Текст книги "Беглый в Варшаве 2 (СИ)"
Автор книги: АЗК
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Глава 12
Ту-134 летел в выделенном ему эшелоне, на крейсерской скорости. За иллюминатором медленно плыли сизо-серые облака, а выше, резкий, почти металлический блеск неба. В салоне было тихо, как бывает только на спецрейсах: никакой болтовни, никакой суеты. Только гул двигателей, лёгкая вибрация, да равномерный свет потолочных ламп.
Лейтенант Иванихин задремал, откинувшись на кресло. Его щеки чуть касался подголовник кресла, правая рука соскользнула с подлокотника и свисала. Он тихо дышал, как ребёнок, которому дали передышку после энергичной игры. Генерал Измайлов бросил на него взгляд – сдержанно, но с ноткой почти отеческой теплоты.
Он не стал будить. Парень вымотан, и не только телом – вся его нервная система сейчас работает в режиме перегрузки. Для него это была не просто командировка. Это был экзамен, к которому не готовят в академиях.
Измайлов перевёл взгляд в иллюминатор, слегка прищурившись. Где-то там, за этой прозрачной синевой, была орбита на которой он совершил три витка. Такая вот неофициальная экспедиция.
Как всё изменилось с тех пор. Там, в невесомости, всё казалось простым. А теперь? В мутной воде на Земле каждый шаг – как по болоту: вроде бы твёрдо, а через секунду – трясина.
Он вспомнил, как смотрел на Землю сквозь маленький круглый иллюминатор. Тогда планета казалась мирной и далёкой. Всё на ней было будто игрушечное – города, границы, самолёты… И не было видно ни врагов, ни интриг, ни педофилов в сутанах, ни мальчиков с разорванными судьбами. Только мерцающий шар, прекрасный и безмолвный.
Но там, на орбите, он понял главное: чем выше поднимаешься, тем яснее видишь, как мало у людей времени. И как легко сломать то, что строится поколениями. Поэтому он и вернулся – не героем с лентой, а просто человеком, который знал цену времени.
Генерал слегка прикрыл глаза. Но не заснул. Просто дал себе минуту, между прошлым и будущем. Между Варшавой и Москвой.
За спиной едва слышно вздохнул Иванихин, переворачиваясь на другой бок.
Самолёт шёл точно по расписанию, время до посадки: 47 минут.
* * *
Чкаловский встретил нас плотным утренним туманом и щемящей прохладой, как бывает под Москвой в марте. На дальнем краю лётного поля уже дымили выхлопами дежурныя «Волга» из гаража Комитета. Из салона первым вышел я, за мной Иванихин, ещё не до конца проснувшийся, но уже собравшийся. Внизу у трапа ждал местный особист:
– Добро пожаловать, товарищ генерал, – коротко произнёс подполковник и кивнул в сторону машины. – Транспорт на площадь готов.
Путь до Лубянки проехали молча. Иванихин сидел впереди, рядом с шофёром, не задавая лишних вопросов. Измайлов молчал на заднем сиденье, поглядывая в окно. Серый снег, потрёпанный мартовским солнцем, лежал на тротуарах. Москвичи сновали по делам, ничего не зная о том, что в их столицу только что привезли доказательства войны, о которой не напишут в газетах.
На парковке у второго подъезда генерала уже ждали. У кабинета дежурного он задержался лишь на минуту, чтобы расписаться в журнале прибытия. Дальше – знакомый коридор, массивная дверь с табличкой «Комната совещаний», а в глубине – его временный кабинет.
Он снял пальто, повесил его на спинку стула, и кивнул Иванихину:
– Иди, отдыхай. Если уснёшь – не беда. Всё равно сейчас, пока не доложусь никуда не двинемся.
Лейиенант усироился в углу, у стены, молча.
Измайлов уселся за письменный стол. Вытащил папку с рабочей тетрадью. Дернул завязку, внутри бумаги, заметки на небольших листочках, листы с пометками. Поверх них он положил чистый, чуть шероховатый лист.
Подвинул чернильную авторучку. Стряхнул мысленно всё лишнее.
И начал писать:
Председателю КГБ СССР
товарищу Андропову Ю. В.
От начальника…
Почерк был уверенным, чётким, с лёгким уклоном влево. Слова ложились ровно, строчка к строчке. Он писал медленно, вдумчиво, как всегда делал это в важных случаях, когда надо было не просто донести информацию, а расставить акценты.
Рапорт рождался как операция, точно, строго, без эмоций. Но между строк, была скрытая тревога: если теперь не нажать на нужные рычаги, эта раковая сеть в Польше прорастёт еще глубже. А потом будет поздно.
* * *
Коридоры Лубянки по ночам дышат иначе – глухо, сдержанно, будто здание само внимает чужим шагам. Пакет с рапортом уже лежал на столе: бледный картон, плотный сургуч, нитка натянута, как струна. Внутри – не просто бумага. Там было то, что могло перевернуть представление о текущем моменте. Сведения, которые не подлежали сомнению. Фотографии, негативы, записи и краткое изложение – без художеств, но с выверенной аналитикой.
Измайлов поднялся, взял пакет в левую руку, поправил пиджак. Тяжесть не от бумаги, а от содержания. Коридор встретил пустотой. Свет ламп под потолком плавно угасал в конце прохода. Рядом с дверью без таблички, а только с номером никого не было. Только в предбаннике, у вент канала сидел сутулый секретчик с крошечной пепельницей и какой-то замусоленной папкой. Увидев приближающуюся фигуру, поднялся, подтянулся.
– Всё готово? – голос его был привычный, без интереса, но с внутренним вниманием.
– Готово. Председателю, немедленно, через фельдегеря.
Секретчик вытянул руки, как при приёме знамени.
– В личную почту, под роспись.
– Принято.
Пакет ушёл за глухую дверь, а в предбаннике снова стало тихо.
Вернувшись в кабинет, Измайлов снял пиджак, аккуратно повесил его на вешалку и направился в комнату отдыха. Там стояла узкая койка, старое, но крепкое одеяло и серая тумбочка с будильником. Обувь оставил рядом у двери. Рубашка – на спинку стула. Ложиться в одежде генерал не привык.
Комната приняла его как родного. Тело погрузилось в состояние сна почти сразу. Мысли стихли. Шум Москвы растворился за толстым стеклом.
* * *
Утренний свет пробивался сквозь шторы. Из коридора доносился почти неслышный скрип паркета. Генерал очень удивился обострению своего слуха. Открыл кабинет, снаружи у двери стоял дежурный с папкой.
Мозг автоматически отметил: зубная паста «Поморин», одеколон «Дипломат», и в остатке кортошка с луком и кофе со свежими булочками с корицей из служебного буфета.
– Заходи, булочки свежие в буфете?
– Еще теплые были, а вы откуда…
– Давай, что ты там принес?
Генерал-майор молча расписался за получение, и буркнул секретчику:
– Свободен.
Ознакомившись с содержимым, с удовлетворением хмыкнул и поднял трубку спецсвязи. Набрал пятизначный номер и стал ждать ответа.
– Варшаву. – Бросил он коротко сотруднику коммутатора.
Трубка была тяжёлая, бакелитовая, и холодила ухо.
Дежурный по резидентуре снял трубку на втором гудке:
– Слушаю.
– Генерал-майор Измайлов. Согласно санкции Председателя, отдаю распоряжение варшавской группе завершить разработку «Филипп». Доложить об исполнении лично.
– Есть. Записано. Передаю.
Короткий щелчок трубки и первое дело нового рабочего дня сделано. Работа продолжалась, но теперь в новом направлении, сдругими вводными и полным пониманием, что за Варшавой сейчас кто-то наблюдает – сверху.
* * *
Панель на двери кабинета Председателя была отполирована до зеркального блеска, будто каждый, кто входил, должен был вглядываться в себя. Дежурный в приёмной кивнул, и молча распахнул дверь.
Андропов стоял у окна. В руке, тонкая папка без надписей. Позади, длинный стол из карельской берёзы и кожаное кресло. Лицо спокойное, но глаза не отпускали. Пальцы постукивали по обложке в ритме секундной стрелки.
– Быстро вернулись, товарищ Измайлов. Неужели успели во всем досконально разобраться?
Генерал чуть наклонил голову.
– Обстоятельства так сложились. Появилась возможность закрыть направление, и её следовало использовать.
Андропов прошёлся вдоль окна, остановился у карты мира на стене.
– Возможности у нас появляются часто. Вот только польза от них разная. Что показало расследование?
Измайлов сделал полшага вперёд, руки за спиной.
– По началу обоснованно думали, что нашли нечто исключительное. Поведение фигуранта, действия поляков и немцев, якобы наличие новых технических средств. Всё указывало в пользу наших предположений. Однако комплексная проверка привела к выводу: объект разработки скорее уникум, чем угроза. А это не то, что мы предполагали изначально.
Андропов с силой опустил папку на стол.
– Значит, опять пусто. Полгода – и никаких результатов. Отдел, надо признать, давно не приносит внятной отдачи. Разведка – это не место для фантастов.
Измайлов молчал.
– Подумываю о расформировании вашего отдела, – продолжил Председатель. – Но выбрасывать опыт на помойку – глупо. Слышал, вы в радиоразведке долго служили. И на Кубе скоро освобождается место. Центр радиоперехвата под Гаваной. Знаю, не генеральская должность, но чисто, тихо и далеко от столицы. Подумайте.
Генерал чуть повёл плечами.
– Есть подумать, товарищ Председатель.
Андропов кивнул, сел и вынул лист бумаги.
– Все бумаги подготовим в течение месяца. Хотите кого-то взять с собой?
– Предложу эту возможность лейтенанту Иванихину.
– Из представленных материалов, именно он был автором гипотезы. Стоит ли брать с собой баламута?
– Это скоро пройдет, а так у него светлая голова.
– Ну что же… Вам с ним служить. И отвечать за него тоже вам генерал. И… не держите обиды, Вас ценят и помнят.
Тон был спокоен, почти доброжелателен. Но в воздухе повисло ощущение последней страницы.
Глава 13
Плотные шторы на окне кабинета заглушали солнечный свет, создавая ощущение вечера, хотя часы показывали едва половину третьего. На столе дымился чайник с терпким цейлонским, рядом лежала папка с черновиком рапорта о расформировании отдела. Генерал сидел неподвижно, словно размышляя, но взгляд его был прикован к маленькому продолговатому прибору на столе – тому самому, что Борисенок назвал коммуникатором.
Прибор едва слышно щёлкнул, словно легкий порыв ветра перегрузил микрофон. Цилиндр чуть подсветился изнутри.
По старой привычке, включил радиоприемник и выбрал передачу с эстрадной, ритмической музыкой.
– Генерал, на связи, – прозвучал спокойный голос, в котором слышалась лёгкая усмешка. – Есть кое-что интересное. Перехват с борта разведывательной платформы. Разговор между 41-м и леди с британским акцентом. Качество связи – отличное. Тема – размещение элементов ПРО в районе Норфолка. Хотят прикрыть штабные полигоны и центр логистики. К 85-му году должно быть готово. Официально залегендировано под учения.
Измайлов потянулся к устройству, затем, словно передумав, произнёс негромко:
– Ты можешь расшифровать это в текстовом виде и перевести? Лучше, если будет дословно. Без вольностей.
– Уже на подходе. В двух вариантах. Один – машинный, второй – адаптированный под политический контекст. Заодно будет учебное пособие. Советую прочесть вдумчиво: у янки каждая фраза – как шахматный ход.
Пауза была короткой. Голограмма созданная коммуникатором, один за другим отбражала абзацы текста. Стенографическая точность, обозначения позывных, эмоциональные нюансы. Под конец голограмма снова мигнула.
– Предлагаю помощь в изучении английского и немецкого. Могу составить индивидуальный курс. С параллельным анализом военной и дипломатической лексики.
Генерал наклонился, чтобы разглядеть надписи. В глазах мелькнула тень удивления.
– Приму к сведению. Но пока, только один вопрос. Это прослушка с действующего канала?
– Не совсем. Переадресация с орбитального ретранслятора. Переговоры велись по защищённой линии, но уровень их шифровки смешной, если сравнивать с нашими алгоритмами.
– Понято.
– Будь осторожен, генерал. Сейчас на вас обращают больше внимания, чем кажется.
Звук исчез, а вместе с ним и напряжение в воздухе. Только чайник на столе продолжал медленно испускать пар, будто подсказывая – мир снаружи по прежнему обычен.
* * *
Широкая веранда, уставленная деревянной мебелью, пахла свежей сосной и лаком. Воздух в ней стоял прозрачный, наполненный ароматами распустившихся кустов сирени и мягким поскрипыванием половиц. Солнце клонилось к горизонту, медленно выцветая над крышами домов на противоположной стороне улицы.
Чашки с чаем стояли на столе между двумя креслами-качалками. Сахар лежал горкой в хрустальной вазочке. В самоваре, дремлющем на подставке, ещё оставалось немного кипятка. Птицы пели особенно громко, словно старались перекричать тишину.
Инна осторожно отодвинула прядь волос за ухо и тихо проговорила:
– Весна здесь совсем другая. В Минске она казалась длинной и холодной, а здесь всё будто распахивается сразу. Ты это заметил?
Я медленно кивнул, глядя на тени под елями.
– Здесь теплее. И люди будто тише. Меньше суеты. Хотя… может, просто устали.
Инна поставила чашку на блюдце и развернулась ко мне:
– А как ты представляешь себе лето? Без этой войны, без шпионов, без странных заданий и тревожных ночей?
Молчание повисло между нами, чуть неуловимое, но плотное.
– Сейчас вообще не уверен, что такое вообще возможно, – честно проговорил я. – Разве что когда-то далеко-далеко. Где никто не знает, кто мы и откуда.
Инна усмехнулась, но взгляд её по прежнему оставался серьёзным.
– А ведь ты можешь, сбежать, исчезнуть. Я это чувствую, но почему ты этого не делаешь?
Мои плечи непроизвольно вздрогнули. Я не отрывал взгляда от чайника.
– Очень интересная постановка вопроса. Почему ты пришла к такому выводу?
– Ты слишком независим в своих поступках…
– Ясно. Скажу честно, потому что есть ещё дела. Понимаешь душа моя, есть то, что не отпустит, пока не закончится.
Инна откинулась в кресле и посмотрела на небо, где уже загорались первые звёзды.
– А если оно не закончится? Если каждый год будет похож на этот?
Я снова поднял на нее взгляд. Наверное, в моих глазах светилось что-то между усталостью и решимостью.
– Тогда хотя бы веранда будет стоять. И чайник будет кипеть. И ты будешь рядом. Я надеюсь…
Инна мягко улыбнулась, но в голосе её прозвучала грусть:
– А если я захочу детей? Дом, сад, нормальную работу? Без резонансных телепередач, без опасностей?
Пауза была долгой. Потом я аккуратно положил ладонь поверх её руки:
– Тогда нужно будет найти способ, как совместить, другого выхода я пока не вижу.
– Как здорово, что ты восстановил эту веранду, сделал эту мебель и благодаря этому можем вести такие откровенные разговоры. Костя… я люблю тебя.
Вечер медленно перетекал в ночь. Самовар дотлел. На веранде царила тишина, пронзённая только стрекотанием последней весенней сверчковой арии.
* * *
В доме потрескивало радио, диктор зачитывал прогноз погоды. В воздухе повис легкий аромат черемухи, который будто за руку тянул в детство.
В голове нейроинтерфейс подсветил слабым огоньком иконку коммуникатораа. Голосовая метка сообщила: «ГЕНЕРАЛ ИЗМАЙЛОВ – ПРЯМОЙ ВЫЗОВ». Спинка кресла заскрипела, чай слегка плеснулся в кружке. Пальцы скользнули по невидимой сенсорной грани.
Голос был знакомым, хрипловатым, но бодрым.
– Добрый вечер, Варшава, – прозвучало с легкой усмешкой. – Не потревожил?
Мои глаза прищурились.
– В такое время в Польше, как правило, не спят. Хотя за всех говорить не буду…
– А вот на Кубе уже полдень. Там говорят, в шортах и кэпи ходят, жарит так, что волосы шевелятся, – продолжал генерал. – Но я не об этом.
В груди уже непроизвольно начинало нарастать ощущение будущих перемен.
– Переводят, официально, на Кубу. На должность начальника центра радиоперехвата. Без громких фанфар, зато для нас самый подходящий вариант, подальше от начальствующих глаз. Приказ недавно подписан лично Председателем.
Пауза с его стороны длилась буквально пару секунд, затем голос генерала стал чуть ниже и тише.
– Есть идея. Хочешь, считай авантюрой, хочешь, шансом. Слушай меня внимательно.
Рука держащая чашку с чаем слегка подрагивала, кресло подо мной немного качнулось.
– Предлагаю тебе перебраться вместе с женой на Кубу, как гражданскому специалисту.
– Под каким соусом?
– Твоя профессия и квалификация нам в плюс. Если можешь чинить всякие там УЗИ, то и с приемниками разберешься, я уверен. У меня там полномочия почти как у первого секретаря обкома.
Со стороны веранды послышались лёгкие шаги, Инна вышла с чашкой чая. Улыбнулась, но ничего не сказала.
– Климат теплее, чем в Польше. В прямом и переносном смысле. Медпункт подчинён напрямую мне. Университет рядом, местные – душевные. Но нужен ответ побыстрее. Желательно – до конца недели. Формальности по оформлению начинаются как ты понимаешь отсюда, с Москвы.
Коммуникатор замолчал, но экран ещё горел тусклым светом. Через секунду голос вернулся:
– Подумай. Серьёзно. Это не только твоё спасение от польских заморочек, но и выход на совсем другой уровень. Прямой контакт у нас теперь есть, жду.
Экран погас. Инна поставила чашку рядом и вопросительно подняла брови:
– Новости?
– Как ты догадалась?
– У тебя сейчас лицо такое одухотворенное и загадочное одновременно…
– Пришла в голову одна идея… – Кивок был едва заметен.
– И судя по выражению лица, вариантов у нас два, да? Чемодан или чемодан без ручки?
Улыбка появилась сама собой. Голос прозвучал тише:
– Чемодан, но с двумя ручками.
Инна на мгновение прикрыла глаза, вдохнула воздух весеннего вечера и шепнула:
– Только не говори, что снова будет весело. Потому что, судя по моему опыту, где весело – там обязательно стреляют.
– Навряд ли… Исключать конечно нельзя, но сильно навряд ли.
Чай на столе остывал, а в голове уже выстраивались маршруты, образы, варианты, логистика и одна фраза, которую очень хотелось сказать, но ещё нельзя было: «Куба – ждёт».
* * *
Через день, голос генерала снова звучал в коммуникаторе с лёгкой долей иронии:
– Ну что, Костя, думаешь или уже собираешься в путь?
Сквозь стекло веранды было видно, как ветер тихо колышет ещё редкие листья черемухи. В голове была каша из разных мыслей и чувств.
– Это, конечно, заманчиво, Филипп Иванович, но нужно поговорить с Инной. Она только начала осваиваться здесь, и опять переезд… Тем более срываться ей посреди семестра, сами понимаете… Четыре года в Москве, полгода в Варшаве… Сколько времени у нее будет в Гаване?
– Понимаю, – ответил генерал с задумчивостью. – Но поверь, Гавана – это не Варшава. Там тебе и ей будет намного проще во многих моментах. С её квалификацией место в медицинском пункте центра обеспечу легко, и с гарантией.
Я поднялся с кресла и подошёл к окну, упёршись лбом в прохладное стекло.
– Хорошо, я поговорю с ней. Думаю, она меня поймёт. Как только решим, сразу дам знать.
Измайлов чуть оживился, его голос зазвучал уверенней:
– Вот и славно. Долго не тяните – в Москве любят бумажки быстро оформлять. Скучно им, видимо.
Связь оборвалась, и тишина резко заполнила комнату.
За спиной хлопнула входная дверь, и потом раздались шаги Инны. Она коснулась плеча и тихо спросила:
– Что случилось? Вид такой, будто землетрясение в голове.
Костя обернулся и усмехнулся, пожав плечами:
– Предлагают поработать на Кубе. Говорит, климат лучше и пальмы там растут.
Глаза Инны слегка расширились, на секунду она замерла, потом покачала головой и усмехнулась:
– Ну, конечно, а на улицах все танцуют румбу? И что ответил?
Костя аккуратно взял её руки в свои и посмотрел прямо в глаза:
– Сказал, что сначала спрошу тебя. Иначе снова скажешь, что принимаю решения без консультаций, а потом тебе расхлёбывать.
Она улыбнулась, чуть прищурившись:
– Точно так сказал? Или придумал сейчас, на ходу?
Я серьёзно кивнул:
– Что бы у меня все отсохло! Человек обещает помощь с твоим переводом в медицинский институт в Гаване. Условия отличные, он лично все проконтролирует, решать нам.
Инна задумалась, глядя куда-то в сторону. Потом негромко сказала:
– Пожалуй, в Гаване я ещё не лечила никого. Хотя это всего лишь география… А климат там точно лучше. Здесь уже замерзла окончательно. Если бы еще маму туда вытащить, ей на солнышке будет легче…
Костя почувствовал, как в груди становится легче. Голос стал заметно веселей:
– Значит, решено? Согласна на побег из Европы?
Она тихо рассмеялась и махнула рукой.
Настроение стремительно улучшалось. В голове сама собой зазвучала любимая мелодия, слегка пританцовывая, запел, глядя в потолок:
– «When marimba rhythms start to play, dance with me, make me sway…»
Инна с удивлением наблюдала, как я, прихлопывая в такт, кружился по комнате:
– У тебя, случайно, температура не поднялась? Или это побочный эффект вылез?
В ответ, только рассмеялся, обнял её за плечи и продолжил, уже громче и веселее:
– «Like a lazy ocean hugs the shore, hold me close, sway me more…»
И комната, казалось, наполнилась солнечным светом…
