Текст книги "Прах (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– Ладно, посмотрим. Так ты у нас надолго? Чем займёмся? – переключилась Вероника на другую тему.

– Без понятия, – ответил я сразу на два вопроса. – Чем хочешь.

– Давай кино посмотрим? Ты не был в нашем кинотеатре? Он в новом доме, могу показать. Или можно в бильярд сыграть. Я сейчас учусь. Ты умеешь?

– Так, немного.

– Ну тогда пошли, чего сидеть?

Бильярдная тоже находилась в новом особняке. Ремонтные работы после нашей с Василием драки ещё шли, и главный фасад был облеплен строительными лесами, но кинотеатр и бильярдная располагалась в другой части дома.

Сгущались сумерки, и пожухлая желтизна осеннего сада медленно погружалась во мрак. Только что включились фонари, они подсвечивали дорожки и отцветшие клумбы. Среди едва колышущихся ветвей берёз серели мутные воды встревоженного ветром озера.

Вероника держала руки в карманах своей бежевой курточки, которую даже не застегнула, голову девушки закрывал капюшон.

– Тоска смертная, – произнесла Вероника, оглядываясь на шеренгу берёз, за которой мутнело озеро. – И холодрыга. Паршивая погода сегодня.

– Тебе здесь не нравится? – спросил я. – А как по мне, у вас тут очень спокойно и приятно.

– Не люблю осень. Как-то, знаешь, тоскливо. Как будто всё хорошее заканчивается. Тебя запирают в стены лицея, а теперь академии, и заставляют зубрить эти долбаные учебники. И так всю зиму. А тут – как на кладбище. Тихо, словно все умерли.

– А мне так не кажется. Мне тут нравится. Похоже, ты не любишь тихие места.

– Мне нравится веселье.

– Значит, ты не захочешь жить в загородном особняке?

– Не хочу. В городе хочу. А ещё хочу видеться почаще. Мы же почти женаты. Всего-то осталось отучиться четыре года в сраной академии. Эх.

– Там тебе тоже не нравится?

– Издеваешься? Там вообще жопа. На первом курсе почти никуда не отпускают. У нас куратор – что настоятельница в монастыре. Такая вся из себя правильная. Институт благородных девиц, блин. Даже в лицее было свободнее. Вот третьей группе повезло: их кураторша повеселее, а у нас – злобная мымра. Постоянно гоняет всех тренироваться. Типа, у нас группа слабая. Ничего себе, слабая! У меня седьмой ранг уже. Некоторые к восемнадцати даже восьмого не получают вообще-то.

– Да, ты рассказывала, – мне вспомнились наши разговоры по телефону в последние недели. Вероника только и делала, что жаловалась на академию.

– Ещё и в воскресенье запрягают. Если так каждые выходные будет, я сбегу. Поэтому как бы тут ни было хреново, всё лучше, чем там. Надеюсь, эта кутерьма продлится подольше, чтобы не возвращаться.

Мы вошли через ту же дверь, через которую попали в дом в ночь убийства князя Василия, но теперь повернули в другую сторону, и пройдя по коридору, оказались в просторном тёмном помещении с белым полотном экрана и тремя рядами мягких кресел.

– Здесь у нас кинотеатр, – объяснила Вероника, а бильярдная на втором этаже. Пошли.

Мы поднялись по лестнице. Тут находилось что-то вроде очередной гостиной с кожаными креслами и диванами, выполненными в современном стиле. Отсюда двустворчатая дверь вела в бильярдную.

Вероника закрыла за нами дверь, сняла куртку и кинула на стул. Взяла кий и стала натирать мелом:

– Во что будем? В свободную пирамиду?

– Давай, – согласился я. – Только я правила уже забыл. Пару раз играл ещё до войны, когда в школе учился.

Вероника вкратце объяснила правила, сложила пирамиду. Вдруг она остановилась.

– А ты останешься сегодня на ночь? – спросила она.

– Твой отец не будет против? – задался я закономерным вопросом.

– Можно сделать так, чтобы он не узнал, – Вероника пододвинулась ко мне.

Я обнял её за талию, Вероника заскочила на край стола и обхватила меня ногами, наши лица оказались совсем близко.

– Не думаю, что это хорошая идея, – тихо произнёс я.

– А тебя что-то смущает?

– Ну… Вдруг моя помощь понадобится в городе или в поместье, а я тут с тобой развлекаюсь.

– Или ты меня не хочешь?

– Хочу, ещё как, – я поцеловал Веронику в губы.

– Ну тогда чего ждёшь, можно прям здесь, – прошептала она. – Слуги тут не появляются в такое время.

Я крепко сжал её талию и стал целовать лицо и шею. Но тут раздался звонок. На моём смарте заиграла мелодия.

– Выключи, – прошептала Вероника. – Не останавливайся.

– Нет, подожди. Вдруг что-то важное, – мне стоило больших трудов, чтобы оторваться от девушки, но не ответить было нельзя. Когда я вызвал экран, стало понятно, что звонит Николай.

– Подожди, это брат, – я отошёл от стола и ответил на звонок. – Да, Коль.

– Возвращайся, – сказал Николай. – Ростислав Васильевич хочет с тобой пообщаться наедине. Я поеду домой. Как закончишь, набери меня, пришлю машину.

Не оставалось ничего другого, кроме как прервать наше внезапное свидание с Вероникой и вернуться в старый особняк.

Николая тут уже не было, как не было и стола, за которым мы ужинали. Ростислав теперь сидел в смежной комнате. Он вышел навстречу, и мы расположились на диване.

– Пообщаться с вами хотел с глазу на глаз, – произнёс Ростислав с серьёзным видом. – Сразу оговорюсь, что не виню вас в случившемся. Это должно было произойти рано или поздно. Гнойник вскрылся, конфликт вышел наружу. Москва давно копает под нас, и если её не остановить, то однажды Новгород из полноправного члена княжеского союза превратится в придаток московской земли. Конечно, я не хотел допускать того, что сейчас творится на улицах. Никто не хотел. Любая война – вещь обременительная, кровавая и недешёвая. Но что сделано, то сделано. Однако мне известно, что существует группа лиц, которую тоже не устраивает нынешнее положение дел в Союзе. Да, Артём, я знаю, вас хотят избрать канцлером вместо Сергея Вельяминова. Вашу кандидатуру уже утвердили, верно?

– Недавно я дал согласие, – сказал я.

– Дума желает новое правительство, – продолжал великий князь, – где будут представлены интересы разных семей, а не одной-двух. Я решил поддержать их инициативу. Против вас выдвинуто обвинение, но наши банки по моей просьбе отказались блокировать ваши счета. Я не считаю обоснованными предъявленные вам обвинения, как и обвинения, предъявленные Тимофею Дуплову. Я буду вести переговоры с канцлером и, если понадобится, с Голицыными, требовать снять обвинения с вас обоих и освободить Дуплова. Но и вы мне должны кое-что пообещать.

– Если это будет в моих силах.

– Это будет в ваших силах. Канцлер может назначить людей на министерские должности и на должности глав некоторых департаментов. Вы же знаете это?

– Да, я изучал тему, – ответил я, понимая, куда клонит великий князь.

– Новгородское княжество – одно из крупнейших княжеств Союза, но по какой-то причине члены моей семьи не принимают участие в государственных делах. Считаю, это неправильно. Хотелось бы изменить ситуацию и уповаю на ваше содействие. Я поддерживаю вас, вы помогаете мне.

– Я прекрасно знаю, что в долгу перед всеми, кто участвует в моём избрании. Борецкие забытыми не останутся, – пообещал я.

– Рад слышать разумные слова, рад, что мы пришли к соглашению. Ближе к делу мы обсудим наш план более детально.

– Конечно.

Вот и ещё один «помощник» прицепился. Всем придётся раздать должности, никого не забыть, никого не обидеть: Оболенским, Безбородовым, моему роду, а теперь и Борецким. Ну и наверняка найдётся ещё десяток семей, которых оттеснили Голицыны, но которые тоже захотят тёплое место у кормушки. И что с ними со всеми делать? Дело предстояло непростое.

– Кстати, Артём, а вы намерены присоединиться к боевой дружине? – спросил великий князь.

– Прежде всего, я собираюсь защищать поместье. Но если понадобится, буду участвовать в общих операциях.

– Надеюсь, это не понадобится, – улыбнулся Ростислав. – Но как известно, мир рождается от войны.

– Вы правы. Эта фраза описывает всю ущербность человеческой цивилизации.

– Что поделать, такова людская натура, – Ростислав растянул рот в улыбке.

– Легко рассуждать о таких вещах, когда ты почти бессмертен, тяжело, когда ты – кусок мяса, посланный подыхать за чужие интересы. Так что будем надеяться на мирный исход, – подытожил я.

– Я сделаю для этого всё возможное, – заверил Ростислав.

Сказав, что мне пора домой, я позвонил Николаю, тот прислал машину с водителем, и вскоре я уже был в нашем поместье.

* * *

– Артём Востряков, добрый вечер, – скрипучий фальцет было трудно не узнать. Звонил Голицыны.

– Добрый вечер, – я вскочил с кресла, в котором дремал, и вышел из нашей с Ирой комнаты, чтобы не разбудить её разговором. Звонок Голицына как рукой снял сонливость.

Вернувшись домой, я первым делом отправился проведать Иру. Я сидел рядом с ней, ждал, пока она уснёт, а потом и сам вырубился. Звонок Голицына стал полной неожиданностью. Я думал, он перестанет мне надоедать, но не тут-то было: в покое меня оставлять не собирались.

– Вы понимаете, что из-за вашего поступка будет развязана война? Вы ведёте себя опрометчиво, Артём, – голос Голицына словно ножом по стеклу царапал, а тон его был столь холоден, что заставлял содрогнуться.

– Хотите меня в тюрьму засадить, да? Не бывать этому. Я буду бороться до конца, – выражался я ещё вежливо, однако меня снедало желание послать Голицына на три буквы и закончить сей бесполезный разговор.

– Мы хотим вас спасти. А вы что творите?

– Спасти? – фыркнул я. – Что за нелепость? Очередная ложь.

– Вы меня удивляете, Артём. Когда же я вас обманывал? Я всегда был с вами предельно честен. Чем ещё доказать чистоту моих помыслов? Да, я действительно желаю спасти вас, вытащить из западни, в которую вы попали. Если бы имелся иной способ, я не преминул им воспользоваться, но иного способа нет.

– Да неужели? Кроме как арестовать меня? Нет уж, я слишком хорошо вас знаю.

– И что же вы знаете? И что ваша подруга вам на этот раз наплела? Про эксперименты над людьми уже рассказывала, которые якобы проводятся в наших лабораториях? А про то, что глава нашего рода хочет стать чуть ли не богом на земле? Да? Я угадал? Угадал, значит. Ну так вот, Все эти сказки Оболенские распространяют с одной и только одной целью: заполучить результаты всех исследований по серой зоне.

– Какие результаты? Вы о чём? – меня немного сбила с толку эта речь.

– Ах, вы и этого не знаете? Лапшу вам на уши, значит, навешали, а правды никто не сказал. Естественно. А меня и мою семью обвиняете во лжи.

– О чём идёт речь? Я ничего не понимаю.

– Вас обвели вокруг пальца, сокрыв львиную долю правды. Ну кто бы мог подумать, да? Ладно, я расскажу вам. А то Оболенские так и будут вас держать за дурака.

– Внимательно слушаю, – ответил я. – И побольше, пожалуйста, конкретики.

Глава 8

– Про энергию дельта вам известно? – поинтересовался глава МСБ.

– Кое-что, – ответил я.

– Не удивительно. О ней вообще мало кому что известно. Дельта-энергия пока остаётся одним из белых пятен в современной науке, – голос Голицына звучал монотонно, словно пытался загипнотизировать. – Но несмотря на недостаток данных учёные всех стран поняли одну вещь: за данным видом энергии – будущее. Преобразователи на энергиях альфа и бета – ничто по сравнению с элементами питания на дельте. Турция, Иран, Хорезм, УСФ – все в курсе, какие перспективы открывает дельта-энергия. Идёт гонка за первенство в этой области, и сейчас мы выходим на финишную прямую. Понимаете мою мысль?

– Кажется, да.

– Необходимо сосредоточить все силы на исследованиях. Мой род желает добиться того, чтоб Союз первым получил новую технологию. Это шанс. Огромный шанс, выпавший нашему государству, оставить позади восточных конкурентов и стать новым мировым лидером. Вы это знали? Оболенские объясняли вам значимость исследований в серых зонах?

– Впервые слышу, – нехотя признался я.

– Кто бы сомневался. Вам и не расскажут. Оболенские не заинтересованы в том, чтобы открыть правду даже тем, кто горбатится на них. Они пытаются похерить все исследования, над которыми учёные Союза работали десятилетиями. И ради чего? Жажда наживы – вот что движет этими людьми.

Голицын замолчал. Молчал и я, не зная, что ответить. Но осмыслить услышанное глава МСБ не дал.

– Мы пытались уберечь вас, – повторил он, – но увещевания оказались бесполезны. Пришлось инсценировать арест. И что в итоге? Сколько людей погибло из-за вашего бессмысленного упрямства? Сколько ещё будет жертв? Подумайте о матерях, чьи дети не вернутся домой, о жёнах и детях, чьи мужья и отцы погибнут из-за жадности ваших «друзей». Я не хочу считать вас своим врагом, Артём. Очень не хочу, и многое готов простить. Но если продолжите упорствовать, пеняйте на себя.

– Что вы от меня хотите? Чтобы я сдался? Чтобы я доверил свою жизнь вам – людям, которых знать не знаю?

– Просто не лезьте туда, куда не следует. Политика не для вас. Ваши друзья уже поплатились. Мария Оболенская убита при задержании. Матвей Оболенский и Тимофей Дуплов арестованы. Остальных заговорщиков скоро постигнет такая же участь. Но они – пешки в этой игре. Их не жалко. А вас жалко, Артём. Досадно, когда весьма перспективный молодой человек вроде вас идёт на поводу у обманщиков и прохиндеев. Ещё не поздно сделать правильный выбор. Мне почему-то хочется дать вам ещё один шанс.

Я молчал. Напору главы МСБ было сложно противостоять, его доводам – невозможно возразить. Меня сбили с толку его слова, в голове царил хаос. Кто врёт? Кто говорит правду? Голицын ведь прав: оснований доверять Оболенским и Безбородовым никаких нет. Я не знал их истинных целей в этой борьбе за власть.

Окончательно вывела меня из равновесия информация о гибели Оболенской. В это просто не верилось. Совсем недавно ведь сидел и беседовал с Марией и Тимофеем. Когда успели их оприходовать? Получается, УВР знало обо всём: о нашем сговоре, о планах сменить в стране власть и о тех, участвовал в этом. Чувствовал себя тараканом под занесённым тапком. Я остался один, никто мне не поможет, никто не спасёт. Голицын давил на самые больные точки, его слова загоняли в тупик и уничтожали. Он как будто насквозь меня видел, даже находясь в сотнях километрах отсюда. С таким человеком было жутко общаться.

– Вот и думайте, – Голицын не стал ждать моего ответа. – Если выберете правильный путь, пойдёте далеко и взлетите высоко, и семья ваша будет процветать. А нет, падёте низко. До свидания, Артём.

Я вернулся в тёмную комнату и плюхнулся в кресло, понимая, что теперь долго не засну.

– Кто звонил? – Ира не спала и, наверное, слышала весь разговор.

– Тебе отдыхать надо, – проговорил я сдавленно. – Что случилось? Почему не спишь?

– Нога болит просто ужасно, – Ира чуть не плакала. – Не могу спать.

Я включил фонарик на браслете, приложил ладонь к её голове: у Иры был дичайший жар.

– Так, где обезболивающее, – я стал возиться в тумбочке, куда положил ампулу и шприц. – Очень больно, да? Я позвоню доктору.

Введя обезболивающее, я позвонил Степану Спиридоновичу – врачу, который вчера перевязывал рану, и объяснил ситуацию. К счастью, Ире полегчало после укола. Приехав, Степан Спиридонович, осмотрел ногу и заявил, что надо срочно ехать в больницу и оперировать. Рана начала гноиться и виной тому были осколки кости или пули, которые требовалось извлечь как можно скорее.

Делать ничего не оставалось. Иру вновь погрузили во внедорожник, и в сопровождении двух броневиков мы поехали в клинику.

* * *

– Как это понимать, Алексей Алексеевич? – Ростислав смотрел на экран монитора, на котором было сухопарое лицо полковника Ясеневского со светлой щетиной усов. – Моих людей обстреляли сегодня на Воскресенской. Что вы себе позволяете?

– Дружинники сами провоцируют конфликт, – отрезал полковник. – Утихомирьте их, Ростислав Васильевич. Я выполняю приказ высшего руководства, а вы препятствуете. Мне просто не остаётся выбора.

Слова Ясеневского звучали строго и безапелляционно. Ростислава злило такое упрямство, ему чудилось, что полковник намеренно разжигает конфликт, в который великий князь не мог не втянуться.

Сегодня группу дружинников возле главного управления компании «Великая Русь» обстреляли бойцы УВР, когда два броневика Борецких заняли позиции на подступах для охраны здания. Как только Ростислав узнал об инциденте, он тут же связался с полковником Ясеневским и высказал претензии.

– С какой целью ваша бронетехника оказалась на Воскресенской прямиком возле главного входа главной конторы «Великой Руси»? – не унимался Ростислав. – Я знаю, что вы задумали, и нахожу это возмутительным. Мне всё равно, кто отдал приказ. Вы явились сюда, арестовали моих людей и устроили в моём городе стрельбу, считая, что можете творить всё, что заблагорассудится. Я это так не оставлю.

– Вы ошибаетесь в моих намерениях, – полковник отвечал на обвинения сдержанно, с видимым спокойствием в голосе. – У меня есть приказ. Я должен задержать Артёма Вострякова, которому помогла бежать его родня. Сегодня же я же получу разрешение на арест Валерия Вострякова и остальных соучастников. А если дружина Борецких будет и дальше препятствовать правосудию, я запрошу разрешение и на ваш арест.

– Слишком много на себя берёте, Алексей Алексеевич, – Ростиславу было даже смешно от нахальства офицеришки, возомнившего из себя вершителя закона, но тон великий князь сохранял дипломатичный. – Такое поведение на моей земле не пойдут вам на пользу.

– Смею напомнить, что я действую исключительно в соответствии с законом, – в голосе полковника зазвучали грозные нотки. – Так что поумерьте свой пыл, Ростислав Васильевич. И советую оказать содействие в поимке преступника, а иначе…

– Я своё слово сказал, – перебил Ростислав. – Если по моим подданным опять начнут стрелять, я буду отвечать соответствующим образом. Вам понятно?

– Если вы продолжите упорствовать…

– Вам понятно?

– Я понял вашу позицию, – сухо произнёс полковник. – Желаю удачи. Она вам понадобится.

Закончив вызов, Ростислав вышел из-за стола и налил в стакан воды из стоящего на полке графина. От волнения пересохло горло, и стакан в миг опустел. Заложив руки за спину, принялся созерцать через окно осенний пейзаж. Это, а так же ментальные техники, которым Ростислав был обучен, помогали утихомирить клокочущую злость.

Ростиславу казалось, что власти специально провоцируют его, и что Голицыны снова строят свои хитрые козни. Они уже обезглавили тайный приказ, полностью парализовав его деятельность. Сотрудники УВР второй день сидели там и что-то вынюхивали. Разумеется, они искали информацию, дискредитирующую великого князя – в этом Ростислав даже не сомневался. И это его пугало. Под рукой у него имелась вся новгородская дружина и частная армия в придачу, однако он прекрасно понимал, что этого будет недостаточно в случае серьёзного конфликта с Москвой.

Одно утешало: в союзном правительстве были люди, которые не поддерживали ни канцлера, ни Голицыных. Вчера утром звонил Борис Безбородов, глава княжеской думы, он осудил действия УВР и заявил, что никаких законных оснований для ареста Тимофея Дуплова и Артёма Вострякова нет. Обещал, что не позволит канцлеру устроить бойню в Новгороде, а если это всё-таки произойдёт, Безбородовы и дума встанут на стороне Борецких и окажут посильную помощь.

Оставалось надеяться, что это не пустые слова.

Тем не менее, следовало подумать о собственной безопасности.

– Гордей Всеславович, добрый день, – позвонил Ростислав воеводе. – Какова ситуация на улицах?

– Перестрелка закончилась, у нас пострадавших нет, но один «Кречет» повреждён, – ответил воевода. – Двигатель прострелили. В целом у меня всё под контролем. Охрана наших зданий усилена, Южный патрулируется. Будут ещё какие-то распоряжения?

– Сколько у нас в наличии тяжёлой техники?

– Так, если по списку говорить, в Ермолино у нас десять танков Т-5, шесть – «Гранитов», семь самоходок сто пятьдесят два миллиметра, двадцать пять БМ-85, девять «Ураганов», около тридцати миномётов разного калибра. А вот сколько машин заведётся, и сколько стволов стрелять сможет – это надо проверять.

– Прикажите проверить всю технику и доложите по факту. Запустите над городом квадрокоптеры и дайте мне изображение. Хочу знать о каждом чихе УВР.

– Сделаем.

– Но в город войска пока не вводить.

– Слушаюсь, Ростислав Васильевич. Будем наблюдать.

– Ах да… кто кроме УВР и полиции находится в городе? Появились новые сведения?

– Замечены броневики без опознавательных знаков. Солдаты все в одинаковом камуфляже, так что непонятно. Но так много бойцов УВР отправить не могло. У них нет стольких людей. Зуб даю, кого-то ещё пригнали. Может быть, Московская дружина или какое-то частное подразделение. Выясняем.

– Это точно не полк оперативного реагирования?

– В Сырково пока всё спокойно. Но я прикажу вести наблюдение.

– Хорошо… – Ростислав подумал секунду, что ещё спросить, но ничего в голову не пришло. – Выполняйте, Гордей Всеславович, и держите меня в курсе. Каждые два часа будем созваниваться.

* * *

Глядя на то, как от лежащей на земле ветки пошёл дым, а потом на ней заплясало пламя, мне оставалось только сожалеть о том, что пока не обладаю такими способностями. Опять дворецкий показывал свои чудеса, которым уже несколько месяцев безуспешно пытался меня обучить.

– Как у вас выходит, Иван Осипович, в толк не возьму, – я глядел на огонь. Ветка была сырой, как и трава, поскольку сегодня в первой половине дня прошёл дождь, но гореть ей это не мешало.

– Годы тренировок и ничего более, – снисходительно улыбнулся дворецкий. – Сколько лет ведь я обучаюсь этому мастерству. Лишь к двадцати пяти годам я освоил искусство, – он силой мысли затушил ветку. – А вы даже год не обучаетесь, да ещё и пропускаете занятия.

– А что поделать? Рад бы, да дел навалилось немерено. Как не пропускать-то?

– И что вы, Артём, оправдываетесь перед старым слугой? – улыбка не покидала уст дворецкого. – Причина не имеет значения. А вот то, что вы занимаетесь редко – имеет. Чем меньше трудов, тем длиннее путь.

– Постараюсь заниматься каждый день, – обещал я.

– Усердие и постоянно повторение – вот залог успеха. Порой начинает казаться, что всё это не имеет смысла, что усилия напрасны. Тогда легко сдаться. Все через это проходят. Когда нет результата, руки опускаются и делать ничего не хочется. Если занимаетесь в одиночку, сложно продолжать в такие периоды. Вот тут-то мастер и нужен.

– Понимаю, – кивнул я, выслушав в очередной раз наставления дворецкого. Хоть он и был слугой, но сейчас являлся моим мастером, а значит, прекословить ему нельзя.

– Очень хорошо. А теперь, Артём, повторите форму небесного огня и форму кристального льда.

Такими хитрыми названиями именовались различные комплексы движений. Они помогали обрести контроль над природной энергией, которая на данный момент давалась мне труднее всего.

Сделав упражнения, я уселся на листве в позе лотоса и сосредоточился. В такие моменты иногда появлялось ощущение, будто рядом кто-то есть. Это мешало концентрации мыслей, а кроме того, поначалу несколько пугало. Вот и сейчас началось. Спиной я чувствовал чьё-то присутствие. Иван Осипович сидел напротив, больше никого с нами не было, значит, меня опять донимали галлюцинации, но всё равно хотелось открыть глаза и обернуться. Однако открывать глаза было нельзя, и я пытался избавиться от этого ужасного ощущения.

Оно прекратилось внезапно, как и началось, и пустота объяла меня. Это было очень странно и не сказать, что приятно. Скорее просто никак: состояние, в котором я оказался, не могло быть обозначено какими-либо понятиями в нашем языке. Моё «я» словно растворяется в пространстве вокруг, душу наполняла всеобъемлющая пустота. Никогда прежде не испытывал ничего подобного. Но страх, как ни странно, отсутствовал.

А потом в голове стали всплывать смутные картинки, словно воспоминания – воспоминания о том, что со мной никогда не случалось. Я видел города, в которых никогда не был, людей, которых никогда не встречал, незнакомые места. Люди были в старинных одеждах, а окружение напоминало то средневековье, то какую-то древность. Вот только были эти образы столь смутны, что ничего конкретно разобрать я не мог.

– Откройте глаза, Артём, – донёсся откуда-то извне голос дворецкого.

Я открыл. Трава вокруг меня дымилась, кое-где виднелся огонь.

– Зачем вы подожгли траву? – был первый вопрос, пришедший мне в голову.

– Нет, Артём, я не поджигал траву, – Иван Осипович сидел напротив и улыбался. Его строгое лицо буквально лучилось радостью.

– Тогда что выходит Это я? У меня получилось?

– Пока что-то определённое рано говорить, – лицо дворецкого приняло прежний надменный вид, а тон стал опять назидательным, – но прогресс есть. Иногда подобные проблески случаются. Правда, первый раз вижу, чтобы так скоро. Упражняйтесь, Артём. Вам надо заниматься очень усердно. Ну а мне, пожалуй, стоит вернуться в дом к своим основным обязанностям.

– Вы знаете, что за ритуалы со мной проводили в детстве? – почему-то мне в голову опять ударил этот вопрос. – Бабушка так ничего не рассказала.

– К сожалению, нет, – Иван Осипович поднялся с земли. – Я не осведомлён, уж простите. Жаль, что Анна Васильевна, царствие ей небесное, так и не успела поведать вам всё. Но возможно, вы найдёте какую-то информацию в её библиотеке? Вы искали там?

– Пока было не до этого. Там же куча книг. Не одну неделю придётся разгребать.

– И тем не менее, в библиотеке может найтись много полезного.

– Попробую, – вздохнул я.

Сейчас, когда я снова безвылазно сидел в усадьбе, времени было предостаточно. Я пока не участвовал в деятельности княжеской дружины в городе, но обещал помочь, если случится какая-то неприятность, вроде драки с УВР. Но пока меня никто не беспокоил, и потому мы с Ирой, которую после операции благополучно вернули в усадьбу, жили, как и раньше, бездельничая целыми днями.

А ситуация в городе была напряжённой. УВР не желало уходить с улиц, княжеская дружина – тоже, взяв под свою защиту управляющую компанию Борецких, нашу главную контору и ещё несколько организаций.

Позавчера даже произошла перестрелка. В новгородских новостях писали, что УВР пыталось захватить главную контору холдинга «Великая Русь». Правительственные новости подавали ситуацию под иным углом: якобы дружина великого князя первой обстреляла сотрудников УВР, которые чисто случайно оказались поблизости.

Так же в наших новостных изданиях озвучивали мысль, что под видом УВР в Новгороде присутствуют наёмники. В это охотно верилось. Судя по любительским кадрам, которые неудержимо расползались по сети, улицы оккупировала целая армия. На Софийской стороне, где находились почти все конторы родовых корпораций, чёрные броневики торчали почти на каждом углу.

Было непонятно, какая сторона врёт, а какая говорит правду, но нашей прессе я почему-то верил, а общесоюзной – нет. А вот верить ли Петру Голицыну, который даже после неудачного ареста никак не оставлял меня в покое, решить было сложно. Конечно, Оболенские действительно могли вешать мне лапшу на уши, но ведь и слова Голицыных я не мог проверить.

И всё же, сколько я ни думал над прошлым звонком Петра Голицына, никак не получалось отделаться о мысли, что его версия выглядит более реалистично, нежели рассказ Марии Оболенской о каком-то невероятном могуществе, даруемом серой зоной. Впрочем, одно не обязательно противоречит другому. Каждая сторона смотрела на меня, как на орудие для достижения собственных целей, и могла открыть лишь часть правды.

Голицын обвинил Оболенских в том, что те желают украсть добытые учёными сведения и использовать их в личных целях. Но тут вставал вопрос: а Голицыны что хотят? Сами-то они разве не пытаются извлечь для себя выгоду? Ни за что не поверю в их бескорыстие. Но и те, и другие прикрывали свои цели интересами государства. Вот и думай, что хочешь.

Шла борьба за влияние. Оба рода хотели обогатиться за счёт серых зон, и ради этого пытались выставить своих конкурентов в чёрном свете и вывести их из игры.

Последние дни только об этом и размышлял. Вот и сегодня задумался, сидя после ужина в кабинете Анны Васильевны за столом, заваленном книгами и бумагами, которые по совету дворецкого я решил просмотреть.

Очередной звонок от Петра Голицына меня даже не удивил. Однако я долго не брал трубку. Этот человек слишком сильно давил психологически, и внутри всё противилось тому, чтобы снова общаться с ним. Я судорожно проматывал в голове возможные варианты разговора, гадая, как на этот раз он меня будет прессовать.

Смарт перестал звонить, но через минуту Голицын снова набрал меня. Я включил запись, как делал последние два раза при общении с ним и ответил:

– Добрый вечер.

– Артём, здравствуйте, – произнёс скрипучий голос. – Как поживаете? Как здоровье?

– Спасибо, хорошо, – отрубил я.

– Это радует. Не буду растекаться мыслью по древу, скажу прямо: страна нуждается в вас. В серой зоне Франкфурта появились проблемы: на её границе в последнее время наблюдается слишком много существ. Надо бы уменьшить их численность. Ах да, опережая ваш закономерный вопрос, отвечу: УВР готово пойти навстречу. Как только вы подпишете контракт, обвинения будут сняты.

– В столь тревожное для моей семьи время я не могу оставить Новгород, – ответил я, выдержав паузу.

– Семьи? О семье ли вы так беспокоитесь? Вашей семье ничто не угрожает. Нас больше не интересует ваша родня, даже несмотря на то, что её представители убили нескольких сотрудников УВР. Мы готовы закрыть глаза, Артём, понимаете? Нужно всего лишь ваше согласие работать с нами. Подумайте над этим.

– Я подумаю.

– Завтра в это же время попрошу ответ, – объявил Голицын.

Новая проблема обрушилась на мою голову. Теперь от меня требовались конкретные действия. Голицын хотел, чтобы я поехал в герцогство Гессен и сражался с серыми существами, причём именно сейчас, когда в Новгороде хозяйничает УВР и ещё чёрт знает кто. Выглядело это подозрительно.

После разговора с Голицыным я ещё долго сидел за столом и размышлял о его словах. С одной стороны, я готов был отправиться на очередную миссию: речь, в конечном итоге, шла о защите человечества от крайне опасных тварей. Сомнения вызвало лишь то, что было непонятно, чего добиваются те, с кем предстояло работать, и насколько эти люди имеют благие намерения.

Я был в замешательстве. Серый песок – угроза для всей жизни на планете, но вместо того, чтобы искать способ избавиться от него и прекратить расширение аннигилированных зон, сильные мира сего, наоборот, пытаются за счёт них обогатиться. Меня это не на шутку разозлило, и первой мыслью, которая пришла в голову, было уничтожить лаборатории.

Но очень быстро я отбросил эту идею. Уничтожу наши лаборатории, а дальше что? Что с другими странами делать? Они ведь тоже занимаются исследованиями. В мировом масштабе этот процесс не остановить. Кроме того, если свернуть всю научную деятельность в аннигилированных областях, как тогда бороться с серым песком? Тут требовалось иное решение.