проснулся аппарат. Гиперзвуковая ракета с миниатюрным ускорителем сорвалась с орбиты, пробив атмосферу почти без следа.
Она шла не по баллистике – управлялась «Помощником» в реальном времени. Подход – в стратосфере, вертикальное пикирование, потом – нырок в точку, заданную дроном.
– Пять секунд до удара. Четыре… Три… Цель поражена. Прямое попадание.
Я не почувствовал и не увидел ничего – только как будто чуть усилился ветер. Но «Помощник» показал: на поверхности – только пузыри. И шлейф – клубящийся, медленно тающий.
– Сигналы субмарины исчезли. Никаких вторичных объектов. Район чист.
– Спасибо, – сказал я. – Переход в пассивный режим. Начинаем сканирование района. Пусть никто не знает, что тут произошло.
После этого сообщения я облегченно вздохнул – все прошло чисто, мы никак не засветились. Никто не знает что подлодка утонула, ни наши, ни британцы…
После этой мысли, меня захватило чувство что я упускаю что-то чрезвычайно важное. Ладно, разложим последнюю мысль по порядку: «ни британцы…», это значит что через какое-то время они начнут ее искать и начнут с запросов по радио, после этого пошлют поисковые силы и средства в район, где она должна находиться согласно плана операции «Кальмар-2». Мы за этим всем будем с огромным интересом наблюдать. Хорошо с этой частью будем считать если не разобрался до конца, но то что есть разложил по полочкам. Теперь «ни наши»… Допустим ВМФ не будет в курсе, что там случилось у вероятного противника… Значит что? Посмотрят, послушают эфир, может быть пошлют корабль наблюдения… И что дальше? А ничего, если бриташки не будут знать где точно искать, то и нашим ничего не обломится… А современная субмарина для противника это настоящий сундук с сокровищами!
Постепенно, у меня в голове начал складываться план очень перспективной аферы.
– «Друг», доклад по лодке. Мне нужен ее реальный статус на текущий момент.
– Подтверждено прямое попадание в центральную часть корпуса. «Помощник» сообщил: корпус вскрыт, треть отсеков заполнена водой. Энергосистемы отключены. Попыток всплытия нет. Движения – ноль. Удар произведён с достаточной перегрузкой, чтобы погасить все активные процессы. Зафиксирована стабильная форма остаточной магнитной аномалии – лодка не взорвалась, а легла на дно.
– Погибла?
– Всё признаки указывают на это. Вероятность выживания экипажа – менее 2%.
Я провёл ладонью по лицу. Сухо.
– Радиообмен?
– Заглох сразу. До удара – начало скоростной передачи пакета. Не успели запросить помощь.
– Остались обломки?
– Обломков на поверхности нет. Всё ушло вниз. Местные глубины – до сорока метров. Даже если кто-то что-то заметит, то не сразу. Один из кормовых отсеков остался герметичным. Там могут находиться элементы навигации, блоки связи и командной записи. Целесообразно извлечь. Рекомендую привлечь силы ВМФ СССР. Для сокрытия источника данных предлагаю задействовать маскировочную акцию.
– Что еще предложишь?
– Один из зондов вышел на траверз между центром радиоперехвата ВМФ СССР на Кубе и точкой затопления.
Готов к трансляции короткий радиосигнал на предельно пониженной мощности – рассчитано на приём исключительно нашими средствами. Полная имитация экстренного вызова.
Я услышал у себя в голове дрожащий, будто срывающийся голос реального радиста субмарины:
– … это «Олимп», повторяю, «Олимп»… координаты… пять один… юг… четыре ноль… запад… срочно… тону…
Запись закончилась.
– Добро.
Спустя несколько секунд:
– Передано в подходящем стиле. Симулирована работа умирающего передатчика. Сопротивление среды, потери сигнала и отсутствие повторов – всё соответствует аварийному выходу на связь. Считаю что сообщение уже зафиксировано нашими специалистами на Кубе.
Я выдохнул.
– Хорошо, – я кивнул, хотя он не мог этого видеть. – Пусть «Помощник» зачищает следы. Сканирование – в пассивном режиме. Не высовываемся.
– Технологический блок «Помощника» готов оказать содействие при подъёме – в режиме наблюдения и маскировки.
– Пока только наблюдение!
– Принято.
* * *
Пост Отдельного радиопеленгаторного центра ВМФ СССР
Ольгин, 80 км. от Гуантаномо, Куба.
Поздний вечер.
Комната с бетонными стенами, увешанная картами и схемами, слабо гудела кондиционерами. В узком помещении над огромной панорамой радарной карты клубился табачный дым. Дежурный офицер в наушниках, лейтенант Андреев, обернулся к сидящему у главного терминала капитану
2-го ранга Войцеховскому.
– Товарищ капитан, есть приём сигнала бедствия. Очень слабый. Частота нестандартная, но… явно морская. Вот запись.
Он запустил воспроизведение. Хриплый голос, перебиваемый шумами:
– … это «Олимп», повторяю, «Олимп»… координаты… пять один… юг… четыре ноль… запад… срочно… тону…
После этого передача резко оборвалась. Войцеховский нахмурился и подошёл к карте. Подсвеченные координаты указывали на район в Инбском бассейне, немного южнее обычного судового трафика, ближе к банке Кальдерон.
– Есть подтверждение от других постов?
– Отрицательно. Наши коллеги из Сьерра-Маэстро, Сантьяго и даже с «Платана» молчат. Американцы – тоже тишина. Очень похоже, что поймали только мы.
– Это же получается… Чисто направленный импульс? Как будто специально на нас.
– Так и подумал. Сигнал слабый, но цепляется за наш антенны как липучка. В спектре шумов – почти идеальное соответствие тропосферному рассеянию в нашем регионе. Если специально для нас, то кто-то знал, как работать с нашей аппаратурой! А такого быть не может…
Войцеховский прищурился.
– Название британское. И – «тонет» в нейтральных водах. Слишком странное совпадение.
Он подошёл к столу, достал бланк спецсвязи, передал шифровальщику под роспись. Тот сразу включил аппарат шифровальной связи.
– Записывайте. В ГШ ВМФ СССР, Москва. Срочно. «В ходе дежурства станцией Лурдес принят слабый сигнал бедствия на нестандартной частоте. Передавалось имя британской субмарины „Олимп“ и координаты в районе банки Кальдерон. Повторных сигналов нет. Анализ передачи позволяет предположить, что сигнал направлен к нам целенаправленно. Ожидаем указаний».
Машина застучала, преобразуя текст в ряд нечитаемых символов, которые мгновенно ушли адресату.
– Что скажешь, Андреев?
– Если всё правда – это подарок.
– А если нет?
– Ловушка.
Войцеховский кивнул, достал из ящика фляжку, налил в алюминиевую кружку и хрипло сказал:
– А если и то, и другое – тем интереснее будет наш отчёт в Главный Штаб.
* * *
Главный Штаб ВМФ СССР
Москва. Здание на улице Знаменка
Утро.
Зал совещаний на третьем этаже, где обычно собирались для докладов по особо важным случаям, был наполнен гулом приглушённых голосов. На стене – крупная карта Инбского бассейна, с массой условных обозначений из оперативных сводок. У стены стояли несколько высокопоставленных офицеров – среди них начальник разведуправления Главного Штаба контр-адмирал Артамонов, его заместитель по технической части контр-адмирал Серёгин, а также представитель ГРУ полковник Тарасов.
Во главе длинного стола – Главнокомандующий ВМФ адмирал флота Горшков, в строгой форме, с папкой перед собой.
– Товарищи присаживайтесь. – Дождавшись пока все займут свои места Горшков продолжил, – причину того, почему мы здесь собрались вы все знаете. Прошу, – главком обратился к своему начальнику разведки.
– Донесение с Кубы не подтверждается ни одним союзным или внешним источником, – начал Артамонов. – Только Лурдес. Это уже наводит на определённые мысли.
– Название подлодки – «Олимп», – уточнил Тарасов. – Таковой в открытых данных флота Её Величества не числится. Последний раз подобное имя использовалось во Вторую мировую. Если есть такое сейчас непонятно. Её либо официально нет, либо она глубоко засекречена.
– Или это не название, а закрытый позывной, – добавил Серёгин.
– Анализ координат? – поднял голову Горшков.
– Банка Кальдерон, – ответил Артамонов. – Глубины переходят от 300 метров к 40 за очень короткое расстояние. Место удобное для организации постановки на грунт, аварийной всплытия, эвакуации… и очень подозрительное в случае гибели лодки. Если это ловушка – не для всех. Если реальный случай – в радиусе тысячи километров ни одна из сторон не отреагировала. Это важно.
– Кубинцы?
– Молчат. Похоже, даже не в курсе.
Горшков помолчал, затем откинулся в кресле.
– Так. Действовать будем предельно аккуратно. Пускай наш ОРПЦ на Кубе уточняет координаты. Но инициатива – на нас. Я хочу, чтобы ближайший отряд океанографической разведки ВМФ был переведён ближе к району – официально под видом работ по донному мониторингу. Если подтверждение – действуем без шума. При возможности – поднять корпус, организовать изучение.
Он отложил папку и строго посмотрел на всех присутствующих:
– Если там англичане – узнаем больше, чем они хотели бы. Если там ловушка – примем меры. Но свою инициативу мы не отдадим.
Тенью вошёл шифровальщик с папкой, передал её адмиралу. Горшков бегло прочёл и кивнул:
– Ответ отправить сразу: «Действовать самостоятельно. Согласовано. Без привлечения союзников. Усилить контроль в зоне ответственности».
Он замолчал на секунду, а потом твёрдо добавил:
– Начинаем операцию. Кодовое название – «Метель».
Он поднялся.
– Всём спасибо, за работу!
Глава 33
Отдельный Радиопеленгаторный Центр ВМФ СССР
Лурдес, Куба.
Снаружи здание, скрытое среди эвкалиптовых деревьев, выглядело спокойно, почти по-дачному. Внутри – строгая военная тишина и предельная концентрация. На центральном пульте мигал зелёный огонёк – сигнал принят.
Начальник центра, капитан 1-го ранга Павел Тимофеевич Громов, стоял, скрестив руки за спиной, у карты региона. Возле него находился его заместитель капитан 2-го ранга Савчук, и офицер-шифровальщик – старший лейтенант Ивлиев.
– Товарищ командир, подтверждаю – передача прервана ровно на девятой секунде. Зафиксировано только название лодки и координаты. Повторов или автосигнала не последовало, – доложил Савчук.
– И кто, кроме нас, принял?
– Ни мы, ни армейцы, ни кубинцы, и даже наш пункт в Сьерра-Маэстре – никто, кроме Ольгино. Возможно, параметры передачи были рассчитаны строго под их приёмник.
– Ловко, – усмехнулся Громов. – Так, а что Москва?
В это время вошёл связист и молча передал зашифрованный ответ. Громов разорвал пломбу, быстро пробежал глазами по строкам. Его лицо чуть потемнело, затем он кивнул:
– Главный штаб ВМФ дал приказ усилить наблюдение за всем регионом. Самостоятельные действия, без союзников, с полной маскировкой. Всю информацию только в центр.
– Это что все? Ни слова благодарности? – Сразу возмутился зам.
– Дурак ты Коля, хоть и кавторанг… Это значит, что подъём – разрешён, если подтверждение аварии будет надёжным. Скорее всего объект оценён как потенциально враждебный. И судя по всему, лодка не просто так там легла.
Он подошёл к стене, коснулся указкой банки Кальдерон:
– Глубины опасные, но не запредельные. Наверняка задействовуют подводную разведку. Даю рупь за сто, что уже связались с «Жемчугом», и дали приказ: отхойти от обычного маршрута и взять курс на этот квадрат. Официально – океанографические исследования. Не дай бог, там реально какой-нибудь английский или американский корпус – информация будет на вес золота.
– А если это всё спектакль? – спросил Савчук.
– Тогда разыгрывают для нас. И это тоже важно. Но пока – у нас есть приказ, изо всех сил наблюдать за всем в зоне нашей ответственности.
* * *
«Адмирал Нахимов»
Ранний вечер
Я стоял у ограждения на корме, вглядываясь в закат. На горизонте, где синева воды растворялась в оранжевом небе, плескались летучие рыбы. Лёгкий ветерок пах морской солью и чем-то неуловимо тревожным.
– «Контакт», – раздался в голове спокойный голос «Друга».
– Слушаю.
– Главный Штаб санкционировал операцию по поиску и подъём корпуса субмарины. Все работы будут осуществляться силами ВМФ СССР. Кодовое название операции – «Метель».
– Быстро сработали. Кто именно займётся подъёмом?
– Задействовано научно-исследовательское судно «Жемчуг». Официальная версия – океанографическая экспедиция. Судно уже скорректировало курс и держит его на точку бедствия. На борту имеются глубоководные средства, способные зафиксировать, осмотреть и подготовить к подъёму объект водоизмещением до трёх тысяч тонн.
Я медленно кивнул, мой взгляд был всё ещё устремлён на горизонт.
– «Друг», есть понимание, что там внутри лодки может быть?
– По частичной телеметрии от «Помощника» – вероятны остатки электронной аппаратуры, элементы навигации и система внешнего наблюдения. Также фиксировалось наличие контейнера цилиндрической формы – возможен автономный зонд или капсула. Уцелевшие узлы могут дать косвенное подтверждение тому, что лодка была задействована в миссии плана «Кальмар-Б».
– Что думает «Помощник»?
– Прогноз: вероятность физического присутствия в лодке интересующих фрагментов – 64%. Вероятность утери объекта в случае промедления – 38% в сутки. «Помощник» рекомендует не только обеспечить скрытую охрану точки подъёма, но и провести маскировочную операцию в районе учений с кубинским флотом.
Этому я усмехнулся, слегка устало:
– Профессионалы. В моё время всё было проще: видел врага – дал в лоб. Сейчас – коды, маскировки, ложные сигналы…
Мой взгляд был снова направлен на небо.
– А мы… а мы плывём дальше. Как ни в чём не бывало.
* * *
Видимость была никакая – туман стелился над водой, будто кто-то вылил в океан ведро молока. Волны лениво катились по глади, и сквозь едва рассеивающееся марево судно шло самым малым ходом, регулярно давая гудок и держась точно по координатам, принятым с радиограммы.
На капитанском мостике было тихо. Даже машина работала как-то осторожнее, будто стараясь не потревожить это серое утро.
– Район обследован по прямому и обратному курсу. Обломков нет, следов аварии не обнаружено, – доложил старпом.
– А что с радиосигналом? – спросил капитан, глядя в бинокль на водную гладь.
Радист пожал плечами.
– Сигнал был чистый, с коротковолнового передатчика, мощность низкая – как будто знали, что не должны быть услышаны кем-то ещё. Позывной не идентифицирован, но похоже на англичан.
– Ну а откуда передавали? – настаивал капитан.
– Примерно отсюда. С разбросом в две мили максимум.
На палубе готовили шлюпку. Моряки с тревогой переговаривались:
– Говорят, балкер утонул.
– Точно?
– А как же. Наш радист и принял сигнал – «бедствие», «взрыв», «координаты»… потом – тишина.
Шлюпку спустили аккуратно, словно боялись потревожить спящих духов моря. Двое в спасательных жилетах вглядывались в воду, перехватывая весла.
– Помощник, – негромко сказал капитан, обращаясь к офицеру у иллюминатора. – Вам не кажется, что нас просто водят за нос?
– Похоже на постановку. Ни масляных пятен, ни мусора… Даже чайки в стороне держатся, – отозвался тот, вглядываясь в море. – Но раз приказ есть, обязаны проверить.
Капитан отвёл взгляд от воды и взглянул на флаги сигналов на мачте.
– После возвращения шлюпки держим курс на Кубу. Пусть «наши» разбираются.
Он ещё раз посмотрел на пустой горизонт.
Потом тихо, почти про себя добавил:
– С самого начала в этом рейсе всё не так.
Я стоял у борта, глядя в бесконечную даль, где горизонт сливался с морем. Волны лениво катились, словно дразня – здесь, мол, ничего не было и нет.
В голове приятно прозвучал сигнал от «Друга».
– Контакт!
– Медик-инженер второго ранга, – голос у него всегда был спокоен, а сейчас еще и немного ироничен. – Все поисковые дроны прочесали свои квадраты. Поверхность обследована полностью. Ни обломков, ни пятен ГСМ. Ни одного живого или мёртвого.
Я коротко выдохнул и отступил в тень надстройки.
– То есть – совсем ничего?
– Всё, что можно было заметить – три небольших расхождения температуры на поверхности воды. Но они уже исчезли. Я проверил – аномалий по гидроакустике тоже нет.
Я на пару мгновений задумался, правильно ли поступил, приказав обследовать квадрат фейкового бедствия. И пришел к выводу что «да». Во-первых капитан нашего судна доложит в Москву что квадрат чист, во-вторых я сообщу Измайлову, что квадрат ТОЧНО чист, и он сделает вывод что корпуса «Олимпа» здесь нет, если он уже в курсе этого. Ведь ВМФ может и не поделиться этим сундуком…
– Значит мы сделали все правильно «Друг»! Если бы я был на месте противника, я бы сейчас придумал запасной план. Или вообще ушел бы в тень.
– Или ждал бы, пока ты расслабишься.
Я усмехнулся.
– Напоминай мне это каждый день.
* * *
День был спокойный. Море – как залитый светом ковёр, ни качки, ни шума. Даже чайки исчезли куда-то. Инна спала, и я вышел прогуляться, когда меня перехватил замполит нашего судна, с короткой стрижкой и привычкой говорить на полтона громче, чем надо. Он окликнул меня у буфета.
– Товарищ Борисенок! Есть минутка?
– А? Что? Мобилизация? – Улыбнулся я.
– Почти, – оценив мою шутку, ухмыльнулся он. – Шахматный турнир замутил…
– Замутил и замполит… Однокоренные?
– Не будем отвлекаться, дело серьезное.
– Можно сказать политическое…
– Можно… Пассажиры против команды. Народ рвётся в бой. Говорят, вы неплохо играете?
– Когда есть с кем, – ответил я уклончиво.
– Будет с кем! У нас в экипаже два разрядника и один мастер спорта по переписке. А ещё, – он понизил голос, – полковник в гражданке, тот самый… Упрямый, но играть умеет. А народ требует зрелищ. Турнир – на открытой палубе, под тентом. Приз – коробка конфет и личная слава!
– Слава, говорите? – я прищурился. – Ладно, иду. Только не жребий – посади меня напротив полковника сразу. Проверим, кто у нас стратег.
Шахматные доски стояли в два ряда на длинных столах, над ними – тент и флаги. Рядом – таблички с фамилиями, бутылки с лимонадом и откуда-то извлечённый магнитофон, игравший марши и «Песню о тревожной молодости».
Полковник сидел ровно, с прямой спиной, в белой рубашке и тёмных очках. На мое приветствие, кивнул мне сухо.
– Вы – Борисенок?
– А то вы не в курсе полковник… И да, я продаю славянский шкаф…
От моей шутки полкан дернулся…
– Давно играете?
– А с какой целью вы проявляете свой интерес, полковник?
– А я – с первого курса. Правда, тогда мы учились, чтобы побеждать врага, а не пешками двигать.
– Что вы говорите, а сейчас? – спросил я, усаживаясь напротив.
Он прищурился, и ответил почти не слышно:
– Сейчас – тренируюсь. Вдруг снова придётся победить.
– Как я посмотрю, вы настроены крайне решительно.
Мы играли почти полчаса. Сначала – осторожно, разведкой боем. Потом он начал активнее, пошёл в атаку – но я развернул фланг и заставил его отступить. Несколько ходов – и у меня перевес. Через пятнадцать минут он ошибся – оставил слона без защиты, и это стало началом конца. Я поймал ферзя, и дальше – техника. Когда он протянул руку, я понял, что всё – он сдался.
– Крепко играете, – сказал он без злобы. – Жаль, не на стороне партии.
– А вы уверены, что на её стороне? – спросил я, вставая.
Он не ответил. Только хмыкнул, и, сдержанно улыбнувшись, отошел.
Поскольку система была не «олимпийская», а «каждый с каждым», то через пару часов мне вручили коробку конфет и нарисованный фломастером диплом «Чемпиона шахматного турнира», а ему бутылку «Пепси-Колы» в качестве поощрительного приза. Инна, раскрасневшись, прибежала с флягой лимонада:
– Ну ты и молодец! Наш семейный мозговой штурм.
– Я не ради награды, – сказал я, пожимая плечами.
– А ради чего?
Я посмотрел ей в глаза и тихо ответил:
– Чтобы понять, как думает полковник.
– И как?
– Он не чувствует игру, он ее видит на только доске, значит не умеет играть вслепую. А это иногда нужно.
Инна не стала уточнять. Просто молча села рядом, и мы долго вдвоём смотрели, как тень от флага с серпом и молотом колышется на тенте, словно сама партия ещё продолжается… где-то в других масштабах.
Глава 34
Каждое утро, примерно в одиннадцать, у моей двери раздавался привычный гул и лёгкий скрежет. Это Саша Щеглов тащил из своей каюты «Юность» с переделанным звуковым трактом и усаживался прямо на палубу возле выхода из коридора, упершись спиной в переборку. Там была смонтирована розетка, в которую он включал свой телевизор.
– Ну что, дон Константин, – произнес он, оборачиваясь ко мне с ухмылкой. – Арриба?
– Арриба, дон Алесандро, – кивал я, уже открывая дверь. – Continuemos aprendiendo español(Давайте продолжим изучать испанский язык).
Он хлопал ладонью по корпусу телевизора, включал его, и в динамике раздавался знакомый сигнал – после чего следовал взрыв Инбского оптимизма.
– ¡Bueeenoossss dííííías, mis amigos!(Доброе утро, друзья!) – разносился голос диктора. – ¡Arreeeebaaaa! ¡Arreeeeibaaa Latinoaméricaaa!Вперёд, Вперед Латинская Америка!) – и за ним – залп сальсы, свиста, «ррр»-катящего смеха.
– Вот это я понимаю! – восторженно говорил Саша. – Слушай, у них, кажется, даже погода в прогнозе поёт.
– Или танцует, – я подхватил его настрой. – Кажется, стал понимать их лучше, чем Минздравовские инструкции.
– Это потому, что у них интонация честнее, – философски заметил курсант. – У наших – «граждане, сохраняйте спокойствие». А тут – «эй, чувак, ты живой – и уже это круто!»
– Что сегодня слушаем? – спросил я, садясь на корточки у двери.
– Радио Маями-Тропикаль. Обещали включить интервью с каким-то их диджеем, который эмигрировал с Кубы. Будет рассказывать, почему «El ritmo es vida». Это «ритм – это жизнь».
Он ловко крутил ручку дециметровой настройки, ища нужную волну. На экране иногда мелькала рябь, и совсем редко пробивался танец каких-то певиц, но звук был чёткий.
– Вот! Слушай!
…el ritmo es lo que nos une… cuando bailas, no piensas, sólo sientes… – пошёл голос с акцентом.
– Переводи, – предложил он.
– «Ритм – это то, что нас объединяет. Когда ты танцуешь, ты не думаешь, ты просто чувствуешь».
– Прямо как на операциях, – усмехнулся Щеглов.
– Ну, у вас своя сальса… а у нас своя с адреналином.
Он приподнялся на локте:
– Ты же понимаешь, Костя… когда мы прибудем, мне будет гораздо легче. Я уже почти не боюсь высоты. Могу долго стоять у борта и смотреть вниз. Спасибо тебе огромное!
– Ну а я, если могу хоть немного болтать на испанском – это вообще подарок судьбы. Ну, чтобы не быть просто «советским туристом с квадратным лицом».
В ответ он хлопнул меня по плечу:
– Костя, ты будешь самым говорливым туристом из всех, кого они видели. Только не забывай иногда молчать.
– Это да, – заулыбался я. – Вон у них даже молчание «арррррр» – со вкусом.
Мы слушали радио ещё почти час. Потом кто-то из матросов, проходя мимо, остановился, покачал головой и выдал:
– Вот уж не знал, что испанский язык учат с телевизора у каюты, как во дворе. Пацаны, вы что, в художественный кружок записались?
– Нет, – сказал Саша с самым серьёзным видом. – Мы – спецгруппа. Подразделение «Ухо Инбов». Ха-ха…
И пока мы смеялись, диктор на радио снова выдал своё протяжное:
– ¡¡Arreeeeeeeeeeibaaaaa!! – на этот раз так, что даже металл корабля как будто слегка задрожал.
Я поднял глаза к потолку и подумал: «Да, Арриба. Уже скоро».
Было около полуночи, когда я услышал тихий стук в дверь.
– Костя, ты не спишь?
Это был Саша. Голос тихий, почти шёпот, но в нём сквозила тревога.
– Нет, заходи, что случилось?
Он проскользнул внутрь, прижимая к груди свой телевизор, будто ребёнка.
– Ты с ума сошёл? – удивился я. – Снова словил концерт «Мира Маринетты»?
– Да при чём тут концерт… – Он опустил телевизор на тумбочку, и быстро его включил. На экране – рябь, слабый сигнал, но голос пробивался.
– Слушай внимательно. Прямо сейчас идёт закрытая трансляция. На какой-то частоте, хрен его знает. Я случайно наткнулся – думал, что музыка, а там…
Он прибавил звук. Сквозь шум пробился чёткий голос – говоривший по-испански, но с явным акцентом.
– … la entrega será realizada en las coordenadas previstas… repito: el objetivo es asegurar la transferencia bajo cobertura civil. Requiere confirmación de «Gaviota» antes de proceder.
Я сосредоточенно вслушался, а Щеглов уже шептал перевод:
– «Поставка будет осуществлена в заранее оговоренных координатах… Повторяю: цель – обеспечить передачу под гражданским прикрытием. Требуется подтверждение от „Гавиоты“ перед началом».
– «Гавиота» – это имя или название чего-то?
– Или позывной. Думаю что-то военное. Слышал ещё пару минут назад – упоминали судно под советским флагом. Мелькнуло «civil camuflaje» – «гражданская маскировка». А теперь вот это. Костя, это что-то серьёзное.
Я уже принял решение связаться с «Другом».
– Дай мне минуту подумать. А сам начал вызывать системник бота. Если это то, о чём я думаю… они готовят что-то прямо под нашим носом. И, похоже, используют гражданский диапазон, чтобы спрятаться в эфире.
– У тебя есть связь с кем-то… важным? – спросил Саша неуверенно.
– У меня есть друг, который разбирается в таких вещах. Очень… обстоятельный друг.
Через пару минут в голове вспыхнуло сообщение от «Друга»:
– Сигнал подтверждён. Идёт узконаправленная передача в гражданском диапазоне. Используется кодировка, типичная для специальных операций стран НАТО. Работаю над декодированием. Рекомендую немедленно сообщить Измайлову.
Я посмотрел на Сашу.
– Саш. Думаю тебе надо срочно доложить командиру вашего воинского эшелона.
Он сглотнул, впервые за время всей поездки заметно побледнев.
– То есть… это реально? Всё по-настоящему?
– Добро пожаловать на Кубу, Саша. Где рррр не всегда означает «Арриба», иногда оно значит «Атас».
Он кивнул, молча, как человек, впервые понявший, что оказался не просто на практике, а в самой гуще большой, но очень тихой игры.
На следующее утро я застал Сашу Щеглова в его привычной позе – полусидя-полулёжа у открытого иллюминатора, с распахнутым справочником на коленях. У него была привычка читать вслух то, что его особенно заинтересовало, даже если рядом никто не сидел.
– Ага! Вот ты где, – протянул он, даже не обернувшись. – Я знал, что название не случайное. Смотри…
Я подошёл ближе. Он показал мне страницу в каком-то потрёпанном томе с плотной обложкой и английским заголовком – «Allied Naval Reference – Auxiliary Units, vol. III, 1981»(Справочник ВМС союзников – Вспомогательные подразделения, том III, 1981 г.).
– Это у тебя откуда?
– Погоди! Потом…
Он ткнул пальцем в строчку:
«Gaviota (UK), intelligence-gathering auxiliary vessel. Converted trawler class. Formerly: Eileen Rose. Operates near Iberian coast, occasionally deployed to Atlantic lanes for signal monitoring and electronic intercepts.»(«Гавиота» (Великобритания), вспомогательное разведывательное судно. Переоборудованный траулер. Ранее назывался «Эйлин Роуз». Действует у побережья Пиренейского моря, периодически выходит на атлантические пути для мониторинга сигналов и радиоэлектронного перехвата.)
Я присвистнул, парень смог меня удивить.
– То есть, «Гавиота» – не просто плавбаза?
– Ага. Плавбаза для «ух» и «глаз». И что интересно – приписана к Плимуту, но регулярно ошивается в портах, где НАТОвцы любят чиниться. В том числе на Канарах.
Он захлопнул книгу и добавил:
– А теперь скажи мне, что она болтается тут просто так. Ради вида на пальмы.
– Не скажу, – буркнул я. – Очень похоже что у неё слишком уж цепкий интерес к нашему маршруту.
У Саши было удивительное качество – он чувствовал, когда, где и с кем нужно промолчать. Но в его глазах я читал – теперь он тоже стал частью этой большой, тихой, напряжённой игры. Пусть и не до конца знал правила.
И всё же, глядя, как он аккуратно прячет справочник в свою синюю холщовую сумку, я понял – если кто-то и станет здесь моим незаметным помощником, так это он. Потому что у него в голове был порядок. И цепкий, точный интерес к деталям. Надо будет не откладывая поговорить о нем с Измайловым.
Сеанс связи состоялся ранним утром следующего дня. Я сидел в одиночестве в своей каюте, уставившись на пустой стакан из-под «Боржоми», который тайком припрятал ещё в Одессе. Волны тихо шлёпали по борту – «Нахимов» шел с хорошей скоростью, ветер стих, а в воздухе стоял запах тропической влажности. Куба была уже недалеко.
– Слушаю, – мысленно произнес я, когда пришел вызов от Измайлова. – Слышу хорошо, Филипп Иванович.
– Что у вас с «Кальмаром-Б»? Есть подвижки?
– Есть, – я чуть наклонился вперёд. – Нашёл интересную зацепку. Сначала – невинная испанская фраза по радио: «Arriiiibo, Gaviota!» – помните такое?
– Помню, – хмыкнул генерал. – Показалось романтично.
– Это не просто романтика. Один мой знакомый, курсант из ВИИЯ, нашёл точное совпадение в справочнике НАТО. «Gaviota» – не поэтическая чайка, а бывший траулер, переоборудованный под разведывательное судно. Судно приписано к Плимуту, но регулярно ошивается в Атлантике. В том числе и на Канарах.
– Чёрт… – выдохнул Измайлов. – Всё сходится. Выходит, они таки вели нас по следу. И называли свои объекты вслух.
– Видимо, у них была уверенность, что русские туристы не поймут. Но «туристы» бывают разные.
– Хорошая работа, – сказал генерал. Голос у него стал резче. – Продолжай наблюдение. Всё сразу передавай мне. Если «Гавиота» всплывёт ещё где-то – мне нужно знать.
– Уже отметил в системе «Помощника» маршрут этой плавбазы, она в базе. Если появится – нам сообщат раньше, чем она успеет что-то просканировать.
– Молодец. И, Костя… – Измайлов вдруг смягчился. – Спасибо, что не спишь, когда надо думать.
Я усмехнулся, глядя в темноту за иллюминатором.
– Мне, товарищ генерал, как-то не спится. Мы ведь в море. А в море, знаете, вечно кто-то смотрит с другой стороны горизонта.
– Вот и хорошо. Смотри в оба. Конец связи.
Связь прервалась. Я поднёс стакан к губам, вспомнил, что он пуст, и встал, чтобы налить кипятка. За бортом хлюпала тёплая Атлантика. Где-то в сотнях миль могла быть та самая «Gaviota». А может, уже ушла, растворилась в волнах. Но след остался. И пусть теперь они думают, кто кого ведёт.
