Текст книги "Хорошо быть тихоней (СИ)"

Автор книги: April_Schloezer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Но самое странное в этом то, что она никак не отреагировала. Она просто молча смотрела на него. Это было очень, очень странно. Она сходит с ума, даже когда видит, что ты ешь не ту разновидность тунца. А тут её ударил парень, и она ничего не сказала. Она словно стала более приятной и ласковой. Потом она попросила меня уйти, что я, собственно, и сделал. Позже, когда тот парень ушёл, сестра сказала, что они долгое время «встречались», и поэтому она не хочет, чтобы о происшедшем узнали мама с папой. Наверное, он всё-таки дал отпор тому хулигану. Думаю, в этом есть смысл. На прошлых выходных моя сестра проводила с ним очень много времени. И они смеялись гораздо больше, чем обычно. В пятницу вечером, читая очередную книгу, я почувствовал себя уставшим и решил вместо этого просто посмотреть телевизор. И, когда я открыл дверь, ведущую в подвал, то увидел их вдвоём абсолютно голыми. Он был на ней, а её ноги были широко раскинуты по обе стороны дивана. Увидев меня, она закричала. - Пошёл вон, извращенец! И я ушёл. А на следующий день мы всей семьёй смотрели игру моего брата по телевизору. Позже сестра пригласила того парня снова. Я даже не могу с уверенностью сказать, во сколько он ушёл той ночью. Они шли, держась за руки, и вели себя так, будто ничего не произошло. И он сказал, что до присоединения моего брата к команде она не была такой сильной, за что папа поблагодарил его. А когда тот ушёл, отец сказал, что он прекрасный молодой человек, который уже в состоянии позаботиться о себе. Мама спокойно отнеслась к нему, а сестра лишь посмотрела на меня, чтобы убедиться в том, что я ничего им не расскажу. Чего я, собственно, и не сделал. — Да, он милый. Это всё, что моя сестра сказала тогда. Я ещё долго наблюдал за тем парнем: как он делает домашнюю работу, а мысленно раздевает её. Я видел их, когда они сидели на футбольном матче, держась за руки; тогда матч их вовсе не интересовал. Видел, как его полоскало в кустах на какой-то вечеринке. И видел, как она всё ему прощает. И я расстраивался из-за них обоих. С любовью, Чарли. 18 сентября 1991 Дорогой друг, Я ещё не говорил тебе, что хожу на уроки труда, правда? Так вот, я на них хожу, и это мой любимый предмет после углублённого изучения английского с Биллом. Прошлой ночью я написал эссе по роману «Убить пересмешника» и сегодня утром сдал работу Биллу. Мы обсудим её завтра, во время обеда. Одного парня в нашем классе зовут Никак. Я не шучу. Его имя — Никак, и он весёлый. Никак получил такое имя в средней школе, когда ребята дразнили его. Я думаю, что сейчас он из старших. Ребята стали звать его Патти, хотя его настоящее имя — Патрик. Он сказал им: — Слушайте, вы либо зовёте меня Патриком, либо вообще никак. И они стали звать его Никак. Эта кличка прицепилась к нему. Он был новичком в этом районе и школе, потому что его папа женился на другой женщине родом отсюда. Я думаю, что уже понятно, почему его называют Никак. Я не люблю долго объяснять очевидные вещи — это раздражает меня и нарушает ход мыслей. Надеюсь, тебе не покажется трудным воспринимать мой рассказ. Если будут какие-то сложные моменты, я объясню. На трудах Никак очень забавно изображал нашего учителя, мистера Каллахана. Он даже нарисовал себе бакенбарды фломастером. Приколист. Когда мистер Каллахан застал его за этим занятием у шлифовального станка, он искренне рассмеялся, ведь Никак делал это не с издёвкой или насмешкой, ничего подобного. Это просто было забавно. Мне жаль, что ты этого не видел. Жаль, тебя с нами не было, ведь я не смеялся так сильно, с тех пор как мой брат уехал. Мой брат любил рассказывать польские шутки, и, хотя я знал, что его польский далёк от идеального, я просто не думал об этом и слушал саму шутку. Было весело. Кстати, моя сестра забрала назад свою запись «Осенних листьев». Теперь она постоянно слушает её. С любовью, Чарли. 29 сентября 1991 Дорогой друг, Мне нужно многое рассказать тебе об этих двух неделях. Много хорошего, но и плохого не меньше. И снова я не знаю, почему это всё время происходит. Во-первых, Билл поставил мне четыре с минусом за эссе по книге «Убить пересмешника». Он сказал, что я соединяю два разных предложения в одно. Сейчас я стараюсь не делать этого. Ещё он сказал, что я должен употреблять слова, которые мы изучаем в классе, вроде «тучный» и «желтуха». Я хотел бы использовать их в нашем разговоре, но боюсь, что они будут не к месту. По правде сказать, я не знаю, где они вообще к месту. Я не имею в виду, что ты не знаешь этих слов. Разумеется, ты их знаешь. Просто я никогда не слышал, чтобы хоть кто-нибудь употреблял слова «тучный» и «желтуха» в разговоре. Даже учителя. Тогда зачем вообще нужны такие слова, которые никто не может употребить, не чувствуя дискомфорта? Я просто не понимаю этого. Я чувствую примерно то же самое, когда думаю о некоторых звёздах кино, на которых страшно смотреть. Некоторые из них — обладатели, по крайней мере, миллиона долларов, но они всё равно продолжают сниматься. Они ругаются с плохими парнями. Кричат на своих агентов. Дают интервью в журналы. Каждый раз, когда я вижу таких звёзд в журнале, мне становится ужасно жаль их, но я ничем не могу помочь. Никто не уважает этих бедняг, и, тем не менее, у них продолжают брать интервью. А в интервью все говорят одно и то же. Поначалу они рассказывают, какие блюда они едят и в каком именно ресторане. «Я жевала китайский куриный салат и говорила о любви». А на обложках всегда что-то вроде: «…познала суть славы, любви и имела успех в новом фильме/сериале/шоу». Наверное, это хорошо для звёзд — давать интервью. Так они заставляют людей думать, что они ничем не отличаются от нас. Но, честно говоря, я чувствую, что всё это большая ложь. Проблема в том, что я не знаю, кто именно лжёт. И не понимаю, почему все эти журналы успешно продаются. И почему леди на приёме у стоматолога так их любят. В прошлую субботу я ходил к стоматологу и услышал этот разговор. — Ты видела этот фильм? — женщина указала на обложку журнала. — Да. Я смотрела его с Гарольдом. — Что скажешь? — Она просто прелесть. — Согласна. Прелесть. — О, у меня есть этот рецепт. — Обезжиренное? — Ага. — Ты свободна завтра? — Нет. Почему бы тебе не попросить Майка отправить это по факсу Гарольду? — О'кей. Затем эти леди стали говорить об одной звезде, и обе были о ней твёрдого мнения. — Я считаю, что это позорище. — Ты читала её интервью в «Домашнем очаге»? — Несколько месяцев назад? — Да. — Позорище. — А в «Космополитене»? — Нет. — Боже, это было практически то же самое интервью. — Я не понимаю, зачем они вообще тратят на неё время. Тот факт, что одной из этих леди была моя мама, особенно печалит меня, потому что моя мама красивая. И она постоянно сидит на диете. Иногда мой папа называет её красивой, но она не слышит его. Кстати, мой папа — очень хороший муж. Просто он прагматичный. После стоматологии мама отвезла меня на кладбище, где похоронены многие наши родственники. Мой отец не любит ездить на кладбище, потому что это его тревожит. Но я совсем не возражаю против таких поездок, ведь здесь похоронена моя тётя Хелен. Они с моей мамой были абсолютно разными. Хорошо, что тётя Хелен никогда не сидела на диете. И она была тучной. Эй, я сделал это! Тётя Хелен всегда позволяла нам подольше не ложиться спать и смотреть «Saturday Night Live», когда мы были детьми. Она приглядывала за нами, пока родители ездили к друзьям пить и играть в настольные игры. А когда я был совсем маленьким, мне приходилось отправляться спать, пока мои брат с сестрой смотрели «Лодку любви» и «Остров фантазий». Я не мог оставаться с ними так поздно, а хотелось бы, ведь потом они иногда обсуждали эти сериалы. Жаль, что теперь это лишь воспоминания. А может, и нет. Возможно, это просто факт, что мы любили тётю Хелен, особенно я, и у нас было время, которое мы проводили вместе. Я не стану перечислять все моменты наших семейных телевизионных просмотров, кроме одного. Мне кажется, он может тебя немного тронуть. И хотя я не знаю тебя, возможно, то, о чём я сейчас напишу, поможет нам найти общие увлечения. Вся семья сидела перед телевизором и смотрела последний эпизод сериала «M*A*S*H», и я никогда не забуду этого, хотя я был ещё совсем маленьким. Моя мама плакала. И сестра плакала. Брат цеплялся за последние остатки самообладания, чтобы не заплакать. А папа ушёл на кухню в один из последних моментов, чтобы сделать бутерброд. Сейчас я уже не вспомню многого о самом сериале, ведь я был ещё ребёнком, но до этого отец никогда не отвлекался от него, чтобы сделать бутерброд, только в рекламные паузы, да и тогда он чаще просил маму. Я зашёл на кухню и увидел своего папу нарезающим бутерброд… и плачущим. Он плакал даже сильнее мамы. Я не мог в это поверить. Когда он приготовил бутерброд, положил продукты обратно в холодильник, перестал плакать и вытер глаза, он заметил меня. Он подошёл ко мне, хлопнул меня по плечу и сказал: — Это наш маленький секрет, хорошо, чемпион? — Хорошо, — сказал я. И папа подхватил меня свободной от бутерброда рукой и отнёс в комнату, посадил к себе колени, и мы вместе досмотрели последнюю серию. Когда она закончилась, он подвинул меня, выключил телевизор и обернулся. И папа заявил: — Это была великая серия. И мама сказала: — Лучшая. Сестра спросила: — Как долго этот сериал шёл в эфире? Мой брат ответил: — Девять лет, тупица. А сестра сказала: — Сам ты… тупица. Отец сказал: — Прекратите сейчас же. А мама сказала: — Слушайтесь своего отца. И брат ничего не сказал. И сестра ничего не сказала. И годы спустя я узнал, что мой брат был неправ. Я пошёл в библиотеку, чтобы найти данные об этом сериале, и узнал, что тот эпизод, который мы смотрели, был самым культовым и успешным за всю историю телевидения, что я нахожу удивительным, потому что мне казалось, что только мы пятеро смотрели его. Ты знаешь… Многие дети в школе ненавидят своих родителей. Некоторых ребят даже бьют. А некоторые оказались в самом эпицентре неправильной жизни. Некоторые из них лишь трофеи своих родителей, которые хвастаются соседям их успехами и медалями. А некоторые просто хотят напиться, и больше ничего. Что касается меня, то я не понимаю своих маму и папу настолько же, насколько я иногда жалею их обоих, когда сам не могу им помочь. Но я очень люблю их. Моя мама навещает на кладбище людей, которых любит. Мой папа плакал, когда заканчивался «M*A*S*H», и доверился мне, сделав это нашим маленьким секретом, и позволил мне сидеть у него на коленях, а ещё назвал чемпионом. Кстати, v меня только один кариозный зуб, но, сколько мой стоматолог не просит меня, я просто не могу заставить себя пользоваться зубной нитью. С любовью, Чарли. 6 октября 1991 Дорогой друг, Мне очень стыдно. На днях я ходил на футбольный матч старшей школы, сам не понимаю зачем. В средней школе мы с Майклом иногда бывали на матчах, хотя сами были не особо популярными. Но там можно было расслабиться по пятницам, если смотреть телевизор не хотелось. Иногда там бывала и Сьюзен, они с Майклом держались за руки. Но на этот раз я пошёл туда один, потому что Майкла больше нет, Сьюзен теперь гуляет с другими парнями, Бриджит всё ещё не отошла, мама Карла отправила его в католическую школу, а Дэйв, тот, что носит нелепые очки, уехал. Я просто наблюдал за людьми, влюблёнными или шатающимися без дела, и увидел того парня, про которого тебе рассказывал. Помнишь Никак? Никак тоже был на матче, он был одним из немногих учеников, кто действительно смотрел игру. Я имею в виду, именно смотрел её. Он подбадривал игроков. — Давай, Брэд! Так зовут нашего защитника. Обычно я очень стеснительный, но, кажется, к Никак можно просто подойти на футбольном матче, даже если ты младше на три года и не пользуешься популярностью. — Эй, ты же в моём классе по урокам труда! — он улыбнулся. — Я Чарли, — сказал я, осмелев. — А я Патрик. Это Сэм. Он указал на симпатичную девушку, сидевшую рядом с ним. Она помахала мне. — Привет, Чарли. У Сэм очаровательная улыбка. Они предложили мне присоединиться к ним и, похоже, правда этого хотели, так что я сел рядом. Я слушал, как Никак кричит на игроков. Слушал его рассуждения. Я подумал, что этот парень, должно быть, отлично разбирается в футболе. Не хуже моего брата. Может, теперь мне стоит называть Никак Патриком, ведь он так представился, и Сэм зовёт его так. Кстати, у Сэм каштановые волосы и очень-очень красивые зелёные глаза. Оттенка, который не привлекает особенного внимания. Я бы рассказал тебе об этом позже, но при свете огней стадиона всё выглядело немного размытым. Хорошо рассмотреть её я смог только тогда, когда мы пришли в закусочную «Большой парень», и Патрик и Сэм закурили. Хорошо, что они не стали шутить о только им одним понятных вещах, ведь иначе мне не удалось бы поддержать беседу. Совсем наоборот, они задавали мне вопросы. — Сколько тебе лет, Чарли? — Пятнадцать. — Чем ты хочешь заниматься, когда вырастешь? — Я пока не знаю. — Какая твоя любимая группа? — Наверное, The Smiths, мне нравится их песня «Asleep», но я не совсем уверен, другие их песни я не очень хорошо знаю. — Какой твой любимый фильм? — Не знаю. Как по мне, они все одинаковые. — А книга? — «По эту сторону рая» Скотта Фицджеральда. — Почему? — Я прочитал её последней. Они засмеялись, потому что поняли, что я серьёзно, а не просто важничаю. Они рассказали мне о своих интересах, и мы сели. Я ел тыквенный пирог, а Патрик и Сэм всё курили. Я посмотрел на них. Вместе они выглядели очень счастливыми, в хорошем смысле. И хотя я подумал, что Сэм очень милая, и она единственная девушка, которую мне когда-либо хотелось пригласить на свидание, когда я научусь водить, я не возражал, что у неё есть парень, особенно такой, как Патрик. — Вы давно встречаетесь? — спросил я. Они засмеялись. Просто заливались смехом. — Что такого смешного? — не понял я. — Мы брат и сестра, — ответил Патрик, всё ещё смеясь. — Но вы совсем не похожи друг на друга, — сказал я. Тогда Сэм объяснила, что они сводные брат и сестра, с тех пор как отец Патрика женился на маме Сэм. Я был рад об этом узнать, мне бы, правда, хотелось как-нибудь пригласить Сэм на свидание. Очень бы хотелось. Она такая милая. Но мне совестно, потому что той ночью я видел странный сон. Я был с Сэм. И мы оба были голышом. Она широко раскинула ноги. Потом я проснулся. Я никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо. И так плохо, ведь я видел её голой без разрешения. Думаю, мне следует рассказать об этом Сэм, и я очень надеюсь, что это не повлияет на то, что у нас, может быть, появятся шутки, которые понимаем только мы. Здорово было бы снова иметь друга. Я хочу этого даже больше отношений. С любовью, Чарли. 14 октября 1991 Дорогой друг, Ты знаешь, что такое мастурбация? Я думаю, что знаешь, ведь ты старше меня. Но я всё же объясню, на всякий случай. Мастурбация — это когда ты трёшь свои гениталии, пока не наступит оргазм. Круто! Я предположил, что когда люди во всех фильмах и шоу говорят, что им пора сделать перерыв на кофе, они делают перерыв на мастурбацию. Но с другой стороны, это, пожалуй, снижает продуктивность. Я просто пытаюсь быть милым. Я не серьёзно. Я просто хотел заставить тебя улыбнуться. Хотя когда я сказал «круто», это было правдой. Я рассказал Сэм о своём сне, в котором мы были голыми на диване, и начал плакать, потому что чувствовал себя плохо, и знаешь, что она сделала? Она рассмеялась. Не в насмешку. А хорошим, тёплым смехом. Она сказала, что это очень мило с моей стороны. И успокоила меня, что это совершенно нормально. И я перестал плакать. Сэм спросила меня, считаю ли я её симпатичной, и я ответил, что считаю её прекрасной. Сэм посмотрела мне прямо в глаза. — Ты знаешь, что ты слишком молод для меня, Чарли? Ты это знаешь? — Да, знаю. — Я не хочу, чтобы ты терял время, думая обо мне в этом смысле. — Я не буду. Это был просто сон. Потом Сэм обняла меня, и это было странно, потому что моя семья, кроме тёти Хелен, нечасто обнимала меня. Но через пару мгновений я уловил запах духов Сэм и почувствовал тепло её тела, так близко к моему. И я сделал шаг назад. — Сэм, я думаю о тебе в этом смысле. Она посмотрела на меня и покачала головой. Потом она приобняла меня за плечо и повела по коридору. У выхода мы встретили Патрика, который иногда не ходил на уроки. Он предпочитал курить. — Чарли влюбился в меня, Патрик. Это так в его стиле. — Да ладно, Чарли? — Я стараюсь перестать, — сказал я, на что они просто рассмеялись. Патрик попросил Сэм отойти, что она и сделала, и объяснил мне некоторые вещи, так что теперь я знаю, как тусоваться с другими девочками и не думать о Сэм в «этом смысле». — Чарли, кто-нибудь говорил с тобой на подобные темы? — Думаю, нет. — В общем, есть правила, которым нужно следовать, не потому что хочется, а просто потому, что нужно. Понимаешь? — Думаю, да. — Хорошо. Взять девушек, к примеру. Они подражают своим мамам, копируют модели поведения, навязанные журналами, знают, как вести себя с парнями. Я подумал о мамах и журналах и почувствовал, что нервничаю, особенно если всё это включает в себя телевидение. — Я хочу сказать, это не как в кино, где глупые придурковатые девчонки и тому подобное. В жизни всё сложнее. Девушкам нужен тот, кто сможет дать им цели. — Цели?