Текст книги "Это всё из-за тебя (СИ)"

Автор книги: Анна Никитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Подталкиваю Аню ближе к плитам, что находятся дальше пирса, и, удерживая её задницу в своих ладонях, присаживаю. Сам же по пояс в воде нахожусь.

– Ты... Ты... Ты больной... придурок… – на эмоциях верещит. – Ты зачем это сделал? – откидывая волосы назад и вытирая лицо от капелек воды, замученно выдвигает.

– Захотел и сделал. – смеясь, пожимаю плечами, блокируя Нюту по всем фронтам.

– Оставь меня в покое, Кирилл, – озвучивает Аня. – Прошу, – шепчет убийственно.

– Не могу. Не хочу. – сжимая крепче, озвучиваю то, что чувствую. И знаю – это откликается.

– А чего ты хочешь, м?! – сердито спрашивает. – Чтобы я уже точно была готова ко всему, что от тебя можно ожидать?

Как много я хочу, что ты даже не представляешь. Многое. Но озвучиваю лишь самую малость.

– Мы будем общаться. Снова. Как было до всего того пиздеца. Это само вырывается из меня, но обратно уже не свернуть. А не хотел напирать. Только с Бурцевой это не катит. Тут нужно сразу в охапку и бежать, пока не опомнилась. Своим лбом припечатываюсь к её лбу.

– Значит, то, что о тебе говорили, правда? – спрашивает задушенно и так тихо, словно это её огорчает.

– Смотря кто говорил... – пожимаю плечами. – Если твои предки, то не факт. Половину могли приукрасить и запугать в отношении меня.

– Кирилл... – со всей серьезностью произносит мое имя. И меня выбивает. Впервые вот так просто она произносит мое имя. Оно так офигенно звучит с её губ, что я просто слетаю с орбиты и сгораю от всех, сука, сейчас эмоций.

– Сорян, говорю, как есть.

– Они мои родители, – шепчет Аня.

– Знаю, претензий не имею. – выдвигаю Анюте.

Хотя, как не имею… Имею, блять. И очень много. Если бы не её отец, я бы тогда не свалил из города, а был рядом с Анютой.

– Так что насчет дружбы? Я же знаю, что я тебе нравлюсь. – напираю на Анюту.

– Не нравишься, – отвечает, не смотря в глаза, а выжимает свои волосы, перекинутые на бок. Только я не даю соскочить. Вытягиваю руку с её попы и поворачиваю к себе, поднимая подбородок. Знаю, что контакт убийственный, но делаю намеренно. В глаза врать не станет. Своим ответом она только раззадоривает. Ухмыляюсь этому детскому с её губ заявлению. Смотрю в глаза.

– Что?

– Нравлюсь. – подтверждаю её настоящие мысли, которые, уверен, сидят в её голове и пугают до чертиков. Что, блять, такого ей вбили в этой гребанной секте, что она боится, блять, собственных чувств?!

Приближаюсь к ней ближе и тяну на себя, но поздно соображаю, что своей эрекцией, которая находится между её ног, могу её напугать ещё больше, чем наш контакт. А сейчас мы ближе, чем пять секунд тому назад. И действительно пугаю. Она ерзает, пытается отстраниться, но страх воды намного сильнее. И это мой шанс. Сейчас тут выяснить и заложить в её голову нужный фундамент.

Провожу подушечками пальцев от её живота до шеи и, достигая щеки, растираю большим пальцем. Провожу им по приоткрытым губам, завожу прядь за ухо. А она уже выдает эмоции мурашками. Начинает дрожать. По нарастающей начинает ускоряться сердцебиение и следом тяжёлый выдох.

– Если бы я тебе был безразличен, ты бы не блокировала меня в сети, не игнорила в академии, и твое тело не реагировало бы так на мои прикосновения. А оно врать, в отличие от тебя, не умеет.

– Я… просто замерзла… – нелепо оправдывается, опуская взгляд на воду, что плещется между нашими телами.

– Хорошо, Нютик, давай выбираться отсюда. Но то, что я сказал, в силе, – удерживаю на себе и заставляю поднять на меня глаза. – Мы будем дружить, Анна, – заверяю со всей серьезностью и целую нежно и легко в уголок губ, слегка захватывая больше, чем нужно и отстраняясь, провожу по ним большим пальцем, наблюдая, как они сами раскрываются. Ловлю кайф с этим. Но снова задерживая контакт глазами, выдаю все те же три слова, чтобы с точностью отложились в её головке. – Будем. – с глупой, блять, улыбкой выдаю.

– Будем, – подтверждает с такой же еле сдерживаемой улыбкой и невероятной долей смущения. Как же меня прет от её стеснительности, робости и неловкости.

Наконец выбираемся с бетонных плит. Так же вместе выбираемся на пирс, только уже по лестнице. Подстраховываю сзади и, не удержавшись, слегка хлопаю её по попе.

– Кир... – взвизгивает от неожиданности и краснеет.

– Поднимайся давай. Мне тоже холодно. – типа поторапливаю. Самому смешно.

Наше появление не вызывает общего восторга. Лишь средним пальцем затыкаю Клима, когда прохожу мимо его довольной рожи. На Аверину держу покерфейс.

Но когда Аня берётся вытирать меня полотенцем, это наглухо выбивает. Она всегда так делала, когда со школы всей толпой шли на речку. И как только я выходил, она всегда вытирала меня полотенцем. Это воспоминание и действие вызывает бурю эмоций. Словно в толще воды на дно ухожу. Ничего не слышу. Лишь ощущения. Запоминаю. Они будоражащие. Взрывные. Такие нежные, что когда случается контакт кожа к коже, кажется, воспламеняемся. Цепенеем и замираем. Такой шквал одурманивающих эмоций выдаем, что Армагеддон по сравнению с нами – сущий пустяк.

Размагничиваемся не сразу. Только когда нас окликает Тихон с двумя напитками в руках.

Забираю один, передаю Нюте и вставляю соломинку в её бокал, чем, видимо, уже не удивляю. Но Нюта удивляет меня тем, что без паники принимает это, а когда обхватывает мою соломинку и отпивает из неё, облизывая после губы, я вовсе дурею, блять. Это так дерзко и, мать вашу, сексуально, что мне приходится прочистить горло и сделать как минимум три тяжёлых вдоха и выдоха, чтобы нормализовать дыхание, а не поцеловать её на глазах у всей академии.

Остальную часть времени мы проводимом на пирсе. Иногда с парнями срываемся в воду под общий гогот. Тусуемся, пока на нас не срываются мощнейшие капли дождя, заставив девчонок визжать. Прячемся под навесом, но когда он усиливается, понимаем, что ловить тут нечего. Плотно прижимаюсь к ней со спины. Она дрожит, но стоит не дыша. Я же под видом плотно забитого кусочка под навесом так прижимаюсь. Арина же тут как тут появляется, пытаясь проявить попытки заманить к себе домой. Но у меня появляется другой план. Дерзкий, и, возможно, пугающий Аню. Закидываю Нюту на плечи и несу к машине.

– Там Поля, – ерзая на сиденье авто, кричит Ню.

– Момент. – закрываю дверцу. Окидываю парковку взглядом. Малой не видно. Набираю Клима.

– Чё надо? – выдвигает в своей манере Клим.

– Полину видел? – сходу задвигаю.

– Со мной. – незамедлительно отвечает.

– Блять, Клим! Вот только давай без твоих подкатов, лады?

– Сука, Сомов, угомони свои яйца. Пиздостраданием у нас только ты занимаешься. Мне это не вкурило точно, поясняет на своем языке, и я принимаю. Слово пацана же.

– Подвезешь девчонку ко мне. – настоятельно уже рекомендую. За сестру Аня встанет горой, а вот я не уверен, что Клим с его манерой может точно не навредить. Перестраховаться за жизнь Поли – максимум, что могу сделать для Нюты. Мы только вышли на взлетную. Не хотелось бы разбиться так быстро.

– Понял, – отвечает Клим. – Уточнение: быстро или медленно?

– Нормально, Рус, нормально, – последнее, что отвечаю и отключаюсь. Занимаю водительское кресло. Врубаю печку и обогрев сидений и выезжаем с пляжа.

– Где Поля? – задается мой Нютик.

– Она с Климом. – отвечаю спокойно.

– Полина, чтоб её! – возмущается Аня. Чем вызывает у меня удивление.

– Воу, воу… Я не слышал такого от тебя. А ты не совсем аленькая, да, Бурцева Анна Викторовна?!

– Просто, когда сестра начинает делать, а потом только думать, меня это расстраивает. Я волнуюсь за неё. Она слишком доверчивая.

– Клим её не тронет, обещаю, – сжимаю её руку на её колене. – Они едут ко мне домой. Там сможем обсохнуть и переодеться. А потом отвезу вас домой. – информирую о планах.

– А это удобно? – интересуется Аня и пугается того, что предстоит.

– Более чем, – улыбаясь, отвечаю.

Впервые в этом доме будет кто-то из женского пола, не считая друзей и их девушек. И, конечно, моей семьи. Я хочу окунуть Аню в свой мир. Хочу почувствовать, что она тоже ему принадлежит. Хочу, чтобы наши орбиты начали вращаться друг к другу на одной частоте.

8

Это не про меня. Анна Бурцева

Стоит нам с Кириллом пересечься взглядами, как сквозь меня, точно высоковольтный провод вместе с шаровой молнией пропустили. Начиная от солнечного сплетения до кончиков пальцев. Такой вихрь внутри закручивается, что звоном в ушах отдает. Ничего не слышу. Ничего не замечаю. Я словно в вакууме нахожусь. Есть только этот чертовский зрительный контакт, который держит и не отпускает.

Есть только его глаза. Они меня пугают и будоражат одновременно. Они переливаются. Меняются с притягательного теплого миндального оттенка с черными вкраплениями, как у ягуара, до пленительного полностью черного. Словно бездна, в которой плещутся чертики, устраивая свою вакханалию. Они горят так ярко и страстно, что меня это пугает. Пугает настолько, что я цепенею. Я хочу отвести взгляд и перевести дыхание, хоть немного вдохнуть кислорода в легкие, который, мне кажется, уже совсем испарился. Существую чисто на физическом уровне. Но я не могу. Словно мои мышцы атрофировались. А внутри вот-вот шарик перекачнется и лопнет так, что залпы ракет проснутся и устроят такой Армагеддон внутри, что погибнуть от одних эмоции в пределах допустимого.

Прихожу в себя и шумно перевожу дыхание, когда Сомов уходит к плитам. Там вся элита и его дружки. Они смеются, пьют и резвятся. Ходят по краю. Прыгают с пирса в воду. А у меня дыхание перехватывает. Ребята проделывают самое опасное, срываясь с обрыва скалы. Мне кажется, я в тот момент забываю дышать, когда вижу на том самом обрыве Кирилла. Он, словно могущественный орел в полете, с расправленными крыльями рук пронзает эту водянистую гладь. Зрелище завораживающее, но и, черт возьми, опасное.

Воображала, блин.

Но что меня поражает больше всего, это когда Аверина трется о Сомова. Всем своим видом показывает эту возбужденную похоть. Не скрывая этого. Господи, мне после сна стыдно, а тут она чуть ли не раздевается при нём. Хотя куда ещё больше раздеваться. На ней и так одежду сложно купальником то назвать. Мне противно и горько одновременно. Раздрай чувств. Смотрю на них и какой-то невидимый ком в горле появляется. На книге не могу сосредоточиться, принимаюсь за напиток, но и он не вызывает нужного настроя и чувств. Тот яркий фейерверк счастья закончился быстро и мимолетно, стоило Сомову появиться. Да еще и с Авериной в паре. Совсем настроение падает к нулевой отметке, когда они вместе уходят к туалетам и появляются спустя сорок минут.

Мне хочется уехать, чтобы не видеть этого всего. Но стоит посмотреть на счастливое лицо сестры, пересиливаю себя, чтобы остаться на месте. Она машет мне рукой, и я ей отвечаю тем же, пытаясь выдавить хоть что-то наподобие улыбки.

И всё же с десятой попытки я забываюсь музыкой, которая заглушает все происходящее. Пока не понимаю, что рядом со мной появляется тень, которая загораживает солнце. И по исходящему жару, и по тому, как сердце ускакало прочь за орбиту вселенной. Это Сомов.

И я оказываюсь права. Он стоит на песочке рядом со мной. Смотрит в упор.

Сердце раскачивается, как музыка в стиле рока. Так быстро, бешено и звонко, что меня, кажется, слышит весь пляж. Кровь разгоняется по венам, словно стадо лошадей на скачках. Отмечаю и то, что Сомов без футболки. Его литые мышцы, идеальные кубики пресса, сильные руки, накаченные икры ног. Бегло цепляю взглядом, что шорты держатся на бедрах настолько низко, что видна белая полоска от боксеров и линию паховых черных волосков. Это меня приводит в смущение и ужас. Но не отталкивает. Наоборот, вызывает какой-то необъяснимый интерес. Внутри меня словно шарик катается на грани. Ещё немного и взорвется. Такой алый стоп-сигнал в голове проносится, словно мне в голову рупор вставили и орут. И я реагирую. Опускаю взгляд на бокал и шумно выдыхаю.

Поднимаю взгляд к его лицу, который сейчас уже на уровне моего. Я нахально и намеренно его рассматриваю. Густая шевелюра по-ребячески торчит в разные стороны. Густые черные брови, нос с явной горбинкой, скулы и такие манящие губы. На их контуре отмечаю белый небольшой шрам. Во времена нашей дружбы его точно не было. Неужели то, что говорили родители, правда? Неужели он пошел на это? Зачем? Почему? Из-за меня? Столько вопросов в моей голове по тому периоду, но не осмеливаюсь спросить.

Позже приходит и осознание, что рану точно зашивали. Что ему было больно. В районе сердца, где все важные чувства происходят, что мне самой становится больно. И такая нежность и трепет разливается во мне, что хочется его укрыть. Я хочу дотронуться до его шрама. Погладить. Показать, что это меня ни капли не отталкивает. Показать, что внутри меня происходит. И что самое ужасающее приходит в голову после, мне хочется поцеловать этот шрам. Коснуться языком. Провести по нему. Погладить. Втянуть. Приласкать. И это меня ужасает. Я пугаюсь собственных чувств. Я на пределе греха сейчас.

Одергиваю свою руку на полпути к его губам. Он ухмыляется, хотя не удивлен тому, что я трушу. Я действительно трусиха. Я боюсь его... Боюсь того, что между нами. Боюсь, что всё это выйдет из-под контроля. Хотя по факту, мне кажется, уже вышло за нормы допустимого. Или ещё нет? Я боюсь стать той плохой девочкой, о которой мне столько говорили родители. Боюсь их огорчить. Боюсь стать для них неправильной. Возвращаю свою руку и на единственный барьер, что между нашими телами. Смешно, конечно, но бокал – единственное, что спасает от телесного контакта. Настолько сильно вцепляюсь в бокал, что костяшки пальцев белеют. Но и его прохлада не спасает от Сомова. От него такой жар исходит, что испепеляет двоих. Накрывает своей аурой так, что плавлюсь в этом вареве самозабвенно.

Господи, когда эта пытка закончится?

Но Сомов не останавливается. Задерживается взглядом и проходится по всему моему телу таким взглядом, что мурашками покрываюсь. В нем всё: сексуальность, нежность, мягкость, жесткость, грубость, властность, похоть, красота. Но это не отталкивает ни разу. Мне нравится то, как он смотрит. Хоть и понимаю, что на девчонках куда более откровенные наряды. Я вспыхиваю, как новогодняя елка, и стесняюсь. Розовею. И сам черт дергает Сомова облизнуть губы, а у меня во рту скапливается столько слюны, что с трудом проталкиваю внутрь. А когда Сомов поддается ко мне и опаляет меня своим дыханием, и вовсе замираю.

Он подмигивает, ухмыляется и отпивает из моего бокала, прямо из моей соломинки. Меня это поражает. Это кажется таким откровением. Словно где-то на физическо-ментальном уровне процесс поцелуя произошел. Слияние слюноотделения в одной соломинке. Вот почему ему невозможно сопротивляться? Почему с ним тяжело? Почему слово «нет» до него не доходит? Почему мне кажется, что грядет буря из того, что между нами? Столько «почему» в моей голове, что тиски сдавливает. И вот как тут мне расслабиться, когда Кирилл каждым действием заставляет нервничать и покрываться испариной. Сам он выглядит не таким, как я. Самоуверенный, важный и деловой. Прочитать, что скрывается на самом деле внутри самого Сомова, сложно. Он всегда навеселе и с откровенным пофигизмом. Мы же с ним на контрасте. Разные в любом плане. В Социальном. Нравственном. Духовном.

– Эй, это мой коктейль! – наконец-то отмираю и выдаю то, что считаю нужным. Не, мне не жалко. Но в этом моменте столько интимного было, столько посягательств на мои границы, что я протестую. Хоть и получается слабенько. И он, к моему огорчению, это понимает. Делает вид, что принимает мои детские обиды. Сам же еле сдерживает смех и просто сводит брови домиком и ухмыляется той улыбкой, от которой из меня дух выбивает.

– Не будь жадиной. – с этими словами полностью осушает мой бокал и, морщась на солнце, облизывая чертовы губы, завершает. – Вкусно.

– Ты выпил мой коктейль! Придётся сходить ещё за одним. – возмущаясь, быстро поднимаюсь с песка. Ни сколько мне важен напиток, сколько шанс на передышку. И меня хватает ровно до пирса. Сомов меня подхватывает на руки, разворачивая спиной к морю, а лицом к себе. Сейчас, как никогда мы перешагнули красную черту. Вышли за границы допустимого. Моя и так небольшая грудь припечатана к его торсу. Дрожим вместе. Отчаянные срывающиеся вздохи. Гулко поднимающая грудь. Сердце стучит на максимум, так, что сейчас разорвёт грудную клетку в районе солнечного сплетения. Жжет там. Вспыхивают фейерверком внутри. Разливается атомным теплом по телу кровь, словно лавой, оставляя ожоги. Рукой же придерживает мою талию и затылок. Сам же настолько близко к моему лицу, что обдает жарким дыханием почти в губы. И выдает.

– Дыши! Взлетаем!

И мы правда взлетаем над этой глубокой бездной. Она закручивает меня, как в центрифугу. Во мне дикий восторг и страх. Я боюсь всего, что связанно с водой. Но с ним почему-то чувствую, что покоряю эту глубину, и она мне поддается. Будто я её как самого лютого зверя укрощаю. С его помощью. Я выныриваю с ним в связке. Ноги вокруг его талии, а руками вцепившись в его плечи, оставляю отметины.

– Ты... Ты... Ты больной... придурок! – на эмоциях выдаю то, что испытываю, не успевая сокрушаться, что мои ягодицы находятся в его руках. – Ты зачем это сделал?

– Захотел и сделал, – смеясь, выдает Кир, не теряя своего самообладания и пофигизма. Вот всё у него просто. Просто захотел и сделал. А я на месте могла умереть от страха. Только сейчас понимаю, эту эмоцию задвинул мозг. То ли от переизбытка эмоций, то ли от шока. То ли потому, что очень не хочу признавать, но я была уверенна в Кире. Это не признаю и отметаю в дальний угол. Невозможно. Сколько меня пытались затащить в воду, ни у кого это не получалось. Я в страхе и с дикими слезами выбегала обратно на сушу. А тут мало того, что я в воде, так еще и позволяю Киру удерживать себя на весу. Делать попытки освобождения не смею. Если сама окунусь в воду, буду паниковать и точно уйду на дно. Поэтому терплю эту пытку его руками по моей попе. Он держит. Иногда поглаживает большим пальцем по оголенному бедру. Меня это будоражит. Пленит и вызывает в моем животе тысячи бабочек, которые запредельно раскачиваются в невидимом и только им известном танце. Мурашки и вовсе вскрываются из тени. Это от холода, убеждаю себя.

– Оставь меня в покое, Кирилл. – озвучиваю ему. – Прошу, – шепчу и сдерживаю непрошеные слезы из глаз, не давая выйти на волю. Не хочу, чтобы он видел их. Вообще ничего не хочу. Хочу уехать. Отсюда. От него. От всего того, что между нами происходит. Это неправильно.

– Не могу. Не хочу. – сжимая меня крепче, озвучивает Кир, и меня это только ужасает. Легко не будет точно. Как отвязаться?!

– А чего ты ещё хочешь, м?! Чтобы я уже точно была готова ко всему, что от тебя можно ожидать! – сердито выдаю, сдерживая свои накатившие эмоции. И на уровне подсознания жалею о своем вопросе. То, что плещется в его глазах. Пугающая чернота глаз. Там чертики уже свои шаманские танцы закручивают.

– Мы будем общаться. Снова. Как было до того пиздеца. – прикасаясь своим лбом к моему лбу. И я понимаю, о чём он. Я помню то, что было. Помню все, что происходило со мной. С ним наверняка тоже, но до конца не осознаю все в полномасштабной его версии. Сейчас вдаваться в подробности не хочу. Слишком много эмоций. Я впору вообще хочу сейчас разрыдаться и обнять себя руками.

– Значит, то, что о тебе говорили, правда? – выдаю так тихо, что слышно лишь нам двоим. Даже вода, которая между нами плещется, и то звучит громче. Я же отчаяннее.

– Смотря, кто говорил... – пожимает плечами. – Если твои предки, то не факт, что половину могли приукрасить и запугать в отношении меня. – отвечает Кир и я понимаю, что он прав. Кроме родителей никто ничего не говорил. Даже моя лучшая подруга, Тина, качала головой и молчала. Ей было труднее разрываться между нами двумя.

– Кирилл... – одергиваю его. Несмотря на это, он понимает. Да, любой родитель поступил бы ровным счетом так же. Наверное. Я не знаю всей правды, поэтому не могу судить ни его, ни своих родителей. В большей степени отчима, который заменил отца.

– Сорян. Говорю, как есть, – говорит Кирилл. И мне это нравится. Он такой, какой есть. Не скрывает своего отношения к ним.

– Они мои родители. – чуть мягче уже произношу.

– Знаю, претензий не имею. – выговаривает на лайте. Хоть и в его глазах что-то скрывается. Не до конца откровенен.

– Так что насчет дружбы? Я же знаю, что я тебе нравлюсь. – напирает уже откровенно и чуть сильнее сдавливает ягодицы, что впору вскрикнуть. Но, черт возьми, мне нравится, хоть и накрывает диким стыдом и волнением.

– Не нравишься, – отвечаю с трудом, но не смотрю в глаза. Делаю упор на волосы и их мокроту. Но это не ускользает от Сомова. Он властно захватывает мой подбородок, заставляя вновь умереть и воскреснуть под его взглядом. Внутри всё вверх дном переворачивается. Сжимается в тугой узел.

– Что?

– Нравлюсь, – дерзко и уверенно говорит Кирилл и проводит свои манипуляции по моему телу, которое предательски отзывается на его руки, движения, ласку. И меня пугает его самоуверенность. А главное то, что он читает меня, как книгу. Тянет на себя так быстро, что не успеваю совладать с ситуацией. И вспыхиваю, когда между ног чувствую его… Божечки мои… Его член, упирающийся мне в промежность… Доводит меня до приступа паники, отчаяния и какого-то невероятного, магического внутри меня взрыва этого прикосновения. Кажется, что кожу сдернули с нас обоих. Обнажены полностью. Мне стыдно и прекрасно. Гореть в аду, так сразу. Не сразу понимаю, что начинаю ерзать и пытаться отстраниться, но Кир не дает. Я особо и не сопротивляюсь. Как бы не храбрилась, но подо мной бездна, и я боюсь. Поэтому выдерживаю это контакт, обещая себе расплакаться дома.

Проводит подушечками своих грубоватых пальцев от моего живота до шеи и, достигая щеки, растирает её так властно и мучительно сладко большим пальцем. Проводит им по приоткрытым губам, заводит прядь за ухо. И я покрываюсь мурашками. Ежики бегают по всей длине моего тела, не останавливаясь на одном месте. Тело дрожит от эмоций и чувственности. По нарастающей начинает ускоряться сердцебиение и следом издаю тяжёлый выдох, больше похожий на стон. Господи, это точно я? Мне кажется, кто-то другой.

– Если бы я тебе был безразличен, ты бы не блокировала меня в сети, не игнорила в академии, и твое тело не реагировало бы так на мои прикосновения. А оно врать, в отличие от тебя, не умеет, – шепчет Кирилл на ухо с такой интимностью, что теряюсь в этой магической неге.

– Я… просто замерзла… – всё, что выдавливаю из себя, пытаясь ему сопротивляться. И вроде как мне удается вернуть себе самообладание и выиграть в этой битве.

– Хорошо, Нютик, давай выбираться отсюда. Но то, что я сказал в силе. – заостряю на нём внимание и на его словах. Нютик. Он называл меня так. С его губ это звучало нежно и ласково, от других такого обращения не терпела.

– Мы будем дружить, Анна, – заверяет меня Кир со всей серьезностью и, наклоняясь ко мне, целует нежно и легко в уголок губ, слегка захватывая больше, чем нужно, и, отстраняясь, проводит по ним большим пальцем, и они словно живут другой жизнью, раскрываются под его натиском. Вот же черт пленительный. Так правдоподобно играет на струнах моей души. Но я рада, что с Киром мы сможем дружить. Я правда соскучилась по нашей дружбе. Она делала меня живой. Самой собой. Той, с которой я давно не встречалась. Даже в зеркале по утрам. Я вижу совсем другую, не похожую на ту себя девчонку.

– Будем, – подтверждаю для него со сдерживаемой улыбкой и своей невероятной долей смущения. Кир улыбается, и мы наконец-то выходим с плит. Все обращают на нас внимание. Кажется, мы стали звездами этого праздника осени. Я же, краснея, прямо направляюсь к своему месту и к удивлению обнаруживаю, что Кир вместе со мной подходит. Отряхивая свои волосы, холодным каплями опаляет мою разгоряченную кожу, отчего визжу и не нахожу более вразумительного действия, чем накинуть на его волосы своё полотенце и вытереть. Это действие приводит нас в замешательство. Цепенеем. Магнитом приковываемся глазами, а руки на автомате выполняют действия. Но ненадолго. Через секунду-другую он уже во всю показывает мне язык, и я от него не отстаю. Очень по-взрослому, как сказала бы моя мать.

Размагничиваемся не сразу. Только когда к нам подходит Никита с двумя напитками в руках.

Кирилл забирает один, передает мне. Вставляет с другого бокала вторую соломинку в бокал и меня это уже не удивляет. Но я осмеливаюсь удивить его и отпиваю из его соломинки, а после облизываю губы и в равной степени говорю то же самое.

– Вкусно. – У Кира же в это время штормило в груди. Мне кажется, он даже не дышал. Но с этим повторением он восстанавливает процессы.

Усмехаясь и отпивая, произносит.

– Вообще-то это моя фишка. Но согласен, что вкусно. И мы переглядываемся. Оба вспоминаем и произносим следующее, глядя друг другу в глаза.

– Когда вкусно, тогда вкусно. – смеемся. Оба помним те моменты, когда залипали в его доме под просмотром адской кухни. Как болели за команды. Господи, даже пытались повторить блюдо. Конечно, это было провально и смешно. Кухню потом вымывали тоже вместе, до прихода его родителей. В такую ностальгию окунаемся оба. Такое райское теплое чувство заполняет, невозможно не улыбнуться.

Проводим много времени не только на пирсе с его друзьями, но и спускаемся к воде. Плаваем вместе, но это громко сказано. Скорее стоим по пояс, держась за руки в воде. Я всё ещё панически боюсь, но это страх уже не такой сильный. А также делаю вид, что не замечаю стрелы в меня от Авериной и половины девчонок других групп. Если я сегодня и отыгралась за тот её поцелуй с Киром, то точно по полной. Я видела, как после того, как мы вышли из воды, она пыталась подкатить к нему, когда я отходила в дамский туалет, но он отходил от неё или шел мне навстречу, оставляя её с носом. Не знаю, считается ли это нормальным после их поцелуя? Но и что у них в отношениях, я не знаю? И вообще, есть ли они? Когда задаюсь этим вопросом, меня начинает изнутри грызть один серенький крысеныш, но я игнорю. Вправе ли я спрашивать о таком? Мы друзья. Если бы они были чем-то большим, то Кирилл бы не позволил такие хитросплетения со мной. Или…

Веселимся до тех пор, пока не срываются первые капли дождя, а после и вовсе ливень накрывает. Стоим вместе с Киром под крышей навеса рядом с пирсом. Прижимается сзади. Чувствую мощнейшую плоть, поражающую меня снова и снова. Господи, и это я только чувствую. Меня опаляет испарина. С удовольствием бы шагнула под дождь, чтобы остудиться. Но когда Аверина обращается к Киру, сама жмусь к нему по инерции, чуть ли не сильнее его. Его это удивляет, а также чувствую смешок и нежный чмок в макушку.

– Кирюш, – сладко протягивает Арина. – Можешь отвезти меня домой, а то я с девчонками приехала, а на парковке их машину не вижу. Наверное, уехали без меня.

– Могу, но не тебя. – неожиданно подхватывая меня и перекидывая через плечо, несет к машине, не обращая внимания на мой визг. Я бы ударила по спине, но руки заняты сумкой с вещами. Сестренка, блин.

– Там Поля. – ерзая на сиденье авто, говорю Киру.

– Момент. – закрывая дверцу, осматривает парковку и кому-то набирает. А я начинаю дергаться и переживать. Я хочу уже выйти, но Кирилл опережает и сам садится за руль авто. Настраивает обогрев, и мы выдвигаемся с парковки.

– Где Поля? – задаюсь, когда минуем опасный поворот с пляжа.

– Она с Климом. – отвечает спокойно, но в глаза не рискует смотреть.

– Полина, чтоб её! – возмущаюсь безрассудности своей сестры.

– Воу, воу… Я не слышал такого от тебя. А ты не совсем аленькая, да, Бурцева Анна Викторовна?!

– Просто когда сестра начинает делать, а потом только думать, меня это расстраивает. Я волнуюсь за неё. Она слишком доверчивая.

– Клим её не тронет, обещаю. – сжимает мою руку на моем колене. – Они едут ко мне домой. Там сможем обсохнуть и переодеться. А потом отвезу вас домой. – делится со мной планами, и меня от этого накрывает переживаниями еще больше. Одно дело, когда мы на пляже при всех. Другое, – когда наедине, в доме.

– А это удобно? – интересуюсь у Кира и ужасаюсь тому, что нам придётся остаться вдвоем.

– Более чем, – улыбаясь, отвечает.

Проезжая, мимо магазинов и ларьков в центре города, замечаю родителей и младших сестер около торгового центра, на тротуаре, в очень близкой доступности от момента, когда одно резкое движение, и мы можем пересечься взглядами. Что они тут делают? – крутится в моей голове. Они же должны быть ещё в церкви. Раньше освободились? Папа поворачивает голову почти прямиком взглядом в нашу сторону. Я машинально делаю движение, от которого точно умираю от стыда. И той картины, которая сейчас в моей голове.

– Там мои родители, – как можно тише произношу, упираясь своим лицом Кириллу в пах. Он цепенеет. Не издаёт ни звука, только тяжело дышит и издает непонятные хрипы. А его член каменеет и становится больше в объёме.

Он возбужден.

Боже мой...

Он возбужден на меня...

На меня...

Господи, я чувствую жар...

И свой непомерный стыд...

Пульсации свои точно такие же, как ночью от снов. Внизу снова жарко и влажно. Я снова мокрая. Снова чувствую эти всполохи своих вязких соков, которые исходят из меня.

Боже, хоть бы они не просочились на кресло. Пожалуйста! Молю про себя.

Но взором всё равно упираюсь в плоть Кира. Он огромный. Я впервые, как истинная девственница, смотрю на этот агрегат и офигеваю. И четко вижу очертания этого достоинства через его шорты. Он большой. Очень большой. Господи, как он может там помещаться?! Разве ему не больно?! Разве он не может причинить боль?! Как можно от него получить то наслаждение, которое с таким восторгом описывает Наташа?! Как?! И к своему стыду, я касаюсь аккуратно его пальчиками.

Кир же издаёт рык и, прикрыв глаза, тяжёлый, вымученный стон. Натужно дышит. Он твёрдый, и я готова поспорить, горячий. Очень горячий. Но он не вызывает отвращения. Наоборот, мне хочется его посмотреть. Мне хочется его потрогать. Господи, стыдно самой в этом признаться, но я хочу почувствовать его внутри себя, как сегодня в воде. Когда он дотрагивался до меня. Как упирался им в мою промежность…

Боже... Почему я этого хочу?! Господи, почему я его хочу?! Что это?! Наваждение?! Любовь?! Влюбленность?!

Когда мы наконец-то начинаем движение, заставляю себя посмотреть в окно. Мы проехали. Аккуратно поднимаюсь.

Возвращаясь в обратное положение, замечаю, как парень с улыбкой на губах из соседней машины показывает мне палец вверх.

– Он что, подумал, что я…? – представляю все-таки ту картину, которую можно было наблюдать со стороны, и ужасаюсь. Господи... Он подумал, что я отсасывала. С трудом произношу про себя это слово. Оно какое-то грязное и порочное. Слишком порочное. Слишком грязное. Слишком развратное. Боже... Это не про меня. Не должно быть про меня…