Текст книги "Громовой Кулак (СИ)"

Автор книги: Атенаис Мерсье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Пусти… Пусти, мне больно…

Корин подумал и решил, что для того, чтобы вернуться обратно к могиле, ей придется как-то обойти его, а уж этого он точно не допустит, и осторожно опустил ее на пол. Авелен протяжно всхлипнула и осела на колени, пряча лицо в ладонях. Из левого уха у нее тонкой струйкой сочилась кровь.

Час от часу не легче. Платка под рукой, конечно же, не было и пришлось стирать кровь рукавом. А потом осторожно положить руку на низко склоненную голову и погладить по растрепавшимся на затылке мягким светлым волосам.

– Встать можешь?

Авелен всхлипнула еще раз, упрямо не отнимая рук от лица, и судорожно кивнула. Но сама подняться не смогла, пошатнулась и, почувствовав поддержавшие ее руки, бессильно уткнулась лицом ему в грудь.

– Я… Я… – жалобно повторяла принцесса, икая и цепляясь за него обеими руками, словно боялась, что оттолкнут и бросят здесь. А из-за спины вновь отчетливо ощутимо потянуло холодом.

– Я знаю, Эви. Она всё-таки ведьма, хоть и мертвая. Пойдем, нечего тебе здесь делать.

– Нет, – всхлипнула Авелен, не слушая. – Она говорила… Я слышала, как она говорила. Всего одну каплю… Одну каплю адамовой крови, и она исполнит любое… Любое мое… А я… я такая слабая. Ведь ты же не…

– Ну конечно! – запоздало сообразил Корин, и в спину с новой силой дыхнуло холодом. Авелен вздрогнула и робко подняла побагровевшее от слез и стыда лицо. – Когда начнет людское племя в Кэр-Паравэле править всеми… Как там дальше? Что-то про двоих сыновей Адама и двух дочерей Евы, нет?

Авелен непонимающее моргнула. С мокрых ресниц сорвалась еще одна слезинка.

– Ты что, совсем не слушала наставника, когда он рассказывал тебе об истории Нарнии и Арченланда? – спросил Корин нарочито ворчливым тоном, и тонковатые губы робко дрогнули в ответ. – Короли Арченланда происходят от старой нарнийской династии. Которая заключала браки с дриадами и речными богами. Я для этой ведьмы недостаточно человек. То ли дело ты, потому что твой отец… И мы выбрали не самое удачное место для этого разговора, – опомнился Корин на середине фразы и бесцеремонно схватил ее за руку, рывком потянув за собой вверх по лестнице. – Уходим, пока старая знакомая твоей родни еще чего-нибудь не придумала. С меня довольно и этого фокуса.

Авелен робко пискнула, утонув ладонью в его руке, споткнулась об одну из ступеней, но даже не подумала дернуться в обратную сторону, к доносящемуся из глубины замкового подвала странному шелесту. А Корин в очередной раз задумался о том, что нужно вернуть ее в Кэр-Паравэл под надзор матери. Даже если сама Авелен этого совсем не хочет.

При всем благородном желании Ее Высочества защищать свои земли от темной магии, сражения даже с мертвыми ведьмами определенно были не для нее.

========== Глава пятая ==========

У подножия самой южной гряды Эттинсмурских гор – многие столетия служившей естественной границей между Нарнией, землями великанов и лежащим чуть западнее Диким Севером, откуда по ночам доносился голодный вой оборотней – начался дождь. Нависшие над самыми отрогами кудлатые, почти черные тучи соткались в единое, закрывающее небо до самого горизонта полотно, дождались, когда бредущие по плавно поднимающейся в гору дороге лошади отойдут достаточно далеко от леса, и разразились ледяным ливнем.

– Замечательно, – с чувством сказал Корин и покрутил головой, стряхивая с волос капли резко пахнущей металлом воды. Подходящих пещер, чтобы укрыться, поблизости не наблюдалось: одни лишь голые скалы и редкие чахлые кустики по обочинам тракта.

– Чуть севернее есть форпост, – скорбно вздохнула Авелен, старавшаяся не привлекать к себе лишнего внимания с самой прогулки по руинам колдовского замка. Первое время Корин был даже этому рад, но уже к вечеру насторожился, подсознательно ожидая нового подвоха от Ее Высочества. На следующее же утро и вовсе заподозрил, что следующая ее выходка будет втрое грандиознее предудыщей.

Авелен тем временем продолжала вздыхать и держать голову низко опущенной, словно пыталась спрятаться за собственной лошадью. Под дождем зрелище стало еще более удручающим.

Форпост и в самом деле был – прятался в неприметной издалека расселине между потемневшим от дождя скалами, словно был построен вовсе не для того, чтобы коршуном следить за окрестными землями, – но при первом же взгляде на него Корин насторожился с новой силой. Слишком тихо.

– Ваше Высочество, придержите коня.

Авелен в ответ на официальный тон склонила голову еще ниже и покорно потянула поводья, отыскав почти сухое место под одной из скал. Нарнийцы – гном на мохнатом пони, облизывающая мокрые усы кошка и бодро стучащие копытцами фавны – мгновенно сгрудились вокруг, готовясь защищать принцессу любой ценой. Арченландцы в ответ лишь пришпорили лошадей и потянули из ножен оружие.

Форпост встретил их полным запустением. Безлюдный круглый двор за приоткрытыми, будто по чьей-то беспечности, створками ворот, совершенно темные окна-бойницы в единственной башне и абсолютная пустота в таких же темных коридорах с низкими потолками. В казарме на первом этаже в беспорядке лежали вещи караульных и даже висело по стенам оружие в небольшой комнате-арсенале, но, судя по слою пыли, форпост пустовал уже пару недель.

– Что думаешь? – тихо спросил Даррин, продолжая оглядываться по сторонам, но Корин лишь пожал плечами.

– Похоже, что они ушли сами.

Бежали в спешке, бросив даже личные вещи. Но почему тогда не взяли с собой всё оружие, которое могли унести? Или же… людей – или кто сторожил здесь границу? – могли увести силой дальше на север, тела погибших могли забрать с собой, а если дожди в этих горах не редкость, то и засохшую кровь во дворе уже давно бы смыло. А вот в стенах форпоста…

Вопросов набиралось куда больше, чем могло быть ответов. И едва возникшая надежда, что этой ночью удастся обойтись без часовых и выспаться всем участникам отряда, мгновенно рассыпалась в прах. О том, чтобы выспаться самому, речи не шло и вовсе: Ее Высочество остановилась в дверях полутемного зала, где как раз разводили огонь, огляделась, одновременно с этим пытаясь выжать воду из длинной потемневшей косы, и спросила:

– А где же все?

Да если бы я знал, мрачно подумал Корин, но ей ответил лишь еще одним неопределенным жестом. Авелен не стала спорить и попыталась просушить волосы и успевшую подмокнуть охотничью куртку у спешно разведенного в огромном камине огня. Заставив всех мужчин торопливо отвести глаза и притвориться, что их куда больше занимает оставшийся в седельных сумках провиант, чем подсвеченные рыжим пламенем очертания женской груди и изгиба талии под тонкой хлопковой камизой. Корину захотелось выругаться в мыслях.

Приходилось признать, что воспринимать Авелен как маленькую девочку, прятавшуюся в яблоневой листве, с каждым днем становилось всё сложнее. Особенно когда она тянула к огню узкие ладони, передергивала плечами от малейшего сквозняка и расчесывала тонкими пальцами длинные медовые волосы, еще сильнее отливающие в рыжину при таком же рыжем свете. Иными словами, постоянно отвлекала от мыслей об опустевшем форпосте. Ничем хорошим это закончиться не могло.

Спать на полу или жестких лавках в зале, когда можно было выбрать себе любую постель в форпосте, Ее Высочество тоже отказалась. Да еще и недоуменно подняла брови, словно услышала какую-то глупость. Изнеженная принцесса, раздраженно подумал Корин, уже поняв, что стеречь это взбалмошное создание придется именно ему. Авелен, по счастью, спорить не стала. Завернулась в теплую медвежью шкуру, покосилась на легший рядом с ней меч в длинных темных ножнах и замерла, прислушиваясь к нестихающему дождю за узким, закрытым плотными ставнями окном.

Не иначе, как выжидала, пока за дверью стихнут последние шорохи устраивающихся на ночлег людей и нарнийцев – даже ее верная кошка улеглась снаружи, на пороге, свернувшись пятнистым клубком и собираясь вонзить зубы во всякого, кто посмеет приблизиться к двери, – а затем осторожно прошептала:

– Прости.

– М-м-м?

– Я вела себя глупо. Там, в замке. Как избалованный ребенок, а не как… принцесса.

Этикет требовал немедленно убедить ее в обратном, но… повела она себя и в самом деле неразумно.

– Мне казалось, мы это уже обсудили.

– Не совсем, – прошептала Авелен и зашуршала тяжелой шкурой, устраиваясь поудобнее. – Не делай вид, что ты ничего не понял.

На несколько мгновений в комнате повисла почти звенящая тишина. Казалось, утих даже дождь за окном.

– Я слышу ее, – продолжила Авелен, и, скосив на нее глаза, Корин увидел лишь едва различимый в темноте профиль обращенного к низкому потолку лица. – До сих пор. Как только становится совсем тихо… она начинает говорить.

От закрытых ставень вновь потянуло зимней стужей. Словно под шкуру пробралась ледяная рука, слепо ища живую плоть, из которой можно было высосать тепло.

– Обещает, – шептала Авелен, и изо рта у нее, казалось, вырывался пар. Или мелкая снежная крошка. – Власть. Золото. И… Знаешь, они впервые приехали в Кэр-Паравэл лишь через несколько дней после исчезновения отца. С Гальмы, кажется. Я уже и не помню толком. Мать отказала им, притворившись, что я уже обручена, но… чем старше я становилась, тем чаще в замке появлялись то младшие сыновья лордов и королей, то простые рыцари, то… Был даже брат калорменского тисрока. Прошлым летом. Красиво говорил, писал стихи, обещал все богатства мира. А я… сравнивала. Сравнивала их всех, каждого, кто приходил просить моей руки, с тобой. И отказывала им всем. Потому что никто не мог… сравниться.

На несколько мгновений в комнате вновь повисла тишина. Но вернулся стук дождя по крыше и запертым ставням.

– Какое неуважение – посылать к принцессе Нарнии столь неказистых женихов.

Рядом отчетливо зашуршали шкуры.

– Ты смеешься надо мной? – спросила Авелен, приподнимаясь на локте и вглядываясь в его лицо в темноте.

– Ты не знаешь меня.

– Разве? Я помню еще те дни, когда ты был всего лишь пажом при моем отце.

– С тех пор многое изменилось. Сколько мы не виделись? Шесть лет? Или больше?

– Да, – пробормотала Авелен, подпирая голову рукой. – И в Арченланд, помнится, вернулся истинный наследник престола. Не делай вид, будто тебе это не задело. Любой бы… почувствовал хотя бы тень разочарования и обиды.

– Это к лучшему, – не согласился Корин. – Я знаю свои недостатки. И знаю, что я был бы плохим королем. У него с самого начала получалось быть наследником отца гораздо лучше, чем могло бы получиться у меня. У меня… пожалуй, никогда толком не получалось.

– Я предлагаю тебе трон Нарнии, а ты говоришь, что не хочешь его принять? – спросила Авелен и протянула вторую руку, дотронувшись до рукояти лежащего на постели меча. – Любой другой уже бы искал того, кто мог бы нас поженить. А может, и вовсе…

– Ты не захочешь… быть лишь одной из многих.

Ни одна влюбленная женщина бы не захотела. Отдать всю себя, а затем понять, что стала лишь коротким увлечением, мимолетно вспыхнувшей страстью? Или, что еще хуже, до конца своих дней быть привязанной к мужчине, который не может дать взамен ничего, кроме видимости счастливого союза. Ширмы, за которой будут прятаться от посторонних глаз упреки и бессильные слезы. И что бы ни думала Авелен, какой бы образ не создала в своих мыслях за эти годы, он едва ли имел много общего с настоящим Корином.

Авелен помолчала, будто пыталась найти ответ, который мог бы заставить его передумать, а затем вновь откинулась на спину, отвернувшись к окну. И шум нестихающего дождя на мгновение заглушил звук ровного, почти равнодушного голоса.

– Доброй ночи.

========== Глава шестая ==========

Дождь не стих и наутро. Тяжелые крупные капли продолжали стучать по крыше форпоста и быстро заливали каменный подоконник в зале с едва горящим камином и жесткими неудобными скамьями. Но когда за длинным узким столом вовсю разгорелся спор, поворачивать им назад или продолжать путь на север, в окно, от которого мерзко тянуло сыростью, влетела, с трудом стряхивая воду с перьев, взъерошенная сорока. И рухнула на стол, вызвав у Авелен испуганный возглас.

– Вы не ушиблись?

– Нет, Ваше Высочество, – сипло отозвалась уставшая птица, принимая более устойчивое положение, и протянула вперед лапку с крохотным мешочком для записок в пару дюймов шириной. – Ваша мать шлет вам послание из Кэр-Паравэла.

За столом воцарилась тишина. Приятно было сознавать, что считавшие ее обузой арченландцы – в большинстве своем они молчали, но даже мальчишка-оруженосец лет шестнадцати смотрел на нее, принцессу и дочь Верховного Короля, как на поломойку или кухарку, – в кои-то веки ждали от Авелен ответов и даже объяснений. Даже сам Корин подпер рукой плохо выбритый подбородок и всем своим видом говорил, что готов внимать Ее Высочеству. Авелен ответила ему возмущенной гримасой – что, признаться, не красило ее ни как принцессу, ни как женщину, про которую все вокруг только и говорили, что она лишь бледная тень царственной тетушки, – и развернула записку. Та, обманчиво-крохотная на первый взгляд, вытянулась желтоватой полосой пергамента на добрых полфута. Но из-за ее узости послание всё равно вышло коротким и даже скупым. Мать, кажется, злилась.

Я одобряю твое решение, но не выбор того, кто будет рисковать собой, чтобы разузнать сведения, не имеющие, быть может, для нас никакой ценности…

Стоило быть благодарной уже за это. Авелен честно пыталась. Хотя бы потому, что очередное напоминание о ее статусе единственной наследницы престола могло привести разве что к новой ссоре. Да, она была обязана беречь себя, пока – Лев ее сохрани! – не позаботится о продолжении династии, но почему-то в ее случае эта – иначе и не скажешь – бережливость неизменно превращалась в одно сплошное «Ваше Высочество, нет! Ваше Высочество, я сама! Ваше Высочество, как можно! Вам! Галопом?!». Или на охоту. Или… О ристалище при таком раскладе и вовсе речи не шло, а отъезжать от замка дальше, чем на милю, дозволялось лишь в сопровождении полудюжины рыцарей. Авелен была готова поклясться, что никто не трясся так над тем же Корином, даже когда он был единственным наследником. Поговаривали даже, что как-то раз его буквально потеряли во время поездки в Ташбаан. И махнули рукой, мол, Его Высочество сам вернется, когда нагуляется по калорменской столице. А за Авелен бы немедля выслали вооруженный до зубов отряд и перевернули бы весь город вверх дном.

Никакой справедливости.

Впрочем, такое отношение к Корину объясняло, почему он сам не стал изображать мученицу-няньку при взбалмошном младенце – девятнадцати лет от роду! – а первым делом вручил навязавшейся ему принцессе оружие. Мол, хочешь лезть в неприятности – лезь. Но по-умному. Авелен бы буквально разрыдалась от счастья в ответ на такое… понимание, если бы не сидела последние десять лет на троне дяди Эдмунда и не училась изображать полнейшую невозмутимость при появлении в Кэр-Паравэле любого посла или даже рыцаря. Другое дело, что ученица из нее всё равно вышла… не слишком успешная. В ее случае достижением было не подбить очередному нахалу глаз, а вовсе не усидеть перед ним с непроницаемым выражением лица. В детстве это, помнится, всех веселило, а дядя Эдмунд и вовсе шутил, что племянница обещает вырасти достойной защитницей Нарнии. А затем оказалось, что защитница никому не нужна. И что повинна в этом королева.

Они шушукались за спиной у матери – послы и иноземные вельможи, – когда думали, что она не слышит, но каждое их слово прекрасно слышала Авелен. Говорили, что Верховный Король был слишком уж великодушен – или слишком слаб, – когда увенчал короной изувеченную женщину, оказавшуюся способной родить ему лишь дочь. А какой прок от девочки, когда правителю нужно днями напролет носить доспехи и без устали сражаться за свои земли? Она, смеялись послы, даже не поднимет меча.

К двенадцати годам она успела искренне возненавидеть всех мужчин, что не были нарнийцами. Каждый чужак, какой наряд он бы не носил и каким выговором бы не отличался, был угрозой. Мужланом в богатом одеянии, думавшим, что все обязанности короля – это турниры, на которых нужно похваляться доблестью. И смотревшим на нее с отвратительным снисхождением. Каждый чужак, кроме одного.

Тогда ему было восемнадцать, он ел сорванное прямо с ветки и едва ли даже обтертое рукавом яблоко, и смотрел на нее в темноте замкового сада с таким видом, словно ничуть не удивился этой встрече. Словно… именно здесь следовало быть принцессе в ее день рождения. Сидеть в одиночестве, вдали от толпы гостей, и радоваться, что луна еще не поднялась над заслоняющими ее свет белыми башнями и никто не разглядит виновницу торжества под одним из дюжин растущих здесь деревьев.

– Здравствуй, Эви.

– Здравствуй, – согласилась Авелен, будто не видела его каких-то полчаса назад на ярко освещенном факелами пиру. Она-то видела. Вопрос лишь, что видел он? Нескладную девочку-подростка, за спиной у которой всё чаще шептались о красоте королевы Сьюзен и о том, что ее племянницу эта чаша, увы, миновала? Соперничать с прекраснейшей женщиной в мире, к ногам которой без промедления падали рыцари, короли и даже надменные калорменские тарханы – а то и сам тисрок, – было трудно. Но по-настоящему обидно становилось, лишь когда она замечала хитрые голубые глаза, смотревшие на очередную дриаду или хорошенькую фрейлину. Смотревшие не на нее. Что ему… такая маленькая и неказистая принцесса? Принцесса, которая никак не могла вырасти и которая до сих пор помнила смех тетушки, услышавшей наивное «Я выйду замуж за арченландского принца». «Эви, милая», – улыбнулась в ответ Сьюзен, пока племянница растерянно моргала, крепко прижимая к себе любимого деревянного рыцаря и не понимая, что так рассмешило прекраснейшую из королев. – «Не стоит отдавать свое сердце первому встречному мальчишке. Особенно, когда он так дурно воспитан. Для тебя найдется дюжина женихов куда достойнее него».

Поймавший ее за раздумьями в ночном саду Корин, должно быть, думал о том же. Но уже тогда понимал куда больше тетушки.

– От женихов прячешься?

Авелен не смогла понять, шутил он или говорил всерьез, и ответила лишь растерянным взглядом. В тишине отчетливо хрустнуло вновь надкушенное яблоко.

– Да меня можешь не бояться. Я в короли не рвусь.

– Почему?

Должно быть, это был очень глупый вопрос, но он был единственным, что пришел ей в голову после этих слов. Королем… хотели быть все.

– Я безответственный, – по-прежнему весело сказал Корин, но ей почудилось, что правды в его ответе была лишь половина. – Авантюрист, так сказать. Нужна мне эта морока с троном: ни выпить толком, ни подраться, всё сиди да блюди интересы государства. Нет уж, пусть этим Кор занимается: ему, зануде, такая жизнь видится пределом мечтаний. А я воздержусь.

– Она красивая, – сказала Авелен невпопад и, должно быть, убедила и его в том, что в голове у нарнийской принцессы одни глупости. – Невеста твоего брата.

Корин смерил ее неожиданно серьезным взглядом – в темноте его глаза совершенно утрачивали оттенок голубого инея сродни тому, что расцветал на окнах особенно морозным зимним утром, – и ответил без тени насмешки.

– Ты тоже.

Авелен, конечно же, не поверила, списав его ответ на дань вежливости. У красивых лицо… правильное. Что именно в нем должно быть правильным, Авелен не понимала, но знала, что ее лицо совершенно точно таким не было. Выписанный яркими красками лик «прекраснейшей из королев» на многочисленных портретах безмолвно подтверждал эту догадку, белея безупречным овалом, алея капризно изогнутыми губами и горя «взором медовым, манящим, что солнечный луч по утру». Кажется, именно так этот взор прославляли в стопке стихов, брошенных в покрытом слоем пыли столе тетушки. Авелен нашла стишата весьма посредственными – о чем, впрочем, не решилась бы сказать вслух, считая это невежливым и даже жестоким, – но, судя по ехидным комментариям на полях, была в своей оценке не одинока. Тетушка же в прошлом развлекалась вовсю, едко подмечая любой огрех в стихотворных потугах поклонников. Ее заметок не было лишь на одном пергаменте – длинном свитке, исписанном резким, словно росчерки сабли, почерком, – и стиль у нетронутого рукой безжалостного критика послания был калорменский.

– Хочешь яблоко? – предложил тем временем Корин, подпирая облюбованное ею дерево плечом. Авелен подняла глаза на темнеющие над головой ветки, вздохнула – платье было праздничное, всё такое из себя… парадное, и ей и без того не миновать нагоняя за то, что она сидела в подобной… красоте на голой траве, – и ответила:

– Я не достану.

Не лезть же в этом злосчастном… наряде на дерево. А те яблоки, что висели на нижних ветках, скрытые от солнца листвой, и дозреть-то толком не успели. Кислятина.

– Я достану, – парировал Корин, и губы у него, кажется, дрогнули в ехидной улыбке. – Я же рыцарь. И всегда рад услужить прекрасной даме.

Даже если дама – а вернее, старательно пытающаяся изобразить ее угловатая девочка – не вышла ни лицом, ни ростом и не имела ни капли сходства с пресловутой «прекраснейшей из женщин этого мира». Но вот девочка выросла, а Корин – чтоб ему провалиться вместе с его извечным «Не хочу быть королем» – этого видеть не желал.

– Кэр-Паравэл засыпало снегом, – сказала Авелен, бережно сворачивая записку от матери, и пожала плечами, почувствовав себя крайне неловко под прицелом стольких мужских взглядов разом. – Это всё.

– Страшный буран, – вставила позабытая всеми сорока, стряхивая с перьев капли дождя. – Залив покрылся льдом на добрых полмили.

– Буран, – повторил уже седеющий рыцарь: единственный, чей статус был четко обозначен самим Корином, величавшим его милордом. Остальные арченландцы, судя по всему, не были даже рыцарями. – Летом. А где, говоришь, Белая Колдунья-то?

Последний вопрос, разумеется, предназначался не Авелен. Словно ее в том замке и не было.

– Колдунья, – ответил Корин, – там, где ей и положено… находиться. И будь это она, сугробы лежали бы до самого Анварда. Мне в детстве только и рассказывали, как во всем замке стены леденели до самого потолка. Мол, чуть не околели все в ту ночь, когда матушка ваша, милый принц, вас с братом рожала. А ведь это были всего лишь отголоски того, что творилось в Нарнии.

– Может, у нее… преемница какая была?

– О да, – фыркнул Корин, явно не восприняв идею всерьез. – Любящая дочь, втайне отданная на воспитание эттинсмурским великанам, чтоб до нее, бедняжки, недруги не добрались. И которая двадцать пять лет сидела без дела в ожидании не пойми чего. И только теперь вдруг решила, что пора бы ей отомстить за невинно убиенную матушку. Вопрос только, кому? И меня, признаться, больше беспокоит, как бы этот буран не пошел вглубь страны и все поля с пшеницей не побил каким-нибудь градом. Не то зима выйдет куда веселее лета. Если доживем, конечно.

Авелен его настрой не понравился совершенно. Быть может, потому что ей куда привычнее было видеть того Корина, что постоянно отпускал ехидные шуточки, чем того, что недовольно хмурил широкие светлые брови и тер подбородок с таким видом, словно стоял перед неразрешимой дилеммой.

– К чему тогда лезть дальше на север, если это не Колдунья?

– К тому, – напомнила о своем присутствии Авелен, – что никто не знает, какие… чары она могла там оставить. Книги с заклинаниями, артефакты или… Да что угодно!

– Колдунья, – не согласился арченландский лорд, – прожила последние сто лет в Нарнии, Ваше Высочество. Если бы ей были нужны какие-то книги, она наверняка привезла бы их с собой.

– А кто сказал, что они были нужны ей? – парировала Авелен, разозлившись на его снисходительный тон. А то она не знала, сколько лет длилась устроенная Колдуньей зима. – Я не слышала, чтобы она колдовала по книгам. Но они вполне могли пригодиться тому, кто занял ее замок теперь.

Если занял. И если они действительно… не тратят время понапрасну, рискуя найти брошенное чародейское логово, из которого давно уже забрали всё ценное.

– Мы уже зашли так далеко, – продолжила Авелен, расценив молчание, как знак согласия с ее мыслью, – и неужели теперь повернем назад?

– Вопрос не в том, как далеко мы зашли, Ваше Высочество, а в том, где мы нужнее.

– Нарнию и без того есть кому защищать! В конце концов, есть же Пророчество…

– Пророчество, как мне помнится, уже сбылось. И я вынужден заметить, Ваше Высочество, что бродить по северным землям, когда ваши собственные отражают атаки неизвестного чародея – занятие весьма…

– Лорд Даррин, – перебил его неожиданно холодный, почти раздраженный голос. – Вы забываетесь.

Лорд замолчал так резко, словно это были не слова, а хлесткая пощечина, и Корин перевел взгляд на остальных арченландцев.

– Мне кажется, дождь уже стихает. А потому вам, господа, стоит проверить лошадей. Если, конечно, вы не надумали здесь поселиться.

Авелен успела подумать, что и ей сейчас прикажут убраться из зала и не мешать Его Высочеству размышлять над сложившейся ситуацией, но стоило последнему арченландцу шагнуть за дверь, осторожно прикрыв за собой одну из высоких двойных створок, как Корин повернулся к ней и спросил совсем иным тоном:

– Ты надеешься, что они вернутся?

– А разве, – уточнила Авелен неожиданно робким для нее самой голосом, не ожидав такой проницательности. – Они не могут?

Если в Нарнию вновь пришла беда и… Она была согласна даже на то, чтобы заявить в открытую, будто она не способна отстоять свои земли. Признать, что она лишь бледная тень Верховного Короля и никогда не станет достойной его венца. Что она… всего лишь женщина.

Корин неожиданно вздохнул – словно чувствовал себя смертельно уставшим – и ответил:

– Никто не знает, что там произошло, Эви. Даже с Великим Львом говорила лишь твоя мать и никто другой. Сама понимаешь, – губы у него на мгновение дрогнули в усмешке, – это ведь не ручной кот, чтобы приходить, когда позовут, и отчитываться о каждом своем поступке. Но по словам твоей матери выходило, что Четверо вернутся лишь «в час великой нужды». А замерзший Кэр-Паравэл – это нужда отнюдь не великая. Уж точно не в сравнении с зимой, длившейся без малого сто лет.

– Но ведь Аслан…

– А что Аслан? Придет и всех спасет? Допустим, – согласился Корин таким тоном, словно вместо Великого Льва она упомянула калорменского Таша или Азарота. – Вопрос только, какой ценой? Нет уж, я предпочту обойтись без Его вмешательства, пока остается хоть малейшая возможность разобраться с этим самим.

– Но… – растерялась Авелен, не понимая, к чему он клонит. – Аслан ведь всегда… Когда дядя Эдмунд… Когда Колдунья потребовала…

Корин вздохнул вновь – отчего она почувствовала себя бестолковым ребенком, которому приходилось объяснять очевиднейшие вещи, – и спросил:

– Тебе в голову никогда не приходила мысль, что наказание Эдмунда было несколько несоизмеримо с его… преступлением?

– Несоизмеримо? – повторила Авелен, решив, что ослышалась. Не потому, что действительно считала это… справедливым, а потому, что никому прежде не приходило в голову ставить под сомнение поступки самого Льва. Или… это она не слышала? – Но ведь он…

– Что? – спросил Корин таким мягким тоном, словно хотел намекнуть, что она вновь говорила глупости. Не успев при этом действительно хоть что-то сказать. – Продал? Или даже, как все говорят, предал? Ребенок, который вообще не знал, что в Нарнии хорошо, а что плохо? Или он должен был с первого взгляда понять, что перед ним черная ведьма? Вернее сказать, белая, но ты понимаешь, о чем я. Она предложила ему сладостей, а затем решила убить его за то, что он согласился. И, как любой доверчивый ребенок, рассказал ей, кто он, откуда и сколько у него братьев с сестрами. А затем явился Лев, который… Да, должно быть, это было необходимо. Не мне судить, ведь я знаю эту историю лишь из уст других. Но даже если никто не попрекал Эдмунда тем, что произошло, сам он никогда не забывал, что кто-то умер ради того, чтобы исправить его ошибку. Я вот думаю, быть может, нанесенная Колдуньей рана так и не исцелилась до конца, потому что он сам этого не хотел?

Авелен не сразу нашлась, что ответить. Она и сама помнила этот надрывный кашель, остающуюся на платке мелкую ледяную крошку и холодные даже в самый разгар лета руки. И матово-синие глаза, хотя тетя Люси однажды сказала, что в детстве они были карими.

Быть может… он сам заставил это колдовство остаться в его крови, потому что… считал, будто он недостаточно наказан?

– Но ведь… – должно быть, это снова было глупо и даже… эгоистично, но она не могла подумать ни о чем другом. – Ты бы так никогда не поступил?

Ты же… всегда был лучше других.

– Я? – повторил Корин, будто удивившись ее вопросу. И край рта у него вновь дернулся в усмешке. – Я принц, Эви. И не по велению Льва, а по праву рождения. Да мне достаточно было щелкнуть пальцами, чтобы получить любые сладости, какие я мог пожелать. И не только. Я, Лев меня побери, был официальным представителем Арченланда в Ташбаане. И это в четырнадцать-то лет. Да у меня с рождения была власть, которая и не снилась ни твоему отцу, ни дяде, когда они оказались в Нарнии. И у меня не было братьев, с которыми приходилось соперничать. Хотя бы за внимание отца. Эта ведьма просто не могла предложить мне больше, чем у меня уже было, только и всего. Я не был благороднее Эдмунда. Напротив, я просто был еще хуже. Я и сейчас хуже. И я знаю, каких трудов ему стоило… быть Справедливым. Не Великодушным. Это, пожалуй, самое простое. Не Отважным. Это тоже не так уж и сложно, когда есть за кого сражаться. И уж тем более не Великолепным. Для этого только и нужно, чтобы тебя все любили.

Он замолчал, словно не мог решить, продолжать ли эту мысль, но затем качнул головой и всё же закончил.

– А вот справедливость – это не одна лишь защита тех, кто не может постоять за себя сам. Это смертные приговоры. Даже если нет иного выбора, даже если это действительно справедливо, обречь кого-то на смерть куда сложнее, чем дать ему шанс на искупление. Ты едва ли это помнишь, но Эдмунд был не только судьей. Неудивительно, что Великолепным всегда называли не его. Даже самые честные и праведные… не любят и боятся палачей. А что до Льва… Его замыслы слишком далеки от нашего понимания. Как и Его милосердие. Не стоит уповать на них слишком часто.

– Ты… – пробормотала Авелен, не зная, как на это отвечать. И чувствуя, что он сказал далеко не всё, что за этими словами скрывалось куда больше. Но полагала, что оно было как-то связано с его братом.

– Я же сказал, ты не знаешь меня, – неожиданно весело хмыкнул Корин и поднялся, движением головы отбросив с лица белокурые волосы.

Может быть, нехотя согласилась Авелен, провожая его растерянным взглядом. Но теперь она хотела узнать лишь сильнее.