Текст книги "Обратно в ад (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Ладно, – произнёс я себе под нос и отключился.

* * *

Тимофей Дуплов бодрствовал. После того как среди ночи ему сообщили о побеге Артёма Вострякова, он так не смог уснуть. Глава тайного приказа сидел в плетёном кресле под развесистым дубом в саду своего городского дома и думал. Василию Степановичу он решил рассказать новость утром. Ни к чему будить старика. Конечно, тот не обрадуется побегу, но это – пустяки.

Гораздо больше Дуплова волновало то, как именно сбежал Артём. Разумеется, на нём были нейтрализаторы. Перевозить без них энергетика – самоубийство. Но тогда как он освободился? Неужели пацан настолько силён, что даже браслеты ему не помеха? Или ему помогли? Последнее казалось маловероятным. Судя по тому, что обнаружили дружинники, прибывшие на место происшествия, складывалось впечатление, что Артём действовал в одиночку. Он убил водителя фургона, в котором его везли, и трёх сопровождающих, а потом напал на бойцов, ехавших следом.

И всё же версию, что Артёма специально кто-то вытащил, нельзя было сбрасывать со счетов. Ему могла посодействовать собственная семья. Вдруг начальница СБ Востряковых решила не выдавать парня и организовала побег? Или к этому приложили руку более серьёзные люди? Последний месяц в Новгороде околачивались агенты ГСБ, прибывшие из Москвы, они даже допрашивали Артёма, когда тот попал в тюрьму. Могли ли они быть соучастниками? Или УВР, которое занималось делом Востряковых? На самом деле это мог оказаться кто угодно: в глазах многих князей столь сильный энергетик, как Артём – на вес золота. Возможно, его семья тоже поняла это.

И ведь казалось бы, что может пойти не так? Тимофей предусмотрительно вывозил Артёма ночью в грузовом фургоне в сопровождении восьми человек дружины. Все меры предосторожности и протоколы безопасности были соблюдены – в тайном приказе не идиоты работают. Но как часто случается, беда пришла, откуда не ждали.

Теперь Артём, скорее всего, уже не в Новгороде, а значит, найти и достать его будет проблематично. На территории других княжеств ни новгородская полиция, ни новгородский тайный приказ не имели никаких полномочий.

Но это не сильно волновало Тимофея. По большому счёту ему было плевать на Артёма, он не видел в нём серьёзной угрозы. Поквитаться с парнем хотел великий князь, и Тимофей просто исполнял прихоть старика. Главу тайного приказа тревожили совсем другие вещи: например то, что в Новгороде околачиваются агенты ГСБ и УВР, которые могли спутать все планы. Вот это было проблемой.

Близилось утро. Тимофей наблюдал, как серые сумерки сменяются рассветом. Он решил, что надо отвлечься от дел и подумать о чём-нибудь приятном. Иногда релакс был просто необходим. Тимофей достал длинную трубку, набил табаком и затянулся, размышляя о том, куда отправиться на охоту в ближайшие выходные. Это было одно из любимых его развлечений. А ещё глава тайного приказа обожал редкие моменты одиночества и покоя. С возрастом он всё больше понимал, сколь ценны такие мгновения, когда вокруг нет тех, кто строит козни, подсиживает или постоянно что-то от тебя хочет – одним словом никого.

В этом Тимофей походил на великого князя. Тот тоже не доверял никому, тоже замыкался в себе и терпеть не мог родню. Вот только при всём при этом Василий Степанович окружил себя четырьмя жёнами, две из которых имели аристократическое происхождение (великим князьям такое не возбранялось). Одна из них, ныне покойная княгиня Рюмина, долгое время даже была его личным секретарём. Тимофей же в вопросе женитьбы придерживался более умеренной политики. Он имел лишь одну жену, от которой у него были два сына и дочь, да и ту держал подальше от себя и своих дел: семья его проживала в отдельном доме, куда Тимофей наведывался в специально отведённое для общения с женой и детьми время.

Не стремился он приблизить к себе и других женщин, даже постоянных любовниц не содержал, как это принято в светском обществе. Он прекрасно знал, что с бабами церемониться не стоит, иначе проблем не оберёшься. Бережливость и экономность брали своё: время и деньги лучше потратить на что-нибудь более полезное, нежели благоустройство очередной шлюхи. Да и жёны лишние ни к чему. Заведёшь много законных отпрысков, так им надо давать образование, устраивать в жизни, а жён – содержать. В общем, сплошные расходы. Да ещё и после смерти все перессорятся из-за папкиного состояния. Зачем такое?

Одним словом, Тимофей был тем ещё скрягой, причём сам прекрасно это понимал и даже гордился этим. Но держал втайне от всех. На людях Тимофей Дуплов вёл себя, как человек широкой души, общался со всеми дружелюбно, и потому крайне мало кто мог разглядеть его истинную сущность.

В своё время Василий Степанович разглядел, а потому и сделал Тимофея начальником тайного приказа. Но если б великий князь до конца разглядел, что за человек – Тимофей Дуплов, ни за что не назначил бы его на эту должность.

Тимофей не служил великому князю, хоть и успешно делал вид. Он служил себе и собственным интересам. А старый князь при всей своей подозрительности порой был совершенно слеп к тем, кто находится у него под боком. Василий Степанович видел врагов повсюду, знал, как и сколько ворует родня, занимающая всевозможные посты в правительстве, но при этом не замечал, как некоторые люди из ближайшего окружения направляют его туда, куда хотят.

Как, например, Огинская – его вторая жена-аристократка из литовских князей. Именно она склонила Василия Степановича к мысли отделить от Москвы Новгородские земли, но великий князь искренне веровал, что это решение его и только его. И в то же время подозревал в заговоре своего старшего сына Ростислава, который ничего дурного против отца пока даже не помышлял.

Подозревал и Востряковых. От навязчивой мысли, что Востряковы затеяли предательство, у великого князя в последнее время сорвало крышу. Он решил, что Артём – угроза номер один, и жаждал его смерти. У Тимофея не было информации о заговоре Востряковых, но разубеждать Василия Степановича он не собирался, дабы не навлечь на себя подозрения старого маразматика.

Но Артёма он всё же подозревал кое в чём. События последнего месяца явно показали, что в игру вступили новые стороны и что Голицыны всё глубже суют нос в чужие дела. Артём был как-то замешан во всём этом. Вот только как? Тимофей пока не понял этого. Собирался выяснить, да Артём сбежал, и ищи-свищи теперь ветра в поле.

Шёл восьмой час утра, когда Тимофей вернулся в дом. Он вызвал по внутренней связи слугу и велел принести завтрак в кабинет, а сам устроился за своим длинным столом, на котором располагалось три монитора, и набрал номер Василия Степановича.

На одном из голографических мониторов появилось суровое лицо великого князя с широкими моржовыми усами. Василий уже бодрствовал. Сейчас он обитал в загородном особняке. Три дня назад перебрался туда, поскольку в больнице, несмотря на наличие охраны, не чувствовал себя в безопасности.

– Доброе утро, Василий Степанович, как самочувствие сегодня? Как спалось? – начал издалека Тимофей своим обычным елейным тоном.

– Да нормально, нормально, Тимоша, – махнул недовольно рукой великий князь, и по одному этому стало понятно, что он не в духе. Наверное, опять мрачные мысли мучили старика с самого утра.

– Не хотел бы вас огорчать, но новости не самые хорошие, – перешёл к делу Тимофей. – Сегодня ночью Артём Востряков сбежал, когда мы его транспортировали на нашу базу. Все дружинники, которые сопровождали Артёма, погибли. Восемь человек.

Великий князь сдвинул брови. Что-что, а корчить злобные гримасы, от которых у людей кровь стыла в жилах, он умел.

– Как так, сбежал? Что значит? – грозно проговорил князь. – Объясни, как это могло случиться?

– Ему помогли. Кто, пока не знаем. Но есть версии…

– Почему так мало людей отправил? Почему упустил? Найди его. Найди и доставь сукина сына ко мне. Я лично ему бошку проломлю. Кто ему помог?

– Выясняем, Василий Степанович. Мы обязательно его найдём.

– Ладно, работай, – буркнул князь.

На этом разговор закончился. В дверь постучался слуга, принёсший еду. Тимофей перебрался за круглый столик для трапез. Дела делами, а завтрак пропускать нельзя. Завтрак – это святое.

* * *

Солнце медленно закатывалось за горизонт, одаривая мир прощальными лучами. Мы с Борисом и Марией сидели на кухне небольшого подмосковного коттеджа, куда меня привезли сегодня утром. Ели пиццу, от которой ломился холодильник. Мне советовали сильно не налегать с голодовки, но я не послушался и уже набил себе брюхо.

Проснулся я недавно. Спал всю дорогу, а потом, как приехали – до самого вечера. Когда продрал глаза, в первые секунды даже не понял, где нахожусь, да и сейчас всё, что произошло за последние три дня, казалось дурацким затянувшимся сном. До сих пор чувствовал себя разбитым и вялым, но хотя бы голова не болела.

Встав с кровати, первым делом принял душ и оделся в чистую одежду: спортивные штаны и футболку, которые нашлись в комнате. Мой костюм оказался прошит пулями и был заляпан кровью – теперь его только выбросить осталось.

Мария и Борис ждали меня за столом на первом этаже. Во время ужина говорила в основном Мария, и изредка Борис вставлял словечко-другое. Я только вопросы задавал.

Кажется, жизнь опять пошла под откос. Первый раз это случилось, когда меня отправили на войну, второй – сейчас. И каждый раз была виновата моя чёртова семейка: тогда – отец, пожелавший избавиться от неугодного отпрыска, теперь – злобная тётка, вступившая в сговор с Борецкими. Но больше всего я переживал о двух вещах: не случилось ли чего плохого с Ирой и смогу ли я забрать причитающееся мне наследство.

– В семью тебе лучше пока не возвращаться, – доев кусок пиццы, Мария вытерла бумажной салфеткой рот и свои тонкие пальцы. – Твоя двоюродная тётка сговорилась с Борецкими. Она считает, что ты работаешь на УВР и причастен к аресту семьи.

– Это я уже понял, – я задумчиво крутил кружку с чаем, стоящую на столе. Чай был ещё горячий, и я ждал, пока остынет. – А кто надоумил её? Борецкие?

– Не знаю, – пожала плечами Мария. – Может, сама надумала, и так совпало, что у службы безопасности Востряковых и Борецких оказались одинаковые планы на твоё будущее.

Я невесело хмыкнул:

– Вот сволочи! Я их всех зарежу. И князя, и тётку, и всех остальных, кто меня решил со свету сжить. А если они ещё и с Ирой что-то сделали…

– Чтобы закончить свою жизнь в тюрьме или под смертельной инъекцией?

– Да плевать. Уеду куда-нибудь.

– С Ирой всё в порядке, – вмешался Борис. – Её допросили и отправили в квартиру Тарасовых. Думаю, сейчас ей ничего не угрожает.

– А как же Борецкие? – спросил я. – Что, если они попытаются достать меня через неё?

– Подъезд под наблюдением. Если что-то случится, наши люди в Новгороде узнают первыми, – заверил Борис.

Я тяжело вздохнул. Хорошего мало. Сомневался я, что ГСБ сможет что-то сделать, если Ире будет угрожать опасность. Точнее, сомневался, что они вообще станут что-либо делать. Зачем она им? Им нужен я.

– Можно перевезти её сюда? – спросил я.

– Тебе решать, – ответила Мария. – Устроишься тут, в Москве, перевезёшь девчонку. Дом этот служебный, так что долго гостить здесь не получится.

– Да, конечно… А как же документы, вещи, деньги? У меня там всё осталось. А чтобы новые сделать, надо опять ехать в Новгород. И как быть?

– Есть в семье те, кому ты доверяешь? Попроси привезти.

Я почесал затылок. Хороший вопрос! Действительно, а мог ли я кому-то доверять из родни? Можно связаться с мамой или Костей, но вряд ли от них будет толк. Единственным человеком, который в состоянии чем-то посодействовать, являлся Дмитрий Прокофьевич. Он хорошо разбирался в семейных делах и помогал мне при дележе наследства, разъясняя некоторые вопросы. Но будет ли он сейчас мне помогать? На чьей он стороне?

– Возможно, – произнёс я. – Надо проверить одного человека.

– Только здесь – никаких встреч, – предупредил Борис. – Об этом месте никто не должен знать.

– Понятное дело. Придумаю что-нибудь.

– И неплохо было бы найти источник дохода, – напомнила Мария.

– У меня есть наследство.

– Думаешь, тебе позволят им распоряжаться? А если выгонят из рода, так и вообще ничего не получишь.

– Что значит, выгонят? – возмутился я. – Ну уж нет. Пусть только попробуют. Своё я заберу. Как меня вообще могут выгнать?

– Да запросто, – произнесла Мария таким беспечным тоном, словно речь шла о том, чтобы пиццу заказать, а не о моей судьбе. – Но семейные вопросы сам решай. Моё же предложение остаётся прежним. Ты всегда можешь поступить в школу госбезопасности. Туда тебя возьмут в любом случае, и неважно, останешься ли в своём роду или нет. А вот с академией могут возникнуть трудности: во многие простолюдинов не берут, да и учиться там недёшево. Мы бы тоже не хотели, чтобы тебя исключали из семьи, но до того, как Николай и Геннадий выйдут на свободу, лучше даже не мечтать вернуться в Новгород.

– А они вообще выйдут? Или – всё, с концами?

– Мы делаем всё возможное, чтобы их вытащить.

– И что же вы делаете? – скептически взглянул я на Марию. Фраза её походила на отговорку.

– Всё возможное, – повторила она.

«Ну да, ну да, делают они», – подумал я, но промолчал. На душе стало пасмурно. Сказанное Марией не радовало. Ситуация была паршивая, а виноваты во всём мои родственники и великий князь. Ну я им покажу где раки зимуют! Когда-нибудь потом. А пока…

– Я в полной жопе, – изрёк я с тяжёлым вздохом.

– Выше нос, – улыбнулась Мария. – Ты остался жив, а мог бы сидеть в пыточном кресле с менее радостными перспективами. В тайном приказе гуманизмом не страдают. Не торопи события, всё наладится. Лучше подумай о том, как сейчас устроить свою жизнь.

– Работать на вас я пока не хочу. Потом – может быть. Но сейчас у меня другие планы.

– А какие у тебя варианты? Если пойдёшь в нашу школу, там будет стипендия, плюс неплохая возможность устроиться на службу в престижную государственную организацию. А иначе что? В чьей-нибудь чужой дружине ишачить за копейки?

– Придумаю что-нибудь, – нахмурился я.

Мария обрисовывала довольно безрадостную картину, но мне почему-то казалось, что найдутся варианты получше, если хорошо поискать. Просто она хочет загнать меня служить в ГСБ, вот и говорит так. А с другой стороны, куда мне идти? Образования нет, знаний нет, а навык только один – командовать пехотным отделением. Стоп, а что если… Эта мысль вначале показалась бредовой, и я чуть было не рассмеялся сам над собой.

– Слышал, в спецотряде платят получше, чем в дружине, – сказал я.

Мария задумалась:

– Да, там неплохое жалование, – кивнула она. – У сержанта, если мне не изменяет память, около трёхсот в месяц выходит. Кстати, в эту субботу мой троюродный брат в Москве будет, он служит в спецотряде капитаном. Если хочешь, встреться с ним, расспроси подробнее, что да как.

Это совпадение мне показалось чуть ли ни знаком свыше.

Конечно, я не хотел воевать. Ещё месяц назад я бы послал на три буквы любого с таким предложением. Но после общения с Марией в ночь ареста семьи и разговора с Лёхой идея эта казалась уже не такой бредовой. Да и финансовый вопрос стоял ребром. Конечно, эти копейки не покроют моих расходов, но в спецотряде служить однозначно выгоднее, чем в дружине или бездельничать. А если я останусь без наследства, то деньги понадобятся позарез. Вот отслужу полгода, глядишь, миллиончик скоплю – копейки, конечно, но хоть не с голой жопой, как сейчас.

Со слов Марии выходило, что спецотряд – не та армия, которую я знал прежде. Окопы не копают, сортиры не драят. Чем вообще там занимаются целыми днями – хрен их знает. А если отправят воевать, тоже не так всё плохо: с тем количеством энергии, которое я имел, убить или ранить меня совсем непросто. В этом уже была возможность убедиться в нескольких драках.

Эх, не о том я мечтал, ну да что поделать. Сам же рассуждал, что надо энергетиков отправлять на войну, чтобы побыстрее её закончить. Вот придётся с себя начать.

– Да я только «за», – ответил я, – поболтать-то всегда можно.

На следующий день мне всё же удалось связаться со своими. Списался по почте с Дмитрием Прокофьевичем, тот обещал доставить мои вещи и документы. Договорились встретиться в пятницу в Химках в центральном парке.

В назначенное время я был на месте. Меня привезли двое сотрудников, которые торчали в коттедже, охраняя мою жизнь. А вот Марии и Бориса с того вечера я больше не видел. Лишь вчера Мария позвонила, сообщила о месте и времени встречи с её троюродным братом. Больше она о себе не напоминала.

Сотрудники, которые меня привезли, сказали, что будут за мной наблюдать, и если что, вмешаются. Я посчитал это разумным, хоть и излишним. Два человека в серьёзной заварушке погоды не сделают. Сам быстрее отобьюсь.

В парке возле кафе на берегу пруда находились лавочки. Там-то и было условленное место встречи. Когда я прибыл туда, Дмитрий Прокофьевич уже ждал меня. Вот только он пришёл не один, с ним явился какой-то парень – коренастый и немного полноватый. Издалека я его не узнал, а когда приблизился, понял, что это – сын дяди Гены и мой двоюродный брат Валера. Познакомился я с ним на ужине в честь моего принятия в семью, но с тех пор мы не виделись.

Вот только его я не приглашал. Появление Валеры насторожило меня. Я стал оглядываться по сторонам: не прислал ли род целую армию, которая сидит по кустам и ждёт подходящего момента, чтобы схватить меня.

Не обнаружив ничего подозрительного, я направился к Дмитрию Прокофьевичу и Валере.

Глава 4

Наученный горьким опытом, во время приветствия я внимательно смотрел на руки Дмитрия Прокофьевича и Валеры. У Валеры вторая рука была на виду, а секретарь держал чемодан. И всё же я боялся. Оказаться под воздействием нейтрализатора значило стать полностью беззащитным, и я не собирался позволить своим противникам повторить этот фокус.

Мы заказали в кафе по чашке кофе и уселись за столиком возле воды, от которой нас отделяло стеклянное заграждение с металлическими перилами.

Валера внешне походил на своего отца: такой же плотный и коренастый и даже галстуки, как и дядя Гена, надевал редко. Сейчас на нём были бордовая рубашка, бежевый пиджак и чёрные брюки. Я видел Валеру только один раз и не знал, что он за человек и что от него ожидать.

Секретаря знал лучше. Это был высокий мужчина пятидесяти двух лет, он носил причёску с пробором и очки. Дмитрий Прокофьевич происходил из семьи боевого дружинника и сам тоже имел титул дружинника рода, но в основном занимался административными делами. Он всегда вёл себя учтиво, и в то же время я чувствовал с его стороны покровительственное отношение ко всем отпрыскам Эдуарда Михайловича. Дмитрий Прокофьевич как будто считал своим долгом позаботиться о нас.

– Кажется, встреча была назначена только с вами, Дмитрий Прокофьевич, – заявил я.

– Благодаря Валерию Геннадьевичу я смог вернуть ваши вещи и документы, – произнёс секретарь сдержанно.

– Не доверяешь? – Валера слегка скривил рот. – Ну это понятно. Вот только мне надо поболтать с тобой, так что не обессудь.

– Ладно, – согласился я. – О чём хотел поговорить?

– Меня не устраивает то, что происходит у нас в семье. Кажется, тебя тоже?

– Мягко говоря, да.

– Значит, нам есть, что обсудить.

– Получается, есть, – я открыл чемодан, который мне передал Дмитрий Прокофьевич и проверил вещи. Всё было на месте: одежда, в том числе второй костюм, пошитый на заказ, смарт, портативник, документы и банковская карточка. – Счета мои открыты? – спросил я у секретаря.

– Разумеется, закрыть ваши счета и аннулировать сим-карту никто не имеет права без вашего личного разрешения.

Я кивнул, закрыл чемодан и поставил на пол. Со своими вещами на руках стало спокойнее. И пусть деньги на счету до момента получения мной наследства фактически принадлежат роду, было, по крайней мере, на что снять жильё и купить самое необходимое.

– Я могу рассчитывать на вас, Дмитрий Прокофьевич? – спросил я. – Мне нужен тот, кто будет представлять мои интересы во время раздела наследства. Разумеется, я заплачу за ваши услуги.

– А вот с наследством могут возникнуть проблемы, – ответил вместо секретаря Валера. – Тебя хотят изгнать из рода.

– Почему-то я предполагал такой исход… – хмыкнул я. – И когда?

– Данный вопрос обсуждается, – сказал Дмитрий Прокофьевич. – К сожалению, подробностей не знаю. Этим занимается совет, и меня в курс дела не ставят.

– Тоже ничего не знаю, – добавил Валера. – Мне сообщили об этом, когда я твои вещи забирал. От всех неугодных избавляются. Отца подвинули, Колю подвинули, с тобой тоже видишь, как обошлись.

– Если меня изгонят, то я лишусь всего наследства? – спросил я.

– Вы полностью лишитесь акций родовых компаний, – ответил Дмитрий Прокофьевич. – Долю личного имущества Эдуарда Михайловича вы унаследуете в любом случае.

– Что ж, значит, не всё так плохо.

– Есть небольшая проблема. Если вы выйдете из семьи, родовая кредитная организация поднимет ставку по вашему займу с двух с половиной процентов до семи целых восьми десятых процентов, как стороннему лицу. В этом случае ваших активов не хватит, чтобы покрыть расходы.

А вот это уже паршиво. Даже остаться без всего лучше, чем обрасти долгами, которые не можешь выплатить. Теперь моё участие в проекте Белозёрских под большим вопросом. Триста пятьдесят миллионов просто неоткуда взять. Остаётся лишь «Стармаш» и некоторые зарубежные активы. Но за долги их изымут, и я в любом случае останусь с пустыми руками. И это при хорошем раскладе.

– На каком основании меня хотят изгнать? – спросил я.

– В уставе есть такой пункт, как «неподобающее поведение, порочащее честь и достоинство рода», – объяснил Дмитрий Прокофьевич. – Скорее всего, апеллировать будут именно к нему.

– А конкретнее? Когда именно я себя вёл неподобающе? Я же могу оспорить заключение в более высоких инстанциях?

– Род считает, что ты сотрудничаешь с УВР, – сказал Валера, – а формальный повод придумают. У нас Афанасий Павлович – голова, юрист с большим стажем. Он сочинит такое, что и не отвертишься. А мне, честно говоря, тоже интересен вопрос: можно ли тебе доверять?

Я пожал плечами:

– А я этого и не требую. Если род меня пошлёт, то и вы мне на хер не сдались.

– Да погоди, не пори горячку. Ещё ничего не решено, и я постараюсь помочь. Только мне надо знать, на кого ты работаешь.

– Ни на кого.

– Что-то не верится, что ты в одиночку сбежал из-под стражи и самостоятельно добрался до Москвы. Тебе кто-то помогает. Я и Дмитрий Прокофьевич очень хотим выручить тебя, но мы должны быть уверены, что ты не подставишь семью. Твоё отсутствие во время облавы выглядело весьма подозрительно. Теперь – побег. Что нам думать?

Я снова пожал плечами:

– Да что хотите.

– Тебе не нужны друзья? Они лишними не бывают. Хотя если ты нашёл новых, предав всех нас, то я сам с радостью изгнал бы тебя из семьи.

Я задумался: стоит ли сказать про ГСБ или нет? Хотелось развеять опасения родни по поводу моего сотрудничества с УВР. К тому же в данный момент мне ничего не угрожало. Это когда я сидел в подвале с нейтрализаторами на руке и ноге, стоило держать язык за зубами, дабы не прибили, а сейчас тронуть меня никто не посмеет. Зато был шанс, что кто-то из родни поможет, и я не потеряю наследство.

– Я не работаю ни на кого, – ответил я, – но мне помогают – в этом ты прав. ГСБ пытается завербовать меня. Я пока не дал согласия. Если соглашусь, поступлю в их школу, и секрета в этом никакого не будет. А если нет – то нет.

– Вот как, значит, ГСБ… – проговорил Валера с осуждением в голосе. – Почему сразу не сказал?

– Чтобы меня убили? Род, кажется, плохо относится к государственным организациям. И да, именно агенты ГСБ оберегли меня во время облавы. Предупредить не успел, простите. Мне самому сказали слишком поздно.

Валера нахмурился. Взгляд его отражал активную мыслительную деятельности. Похоже, он думал, можно ли верить моим словам и стоит ли дальше вести разговор.

– Нельзя было скрывать такие вещи от семьи, – произнёс, наконец, Валера. – Род должен знать, с кем ты сотрудничаешь.

– Вот когда буду сотрудничать, тогда все узнают, – ответил я. – Это мне помогают. Мне. Я ни у кого ничего не просил.

– Бежать тоже они помогли?

– Разумеется. Их люди перебили охрану Борецких и вытащили меня.

Тут я приврал, рассудив, что родне ни к чему знать об агентах под прикрытием в тайном приказе.

– Какие цели преследует ГСБ? – спросил Дмитрий Прокофьевич. Лицо его тоже стало до предела серьёзным.

– Затащить меня в свою организацию. Им нужны сильные энергетики. В остальные планы меня не посвящают.

– Что ж, я понял твою позицию, – произнёс Валера, поднимаясь. – Рад был пообщаться. Если у нас появятся новости, Дмитрий Проковьевич или я свяжемся с тобой.

Мы распрощались, и Валера с секретарём ушли, оставив меня в раздумьях и неопределённости. Возможно, я зря им сообщил про ГСБ, хотя какая теперь разница? Лучше пусть знают правду, чем строят догадки, приписывая мне сотрудничество с внешней разведкой. Поверят или нет – другой вопрос. Но это от меня уже не зависело.

По прибытии домой первое, что сделали агенты – отобрали у меня все электронные устройства. Ну как отобрали… настоятельно попросили провести проверку. Пришёл человек и стал копаться в них. Как и ожидалось, и на смарте, и на портативнике обнаружились шпионские программы, которые заботливо поставила СБ Востряковых. После их удаления я получил устройства обратно. Теперь придётся гадать, не установили ли мне то же самое мои новые «друзья».

Затем, оставшись, наконец, один, я позвонил Ире и обрадовал её тем, что со мной всё в порядке. Когда я пропал, Ира сильно переживала, но ещё больше испугалась, когда её стали допрашивать. К счастью, отделалась она только испугом. Её не пытали и не держали в подвале. Она сразу выложила всё, что знала про мою поездку в Старую Руссу и про поиски информации об обитателях серых земель, после чего от неё отстали и отправили домой. Всё это время Ира думала, что я погиб.

Пришлось позвонить и Веронике, от которой было много пропущенных вызовов.

– Ну ты где пропадаешь-то? – спросила она. – Почему не пришёл в воскресенье? Что-то случилось? Ты как будто сквозь землю провалился. Я подумала, ты меня бросил.

Я аж рассмеялся столь наивной догадке.

– Меня чуть не убили, – сказал я, – а ты спрашиваешь, почему не пришёл на ужин?

– Кто?!

– Догадайся. Дед твой. Теперь мне обратно в Новгород путь закрыт. Придётся в Москве торчать. Только сегодня получил назад свой смарт и первым делом позвонил тебе.

– Погоди… Ты в Москве? Где?

– А вот это пока секрет. Моя жизнь в опасности, так что извини.

– Блииин… – протянула Вероника обиженным тоном. – Вот же дед – сволочь! Ну почему постоянно так получается? И когда вернёшься?

– Кто бы знал, – вздохнул я, – кто бы знал…

* * *

С капитаном Матвеем Оболенским мы встретились в одном из ресторанов в центре Москвы. Туда я тоже отправился в сопровождении двух агентов. Пока ехали, всю дорогу таращился по сторонам, разглядывая город, в котором ещё ни разу не был.

Москва поражала воображение. Конечно, Новгород – тоже миллионник и там тоже хватало небоскрёбов и высотных жилых зданий. Но здесь этого добра оказалось в разы больше, проспекты были шире и оживлённее, а в дорожных развязках так и вообще с непривычки запутаться можно.

Агент, что сидел рядом с водителем, постоянно болтал о каких-то пустяках. Похоже, он задался целью поведать мне о том, сколько всего интересного в Москве.

– У вас в Новгороде метро хоть есть? – спросил он.

– А как же! Есть. Две ветки. Правда, я на нём пару раз в жизни ездил, – ответил я.

– Две ветки? И куда это годится? Это не метро, а недоразумение какое-то. Вот у нас – да! У нас двенадцать веток и два кольца. Народу только полно в час пик.

– Тут везде народу полно, – буркнул водитель. – В пробках по три часа люди стоят.

– Это да, – согласился второй. – Многим не нравится, что пробки. Но едут же люди. Все к нам едут.

Я в это время рассматривал группу стеклянных башен, что проплывала мимо нас. За ними торчали высотные многоквартирные дома, а точнее, универсальные жилые комплексы, в которых находились и магазины, и офисы, и квартиры, и парковые зоны. Они походили на тот, в котором я жил, но выглядели значительно массивнее. Особенно огромными они ощущались вблизи, когда мы проезжали мимо одного из таких строений

Неуютно было среди бесконечных высоток, подпирающих небо над Москвой. Я подумал, что не очень хочу тут жить.

В исторической части города высоток оказалось меньше, тут преобладала монументальная архитектура конца девятнадцатого, начала двадцатого столетий. Ресторан, где я должен был встретиться с капитаном, располагался в одном из таких старинных зданий на втором этаже. Интерьер тоже оказался стилизован под старину, что создало особую атмосферу.

Когда я прибыл, капитан Оболенский уже ждал меня за столиком.

Он был худощав, невысокого роста и неопределённого возраста, его светлые волосы были зачёсаны назад и блестели от лака, а кожа имела ровный загар. Капитан встал и, вежливо улыбаясь, протянул мне руку. Поздоровался. В его манере общаться, в осанке и жестах сквозила светская утончённость высокородного человека. Капитан Оболенский очень сильно отличался от офицеров, которых я знал раньше.

А вот лицом он был не очень приятен: его близко посаженные глаза смотрели на меня холодным пустым взглядом, а тонкие губы, казалось, постоянно ухмылялись. Производил капитан впечатление человека циничного, хладнокровного и, возможно, жестокого. Но при этом был он ну очень уж вежливым и обходительным.

Его тёмно-зелёная форма состояла из брюк со стрелками и кителя с высоким воротником. На поясе висела шашка, с другой стороны находился пистолет в кобуре. На воротнике чернели петлицы с серебристым черепом, пронзённым молнией – эмблема спецотряда или особой дружины, как иногда называли это подразделение.

Капитан Оболенский долго любезничал, поинтересовался моими делами и тем, где я служил, посочувствовал моему вынужденному отъезду из семьи. Он уже знал и про наш конфликт с великим князем новгородским и про то, как ГСБ вытащило меня из лап тайного приказа. Ему было известно и о моей силе. Сам он тоже оказался сильным энергетиком и имел четвёртый ранг.

– Однажды всем нам приходится задумываться о выборе жизненного пути, – произнёс капитан. – Чем раньше это произойдёт, тем лучше. Обычно род решает, где будет служить отпрыск, но вам придётся выбирать самостоятельно, куда приложить ваши недюжинные способности.

– Вы, вероятно, тоже самостоятельно выбрали свой путь? – спросил я.

– Вы абсолютно правы. Мне позволили решать самому. В моей семье приветствуется государственная служба. После академии я отправился в спецотряд, чтобы попробовать свои силы на военном поприще. Долго оставаться не планировал, но в процессе понял, что это – моё. С тех пор уже десять лет как я в особой дружине и считаю, что занятие это достойно любого молодого человека знатных кровей. Такой опыт полезен каждому – это моё глубокое убеждение. К сожалению, есть семьи, которые не разрешают своим отпрыскам идти на государственную, в том числе военную службу. Что ж, Бог им судья, как говорится.