Текст книги "Прах (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2

– Внимательно слушайте и мотайте на ус, – проскрипел голос в наушнике. – В опасные игры играете, Артём Эдуардович, и с людьми связались не с теми. Зачем? Чего добиваетесь? Считаете, что с вашей семьёй обошлись несправедливо? Отомстить хотите? А вам не приходило в голову, что ваши родственники не такие уж невинные овечки, какими казались? Наверное, нет, – ответил сам же на свой вопрос Голицын. – А если и приходило, вы отогнали эту мысль, поскольку родня – это святое, и сомневаться в них нельзя. Так же вас учили? А вы уверены, что хорошо знаете свою родню, Артём Эдуардович? Как долго вы общаетесь с ними? Четыре месяца?

– К чему вы клоните?

– Мой род предлагал вам службу. Вы отвергли. Зря. Но это – ваш выбор, за него не судят. Однако если впутаетесь в заговор против действующего правительства, ничем хорошим это для вас не закончится. Понесёте наказание по всей строгости закона. Это я обещаю. Ну а если интересуют подробности дела вашего дяди и других родственников, перезвоните мне завтра или послезавтра на этот номер.

– Так, погодите… – попытался я что-то возразить, но меня перебили.

– Пока всё. Будьте осторожны с новыми знакомствами. До свидания.

Голицын положил трубку, оставив меня в растерянности. Сомнения нахлынули волной. Непонятно, что и думать. Мои родственники действительно занимались грязными делами? Всегда считал, что они ни в чём противозаконном не замешаны и ведут бизнес чисто и легально. Но почему я так считал? Почему не допускал даже мысли, что в семье кто-то мог нарушать закон? Привычка верить в непогрешимость рода, которому служили мои сводные родители? Нам с детства прививали данную идею, и отделаться от неё было непросто. Но так ли это? Действительно ли дядя Гена нагло оклеветан и дело его сфабриковано? Кажется, правду никто не скажет. До правды надо докапываться самому. Однако было интересно, какие Голицын предоставит доказательства.

– Как подруга поживает? – спросила Мария, когда я вернулся.

– Обижается, что долго не звоню.

– Сильно обижается, судя по твоему виду, – Мария зашагала к лифту.

Я встрепенулся. Действительно, лучше сделать вид, что всё хорошо.

– Просто некоторые проблемы есть, – ответил я уклончиво.

– У кого нет, спрашивается…

Разумеется, сообщать о звонке главы МСБ я не стал. Кроме меня это никого не касается. Прежде надо выяснить правду, а потом уже делать выводы. Меня втягивали в заговор против действующего правительства – втягивали медленно и незаметно, и я сам не осознавал этого, пока скрипучий голос в наушнике не сообщил об этом. И тут стало страшно. Ехал на лифте, а сам думал о том, что, возможно, даже моё присутствие здесь уже незаконно, что уж говорить о разглашении информации, которую я обязался держать в тайне.

Прослушки я не боялся. Мой смарт был чист. Ира проверила и смарт, и портативник, удалила кучу вирусов, поставила какие-то защитные программы и сказала, что теперь можно общаться и лазить в интернете, не боясь слежки. Вот только в общественных местах в сеть лучше не выходить, и раз в месяц отдавать ей устройства на проверку.

Когда мы вошли в квартиру, Мария велела оставить смарт в прихожей и обыскала меня.

– Меры предосторожности, – она прохлопала мои карманы и рукава, и даже прощупала прокладку пиджака. – Мы тут не в игрушки играем.

В квартире было так же пусто и чисто, как и в ту ночь, когда я оказался тут впервые. Мария велела ждать в зале, а сама принесла из соседней комнаты включённый портативник.

– Покажу некоторые фотографии, – она села рядом на диван и открыла снимок со спутника, где виднелись несколько сооружений и большое чёрное пятно.

– Что это? – я стал вглядываться в снимок.

– Южная Америка. Леса в долине Амазонки. Голицыным там принадлежит большой участок земли. Это – их секретная лаборатория. Долго не получалось заснять, но в прошлом году выпал шанс. Там проходят эксперименты по созданию аннигилированных полей. На снимке – чёрное облако. Слышал о таком явлении? Оно с недавних пор начало регулярно наблюдаться в крупных серых зонах вроде парижской и франкфуртской. Секрет из этого никто не делает.

– Голицыны что, создают серые зоны? Они с ума посходили?

– Боюсь, действия их весьма рациональны, но их деятельность не становится от этого менее опасной.

– Глупость какая-то. Серые зоны уничтожают планету. Они расширяются, поглощая всё на своём пути. А Голицны создают ещё? Наху… в смысле, зачем?

– Ради исследования аннигилированных полей и дельта-энергии. Подробностей не знаю, но в основном всё вращается вокруг дельты. Существует то ли поверье, то ли гипотеза, что этот вид энергии способен пробудить огромную силу практически в любом человеке. Но вот как именно, пока непонятно, и к счастью, не знают это даже Голицыны. Всё, что происходит на этой и других подобных базах, хранится в строжайшем секрете, – Мария стала перелистывать снимки, на всех них были похожие вещи: здания, чёрные облака и огромные серые поля. – Но те, кто занимаются этими исследованиями, а точнее кто инициирует их, не остановятся ни перед чем. Эксперименты над людьми, уничтожение материи, создание аннигилированных зон – нет такого преступления, на которое они не пойдут. Теперь ты понимаешь, почему Голицыны пытаются монополизировать все исследования в этой области?

– Вот дерьмо, – нахмурился я. – Нельзя им позволить дальше заниматься этой хренью.

– С тобой многие согласятся. Но это не так просто, как кажется. ГСБ уже давно работает над тем, чтобы пресечь данную деятельность. Кстати, твоя помощь нам бы пригодилась.

– Что вы собираетесь сделать?

– Захватить лаборатории и добыть доказательства преступлений Голицыных. Не хотелось бы, чтобы другим странам стали известны наши секреты, поэтому желательно сделать это самим, без помощи интерпола.

– Этих полей не должно существовать. Их надо уничтожить.

– Думаешь, за столько лет никто догадался? Лучшие умы бьются над проблемой… в то время, как другие лучшие умы её только усугубляют.

– Допустим… А чем я могу помочь?

– Ты работал в лаборатории в Слуцке. Когда поедешь в следующий раз, постарайся что-нибудь разузнать поподробнее насчёт исследований. Если, конечно, операция не начнётся раньше. Я сообщу, когда понадобится помощь. Само собой, не бесплатно, хотя, полагаю, деньги, которые готово предложить наше учреждение, для тебя сейчас – копейки.

– Не в деньгах дело. Я – почти единственный, кто способен остановить этих серых тварей. Нас очень мало. У меня нет другого выхода, кроме как участвовать во всём этом. Мне придётся ехать в аннигилированные зоны и уничтожать существ. Не важно, под чьим началом: вашим, Голицыных, ещё чьим-то. А то, что ты говоришь… Конечно, это полный пиздец. Я попробую что-нибудь выяснить.

Было сложно остаться в стороне, когда судьба мира зависит от тебя, и я оставаться не собирался. И если сказанное Марией – правда, это ещё один повод наказать Голицыных. Не важно, в чем замешана моя родня: на фоне того, что творят Голицыны, это цветочки. Они убили моего отца, да ещё и власть в стране пытаются узурпировать. О чём ещё можно говорить? Конечно, Голицыны должны ответить за свои преступления. Когда думал об этом, страх отступал. Нет уж, мудаку из МСБ меня не запугать. Пусть грозит, чем хочет, а я буду бороться с такими, как он.

Я откинулся на спинку дивана.

– Тебя, вижу, шокировали новости, – заметила Мария.

– Спрашиваешь? Ещё бы! Среди людей есть твари пострашнее, чем те, что водятся в серых песках.

– Возможно, – хмыкнула Мария.

– Все несчастья и беды от людей, от нашей силы, которую мы используем для уничтожения друг друга. Если б не сраные бомбы с энергией, никаких серых зон не возникло бы. Он был прав… – последнее я пробормотал себе под нос, вспомнив слова загадочного незнакомца с фиолетовыми глазами.

– Зависит от того, как посмотреть на данный вопрос. В чём-то ты, конечно, прав, но сетовать на мир смысла нет. Давай лучше думать о том, как исправить ситуацию.

– Другие наворотили, а нам исправлять. Ха. Весело, что обосраться.

– Ну… Это, собственно, то, чем занимаемся я и следственный отдел.

Я снова принялся пересматривать снимки, словно ища какую-то важную деталь, не замеченную ранее, но фотографии из космоса мало что могли рассказать о происходящем на земле – разве что дать общую картину.

– А почему ты вообще пошла работать в ГСБ? – решил я поговорить на другую тему, чтобы немного отвлечься. – Тебе интересно заниматься расследованиями?

– Много что повлияло, – ответила Мария и приняла задумчивый вид. Она словно перенеслась мыслями в прошлое, воскрешая воспоминания о давно минувших днях. – После лицея встал вопрос, куда поступать. В основном все идут в академию, но я посчитала, что если пойду сюда, смогу наказать тех, кто убил моих дядьёв и деда. Были знакомые, которые посоветовали поступить в школу госбезопасности, ну и связи, разумеется. В ГСБ много Оболенских. Большинство – полузнатные, но всё равно, свои. Ну я и решила, что это – лучше всего. Вот, до сих пор работаю. Наверное, это моё место. Не представляю, чем ещё могла бы заняться.

– Всё ради мести, значит?

– Кто знает. Возможно, тогда мной двигал юношеский максимализм, возможно, повлияли те, кто пытался затащить меня в ГСБ, как сильного энергетика. У меня всё-таки уже к семнадцати годам был пятый ранг. В общем, как получилось, так получилось. Я ни о чём не жалею. Кому-то надо заниматься безопасностью государства. А ты что хочешь в жизни? Думаешь о благе рода или пока не проникся этой идеей?

– Конечно, я желаю процветания семьи. Хотя… там есть такие люди, ради процветания которых не очень хочется трудиться.

– Думала, ты с ними расправился.

– Только с одним. Да и не сказать, что мне они поперёк горла стоят. Видишь ли, когда я был в совете, столкнулся с не очень дружелюбным к себе отношением. Убивать тут не за что. Просто сложно воспринимать этих людей, как свою семью. Для меня семья – это Николай, дядя Гена, Лёха – хоть он и баран конченый, но всё равно привык к нему, Ира – она всегда была моей семьёй и останется. С дядей Геной я даже подружился, когда он у нас жил. Может быть, ещё два-три человека, которые мне помогли. А остальные… – я махнул рукой. – Многих родственников я даже не видел ни разу. А некоторые вообще смотрят на меня, как на говно.

– Ага, представляю. Я ощущала что-то подобное. Сколько презрительных взглядов пришлось вынести из-за того, что, по мнению наших стариков, я пошла на «мужскую работу», – Мария хмыкнула. – Но род – есть род. Как бы ты к нему не относился, ты – часть его.

– То есть, твоя семья была против того, что ты пошла в ГСБ?

– Не все. Отец отнёсся нормально. А вот мать не понимала моих устремлений. Ну и некоторые из дедов пофыркали, повозмущались нравами современной молодёжи. Знаешь ведь, как у них заведено было? Женщина должна выйти замуж и рожать, рожать, рожать до посинения. У некоторых до сих пор сохраняются предрассудки.

– А ты, значит, так и не вышла замуж? – я повернулся к Марии, положив руку на спинку дивана.

– Думаешь, девушке из знатной семьи легко дожить до двадцати семи лет и не выйти замуж? – улыбнулась Мария. – Я состою в браке с князем Скрябиным. Он тоже из Владимиро-Суздальского княжества, как и я.

– Что-то я не понял… А почему ты представляешься фамилией своего рода?

– Потому что не стала менять фамилию. Наши дети должны носить двойную фамилию. Точнее, должны были бы, если б были.

– А что так? Проблемы какие-то?

– Кроме того, что наш брак – чистая формальность, никаких.

– Вон оно как, – хмыкнул я. – Слышал про такие случаи.

– Ага, и они – не редкость. Мы с мужем прожили вместе год, потом я решила, что мне это не интересно, и мы договорились, что дальше – каждый сам по себе и в жизнь друг друга не лезем. Вот и всё. К счастью, мой муж – оказался человеком понятливым. Обошлось без скандалов.

– Почему не разведёшься?

– А зачем? Скрябины на одной с нами стороне. Не думаю, что стоит идти на столь кардинальные меры. Потом – может быть, но не сейчас. В любом случае, развод – всегда много волокиты. Меня пока и так всё устраивает.

Я посмотрел время на экране портативника:

– Заболтались мы. Уже двенадцатый час. Чёрт, ещё машину забирать и переться через полгорода.

– Если честно, мне тоже не охота тебя везти. Завтра вставать рано.

– Значит, опять придётся заночевать тут?

– Как хочешь, – Мария пожала плечами и загадочно улыбнулась.

* * *

Меня разбудили, тряся за плечо.

– Артём. Артём, пора вставать. Не знаю, как у тебя, а у меня – работа, – прозвучал сквозь сон мелодичный голос Марии.

Я разлепил глаза. Мария стояла рядом в одном нижнем белье.

– Да-да, помню, ты говорила… – я поднялся и стал надевать брюки, параллельно воскрешая в голове события прошлого вечера.

Сам не пойму, как так получилось. Переться домой ночью было не охота, я решил переночевать на конспиративной квартире, тем более что Мария не возражала. Мы ещё долго сидели, болтали о жизни, потом немного выпили. А потом… как будто магнитом нас притянуло. У меня, конечно, были некоторые каверзные мысли, но делать этого вроде как не собирался – всё получилось словно само собой.

– Сколько времени? – спросил я.

– Полседьмого.

– Так рано? – я надел рубашку и принялся застёгивать пуговицы. – Ты всегда так рано встаёшь? Я бы ещё поспал.

– Ага, – Мария уже была в своём строгом костюме. Она стояла возле зеркала и причёсывалась. – Чаще всего понежиться в кровати не удаётся. Работа у нас важная и ответственная.

На лифте мы спустились молча, так же молча сели в машину. Я ощущал некоторую неловкость и старался не встречаться с Марией взглядом. Первый раз чувствовал не в своей тарелке рядом с девушкой, с которой только что провёл ночь. Она вела себя так, словно ничего и не было, и это казалось странным.

Доехали до стоянки быстро. Утро только начиналось, и дороги ещё не запрудило машинами спешащих на работу новгородцев.

– Твой «Карат»? – спросила Мария, подруливая к серебристому паркетнику.

– Мой, конечно. Точнее, брата.

– А что свою машину не купишь?

– Экономлю.

Мария рассмеялась:

– Какой ты экономный. Ну что ж, будем прощаться, – она посмотрела мне в глаза и улыбнулась. – Только давай обойдёмся без сентиментальностей. Всё было, конечно, замечательно, но я бы предпочла, чтобы наши отношения носили преимущественно деловой характер. Ладно?

– Пожалуй, так лучше всего, – согласился я.

– Позвоню, когда будут более конкретные планы, так что не забывай о моей просьбе.

– Буду ждать. Надеюсь, нам удастся остановить этих засранцев, – я открыл дверь и вылез. – Увидимся.

Теперь мне предстояло добраться домой раньше, чем начнутся пробки. Впрочем, в южном направлении утром обычно дороги были свободны.

Мы с Ириной жили в люксовых апартаментах в пятиэтажном здании на окраине боярского района. Здесь находился один из двух крупнейших парков Новгорода, а за парком начинались обычные городские кварталы. Дом наш имел П-образную планировку и три подъезда, в центральной части – пять этажей, по краям – четыре. Во дворе был разбит скверик с фонтаном.

Рядом располагались ещё несколько домов в похожем стиле – что-то вроде отдельного микрорайона на границе между городом для простых людей и городом для аристократов. Обычно в таких микрорайонах проживали мелкие бояре, отпрыски из знатных семейств – полузнатные или те, кто ещё не получил наследство, и люди из приближённого круга. Квартал был довольно тихим, как и весь боярский район, машины здесь ездили редко.

Загнав машину на просторную подземную парковку, которая более чем наполовину никогда занята не была, я поднялся на лифте на четвёртый этаж. Мы жили в центральной части дома – как раз напротив парка. Не знаю, как в других подъездах, но здесь на каждом этаже находилось по одной квартире. Наш этаж исключением не являлся. Помимо парадного имелся ещё и чёрный ход, но им я пользовался редко – только если надо было выйти во двор.

Квартира была огромной. Из прихожей в обе стороны шли коридоры, а центральная двустворчатая дверь вела в гостиную, что по площади не уступала самой крупной гостиной в нашем старинном загородном особняке. Здесь находились и книжный шкаф (правда, почти пустой), и стол с компьютером, и диваны для посиделок. Огромное окно выходило в парк. Был в квартире и отдельный кабинет, но я им не пользовался. Большинство комнат вообще непонятно, зачем тут были нужны, я открывал их лишь один раз: когда заселялся, чтобы посмотреть, что там.

В квартире царила тишина, но поскольку у Иры занятия начинались позже, скорее всего она ещё была дома.

Пройдя по коридору, заглянул в спальню. Свет проникал сквозь щель между тяжёлыми бархатными шторами. Ира лежала, закутавшись в одеяло. На полу валялась разбитая ваза, что показалось странным. Неужели нельзя было убрать? Не похоже на неё. Да и вообще, долго она дрыхнет: занятия скоро начнутся.

Я подсел к Ире на кровать и осторожно провёл по волосам, разметавшимся по лицу. Надо было всё-таки приехать вчера. Наверное, Ира скучала одна, хотя я ей прислал сообщение, что вернусь утром. На столе стоял компьютер с двумя голографическими мониторами, которые сейчас были выключены и выглядели простыми металлическими планками на серебристой ножке. Ира всегда занималась делами здесь. Нет, вряд ли она скучала. Скорее всего, сидела, как обычно, за компьютером. Она часами могла таращиться в монитор и тыкать пальчиками в клавиатуру, даже на еду отвлекалась с трудом.

Я хотел уже пойти посмотреть, что есть в холодильнике, дабы утолить голод, но тут Ира открыла глаза.

– Доброе утро, – сказал я. – Вставай. Скоро на учёбу.

– Приехал? – Ира поднялась и села, обхватив накрытые одеялом колени.

– Что-то не так? – спросил я. – Что за бардак тут? Можно было бы убраться.

– Ага, – произнесла Ира. – Извини.

Она встала, надела джинсы, футболку и толстовку с капюшоном.

– Да что произошло-то? – спросил я снова.

– Не обращай внимания, – Ира вышла, вернулась с веником и совком и стала подметать осколки, а я смотрел на неё, не понимая, то ли я в чём-то виноват, то ли у неё опять какие-то заскоки. Лицо её не выражало ничего – пустота была во взгляде.

– Там кебабы в холодильнике, – сказала Ира, – вчера заказала несколько.

– Объяснишь мне, что происходит? – спросил я настойчивее. – Что за вид такой? Сколько уже можно наблюдать тебя в таком состоянии?

Ира исподлобья взглянула на меня и ничего не ответила. Ситуация начинала злить. Опять слова не вытянешь. То бывает уставится в одну точку и сидит, пока не отвлечёшь, а теперь надулась и молчит. Но ещё больше я, кажется, досадовал на себя из-за того, что не знаю, чем помочь, и что вчера не оказался рядом.

Подметя осколки, Ира положила в рюкзак портативник.

– Я поеду на учёбу, – сказала она.

– Даже не поешь? – удивился я.

– По пути куплю себе что-нибудь.

– Объясни мне, что случилось. Никуда не пойдёшь, пока не скажешь, – произнёс я.

– Говорю же, ничего, – Ира уставилась на меня то ли со страхом, то ли с упрёком. – Я просто разбила случайно вазу. Решила, что уберу сегодня, потому что устала вчера.

– Говори правду.

– Что ты имеешь ввиду?

– Хватит придумывать какую-то ерунду. Почему ты так себя ведёшь? Раньше ты мне всегда всё рассказывала. Что случилось?

– Ничего, – Ира испуганно замотала головой. – Честно. Я не обманываю. Можно пойду? Мне надо уже…

– Иди, – буркнул я.

Ира вышла из комнаты. Хлопнула входная дверь квартиры, я остался один.

Подперев голову руками, задумался. Злость и досада отпустили, в сердце что-то защемило. Поведение Иры и та недосказанность, что появилась между нами в последнее время, расстраивали. Я ломал себе голову, почему она прямо не расскажет о том, что её гнетёт, почему не поделится своими проблемами. Так хотя бы было понятно, что с этим делать.

Поднявшись, я подошёл к окну. Оно выходило на сторону скверика с фонтаном. Людей тут почти не было, только какой-то мужчина с собакой брёл по дорожке. За желтеющими деревьями виднелся дом, похожий на наш.

Полюбовавшись на осенний пейзаж, я отправился на кухню, заварил кофе, разогрел в микроволновке кебаб и, включив экран смарта, принялся есть и читать новости.

Одной из главных новостей на сегодняшний день было строительство крупного завода нефтегазодобывающего оборудования. Речь шла как раз о том предприятии Белозёрских, четвёртая часть которого принадлежала мне. Строить его начали ещё в конце августа, но из-за каких-то проблем приостановили, а теперь возобновили. Свою долю я пока не внёс, собирался это сделать на следующей неделе. С деньгами, конечно, имелись трудности. Сейчас я находился не в столь бедственном положении, как три месяца назад, когда меня чуть не выгнали из рода, лишив половины наследства, но и триста пятьдесят миллионов на руках не было. Чтобы их наскрести, придётся продать что-то из уже имеющихся активов, а делать этого не хотелось. Вот я и ломал голову, как решить вопрос.

В остальном ничего интересного в новостях не писали. Какая-то возня была на границе с ливонцами, новообразованное государство которых Союз не признавал, но и воевать с ними больше не решался, опасаясь давления мировой общественности в лице Ирана и Турции. Ещё и премьер-министр УСФ подливал масла в огонь своими резкими заявлениями по поводу войск СРК на границе с УСФ.

В Новгородском же княжестве было всё тихо, если не считать автомобильной аварии в центре вчера вечером. Люди, как всегда, мирно ехали на работу, начинался очередной будничный день. К спокойной жизни тут уже давно все привыкли. По уровню благополучия населения Новгород мог тягаться с Москвой и Владимиром.

После завтрака я набрал номер, с которого вчера звонил глава МСБ Пётр Голицын.

– Рад, что вы проявили благоразумие, – ответил хрипловатый фальцет в наушнике гарнитуры. – Вас интересуют дела вашего дяди и других членов семьи, я верно понимаю?

– И желательно, чтобы доказательства их вины были убедительными, – сказал я.

– Через десять минут проверьте почту – отошлю вам материалы дела. Там не всё, но надеюсь, хватит. Возможно, вам в это трудно поверить, но ваши родственники действительно занимались незаконной торговлей оружия, продавая его тем лицам, которым Союз запрещает поставлять оружие. Этим занимались и ваш дядя, и ваш отец. Участие остальных доказать не удалось, – Голицын говорил почти без интонации, словно зачитывал с бумаги текст. – Вот и подумайте, почему так важно, чтобы оборонная промышленность была сосредоточена в руках людей, лояльных государству, что мы, собственно, и добиваемся.

Наверное, стоило промолчать, но я не сдержался:

– И это оправдывает убийство людей?

– Простите, а вы про что именно сейчас?

– Вы знаете, про что. Даже если мой отец занимался чем-то подобным, подстраивать его убийство – тоже противозаконно.

– Ах, вот оно что. Теперь понимаю, понимаю… А кто вам сказал, что мой род имеет отношение к убийству вашего отца? Может, был суд? Может, приговор кто-то вынес? Или это ваша подружка из ГСБ наплела с три короба? Не смешите. Оболенские скажут всё, что угодно, лишь бы очернить имя моего рода. Думаете, у Эдуарда Вострякова было мало врагов?

– Я должен поверить вам на слово?

– Артём Эдуардович, кому верить – ваше личное дело, и меня оно не волнует. Но я предупредил, что если вы окажетесь на стороне врагов государства, это будет иметь серьёзные последствия для вас, ваших знакомых и близких, которые оказывают вам содействие. Это ясно?

– Вполне, – буркнул я.

– Рад, что вы меня услышали. Документы высылаю. До свидания.