Текст книги "Это всё из-за тебя (СИ)"

Автор книги: Анна Никитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

С того самого разговора я больше не видела Кирилла Сомова. Кто говорил, что он уехал. Кто говорил, что перевёлся в другое место. Но больше мы не общались. И сейчас это упоминание болью отзывается внутри меня.

Ну зачем ты так? Зачем мучаешь?

Воспоминания комом в горле отзываются. Пелена застилает глаза. Не плакать. Нельзя позволить ему видеть мои слезы. Хотя очень хочется обнять себя руками и разрыдаться. От бессилия. От того, что он делает. От того, как сильна его ненависть ко мне. За что?!

Господи, как пережить этот год? Как?

Отвлекаюсь от воспоминаний, когда приходит ещё одно сообщение такого же содержания.

Мое фото и его подпись.

Кирилл Сомов: «Разве монашкам можно такое носить? Если так, то я готов записаться в послушники.»

С этим заявлением увеличиваю фотографию. Ничего криминального. Джинсовая юбка по колено и футболка. Открытыми остаются руки и ноги. К чему прицепился?

Анна Бурцева: «Прекрати мне писать. Ты меня отвлекаешь!» наконец набираюсь смелости и отвечаю.

Кирилл Сомов: «Если бы я тебя отвлекал, то ты бы не смотрела на мои губы.» читаю наглое сообщение и оставляю его без ответа.

Кирилл Сомов: «Хочешь, чтобы я тебя поцеловал?» прилетает следом сообщение. И от этого нахального сообщения я теряюсь. К щекам приливает краска. Мне кажется, сейчас я красная, как вареный рак. А губы жжет так сильно, будто обожгла их о горячее. Боже.

Кирилл Сомов: «Перестань сминать свои губы. Настолько не терпится?! Подожди до перемены.» приходит ещё одно сообщение.

Боже, что он творит?! Что он вообще себе позволяет?! Как смеет о таком говорить?! Боже... От одной мысли я чувствую себя грязной и опороченной им.... Боже... Он ведь ничего не сделал. Просто написал. Просто... Он ведь даже рядом не находится? Сидит в третьем пролёте, на самом последнем ряду. Но почему мне так паршиво от этих слов?!

Закрываю глаза и перевожу дыхание. Стараюсь урегулировать сердцебиение, которое по всем показателям улетело за пределы, и его точно нужно реанимировать дефибриллятором. Или чем там возвращают к жизни пациентов скорой помощи.

Анна Бурцева: «Ты... Ты как смеешь такое говорить?!» отправляю наглецу.

Кирилл Сомов: «Смею. Это же не я пытаюсь всем нравиться. Я плохой мальчик, помнишь ещё, аленький цветочек?! Кстати, ты не изменилась. Все такая же наивная.» читаю и не берусь комментировать его слова. Просто игнорю.

И вспоминаю, что говорила сама себе перед парами.

Не ведись на провокации. Игнорировать. Полностью. Не замечать. Только по делу.

Анна Бурцева: «Продолжишь мне писать, заблокирую.» отправляю в надежде, что подействует. Хотя с Сомовым это вряд ли прокатит. Но всё же я искренне стараюсь верить в его благоразумие. Но ошибаюсь в тотчас, когда прилетает ответ.

Кирилл Сомов: «Только попробуй!!!» приходит от него явно самое агрессивное сообщение из всех. Хорошо, в письме нельзя уловить эмоции. Это тебе не голосовые. Там все можно разобрать на буквы и эмоции. Вплоть до самого голоса. А на печатных буквах этого не отражается. Но, зная Кирилла, в это сообщение он явно вкладывает агрессию и злость.

Анна Бурцева: «Сомневаешься?» отправляю это с дерзостью и некой провокацией, что ли. Самой почему-то смешно становится.

Кирилл Сомов: «Да.» подтверждает мои мысли Кир. И я делаю то, что раньше бы никогда не сделала. Отправляю в черный список его контакт. И ухмыляюсь самой себе. Боже, оказывается, это приятно – что-то сделать назло кому-то, но в угоду себе. Может, и прав был Кир, что я постоянно наступала себе на горло в угоду другим?!

Нет. Это точно не правда. Я всегда действовала так, как хотела. Всегда слушалась родителей и делала всё, чтобы их не расстроить. Это нормально и правильно.

И, оборачиваясь, с довольным лицом смотрю в упор на Сомова, который строчит что-то в телефоне и хмурится. А затем слышу негромкое, но отчётливо разборчивое по губам и его эмоциям.

– Блять! – швыряет на стол телефон, натужно дышит и оборачивается в мою сторону с таким озверевшим взглядом, что мне поистине становится страшно. Я его боюсь. Боюсь вот этого Кирилла Сомова. С его бездонной чернотой глаз. С пляшущими в них чертиками. С его опасными чертами лица и стиснутыми кулаками. Напряжёнными руками и шеей, где крупная синяя венка пульсирует, точно в битве не на жизнь, а на смерть.

Господи, помилуй меня от этого разъяренного быка, вопрошаю с волнением про себя. Если бы можно было, я бы сейчас встала на колени и молилась о защите и прощении. Но читаю молитву про себя.

Больше он ничего не пишет, лишь яростно смотрит в мою сторону. Яростнее, чем прежде. Я же сижу неподвижно, как натянутая струна, высчитываю оставшиеся полчаса до окончания пары. Отчего моя спина и позвоночник начинают побаливать, и я концентрируюсь на этой боли. Лучше так, чем думать о Сомове.

Господи, ну почему с его появлением в моей душе поселилось смятение? А жизнь превращается в хаос? Почему Кирилл Сомов вечно в моих мыслях. Прошло только пять дней, а учиться нам ещё целых четыре месяца, не считая выходных.

По окончанию пары первым с места срывается Кирилл. Сам напросился. Чего беситься то?!

Выдыхаю. Складываю тетрадь, маркеры и ручки в сумку. Подхожу к преподавателю для уточнения заданий на следующую пару. Знаю, что половина нашей группы точно его не запомнит или не запишет. Отвлекаюсь на девчонок с группы и встречаюсь с Полей в цоколе после её пар и вместе идем через задний двор с парковкой к остановке. Болтаем обо всём, что у неё происходит в группе. Пока не цепляюсь взглядом с Кириллом на территории парковки академии. Он не один. Стоит с рыжеволосой девушкой, обнимая её за талию. Она что-то шепчет ему на ухо и смачно прижимается к его шее. Перехватывая мой взгляд, он подается к ней и грубо прижимая к себе, целует.

Он её целует.

Целует.

Её.

Мои губы печет, как будто это он меня поцеловал. Столь же грубо. Властно. Нахально. И больно. Так больно, что глаза увлажняются отчего-то. Неужели это назло мне?! Дурак. Господи, какой же дурак. Больной. Придурок.

Нет. Правильно. Правильно, что заблокировала. От него надо держаться подальше. Но как?! Как? Когда он сидит в голове?! Как отвязаться?!

Мысли прерывает гогот парней и визги девчонок. И я возвращаюсь в реальность. Их причмокиваний нет, но от того, как Аверина трется об него, всем видом показывая свою заинтересованность, меня выворачивает наизнанку. Господи, сейчас точно готова опустошить весь свой желудок прямо на асфальт академии. Дышу глубже. Все же затаивать дыхание и останавливать жизненно важные процессы – не самая хорошая идея. Но если именно он вызывает эту эмоцию, что я могу сделать?! Изменить не в силах. И так бегу от него со всех сил, давая себе установки.

Не видеться. Не смотреть. Не говорить. Не думать.

Отвожу взгляд от этой парочки и продолжаю идти, пока звёздная троица с автомобильной пробуксовкой не проносится мимо нас с сестрой. Последним в этой цепочке проезжает Сомов. Замедляет движение около нас и потом срывается резко вперёд, обгоняя своих друзей, занимая лидирующую позицию. Капитан, чтоб его. Во всем нужно быть первым. Бесит.

– Я бы прокатилась на его тачке, – улыбаясь, говорит Поля.

– Не вздумай. Не смей к нему даже приближаться, не говоря уже о том, чтобы садиться в машину! Поняла меня?! – рявкаю на сестру.

– Почему?! Половина нашей академии с ним покатались и ничего, живы-здоровы, – комментирует мой резкий выпад сестра. Но то, сколько человек побывало в его машине, меня почему-то задевает. Странно, но факт.

– Он не тот, с кем стоит связываться! Просто пообещай, что ты не сядешь к нему в машину. – в упор смотрю на сестру.

– Ладно, обещаю, – снисходительно говорит Поля. – Умеешь ты обломать крылья. Надо было поступать в Питер, подальше от контроля нашей чокнутой семейки, – в сердцах заявляет Поля.

– Поля, ну что ты такое говоришь, родная? – беря за руку сестру, улыбаюсь ей. – Ты слишком романтизирована для Питера.

– Лучше быть романтичной, чем занудой. И жить по указке родителей, не смея самой принять какое-то решение, – беззлобно говорит сестра. Это то, к чему она стремится всегда: стать независимой. Целой. Одной. И это то, чего так панически боюсь я.

4

Хочешь, чтобы я тебя поцеловал? Бурцева Анна.

Пока идем к остановке, я то и дело мыслями возвращаюсь к Сомову. Прокручиваю в голове каждую фразу. Усиленно разбиваю каждое сказанное им слово на несколько частей. На буквы. Добираясь до смысла. До того, как может то или иное сказанное им слово иметь значение. Какую эмоцию несет.

Хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

Я...

Тебя....

Поцеловал...

Интересно, какой он на вкус?! Терпкий?! Пряный?! Обжигающий?! Солоноватый?! Какой он, Кирилл Сомов!? Как он целуется? Дерзко?! Смело?! Или нежно?! Может ли быть он нежным?! От одной только мысли о поцелуе, бабочки в моем животе начинают свою вакханалию. Там собралось их по меньшей мере, тысячи, а то и сотни штук крылатых. Порхают. Будоражат своими крылышками самые сокровенные участки тела. Самые чувствительные точки настолько остро ощущаются, что игнорировать просто невозможно. Они, как кровоточащая рана, пульсируют настолько, что отдаётся по всему телу.

Боже, что это?! Неужели я правда хочу почувствовать вкус его губ? Это понимание приводит меня в неописуемый ужас и трепет.

Боже, как я вообще могу об этом думать?! Это же грех. Грех об этом думать. Нельзя, Аня, нельзя. Я же приличная девочка.

Господи, этот Сомов точно посланник по мою душу. Тот самый змей искуситель.

Отгоняю мысли о Сомове и только потом понимаю, что мы уже проехали половину пути до школы, где учатся сестры, а Поля за это время не проронила ни слова. Обычно эту болтушку не остановить. Она вечно разговаривает и много смеется. Её раскрепощённости я завидую белой завистью.

– Ты обиделась на меня? – спрашиваю сестру после нашего диалога на парковке.

– Нет, – бурчит сестра, не отрывая взгляда от происходящего за окном трамвая пейзажа. Значит, обиделась. В любой другой день она бы меня уморила рассказами о своей группе, о придурках мальчиках и, конечно, о выходе нового сериала на нетфликс. О последнем: это наш с ней совместный секрет. Мне тоже нравится там зависать. Но телевизор, как и пользование телефоном, у нас строго по времени, и задержаться в интернете мы можем строго по учебе. Папа проверяет историю нашего поиска каждые тридцать минут. И сильно возмущается, если мы сидим слишком долго.

– Ну, не злись, пожалуйста, – толкаю легонько своим плечом сестру и слегка улыбаюсь. – Хочешь, я что-нибудь для тебя сделаю? – предлагаю пути примирения. – Ммм, банановый пирог, например, – задумчиво произношу. Это блюдо считается моим коронным в нашей семье и любимым блюдом Поли. За него она, как поётся в песне, готова душу дьяволу продать. И это точно не шутка.

– Хочу! – загорается, как новогодняя лампочка, сестра. И удивляет меня следующим предложением. – Но не пирог, – решительно и смущенно произносит сестра с таким блеском в глазах, что это предложение мне уже не кажется хорошим. Это точно что-то запретное.

– Ладно, – примирительно отвечаю её страсти. – Чего хочешь? – иду в лобовую.

– Я хочу пойти на «летник», – делая вдох-выдох и собираясь с мыслями, заявляет о своём желании сестра. И я прихожу в шок. – Пожалуйста, давай отпросимся у мамы, – жалобно просит Поля. Строя те самые кошачьи глазки, ради которых я душу точно готова продать. И чую, мне придётся это сделать сегодня. Врать маме и папе заочно. А я этого страсть как не люблю. Это же грех.

– Поля, милая, ты же знаешь, что родители будут против. Я сама не хожу на этот «летник». Была один раз. Нет там ничего интересного. Да и дел в церкви полно. Ты же знаешь, выходные мы посвящаем семье и работе на благо Господа Бога, – пытаюсь переубедить сестру.

– Ты была, а я нет, – с жаром говорит сестра. – Вот и я хочу посмотреть. Студенческая жизнь бывает лишь раз в жизни. Ну, пожалуйста, Ань, – просит сестра.

– А маме что скажем? – спрашиваю эту затейницу.

– Что пойдем на тренировку, пока площадка открыта. Ты на баскетбол, а я на плаванье, а сами рванем на пляж. Пожалуйста, Анют, – заглядывая в мои глаза своими печальными, с быстро хлопающими ресницами и выпяченной нижней губой так, словно она сейчас ударится в истерику.

– Ладно, вымогательница, попробуем. Но если не прокатит, я не виновата, – поднимаю руки в жесте капитуляции.

– Спасибо-спасибо, сестренка, – оживляется сестра, снова превращаясь в мою любимую озорницу. Поэтому до конца поездки я снова слушала её трель о новом герое, появившемся в новом эпизоде её любимой вампирской новеллы.

– Мам, мы дома, – говорю, как только мы с девочками входим в квартиру. Снимаем обувь. Нас встречает родительница.

– Отлично. Мыть руки, переодеваться и живо на кухню. Будете помогать с ужином, – с полотенцем в руках и фартуке говорит мама. Никто из нас не удивлен. Так всегда заведено. Пока отец занимается делами в церкви, мы с девчонками помогаем маме по хозяйству. Убираемся, готовим, развешиваем белье. Поэтому долго в своих комнатах не задерживаемся.

– Как дела в школе? – интересуется мама у близняшек. Эти две маленькие проказницы еще та головная боль. Подраться с мальчиками, причем мальчикам достается больше всех, подложить кнопку учительнице, поджечь бумагу в туалете, чтобы избежать контрольной. Две мастерицы на шалости. Гены их настоящих родителей берут вверх. Хоть мы их никогда не считали другими, сразу приняли в семью. Им было три, когда родители их удочерили. Что стало с их настоящими родителями – неизвестно. Нам лишь сказали, что девочкам повезло попасть в нашу семью.

– Хорошо. Я по алгебре пять получила, – делится Маша.

– А я три по английскому языку, – с грустью дополняет её Даша.

– Дочь, давай наймем репетитора? Сможешь подтянуть английский, – задумчиво произносит мама. И зная её, то она уже в голове все решила. И этот вопрос по сути может остаться без ответа. Ведь принятое решение нашими родителями означало всегда во благо нашей семьи и нашего будущего. Ведь нам никак нельзя испортить ту репутацию, что родители выстраивали годами. Поэтому слова «нет» в нашей семье звучать не должно. По крайней мере, от нас.

– Пять дней в неделю школа, три дня фортепиано. В выходные мы с Дашей в хоре в церкви. Еще и репетитор, мам? – сокрушается сестра.

– В нашей семье все с красными дипломами. Вот, посмотри на Аню и Полю, – кивает в нашу сторону. Пока я раскладываю мясо в горшочки, а Поля делает запеканку. – Так что репетитор не обсуждается, – заявляет мама, и Даша повинуется.

– Девочки, а у вас как дела в академии? – поворачиваясь к нам, спрашивает мама. Это означает, что вопрос с Дашей закрыт. Не зря наша мама смотрящая в женской общине при церкви.

– Всё хорошо, мама. Тебе не о чем волноваться. – отвечаем почти хором и смеемся от этого. Знаем, как на эти вопросы отвечать, чтобы не возникало никаких репетиторов и дополнительных занятий.

– Как твой баскетбол? Говорила с преподавателем? – интересуется по тому предмету, что горит красным у родителей. Единственная четверка была еле простительна родителями в том году. В этом они ожидают только пятерку. И то, что одна четверка не повлияет на красный диплом, их не волнует.

– Не очень. Виктор Иванович всё так же недоволен моей спортивной подготовкой. – с тяжелым вздохом отвечаю маме. – Вот как раз завтра поеду тренироваться на площадку в нашу академию. Пока та открыта. – нагло вру маме, но подмигиваю сестре, чтобы вступала в игру.

– О, ты тоже едешь в академию? – удивленно вклинивается в наш разговор сестра. – Тогда вместе поедем. Тренер недоволен моей спортивной сноровкой, – закатывая глаза, поясняет сестра. – Влепил мне отработку бросков и заплывов на расстояния. Вот пойду практиковаться, пока бассейн открыт. Обидно будет, если в первую же сессию завалю плавание, – с печалью делится сестра. И всё у нее так складно и так уверенно произносится, что даже я верю, что это не вымысел. Что у нее, правда, проблемы по этому предмету. Вот кому надо было идти в актерский. Взяли бы стопроцентно.

– Поверить не могу, что у тебя могут быть проблемы с плаванием. Ладно, Аня на воде, как топор. Но ты каждое лето, когда ездим на речку, и с тарзанки прыгать, и нырять умеешь, – сокрушается мама. – Может, нам стоит с преподавателем поговорить?

– Нет, мам, – отмахивается Поля. – Павел Сергеевич не любит, когда родители вмешиваются в учебный процесс. Ещё больше мне нормативов впаяет только, – с грустью делится сестра, смотря на маму в упор. И глазом не моргнет. Ну точно актриса.

– Хорошо. Учеба на первом месте, – со вздохом говорит мама. – Идите, тренируйтесь, но до десяти вечера чтобы были дома, – наказывает мама.

– Обещаем, – переглядываемся и выдаем хором. Поля ходит до вечера в приподнятом настроении. Глаза блестят. Уже предвкушает завтрашний день. Мы с девочками доделываем остальные дела по дому до возвращения отца.

Благо, ужин проходит в отличной атмосфере. Папа оценил наши старания к учебе и то, как серьезно мы к этому относимся, поэтому отпустил нас, как и мама, на «летник» под видом тренировки. Я же не люблю врать отцу, и вся эта ситуация угнетает. Такое чувство, что произойдет что-то запредельное. Что-то, чего я так боюсь, но отгоняю мысли. И когда мама подает чай и запеканку, мы приковываем взгляды к телевизору, иногда прислушиваемся к разговорам родителей.

– Отправка груза прошла успешно? – интересуется мама у отца.

– Да. Были, конечно, вопросы на границе, но все прошло удачно, – заверяет её папа.

– Ну, слава Богу. – крестится мама.

«– Сегодня днём была похищена пятнадцатилетняя девочка двумя неизвестными в масках в районе Парка Горького, – говорит ведущая с экрана телевизора. – Одета была в белую блузку и темно-серую юбку. На ногах девочки были кремовые балетки. Описание девочки на момент похищения: светлые волосы, серые глаза. Из особых примет: над губой родинка, а над правой бровью имеется шрам. Последний раз девочка выходила на связь в школе, говоря маме, что отправляется домой. Больше её не видели. Позже, как удалось установить по камерам, девочку схватили двое неизвестных. Очевидцам, кто увидит школьницу, просьба сообщить по номеру на экране.» высвечивается номер телефона и фотография девочки.

– Ужас. Бедная девочка, – комментирует Поля.

– И не говори. Бедные родители. Представляю, как они переживают, – поддерживаю сестру. А у самой озноб по телу проходит. – Вот таких, кто похищает девчонок, в ад отправлять и желательно с самыми ужасными мучениями, – в сердцах добавляю. В голове такое не укладывается. Среди миллиона жителей нашего городка бродят два психа, которые похищают девчонок. Страшно становится.

– Родителям надо было смотреть за своим чадом, тогда бы никто не похищал её, – спокойно комментирует мама. – А то выглядит как, прости Господи. – крестится снова.

– Мама, как ты можешь так говорить? – откровенно возмущаюсь. – Этой девочке пятнадцать лет, у неё есть семья. Она нормально одета. Да, юбка чуть выше колен, но это не повод похищать девочку, – возражаю ей впервые.

– Она на год старше близняшек, а если и их похитят, ты тоже будешь говорить, что это из-за одежды? – дополняет меня Поля.

– Сплюнь и покрестись! – возмущенно отвечает мама. – Их не похитят, потому что наши девочки скромно одеты. У них всё закрыто. В них нет соблазна для мужчины, – сдержанно поясняет мама.

– В этой девочке я тоже не вижу ничего плохого. Обычная девочка современного мира, – комментирую, уже трясясь. Обычно я не привыкла спорить с родителями и такие новости обхожу стороной. Но тут зацепило.

– Вот именно, современного мира, – с пренебрежением произносит мама. – Если бы придерживались заповедей и слушались старших, то мир был бы другим. И не было бы такого. А то, конечно, юбка покороче, грудь нараспашку. Вся такая из себя. А родители плохие, – в сердцах говорит мама. – А потом вот из-за таких и семьи распадаются.

– Мам, ты о чём? Ей пятнадцать лет. Какие семьи?! – изумленно спрашиваю.

– Только представьте, что этот недочеловек бродит в нашем городе и похищает, – вклинивается Поля. – У него есть семья, возможно, дети. Ужас. Я точно во времена Чикатило оказалась, – поежившись, делится Поля.

– Не знаю. Если бы я узнала, что тот, кто похищает этих девочек, является мне близким, я бы повесилась со стыда перед этими жертвами, перед их родителями. Это такой позор и пятно на всю семью, – отвечаю сестре.

– Поддерживаю. Я бы тоже с этим жить не смогла бы, – отвечает мне Поля. Но от того, как резко выключается телевизор, мы вздрагиваем. Скорее всего, отец взбешен, что мы имели неосторожность выразить свои мысли и тем более пререкаться с мамой. Только сейчас до меня доходит, что мы увлеклись.

– Живо по своим комнатам! – в звенящей тишине звучит строгий голос отца. И тут уже никто не осмеливается что-то возразить. Мы поднимаемся и уходим, понимая, что до утра лучше не показываться.

Уже в коридоре ко мне обращаются младшие.

– Ань, поможешь с алгеброй? Там задание одно. Я не могу разобраться, – просит Маша.

– А мне с английским, – спохватывается вторая. – Пожалуйста.

– Ладно, помогу, – отвечаю девчонкам, ласково прижимая к себе.

Остальную часть вечера провожу с мелкими и доделываю свои практические. Параллельно кидаю в группу задания и необходимую информацию.

– Спокойной ночи, девочки, – целует нас с Полей в лоб мама так, будто и не было этого инцидента за столом. Мы же просто не затрагиваем дальше эту тему. И она уходит в комнату близняшек, потушив главный свет в нашей комнате, оставив прикроватные бра у каждой постели.

– Я договорилась с Наташей, она нас будет ждать в паре кварталов от нашего дома, – тихонько информирует Поля, с воодушевлением подпрыгивая на своей кровати. – Главное – не забыть купальники и сменную одежду.

– Я не собираюсь купаться, – заранее информирую сестру, чтобы не обнадеживалась. Я не разделяю того восторга, что присущ ей по поводу этого праздника студентов, и любви к воде. – Плавать не умею, а утонуть – в мои планы не входит. Извини, – не отлипая от телефона, отвечаю ей.

– Душнила, – поясняет сестра, перепрыгивая на мою часть кровати. – Можешь хоть раз расслабиться? Ничего не контролировать, просто наслаждаться.

– Ты же знаешь, не могу. Контроль – моё всё, – отвечаю сестре.

– Ну, попробуй разочек, ради меня, пожалуйста. – снова включает свое обаяние и ту светлую ауру, которой ну просто невозможно противостоять.

– Снова ты включаешь свои штучки. – смеясь, отвечаю. – Ладно, попробую. Но обещать, что мне понравится, не буду. – снисходительно отвечай этой колючке, лишь бы на сегодня оставила меня в покое.

– Вот завтра и попробуешь, – потирая ручки, говорит Поля. – Сомова всё равно там не будет, – зачем-то поясняет сестра, залипая в телефоне со своими новеллами. С упоминанием его имени в голове эхом повторяется: хочешь, чтобы я тебя поцеловал… Словно заезженная виниловая пластинка. В животе собираются бабочки и создают свой невидимый танец. Кровь по венам ускоряется, словно марафон отыгрывает, а во рту собирается вязкое слюноотделение. С трудом сглатываю. И аккуратно через себя выпускаю воздух, набирая как можно больше кислорода в легких. Чертовая аритмия.

– Ну и зачем ты мне об этом говоришь? – как можно безразлично спрашиваю.

– Думаешь, я не вижу, как вы друг на друга смотрите? – поднимая бровь, говорит сестра. – Да он влюблен в тебя! – с таким жаром выдает сестра, что меня подбрасывает на кровати. Сажусь и в упор на неё смотрю. Не шутит.

– Поль, ты в новеллах пересидела? – серьезно спрашиваю сестру.

– Я серьезно, – отвечает сестра и откладывает телефон. С ней же это происходит не часто, и только что-то слишком заинтересованное может её отвлечь. – Я же вижу, что между вами есть какие-то отношения? – перепрыгивая снова на мою сторону, интересуется эта любительница историй. – А ты в него влюблена? – допытывается сестренка.

– Между нами нет ничего. Мы учимся в одной группе и всё. – отрезаю сказанное, чтобы не нафантазировала лишнего, а то она умеет. На это сестра лишь громко фыркает и закатывает глаза.

– Ну да, конечно, нет ничего. – разводит руками. – Такое «нет», что поднеси между вами спичку, она самовоспламенится.

– Так, любительница новелл и любовных историй, дуй в свою кровать и это кстати, я забираю, – показываю на телефон в моих руках. – Завтра утром отдам. На сегодня с тебя хватит. – укладываю его под подушку рядом со своим.

– Отлично! – дуется сестра, но ехидно добавляет. – Тогда я буду думать о вас и о том, как вы с Кириллом страстно сходитесь в поцелуе. – еще и показывает наглядно, выпячивая свои губки в воздух и прикрывая глаза. – Вот так, да… Целуй меня, Сомов, целуй… – насмехается сестра, за что от меня прилетает подушкой… И тогда уже вместе смеемся.

– Да ну тебя! – выключаю свет и отворачиваюсь к стенке. – Спокойной ночи. – желаю сестре. Еще не осознавая, что мечты сестры будут преследовать меня всю ночь.

5

Как будто я не помешанный на ней придурок. Кирилл Сомов.

В который раз после моего возвращения на родину зависаю в тренажерке недалеко от торгового центра, куда часа три назад отвез мать по её женским делам. Меня мало волнует, что именно там у них происходит в этот момент, но после исчезновения моей младшей сестренки, безопасность дорогих мне людей стала моим фетишем. Помешанный на контроле псих. Снаружи может я и кажусь машиной и бесчувственным, сука, роботом, скрывая все за ухмылками, бухлом и спортом, и теми телками, которые не прочь перепихнуться разочек, с условием, что когда-то позвоню. Естественно не перезваниваю. Ебал я вашу любовь с седьмого, сука, класса.

Беговая дорожка, турникет и в заключение груша. Ебашу эту штуковину до седьмого пота. Проношу в голове. Кристина… Аня… Кристина… Аня… Сука. Последнюю же клялся не вспоминать. Заблокировала и хуй с ней. Думал, отпустило, отлегло. Но ни хрена. Ноет, словно раскаленным растительным маслом по телу прошлись, особенно в районе солнечного сплетения, сердца и паха. Гудит всё при упоминании о ней. Только сильнее выкладываюсь. Подойди сейчас ко мне кто-нибудь, уложу с первого, блять, раза.

Этот зверь, что вырывается из меня с каждым разом, захватил ещё в школе. Тогда думал: пубертатный период, ну у всех пацанов бывает. Драки, секс, алкоголь. Все мы меняемся, и гормональный наш фон тоже меняется. Поэтому и такие приливы. Но сука, позже понял, что с ней одной так накрывает. Казалось бы, ну общается она с другим пацанами в школе и с этим мудилой Костей, что такого. Остальные девчонки тоже общаются, но почему-то хотелось каждому разбить что-нибудь в принципе, что иногда и делал. Задевал специально противника, дрался с теми, у кого видел к ней точно нездоровый интерес. Они отслаивались от нее сразу же. Единственный иммунитет был у Костика. Он же положительный со всех сторон. Сын патриарха церкви. Репутация, словно СИФ для унитаза, смывает всех конкурентов в водосток, так что не подкопаться. Что меня и бесило в нём, ну нельзя быть таким по всем фронтам. Искал. Задевал. Но все, мать вашу, не в мою пользу.

Чтобы хоть как-то перестать о ней сохнуть, заводил отношения с другими девчонками. Но все не то. Все не те. Расставался и снова начинал изводить себя общением с единственным аленьким цветочком, который в моей жизни остается лишь тем самым пределом мечтаний. Она такая одна. Такая не похожая на остальных. Такая красивая. Непорочная. Но такая, что, блять, невозможно оторваться. Голубизна её глаз отражает небо, вздернутый нос, пухлые розовые губы, которые она иногда облизывала или обхватывала ими ручку, когда глубоко задумывалась. Они меня манили. Мне хотелось их целовать. Господи, как же мне хотелось её поцеловать. Это до сих пор пункт номер один в отношении Анюты.

Интересно, какой бы он был на вкус?! Как её любимое лавандовое мороженое или как сахарная вата, что в детстве покупали родители, а она тает во рту, но оставляет липкими руки. Или как выкуренная первая сигарета Malborro за котельной школы?! Парадокс, да?! Мне двадцать четыре года, а я все так же сохну по одной и той же девчонке. До сих пор думаю о первом поцелуе с ней. Да сейчас ты точно подумаешь, что я кретин. Что за это время можно было перецеловать сотню девчонок, липнущих после каждого отыгранного периода. Но я, сука, грезил одной. Грезил ей, когда провожал до подъезда, в котором она жила с предками. Когда сидели на уличных трибунах и рассматривали облака, как учил играть в баскетбол. Когда она улыбалась, когда смеялась над моими, казалось тогда крутыми шутками. Но позже понимал, что шутки были тупыми. Но она не говорила ни слова, а просто смеялась. Искренне. Без подтекста мне понравиться.

Мне нравилось и до одури вставляло, когда она краснела и стеснялась при виде моего оголенного торса, но украдкой подсматривала. Как она искренне болела за меня на игре, крича с трибуны «Вперед, Сомов», «Вперед, Тигры». Она всегда приходила. Знала, что для нашей «дружбы» это важно. В какой момент из детской дружбы «навсегда» все перетекло в ебаную крышесносную любовь у меня?! С того момента, как этот Костя стал уплетаться за ней?! Или с того момента, когда я в порыве очередной ссоры разорвал подвеску, разделенную у нас на части. Части магнита, который как притягивается, так и отталкивается. Так он теперь у меня под кожей выгравирован в районе сердца.

Но с какого момента все основательно стало меняться, я не вкусил до сих пор. Страдал от депрессии. От невозможности общения с ней. По нашей чертовой дружбе, которой мне не хватало. Один раз, помню, позвонил ей на сотовый, ответила её мама, попросив больше сюда не звонить, не компрометировать её дочь. У неё есть молодой человек, и он им очень нравится. С того дня я поставил цель: забыть, кто такая Анна Бурцева! И вроде справлялся же до того, пока Тина не сказала, что они расстались. Пока снова не увидел её в этой проклятой академии.

Всего год разницы, а получилось, что совпали с ней по всем фронтам. И группа, и расписание, и время посещений. Пытался держаться, но сука вдохнул её запах и, блять, все, кукуха, привет. Понял, что я запилен на ней уже точно досконально-основательно. Понял, что-либо добьюсь сейчас, либо потеряю раз и навсегда. Понял, что где-то на подкорках есть внутри неё какие-то эмоции ко мне. Если был парень или плевать на меня, не дергалась бы так. Не выражала эмоций. Злости. Та же блокировка уже проявление каких-то эмоций. Это лучше чем безразличие. Итог всего этого: я такой запиленный придурок, как мои предки. Она на всю жизнь. Это, по всей видимости, у Сомовых где-то на генном уровне заложено. Мои прадеды, деды были остро заточены на всю жизнь с одной женщиной. До конца. До победного. Как, собственно, и мой отец.