Текст книги "Беглый в Варшаве 2 (СИ)"
Автор книги: АЗК
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Я кивнул и спокойно убрал папку обратно в портфель.
– Вот что капитан… Я не твой агент, хотя бы потому, что никаких подписок о сотрудничестве не давал. Ты попросил меня помочь, я взялся за эту работу. Один раз я уже тебе объяснял «ху из ху», смотрю ты не понял. Поэтому иди на х#й сам, и передай то же самое своему генералу… Понял⁈
– Свободен пока, но никуда, кроме госпиталя и работы. Все перемещения – только по согласованию. И скажи своей Магде, чтобы поменьше болтала.
У выхода обернулся:
– Её звать Магдалена. И она, в отличие от некоторых, никому не врёт. Ты стукачами своими командуй, а мне ты никто, и звать тебя никак!
Дверь за мной закрылась тихо, но окончательно.
Глава 6
Коридор был не пуст. Тишина тягучая, как патока. Прямо у кабинета – неожиданная встреча. Высокий лоб, слегка взъерошенные волосы, настороженный взгляд. Как будто случайно лейтенант Иванихин оказался в этом месте и в это время.
– Ну здравствуй, Костя, – его голос был слишком спокойным. Почти вкрадчивым. – Не ожидал увидеть тебя здесь. Хотя, если подумать, именно здесь ты и должен быть…
– Звучит двусмысленно. А ты что тут делаешь, лейтенант? – мой взгляд скользнул мимо, будто оценивая пустоту позади.
– Рабочие вопросы.
– Ясно… – фраза повисла в воздухе.
Пауза затянулась. Оба оценивали друг друга – без суеты, почти без движений, как два шахматиста перед началом партии.
Иванихин слегка улыбнулся, но взгляд оставался холодным.
– Передавай привет в центр. Пусть не забывают, кто здесь на передовой, – я кивнул и направился в сторону выхода.
Шаги прозвучали особенно громко, словно здание само прислушивалось.
В голове прозвучал холодный и уверенный голос «Друга»:
«Принято. Устанавливаю плотное наблюдение за объектами: Иванихин, Лаптев, Залевский. Использую беспилотники с модулем глубокой аналитики. Распределяю контроль по зонам активности.»
* * *
Этот вечер выдался на редкость снежным. Сквозь белую завесу в окна моей мастерской пробивался неон дальнего перекрестка, мигающий то алым, то зелёным. В помещении стояла тишина, а в голове пустота. Мой мозг только что категорически отказался принимать информацию. «Друг» только что по второму разу завершил доклад по ситуации с телецентром. Нужна небольшая пауза.
Закрыв надежно дверь, я вытащил из тайника медробота с последней прошивкой и лег под массаж.
Полчаса весь мир ждал меня. Как только робот вернул меня к норме, я сразу же переключился на вторую линию, мои кремневые солдаты демонстрировали обнаруженный архив видеоматериалов и подпольную типографию, о которых сообщили недавно внедрённые дроны.
«За последние двенадцать часов было выявлено два места возможного хранения копий записей, – начал голос 'Друга», одно из них представляет собой бывший подвал коммерческого здания на улице Ягеллоньской, где размещается типография. Никакой внешней рекламы, внутрь заходят только одни и те же лица, в основном мужчины от сорока до шестидесяти. Аппаратура – аналоговая, но качественная, судя по звуку работы – ротационные машины.
В памяти всплыл случай в Абхазии, когда пришлось разыгрывать целую операцию по дезинформации местной агентуры через прибрежные кафе и фальшивые отчёты. Тогда всё удалось провернуть через радиосигналы, сейчас же требовался живой контакт.
«Дроны установили: в подвал регулярно проникает некий мужчина, возможно – редактор. Печатают ночью, работают в респираторах. Через два этажа выше – благотворительное агентство, как прикрытие.»
«Кто заказчик продукции? – прозвучал мой вопрос 'Другу».
«В процессе идентификации. Но имеются основания полагать, что часть продукции отправляется за границу, в том числе в Рим, через западные посольства. Пакеты с продукцией, дипломатической почтой покидают страну. В дипучреждения для доставки используется персонал под видом медицинских курьеров.»
«Что еще „Друг“?»
Нейроинтерфейс развернул в окне фотографии, трех мужчин, один из которых в очках, другой с заметным родимым пятном на левой щеке, третий – худощавый, с выраженными скулами и бесцветными глазами. Под ними имелась пометка: «подозреваемые польской спецслужбой в распространении данных о священниках».
«Принято 'Друг». Операция «Клише» стартует завтра вечером. В приоритете – изъятие исходников и установление цепочек распространения. Как всегда без шума и свидетелей. Проникновение в типографию в ночное время. Подготовить «Птичку», пару «Мух» и два наземных модуля.
«Выполняется. Ожидается подтверждение от „Помощника“ по маршрутам отхода.»
Что-то в этих подпольных печатниках меня настораживало даже больше, чем даже церковники. Их лица не выражали страха, только спокойствие, и даже решимость. А за таким поведением исполнителей, как правило, всегда стоит кто-то сильный и как правило хорошо информированный. Возможно, Ватикан уже начал действовать, не будет же он смирно сидеть, когда его по всей Польше гоняют ссаными тряпками…
На этом моя мысль оборвалась – в кухонном уголке переделанный и модернизированный электрочайник громко щёлкнул термореле, извещая меня о том, что надо немного отвлечься, бо завтра будет жарко.
* * *
Ночь окутала Варшаву плотным, влажным мраком. Лишь редкие окна со светом напоминали о присутствии жизни. Город спал, не зная, что под одной из многоэтажек, в подвальном помещении нового дома по улице Капуцынской, кипит другая, куда более тревожная жизнь.
Операция началась ровно в два ноль-ноль. Под видом разной живности, рой дронов проник во двор. Замок на дверце полуподвала не был вскрыт, но за тридцать секунд все роботы были внутри. На всякий случай, за спиной остался наблюдатель со встроенной аппаратурой сканирования и подавления сигналов, управлением развернутой сетью охранных датчиков, а также специально выделенным каналом для подачи тревоги.
Помещение оказалось куда больше, чем ожидалось. Первый зал – типичная типография: резаки, ротапринты, столы с клише, кипы бумаги с символикой «Солидарности», а также антисоветские листовки с призывами к восстанию. Всё это аккуратно задокументировано «Мухами» и скопировано через микрозонд-перехватчик в локальное хранилище.
За второй дверью находилось нечто иное. Неожиданно сильный запах химии ударил в нос. Красный свет. Фотопленки на катушках, кинопленка на барабанах, широкоформатные фотоувеличители, киномонтажный стол. На многочисленных отпечатках и пленках детские тела, сцены насилия, с участием ряс на фоне узнаваемых интерьеров костёлов и гражданских в домашних интерьерах.
«„Друг“! Ищи студию, она должна быть здесь!»
Находка была шокирующей. Оставлять это место без надзора, означало допустить новые преступления. Поэтому мной было принято решение активировать два протокола немедленно.
«„Друг“, установить слежение за каналами передачи информации отсюда. Зафиксировать каждый отпечаток, каждый контакт!»
Ответ прозвучал мгновенно:
– Команду принял. Связь с Фрозиноне, Бременом и Сан-Паулу установлена. Имеются транзакции на итальянском, испанском и польском. Выявлены три зашифрованных адреса получателей.
Следующий приказ прозвучал холодно, без колебаний:
– Всем фигурантам, опознанным по фото– и киноматериалам, в течение ближайших суток провести введение препарата F-6 для временной химической кастрации. Обеспечить их неспособность к сексуальному насилию. Срок действия – до 120 часов.
Зонд «Куница» уже вернулся с образцами ДНК, взятыми с многочисленной одежды найденной в костюмерной студии и фотокиноматериалов. Операция была проведена быстро и без оставления каких либо следов.
На часах было 03:42. Город продолжал спать.
* * *
Ровно неделя прошла с того самого вечера, когда на государственном телевидении Польши впервые прогремела правда, похоронившая былой образ непогрешимой Церкви. За это время страсти не утихли – наоборот, разгорелись с новой силой. Казалось, Варшава дышала ожиданием.
В девятнадцать тридцать, как и в прошлый раз, эфир открылся кадрами ночного города. Голос диктора звучал сухо и отстраненно, будто рассказывал не о преступлениях против детей, а о дорожном строительстве.
– В продолжение расследования, начатого на прошлой неделе, мы публикуем новые, ранее неизвестные материалы, – прозвучало с экрана.
Первым пошел короткий фрагмент, записанный камерой спрятавшейся «Мухи» в архиепископском дворце. Голоса были хорошо различимы, речь шла о том, как «пресечь клевету», «выставить это провокацией коммунистических спецслужб», «отрицать всё». Один из епископов с резким южным акцентом прямо произносил:
– Главное – выдержать первые дни. Всё забудется. Мы – не первые, кто прошёл через грязь. Главное – не допустить новых утечек.
Затем шёл репортаж о ночном обыске типографии, работающей под крышей одного из отделений «Солидарности». Камера, несмотря на приглушённый свет, ясно показывала оборудование для цветной фотопечати, химикаты, катушки 35-миллиметровой плёнки, чётко организованные каталоги с пометками по возрасту и национальности.
Голос диктора не дрогнул, когда перешёл к самому страшному:
– Во второй секции типографии, тщательно замаскированной под склад макулатуры, обнаружена действующая киностудия. По предварительным данным, именно там велась съёмка педофильского контента.
На экране промелькнули кадры – без тел, только интерьеры: детские кровати, яркие простыни, рясы, висящие в углу. Окна заколочены. На стене – звукоизоляционные панели.
Далее диктор перешёл к вопросу логистики:
– В результате совместной работы с таможенной службой и технической разведкой, выявлены конкретные случаи пересылки материалов педофильского содержания в диппочте посольств пяти стран. Среди них – ФРГ, Испания, Италия и ещё две, пока нами не называемые.
Фотографии дипломатических мешков, грузящихся в багажники посольских автомобилей, сменялись изображениями паспортов. Особое внимание уделялось двум лицам – первому секретарю посольства одной европейской страны и военному атташе другой.
Наконец, диктор завершил эфир словами:
– Следствие продолжается. Ни один ребёнок больше не останется беззащитным.
Вся страна услышала это. И все понимали – в этот момент говорит Польша.
Глава 7
Неделя после первого репортажа выдалась тревожно тихой. Все воеводство замерло, как природа перед грозой. Но после второго репортажа, прошедшего на государственном телевидении, тишина взорвалась. Сначала – скрежетом открываемых створок окон, потом – гулом толпы, выплеснувшейся бурным потоком на улицы.
Первым под удар попал архиепископский дворец. Люди выдвигались туда с разных сторон. Шли семьями, группами, парами, с флагами и самодельными плакатами. Впереди, молодые мужчины, чьи лица были перекошены яростью. Один из них держал на поднятых руках фотографию ребёнка с подписью: «Мне не поверили».
– Вы молчали! Вы покрывали это! – кричала женщина, сжимая в руках обгоревшую школьную тетрадь. – Мой племянник был у них!
Священники пытались закрыть ворота. Не успели. Ограждение рухнуло под напором. Один из охранников, оторвавшись от земли, отлетел к каменной стене. Его больше не видели.
Внутренний двор наполнился криками. Началась настоящая осада: разбивали окна, вытаскивали на улицу мебель, бумаги, церковные ризы. Всё бросалось в кучу и поджигалось. В огне горели позолоченные скульптуры святых, деревянные, резные, плача золотом. Над огнём плясала тень – словно сам Архангел Михаил спустился с небес и пришёл в ярость.
Вторая волна штурма разразилась у посольства Западной Германии. Люди перекрыли вход, попытались отцепить герб с фасада. Через несколько минут загорелась одна из машин с дипломатическими номерами. Внутри здания кто-то выстрелил в пса-охранника, и глухой вой начал растекаться по близлежащим улицам.
– Они знали! Перевозили это в своих мешках! – кричал парень в пыльной куртке, с забинтованной рукой. – Они соучастники!
Посольство Испании и Италии постигла та же участь. У входов дымились корзины с бумагами, кто-то выволакивал наружу флаги. Над балконом посольства Италии кто-то повесил огромный транспарант с надписью: «Ваш Бог умер вместе с нашей верой».
В офисах «Солидарности» по всей Варшаве происходили аналогичные сцены. Люди, верившие в справедливость, теперь чувствовали себя преданными. Штаб в районе Жолибож был захвачен особенно быстро. Толпа вломилась внутрь, разрывая на куски документы, закидывая краской портреты лидеров движения.
– Сопротивляются они! А снимали наших детей! – Прокричала старая женщина в чёрном платке, размахивая связкой старых газет.
Милиция снова вмешивалась неохотно. Лишь около полуночи на улицы вывели усиленные отряды ЗОМО. Их задача была ясна: сдерживать, но не подавлять. Руководство страны уже поняло: кто сегодня поднимет дубинку на этих людей, завтра сам будет повешен на фонарном столбе.
* * *
Здание МИДа Польской Народной Республики дышало холодом. В приёмной пахло кожей и полиролью, и только треск электромеханической пишущей машинки нарушал натянутую тишину. С самого раннего утра к зданию один за другим подъезжали автомобили с дипломатическими номерами.
В первую очередь пожаловались представители ФРГ и Италии. Два представительных дипломата, с одинаковыми портфелями и одинаково сдержанными лицами, были немногословны, но одинаковы и категоричны:
– Это недопустимо. Нарушение Венской конвенции, атака на дипломатические миссии, отсутствие надлежащей охраны – всё это будет доведено до сведения ООН.
Польский замминистра, сухощавый мужчина с серыми глазами, выдержал паузу, потом спокойно, но жестко ответил:
– Напоминаем, что в стране действует военное положение. Все права и свободы, включая неприкосновенность частной собственности, передвижения и свободы собраний, ограничены постановлением Государственного Совета. Настоятельно советуем дипломатам соблюдать уважительный нейтралитет и не вмешиваться во внутренние дела ПНР.
Последовал жесткий обмен нотами. Текст польской ноты был опубликован в полдень в «Trybuna Ludu»(Народная трибуна), с заголовком: «Bez ingerencji!(Дословно: Никаких помех! Но по смыслу больше подходит: „Никакого вмешательства!“)». Газеты социалистических стран перепечатали его практически без изменений.
В это же время в здании ЦК ПОРП проходило экстренное заседание. Первый секретарь выглядел уставшим, но собранным.
– Ситуация сложная, – говорил он, глядя на окружение. – Но она работает на нас. Общество в ярости, и сегодня это, народное возмущение не против нас. Да, последствия могут быть. Но если действовать аккуратно, этот шторм может снести ненужных.
Представитель МВД добавил:
– Есть веские основания полагать, что среди западных дипломатов имеются прямые курьеры этой сети. Уже собраны оперативные материалы. Приказ отдан – никого не выпускать без проверки, не взирая на дипломатический статус.
Почти сразу после окончания заседания поступило срочное сообщение из международного аэропорта Окенце.
Два дипломата – один из посольства Италии, другой из ФРГ – попытались экстренно вылететь из Варшавы на чартерном рейсе. Документы были оформлены через третью страну.
Но, когда они, сопровождаемые охраной, шли по взлетной полосе к небольшому реактивному самолёту, оба одновременно остановились, пошатнулись, схватились за грудь и рухнули на бетон.
Охрана бросилась к ним. Врачи из дежурной бригады аэропорта диагностировали тяжёлое соматическое нарушение – учащённый пульс, потерю ориентации, глубокую вегетативную дисфункцию.
На поверхности кожи в районе шеи, охраной дипломатов были обнаружены едва заметные микропроколы. Доставлены в ту же больницу, где ранее оказался Бруно Штольц, так как оба оказались нетранспортабельны, впав в пограничное состояние сознания.
Местные врачи развели руками. Анализы ничего внятного не дали.
Позже в телеэфир просочилась утечка: журналист одного из западных агентств, находившийся на полосе, успел сделать пару фотографий момента падения. Эти снимки начали циркулировать по посольствам.
А на виртуальном экране нейроинтерфейса мигали соответствующим цветом: «Объект-2» и «Объект-3» – нейтрализованы. Местоположение – стабильно. Сознание – подавлено'.
– Сработали чисто, – сообщил «Друг». – Побочных следов нет. Могут быть спокойно обследованы и… использованы. Как Штольц.
* * *
Кабинет генерала Измайлова напоминал бронекорпус штурмовика ИЛ-2. Тесно и надежно. Половину стены занимала подробная карта Восточной Европы за серыми шторками, в углу затихарился телефон прямой связи с шефом «семерки». За окном глубокая ночь, в которой не было звёзд.
По нервам крепко ударил телефонный звонок спецсвязи:
Из трубки четко донёсся голос подчиненного:
– Лейтенант Иванихин. Есть результаты.
Генерал поправил очки и откинулся в кресле.
– Слушаю лейтенант…
– Объект установлен. Агент инопланетян находится в Варшаве.
Молчание длилось почти минуту. Потом генерал подался вперёд, сдвинув брови:
– Повтори ещё раз. Ты сейчас серьёзно?
– Повторяю дословно: инопланетный агент найден. Уверенность – девяносто пять процентов.
Измайлов сдержанно усмехнулся, прищурившись:
– А где остальные пять? В бутылке водки, которую ты распивал с местным ксендзом?
– Пять процентов – допустимая погрешность. Статистическая. Всё проверено и подтверждено тройной проверкой.
Генерал встал, потянулся, будто пытаясь сбросить накапливавшееся напряжение:
– Предположим, это правда. Что предлагаешь?
– Задержать объект. И этапировать в Москву. Срочно. Желательно – сегодня ночью. Есть план.
Ответ заставил генерала замереть, повернуться к карте и, не мигая, представить перед собой лицо лейтенанта:
– Ты с ума сошёл. Это Варшава. Не пригород Саратова. Там сейчас натовцы каждый второй подъезд пасут. Эвакуация объекта без крайней нужды, это показать им свою подгорелую жопу!
– Если упустим – второго шанса не будет, – спокойно ответил Иванихин. – Объект уже догадывается, что за ним наблюдают.
Генерал выругался сквозь зубы, потом сделал резкий шаг к столу:
– Всё. Сиди ровно на месте. К объекту – ни на шаг. Даже к забору его не подходи. Завтра первым рейсом вылетаю в Варшаву.
– Понял, – коротко ответил лейтенант.
Измайлов закончил разговор, положил трубку и на несколько секунд замер в темноте. Потом глубоко выдохнул:
– Нашёл, блин, инопланетянина на мою голову…
* * *
Солнце едва успело стать в зенит над горизонтом, когда на аэродроме Окенце приземлился рейс из Москвы. Самолёт коснулся полосы мягко, почти по-кошачьи, и через несколько минут у трапа показалась массивная фигура в сером пальто и модной фетровой шляпе. Внизу у трапа его уже ждал лейтенант Иванихин в чёрном пальто с поднятым воротником.
Генерал ступил на бетон, сделал несколько шагов и протянул руку, коротко кивнув:
– Поехали.
У «Волги», лейтенант открыл Филиппу Ивановичу заднюю дверь. Первым делом генерал спросил:
– Машина не наша?
– Нет, товарищ генерал. Выделена посольством.
Тот задержался на полсекунды, оглядел авто с холодным интересом, словно видел в ней больше, чем просто транспорт.
– Прослушка?
– Проверка не проводилась. Техники не успевали, только по приезду смогут провести свои мероприятия.
Генерал только хмыкнул.
– Тогда разговор отложим.
Машина тронулась. Через широкое лобовое стекло открывался заснеженный город. Улицы Варшавы, несмотря на полуденное время, казались чуть притихшими. Генерал молчал, уставившись на покосившийся балкон одного из довоенных домов, потом на бронзовую статую варшавской сирены, торчащую над заиндевевшим фонтаном.
– В сорок четвёртом шли вот здесь, – вдруг заговорил он. – Сначала артподготовка, потом пехота. За тем перекрёстком был дзот, крепко держали свою позицию, но мы его обошли по флангу… С Мищенко тогда были, сам ещё совсем мальчишка. Погиб на следующий день.
Лейтенант молчал, не перебивая. Генерал продолжал разглядывать улицы, на которых его почти сорок лет назад встретил ад. В голосе были оттенки не гордости, а некоего тяжёлого спокойствия, как у врача, видевшего слишком много крови, чтобы быть романтиком.
– Город многое помнит, к сожалению люди такое быстро забывают. Два-три поколения и все…
Машина медленно свернула к зданию посольства. Генерал выпрямился в кресле и снова стал сух, официальен, и непробиваем как броня. Перед тем как Иванихин вышел, чтобы открыть дверь мащины, генерал тихо произнес:
– В переговорную, там обсудим всё, помещение проверенное?
Тот лишь кивнул.
Глава 8
Помещение, выбранное для встречи, находилось в полуподвале одного из административных зданий посольского комплекса. Толстые стены, двойная дверь, никакой проводки, только специальная прозрачная мебель из оргстекла, мутные стекла с хаотичными углами наклона для непредсказуемого отражения лазерного луча и система вибрации оконного блока. Вот такой стелс 80-х годов. Воздух пах свежей побелкой, высохшей краской и тем специфическим запахом который всегда присутствует в казенных помещениях.
Генерал Измайлов вошёл, не спеша, слегка поводив взглядом по стенам. Сел за стол, не снимая пальто и кивнул:
– Начинай, лейтенант.
Молодой офицер был готов к докладу. Папка с закладками, фотоматериалы, выписки из польских архивов, распечатки радиоперехватов. Лейтенант докладывал чётко, без тени волнения.
– Наблюдение установлено на следующий день после моего прибытия в Варшаву. Объект обозначен как Борисенок Константин Витальевич, Родился: 11 августа 1961. город Гомель. В Польшу прибыл с супругой, гражданкой СССР, по линии Министерства обороны. Статус – гражданский специалист.
Генерал не перебивал, только пересматривал по которому разу фотоснимки, время от времени прищуриваясь.
– Установлены контакты с представителями польской медиасреды, а именно с Магдаленой Рутковской, сотрудницей варшавского телецентра. Также зафиксированы факты прямого участия объекта в оперативных мероприятиях. Характер действий выходит за пределы обычной деятельности.
Генерал приподнял бровь.
– Конкретней.
Лейтенант перелистнул страницу:
– С высокой степенью вероятности он участвовал в срыве операции западных разведслужб на территории Польши. Путем нейтрализация разведчика ФРГ Бруно Штольца. Есть обоснованные подозрения в контроле над линиями дипломатической связи ряда иностранных посольств. Считаю, что принимал непосредственное участие в раскрытии крупной педофильской сети, при этом предполагается использование технологий, не соответствующих уровню развития нынешней техники.
Измайлов резко поднял взгляд.
– Что именно?
– Медицинские манипуляции без следов вмешательства. Препараты направленного действия, вызывающие полное подавление гормональной активности. Использование малозаметных летательных аппаратов в городской среде. Контроль информационных потоков телецентра. Создание материалов, практически полностью разрушивших устои местной церковной вертикали и резко снизившие авторитет профсоюза «Солидарность».
Генерал тяжело выдохнул. Пальцы его нервно стучали по столу.
– И ты в этом уверен?
– На девяносто пять процентов. Совпадают профили. Логика действий нетипична для любой существующей службы. Полная адаптация к окружающей среде, высокая эффективность оперативных мероприятий в условиях полной изоляции и при высоком контроле со стороны властей, Можно даже сказать – полное пренебрежение властной вертикалью.
Генерал усмехнулся, но без тепла.
– А пять процентов?
– На случай, если он не инопланетянин, а просто гений, но работающий по чьей-то наводке. Вероятность чего, по моему мнению ничтожно мала.
Пауза повисла над столом. За окном полуподвала кто-то прошел, но не остановился. Генерал закрыл лежащую перед ним папку.
– Задерживать его пока не будем, только наблюдать. Слишком многое не подтверждено фактами, чтобы действовать. Тем более, здесь в Польше.
Лейтенант вопросительно посмотрел на генерала. Измайлов откинулся на спинку стула и пояснил:
– Ты сам свой доклад слышал? «С высокой степенью вероятности… есть обоснованные подозрения… считаю… предполагается использование…» У нас, ничего конкретного на этого двадцатилетнего парня нет! В сухом остатке, только твоя красивая гипотеза о том что он с другой планеты…
– Но если подтвердится, что это он…
– Тогда придётся решать иначе. Не по уставу. Потому что если он не человек, то и подход нужен нечеловеческий. Хотя… Если все что произошло в последний месяц в Польше… скажем так – его работа, то я хоть завтра представил его к «Герою», потому что он один выполнил титаническую работу за всех нас, не взяв за это не копейки.
Наступила тишина. Настольная лампа мерцала, словно внимательно слушала каждое слово и передавала куда-то выше.
– И кстати, пойдешь сегодня в секретку местных особистов и ознакомишься с материалом… как его?
– Капитана Лаптева?
– Именно… на нашего фигуранта. Санкция на это получена и шифровка о допуске тебя к изучению уже у их секретчика. Внимательно изучешь и сразу доклад, лейтенант.
– Ясно, товарищ генерал.
* * *
Наступившее утро было промозглым. Над Варшавой висел ледяной туман, будто город сам не хотел показывать, что в нём происходит. Генерал встал у окна служебного номера, затянутого тяжёлыми портьерами, и молча пил кофе из тонкой фарфоровой чашки. Лейтенант появился ровно в восемь.
– Разрешите доложить.
Измайлов не обернулся, только жестом пригласил войти. Доклад лейтенанта начался сразу:
– Мной изучены материалы капитана Лаптева. Весь материал на Борисенка – три раздела. Первый – служебная характеристика, второй – наблюдение, третий – особые случаи.
– И что же в особых? – голос генерала звучал спокойно, но с лёгкой издёвкой.
– Результаты его участия в расследованиях, оценка скорости выполнения порученных ему заданий и объема предоставленной им информации. Всё сопровождается неформальными заметками: «похоже на фантастику», «слишком быстро», «как он узнал?».
Измайлов наконец обернулся.
– И ты на этом основании делаешь вывод, что он не человек?
– Есть запись прослушки. Он один раз передаёт указания какому-то «Другу», и тот реагирует мгновенно, быстрее любой аналитической службы.
Генерал нахмурился:
– Этот «Друг» зафиксирован один раз?
– Да, один…
– Лейтенант, может у него просто группа?
– Он этого не скрывал от капитана Лаптева.
– И кто это?
– Он категорически отказался назвать имена участников группы. По неофициальной информации даже послал капитана по известному адресу, а когда тот пригрозил ему генералом, то послал и его…
– Профессионально парень поступил, уважаю. – И искренне рассмеялся. – То то, я удивился что этот самый генерал скривился, когда его попросил санкцию на ознакомление.
Молчание длилось почти минуту. Потом генерал поставил чашку на подоконник, стряхнул невидимую пылинку с лацкана пиджака и произнёс:
– Не верю.
– Но он…
– Слишком открыто, лейтенант. Если это был бы враг – он не стал бы посылать куратора и его начальника на три буквы. Или…
– Или он настолько уверен в своих возможностях, что ему просто плевать.
Измайлов усмехнулся, и впервые за утро в его голосе проскользнул интерес:
– Хорошо. Покажешь мне фигуранта…
Лейтенант кивнул. Генерал не любил повторяться. Машина уже ждала во дворе, с польскими номерами, серого цвета. Проверять её на прослушку смысла не было: говорить они всё равно в ней не собирались.
До госпиталя добрались быстро. Варшава по утрам пустовала: комендантский час сняли, но привычка к тишине осталась. На проходной дежурный даже не поднял брови, когда увидел спецпропуск. Двоих мужчин проводили по узкому коридору с фисташковыми стенами, выцветшими от старости.
– Он у себя в мастерской, – сообщил сопровождающий, грузный прапорщик с лицом вечного снабженца. – Сейчас как раз спокойное время.
Генерал шёл впереди, немного прихрамывая. Лейтенант – на полшага сзади. Открылась дверь, и тут же з глубины помещения донёсся задорный молодой голос:
– Сюда не заглядывайте – у нас тут женщины с голыми ногами!
Измайлов остановился.
– А вот теперь – стало интересно, – произнёс он почти весело и шагнул внутрь.
* * *
По выводу Измайлова, комната мастерской оказалась просторной, правда с видавшим виды столом, но искусно восстановленным и профессионально покрашенном. На нем сейчас стоял только что закипевший электрочайник необычного вида и два вида угощения: колотый сахар в мельхиоровой сахарнице с щипчиками и свежие баранки в небольшой хлебнице с прозрачной крышкой. Чашки и чайные ложки были в одном стиле с остальной сервировкой. Стены комнаты были выкрашены фисташковой эмалью, которая используется для покраски армейских КУНГов изнутри. Такой цвет выбрали не спроста, а по рекомендации ученных – чтобы у солдатиков меньше глаза уставали во время несения боевого дежурства. На на подоконнике стояли целой шеренгой разные растюшки в самом красивом виде, но которым было всё равно, кто здесь сегодня пьёт чай.
Походка и возраст генерала выдавали бывшего фронтовика – чуть прихрамывая, он оглядел комнату и кивнул.
– Зовут Измайлов, – произнёс он спокойно, садясь без приглашения за стол. – Генерал, а вы – Константин Борисенок?
– Совершенно верно, – кивнул я и уселся напротив. – Чай пить будете?
– Только с сахаром. Без лимона. У вас тут, вижу, хорошие баранки.
– Баранки привозные, из Белостока.
– Во как… Каким образом они тут оказались?
– Дружба у меня с ВТА, вот они и балуют меня, присылая с оказией…
Пока вода в электрочайнике набирала температуру, в голове мелькнул тихий, безэмоциональный голос «Друга»:
«Профиль собеседника совпадает с одним из архивов. Генерал-майор Измайлов Филипп Иванович. Начальник отдела по изучению аномальных явлений и ситуаций центрального аппарата КГБ. Входит в закрытую группу. Не является сторонником силового вмешательства в политические процессы».
– Удобное у вас помещение, – заметил генерал, беря одну из баранок и внимательно рассматривая. – Тихо. Чисто. И, как мне кажется, слишком спокойно, как для 82-го года.
– В Варшаве нынче каждый день как по лезвию. Спокойствие – это просто маска.
– Любите метафоры?
– Иногда они точнее отражают ситуацию, чем факты.
