Текст книги "Прах (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Следующий день я тоже был как на иголках. Броневики стояли на позициях, две окопались в поле в трёхстах метрах от дороги, остальные удалось спрятать неподалёку в лесу и за зарослями кустов. Я же весь день ездил и проверял, насколько хорошо замаскированы позиции, а вместе с тем гадал, что предпримет противник. А ещё думал, когда уезжать. Что если Голицыны явятся после моего отъезда? Тогда я не смогу защитить дом. А если они вообще не нападут? Сколько мне тут торчать?

А наблюдатели молчали. На трассах ничего подозрительного не происходило.

Домой вернулся затемно. Мы с Николаем и Валерой ужинали в кабинете. Николай тоже отослал супругу в город, а в спальне у него теперь хранились энергетические карабины и военное снаряжение, чтобы при необходимости немедленно вступить в бой. Валера же временно переехал в наш особняк.

Я рассказывал о том, какие позиции выбрал. Мы с Николаем заранее договорились, что операцией командовать буду я, как человек наиболее опытный в военном деле, так что вся планировка была на мне.

– Да ты решил настоящую засаду устроить, – усмехнулся Николай.

– Конечно, Голицыны не в игрушки приедут играть. А сколько у нас сильных энергетиков? С десяток?

– Да, у Голицыных много сильных бойцов, – согласился Валера. – Не думаю, что они всех сюда пригонят, но даже если половина припрётся, нам придётся туго.

– А ещё Вельяминовы, – напомнил я. – Уверен, они тоже захотят присоединиться. И мы не знаем, сколько своих подданных привлекут Голицыны. Как бы сюда всё московское боярство не явилось.

– Явятся, а мы их всех, – Валера стукнул кулаком по столу. – Пусть только попробуют.

Вдруг зашипела стоявшая на письменном столе рация.

– Восток, говорит первый пост, приём, – доложили наш человек. Первый пост – это был наблюдатель на московском тракте.

Я вскочил со стула и схватил рацию:

– Восток слушает. Докладывай.

– Со стороны Москвы движется колонна машин. Двенадцать внедорожников, семь минивенов, пять седанов. Всего двадцать четыре транспортных средства. В Новгороде будут предположительно через час. Приём.

– Я понял тебя, первый. Продолжай наблюдение, – я поставил рацию на место и переглянулся с Николаем и Валерой.

– Ну вот и началось, – произнёс Николай.

Глава 23

Николай, Валера, я, четыре моих охранника и десять самых сильных энергетиков нашей боевой дружины засели в берёзовой роще, что тянулась вдоль отрезка дороги между Сапуновым Бором и поместьем Востряковых. Ждали Голицыных. Я почти не сомневался, что колонна машин, пересёкшая час назад границу Московского и Новгородского княжеств движется этим путём.

По тревоге дружинники заняли свои позиции в поле и в лесу. А наш небольшой отряд рассыпался среди берёзок у дороги. Карабин с подствольным энергоблоком стоял, прислонённым к дереву. Рядом лежали два гранатомёта ОРГ-75. Каждый из нас имел при себе такие. Против танков они бесполезны, но обычный внедорожник, даже бронированный, пробьют на раз-два. А ведь у противника, по сообщению разведки, даже военных броневиков не было – только гражданская техника.

Вот только в едущих сюда внедорожниках и минивенах наверняка сидели очень сильные энергетики, которые поопаснее любой бронетехники. И судя по количеству машин, их там сотни полторы. Наши же силы были скромнее: шесть бронеавтомобилей нашей дружины плюс три броневика Борецких, расчёт управляемой ракеты и семнадцать человек в засаде. Не густо. Надеялись мы только на внезапность атаки.

Возле поместья Борецких стояли ещё семь броневиков. Ростислава мы поставили в известность, и он был готов драться. Вторая половина нашей дружины выдвинулась к Сапунову Бору через микрорайон Прибрежный. Её я ждал с минуты на минуту.

Мой расчёт был на то, чтобы в первые секунды боя нанести врагу большой урон и тем самым заставить отступить. Я рассуждал следующим образом: когда враг встретит сопротивление на подступах к поместью, он тут же повернёт обратно. Голицыны на чужой территории, помощи им ждать неоткуда. Если бой затянется – им же хуже.

Я устроился в снегу возле дерева. Остальных бойцов, которые забурились в заросли на расстоянии метров десять-двадцать друг от друга, я не видел в темноте. С дороги же эти заросли даже днём просматривались с трудом.

Ждали. Прошло уже больше часа, с тех пор, как наблюдатель с московского тракта сообщил о колонне чёрных машин, а противник всё не показывался. Пальцы в перчатках коченели, как и ноги в берцах. Сегодня было холоднее, чем прежде. Зима вошла во вкус. В нагрудном кармане моей разгрузки лежала рация, подведённая к гарнитуре, но она пока молчала.

Наконец, в наушнике послышался голос, сообщающий долгожданную весть.

– Четвёртый пост Востоку. К развязке подъезжает колонна машин.

– Понял тебя. Восток передаёт всем позициям: пятиминутная готовность, – оповестил я. – Враг на подходе. Второй отряд вы где?

– Возле Сапунова Бора, – ответил сотник, командовавший вторым отрядом.

– Хорошо. Пока ждите. В бой вступать по моему приказу, на дорогу не суйтесь.

Сердце заколотилось сильнее. Ещё немного – и начнётся сражение. А я ведь даже не представлял, с кем придётся драться. Сколько там энергетиков? Какого они ранга? Сколько мастеров рун? Никто этого не знал.

Вдали показался свет фар, и мимо нас проехал чёрный внедорожник.

– Говорит Восток. Никому не стрелять, – тут же передал я. – Это разведка. Подпустим основные силы.

Основные силы долго ждать себя не заставили. Минут через десять до нас донёсся гул моторов, и на дороге снова показались фары. Они быстро приближались, прорезая своим светом мрак. Даже сквозь ветви зарослей я отчётливо их видел.

Вскоре мимо нас одна за другой стали проноситься чёрные машины: внедорожники и минивены. Картина очень сильно походила на ту, что я видел во сне.

– Восток всем позициям: огонь, – произнёс я как можно более спокойным голосом.

Над ночным заснеженным полем показалась красная точка и полетела за головным внедорожником. Взрыв разбил тишину, вспышка осветила мрак. Завизжали тормоза едущих следом машин, со стороны леса заколотили короткие очереди малокалиберных пушек и одиночные выстрелы энергетических орудий, которые ни с чем нельзя было спутать. Трассеры летели через поле и исчезали, ударяясь в землю или машины.

Со стороны Сапунова Бора тоже гремела стрельба. Это открыли огонь броневики, атакующие конец колонны.

Ещё одна красная точка полетела через поле – ещё одна вспышка осветила ночное поле. Уже две машины противника пылали вовсю. Занимались огнём и остальные от попадания зажигательных патронов. Но одно дело – техника, другое – живая сила. Энергетики третьего и четвёртого ранга могли спокойно выдержать кумулятивную струю без серьёзных для себя последствий.

Колонна была длинной. Передовых машин я даже не видел со своей позиции. Зад колонны тоже был скрыт от меня. Видел я лишь огненное зарево меж деревьев, внедорожник и минивен, остановившиеся напротив.

Минивен дал задний ход, но тут же в него угодил заряд из ОРГ. Я тоже взял гранатомёт, разложил трубу, поднялся, прицелился, нажал спуск. Гранатомёт дёрнулся, выплюнув ракету – ракета ударила в капот внедорожника. Двигатель охватило пламя, повалил густой вонючий дым.

Раздались выстрелы других гранатомётов. То там, то здесь взрывали обычные и энергоконцентратные снаряды. Вспышки от последних можно было узнать по синеватому оттенку. Огонь гудел, словно адский зверь, куски железа падали в снег и на дорогу, кричали люди – всё это слилось в одну безумную какофонию. Колонну затянул дым, который не позволял видеть, что происходит даже в пятнадцати метрах от нас. Выстрел из второго гранатомёта я уже сделал наугад.

– Восток вызывает вторую группу, – сказал я по рации, – вступайте в бой. Только под наш огонь не попадите.

Затем схватил карабин с подствольным энергоблоком и, встав на колено, прицелился. Сквозь дым было видно, как бойцы покидают объятый пламенем внедорожник. Я выпустил по ним три луча, после чего принялся быстро разряжать весьма ёмкий магазин карабина. Доносящиеся до меня нечеловеческие крики говорили о том, что моя стрельба возымела эффект.

Со стороны противника поначалу даже не слышалось выстрелов, но потом враг всё же стал отстреливаться. Замелькали лучи энергоблоков, синеватый взрыв сбил берёзку неподалёку, и та с треском повалилась. Но бил противник наугад.

Я к тому времени выпустил два магазина, перезарядил третий. В этот момент до меня донеслись команды.

– Собраться, сконцентрироваться! Они слева в лесу. В атаку, за мной!

Похоже, среди бойцов противника нашёлся командир, который не потерялся в царившем тут хаосе. И вскоре я увидел, как из дыма выскакивают люди в чёрной военной форме. У некоторых были шашки. В рукопашную пошли, значит.

Более десятка человек ковыляли по снегу в моём направлении. Те, у кого были карабины, стреляли, но стреляли наугад: пули даже близко не пролетали.

Энергоблок мой был заряжен и я пристроился за древом, подпуская противника поближе. Бойцы бежал довольно кучно, я навёл карабин на группу из четырёх человек, что вырвались вперёд. В этот момент справа от наступающих взорвался энергоконцнтратный снаряд, отбросив двоих в снег, ну и я тоже нажал на спуск.

Три раза нажал – три луча вылетели из энергоблока. Людей просто разрывало на части. На фоне бушующего пламени было отчётливо видно, как вокруг разлетались ошмётки тел. По остальных я принялся стрелять из карабина.

Четверо всё же прорвались. Они оказались совсем рядом. И тогда я отбросил карабин, сосредоточил в ладонях внешнюю энергию и ударил волной. Троих раскидало в разные стороны, один остался на ногах. В руке его светился клинок шашки.

Но шашка ему уже не могла помочь. Боец подбежал ко мне, мы обменялись несколькими ударами. В итоге он отлетел в снег с проломленной грудной клеткой. Поднялись ещё двое и стали по мне стрелять. Я схватил шашку убитого противника и ринулся на них. Взмах – голова одного упала в сугроб. Второй выдержал три удара три, но четвёртый добил и его.

Перестрелка гремела вовсю. Поняв, что на моём участке больше нет никого, я взял карабин, перезарядил энергоблок и поспешил на помощь к своим, стреляя на ходу по врагу. Они вылезали из-за машин, бежали в нашу сторону, но встретив сопротивление, возвращались обратно. Только двое, видимо, особо сильных всё же прорвались. Но я подоспел вовремя, чтобы остановить их.

Войдя в раж, я уже и сам был готов ринуться на противника и порубить всех, кто прятался за машинами, но вскоре до слуха моего донеслись крики «не стрелять». Враг сдавался.

– Всем позициям, прекратить огонь, – скомандовал я. – Они сдаются. Повторяю, прекратить огонь.

Почти сорок человек были взяты в плен этой ночью. Остальные – кто убит, кто ранен, кто-то, наверное, даже умудрился уйти. Но машины горели все: двадцать три стояли на дороге, ещё одна, та самая, которая проехала первой, была расстреляна возле поместья.

Могу себе представить, что творилось утром на месте засады: изрытая воронками земля, разорванные тела, почерневшие остовы машин… Даже ночью в свете пламени горящих авто картина выглядела жуткой.

Но я не стал дожидаться утра. Искать раненых, собирать куски тел и разгребать груды догорающего металлолома остались дружинники – как раз вторая группа, которая едва успела к концу представления. К ним присоединились дружинники великого князя.

Валера остался с отрядом на дороге, а я вместе с Николаем и несколькими бойцами из нашей и великокняжеской дружин надели на пленных блокирующие браслеты и отвели в особняк Борецких.

Тут уже стали разбираться, кто есть кто.

Среди захваченных в плен оказался и старший сын погибшего в бою главы родовой компании Голицыных, и глава рода Вельяминовых, и ещё несколько членов семьи, занимавших важные посты. Как я и предполагал, членов семьи было довольно много. Самые сильные приехали.

Двух старших Голицыных и двух Вельяминовых отвели в приёмную Ростислава в старом особняке, остальных разместили в новом доме и взяли под стражу. Допрашивал в основном Ростислав, мы с Николаем просто присутствовали при этом.

Как и предполагалось, Голицыны и Вельминовы явились, дабы отомстить за смерть Сергея Вельяминова и Петра Голицына. По заверению пленных, ехали наугад, поскольку решили, что я уже должен вернуться в Новгород. Они планировали взять Востряковых врасплох, захватить поместье и вынудить Николая сдать меня. Впрочем, мне казалось, что пленные что-то недоговаривают. Зачем посылать сто тридцать самых сильных бойцов обеих семей, если не стояла цель вырезать всех нас под корень?

Пришлось объяснить, что если Петра Голицына действительно убил я, то к смерти, а точнее пропаже Сергея, я не причастен. Не знаю, поверили Вельяминовы или нет, но это не имело значения. Свою позицию я озвучил.

Ситуация была непростой. Голицыны и Вельяминовы только что потеряли в бою своих родственников, они жаждали отмщения, но в то же время они понимали, что любое резкое движение приведёт к жесточайшей вражде между Новгородским и Московским княжествами. Поэтому внимание акцентировалось на личной мести за убийство членов семьи. Но Ростислав всё равно был в гневе. Ещё бы! Кто обрадуется покушению на своих подданных?

Я сказал Ростиславу, что хочу пообщаться с ним наедине. Мы отправились в гостиную, и мне стоило больших усилий, чтобы убедить его не разрывать отношения с Союзом. Огромным везением оказалось то, что Ростислав поддерживал связь с Борисом Безбородовым, который, будучи главой общесоюзной княжеской думы, тоже представлял правящие круги, но являлся противником политики Голицыных. Наверное, только этот факт и удержал разгневанного Ростислава от опрометчивых действий.

В итоге было решено требовать за пленных выкуп, а за вторжение – денежную компенсацию, как с Голицыных, так и с Вельяминовых. Половину этих средств Ростислав обещал передать нашему роду, поскольку значительную часть работы сделала именно наша дружина. В плену у нас оказались важные шишки, и сумма ожидалась солидная.

И всё же этой ночью никто не знал, к чему приведёт данный инцидент. Слишком уж много противоречий накопилось между Новгородом и Москвой.

* * *

В квартире моих приёмных родителей, что находилась в доме слуг, каждая деталь вызывала ностальгию. И хоть обои тут недавно переклеили, мебель частично осталась, в том числе старый обшарпанный диван, который я помнил с детства.

Сейчас на нём расположились мама и Костя. Я же сидел в кресле напротив. На столике между нами стоял чайник. Мы пили чай и беседовали.

Я решил встретиться с ними перед отъездом из Новгорода, провести время вместе и поговорить.

Вот мы и болтали за чашкой чая, я спрашивал, как идут дела. Уже давно мы так не сидели и не беседовали ни о чём. Впрочем, со временем всё отчётливее чувствовалась дистанция между мной и моей бывшей семьёй. Я не хотел этого, но мама была так воспитана. Сейчас она видела во мне князя, а не сына, и меня это коробило.

За время моего отсутствия почти ничего не поменялось, только сократился штат слуг в поместье, поскольку проживал теперь тут лишь Николай с супругой, и много обслуживающего персонала просто не требовалось. Камеристку Анны Васильевны и ещё трёх человек перевели в другие дома.

– Знаете, о чём я тут подумал? – сказал я, переходя на тему, ради которой, собственно, и собрал свою приёмную родню. – Хочу передать вам часть моего наследства: акции несколько заграничных компаний. Они приносят стабильные дивиденды, и вам не потребуется больше служить или работать. С Николаем я, разумеется, поговорю, чтобы он освободил вас от должностей. Не думаю, что это будет проблемой. Как вам идея?

Судя по лицам мамы и Кости их несколько обескуражило такое предложение.

– Большое тебе спасибо за заботу, Артём, – ответила мама, – но если можно, мы всё же хотели бы остаться. Тут – моё призвание, моя жизнь. Служить княжескому роду – это большая честь.

– Честь? – удивился я. – Я предлагаю свободу, а ты хочешь остаться слугой?

– Но ведь наша семья уже несколько поколений служит вашей семье и находится на хорошем счету. Мы служим князьям, а князья защищают и покровительствуют нам. Ни я, ни мой муж, будь он жив, не пожелали бы менять такой порядок вещей. И я прошу не прогонять нас из дома.

– Да вас никто и не собирается прогонять, – удивился я. – Что ты себе надумала? Я тебе предлагаю свободу. Свободу! Понимаешь? Тебе не надо будет никому служить, и искать, где заработать, при этом не придётся, потому что у тебя будет пассивный доход. Подумай над этим.

Мама улыбнулась:

– Я понимаю. Ты говоришь о свободе. Но какой от неё нам прок?

От такого вопроса я выпал в осадок:

– А разве не к этому стремится каждый?

– Служить знатному роду – это высшее, о чём может мечтать простой человек. Такая честь дарована не всем и я ни на что её не променяю.

– Извини, мам, но это чушь, – нахмурился я. – Меня воспитывали, как слугу, но я никогда не считал жизнь слуги пределом мечтаний.

– Это потому что в тебе течёт кровь князей. Мы же – люди простые.

– Человек сам определят свою судьбу, не зависимо от того, какая кровь в нём течёт. У тебя устаревшие представления.

– Может быть, – мама виновато улыбаться. – Но я считаю, что нахожусь на своём месте, и для меня это – очень важно.

– Ладно, я тебя понял, – печально вздохнул я. – Ну а ты, Кость, хочешь и дальше служить в дружине? Тебя это устраивает?

– А почему нет? – пожал плечами Костя. – Я тоже на своём месте.

– Ты же выше десятника не поднимешься. Сотниками становятся только члены семьи. Неужели нет других вещей, которыми ты хотел бы заняться?

– А я даже не знаю. Я горжусь тем, что служу в дружине под вашим началом. Востряковы – достойный род.

– Да, – добавила мама, – ни я, ни мой муж, царствие ему небесное, никогда ни на что не жаловались. Твой отец всегда был добр и справедлив, и Николай Эдуардович – тоже. Я рада, что мне выпала честь служить именно вашей семье.

Эти рассуждения заставили меня только посочувствовать им. Ну что за люди? Разве есть в жизни что-то дороже свободы? Что хорошего в рабском существовании?

Только когда уже был дома, и мы с Ирой, которая сегодня вернулась в поместье, сидели и ужинали, до меня дошло, почему моих приёмные родственники так боятся уйти со службы. Они не хотели свободы по одной простой причине: свобода пугала их. Они привыкли жить под защитой знатного семейства. Тут были стабильность, уверенность в завтрашнем дне, да ещё и определённый статус. Ради этого можно и свободой поступиться. Однако мне казалось, что даже если б я не стал князем, всё равно не захотел бы быть слугой остаток жизни.

Однако я всё равно решил перевести маме, сводным брату и сестре часть акций. Ну и Ире, разумеется – тоже, хотя в случае моей смерти и так окажется единственной наследницей всего моего состояния. Однако я не знал наверняка, что со мной станет и не желал, чтобы те, кого я люблю, остались ни с чем.

– Так и не погуляли, – Ира выглядела расстроенной. – А ты завтра уезжаешь ведь, да?

– Я решил остаться ещё на день, – ответил я. – Могу предложить провести его вместе.

– У меня учёба. Хотя, денёк, конечно, можно и прогулять. Причина-то уважительная, – улыбнулась Ира.

– Ещё какая, – улыбнулся я.

* * *

Был ясный морозный день, когда я на стареньком седане, купленным с рук за три сотни деревянных, выехал за ворота. На заднем сиденье лежал баул с вещами, среди которых была и книга, написанная моим дальним предком.

Я покидал поместье и Новгород, не зная, вернусь ли обратно. Хотелось уехать подальше от людей и заняться внутренними практиками, дабы справиться с напастью, которая поглощала меня. Я не знал, возможно ли это и что надо для этого делать, но собирался приложить все усилия, дабы не позволить своей личности исчезнуть.

Проезжая Новгород, мысленно прощаясь со знакомыми улицами и печалясь от того, что, возможно, не увижу их никогда.

Мой путь лежал к Ладожскому озеру, где у нашего рода имелся небольшой старинный особнячок. Сейчас он пустовал. Здание хотели сносить, но пока не доходили руки, да и непонятно было, что там строить. А жить в тех местах теперь никто не жил в связи с большой удалённостью не только от Москвы, но и от Новгорода.

Именно там я и планировал провести столько времени, сколько потребуется, чтобы справиться со своей проблемой… ну или перестать существовать.

О том, куда я еду, знал только Николай. Ни приставленные ко мне гээсбэшники, ни Безбородов, ни моя родня, бывшая или настоящая, не знали о моём отъезде. Впрочем, пришлось поставить в известность ещё одного человека – дядю Андрея, который сейчас проживал в Ладоге и хранил ключи от того старинного дома. Остальные же не должны были ничего знать. Николай обещал не болтать лишнего. Ему я сказал, что хотел бы уехать на месяц-другой подальше от людей и отдохнуть. О своей проблеме сообщать не стал, посчитав, что это ни к чему.

На месте я был лишь под вечер.

Машина остановилась перед ржавыми витыми воротами. Отперев их, я загнал своё транспортное средство на заросшую территорию и пошёл осматривать постройки.

Тут имелся один каменный одноэтажный дом и три деревянных жилых здания, конюшня и сараи. Деревянные здания покосились и выглядели весьма плачевно, а вот каменный дом, несмотря на облупившуюся облицовку и ржавую крышу, состояние имел сносное.

Место это как нельзя лучше подходило для моих целей. Ближайший населённый пункт, небольшой посёлок сельского типа, располагался в километре отсюда, и я был уверен, что здесь меня никто не потревожит.

Я перенёс внутрь баул с вещами, небольшой электрогенератор, канистру с бензином и пакеты с купленным по пути продовольствием. В доме было холодно, на стенах и мебели серебрился иней. Электричество было проведено, но свет нигде не горел, отопление, водопровод и канализация отсутствовали. Забот предстояло много. Сгущались сумерки, когда я, закончив с осмотром, вышел во двор, чтобы поискать запасы дров в сарае или хотя бы нарубить хвороста.

Так и потекла моя жизнь в этой уединённом местечке. По утрам я рубил дрова и хворост, для чего иногда ходил до ближайшего леса, топил печь, таскал воду из колодца и занимался прочими хозяйственными делами, а всё оставшееся время медитировал, тренировался, искал способы укрепить свой дух. Смарт я отключил, портативником тоже не пользовался. Хотелось отстраниться от мировых проблем и сосредоточиться на своём.

Провалы в памяти случались регулярно, они сбивали с толку, и из-за этого я терялся во времени. Казалось, прошла всего неделя, но когда я решил проверить дату, понял, что – гораздо больше. Но я пока был тут, не сдавался. Лучше не становилось, но и хуже тоже. А главное, в душе теплилась надежда.

Однажды, когда я проснулся утром, за окном стоял туман. Пелена висела над заснеженной землёй, она была столь плотной, что, казалось, протяни руку и можно дотронуться до неё. Белая дымка проникала в дом, стелясь по половицам.

Было холодно. Печка остыла. Мне показалось это странным, поскольку она долго держала тепло. Я оделся и вышел на улицу, чтобы принести дров.

Поначалу в тумане было сложно что-либо разглядеть, но вскоре стали прорисовываться очертания ограды и ворот, которые почему-то оказались распахнуты.

А под ногами серел песок – точно такой же, какой я видел в аннигилированных зонах. Теперь он подобрался к самому порогу моего жилища. Да и решётка ограды с воротами при внимательном рассмотрении оказались окаменелыми кусками серой материи.

За воротами высились несколько изваяний. Одни походили на людей, имели две верхние и две нижние конечности, другие конечностей имели побольше. Существа стояли неподвижно, как и те, которых я встретил возле воронки.

Что-то необъяснимое творилось вокруг, но тревоги и страха почему-то не было. Моим сознанием владел чистый, ничем не замутнённый покой. Раньше ни за что не поверил бы, что такое возможно.

Я осторожно шагнул на серую поверхность и прошёл к воротам. Существа не двигались. Миновав их, я побрёл сквозь туман, а тот становился всё плотнее и плотнее, скрывая от меня окружающий мир.

* * *

Ростислав Борецкий и Николай Востряков сидели за круглым столиком в небольшой уютной гостиной старого особняка Борецких, пили чай и беседовали.

– Признаться, я даже рад, что кандидат Оболенских набрал столько голосов, – произнёс Ростислав, ставя кружку на стол. – Голицыны потерпели поражение, и одно это – уже хорошо.

– Своими последними действиями Голицыны сильно уронили свой авторитет, – рассудил Николай. – Они многим перешли дорогу. Даже ГСБ выдвинула против них ряд обвинений. Рано или поздно это должно было случиться.

– И всё же жаль, что не Артём занял этот пост. Признаться, я очень разочарован. Вы, Николай Эдуардович, должны были сообщить мне в первую очередь об отъезде вашего брата из Новгорода. Возможно, его удалось бы удержать. Артём многих людей подставил своим необдуманным поступком. Если быть до конца честным, я не уверен, как долго теперь продлится мир между Новгородом и Москвой. Непонятно, как поведёт себя Воронцов. Если он не изменит политики по отношению к нам, о чём можно говорить?

– Ни о чём, к сожалению, – согласился Николай. – Остаётся лишь радоваться, что мы вернули оружейный завод и готовиться к худшему. Однако мне и самому жаль, что так вышло. Артём – мой брат. Его пропажа – трагедия для меня и моей семьи.

– Разумеется, – кивнул Ростислав, – сожалею о вашей утрате. И всё же не стоит оставлять надежды, что Артём вернётся. Не мог же он просто испариться? Возможно, есть какая-то зацепка? Может быть, он что-то говорил вам или своей супруге?

– К сожалению, ничего. Он ни словом не обмолвился о целях своего отъезда. Поэтому вся надежда только на тайный приказ и общесоюзный следственный отдел.

– К сожалению, у тайного приказа тоже ничего, – развёл руками Ростислав. – Ребята работают, но… пусто.

– Прошло уже два месяца. Если он пересёк границу, то сделал это давным-давно. В Союзе его не найти.

– Ваша правда, но повторяю, не стоит оставлять надежды. Да, кстати, слух до меня дошёл, будто супруга Артёма наследника ждёт?

– Да, Ирина на третьем месяце, – произнёс Николай, неприятно удивлённый тем, как быстро до великого князя доходят вести.

– Ещё неизвестно, кто: мальчик, девочка?

– Срок слишком мал.

– Ну что ж. В любом случае весть хорошая. В нашем княжестве может появиться ещё один сильный энергетик.

– Шансы невелики, сами знаете. Ирина не обладает открытыми каналами. В таких браках чаще всего рождаются дети, не имеющие силы.

– Знаю, – кивнул Ростислав. – Вот поэтому и надо было парня женить на девице благородного происхождения. Проморгали мы с вами. Но поживём-увидим. А вдруг?

– Поживём-увидим, – согласился Николай.

Погостив у Ростислава, Николай вернулся в свой особняк. Он запер изнутри дверь кабинета, достал из ящика письменного стола книгу в кожаном переплёте – ту странную книгу, которую он обнаружил в старом загородном доме близ Ладоги, последнем пристанище Артёма. Здесь же лежало запечатанное письмо Артёма. Судя по надписи на конверте, это было завещание. Николай открывать его пока не собирался, но решил, что в ящике письмо будет в большей сохранности, чем там, где его оставил брат. Эти две вещи Николай сохранил втайне от всех, даже следователям не показал.

Николай уже не первый раз читал эти загадочные мемуары, написанные от руки каким-то далёким предком, якобы, прожившим более тысячи лет. Книга освещала многие вопросы, но в то же время оставляла множество тайн.

Главным образом Николая интересовало то, как древние волхвы достигали столь невероятного могущества, как описывалось в книге, и почему сейчас энергетики стали значительно слабее. В мемуарах об этом не говорилось, однако Николаю казалось, будто он что-то упускает, будто ответы есть и их лишь надо найти, вычитать между строк. Чем он и занимался: оставаясь вечерами один, открывал книгу и раз за разом погружался в записи своего далёкого предка.

Конец