Текст книги "По своим следам (СИ)"

Автор книги: Ande

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Андрей Владимирович – крайне вежливо сказал он. – Ольга Владимировна просила пройти в дом и её обоождать.

Я было заикнулся, что подожду в такси, но не драться же с охраной! Потому что он уже распахнул калитку. Во дворе мидовского двухэтажного, судя по всему, офисного дома – небольшой заснеженный сад, с расчищенными дорожками, и каменный флигель. И этот флигель – дом семьи Ольги. Чтоб я так жил! Внутри Садового кольца, между Остоженкой и Арбатом. Свой дом. Скромный, двухэтажный, метров триста квадратных. Хотя нет. Полуподвал тоже жилой. Все четыреста метров. По нарядной лестнице с красивыми перилами поднялся в прихожую. Скинул пальто и прошел в гостиную. Где был встречен приятной женщиной лет сорока, в платье горничной!!!

– Андрей Владимирович! Ольга со вчерашнего вечера собирается, – приятно улыбнувшись заложила она Мединскую, – сейчас будет. Может быть чаю?

Попросил кофе и осмотрелся. Поймал себя на том, что ищу на мебели и картинах инвентарные номера. Зависть, чего уж. Одернул себя. И тут вошла Оля. Черное платье, чуть длиннее чем давешняя Шанель. Туфли на тонком высоком каблуке. На шее скромная серебряная цепочка со скромным кулончиком, гадом буду, от Тиффани. Браслет на левой руке той же фирмы. И микроскопические бриллианты-гвоздики. По пол карата, не больше. И все вместе это производило ошеломляющий эффект.

Удовлетворенно улыбнувшись моему смятению, она сказала:

– Привет, ну что, поехали? – подошла и поцеловала меня в щеку, и стерла пальчиком поцелуй.

Пошлая норковая шуба, это не стиль Мединской. Невесомый соболь. Сумочка Биркин.

– Ты же сам просил сдержанно консервативно! – убедившись что я полностью уничтожен сказала она.

Так у таксиста повилось еще оно поручение. Я привез Лахману бидон красной икры. Обычный трехлитровый бидон, которым мы иногда ходили за пивом. Думал, что спокойно придем в Большой с ним. Я, девушка и бидон. Ну, типа я так обычно на балет и хожу. Но короткая соболья шубка. Умопомрачительные ноги. И я с бидоном, – показалось мне несколько чересчур. Поэтому в фойея вошел под руку с Олей, и сзади шел таксист с икрой.

Михаил Исакович при виде Мединской пришел в эсктаз.

– Боже мой! Какое счастье, Оленька познакомится с вами. Казалось бы мне, в Большом, не привыкать к красоте. Но я потрясен. Андрюша! Не хмурся. Я пожилой человек. У меня уже не только импотенция, но и продана дача! Я думал, что взираю теперь на мир снисходительно! Что мне не о чем жалеть! Но Оля, вы перевернули мой мир.

На этом фоне икра не вызвала ажиотажа. Андрюша, ты думаешь если раздать по икринке кордебалету они будут лучше танцевать? Пойдемте я вас провожу. Какой бенуар? Бельэтаж Ольге подходит гораздо больше!

Мы уселись в ложе после третьего звонка. Ольга смеялась и говорила что врет старый хрыч, Он еще вполне мужчина, так что бойся Петров. Уйду к Михаилу Исаковичу.

Потом заиграли увертюру. И Ольга пропала из жизни на весь спектакль. Я считаю, что постановка Григоровича – это настоящее достояние страны. Кончится нефть и газ. А Щелкунчик останется. Смотреть на неё было настоящим удовольствием. Она так по детски восхищалась.

Все было настолько здорово что мы даже не пошли в буфет. Потому что Ольга трещала не останавливаясь, про то что это ужас, я столько в Москве, и только сейчас увидела русский балет! Ты, Андрюшечка, теперь за все прощен, даже если виноват. Ты мне подарил такой восторг.

А со спектакля мы поехали ко мне домой.

Глава 33

Странно чувствуешь себя, зная наперед, что будет. Девяносто первый год проклинают в моей стране почти все. Одни считают его годом катастрофы. Другие годом несбывшихся надежд. А я никак не считаю. Кто я такой, чтобы оценивать исторические события?

Проходя этой дорогой второй раз, я все больше убеждаюсь в железной неотвратимости происходящего. И что не было внешнего вмешательства. Ни мировой закулисы, ни ЦРУ. Да и вообще, запад молится на Горбачева, пообещавшего перестроить страну, и сделать из казармы жилой дом. На перестройку промышленности и страны, СССР получил фантастические деньги. Ни до, ни после в истории такого не было.

Когда говорят, что СССР проиграл холодную войну, я не возражаю. Но почему то все время думаю, что проигравшая сторона не получает контрибуцию. А Союз получил ДЕВЯНОСТА ТРИ МИЛЛИАРДА долларов. Даже случись война СССР – Европа, и выиграй её Союз, в итоге вышло как бы не меньше. Так что не все так просто. И разваливали Советский Союз не пиндосы. Ну кто уничтожает должника? Насколько я помню, после развала Союза в штатах царила растерянность, и паника на биржах. Верный признак неготовности и неожиданности.

Стыдно признать, но я, глядя на всю эту перестроечную движуху, требующую свержения Горбачева и НАСТОЯЩИХ реформ, испытываю не только тоску, а еще и некое злорадство. Вы ребята, всё получите. И вынужденные, путь и половинчатые, но настоящие реформы. И капитализм. Всё, блять, как хотели. А уже в девяносто третьем поднимется нечеловеческий вой, что обманули. Но фарш не плавает два раза по одной и той же реке. Это ведь не правда, что все комсомольские и прочие функционеры стали олигархами. Олигархов в России будет чуть больше двухсот. А остальные, домитинговавшись до развала государства, сгинули вместе с ним. Все эти молодые научные сотрудники, молодые специалисты, кинодеятели, писатели, журналисты. Добьются прежде всего обнищания. Заодно развалив СССР. Особенно мне нравится, что много позже, беседуя с такими перестроечниками я спрашивал, но ты же САМ этого всего добивался. Хули ты недоволен? В лучшем случае меня в ответ называли тупым торгашом. А часто с пеной у рта доказывали, что они хотели счастья всем, даром…

Хотя, многие все же переобулись. Тот же писатель Поляков. Как он жжот сейчас совок глаголом! Но, всего пять лет, и патриотичность, с презрением к бизнесу, овладеют им безраздельно. И конечно же он – ни при чем. Он всегда был за социализм. И таких несть числа. Целое государство развалилось, а виноват Горбачев. Единственный, кто и вправду хоть как то пытался что то сделать.

Как солидные бизнесмены, мы с Серегой теперь начинаем утро с изучения прессы. Нанимая людей, нужно быть готовым к тому, что они будут определять твой образ жизни. Ирка Малкова, пока мы слонялись по Камчатке, решила, что нам необходима пресса. И оформила подписку с доставкой. И мы теперь утром изучаем Коммерсант, Правду, Московский Комсомолец, Красную Звезду, Огонек, Московские Новости, прости господи, и еще кучу изданий.

– Андрюха, раз такая пьянка, я ввожу должность главного аналитика.

– Это ты к чему?

– Это я к тому, что я нихера не понимаю, Андрей. Вот смотри, в Коммерсанте пишут, что Советский бизнес уверенно выходит на международные рынки. А в газете Сельская Жизнь пишут о созыве всекрестьянского слета, в связи с катастрофическим состоянием дел в сельском хозяйстве. Мне кажется, что здесь некое противоречие.

– Да ладно?

– Точно тебе говорю. Короче, принимай по совместительству Аналитический департамент, и доложи коротко и внятно, что происходит, что будет, и как жить.

– Велик ли оклад главного аналитика?

– Вот не нужно этого. Я знаю, что ты не такой.

– Я более чем такой! И деньги вперед. Вот этими двумя фразами я тебе коротко доложил свои аналитические выводы.

– Нет, ты мне поясни, чего ждать и почему. Чего они с этим Ельциным носятся? За что Рыжкова сняли?

– Эх, Серега! Уже пять лет перестройка идет!

– И что с того?

– Ну как же! Почему у среднего гражданина до сих пор не появился свой дом с бассейном? Пять лет народ терпит эту перестройку, а бассейн так и не образовался. Да и дом тоже. Хотя гражданин честно спит за столом на работе с девяти до полшестого. В институте по повороту северных рек на юг. Гражданин, понимаешь, – зам начальника отдела по повороту Лены в Каракумы. Защитил кандидатскую! Работает над докторской, по теме «Сохранение водных обитателей реки Лена в условиях Каракумов». А признания заслуг, в виде жалкого домика с бассейном – нет. А у врагов? У них достаточно быть экскаваторщиком. И две машины, бассейн и раз в год на Гавайах.

– Но почему?

– Спасибо за вопрос, Сергей. Потому что канадский экскаваторщик роет яму под фундамент торгового центра. А поворот рек нахер никому не нужен.

– Черт с ним, с научным сотрудником. Но почему наш, правильный экскаваторщик, страдает?

– Потому что единственное место, где ему нормально заплатят, это на повороте рек на юг. А этот поворот никому не нужен. Это вызывает чувство протеста.

– То, что не нужен, или что платят только там?

– Все вместе. Если говорить серьезно, то народу дали свободу. И он не знает что делать. Помнишь: «Можно все, что не запрещено законом»? Тут бы экскаваторщику выкупить свою технику и в дачный кооператив, копать ямы под сортиры. Но он менжуется и не очень понимает как и что. И сильно недоволен коллегой, который не зассал и обслуживает уже пятый дачный кооператив. Короче напряженно сейчас. Появляются богачи, народ злится.

– То есть ты намекаешь, что массы готовы променять свободу на раскулачивание?

– Дык с наслаждением! Свобода – трудный инструмент жизни. А приказ и все в ногу – просто. Плюс наказать всех, кто выпендрился. Да за это весь пролетариат проголосует! У нас ведь справедливость, это не каждому по способностям. А всем поровну.

– Смотри, в Звезде пишут о подготовке всесоюзного совещания офицеров. Отстоим любимую Родину, СССР.

Я поморщился.

– Вот как только я слышу слово Родина, с большой буквы, так сразу ожидаю какого то идиотизма. Устроили понимаешь, аттракцион любви к отечеству. Я не помню кто, Серег, но кто-то явно великий сказал: «Когда мужик не способен любить женщину, он начинает любить что попало. Родину, партию, профсоюзы и пельмени».

– Как думаешь, Андрей, спартаковские болельщики под это подходят?

– Я потрясен глубиной твоего понимания вопроса.

– А выводы?

– Открываем Коммерсант, и вот здесь, на странице семь, читаем разъяснение ЦБ по доступу к коммерческому курсу рубля и обмену на доллары. С долларами не пропадем.

– Эмиграция? По канону, через Турцию на Балканы и в Париж?

Открылась дверь, вошла Наталья.

– Я слышала слово Париж?

– Это такая деревня между Уфой и Челябинском, Наташ. Тюремная зона, заводик. Милейшее место.

– Какой же ты противный, Петров.

– Солнце, если все будет нормально, съездим мы с тобой в Париж. Вот противный Андрюха денег нам заработает, и поедем.

– Съела, Гаврилова? Я-то не удивлен. Я так-то всем нравлюсь, просто кое у кого плохой вкус. Но только великий Постников знает, что центр галактики – это я.

– Сереж, он сейчас денег просить будет.

– Ты права, но мы не будем потакать. Нет.

– Я поехал в Тверь. Боря мне давно предлагает должность экспедитора. Изучу вопрос.

– Андрюш. Тут Адмирал звонил. В субботу в МДМеконцерт рок-лаборатории. Вы с Ольгой пойдете? Чтоб он вас в списки внес?

– А то! Хотя я, конечно, уточню у их высочества. Может ведь начать морщить нос, делать лицо.

– Нет, она то по любому пойдет. Я с ней говорила. А во ты… Прекрати таскать девушку по помойкам!

– Знаешь что?! Между нами все кончено! Сергей. Мне больно это говорить, но Наташа, только что, назвала чебуречную на Колхозной – помойкой!!!! – снова повернулся к Наташке – Прощай, Наташа. Знай, ты мне всегда нравилась. Серега. Убей её быстро. Не мучай.

Уходя, я услышал.

– Бросай все, поехали. Ты там ни разу не была?!

Никакой срочности в поездке в Калинин нет. Но я теперь на машине. И я её слегка проапгрейдил. Забрав её из гаража для дипломатов, приехал в родное тушинское ГАИ. Там мне сказали, что иномарки сейчас в Москве ставят на учет в одном месте, на Дмитровском шоссе. Я не поленился прорваться к начальнику ГАИ Федору Андреевичу Кучме. И подарил балык красной рыбы. Он обозвал меня хитрожопым комерсом, и снял трубку. На Дмитровке меня приняли без очереди с максимальным респектом. И я не обманул их ожидания. Открыл багажник и вручил две теши. И уехал через час с номерами.

В процессе всей этой езды я несколько разочаровался в управляемости авто Вольво 240. При весьма бодром движке какая то американская валкость и невнятность. И я, не откладывая, загнал тачку в мастерские на полигоне МАДИ, в Черной Грязи. Амортизаторы пожестче, низкопрофильная шипованая резина. Стало получше. Но чтобы понять до конца, что же мне досталось, я решил сгонять к Боре. Да и вопросов накопилось.

Проезжая Химки я посмеивался и вспоминал вчерашний день. После посещения Большого, Ольга потащила туда свою маму. Мне позвонил Лахман и задумчиво поинтересовался, кто такая моя девушка? Потому что она с, судя по всему, своей мамой, сидят в правительственной ложе в компании с Раисой Максимовной и её дочерью. И наслаждаются «Спящей Красавицей». Честно ответил, что вроде бы мидовцы.

А вчера я назначил ей свидание на Кропоткинской. И с таинственным лицом увез на Колхозную.

– Понимаешь, Оль. Наши отношения перешли на тот уровень, когда я не могу не поделиться сокровенным.

Взял её за руку и привел к витрине.

– Что?! Чебуречная? Петров, ты идиот?

– Смотри мне в глаза. Запоминай. Эта чебуречная существует уже тридцать лет. И будет существовать еще столько же. А то и дольше. Вокруг будут рушится империи, идти войны и кризисы. Но это место останется таким же как было. И будет делать лучшие в стране чебуреки. Пойдем.

Очередь была небольшая. Я взял два чебурека ей. Три себе. И четыре стакана компота. За стоячим столиком мы оказались в компании двух мужиков в брезентовых спецовках, по виду шпалоукладчиков.

– Понимаешь, Оль, это абсолютно священное место. Вон там. – я ткнул пальцем за окно – была башня Якова Брюса. Он был весьма продвинутый колдун и чернокнижник. И, по слухам договорился с существами нижнего мира о золоте. Зря что ли Россия двадцать лет воевала? А перед смертью он запечатал дорогу в ад. Но, по закону компенсации, открылись небесные врата и пролили благодать. С божественной точки зрения прошло мгновение. Но благодать пролилась тридцать лет назад. На эту чебуречную. Вкуси же дщерь человеческая!

Она фыркнула. Один из шпалоукладчиков деликатно откашлялся и сказал:

– По другой версии, Брюс здесь грохнул демона. Вот в этом самом месте. И пригласил Патриарха. И они замолили это место. Ну и чебуречная конечно не могла потом не появиться.

– Девушка, не слушайте их. – Из за спины к нам за столик влез какой то дед. – Это Брюс был демоном. Но патриарх его посохом. И отслужил всенощную.

Сказать что Мединская не была потрясена, ничего не сказать.

– Понимаешь, я у Вонегута прочитал, что американский парень, идя в бой, говорил, что он умерт за то, чтоб американцы ели биг мак, и картошку фри. А у нас все за Сталина, да за партию. Так вот, я буду защищать Родину от врагов за эти чебуреки.

– А за меня? – прищурилась.

– Это по умолчанию.

– Портвею? – разрядил напряженность один из работяг.

– Спасибо, у нас собой. – с достоинством ответил я, и достал фляжку.

А потом за столиком настала тишина. Потому что смотреть как Олик ест чебуреки это что то. Как сок стекает по губам и подбородку, и она их вытирает, а он опять течет, и она смеется. И говорит, что такой вкуснятины даже представить не могла. Правильная все же девчонка. Потом мы все выпили еще по чуть-чуть, и преисполненные взаимного уважения попрощались.

Мы шли по Сретенке к бульварам, и я говорил, что гастрономическое познание своей страны гораздо лучше чем книжки. А она отвечала, что ей страшно понравилось, но она на миг подумала что я собрался ей признаться что уже женат. А я отвечал что ты же поняла, что есть вещи поважнее? А она залепила мне снежком в спину и попробовала убежать… И я читал ей Визбора, раз уж Сретенка.

Солнце дрожит в воде,

Вечер уходит вдаль.

Вот уж который день

Я прихожу сюда

Слышать, как ты поёшь,

Видеть, как ты плывёшь.

Парус крылом взмахнёт,

Сердце на миг замрёт.

Но вот пришла зима,

Речка белым-бела,

Свёрнуты паруса,

Хмурятся небеса.

Снег и печаль кругом

Кружатся в ноябре,

И не махнёт крылом

Парусник на заре.

Значит, они созвонились с Наташкой. Не верю, что Ольга жаловалась. Скорее Наталья думает что знает, как я должен поступать. Интересно, а поход на концерт рок-лаборатории, у Наташки как считается? Светским мероприятием? Насколько я помню такие концерты, ко второму отделению трезвых не будет нигде, ни на сцене ни в зале.

– Нельзя быть таким идиотом, Пит! – Боря наконец то нашел нужную интонацию для разговора со мной. Он теперь просто орет все что считает нужным. И мы прекрасно ладим.

– Нельзя было договорится, чтоб они заплатили сначала вам! Как мы будем выкупать новые опционы? А?

Но в принципе, как я и думал, все нормально, кроме того, что Боря попросил уже присмотреть здание. Там он разместит головной офис и вообще, ты Пит подумай. Я тебя всегда возьму вице-президентом, а вторым Серегу. А Толяна генеральным. Красавец-парень. И вообще, все слишком легко. Я нервничаю.

Вечер прошел в телефонных разговорах. В основном с Ольгой. Я пожаловался на Наталью. Ольга смеялась и уверяла, что ей и вправду понравилось. И она оценила, что первый ресторан куда я её позвал, был ресторан русской кухни. А я просил не язвить, и просто знать, что впервые в Макдональдс я зайду в двухтысячном году. Даже со мной не пойдешь? Даже тебя не пущу! Я там уже была. Здесь в Москве? Нет во Фриско. Это не считается. Кстати, а ты не скажешь, кто вам Раиса Максимовна? Мама у неё в Фонде Мира работает. Они не то чтобы дружат, но вместе пьют кофе. Скажите пожалуйста. Я то думал, что вот – родственники, приятели, друзья, знакомые. Но есть еще такая градация – вместе пьют кофе.

Обсудили поход на концерт. Оказывается она вполне вкурсе. Ей не нравится Титомир. И вообще вся псевдо-негритянская лабуда. А вот эта песня, «На заре» просто обалдеть. А так ей конечно же нравится Дюран Дюран. И вообще Петров мы не танцевали ламбаду. Или ты не танцуешь? И еще куча всяких названий, из которых я узнал только Принца и Мадонну с Майклом Джексоном. В общем я заеду за тобой часов в семь. В этом случае обноски как раз подойдут. Она весело фыркнула и мы попрощались.

Потом я позвонил Леониду. Он конечно же идет. Нужно только Тляна найти, а то уже с прошлого года не показывается. Завис там у Ирки. А она что говорит? Уехал в Н-ск. Обещал максимум завтра быть.

А потом позвонил Серега.

– Андрюха. Мне только что звонил отец Толика. Толик в Н-ске. Ранен. В него стреляли.

– Подробности?

– Ну какие нахер подробности?

– Давай так. я сейчас туда поеду. И посмотрю на месте. Твоя задача – удержать в Москве его родителей до моего звонка. И все по текущим делам. ты не забыл, что у тебя завтра отправка двух бортов в Уренгой?

– Да помню, помню.

– Ты сможешь добыть мне контакты в Н-ске? Позвони Боре. Он должен знать. Я сейчас кофе в термос набодяжу и поеду. Из Владимира тебе позвоню.

– Не суетись. Я сейчас попробую по телефону узнать что с ним, а потом будем решать. Жди звонка. И позвони Боре сам.

– Боря, спишь? У нас неприятность. Толика подстрелили.

– Блять! Я чувствовал!

– Погоди. Мне нужны телефоны его контрагентов. С кем он там общался?

– С кем, с кем – я услышал что Боря листает блокнот. – Записывай. Он продиктовал два номера. И имена. Но он нарыл выход на Председателя Исполкома. И вроде бы к нему поехал. Мне, по крайней мере, он так сказал. Отзвонился и сказал, что закроет сбыт по сделке.

– Ладно, я оттуда позвоню.

– Ты не геройствуй там, Пит.

– Да я же трусливый. Поэтому и жив до сих пор. Пока.

– Удачи.

Снова зазвонил телефон.

– Все неплохо, Андрей. Ранение в бедро, средней тяжести. Сейчас спит, но сознания не терял. Потеря крови. Но не критичная. Опасений нет. Так что не суетись, а выезжай часа через четыре. Сейчас ты там ничего не узнаешь.

Глава 34

Анатолий Петрович Зотов гнал машину матерясь сквозь зубы, но не снижая и так невеликую скорость. Зимние дороги во Владимирской области это песнь льда и страдания. Председатель исполкома небольшого городка, по телефону, сказал что не против подписать договор поставки мазута. И, несмотря на ранее утро и неслабый мороз, Толик упорно гнал отцовские Жигули к цели.

Согласившись с предложением Постникова и Петрова, Зотов думал переждать творческий кризис. Роман, что он задумал еще на первом курсе института, забуксовал летом. И с тех пор не появилось ни строчки. Но потом он неожиданно увлекся. Продавать нефтепродукты оказалось интересно и щекотало нервы. Первый этап завершался. Осталось пристроить сегодня еще один эшелон мазута, и можно считать – он справился.

Конечно – повезло. Зам директора Муромского Стрелочного завода дал хорошие контакты с муниципальными руководителями городков в округе. Но тут уж ему никто слова не скажет.

Толик родился и вырос в Москве. Родители работали переводчиками в СовМине, и дома бывали редко. Им занималась бабушка. Как всякий номенклатурный ребенок, в положенный срок он начал учится в знаменитой школе не Арбате. Мечтательный и склонный к созерцательности, он трудно сходился с одноклассникам. Чего нельзя сказать об одноклассницах. Сколько он себя помнил, все время его опекали подруги. Поэтому, в отличие от сверстников, проклятый женский вопрос его не очень то и заботил. Толи по причине врожденной легкости характера, толи еще почему, подружки менялись безболезненно. И почти со всем он сохранил теплые отношения. Но к окончанию школы, извечное женское внимание и опека начали его откровенно тяготить. И он впервые взбрыкнул.

Еще в пятом классе он начал писать заметки в газету Пионерская правда. Как он догадался, не без помощи матери, их печатали. И родители посоветовали ему развиваться в этом направлении. Коротенький рассказ девятиклассника о школьном походе по местам боев напечатала Юность. И по свету отца Толик сел за роман. Этот роман о комсомольцах ударной стройки, сократившись до повести, был напечатан в Петрозоводском альманахе молодых писателей.

Несмотря на кажущиеся успехи, Толик не заблуждался насчет своего таланта. И постепенно начал впадать в тоску, не понимая и не зная того, о чем пишет.

И тогда он заявил родителям, что поступит в простой институт. А не в МГУ. С целью изучения жизни. Посопротивлявшись, родители махнули рукой, и позволили Толику делать так, как считает нужным. А на третьем курсе и вовсе сняли ему квартиру в Кунцево.

С Ухтомским и Петровым он познакомился в институте. Чуть позже Пит познакомил его с Постниковым. Не служившего в армии Толика подкупило то, что они общались с ним на равных. Без унизительной снисходительности, и без задушевного жлобства, чего в институте было с избытком. Было очевидно, что Петрову страшно интересна московская жизнь. Не театры и музеи, а именно в мелочах. Он охотно таскался с Толиком по отцовским поручениям. Объяснял, что хочет понять Москву.

Иногда задумываясь, что же его так привлекает в этих троих, он однажды сообразил, что ему с ними надежно. Они не подставят, не сдадут, и если могут – помогут. Причем если не могут или не хотят помогать – честно скажут. Что вообще-то редкость.

Но если отбросить писательский пафос, то просто с ними интересно. Бесконечные авантюры, типа поездки на Селигер на попутках, или в Питер на электричках. Толик, ты знаешь как переводится на русский слово Питер? Тоска и апатия. Веселый съем девчонок на Тверской, и пиво в Яме. И ему ни разу не намекнули что он младшенький, пацан и вообще ботаник.

В ответ он истово старался не подвести друзей. И когда они ему предложили поработать, сразу согласился. И дело не в Ирке. Насколько он знал Пита и Поста, достаточно было попросить.

Строго говоря, Пит орал на него всего два раза за все время знакомства. Первый раз, когда узнал, что Толик не интересовался методикой лечения Иркиной хвори. А второй – совсем недавно, когда выяснилось, что получение для нее загранпаспорта ни тпру ни ну. Неужто он до сих пор к Ирке неровно дышит? Леня говорит, что у него новая подружка. Захлебывался слюной и страдал, что вот Пит гад, нам о такой только мечтать. Но что этот Леня понимает! Зря Петров с Анютой разосрался.

А Серега убедил поговорить с отцом. Честно рассказать, что у моей девушки проблемы со здоровьем. Нужен выезд зарубеж. Деньги не проблема. Отец грустно пошутил, что из всего хоровода институтских красавиц он выбрал самую несчастную. Но обещал помочь. И, кажется, через пару недель все устроится.

Проезжая указатель «до Н-ска 15 км.» Толик засмеялся вспомнив, как Ирка узнала что он, Анатолий Зотов, теперь Генеральный Директор компании «ПП Нефтепродукт».

– И что он будет делать? – растерянно спросила она.

– Все по заветам Маххамеда Али – заявил Петров – порхать как бабочка, жалить как пчела.

– Ага, и быть идиотом как обычно. – фыркнула Ирка. И Пост заржал, и сквозь смех пообещал ей должность начальника кадров. Ибо она видит суть работы насквозь.

Когда он, после звонка Иркиной матери примчался к ней домой, то пришел в ужас. Красивая, уверенная в себе богиня исчезла. На кровати лежало невзрачное, раздавленное обстоятельствами существо, не интересующиеся окружающим. И это было страшней всего.

Когда он присел с краешку, оно безучастно посмотрела на него и разлепила обкусаные губы:

– Очень противно рядом сидеть?

И тогда Зотов удивил даже себя. Он её трахнул. Она сначала сопротивлялась, но куда там. А потом лихорадочно целовала и говорила «Толенька, любимый, я же думала что больше никогда, я же думала что мерзко, не останавливайся…» А когда все кончилось, и он совершенно довольный, растянулся рядом с ней и закурил, она сказала:

– Ну иди. К этой своей, как её?

И он потушил сигарету и повторил все еще раз. А потом заявил:

– Никуда не денешься. Мы с тобой со всем справимся. От таких как у тебя сисек, я никуда не уйду. А ты еще и умная. Я же помню.

И, наверное, впервые в своей жизни ощутил, каково это, за кого то отвечать. И это ощущение ему неожиданно понравилось.

За прошедшее время Ирка совершенно пришла в себя. И нещадно терроризировала окружающих, и прежде всего Толика. Не страдала, а злилась на свою временную нетрудоспособность. И обстебывала парней так, что вспоминали и ржали долго.

Среднеруские городки, существенно различаясь, похожи. Так что Толик, не блуждая, добрался до главной площади. Исполком, Горком, Гостиница, или Дом Колхозника.

Странности начались, когда Зотов вошел в приемную Председателя Горисполкома. Женщина – секретарь, явно стесняясь, заявила, что Сергея Ивановича нет. И сегодня не будет. На вопрос с кем можно поговорить о мазуте, промолчала. На вопрос когда можно поговорить с Сергеем Ивановичем, неуверенно посоветовала подойти завтра.

Возле машины Толика ждал какой то мужик. Совершенно бандитской наружности.

– Ты что ли, из Калинина, по поводу мазута?

– Да, здравствуйте! – Толик улыбнулся как можно доброжелательнее.

– Говорить нужно вежливо! Всегда! Запомни это, Толян! – Когда Петров с Постниковым проводили инструктаж по работе с клиентами, как это назвал Пит, они наговорили много простых, но неожиданных вещей. Но про вежливость и доброжелательность Пит повторил раз сто.

– Ты, шкет уезжай. Никому тут твой мазут не нужен. Понял?

– Понял – улыбнулся Толик. – но мне назначена встреча с председателем. Я не могу просто так уехать.

– Ну, я тебя предупредил – мужик сплюнул под ноги и ушел. А Толик пошел через площадь в гостиницу.

Следующим утром, в девять часов, Зотов пересек площадь, и по тротуару пошел к Исполкому. Навстречу ему вдруг вылез из припаркованной девятки давешний мужик.

– Тебе же сказали, уезжай.

– А в чем дело то? – Толик еще не проснулся толком.

И даже не понял что это был выстрел. И только увидев в руках у мужика пистолет понял, что он услышал. А потом нога онемела и подвернулась. В ушах зашумело и он, лежа на тротуаре услышал, как хлопнула дверь и отъехала машина. Краем сознания понимая, что нужно как то попробовать встать, не находил в себе сил. Поучалось только лежать и смотреть в небо. Вдруг небо закрыло женское лицо, и он услышал:

– Что с вами? Вам плохо?