Текст книги "Чужое небо (СИ)"

Автор книги: Astrum

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Поскольку его организм активно боролся прежде всего с прямой угрозой жизни в виде препаратов, смертельных для обычного человека, но способных хотя бы временно воздействовать на его тело в обход сыворотки, на правой руке у него до сих пор цвели синяки от ограничителей, на локтевом сгибе – от катетера, на шее – от грубого укола, всаженного по принципу «лишь бы успеть».

В медицинском чемоданчике Баки не нашел ничего с пометкой «смертельно опасно», что автоматически переводилось его мироощущением как «действует на суперсолдат», поэтому он смог облегчить себе участь, только умывшись ледяной водой и небольшими глотками цедя питьевую воду из бутылки. Все это помогало крайне слабо, потому что рядом не было той, которая всегда точно знала, что из аптечки простых смертных можно намешать, чтобы стало легче. Ее не было. А других он бы все равно не подпустил. Не в нынешнем своем состоянии.

Ему никто не оставил часов, но за то время, на которое в эквиваленте по глоткам с произвольным интервалом растянулась литровая бутылка, Баки успел выяснить, откуда так стойко несло алкоголем и почему запах преследовал его некрепкий еще желудок и упрямо не выветривался. Очевидно, потому, что Старк непостижимым образом сумел не только перекрасить щит, но и вплавить в вибраниум литров надцать виски. Или же… он вплавлял их в себя, пока где-то рядом стоял щит. В любом случае, Баки это раздражало ничуть не меньше, чем ядовито-красный рисунок звезды. Потому что ему и без виски было плохо и потому что его взгляд мимо воли цеплялся за чертову звезду. Дальнейшие ассоциации было уже не остановить.

Баки в ярости пнул щит ногой, не прямым ударом, помня об отдаче – скользящим, запустив его бумерангом летать по комнате и оставлять выбоины в штукатурке. Немного погодя Баки изнутри согнуло пополам от спазмов и вывернуло белой пеной с редкими прожилками крови. Полегчало. Озноб все еще бил, но сдерживать его силой воли было куда проще, чем остановить наполняющие голову мысли.

Баки был убежден, что за дверью его ожидал конвой, но не нашел в себе сил удивиться его отсутствию, оказавшись в мрачном пустом коридоре, в котором каждый его шаг мог бы отдаваться эхом, не умей он двигаться бесшумно. У дверей в зал суда он напряженно замер, изнутри раздираемый двумя противоположными желаниями: войти и с честью выслушать приговор, каким бы он ни был, или повиноваться инстинкту и сбежать. Вовсе не потому, что ему так хотелось снова бежать, а потому что бегство стало первой линией обороны, которую он воздвиг между собой и ополчившимся против Зимнего Солдата, против Баки Барнса миром. Сбежав сейчас, он, возможно, еще что-то мог сделать, оставшись, он не сможет сделать уже ничего.

Голоса по ту сторону его слух улавливал неизменно чутко, но общий контекст был потерян и начинался от момента, с которого Баки начал слушать, поэтому получаемая информация напоминала игру в испорченный телефон, и он не смел уповать на ее достоверность.

– Доказано ли, что преступления, в совершении которых обвиняется подсудимый, имели место?

– Ответ: да, доказано.

– Доказано ли, что преступления совершил подсудимый?

– Ответ: да, доказано.

Баки не нужно было знать общий контекст и слышать вопрос, чтобы заранее знать на него ответ. Но он, та незначительная его часть, напрасно жаждущая справедливости, застыла в робком ожидании, встрепенулась давно похороненная в сердце надежда.

– Доказано ли, что подсудимый виновен в совершении вверенных ему преступлений?

Человека, который давно не боялся пыток и в большинстве своем беззвучно выдерживал смертельные уровни боли, на удивление легко было вывести на крик иначе. На истерический смех, на слезы, вынудив до крови кусать губы и костяшки на живой руке. Достаточно было отнять у него надежду, прежде приложив усилия, чтобы доказать, будто она у него когда-то была.

У Баки не было часов, а про мобильный в кармане пиджака он не вспомнил. За пределами его персональной адовой клетки уже давно рассвело. Судя по уровню шума и активности людей, на улице уже давно наступил новый день, хотя плотно затянутое тучами небо отбрасывало пасмурную тень поздних сумерек. Крупными каплями пузырился в лужах ледяной отрезвляющий дождь, и первое, что сделал Баки, выбравшись наружу – это вскинул ошеломленный взгляд на хмурое, по-прежнему враждебное и чужое небо. Баки не оглядывался и никого не искал глазами, он даже не проверял наличие погони. Привычно угрюмо вжав голову в плечи, он испытал острую нехватку длинных волос и бейсболки и прибавил шагу, стремясь быстрее затеряться в толпе. Сделать это было бы намного проще, если бы вместе с пиджаком он забрал пальто, в котором, кажется, даже было немного денег, пусть не его честно заработанных, но и не краденых. Хотя… он ведь не планировал бежать, все оказалось переиграно в последний момент, а значит и сожалеть не о чем.

Машину Баки заметил почти сразу, еще у здания суда. Даже не потому, что та была подозрительной или как-то иначе привлекала внимание, а потому что будила в нем соответствующие воспоминания, сигналила на периферии его зрения ярчайшим маяком и завывала ультразвуковой сиреной.

Барнс не бежал, он шел в ногу с толпой, но с напором, толпе абсолютно несвойственным, на красный свет через перекресток.

История повторилась до неприличия точно, лишь с незначительным изменением реквизита. Опустевшее дорожное полотно, черный внедорожник и… Солдат – навстречу друг другу в неотвратимом сближении, совсем как в детской задаче из старого советского учебника по математике, которые попадали к нему в руки в далеком и частично стертом из его памяти 45-ом.

Баки не был сегодня Солдатом при исполнении, у него не было в руках миномета, в его голове не горланил приказ об устранении цели, поэтому с пути приближающейся махины он так и не сошел.

Какое-то время одноглазый водитель бесстрастно изучал распластанного на капоте человека сквозь целое, на этот раз не испещренное выстрелами стекло, а Баки, с каким-то извращенным наслаждением прижавшийся лбом к ледяному мокрому металлу, позволил изучать себя. Так продолжалось до тех пор, пока с тихим шуршанием не опустилось стекло водительской двери:

– Скажем так, я ожидал от тебя любой глупости, но этой точно не было в списке. Зато теперь я могу официально считать себя отомщенным. И все еще склонным полагать, что даже суперсолдату бежать быстрее на четырех колесах, чем на своих двоих, – тихо щелкнув, открылась дверь с правой пассажирской стороны. – Особенно сорок километров до аэропорта.

Аэропорт в сорока километрах от центра Вашингтона – Даллес – носил статус международного, имевшего годовой пассажирооборот, равный населению среднего африканского государства. Естественно, что частные вылеты совершались с его взлетных полос каждый день: в обход таможни путешествовали политические лидеры, правительственные агенты, криминальная элита, коим априори неведомы были ни очереди на регистрацию, ни досмотр, ни проверка документов.

21-го марта один и тот же частный борт без опознавательных знаков запрашивал взлет и посадку дважды.

Пассажиров видели камеры слежения, но по распоряжению свыше никто не проявил интереса. Все, что требовалось от аэропорта – свободная полоса и полное отсутствие внимания со стороны сотрудников. Никто не заметил коротко стриженную блондинку, плотно окруженную рослыми мужчинами, не то телохранителями, не то конвоирами. Никто не захотел заметить, как эта же блондинка вернулась меньше чем через полчаса, каблуками отстукивая уверенный ритм в одном из залов прилета, а затем – в одном из крытых переходов между терминалами. Ее никто не сопровождал, при ней не было ни багажа, ни даже ручной клади.

В мониторах камер на одном из постов охраны, которую вежливо, но настойчиво попросили взять перерыв на чай, блондинка держалась статно и уверенно, будто точно знала, куда и к кому направлялась. Некая нервозность, осторожные полудвижения головы через плечо, незаметно брошенные на отражающие поверхности взгляды, избегание поднять глаза на камеру – все это при должном старании мог заметить лишь тренированный человек, знающий, на что обращать внимание.

– Она на месте, – ровно произнес мужской голос в интерком, когда цель исчезла с мониторов на пути в женский туалет.

Вылизанная до зеркального блеска обслуживающим персоналом, дамская комната оказалась пуста, и после некоторого промедления в ожидании неминуемого подвоха, девушка подошла к умывальникам, частью сознания не переставая следить за происходящим у себя за спиной через зеркальную поверхность. Все кабинки были пусты, но не успела она повернуть холодный кран и умыться холодной водой, чтобы хотя бы минимально привести себя в чувство, со стороны одной из закрытых кабинок раздался резкий звук, с которым обычно приходят в чат сообщения. Ее сердце, все еще не утихшее на продолжающем бушевать адреналине, выдало в один удар три, вновь распаляя ожесточенную войну между инстинктом остаться и драться или же спасаться бегством. С учетом того, что за дверью, если не туалетной, то на выходе из терминала ее уже мог поджидать спецназ, бегство как вариант отметалось. Осторожно переступив с ноги на ногу, чтобы избавиться от туфель, она бесшумно ступила по плитке босой ступней. Давно разучившись церемониться, не задав ни одного вопроса, она открыла дверь ударом ноги.

На закрытой крышке унитаза, контрастируя по цвету с белой керамикой, лежал набитый до раздутого состояния черный рюкзак. Из бокового кармана, так, чтобы был виден подсвечивающийся экран с открытым окном диалога, торчал мобильный. Отправителем последнего сообщения был абонент…

[2:23:07 PM] Неизвестен

Прямой репортаж из ада. Дееспособных нет и в ближайшее время не будет. Понятия не имею, зачем Фьюри это нужно, но вот вам голая цитата.

К сообщению прилагался аудиофайл. Секунду помедлив, она запустила его, мазнув по сенсорному экрану ладонью. Динамик смартфона заговорил незнакомым голосом:

– Доказано ли, что подсудимый виновен в совершении вверенных ему преступлений? Ответ: нет, не доказано, нет, не виновен. Приговор: оправдать.

Едва закончилась запись, раздался писклявый звук уведомления, и на экране возникло новое сообщение.

[2:26:01 PM] Неизвестен

Время переодеться

В рюкзаке нашлись вещи, намного более подходящие для побега и боя, чем деловой костюм, вещи, способные кардинально изменить имидж засветившейся на камерах бизнес-леди: кожаная куртка, джинсы, ботинки, достойные армейских берцев, черный парик-каре и очки, не солнечные, а те, что простые смертные носят для зрения. Набор для полного перевоплощения, достойный шпиона, но, между тем, не содержащий никакого оружия, никаких посторонних предметов, которые можно было бы использовать как оружие.

Надев парик и спрятав за фальшивыми волосами дужки очков, девушка отмотала бумажных салфеток тут же в кабинке и, не оглянувшись на зеркало, тренированным жестом стерла красную помаду, покусав губы для ускорения процесса. В дверь постучали в тот же момент, когда она утопила мобильный в унитазе и закинула на плечо рюкзак с вещами, которые только что сменила, чтобы не оставлять их здесь, как след присутствия. На этот раз дверь она распахнула рукой, а вот дальше сработали боевые рефлексы.

– Кто вы? – отрывисто бросила она, сходу вывернув темноволосой агентессе руку и вдавив ее лицом в ближайшую стену, не особо заботясь при этом о приложенной силе, но так, чтобы непременно сохранить способность говорить. – Что происходит!?

– Я… Мария Хилл, – ответ прозвучал с некоторой запинкой, но быстро и уверенно. – Меня прислал Ник Фьюри.

Она уже была готова ослабить захват, но позади раздались шаги, подстегивая ее защитные рефлексы, вынуждая при необходимости использовать агентессу как заложницу или живой щит.

– Мисс Хартманн, – в коридоре появился по-деловому одетый человек, сопровождаемый двумя экипированными охранниками, которые по его жесту мгновенно опустили оружие. – Я останусь вам премного благодарен, если мы избежим кровопролития, – человек держался свободно, насколько позволяла ситуация, спокойно, всем своим видом показывая отсутствие враждебных намерений. – Меня зовут Фил Колсон, я временно исполняю обязанности директора ЩИТа. Я уполномочен уладить бюрократические шероховатости с вашим действующим руководством. Вы поможете мне в этом, мисс Хартманн?

Всю дорогу до аэропорта механически надиктовывая обвинения, ее сопровождающие внезапно стихли через десять минут после взлета. Еще спустя пять без объяснения причин развернули самолет. Вряд ли после этого ее могло еще хоть что-то удивить. Но вот она здесь, и названные имена одно за другим услужливо отзываются в памяти наизусть заученными досье.

До некоторой степени ЩИТ и ГИДРА были едины, и она вдоволь насмотрелась изнутри на подобные альянсы, чтобы знать, что провести границу между ними зачастую бывает невозможно.

– ЩИТ был скомпрометирован и пал вместе с проектом «Озарение» и Трискелионом в воды Потомака в 2014-ом. Прискорбно слышать, что после Пирса вакансия директора все еще актуальна.

– Не лучшая страница в истории организации, согласен. Скорее, целая глава или даже несколько глав… Мисс Хартманн, отпустите агента Хилл, и я отвечу на все ваши вопросы. Вижу, у вас их накопилось немало.

Баки вспомнил об имеющемся у него телефоне где-то на полпути в аэропорт и остальную дорогу буравил сосредоточенным взглядом плоский экран, чаще всего спотыкаясь о навязчивую мысль позвонить Стиву. Зачем именно и что бы он сказал, даже если бы дозвонился, он за всю дорогу так и не смог придумать. Впрочем, дозвониться он тоже не смог, оба раза, когда ему хватило силы воли не нажать сброс, наткнувшись на машинную запись «Вне зоны доступа», притом, что зона покрытия у телефона Капитана Америка при желании охватывала весь земной шар. Значит, не было его – этого желания, оттого и телефон молчал.

В Виргинии погода была еще более скверной, чем в Вашингтоне, небо налилось свинцом и почернело, дождь частил стеной и неустанно барабанил в лобовик. Баки, и без того чувствующий себя в высшей степени неуютно на переднем пассажирском рядом с человеком, которому собственноручно обеспечил клиническую смерть, все еще потряхивало, то ли от ломки, то ли от холода после прогулки в мартовскую непогоду. После стольких циклов заморозки-разморозки, далеко не всегда проводимых по правилам, его терморецепторы периодически сбоили, и обычно проблема решалась все той же силой воли, только теперь ко всему прочему мешались препараты и нервы от полного не владения ситуацией. Одно наслаивалось на другое, и в итоге Баки изнутри сотрясало мелкой дрожью. Это становилось все заметнее, это делало его визуально уязвимым, и Баки готов был едва не выть от досады. У него путались мысли. Даже без его обычных проблем с вербальным общением, он не мог… просто понятия не имел, о чем можно было заговорить с рядом сидящим человеком. Ярость Старка и его жажда мести сполна укладывались в картину мира Баки, но вот поведение Фьюри…

Здесь даже абсолютно здоровая и трезвая логика горела синим пламенем.

По крыше машины, по лобовому стеклу остервенело лупил дождь, огни аэропорта расплывались на горизонте, превращаясь в цветные кляксы, и это значило, что большинство ближайших рейсов отменены или задерживаются, и залы ожидания будут забиты пассажирами. Невидящим взглядом прослеживая путь капель по стеклу, Баки сосредоточенно просчитывал в голове варианты: как затеряться в толпе и не наткнуться на блюстителей порядка, как обойти металлодетектор и не поднять сирену, как отбиться от преследования, никого не убив.

Согласно его умозаключениям, паркинг должен был быть переполнен автомобилями, но он оказался внезапно пуст, не считая единственного сиротливо припаркованного внедорожника, такого же, на котором его привезли.

Барнс не задавал вопросов, а Фьюри не был горазд на объяснения, хотя хмурый взгляд Баки мимо камеры заметил даже одним глазом.

– Можешь вволю позировать, фоторобот Солдата с тебя все равно не срисуют. Как один восставший из могилы другому, хочешь, дам дельный совет?

Баки невыразительно кивнул.

– Вовремя состригай патлы и почаще держи в руках бритву – и дополнительная маскировка тебе не понадобится.

Баки тяжело вздохнул, понимая, что ему не отвертеться. Не в этот раз.

До печально известных событий в Вене беглый преступник по вполне понятным причинам избегал людных мест, особенно аэропортов международного статуса, ровно как и путешествий самолетами. Но именно в таком месте он теперь находился. По мере удаления от паркинга люди встречались все чаще. В одном Баки оказался все же прав: залы ожидания были переполнены. Однако еще никто из случайных встречных не посмотрел на Барнса косо, зажав рукой телефон в кармане, чтобы, завернув за ближайший угол, набрать 911: ни бдительные пассажиры, ни сердобольные сотрудники, ни охранники, обычно цепко выхватывающие именно его небритое и угрюмое лицо из десятка других.

Пробравшись сквозь толпу, очень скоро они оказались в коридоре, значительно менее оживленном, но Баки предпочел бы вернуть назад оживление, чем иметь дело с рассредоточенным в пространстве спецназом. Двое с автоматами кивнули, в один голос рявкнув дежурное «Сэр!», после чего один из бойцов вручил Фьюри пухлый бумажный пакет, который тот подхватил буквально на ходу.

У следующих дверей также стояли двое, они также пробасили «Сэр!» и также легко пропустили их дальше.

Преодолев таким образом еще один пост, они оказались посреди спроектированного по балконному типу перехода, с которого прекрасно обозревалось происходящее в атриуме уровнем ниже.

Барнс был обучен видеть то, что другим было недоступно: заглядывать под одежду и слои грима. Но времена менялись, технологии развивались, в том числе и технологии маскировки, позволяющие легко становиться кем угодно в любой угодный момент времени. А ведь даже без всего этого, без Земо, легко примерившего на себя личину Солдата, у Баки был наглядный пример того, насколько условна внешность в опознании личности. С ней Баки никогда не использовал внешность как достоверный критерий идентификации. Фигура, походка, жесты, манера держаться в пространстве, особенности поведения, известные лишь ему одному привычки – что угодно другое, и лишь в самом конце списка – внешность.

– Что происходит? – Баки с трудом оторвал взгляд от происходящего внизу, чтобы посмотреть прямо на Фьюри с немой просьбой об объяснении. Тот лишь кивнул в сторону и вниз, мол: «Смотри сам».

Девушка в рваных джинсах и высоких ботинках, в куртке с молнией на косую и в темном парике, с лямкой рюкзака на левом плече. Абсолютно другая, чем та, что заходила с ним в зал суда, непохожая, но для Баки узнаваемая среди тысяч. Справа от нее, на шаг впереди – сотрудница ЩИТа, Солдату давали читать файлы о ней еще три года назад. Кажется, Хилл. У нее откуда-то свежая ссадина на левой скуле и левая рука напряжена и держится как-то неестественно, вроде не сломана, но явно повреждена. Слева – оперативник в полной амуниции, вцепившийся в оружие.

Среди других присутствующих по другую сторону воображаемых баррикад – русские. По меньшей мере, один представитель, важная шишка, остальные, скорее всего, лишь массовка из охраны. Кроме них, еще один человек, американец, судя по чистоте речи, но его Баки до сегодняшнего дня не знал ни прямо, ни опосредованно. Он что-то активно втолковывал русскому, они о чем-то спорили и следом же о чём-то договаривались. Из-за расстояния и особенностей архитектуры помещения диалог был доступен Баки лишь фрагментарно, но даже этих фрагментов ему с лихвой хватило для понимания общей сути.

Между русским и неизвестным американцем прямо на декоративном парапете стояли кейсы. Самый верхний был широко раскрыт, красноречиво зеленея содержимым.

– Не знаю, какие проблемы с бюджетом у русских сейчас, но на моей памяти они от денег еще никогда не отказывались. Даже в пользу свершения правосудия и во имя исполнения гражданского долга. Самое главное с одного раза не прогадать с суммой.

– Зачем вы это делаете? – спросил Баки, наблюдая происходящее, словно коршун, и в голос его закралась недоверчивая озлобленность.

– Затем, что не хочу, чтобы национальный герой и друг не разлей вода – чтоб вас обоих – символа американской нации ошивался, где попало и с кем попало лишь потому, что его «миссис Смит» не повезло с гражданством.

– Когда Пирс выкупал меня, в его планах была благая с его точки зрения цель установить новый мировой порядок. Если в перспективе вы надеетесь, что она поставит производство сыворотки на поток, запатентовав за США формулу и обеспечив Америку несокрушимыми бойцами – этого не случится! Она не станет на вас работать!

– Не знаю, в курсе ли ты, но за свой «новый мировой порядок» Пирс получил от меня лично пулю в череп. Знал бы я тогда все подробности, не спешил бы с пулей, оставил бы помучиться. А работать на, как ты выразился, «нас» она не станет, даже если захочет, потому что, без обид, ребята, но вам обоим еще очень далеко до работы по специальности.

– И вы готовы заплатить триллионы за… за что? – после всех тщетных попыток Баки так и не нашел подходящей формулировки бродящим в голове мыслям.

– Я готов заплатить больше. Лишь бы золотые мальчики Америки, один твердолобее другого, спали спокойно и не устраивали почем зря супергеройских мордобоев. И чтобы тебе спокойно жилось в не самой образцовой, но все-таки родной стране, к примеру, где-нибудь на Гавайях, и ты не лез в пекло в поисках приключений, в который раз стравливая Штаты с Россией, на этот раз под девизом «Шерше ля фам».

– Я… – к лицу Баки резко хлынул жар. – Я не привык, чтобы люди… вот так…

– Оно и видно, – Фьюри снисходительно ухмыльнулся и неспешно запустил руку в бумажный пакет. – Тебя официально оправдали, но раскаленной докрасна железной броне Старка ещё нужно время, чтобы основательно остыть. Общественности не помешает дать время, чтобы окончательно отделаться от раздутой журналистами страшилки про грозного и ужасного Зимнего, который пожирает девственниц на обед и пьет кровь младенцев. Да и в Кремле пусть угомонятся. Это я к тому, что личность Джеймса Барнса тебе вернут, но позже, а сейчас вам двоим лучше залечь на дно. Ради всего святого, не настолько глубоко, как вы, русские, это умеете, но тем не менее, – выудив из пакета документы, Фьюри протянул Барнсу сразу оба свежеотпечатанных американских паспорта. – Предвидя вопрос, отвечаю: они настоящие. В той степени, в которой могут быть настоящими паспорта у тех, кому стукнула сотня, а выглядят с большой натяжкой лет на тридцать.

Приняв документы с некоторым сомнением, Баки пролистал плохо гнущиеся страницы сразу на последнюю и, прочтя фамилии, приподнял бровь.

– Джеймс и Диана Смит?

– Ты все-таки смотрел фильм?

– Видел ролик в интернете.

– Ну что тут скажешь… У наших спецов из юр.отдела тонкий юмор, – Фьюри протянул ему сразу весь пакет. – Водительские удостоверения, страховки, кредитки. Счета, конечно, не швейцарские, на них не военный бюджет страны, но на первое время хватит. Билеты на ближайший рейс до Гонолулу и в качестве бонуса все от тех же юристов – куча брошюр и рекламных проспектов.

У Баки были проблемы в общении с людьми. Сначала потому, что ему трудно было научиться говорить без приказа, затем потому, что он, по большей части, не умел говорить с людьми, не имеющими отношения к армии, на посредственные, общепринятые темы. Как Маугли был ребёнком джунглей, так Баки был ребёнком войны, он видел мир иначе, чем большинство, самих людей он видел иначе и… он не умел благодарить, прежде всего потому, что этого ему никогда не приходилось делать. Не открещиваться дежурной фразой в супермаркете и не отдавать дань вежливости, а благодарить по-настоящему, искренне, за вещи и услуги, намного более ценные и значимые, чем покупка продуктов.

Обычно случай представлялся спонтанно, вот, совсем как сейчас, и Баки это заставало врасплох, потому что он ничего подобного не ожидал, потому что не знал, что такое вообще бывает, потому что был убежден, что с ним такого никогда не произойдёт.

– Я… Я благодарен. Не думаю, что я стою всего этого, но…

– Расскажешь об этом Роджерсу, под бутылку гавайского рома и пляжную музыку, сержант. А меня избавь.

Баки кивнул, то ли Фьюри, то ли самому себе и снова посмотрел вниз, но на прежнем месте ее уже не увидел, как и остальной стремительно разошедшейся толпы. Кратчайшим путем вниз было бы перепрыгнуть ограждения и сигануть с балкона, но вряд ли этот трюк обрадовал бы все еще присутствующую охрану, поэтому Баки, не встречая запретов, пошел в обход к ближайшей лестнице.

– Баки!

Они оба на инстинктивном уровне выработали в себе способность не выражать чувств при посторонних, но эти сутки продолжались, кажется, целую чертову вечность, и ни один из них не смел даже предположить, что все в итоге закончится… вот так. Все барьеры размылись, оставшись только в их головах, и, не думая больше ни о чем, Баки вжал ее в себя, мечтая в этих объятиях себя навечно похоронить.

Сегодня небо должно было рухнуть на землю, потому что, вопреки изначально сложившемуся положению вещей, сегодня настала очередь Баки сказать:

– Шшш… все хорошо. Уже все хорошо.

– Теперь понятно, кто ставил ей удар левой, – на периферии зрения Баки агент Хилл поморщилась, двигая левым плечом. – Директор…

– Это… это он? О мой Бог! Совсем как в хрониках из музея… Мистер Барнс, меня зовут Фил Колсон, я временно исполняю… неважно. Я много читал о вас и капитане Роджерсе…

– Эй! Мистер и миссис Смит. По прибытии на место не забудьте забрать свой багаж, – окликнула их Хилл уже на пути к стойке регистрации. – Благодаря людям Его Высочества он у вас есть.

– Сержант! – новый оклик, на него Барнс обернулся уже один, крепче прижав к себе свою, пусть и не вполне официальную, но все-таки миссис. – Как устроетесь там, пришлите Роджерсу открытку. Числу, скажем, к четвертому июля. А то он мне жизни не даст, тебя хватившись, – кривая полуулыбка исказила темнокожее лицо.

Баки с больно кольнувшим куда-то под ребра сожалением подумал: «Если бы хватился… Он теперь знать меня не захочет», но тут же пересилил себя и тоже криво улыбнулся, ответив вслух звучное:

– Будет исполнено, сэр!

Их не досматривали, не говорили пройти через рамку металлоискателя, и Баки даже не пришлось никому ничего объяснять.

Двадцать минут спустя, наравне с остальными пассажирами рейса они садились в автобус, который должен был доставить их к трапу самолёта.

Хмурое, тяжелое небо к тому времени стало совсем зимним, вместо дождевых капель с него повалил снег, путаясь в темных волосах на ее макушке и контрастируя кристально-белым на жгуче-черном.

Отвлекшись, как ему показалось, всего на секунду, Баки в итоге застопорил всю очередь, вскинув голову и самозабвенно прикипев-примерзнув взглядом к стылому, металлического цвета небосводу, с которого на лицо ему щедро сыпали снежные хлопья.

Мрачное, грозное и своенравное – такое свое и родное небо, еще совсем недавно везде и всюду казавшееся ему безнадёжно чужим.

– Мое. Оно снова мое, Диша! Как в 44-ом, до ноября и все годы до этого….

– Твое, – прошептала она, касаясь губами колючего изгиба шеи. – Твое, родной. Ты свободен. Мы… свободны. Идем! Небо ждет нас.

«…Без тебя бы мы никак не догадались об этом».

М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Дать бой своим недостаткам – это дать бой системе.

Если в твоем сердце есть место Свету, не бойся тени.

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

Спасибо всем, кто оставался с автором от первой главы до эпилога.

Хотелось верить, что дом на берегу океана в недавнем прошлом был собственностью именно ЩИТа. Вот только сам факт наличия дома в подобном месте и его слишком нескромный по меркам Баки интерьер наталкивал на неутешительную мысль о том, кто на самом деле являлся первоначальным хозяином. В интернете имелся слитый Романовой компромат на все проекты как ГИДРы, так и ЩИТа, там же неоднократно упоминалось, кто финансировал один конкретный – инициативу «Мстители». Финансировал в понятии Старка – значит, обеспечивал всем необходимым, начиная от продовольственного провианта и униформы, заканчивая сверхсовременным оружием и, конечно же, конспиративной и не только жилплощадью, разбросанной, как и миссии Мстителей, по всему миру.

Внутренне Баки хотел сопротивляться обстоятельствам, тому, что его, по сути, снова лишили всякого личного выбора, поставив перед фактом, но сил на сопротивление не было. К тому же, взамен возможности выбирать ему совершенно неожиданно дали нечто большее, за что, так и быть, он примет чужие навязанные правила.

Он устал, они оба смертельно устали изо дня в день жить прошлым, за хмельной дымкой галлюциногенов и изморозью криогена совсем не замечая настоящего, которое все время казалось сном в противовес снам настоящим.

Прежде, чем дальше куда-то ехать, что-то решать, с чем-либо соглашаться или не соглашаться, им нужно было передохнуть, хотя бы чуть-чуть, чтобы осознать произошедшее, примерить все события прошедших дней к себе и убедить друг друга в их реальности. А это было непросто. Вопреки ожиданиям, куда сложнее, чем зарегистрироваться на несколько дней в одном из отелей Гонолулу. Официально, имея при себе паспорта и деньги, в отеле, а не в чужом пустом доме где-то на окраине, который пришлось бы взламывать под покровом ночи. К новым возможностям им еще предстояло привыкнуть, как и ко многому-многому другому.

По прилету, ещё в аэропорту, Баки дозвонился Т’Чалле и по окончании разговора искренне надеялся, что донес до Его Высочества хотя бы малую часть благодарности. Ему ещё предстояло над этим работать, но, во всяком случае, он попытался связать воедино больше двух слов за раз. Сам. Не перекладывая ответственность за собственные долги на других.

Не то, чтобы они ежесекундно ожидали спецназ на пороге, не то, чтобы сильно удивились или разочаровались, появись таковой, но за покупками на местный рынок она его в этот раз не отпустила. Чтобы не тревожить память неизбежными ассоциациями и просто для баланса. На случай, если вдруг, то в этот раз она будет отвлекать шальные пули на себя, давая ему шанс уйти незамеченным.

Март на Гавайях нещадно жарил, а Баки пока еще была чужда сама мысль, что ему позволено оголять руки, в том числе на улице. Естественно, не без косых взглядов встречных, круглых ртов и восклицаний от местной детворы, но все-таки никто не должен был срочно кидать все дела и бежать с дикими воплями в участок, лишь только завидев его металлическую руку. Ну или… Баки просто слишком уважал толерантность местных, чтобы проверять. По старой, в подкорку въевшейся привычке он даже в наглухо закрытом номере, куда безоговорочно уважающие личное пространство горничные десять раз стучали, прежде чем войти, порой совершенно безотчетно стремился натянуть на себя что-нибудь с длинным рукавом, только бы спрятать.