Текст книги "Роман с прошлым (СИ)"

Автор книги: Amethyst Jackson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

На следующее утро я проснулась одна, обнажённая и запутавшаяся в простынях. Пару секунд я была дезориентирована, пытаясь найти Эдварда рядом на кровати, пока не увидела лежащий на подушке лист бумаги, сложенный пополам.

Белла,

Я ушел навестить мать. Они дают всего лишь час в день на посещение и только близким родственникам – я подумал, что тебе лучше поспать, чем ждать меня на улице, пока я освобожусь. Вернусь к одиннадцати.

Я люблю тебя, Эдвард.

P.S. Проснуться рядом с тобой этим утром – было божественно. Покинуть – практически невозможно.

Я улыбнулась, складывая записку. Хотелось верить, что состояние его матери не ухудшится, и он вернется счастливым. В конце концов, я все-таки заставила себя вылезти из кровати, умыться и одеться. Я чувствовала себя ленивой, удовлетворённой и легкомысленной. Возможно, это не правильно – чувствовать себя счастливой в такое время, но… как я могла иначе?

Спустившись в кухню, я принялась за готовку, глубоко сомневаясь, что Эдвард, в отсутствие Мари, съел хоть что-нибудь перед уходом. Надо будет спросить Эдварда как она, если, конечно, ему разрешат увидеться с нею.

Обед был уже почти готов, когда входная дверь хлопнула, и я услышала голос Эдварда, зовущий меня.

– Я на кухне! – крикнула я в сторону гостиной. Секунду спустя он появился в дверном проеме. Его громкие, человеческие шаги, оглашающие его приближения его, стали уже привычными для меня. При виде еды он усмехнулся.

– Да ты просто находка, Белла, – сказал он, подходя к плите, где я и стояла. Обняв меня сзади за талию, он опустил подбородок на мою макушку.

– Как твоя мама? – не думала, что он был бы так спокоен, если её состояние не улучшилось, и я оказалась права.

– Намного лучше, – в его голосе звучало облегчение. – Лихорадка почти прошла, и мама уже в сознании. Она говорила со мной, постоянно спрашивая о нас. Волнуется, что мы плохо питаемся. Думаю, есть шанс, что она поправиться, Белла.

Я не смотрела на него, боясь увидеть надежду в его глазах. Ну, не могла же я разрушить её.

– Прекрасная новость. Я же говорила, что она сильная, – сказала я, вкладывая в голос как можно больше оптимизма.

– Надеюсь, что все наладиться, – он вздохнул. – Я вскоре вернусь на работу и тогда… тогда мы сможем начать нашу совместную жизнь подобающим образом.

Мне хотелось плакать.

– Еда стынет, – я попыталась отвлечь его.

За обедом Эдвард рассказал мне все подробности о визите к Элизабет. Мне хотелось, чтобы он оказался прав, чтобы Элизабет выжила, но я уже знала от Карлайла, что она прожила немногим дольше, чем ее муж, пытаясь позаботиться о сыне… а это значило, что у нее не было шансов.

– Ты видел Мари, – спросила я, чувствуя острую необходимость снова поменять тему. Я не знала, как долго смогу притворяться.

– Она рядом с мамой, – сказал он, и его лицо помрачнело. – Боюсь, она не выживет.

Не знаю, как эта комната смогла вместить в себя больше горя, чем уже выпало на нашу долю, но каким-то образом ей это удалось

– Все так ужасно, – пробормотала я.

– Знаю – мягко сказал он. – Помнишь, что ты сказала? Мы все еще есть друг у друга.

– Верно. Это самая важная вещь, – согласилась я, очередной раз вымучивая улыбку. Действительно, мы есть друг у друга, и я надеялась, что когда это кончится, я вернусь к моему Эдварду. Но у этого Эдварда не было той же роскоши, и я чувствовала себя ужасно виноватой, несмотря на то, что от меня ничего и не зависело.

Я откашлялась, пытаясь избавиться от неловкой тишины.

– Итак, чем ты хочешь заняться сегодня?

– Вообще-то, – он плутовато усмехнулся. – Я думал о том, чтобы поспать. Я все еще чувствую себя слегка усталым после прошлой ночи.

Я глубоко ошибалась в том, что разучилась краснеть.

– Ну, я не хотела бы тебе мешать спать.

Он рассмеялся.

– О, но я определенно хочу, чтобы бы ты мешала.

Картинно закатив глаза, я встала, чтобы помыть посуду.

– Почему бы тебе ни пойти наверх, и не начать готовиться ко сну? Возможно, если к тому времени, как я присоединюсь к тебе, ты уже заснёшь, тогда в тебе поубавиться желания прерывать свой сон.

– Хорошо, – он засмеялся, отодвигая стул, чтобы встать. – Но не обвиняй меня, если без тебя я не смогу уснуть.

Я улыбалась, пока на лестнице не затихли шаги. Если он обернётся, он не должен видеть мое сникшее лицо. Но те несколько драгоценных минут пока мыла посуду, я дала волю слезам. Почему я оказалась здесь? Почему я должна наблюдать, как эти люди, к которым я так привязалась, заболевают и умирают? Почему я должна видеть, как страдает Эдвард? Видеть, как надежда умирает в его глазах с каждым новым ударом, только-только зародившись снова? Почему судьба так испытывает меня?

Но, размышляя об этих двух месяцах, которые я провела в прошлом, я поняла, что нисколько не жалею о них. Мне предоставили невероятную возможность – увидеть ту часть жизни Эдварда, которую я даже и не надеялась узнать. Без странных последствий моего желания у меня никогда не было бы шанса познакомиться с его настоящими родителями, услышать слова одобрения в свой адрес от его матери. Я никогда бы не узнала, что он ненавидел спаржу, или что он любит играть с соседской кошкой. Я бы не узнала, что он боится щекотки, и не увидела бы необычный цвет его прекрасных зеленых глаз. И конечно, я так никогда бы и не поняла, что мой вампир во многом по-прежнему оставался просто мальчишкой.

Без этого путешествия я никогда бы не узнала, что я любила бы Эдварда в любом обличии, в любом месте, в любом времени. И я не обрела бы уверенности, что мое обращение в вампира не сможет изменить его чувства ко мне… потому что оно не изменит мою сущность.

Оно не смогло забрать его душу – теперь я была в этом уверена больше, чем когда-либо прежде – а значит, не заберёт и мою.

Моим желанием было дать Эдварду все то, что он дал мне, но в результате я поняла, что из этого путешествия во времени во многом урок вынесла я сама.

Это осознание наполнило меня спокойствием и миром. И хотя я не могла уберечь Эдварда оттого, что ждет его, не разрушив собственное будущее – я могла вернуться к моему Эдварду с этим новым осознанием. Я могла ступить в вечность с широко открытыми глазами и попытаться наполнить каждый день Эдварда комфортом, спокойствием и счастьем.

Внезапно я почувствовала себя достаточно сильной. В эти дни я сделаю все, что требуется от меня, потому что это – важно. Это все для него.

Вытерев руки и ополоснув лицо, я поднялась наверх, чтобы присоединиться к Эдварду.

Верный своим словам он все еще не спал, хотя балансировал на краю сна и бодрствования. Я скользнула к нему под одеяло, он тепло и сонно улыбнулся. Тяжесть его рук, обнявших меня, была сродни якорю, не позволяющему мне оторваться и унестись в открытое море, далеко от земли. Он был моей опорой.

Опустошенная от переполняющих меня эмоций, я быстро заснула, слушая ритм его сердцебиения, ощущая его тепло и запах.

Мне приснилось, что я снова нахожусь с мои вампиром Эдвардом на небольшой кровати, в доме Чарли. В этом сне его глаза были красными, но это не беспокоило меня. Подсознание подсказывало, что на то была веская причина.

– Я так скучала по тебе! – воскликнула я, обнимая его. Он засмеялся, пропуская мои волосы сквозь пальцы.

– И я скучал.

– А почему вся мебель исчезла? – спросила я, смущённо осматривая комнату, из которой пропали кресло-качалка и стол.

– Глупая Белла. Ты спишь. Эти вещи не важны. Сосредоточься на деталях.

– Я не понимаю, – расстроилась я. – Мы сейчас должны целоваться.

– Посмотри на меня внимательно, Белла, – пробормотал он, проводя ладонями по моим длинным рукавам… рукавам, принадлежащим платью 1918 года, в которое по непонятным причинам я все еще была одета. Отведя взгляд от его красных глаз, я посмотрела вниз на его тело, понимая, что он имел в виду. Эдвард тоже был одет в стиле 1918, в подтяжках и с закатанными рукавами. Я нахмурилась.

– Тебя одела Элис?

– Время почти пришло, Белла, – сказал он, проигнорировав мое замечание. – Мне нужно, чтобы ты была готова.

– Готова к чему? – спросила я, начиная беспокоиться.

– Это будет не просто, но ты должна сделать это, Белла. Ты должна позаботиться о нашем совместном будущем.

– Сделать что? – отчаянно спросила я, хватаясь за его плечи. Я не видела смысла в его словах.

– Пожалуйста, Белла. Обещай мне.

– Эдвард, я не понимаю, о чем ты просишь! – мои глаза начали наполняться слезами.

Он держал мое лицо в ладонях, пристально изучая его.

– Ты знаешь. И помни, ты должна!

Эдвард притянул меня к себе, уверенно целуя. Его губы были странно горячими, но у меня не было времени искать объяснения.

– Пожалуйста… – прошептал он, и тогда я проснулась, задыхаясь.

Комнату заливал дневной свет, и я снова была одна. После этого сна отсутствие Эдварда взволновало меня еще больше. Что он имел в виду, когда говорил – позаботиться о нашем будущем? Что он хотел, чтобы я сделала? И почему у него были красные глаза, словно у вампира, выпившего человеческой крови? На это не было причины… за исключением того, что он был новорожденным, которым…

…Которым он действительно являлся. Он был прав – я знала, но только не могла понять этого во сне. Он носил одежду из этого времени, и его глаза были красными, потому, что его только что изменили. И… он хотел, чтобы я сделала это реальностью. Это было единственно возможным выводом.

Я не знала, был ли мой сон настоящим посланием от Эдварда, или игрою моего подсознания, но в любом случае это единственная подсказка, которая была у меня, означающая, что мне надо быть готовой отпустить Эдварда.

Глухой стук снаружи вернул меня к реальности. Я соскочила с кровати и бросилась в гостиную, пытаясь заглушить страх.

Я нашла Эдварда на середине лестницы, прислонившегося к стене. Он весь взмок и раскраснелся, глаза закрыты. Когда я приложила дрожащую руку к влажному и горячему лбу, он открыл глаза, наполненные ужасом.

– Нет, – задохнулась я. Будь сильной, Белла. Ты нужна ему.

– Мне так жаль, Белла, – прошептал он.

– Тише, – я неровно вздохнула. – Все будет хорошо. Я позабочусь о тебе. Подожди здесь. Я приведу помощь.

Я чувствовала его взгляд на себе, пока неслась вниз по лестнице к телефону. Солнце ещё не село, и Карлайл еще должен быть дома.

Сняв трубку, я набрала номер единственного, кто мог мне помочь.

Целых три недели я зарабатывал и откладывал деньги, а после попросил у матери недостающую сумму, но я сделал это. Я наконец-то скопил достаточно средств, чтобы купить кольцо для Беллы. Оно не было шикарным, но я знал, что ей всё равно понравится, и, кроме того, позже я куплю ей другое, лучшее. Сейчас же кольцо словно подтверждало всю официальность наших отношений. Делало ее моей в глазах целого мира.

Маленький ювелирный магазинчик с виду был не слишком фешенебелен, но один мой друг с работы посоветовал его, к тому же, он был мне по карману.

Когда я вошел, клерк, темноволосый мужчина лет тридцати с усами, подкрученными на концах, улыбнулся. Назвать эту улыбку дружелюбной я бы не смог – скорее улыбка человека, наметившего цель.

– Я могу чем-то помочь вам, молодой человек? – спросил он. – Ищите что-то особенное для вашей возлюбленной?

Это прозвучало несколько забавно. Возлюбленная. Белла была для меня нечто большим, чем это простое слово

– Вообще-то, я ищу обручальное кольцо.

– Ах, – он понимающе улыбнулся, словно я только что рассказал ему какой-то секрет. – У нас прекрасный выбор колец, – продолжил он, ставя на прилавок поднос с кольцами. – Посмотрите, есть ли здесь что-то, что вам нравится.

Здесь были бриллианты, ряды и ряды бриллиантов разных форм и размеров, в разных комбинациях и сочетаниях, но ни один из них не подходил мне. Белла не была бриллиантом, такой солнечной милой вещицей, которую суют всем под нос, над которой охают и ахают в умилении. Она была чем-то намного более необычным.

– У вас есть что-нибудь более… уникальное?

На его лице застыло удивлённое выражение, но в слух он ничего не сказал – просто достал другой поднос.

– Возможно, одно из этих подойдет вам.

Здесь также было много бриллиантов, но присутствовали и другие камни – рубины, жемчуг, опалы… но все они казались слишком резкими и слишком… девчачьими для Беллы. Она была женщиной, заслуживающей кольца ей под стать.

Когда мои глаза остановились на практически незаметном сапфире, примостившемся на самом краю подноса, я сразу понял, что это то, что нужно. Сдержанное и элегантное, небольшое, но сильное… оно очень подходило Белле.

– Вот это.

Она приняла кольцо настолько смехотворно легко, что я почти чувствовал себя оскорбленным… почти. Но я мог видеть в ее глазах то, что мое человеческое сердце не хотело признавать – страх, вину, печаль. Даже притом, что в прошлом я оставался в блаженном неведении, Белла знала, что предстоит пережить мне, и она не посмела разрушать мои последние человеческие воспоминания спором о кольцах и свадьбе. И я был благодарен ей за это, потому что в тех воспоминаниях я был по-настоящему счастлив. Почти так же, как тогда, когда увидел Беллу идущую по проходу ко мне.

Я задавался вопросом, знала ли она, как близок был конец. Я проснулся вампиром 29 сентября. Девять дней, включая обращение, это в лучшем случае, если она никак не изменит прошлое. А вдруг она повлияет на ход моей истории? Если бы Карлайл не обратил меня в определённый день, разве мог бы я сидеть здесь, заново переживая свои воспоминания? Это было… невозможным. Ещё более невозможным, чем вампиры или оборотни, или путешествие во времени, вызванное загаданным желанием.

Я никогда прежде не видел моего отца больным. На моей памяти каждый день своей жизни он был здоров. Мать была в панике – каждый раз, когда я ходил проверить их, я видел это. Белла держала меня за руку, подбадривая, но я знал, что она ощущает то же чувство беспомощности, что мучило меня.

-…он продолжает звать тебя… – голос матери стих, пока я решался подняться в их комнату, но так или иначе я заставил себя сделать это.

Он был невероятно бледен, как простыни под ним, но он собрался с силами, чтобы улыбнуться мне.

– Отец…

– Эдвард, я хочу… извиниться, – он закашлялся. – Мы всегда думаем, что знаем, как лучше жить нашим детям, – очередной приступ кашля прервал его на некоторое время. – Делай всё, чтобы быть счастливым, Эдвард. Не трать впустую время, отмеренное тебе, чтобы быть с ней.

– Перестань, пап, – сказал я, пытаясь придать своему голосу, как можно больше надежды, – завтра ты будешь чувствовать себя нормально, и снова начнешь указывать, что и как мне надо делать.

Его смех перешёл в длительный кашель. Он прижимал платок ко рту, приглушая ужасный прерывистый звук. Когда он убрал руку, ткань оказалась запачкана кровью. Я в ужасе смотрел на платок.

– Это не тривиальная летняя простуда, Эдвард. Ты должен… быть готов к худшему.

Я чувствовал себя отвратительно от того, как легко мой отец обсуждал собственную смерть. Он был серьезен, а я хотел, чтобы это все оказалось шуткой.

– Позаботься о матери, – продолжил он. – И держись за Беллу. Ничто никогда не заставляло тебя быть таким целеустремленным, как она. Элизабет была права… она именно то, что тебе нужно.

Я тяжело сглотнул, ощущая, как слезы жгут мои глаза.

– Отец… я…

Он вымученно улыбнулся.

– Иди, сынок. Ты не должен оставаться и слушать лишь мой кашель.

Я с ужасом осознал, что эта было попыткой оградить меня от боли видеть его смерть, и тогда мне пришлось сбежать. Это было невозможно. Он бы молод. Здоров. Невозможно.

Это были странные воспоминания. С тех пор, как меня обратили, я изо всех сил пытался вспомнить каково это – плакать. Теперь, заново испытывая ту боль и то, как я, горюя, вернулся в объятия Беллы, я мог чувствовать, текущие слезы, и это было необыкновенное, позабытое ощущение легкости, которое приходило вслед за слезами.

Я чувствовал… умиротворенность. Много лет я так и не мог вспомнить, какими были мои родители, и какие у нас были отношения. Тех воспоминаний, что хранились у меня, было недостаточно, чтобы получить ответы на возникающие вопросы, я не горевал о потерях – как можно оплакивать людей, которых не знаешь, не помнишь?

Теперь же я убедился в том, о чём раньше лишь догадывался – моя мать была добра и проницательна, и нежно любила меня, а отец одобрил мой выбор. Я был счастлив, и любим.

И, кроме того, теперь я знал, что они любили мою Беллу. Надеюсь, они были бы горды, увидев, что я попытался сделать жизнь, подаренную мне Карлайлом, лучшей, и что в некотором роде, я нашел искупление в любви.

– Думаю, порой судьба готовит для нас что-то большее, чем мы можем постигнуть, и иногда вещи, которые кажутся нами столь несправедливыми и неправильными могут служить для высшей цели.

Тогда, в прошлом, смысл этих слов не был мне до конца понятен. Теперь же я понял, что она имела в виду. Моя семья, мои мечты прекратили своё существования, как только началась эпидемия испанки, но, в конечном итоге, судьба дала мне нечто большее. А именно: её. И впервые, оглядываясь на мою предыдущую смертную жизнь, я был счастлив, променять человеческую жизнь на вечность с женщиной, которую люблю.

Погружаться в болезненные воспоминания было все тяжелее и тяжелее, но я не прекращал этого, мне надо было наблюдать за Беллой, пока она снова не окажется в моих объятиях. И она удивила меня. У моей Беллы доброе, любящее сердце, она так легко привязывалась к людям. Знаю, это относилось не только к моей семье. Я ожидал, что когда всё начнёт рушиться, я буду должен успокаивать ее. Но она не сломалась. И это она успокаивала меня, поддерживала, заботилась о матери, даже готовила. И я гордился, наблюдая, какая она сильная, умелая и… взрослая. И все же эти чувства перемешивались со странным ощущением неловкости, заставляя меня задумываться, что давало ей эту силу… и, должен признать, я хотел, чтобы в те трудные времена она нуждалась во мне.

Вскоре мои воспоминания вновь стали мрачными. После смерти отца забота Беллы очень помогла мне, но все перевернулось с ног на голову, когда я зашел в комнату матери в тот день, когда болезнь не пощадила и её.

Никогда в моей жизни я еще не боялся столь сильно. Мне приходилось оставлять мать одну в госпитале, и я ненавидел это, но доктора не оставили выбора. И я возвращался к Белле, чувствуя себя виноватым за то, что взваливаю свое бремя на нее. Но я ничего не мог поделать. Она была тем единственным, что ещё оставалось у меня, она была нужна мне.

– …не думай, – сказала она, – просто чувствуй. Сосредоточься лишь на том, что происходит здесь и сейчас.

И ее губы заставили меня забыть обо всем. Я знал, что должен остановиться – я обещал, что буду обращаться с ней так, как она того заслуживает. Но она предлагала мне… всю себя, и я не хотел отказываться от тех чувств, что дарили мне ее нежные поцелуи.

Я нервничал. Мои знания о близости были невероятно ограничены – я просто знал, что и как надо делать… в теории… Мальчишки в школе смеялись и шутили о своих опытах, но я всегда избегал подобных разговоров. Отец говорил, что расскажет мне обо всём перед моей свадьбой, но теперь, он никогда не сможет сделать этого.

Оказалось, Белла знала достаточно за нас двоих, но я не спрашивал откуда. Если она уже была близка с кем-то другим, я не хотел ничего об этом знать, к тому же я не знал можно ли говорить об этом. Это была одна из незнакомых мне вещей. Все, что имело значение: она была моей, здесь и сейчас, в моих объятиях, с моим кольцом на пальце, и она любила меня достаточно, чтобы остаться со мной в это ужасное время.

Ее тело казалось самой красивой вещью, которою я когда-либо видел, прекраснее, чем у любой греческой богини, красивее, чем мог изобразить любой из итальянских мастеров. Я мог бы часами упиваться ее кожей, следовать за плавными линиями ее груди и бедер, восхищаться тем, как она дрожит под моими руками.

Она показала мне, где и как я должен коснуться ее, и сильнейшая волна возбуждения, лишь от простого вида ее реакции на мои прикосновения, захватила меня – она задохнулась, выгибая спину. Мой палец скользнул внутрь, ощущение ее плоти, обхватившей меня, сделали ожидание невыносимым. Я отчаянно жаждал оказаться внутри её.

Она поняла все без слов, и, не предавая значение моему смущению и определённой неловкости, заключила меня в свои объятья, мгновение спустя, я оказался внутри нее, испытывая самое блаженное чувство, которое я когда-либо ощущал.