Текст книги "Гарри Поттер и Три Пожилых Леди (СИ)"

Автор книги: Аргус Филченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Страшной тайны. Впервые с этим столкнулась Эрин О`Лири, Вы еще застали ее, когда стали работать здесь, – Делла кивнула. Память была уже не та, но мисс Стрит помнила эту невысокую рыжеватую молодую женщину, – она была веселой и жизнерадостной… До того проклятого ноября, – миссис Причер нервно мяла слегка сероватый, многократно стиранный платочек.

– Ноября? Вы имеете в виду ноябрь восемьдесят восьмого?

– Нет. Восемьдесят первого. Того самого страшного года, когда сам Враг подбросил своего ублюдка этим несчастным Дурслям. Эрин тогда поручили это дело, она дневала и ночевала в Литтл-Уингинге, а потом… Потом она ничего не помнила. Не помнила, как ездила туда, как бегала по судам, не помнила свои командировки уже на следующий день. Только эти черные волосы, зеленые пронзительные глаза и страшный шрам.

Разумеется, мисс Стрит помнила шрам на лбу мальчика. Как-то встретившись с Петуньей Дурсль в бакалейном магазинчике, она даже спросила, не следует ли обратиться в Отдел Опеки, где она как раз начала работать, за субсидией на пластическую операцию для Гарри, но реакция миссис Дурсль на это предложение была столь… Боже милосердный, да миссис Дурсль была тогда в такой же панике, в таком же ужасе, который волнами распространяла сейчас миссис Причер! И теперь ужас начал захватывать уже саму Деллу.

– Шрам?

– Да. Шрам. В виде молнии. На лбу этого… этого… – миссис Причер достала из ридикюля металлическую фляжку и отхлебнула, запах дешевого бренди наполнил комнату. – Я думаю, это метка Сатаны. Бедная О`Лири помнила крики, она помнила, как сотрясался дом, а в остальном она забывала все больше и больше. Однажды она вернулась из этого проклятого места, забыв своих дочерей. Представляете? Мать, забывшая имена своих дочерей. О, она все же вспомнила их – ее девочки, слава Господу, не имели никакой связи ни с этим проклятым местом, ни с этим проклятым отродьем. Видимо, потому она смогла… Но целые недели, да что там – целые месяцы оказались вычеркнуты из ее памяти. И самое страшное – все эти жертвы были напрасны.

– Напрасны?

– Вы же сами видели это, Делла. Все те документы, все те свидетельства – они не нужны никому. Никто не хочет или не может прочитать их, Дьявол, – миссис Причер перекрестилась, – он прячет все свидетельства своих злодеяний под полой своего грязного плаща. Эрин привела священника – вы знаете, она ирландка, католичка…

– О, разумеется, это понятно по фамилии!

– О, да. Так вот, даже этот святой человек – да, он католик, но он действительно Верил – не смог проникнуть под нечестивую защиту. И он отпустил малышке Эрин грех.

– Грех?

Казалось, летучие мыши зароились под потолком заставленной делами комнаты, к запаху пыли добавился неуловимо-страшный аромат серы, а из-под металлических стеллажей заклубилась тьма. Еле слышный сигнал проезжающего по улице автомобиля превратился в ушах обеих в крик боли и отчаяния.

– Она больше никогда не ездила в этот проклятый город. Никогда. И все ее отчеты она составляла, не покидая офиса. Вы знаете, с работой тогда было тяжело, Эрин хотела уволиться, но не могла позволить себе потерять место. Мистер Тэйлор – тогда он был начальником департамента – покрывал ее. Он тоже ездил туда, в тот год. По слухам, они даже собирали Комиссию по Защите Детей и даже внесли имя этого отродья в Реестр Защиты. Но Вы никогда не найдете ни протокола, ни записи в Реестре. И сам мистер Тейлор ничего об этом не помнит. На самом деле, он был очень удивлен, когда я спросила его о результатах заседания комиссии. Но Нечестивый скрыл все. Поэтому мистер Тейлор поддержал Эрин.

Миссис Причер без сил опустилась на стул, Делла налила ей стакан воды, та выпила залпом, но потом вновь потянулась к фляжке с бренди. Делле стало страшно уже не за себя, а за миссис Причер: тот дискомфорт, который она испытывала при попытке вспомнить что-то о мистере Поттере, был в сто, а может быть, и в тысячу раз слабее, чем тот ужас, что сейчас плескался в глазах этой доброй – Делла помнила ее участие к другим детям – женщины. На секунду Делле захотелось последовать совету миссис Причер и бросить это странное Дело, но слишком долго она была правой рукой своего Босса, и слишком много те дни, годы и десятилетия значили для нее. К тому же в силу возраста это Дело, скорее всего, станет для нее последним. Поэтому она участливо склонилась к рыдающей собеседнице и спросила:

– А потом?

– Потом мистер Тейлор ушел на пенсию. Вряд ли из-за этого случая – прошло уже шесть лет, и он был слишком стар. Новый начальник, мистер Карпентер, оставил все как есть, видимо, мистер Тейлор объяснил ему некоторые детали. Это было в восемьдесят седьмом, если я не ошибаюсь – под Рождество. А на следующий Хэллоуин…

– Хэллоуин?

– А что Вас удивляет, милочка? – еще один глоток из фляжки. – Именно в этот день Зло получает попустительством Господним чуть больше воли, чем в иные дни… Так вот, в самом конце октября того самого восемьдесят восьмого, о котором Вы говорили, что-то произошло. Мистер Карпентер приказал Эрин выехать в Литтл-Уингинг и разобраться на месте, но с О`Лири было уже довольно. Она уволилась в тот же день. Ей были нужны деньги – ее муж как раз потерял работу, но память оказалась важнее. Эрин ушла. И… они послали меня.

– Вас? И Вы поехали?! – Делле даже не пришлось изображать восхищение мужеством миссис Причер, она действительно восхищалась былой храбростью этой теперь уже сломленной женщины. Неужели и саму ее ждет…

Стоп. Не думать. Она вопросительно поглядела на миссис Причер, та с готовностью протянула ей фляжку. Боже мой, да она просто устала носить все это в себе, ей было просто необходимо разделить это бремя хоть с кем-то, бренди был только символом. Делла решительно сделала глоток (пойло действительно было ужасным) и вернула фляжку. Миссис Причер улыбнулась чуть виновато, ей действительно стало легче, но улыбка почти мгновенно сошла с ее изможденного лица.

– Я… Я была глупа. Я относилась к этому несерьезно. Не верила… О, как я была глупа. Последнее, что я помню – я захожу в архив, беру эту папку… и это все. Знаете… Читая, точнее, пытаясь читать эти листы, я узнаю свой почерк. Но больше… Больше ничего. Я не могу ничего прочесть, я не могу ничего вспомнить, я не могу даже понять, что именно я забыла. Только глаза, черные волосы и шрам. И ужас в глазах бедной миссис Дурсль. Я снова вспомнила себя только перед самым Рождеством. Мистер Карпентер… Он сказал, что все закончено. Дело этого… Поттера остается в моем ведении, но мне надо беречь себя, он что-то знал и намекнул мне, чтобы я тоже не ездила в этот проклятый дом, довольно будет формальных отчетов, – миссис Причер заплакала, Делла подошла к ней и обняла сотрясающиеся от рыданий плечи. – Тогда-то я и уверовала. Может быть, это испытание было послано мне свыше, и я не знаю, выдержала ли я его. Я хотела сжечь эту проклятую папку, но усомнилась – вдруг Враг как раз этого и хочет? Если он прячет что-то, не будет ли победой над ним открыть это? Я пыталась снять Покров, рисуя кресты и имя Господа на полях, я писала на них псалмы… Да, я знаю, что это варварство, но эти документы все равно были бесполезны. Ничего не вышло. Наверное, я не очень крепка в Вере…

– Вы замечательная, Кэти, – да, ее звали Кэти, теперь Делла вспомнила это. – Вы столкнулись с тем, с чем никогда не сталкивается большинство людей. И Вы сделали то, что должно. Я преклоняюсь пред Вами.

– Я не могу больше. Делла, прошу Вас. Даже если Вы сможете прочитать эти листы – не давайте их мне. И не давайте им официального хода. Иначе Враг снова посмотрит на нас и… Что-то все равно произойдет. Что-то ужасное. Я не хочу больше терять память. Я этого не вынесу. А Вам такой опыт… Вам он не понравится.

– Обещаю. Я никогда не побеспокою Вас… этим. Пусть это будет мой крест. Я… Я приму его из Ваших рук. И спасибо, Кэти, – заплаканная женщина кивнула, еще раз приложилась к фляжке и покинула комнату.

Делла села за стол со все еще лежащим на нем делом. Ужас постепенно уходил, освобождая место привычной решимости. Она не была особенно религиозной – в конце концов, полвека назад, наплевав на условности, она родила сына от любимого мужчины, как говорят, «во грехе», а полвека назад даже в достаточно либеральной Калифорнии это было Вызовом. И она с легкостью этот Вызов приняла, причем вполне светские неудобства от этого шага беспокоили ее – и тогда, и потом – значительно больше, чем небесные кары или сулимые ей адские мучения. Впрочем, и те, и другие были мелочью на фоне того счастья, которое она получила тогда и продолжает время от времени получать теперь. Она не прогадала.

Однако сейчас она не могла не признать, что столкнулась с чем-то, с одной стороны, выходящим за грани обыденного опыта, а с другой – довольно близко подходящим к тому, что было описано в Библии. Соответственно, следовало подумать о спасении души более предметно. О, она не первый раз сталкивалась со злом, временами даже со Злом с большой буквы. Однако в той, прошлой жизни грамотно проведенное расследование обычно выводило на вполне уязвимых носителей этого зла, и Делла Стрит не видела причин, почему даже в этом странном случае все должно быть иначе. И такой способ спасения души, как разоблачение носителей Зла (с последующим их уязвлением, разумеется), нравился ей намного больше, чем молитвы. Первым делом надо было изучить Реестр Защиты за восемьдесят первый и восемьдесят восьмой.

========== Старые ищейки ==========

Таппенс Бересфорд сидела в своем закутке в полицейском участке Литтл-Уингинга и просматривала журналы регистрации вызовов и заявлений. Если Литтл-Уингинг был сонным городком, то полицейский участок был в нем одним из самых сонных мест.

Сказать по чести, любое обращение в полицию, хоть сколько-нибудь отличавшееся от поиска потерявшейся кошки, становилось событием, о котором уже через пару часов слагались легенды, изрядно скрашивающие несколько однообразную жизнь местных сплетниц. Память о достойных таких обращений происшествиях хранилась годами, передаваясь из уст в уста и обрастая все новыми и новыми подробностями. При этом Таппенс не смогла припомнить ни одного вызова, связанного с мистером Гарри Поттером, ни одного, связанного с мистером и миссис Дурсль, и ни одного по адресу Тисовая улица, дом четыре. Но, во-первых, дежурила миссис Бересфорд не каждый день и могла пропустить что-то интересное просто по причине отсутствия, а, во-вторых, полагаться на память в силу недавнего разговора не стоило.

А если подводит память – следовало обратиться к записям, ведение которых составляло девять десятых работы местных бобби. Миссис Бересфорд просматривала журналы вызовов в обратном хронологическом порядке, так было проще.

– Ты еще не дошла до ноября 81-го, Таппенс? – громоздкая фигура суперинтенданта МакФергюссона заслонила свет. В принципе, чин суперинтенданта для главного полицейского в таком маленьком и спокойном городке, как Литтл-Уингинг, был высоковат, но опыт и стаж шотландца вполне соответствовали его званию, и даже донельзя экономные местные власти не возражали против повышенного жалования и всех положенных ему льгот.

– Почему ты думаешь, что мне нужен именно этот период, Дерек? – Таппенс с трудом подняла голову и испытующе взглянула на старого знакомого.

– Потому что журнал за восемьдесят восьмой открыт у тебя как раз на странице вызовов за октябрь и ноябрь.

– И?

– И ты даже отметила аномалию точками. Вызов номер сто тридцать два и вызов номер сто тридцать пять, идущий сразу за ним, так?

– Так. Ты хочешь спросить, где еще два вызова между ними?

– Не хочу. Незачем. Посчитай строчки, Таппенс. Просто посчитай все строчки, которые можешь прочитать.

Миссис Бересфорд знала Дерека МакФергюссона давно, очень давно. Пожалуй, только дети – двое родных и один приемный – оставались для нее ближе этого высоченного старого шотландца. Но у детей уже давно была своя жизнь, так что встречались они разве что на Рождество. А с Дереком они общались несколько раз в неделю, и не только по работе. И тот факт, что у суперинтенданта все эти годы был от нее секрет, да еще и такой… Она подумала, а не разозлиться ли ей, но решила, что это не принесет пользы. Лучше действительно пересчитать строчки, какой бы глупой не казалась ей эта идея.

– Раз… Два… Двадцать две строчки.

– А сколько их на обычной странице журнала? – Дерек смотрел на нее, прищурившись.

Таппенс фыркнула. За более чем полвека в полиции она могла бы нарисовать фоторобот любого стандартного бланка или журнала с закрытыми глазами, но на всякий случай проверила:

– Двадцать шесть. Боже милосердный! – миссис Бересфорд замерла на секунду, затем закрыла отмеченную ей страницу пустым листом бумаги и посчитала пустые хвостики строчек на полях. – Забавно, а вот так ровно двадцать шесть, как и должно быть. Хоть здесь память меня не обманывает. Но что за…

– Вот и я уже девять лет думаю, что за.

– Девять лет? Ты хочешь сказать, что в восемьдесят первом точно та же картина? – не то чтобы она сильно удивилась: насколько Таппенс могла припомнить, мистера Поттера подбросили в дом Дурслей как раз тогда. Причем подбросили довольно странным образом, и если искать в журналах что-то необычное, то восемьдесят первый был логичным вариантом.

– Да, – подтвердил ее догадку Дерек, – и тоже осенью, начало ноября. Только там скрыты всего две строки. Можешь проверить.

– Потом. Чувствую, что тебе есть что рассказать.

Таппенс развлекалась, считая строчки, с закрывающим записи листом бумаги и без него, с ним и без него, снова и снова. Макфергюссон смотрел в окно, что-то обдумывая, затем решился.

– Я даже не буду спрашивать тебя, не боишься ли ты. Хотя я бы на твоем месте боялся. Там была… неприятная история. Но я знал тебя и Томми почти сорок лет, с того самого совещания в Лондоне. И… того, что за ним последовало. У тебя душа полицейского, как и у него. И твое любопытство сильнее твоего страха. Скажи, давно мистер Поттер прячется в саду Сэмми Кейн от своего кузена?

– Саманта говорит, что уже три недели, и что мальчик был так мил, что даже подравнял секатором края дыры в живой изгороди. Очень аккуратно, снаружи не разглядеть. И обещал не ломать гиацинты. Не словами, но вполне определенно.

– Хороший мальчик, далеко пойдет. Если никто не остановит. Меня вот остановили…

Таппенс ужаснулась. Остановить Дерека… Единственный раз, который она могла припомнить, Дерека останавливали всем Министерством Внутренних Дел, включая министра собственной персоной. И то – сыночек высокопоставленных родителей, пусть и не сел, но был вынужден оставить карьеру. Как, к слову, и министр спустя несколько лет, уже по другому поводу. И, кстати, в этом деле тоже фигурировал оставшийся без родителей маленький мальчик. И если МакФергюссона опять пришлось останавливать, да еще и с такими странностями – дело, начавшееся с обычного старушечьего обсуждения нравов молодежи начинало уже не просто пованивать, а полноценно вонять.

– Рассказывай. Твои проглоты оставили нам немного пончиков, а чай я сейчас сделаю, – Таппенс встала и шаркающей походкой поковыляла к стоящему на угловом столике электрочайнику.

– Мне тогда повезло. В тот самый год, второго ноября, когда все началось, меня вызвали на трехдневную конференцию в Лондон. Поэтому я все пропустил и остался в здравом уме. Хотя знаешь, я тоже рисковал. Пока добирался от Чаринг-Кросс до Хоум Офиса, нагляделся такого странного народа, что всерьез усомнился в своем здравомыслии. В жизни не видел так по-идиотски одетых людей.

– Поясни, пожалуйста.

– Представь себе несколько десятков пациентов Бедлама, ограбивших костюмерную Ковент-Гарден и отправившихся гулять по улице. Это будет самая верная аналогия.

– Какой-то карнавал? Ты случайно не через Сохо шел, красавчик?

– Вряд ли. Хэллоуин уже прошел, а эти «парады гордости», – суперинтендант сплюнул, – были тогда еще не в моде. Старые добрые деньки. Плюс совы. Представляешь, Таппенс – не голуби, не вороны – сраные совы. Летали среди бела дня. Одна нагадила мне прямо на шляпу, на лету, не хуже «Юнкерса». А эти психи в идиотских плащах почти поголовно были пьяны и лезли целоваться. Одна девочка в платье века так семнадцатого была очень ничего. Клянусь, на ней было не меньше трех юбок и не меньше трижды трех причин их все задрать! Твердые девять из десяти, у меня аж дыхание перехватило.

– И о каком риске ты говоришь? Неужели перспектива поцеловать симпатичную девчонку так тебя испугала? Или годы, наконец, тебя догнали? Вроде не похоже…

– Я испугался, не сошел ли я с ума. Это было необычно и странно. Но по крайней мере весело, – Дерек зажевал пончик, воспоминание о странно одетой девице явно было не из неприятных. – Я уж предвкушал, как мы с парнями будем обсуждать эти истории за пивом в пятницу. Но в среду я вернулся. И обнаружил Джима Бейкера сидящим в кабинете и тупо смотрящим в стену.

– Я не помню его.

– Правильно, ты переехала к нам из Саутгемптона только через год. Джим был отличным парнем, я планировал повысить его. Хрен там. Он не помнил ничего за три прошедших дня. Ни одной чертовой секунды. Просто сидел и смотрел в стену. Весь городок шептался о чем-то странном, а мой констебль не мог сказать ни слова о том, что произошло.

– Ты разозлился?

– Не то слово. Поначалу. Пойми – весь городок переполнен слухами. Вот-вот разразится паника. А мой констебль сидит и смотрит в стену. И нет ни одной бумажки, ни одной записи о том, чем он занимался эти три дня. Потом я понял, что дело нечисто. Попытался откатить все назад и отмазать Джима. Но было уже поздно – рапорт ушел наверх. Приехали психологи.

– Боже мой…

– Вот-вот. Ты же знаешь эскулапов. Приказ, медкомиссия – и нате вам, Джима признали негодным для работы. И эти их бумажки уже не пропадали, в отличие от записей в этом журнале. Я рвал волосы во всех местах, до которых мог дотянуться, но они снова отрастали, – МакФергюссон с кривой ухмылкой снова взъерошил шевелюру, – а Джима отстранили навсегда.

– Где он сейчас? Ты с ним виделся? – интересно, можно ли допросить потерявшего память свидетеля? Вернее, допросить-то можно, но будет ли толк? Она подумает об этом чуть позже.

– Переехал в Уокинг. На выходное пособие, которое я ему пробил, арендовал гараж, потом выкупил, расширился… Он всегда любил машины. Ребята у него чинятся. А я вот ни разу не был там – стыдно смотреть Джиму в глаза.

– Но ты все же начал копать?

– Да. Но практически впустую. Ни одной записки. Ни одного документа. Ни одной зацепки, кроме этой вот долбанутой страницы в журнале. Такое впечатление, что кто-то аккуратно перерыл все бумаги и вынес все, что имело отношение к работе Джима. А, да. Еще было два звонка с нашего коммутатора куда-то в Девон. Я не уверен, что их сделал именно Джим, но больше некому. Спрашивал всех, никто не признался. И номера, по которому звонили, нет в справочнике.

– А журнал?

– Я так и не смог прочесть эти строки. По-всякому пытался – с лупой, в зеркале, скашивал глаза… Их просто нет. Будто мозг отказывается их видеть. Я послал журнал в центральную лабораторию, приложив рапорт. Через неделю приехала какая-то шишка, вернула журнал, приказала не заниматься ерундой. Дескать это не твоего ума дело. Бляха, мои люди, а тем более мои ошибки – это всегда дело моего гребанного ума! Я делал запросы, в том числе по тому девонскому номеру – как в ватную стену. Эти гребаные игры гребаного правительства не стоят ни мизинца моих людей, Таппенс!

– Думаешь, это правительство? – вот это расстроило Таппенс по-настоящему, как только речь заходит о больших кабинетах, в лучшем случае жди неприятностей, а в худшем – беды.

– А кто еще? Откуда еще могла взяться эта гребанная лощеная шишка с золотым значком, одетая как лорд и глядящая на меня как на дерьмо?! Кто еще может зажать честного полицейского в угол, Таппенс? И какое гребаное отношение ко всем этим бляхиным играм может иметь этот мелкий звиздюк Поттер?!

– Не то чтобы я уже выжила из ума, Дерек, но не мог бы ты объяснить, почему ты приплел мальчишку к этому делу во втором случае? – разумеется, Поттер просто не мог не всплыть. Таппенс не удивилась – они с Дереком всегда мыслили одинаково.

– Ага, то есть, по первому вопросов нет? – Дерек тоже знал о синхронности их мыслей, еще бы, через столько-то лет.

– Разумеется. Литтл-Уингинг слишком мал, чтобы две произошедшие почти одновременно странности не были бы связаны между собой. Я про подбрасывание Поттера Дурслям и потерю памяти у твоего констебля. И кстати. Давай для простоты считать, что странностей три. Я про этот твой карнавал с совами и девушку-девять-из-десяти.

– Заметано, Таппенс. Добавляю, – суперинтендант взъерошил совершенно седую, но все еще пышную шевелюру. – Так вот, во втором случае эта жирная скотина Вернон в первую же неделю ноября – сразу после того, как появились пропавшие строчки – спустил на ремонт своего дома не меньше трех тысяч фунтов. Один только Джек Голуэй из Гилфорда поднял на замене всех стекол в халупе Дурслей пять с хвостиком сотен. Снова две странности подряд. Ну, хотя бы без сов.

– А ты говоришь, тебя остановили, – еще бы, по описанию шишка с золотым значком на министра никак не тянула.

– Х-хе. Если даже мне запретили предпринимать какие-то официальные действия, никто не помешает мне иногда опрокинуть стаканчик-другой с хорошими парнями. Или поболтать с прекрасной леди, которая не связана субординацией, но обожает совать свой прелестный носик во все щелки.

– Не во все, Дерек, только в самые интересные. И в те, что касаются меня лично. Глянь сюда. В ноябре Присцилла уехала к племяннице в Лондон, и я дежурила на коммутаторе всю первую неделю ноября. То есть эти два пропавших звонка – мои. А я их не помню. И знаешь, я что-то не верю во внезапный старческий склероз.

– Я тоже. Умники в медицинском управлении говорят, что если ты грузишь свой мозг делами до самой старости, склероз практически исключен. Н-да. Если это стало твоим личным делом, я не хочу оказаться на месте этих ублюдков, кем бы они ни были.

– Моя память мне слишком дорога, Дерек. На самом деле, она – это и есть я. И если кто-то покушается на меня… В первую очередь, я хотела бы понять, как не подставиться под такие вот приступы склероза. А уже потом отомстить за те, что не удалось предотвратить.

– Ну что ж. Если желаешь знать мое мнение…

– Разумеется, желаю. Совет от разбирающегося в своем деле джентльмена не будет лишним ни для одной леди.

– Так вот, первый фактор риска – любые официальные активности вокруг дома Дурслей или мелкого Поттера. Поэтому – никаких рапортов, исков и петиций. Все на мягких лапах, – тут Дерек задумался и снова взъерошил шевелюру. – Не уверен, кстати, что это имеет значение, но у моих бобби есть странное суеверие: увидеть у дома Дурслей эту старую кошелку мисс Фигг – не к добру. Никаких фактов, но…

– Эта безумная кошатница? Отсюда твои ассоциации с мягкими лапами? – мисс Фигг была одной из самых выдающихся сплетниц городка. Причем, если можно так выразиться – пассивных сплетниц, ее уши трудились намного больше ее языка.

– Да. Парни не могут сказать ничего определенного, но если видят мисс Фигг у дома Дурслей, сразу вспоминают о делах в другом конце городка.

– Хм. Если память мне снова не изменяет, дом мисс Фигг – единственный во всем городке, помимо дома Дурслей, где Гарри хоть иногда бывает. Ты знаешь, когда эти твари вывозят своего жирдяя на море в Брайтон, они сбрасывают приемыша именно ей. И кстати… Она появилась в городке, дай бог памяти, не позже Рождества того же года. Восемьдесят первого.

– Вот как. И знаешь, Таппенс… У нас все знают про всех, но… я не помню, откуда она взялась, и не знаю, на какие деньги живет. Черт, да я ни разу не видел ее в банке, – Дерек опять взлохматил шевелюру и заходил из угла в угол. Похоже, скоро старого мистера Симмса из местного Ллойдса ждет небольшая дружеская попойка, сохрани Господи его печень. МакФергюссон остановился и хитро спросил:

– Кстати, Таппенс. О Дурслях. Как я понял, Делла Стрит утром уехала в Отдел Опеки? Может, стоит поговорить с ней? Знаешь ли, если бы не эти странности и не эта шишка, я мог бы писать рапорты о ненадлежащем обращении с пацаном каждый день. И уж поверь, доказуха бы была стопроцентной и вполне достаточной для полноценного отдыха Вернона с Петуньей в гостинице Ее Величества года так на два – на три. Даже если слухи о побоях окажутся всего лишь слухами. Может…

– От тебя ничего не скроешь, Дерек. Она именно там, и мы ждем результатов. И тогда решим, что делать. Но готова поставить сто фунтов против пенни, что странности со строчками есть и там. Иначе в твоих обращениях просто не было бы нужды. Я работала с Отделом по проблемным подросткам в Саутгемптоне, я знаю. Но сейчас я хотела бы услышать чуть больше предупреждений.

– Не светитесь там всей компанией, Таппенс. Неофициальный, но хоть сколько-нибудь массовый интерес к вопросу также представляется мне опасным.

– Учтем. На мягких лапах, Дерек, на мягких лапах.

– И лучше бы не проявлять публично симпатию к этому мелкому источнику проблем. Впрочем, думаю, что на очередном заседании вашего девчачьего клуба миссис Кейн расскажет что-нибудь о миссис Аддерли. Она бывшая коллега Саманты, учительница в классе Дурсля и Поттера. Одно время она пыталась помочь мальчику хотя бы нормально учиться. Потом перестала.

– Да, подождем еще и доклада Сэмми. Это все?

– Пока да.

– Спасибо, Дерек, мы будем осторожны. Теперь мне нужны твои советы, что делать, если этой осторожности будет недостаточно.

– Ведите дневники. Точнее, ведите записи – и не храните их дома. Отсылайте их кому-то, кому вы доверяете. И временами изучайте их. Не думаю, что эти гипнотизеры способны что-то сделать с бумажкой, лежащей где-то в сотне-другой миль.

– Отличный совет, Дерек. Обязательно ему последую. Уж извини, имени контакта я тебе не скажу, ты узнаешь о деталях, только если что-то случится. И кстати, чтобы увеличить шансы на то, что этого «чего-то» не случится… ты помнишь, в каком году мы с Томми пошли в полицию?

– В сороковом. Я тогда валялся в госпитале, поскольку не смог унести свою задницу из Дюнкерка одним кусочком, врачам пришлось сшивать ее. Поперек.

– О. Так вот, ты же помнишь это время. Бомбежки, налеты, немецкие парашютисты…

– Да уж… Время было то еще.

– Я была тогда совсем соплюшкой, и кое-что, знаешь ли, впечаталось в мозги на всю жизнь. Черт, да я своими руками пристрелила одного сигнальщика джерри около локатора в Дувре, лично. И потом блевала полдня. А вот сейчас мне не дает покоя один вопрос: что быстрее – мой указательный палец или гипноз (или что там есть у этих ублюдков) – если, разумеется, до этого дойдет.

– Ммммм… Ну, знаешь… Если послезавтра ночью в твой дом залезет грабитель и украдет двести фунтов с прикроватной тумбочки, то он вполне может уронить на ковер старый Веблей с коробкой патронов.

– Грабитель, суперинтендант МакФергюссон? Я уже боюсь. Вдруг он начнет ко мне приставать?

– Разве что ты будешь достаточно быстра, чтобы успеть схватить револьвер и не дать ему смыться. И если чертов неудачник не забудет купить упаковку этой новомодной виагры. Грабитель нынче старый пошел, на пару лет старше тебя.

– На полтора, Дерек. Всего на полтора.

========== Леди в деле ==========

Три пожилых леди, как и неделю назад, сидели за столиком на веранде. На этот раз этап разговоров о погоде пропустили совсем, уделив немного внимания лишь новому кофейнику миссис Кейн, поставленному прямо напротив чашки мисс Стрит. Сама миссис Кейн на правах хозяйки выступала первой.

– Не могу сказать, что мой визит в школу был столь уж продуктивен. Увы, леди, наша дорогая миссис Аддерли замкнулась в своей броне, как улитка в раковине. На протяжении всего разговора она не забывала повторять, что относится ко всем ученикам одинаково и все проблемы отдельных школьников – результат лишь их собственного неприлежания.

– Вы спрашивали ее о том, почему юный мистер Поттер потерял интерес к занятиям?

– Да. И это явно одна из нежелательных для нее тем. Она лишь пробормотала, что Гарри мог бы побольше помогать своему кузену в учебе.

– Вы ее поймали, Саманта. Она фактически признала, что именно Дадли мешает мистеру Поттеру нормально учиться. А не будь этого, Гарри мог бы не только хорошо успевать сам, но и помогать кузену.

– Совершенно верно, Таппенс. И знаете – я впервые видела этот эффект, который мы упоминали неделю назад, столь ярко: вину за происходящее она уверенно возлагает на Гарри. Она действительно так думает, девочки. И меня это несколько пугает.

– Ничего удивительного. Дерек МакФергюссон наблюдателен, как и положено старой полицейской ищейке. Он говорил, что года четыре назад миссис Аддерли пыталась помочь Гарри с занятиями. Но, насколько я поняла, она ни разу не коснулась этой темы в разговоре с Вами?

– Ни разу, Таппенс. Хотя ситуация была вполне подходящей, знаете ли. Причем, упомянув об этом, она легко могла создать о себе хорошее впечатление, а это для учителя в разговоре с человеком из отдела образования графства, пусть даже и волонтером, лишним никогда не будет. Так что я склонна согласиться с вами – она действительно об этом не помнит.

– Хм. Мне это совсем не нравится. За семьдесят с лишним лет я как-то привыкла полагаться на свою память. Раньше я боялась, что меня отучат от этой приятной привычки возраст и болезни, но, похоже, это не главная опасность для моих воспоминаний.

– Для наших воспоминаний, милочка. Кстати, девочки. Никто не хочет спрыгнуть с этого поезда? Дальнейшая поездка может стать несколько опасной. Я, если что, в игре. Если в воздухе запахло серой, следует озаботиться не только производством святой воды, но и добрыми делами. А то Святой Петр может ненароком и потерять ключик от своих ворот, а я ненавижу жару еще с Калифорнии.

– Я тоже в деле, мисс Стрит. Это, знаете ли, такой сплав личного с профессиональным. Сорок два года в полиции забыть не так-то просто.

– Я тоже. Причин называть, уж извините, не буду, просто соглашусь с вашими аргументами. Итак, слова врут. Воспоминания тоже. Что у нас с документами, Делла?

– Документы тоже пытались врать и морочить мне голову. Но вы же знаете – я американка. Мы привыкли решать проблемы наиболее прямым путем, с опорой на передовую технику.

– О?

– Копир. Копировальное устройство в архиве. У него нет головы, и заморочить ее тупой железяке эти странные бумаги не смогли. По большей части, – мисс Стрит хлопнула по скатерти увесистой папкой, фунта два весом.

– Ага! – азарт в глазах леди чуть не заставил папку задымиться. Так. То, что отмечено маркером – это…