сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Тогда в драку вступил и я. Я не мог смотреть, как они бьют Патрика. Те, кто меня знал, должно быть, испугались бы или поразились. Кроме, разве что, моего брата. Он учил меня, что нужно делать в таких ситуациях. Не хочу углубляться в детали, скажу только, что к концу моих действий Брэд и двое его дружков перестали драться и оторопело уставились на меня. Два других его приятеля лежали на полу. Один схватился за своё колено, которое я расшиб железным стулом кафетерия. Другой держался за лицо. Я ударил его в глаз, но не очень сильно. Я не хотел бить сильно.
Я посмотрел вниз, на пол, и увидел Патрика. Лицо у него было расквашено, он опять сильно плакал и смотрел на меня большими глазами. Думаю, он удивился не меньше остальных. Но в отличие от чужих взглядов, в его взгляде была благодарность. Я это хорошо видел. Я помог Патрику подняться на ноги, он хватался за меня длинными разбитыми в кровь, как и у меня, ладонями, и не разгибался полностью, сплевывая кровь на чистый пол кафетерия.
Я посмотрел на Брэда. Не думаю, что мы когда-либо перекидывались хоть парой слов, но мне показалось, что нужно что-то сказать. И я сказал:
— Если ты ещё раз выкинешь подобное, я расскажу всем. А если это не сработает, я тебе глаза выколю.
Я указал пальцем на его дружка, который всё ещё держался за лицо, и был уверен, что Брэд меня услышал и понял, что я не шучу. Но ответить он не успел, потому что школьные охранники вывели нас из кафетерия. И с Патриком мы не успели перекинуться даже парой слов.
Сначала нас отвели к медсестре, а потом — к мистеру Смоллу. Патрик начал драку, поэтому лишился права посещать школу на неделю. Приятели Брэда получили по три дня каждый за то, что набросились на Патрика, после того как разняли дерущихся. Брэда не лишили права посещать школу, так как это была самозащита. Меня тоже, потому что я просто помогал другу, когда на него набросились впятером.
Но мы с Брэдом получили целый месяц отбывания наказаний после уроков, начиная с того самого дня.
Когда мы остались после уроков, мистер Харрис не дал нам никаких указаний. Разрешил нам просто читать, делать домашнее задание или разговаривать. Не такое уж это и наказание, если только ты не смотришь по телевизору передачи, которые идут сразу после школы, или не беспокоишься о постоянном поддержании своей репутации. Наверное, так не бывает. В смысле, когда у тебя постоянно хорошая репутация.
В тот первый день отбывания наказания Брэд подошёл и сел рядом со мной. Он выглядел очень грустным. Думаю, всё это его потрясло, как только он пришёл в себя после драки.
— Чарли?
— Да?
— Спасибо. Спасибо, что остановил их.
— Не за что.
И на этом всё. С того момента я больше ничего ему не говорил. И сегодня он не сел рядом со мной. Сначала, когда он сказал это, я немного растерялся. Но потом, думаю, я всё понял. Даже если ты любил человека не так сильно, как думал, тебе не захочется видеть, как его избивают. И точно не захочется бить его самому. Разве можно ударить человека, с которым ты целовался и делал другие, очень личные, вещи?
Когда в тот день я вышел из школы после отбывания наказания, меня ждала Сэм. Я заметил её, и она улыбнулась. Я замер. Потому что это показалось мне знаком того, что все налаживается. Потом я увидел, как она обернулась и холодно посмотрела на Брэда. Брэд сказал ей:
— Передай ему, что мне жаль.
Сэм ответила:
— Сам ему скажи.
Брэд отвернулся и зашагал к своей машине. Сэм подошла ко мне и взлохматила мои волосы.
— Я слышала, ты у нас теперь ниндзя.
Я кивнул.
Сэм отвезла меня домой на своём пикапе. По дороге она сказала мне, что очень на меня злилась из-за того, как я поступил с Мэри Элизабет. Она рассказала, что они очень давние подруги. Даже напомнила, что Мэри Элизабет поддерживала её в те тяжёлые времена, о которых она рассказала мне, когда подарила печатную машинку. Не хочу сейчас повторять эту историю.
Она сказала, что, когда я поцеловал её вместо Мэри Элизабет, это на некоторое время расстроило их дружбу. Думаю, это потому что я очень нравился Мэри Элизабет. Из-за этого мне стало грустно, ведь я не знал, что так сильно ей нравился. Я думал, она просто хочет открыть мне все эти прекрасные вещи. Тогда Сэм сказала:
— Чарли, ты порой таким глупым бываешь. Ты в курсе?
— Да. Серьёзно. Я знаю. Честно.
Потом она сказала, что они с Мэри Элизабет прошли через это, и поблагодарила меня за то, что я прислушался к совету Патрика и какое-то время не высовывался, потому что это сделало всё намного проще. Тогда я спросил:
— И мы теперь снова можем быть друзьями?
— Конечно, — сказала она.
— И с Патриком?
— И с Патриком.
— И со всеми остальными?
— И со всеми остальными.
И я начал плакать. Но Сэм сказала мне прекратить.
— Помнишь, что я сказала Брэду?
— Да. Ты сказала, чтобы он сам извинился перед Патриком.
— Это и к Мэри Элизабет относится.
— Я пытался, но она сказала мне…
— Я знаю, что ты пытался. Я к тому, чтобы ты попробовал ещё раз.
— Ладно.
Сэм высадила меня. Когда она отъехала слишком далеко, чтобы увидеть меня, я опять начал плакать. Потому что она снова была моим другом. И теперь этого мне было достаточно. Я не хотел больше ввязываться в такие путаницы. Не хотел, чтобы кто-то ссорился из-за моих действий. Не хотел, чтобы Сэм расстраивалась из-за Крейга.
Поход на «Шоу ужасов Рокки Хоррора» сегодня вечером был напряжённым. Не из-за Мэри Элизабет. С этим всё было в порядке. Я извинился и спросил её, не хочет ли она мне что-нибудь сказать. И, как и раньше, я задал вопрос и получил на него очень длинный ответ. Выслушав её (я на самом деле слушал), я ещё раз извинился. И она поблагодарила меня за то, что я не пытался представить свой поступок невинным в её глазах, придумывая кучу оправданий. И всё стало, как раньше, разве что теперь мы были просто друзьями. Если честно, я думаю, что всё снова стало нормально в основном потому, что Мэри Элизабет начала встречаться с одним из друзей Крейга. Его зовут Питер, и он учится в колледже, что особенно радует Мэри Элизабет. На вечеринке у Крейга я услышал, как Мэри Элизабет сказала Элис, что ей намного больше нравится Питер, потому что «у него есть своё мнение», и они часто спорят. Она сказала, что я очень милый и понимающий, но наши отношения были слишком однообразными. Ей хотелось более открытого собеседника, которому не требовалось бы разрешение, чтобы что-нибудь сказать.
Мне захотелось рассмеяться. Или, может быть, разозлиться. Или, может, пожать плечами, удивившись, какие все странные, а особенно я. Но я был на вечеринке с друзьями, так что разницы особой не было. Я просто пил, потому что подумал, что пора бы мне перестать курить так много травки.
Вечер был напряжённым, потому что Патрик официально закончил играть в шоу Фрэнка эн Фертера. Он сказал, что больше не хочет этого делать… никогда. Так что он сидел в зале, смотрел шоу вместе со мной и говорил вещи, которые трудно было слушать, ведь я привык к тому, что Патрик не грустит.
— Ты когда-нибудь думаешь, Чарли, что наша компания такая же, как и все остальные, например, как какая-нибудь футбольная команда? И единственное различие между нами заключается в том, как мы одеваемся и почему?
— Да? – я ответил неуверенно, потому что не помнил, чтобы когда-нибудь задумывался о таком.
Между нами повисла пауза.
— А я думаю, херня всё это.
И он на самом деле так считал. Это было яснее некуда.
Роль Фрэнка эн Фертера играл парень, которого я не видел в других постановках. Он долгое время был дублёром Патрика, и вот, наконец, ему выпал шанс. Он довольно неплохо играл. Не так хорошо, как Патрик, но тоже довольно неплохо.
С любовью, Чарли.
11 мая 1992
Дорогой друг,
Последнее время я очень часто гуляю с Патриком. Но я не говорю много. Просто слушаю, потому что Патрику нужно выговориться. Но это совсем не то, что слушать Мэри Элизабет. Это иначе. Сейчас я чувствую, что поступаю не только правильно, но и так, как хочу сам.
Всё началось субботним утром после шоу. Я лежал в кровати, размышляя, почему когда-то, проснувшись, ты можешь заснуть снова, а когда-то — нет. В дверь постучала мама.
— Тебе звонит твой друг Патрик.
Я встал с кровати и отогнал от себя сон.
— Алло?
— Одевайся. Я еду.
Щелчок. И всё. Вообще-то, у меня было довольно много работы, ведь приближался конец учебного года, но было похоже, что мы займёмся чем-то интересным, так что я оделся. Патрик подъехал минут через десять. На нём была та же одежда, что и прошлым вечером. Он не принимал душ, ничего не делал. Сомневаюсь, что он вообще ложился. Он держался на кофе, сигаретах и «Мини Финс», таких маленьких таблетках, которые продаются в супермаркетах и на автозаправках. Они не дают заснуть. К тому же они законны, правда от них пить хочется.
Я забрался в машину Патрика, в которой было очень накурено. Он предложил мне сигарету, но я сказал, что не могу курить во дворе своего дома.
— Твои родители не знают, что ты куришь?
— Нет. А должны?
— Наверное, нет.
И мы поехали очень быстро.
Поначалу Патрик почти не разговаривал. Просто слушал музыку на проигрывателе. Заиграла вторая песня, и я спросил, не та ли это запись, что я составил ему на Рождество в качестве подарка от Тайного Санты.
— Я всю ночь её слушал.
Я понял, если бы это было сказано задушенным голосом, таким, какой бывает, когда долгое время пытаешься не плакать. И если бы лицо Патрика было печальным, таким, к какому я уже начал привыкать. Но Патрик улыбался. Нездоровой улыбкой. Оцепенелой и безжизненной. Он сделал звук громче. И стал ехать ещё быстрее.
— Скажу тебе одну вещь, Чарли. Я хорошо себя чувствую. Понимаешь, о чём я? Очень хорошо. Как будто я свободен от чего-то. Как будто мне больше не надо притворяться. Я перехожу в колледж, так? Там всё будет по-другому. Понимаешь, о чём я?
— Конечно, — сказал я.
— Я всю ночь думал, какие постеры хочу повесить к себе в комнату. И будет ли у меня голая кирпичная стена. Я всегда хотел иметь голую кирпичную стену, раскрасил бы её. Понимаешь, о чём я?
На этот раз я только кивнул, потому что вряд ли он ждал ответа «конечно».
— Там всё будет по-другому. Просто не может не быть.
— Будет, — сказал я.
— Ты правда так думаешь?
— Конечно.
И, мне кажется, я действительно понимал то, о чем говорил Патрик. Патрик был старше меня, он был в том возрасте, когда люди думают о колледже, беспокоятся об экзаменах, представляют, какой будет их комната в общежитии. От всего этого Патрика отвлекал Брэд. Думаю, Патрик не смог бы оставить его, не случись всего этого. Он бы поехал за ним в какой-нибудь далекий колледж, они по-прежнему скрывали бы свои отношения, Патрик страдал бы. Но все равно шел за Брэдом.
Теперь все изменилось. Я даже был рад за Патрика, но не так, чтобы не понимать, что ему больно сейчас.
— Спасибо, Чарли, - сказал Патрик, и теперь его голос был задушенным.
Так мы провели весь день. Смотрели кино. Ели пиццу. И всякий раз, когда Патрик начинал чувствовать усталость, мы пили кофе, и он принимал ещё одну или две «Мини Финс». Когда над городом сгустились сумерки, он показал мне все места, где обычно встречался с Брэдом. Он почти о них не говорил. Только смотрел.
Последним местом было поле для гольфа.
Мы сели на восемнадцатый участок, недалеко от лунки, который находился на довольно высоком холме, и наблюдали за заходящим солнцем.
Думаю, это было то место, где они встречались чаще всего. Думаю, они делали здесь очень многие вещи. Возможно, устраивали пикники, и признавались друг другу в любви, и целовались, и занимались сексом.
Патрик купил бутылку красного вина, предъявив поддельный паспорт, мы передавали её друг другу. И просто болтали.
— Ты слышал о Лили? — спросил он.
— О ком?
— Лили Миллер. Не знаю, какое у неё настоящее имя, но все звали её Лили. Когда я был во втором классе старшей школы, она училась в выпускном.
— Не думаю.
— Я думал, твой брат тебе рассказывал. Это же классика.
— Может быть.
— Ладно. Если уже слышал, скажешь.
— Хорошо.
— Так вот, Лили приходила сюда с тем парнем, который во всех постановках играл главные роли.
— С Паркером?
— Точно, с Паркером. Откуда ты знаешь?
— Моя сестра была в него влюблена.
— Чудно! — мы уже начали хмелеть. — Так вот, приходят Лили с Паркером сюда как-то ночью. У них такая любовь была! Он даже подарил ей свой значок с драматическими масками или что там.
Говоря это, Патрик так смеялся, что вино у него изо рта летело во все стороны. И мне было смешно от этого, а не от самой истории.
— У них даже была своя песня. Кажется, «Сломанные крылья», которую исполняет эта группа, Mr. Mister. Не знаю точно, но надеюсь, что она называлась «Сломанные крылья», потому что тогда эта история будет просто идеальной.
— Давай дальше, — подбодрил я.
— Ладно, ладно, — он сглотнул. — Так вот, они долгое время встречались, и, думаю, у них даже был секс до этого, но эта ночь должна была быть особенной. Она организовала небольшой пикник, а он принёс магнитофон, чтобы поставить «Сломанные крылья».
Патрик просто не мог спокойно говорить об этой песне. Он смеялся целых десять минут.
— Ладно. Ладно. Прости. Так вот, устраивают они этот пикник, сэндвичи жуют и всё такое. Начинают лизаться. Играет музыка, и они уже готовы «приступить к делу», как вдруг Паркер понимает, что забыл презервативы. Они оба лежат голые на этом участке. Оба хотят друг друга. А презика нет. И, как думаешь, что случилось дальше?
— Не знаю.
— Они сделали это раком, использовав кулёк из-под сэндвича!
— НЕТ! — только и мог вымолвить я.
— ДА! — возразил Патрик.
— БОЖЕ! — парировал я.
— ДА! — подытожил Патрик.
После того как смешки улеглись, а почти всё вино было выплевано, он повернулся ко мне.
— А самое смешное знаешь что?
— Что?
— Она была золотой медалисткой. И когда она шла произносить речь, все об этом знали!
Ничто не сравнится с глубокими вздохами после такого сильного смеха. Ничто в мире не похоже на эту боль в животе. Это было великолепно.
Мы с Патриком обсудили все истории, какие только знали.
Один парень, Барри, постоянно на ИЗО мастерил воздушных змеев. После школы он привязывал к змеям петарды, запускал их и взрывал. Сейчас он учится на авиадиспетчера, — история Патрика, которую ему рассказала Сэм.
Другой парень по имени Чип потратил все свои карманные деньги, оставшиеся с Рождества и нескольких Дней рождения, на набор для травли вредителей и ходил по домам, предлагая бесплатно их вывести, — моя история, которую я узнал от сестры.
Ещё был один парень по имени Карл Бёрнс, и все звали его К.Б. И однажды К.Б. так напился, что попытался трахнуть собаку своего друга, — история Патрика.
Другого парня звали «Давай, Джек!», потому что его, по слухам, застали мастурбирующим на вечеринке. И перед каждой спортивной игрой все хлопали и скандировали: «Давай, Джек! … хлоп-хлоп-хлоп … Давай, Джек!» — моя история, которую мне рассказал брат.
Были и другие истории с другими именами. Вторая Бэйс Стейс, у которой в четвёртом классе уже была грудь, и она разрешала некоторым мальчикам её трогать. Винсент, который принял кислоту и пытался смыть диван в унитаз. Шейла, которая, по слухам, мастурбировала хот-догом, и ей пришлось обратиться в неотложку. И это далеко не весь список.
К тому моменту как мы закончили, всё, о чём я мог думать, так это о том, как чувствуют себя эти люди на встречах с одноклассниками. Мне интересно, стыдно ли им, и маленькая ли это цена за то, чтобы стать легендой.
Когда мы немного протрезвели, выпив кофе и «Мини Финс», Патрик повёз меня домой. На записи, которую я составил для него, заиграли зимние песни. И Патрик повернулся ко мне.
— Спасибо, Чарли.
— Не за что.
— Нет. Я о кафетерии, - он сказал это, а я вспомнил, что мы ни разу не говорили об этом с того дня. Я не ждал, что Патрик будет меня благодарить. Я защищал его не для того, чтобы мне потом сказали спасибо. Но, кажется, для Патрика это было важно. И я ответил:
— Всё в порядке.
Больше мы не разговаривали. Он довез меня до дома, высадил на подъездной дорожке. Мы обнялись, пожелав друг другу спокойной ночи, и, когда я уже собирался было отстраниться, он сильнее прижал меня к себе. И приблизил своё лицо к моему. И поцеловал. По-настоящему. Потом он очень медленно отстранился.
— Извини, - кажется, он был смущен. Кажется, он хотел заплакать. Кажется, он сам не ожидал, что сделает что-то подобное. Я тоже не ожидал. Но я сказал:
— Всё в порядке.
Я не знаю, почему отреагировал так спокойно. Я слышал, что многие не могут принять того, что им нравиться целоваться с кем-то одного с ними пола.
Я вспомнил Брэда. Возможно, из-за него я так спокоен. Думаю, Патрик не выдержал бы еще одного такого, как Брэд.
— Серьёзно. Извини.
— Нет, правда. Ничего страшного.
Он сказал «спасибо» и обнял меня ещё раз. И снова приблизился, чтобы поцеловать меня. Это уже не было для меня неожиданностью, ведь я сказал «ничего страшного». Я позволил ему. И он воспользовался этим. И я не знаю, почему мы оба это делали.
